Страница:
Оля осторожно, как сокровище, брала в руки коробочку с тенями, на крышке которой сверкала буковка L, увенчанная золотой короной.
Девушки склонились над палеткой в почтительном молчании. Яна протянула руку первой.
– Потрясающе, как играет свет!
– Я хочу такие!
– Это будет культовый продукт!
Младшие Таня и Маруся что-то строчили в своих блокнотах. Я держала ручку только для вида, не в силах вычленить суть из потока восторженных слов. Все равно дадут пресс-релиз.
– Ближе, ближе идти! Тебе надо писать!
Жаклин втолкнула меня в девичий круг, образовавшийся вокруг чудо-теней. Оля передала мне коробочку. Желтый и сиреневый. И что мне надо теперь сказать?
– Интересное сочетание.
Оля отняла палетку и водрузила на постамент. Для индустрии beauty я была потеряна. Девочки уже кружили вокруг помады ядовито-малинового цвета.
– Жаклин, это хит!
– А цвет!
– Какая текстура! Можно попробовать?
Яна мазнула помадой по руке. Ничего! Никакого следа!
– Ой, она пластиковая.
Обалдеть! А я думала, что сейчас проявится суперэффект!
– Это образец. Продукт «Цвет Африки» в разработке. К январю пришлем вам тестеры.
– Теперь ланч! Вьсе за мной!
Мы покидали цитадель французского шика с пакетами – маленькая упаковка духов «Mystery» и роскошный пресс-релиз, весом не меньше килограмма.
Ресторан оказался тайским, в Париже в моде тайская кухня. Острая еда, от которой счастливы были только двое – Жаклин и Поль. Девушки из России ковырялись в тарелках, мучаясь от голода и невозможности съесть предложенное. После самолета, бессонной ночи и шампанского это было худшее, что можно придумать. Принесли вино.
– Нет, только champagne!
Я смотрела, как официант наполняет мой бокал, и уже почти ощущала, как пузырьки раздирают горло и желудок.
Сумка завибрировала. Ух ты, Мишка Полозов! Я даже не думала, что он когда-нибудь позвонит. Любимый Полозов, подло брошенный мной. Я вскочила со стула и понеслась к выходу из ресторана.
– Алло, Мишка, ты?!
– Борисова, ты спишь там, что ли, в своем гламуре? Давай, приветствуй руководителя.
– Мишка, как же я рада!
Голос Полозова действовал как энерджайзер и как успокоительное одновременно. Теплый, родной, свойский.
– Хоть раз бы позвонила, чертова кукла! Некогда тебе, да, карьеру кроишь?
– Ругай, ругай меня, Полозов! Все равно тебя любить буду.
– Обещаешь? Когда?
– А ты зараза!
– Так, Борисова, в качестве залога нашей любви задание тебе. Реабилитируешься – женюсь.
– Не женишься. Ирка не допустит.
– А мы ей не скажем.
– Ну что там у тебя, что за задание?
Я была рада ему помочь – что угодно, только бы он меня простил за истеричный, неожиданный уход. И Мишка, кажется, уже простил. Какой он все-таки отличный!
– Интервью с Канторовичем надо доделать. Оно так и зависло. Других журналистов он не хочет. Требует тебя.
Это как лифт! Как будто ты едешь в скоростном лифте, который неожиданно падает в бездну. Я падала – с этