Осс Наталия. Антиглянец

   Девица ушла.
   – Алена, это супер, супер! Только быстрее давай, моментально! Ребята, по местам!
   Вокруг нас тут же засуетились люди с кисточками, микрофонами, проводами…
   – На чем мы остановились? Так, давай про эту фигню, про мечту… Работаем!
   – Алена, так что надо делать, чтобы мечта осуществилась?
   – Просто делать.
   Это было даже круче, чем в первый раз. Я сидела в кресле, кожа которого еще дымилась, обожженная прикосновением звезды. Вот она, моя слава, возведенная в миллиардную степень благословением кумира. Я вписывала золотые страницы уже не в свою историю, а в историю Голливуда, целого мира, где правит сияющий гламурный дядюшка Оскар.
   – Надо просто делать, верить в себя. И чтобы чуть-чуть повезло. Подпрыгнуть и ухватить судьбу за хвост, – я уже не понимала, что говорю. У меня кружилась голова. Отворились райские врата, Bill стоял на пороге и приглашал нас в гости. Я думала, что это невозможно, что так не бывает, но, оказывается, в этом мире возможно все, правда, не для всех…
   – Ты думаешь, у всех это получится? Осуществить мечту?
   – Все могут попробовать. Когда формулируешь цель, появляется не гарантия, но возможность.
   Точно, я же тогда это сформулировала в Каннах, что готова стать листиком, жвачкой, прилипшей к золотым подковам звезды.
   – У тебя какая цель? – спросила Настя. Я задумалась. И правда, какая – журнал, работа, слава, деньги? Все это было ерундой, для цели не годилось.
   – Это не цель, а то, что надо людям всем. И негодяев стало бы меньше. Как сказал один из гостей твоей программы… – передо мной в горячем студийном тумане плыл сияющий Оскар, – …любовь.
   – Я смотрю, он тебе понравился, наш голливудский гость!
   Черт, я, кажется, краснела…
   – Признавайся, ты тоже считаешь, что он бог?
   Какой неприличный вопрос под камеру. И зачем, это же не имеет отношения к теме…
   – А кто еще так считает?
   – Я! Говорю честно, интервью с ним – вершина моей карьеры!
   – Он звезда. Герой. Идеальный мужчина. Я работаю в глянцевом журнале, и мы говорим об идеалах…
   – Да или нет?! Ты не ответила. Тебе нравится Bill?!
   – Очень!
   Мы закончили.
   Что это было? Как этот человек так газирует воздух? Я выпила всего бокал, но, по-моему, давно была пьяна.
   – Да, хорошо. Вы встретите? – Настя говорила по телефону, одновременно выпутываясь из своего красного эфирного платья. – «Арарат Парк Хаятт», в 12 часов! – шепнула она мне и продолжила диалог с трубкой: – Я все поняла. Нет, не надо, у нас машина. Да, мы уже едем.
   – А что, вечеринка уже началась? – спросила я.
   – Не волнуйся, без нас не начнут! – засмеялась Ведерникова.
   То есть это значит?.. Я, кажется, начинала трезветь.
   – Ты что, ты поедешь? Это же… – но Настя меня не слушала, носилась по комнате, сдергивала с вешалок одежду. Я закурила, пытаясь прийти в равновесие.
   Соблазн или шанс? Ясно, что он и не вспомнит никогда… Трахаться со звездой, с идеальной моделью. Об этом мне еще никогда не приходилось думать. Я вдруг вспомнила своего массажиста. То был массаж тела, а это разминка для души, получается? Доза полезного ультрафиолета, необходимая для здоровья. Трахаться со звездой – прививка от прошлых, нынешних и будущих разочарований. Если какой-то Канторович после этого… Сейчас он звонит, а потом не будет звонить. Но он меня уже не достанет, не уколет меня своими комплексами… Я спала со звездой, с кумиром, с богом, какой «на фиг» после этого Канторович? Кто теперь посмеет сказать, что я нехороша?!
   – Не важно, Ален, даже если у тебя кто-то есть. Это не измена, – говорила Настя. – Это как выстрел в воздух. Судьба приз выдает нам, девочкам, за то, что мы с тобой так долго мучаемся. – Удивительно, она думала о том же самом. – После этого, представь, если кто-то тебя пошлет? И кто – какой-нибудь убогий русский нефтяник?!
   Пожалуй… Но получается, я вкачу себе противоядие от болезни, которая еще не наступила. Если с Сашей ничего не получится, то пригодится звезда. А что может получиться из такого начала? Значит, я не доверяю ни самой себе, ни судьбе, ни ему… Трахаться со звездой – то есть быть неудачницей, настолько неуверенной в себе, что требуется подстелить соломку… Вот-вот, подстелить… Подстилка. Приедут две русские шлюхи. Две… И припадут к адским копытцам Голливудца.
   Когда я это последний раз слышала? Да в Париже! Жаклин спрашивала меня, как я отношусь к групповому сексу. И я смутилась. Это было девять месяцев назад. Я с ума сошла, просто свихнулась, дура, жертва гламура! Две шлюхи, две… Да что со мной происходит?!
   – Алена, поверь мне, это лучшее, что может быть – коллекционировать мужиков. – Она натягивала чулки, не стесняясь меня. Я увидела аккуратную работу ее эпиляторши… И окончательно пришла в себя.
   – Я бы хотела одна, конечно. Но я не могу тебя просить, чтобы ты отказалась.
   – Можешь, – сказала я. – Я не поеду! И не хочу, чтобы ты ехала!
   – Правда?! Алена!!! – она закружилась вокруг меня. – Слушай, довезешь меня тогда? Я отказалась от их машины, и со своим водителем не хочу. А сама теперь боюсь садиться за руль. Пожалуйста, Аленка, тебе все равно в ту сторону… Ты же сестричка, ты не скажешь никому. Мы, девки, должны друг другу помогать!
   Мне было ближе по третьему кольцу, но, в принципе, я могла проехать через центр.
   – Ладно, довезу.
   – Я тебя люблю! – чмокнула меня Настя, когда мы подъехали к Охотному Ряду. – Слушай, Ален, тебе нужно машинку другую подобрать. Хочешь, вместе поездим, посмотрим? – и она побежала.
   Надеюсь, я сделала правильный выбор. Канторович не заставит меня пожалеть!
   Телефон ползал по подушке и ткнулся мне в нос. Я открыла глаз. Он, он!!
   – Привет, Аленка, я тебя разбудил?
   – Нет… – я постаралась придать голосу бодрость, стыдно спать, когда олигархи давно в поле.
   – Слышу, разбудил. Ладно, давай спи.
   – Нет-нет. Ты говори. Я не сплю давно.
   Хорошо, что я еще не проснулась, еще не успела разволноваться. Я медленно выплывала на свет, мягкая, расслабленная…
   – Ну что там у тебя нового?
   – Ничего, все хорошо.
   – Что конкретно хорошо? Что делала без меня? Вчера, например?
   – Вчера… Вчера в передаче снималась с голливудской звездой, вот.
   – Как там у тебя все изящно-то.
   – А как там в Африке слоны? Ведут себя хорошо?
   – Идеально! Трубят победу. Поздравь меня, Алена, я всех продал и всех купил!
   – Ур-рраа… – мурлыкнула я.
   – Только тс-сс… молчи. Аленка, я завтра возвращаюсь, днем пресс-конференция, вечером мы встречаемся.
   – Завтра?! – Боже мой, завтра! Я села на кровати и открыла, наконец, глаза.
   – Привезти тебе обезьяну?
   – Обезьян не люблю. Хочу слона!
   – Слона тяжеловато. Леопарда бы, он тебе подходит. Аленка, слышишь, я соскучился…
   – Да, и я…
   – Клади первая.
   – Пока… – Я поцеловала трубку.
   Работать я не могла. Меня трясло. Каждый час набирала собственный номер, чтобы проверить – работает или нет. Все работало. Курила. Снова набирала. Он не звонил. Новость выкатилась в 15.03.

   «Интер-Инвест» завоевал лидирующие позиции на рынке драгметаллов. Крупнейший контракт между российской компанией «ЗолотоПлюс» и южноафриканской GoldenPlaces подписан вчера в Йоханнесбурге».

   Значит, пресс-конференция закончилась. Что у меня с лицом? Ужасно сегодня выгляжу… Залезла в шкаф с косметикой, перебирала пузырьки и тюбики, выронила коробку с помадами на пол.
   – Я соберу! – редактор отдела красоты Аллочка присела рядом со мной.
   – Не надо, я сама! – У меня сеанс трудотерапии, так лечат умалишенных и влюбленных.
   Телефон! Я прыгнула на него, впилась красными когтями, как кошка впивается в бумажный бантик, который все время пытается ускользнуть.
   На этот раз ты попался!
   – Алена, это я! Уже еду в твою сторону…
   – Как? Куда?!
   – В редакцию. А что, ты не готова?
   В редакцию… Только не это! Аня здесь, Марина… Я знала, что мне надо держать свое сокровище подальше от хищных бабских когтей.
   – Давай на полпути встретимся.
   – Как скажешь, – кажется, он удивился. – Сейчас, подожди… – я слышала голоса в трубке. – Вот тут, говорят, ресторан на проспекте Мира ближайший к тебе. «Таки… Маки», в общем, японская кухня. Я не был, но, говорят, ничего. Буду там через сорок минут.
   Японских ресторанов было два. Возле первого были припаркованы «Мазды» и «Опели», возле второго стояли «Порш», новый BMW X5 и пара «Лексусов». Хороший город Москва – сразу ясно, куда идти. В Европе читаешь цены в уличном меню, здесь – просто смотришь на парковку.
   Ряженый самурай открыл передо мной огромные черные двери.
   Спина, плечи, вытянуть шею, голову держать прямо – я волновалась больше, чем на Каннской лестнице.
   Он сидел за деревянной ширмой, в самом дальнем углу.
   – Алена… – Господи, какой загорелый! Он встал, взмахнул крыльями пиджака, я покачнулась и прижалась щекой к белому полотну рубашки.
   – Как я соскучился… – шепнул он, как всегда, доверяя свои тайны моим волосам, но не уху.
   Мы медленно разлепились.
   – Я тут кое-что заказал уже, но, может быть, ты чего-то другого хочешь?
   Чего еще мне хотеть? Он говорил, смеялся, рассказывал про схему, которую они придумали с Волковым, чтобы обойти канадцев, наливал мне чай, вылавливал из деревянной ладьи островочки суши.
   – Я в следующий раз тебя с собой возьму. Тебе обязательно надо в Африку. Знаешь, там пингвины…
   Есть не хотелось, я слушала и смотрела на него. На то, как он ест, как говорит, как ходит его кадык, натягивая загорелую кожу шеи, на длинные пальцы, умело дирижировавшие палочками. Что мне еще надо? Только понять – это надолго? Или навсегда? Но спрашивать об этом нельзя, нельзя. У меня был еще один вопрос – про Настю. Но я не могла, не смела его задавать. Какая разница, в конце концов, если он здесь и сейчас…
   Я подняла голову. Над столом навис официант.
   – Извините, я не хотел мешать, но тут вот… – он протянул мне газету. – Это вы?
   – Что такое?! – спросили мы с Сашей в один голос и одновременно схватились за бумажный край. Он перетянул. Начал читать. Посерел. Господи, да что там?! Он поднял глаза на меня. Я хорошо знала этот взгляд. Стальное дуло уперлось мне в лоб.
   – Это что, Алена? – Газета упала на стол и накрыла нашу лодку.
   Я взялась за листок.
   Газета называлась «СС». Большая, просто огромная фотография на первой полосе. Я и Голливудский гость. Я стояла вполоборота к объективу, и было видно, что рука Америки лежит на моей заднице. Ведерникова была отрезана, остался только край платья. Заголовок «Голливуд в гламуре». Подпись: «Алена Борисова, главный редактор журнала Gloss, неоднократно была замечена в обществе знаменитого киноактера во время его визита в Москву. После банкета по случаю открытия ММКФ, девушка отправилась в гостиницу „Арарат Парк Хаятт“, чтобы взять у звезды интервью. В роскошном президентском номере…» Многоточие. Проклятые бл…дские журналисты.
   – Можно ваш автограф? Для ресторана… – Я подняла голову. Проклятый официант все еще стоял здесь.
   – Уйди! – Канторович смахнул его в сторону.
   – Саша… это… – Я запнулась, я позорно краснела. Это было смертельно. Он молчал. Целился мне в голову. – Послушай, это не то, что ты подумал…
   – Да?! – бабахнуло прямо над ухом. – А что я подумал?!
   – Это неправда! Я не была там. Честно.
   – Серьезно? Придумали все коллеги твои, проклятые бл…дские журналюги?
   – Да… Ты же сам знаешь, как элементарно… это делается.
   – Да, элементарно, и фотографию смонтировать, и пририсовать руку этого мудака к твоей… Ладно, давай остановимся на этом, – он уже искал глазами официанта.
   Все, убита. Фотография, проклятая фотография! Так, секундочку… А не он ли любит сниматься в обнимку с Ведерниковой?
   – Послушай! – Я схватила его за руку, когда он уже замахнулся на официанта. – Ты помнишь, ты говорил, что не надо верить прессе? Что это для тиражей истории придумываются… Я тебе поверила, помнишь? Хотя ты до сих пор ничего не объяснил мне про Ведерникову. Почему ты жил с ней… ну тогда, в Каннах. Я спросила, а ты промолчал. Точно такая же ситуация, но мне ты почему-то не веришь!
   Пауза.
   – И ты думаешь, что сейчас лучший момент предъявлять мне претензии?
   Он говорил тем же тоном. Никто не заметил бы перемены, кроме меня. Но я знала, что победила!
   – Значит, точно не виновата… – Он прищурился, обыскивая мое лицо, проверяя, ища тень моего преступления. Но ее уже там не было. Усмехнулся. Уф-ф, все, слава богу!
   – Набрехали, значит, твои коллеги. Под-донки! – сказал он и воткнул с размаху палку в утлую лодчонку. Она пошатнулась, но устояла.
   Я рассмеялась. Нас было уже не остановить, мы хохотали вместе, над дурацкой зеркальной композицией, над официантом, над собой, требовали счет, грозили подать в суд, если его не принесут немедленно, прямо сейчас! Я тихонько сложила газету и пристроила ее между стульями.
   Когда мы вышли на гудящий и обветренный проспект, было уже темно.
   – Слушай, я хотел на дачу. Но… не доедем… Давай сейчас на набережную ко мне…
   Мы целовались на заднем сиденье. Его водитель не обернулся ни разу. Я тоже. Я знала, что моя машина едет за нами.
   Ворота, охрана, стремительный взлет из гаража наверх, на последний этаж. Сейчас я увижу, как он живет.
   – Здесь только одна квартира, – сказал он, нажимая кнопки на двери, которая преграждала выход из лифта. Мы вышли на площадку.
   Ух ты! Я стояла над Москвой, подо мной пульсировал город, кроваво-красные росинки огней дрожали в вечернем воздухе, река, Университет, ажурный гребень Крымского моста… Закружилась голова. Я отступила назад, уперлась макушкой в его подбородок, спряталась в его руках. Все-таки это слишком большой город.
   – Тебе уютно здесь жить?
   – Я редко здесь бываю. Я дачу больше люблю.
   Он развернул меня к себе.
   – Алена…
   Город остался за спиной, тянул к нам свои щупальца, но уже бессилен был нас достать.
   Стекло, хром, белый пол, потолок, комната, еще одна, коридор, налево дверь, белая кожаная мебель, кровать, мансардное окно на крыше, прохладная простынь, остывающая под кондиционером. А Луна уже прибавила в весе, нарастила себе бока… Я втянула живот.
   Туфли, пиджак, платье, его ремень, упавший на пол… Моя кожа, белее, чем этот белый цвет, на фоне его красно-коричневых обгоревших плеч. А в Африке же зима, где он успел так… Я стала пустотой, доверилась этому белому пространству, раскрылась навстречу. Каким тесным и теплым оно стало, и места хватает только на двоих… Как быстро оно заполняется, сжимается в точку, в темную глубину его зрачка… Алена, я… все… Я зажмурилась, я тоже хотела попасть на темную, потайную сторону Луны. Не успела. Мне досталась светлая, бледная…
   Мы еще долго лежали, не разбирая, не растаскивая надвое то, что было единым.
   – Ты не… да? Я обещаю, я сейчас…
   – Да ничего, мы же только начали…
   – Да еще и не начинали даже, – он осторожно приподнялся на локте, – воды принести? Или сок?
   – Все равно. Не надо, – мне не хотелось, чтобы он выпутывался, высвобождался из меня.
   – Я все-таки схожу.
   Что за привычка действовать, не сидеть ни одной минуты без дела! Интересно, а сколько сейчас времени? Я вспомнила про передачу. Надо бы посмотреть, Настя сказала, что эфир сегодня.
   – Который час?
   – Четверть первого. А что? Ты торопишься?
   – Нет, просто передача должна быть.
   – Да? Какая?
   – Настя у меня интервью брала, сказала, что сегодня по­кажут.
   – Да ты что! Срочно включаем, пошли, он в гостиной, я в спальне не держу ящик.
   Шел сюжет – я иду по редакции со стопкой бумаг, хмурю брови, просматриваю верстку… «Она сделала карьеру в глянце меньше чем за год, и журнал Gloss с ее приходом изменился кардинально. Рейтинги и тиражи, то, чем она занимается каждый день, сочетая деловую хватку и вкус к красоте…»
   – Смотри, как она тебя нахваливает! Вы подружились?
   – Почти.
   Пошла реклама.
   – Слушай, я хотел тебя спросить, это важно… Ты, вообще, готова медиабизнесом заниматься серьезно?
   – Ну да, я и занимаюсь. По мере сил. Только есть там проблемы…
   – Я представляю, что значит с Волковой работать. Я Аню знаю хорошо. Так тебе правда интересно работать или это временно? Мало ли, гламур, всякие штучки, бирюльки…
   – Считаешь, что я дура?
   – Нет. Потому и спрашиваю.
   – Интересно. Правда, если бы я могла еще и сама решать…
   – Все понял. У тебя когда день рождения – послезавтра?
   – Да, а что?
   Ух ты, он помнит! Я боялась об этом думать. Еще целый день и ночь. И не факт, что мы проведем их вместе. Но я хотела бы в день рождения проснуться и оказаться здесь, в теплой корзинке, под его защитой, свернувшись в мягкий новорожденный клубочек. Чтобы он, чтобы я…
   – Жаль, не успеем…
   – Что не успеем? Ну что, что?! – я замерла. Значит, будет мне подарок?
   – Не скажу все равно! Пока дело не завершено, не готов… Говорю только о завершенных делах. Давай, смотри!
   На экране появились Настя и я.
   – Хорошо смотришься. Очень телегенично, – он обнял меня, внимательно слушал, бродил рукой по моему плечу.
   …У кино бывает конец, а у гламура не будет конца…
   – А ты прямо идеолог. Мне нравится…
   …Не было бы гламура, не было бы промышленности, нефти…
   – Первый раз под камеру говорила?
   – Ну да.
   – Умница, – он чмокнул меня в нос.
   «…Ты тоже считаешь, что он бог? – А кто еще так считает?..» Господи, что это? Еще один сюжет. «Московский свет уже записал первую победу на личный счет Алены. Знаменитый голливудский актер выбрал ее из внушительного списка московских светских львиц». На экране нарезка из кадров, крошивших меня в мелкую лапшу – я смеюсь, я в обнимку с Голливудцем, его рука ползет вниз, он меня целует, я смущаюсь, Настя хохочет… Сашина рука больно сжала мое плечо. Студия. Настя наступает: «Да или нет? Он тебе нравится?» Господи, ну сделай что-нибудь!
   Но Бог был бессилен против телевидения. Я сказала: «Очень!»
   Саша выпустил меня, разжал пальцы… «Спасибо, я напоминаю, что сегодня мы говорили о гламуре с Аленой…» Он нажал кнопку, экран погас. Черная, зловещая, чудовищная пустота…
   Он встал и вышел. Наливает воду в чайник. Я пошла следом.
   – Саша, Сашенька… Я…
   – Не надо! Мы уже говорили про это, – он не повернулся, курил и смотрел в окно, на алчный, ненасытный город, только что всосавший в себя очередную жертву.
   – Говорили. Говорили, что не надо верить слухам… Настя… я не представляла, что она… Понимаешь, это она, поверь, я не…
   – Алена, хватит! – Он обернулся. Пусть наорет, пусть ударит. Мы стояли друг против друга, абсолютно голые, но это уже ничего не значило. Бронированная стена, толща льда между нами, которую теперь не растопить кипятком.
   – Мне не надо верить или не верить. Я все видел своими глазами.
   Он сказал это абсолютно спокойно, равнодушно.
   Я ушла в спальню, оделась, вышла и встала у дверей.
   – Кнопку красную сбоку нажми, – услышала я голос из кухни.
   Я проехала свой поворот и теперь неслась в сторону МКАД, под мостом там можно развернуться. Сейчас приеду домой… И что, что я там буду делать?! Пить, бросаться из окна? Что я вообще теперь буду делать?
   Я думала, что все получилось, поймала бога за бороду и теперь в миллиметре от… Все теперь разрушено. У меня ничего больше не осталось. Одна, одна, я так и буду теперь до конца жизни одна – без друзей, без цели, без работы… Почему без работы? Да к черту такую работу, которая убивает все, что мне дорого!
   Я упорно ползла по лестнице вверх, не замечая, как качусь вниз. Зацепилась за последнюю, за единственную ступеньку… Я поняла, что держало меня весь этот год среди чудовищных жерновов глянца – мне нужен был он. И все было ради него. Просто так я бы не выдержала… Этих подлых девок, чушь, которую я сочиняла, украшала, препарировала… В кого я превратилась? В чудовище. Мне некого было винить. Только себя. Я знала, кто такая Настя, с самого начала, с первой минуты знала! И если я позволила себе быть наивной, я и получила…
   Зато я была честной с читателями, ха… Я кроила для них глянец, но, как выяснилось, скроила его для себя. Я ослепла от блеска. Конечно, вся эта передача была чудовищной ложью, но смонтирована она была из правды, из того, что было на самом деле. Я ведь хотела, я собиралась поехать с Настей! На секунду, но я согласилась… Год назад мне бы не пришло такое в голову. Я играла в чужую игру и поэтому проиграла. Выигрывает в глянце тот, кто сам придумывает правила. Правила меняются на ходу, но одно остается неизменным – сегодня ты убьешь меня, а завтра кто-нибудь убьет тебя…
   Черт! Черт! Я опомнилась, проскочив пост ГАИ. Так, и где теперь разворачиваться? Господи, как я хочу, чтобы просто пожалели, погладили по голове… А родители на даче. На даче? Я нажала на педаль – поеду на дачу, к черту все!
   Я неслась больше ста, машине это не нравилось, она выла в ярости, да наплевать, на все наплевать! Я тоже в ярости, но никому до этого нет дела, и мне ни до кого нет дела. Я проскакивала на желтый, обгоняла фуры по встречной, слепила дальним светом. Я никогда так не ездила. Ну и что? Я много чего никогда раньше не делала. До дачи оставалось километров двадцать. Я увидела впереди кафе, на углу, где в шоссе вливается боковая дорога. Воды надо купить, я не пила ничего после ресторана, японская эта гадость соленая… Никогда бы раньше так не сделала – а вдруг там бандиты сидят, во втором часу ночи? Да наплевать! Затормозила, подняв пыль…
   – У вас есть вода без газа? – за стойкой спала дебелая девица лет тридцати с лишним. Моя ровесница, между прочим. В углу выпивали мужики.
   – Не-а, без газа закончилась. Хотите сок?
   – Какой?
   – Только апельсиновый остался.
   – Черт! Что же у вас ничего нет?!
   Я услышала глухой удар, звук сминаемого железа, обернулась. «Нексия», бедная Бурашка, распадалась на куски, разбрасывала предсмертные осколки… Я выскочила на улицу… Растерзанная машина стояла, развернувшись мордой в сторону Москвы. Впереди в тридцати метрах вертелась «девятка», бам, лопнуло колесо… Народ выбежал следом за мной, кричал. Чья машина, девушка, ваша?! Из «девятки» выпал человек. Побежал по дороге вперед, мужики его догнали, скрутили. Я подошла ближе. Он был смертельно пьян. Ссадина на лбу… Я заглянула в машину. Там, где рычаг передач, валялась открытая бутылка водки. Он ехал и пил. Водку, как воду. Он тоже ехал, не зная куда и зачем, не управляя самим собой, ничем в своей жизни.
   Круг замкнулся. Все, как тогда на Лазурном Берегу, только с поправкой на бюджет. Бурашка, не «Бентли»… Но тот же ужас и страх. Я достала из мертвого салона кофту – мне стало холодно, несмотря на жару. Вытащила сумку, набитую ледяными осколками стекла, нашла зеркало, заглянула… Королева ледяного гламура. Ледяная стерва. Я. Кошмар… Слава богу, что меня не было рядом, когда он убил мою Бурашку.
   Я села рядом с остывающим трупиком машины, прямо на землю, в пыль, и заплакала. Прошлое умерло, будущего у меня не было…
   Патрульная машина доставила меня на дачу в три часа утра.
   – Алена! – мама выбежала в лес. – Дочка, что случилось?!
   – Мама, мама! Я не знаю, что мне теперь делать… Что со мной вообще теперь будет…
   Ночью она гладила меня по голове, пока я не уснула, пока не провалилась в тупой болезненный душный рассвет.
   – Доченька, с днем рождения!
   Я открыла глаза.
   – Поздравляю тебя! – Мама стояла надо мной с розами. Срезала свои любимые цветы. А что, сегодня уже воскресенье?
   – Ты сутки спала. Уже лучше выглядишь, Аленушка, вот что значит выспалась. Папа скоро проснется, и мы тогда тебе подарок вручим.
   Больше мы ни о чем не говорили, я все сказала маме той ночью.
   Позавтракали. Я ушла загорать под яблони. Смотрела на облака. Когда мне было двадцать с лишним, время плыло медленной лебединой двойкой, теперь, когда в моей жизни обосновалась пузатая трешка, оно щелкало, как взбесившийся счетчик в такси… Да, ладно, не буду об этом думать. Ни о чем не буду.
   Отец встал к двенадцати. Они торжественно выдали мне деньги в конверте, на котором каллиграфическим папиным почерком было аккуратно выведено: «Дорогой Аленушке в день 33-летия. Наш скромный вклад в исполнение твоей мечты».
   – Вы с ума сошли, вы сколько, вы откуда…
   – Все нормально, дочка, добавишь на новую машину, – сказал отец.
   Сейчас заплачу. Я расцеловала их. Никого у меня нет, кроме них. Слезы я спрятала за стеклами темных очков.
   – Доченька, мы же тебя очень любим.
   – А я вас.
   – Главное, чтобы ты об этом помнила, когда мы с отцом состаримся, – слава богу, мама была в порядке.
   Сегодня вечером позвоню Ане, возьму отпуск на три дня хотя бы. У меня нет сил на Москву. Мне надо припасть к земле. Заземлиться, чтобы перестало хотя бы бить током.
   – Олейниковых приглашать? Марина рвется, – спросила мама.
   – А Света? – Я поняла, что очень хочу ее видеть. Все-таки мы с Олейниковой потратили четверть века на то, чтобы любить, жалеть и понимать друг друга. – Знаешь, может, ты права была насчет нее. Я сегодня даже подумала, что она завидует. Мы в пятницу передачу твою смотрели вместе…
   – И что?
   Удивительно, что мама ничего не сказала мне про передачу той ночью. Значит, очень испугалась за меня. И очень любит.
   – Ну… Марина сказала, что ты стала развращенной, что эта среда, она тебя поглотила. Ну, ты же ее знаешь.
   – А что сказала Светка?
   – Ну… Я вчера, когда ты спала, им про аварию рассказала. А Света… Она говорила, что так и знала, что этим кончится. Что она тебя предупреждала насчет этих связей, и ты сама вино­вата…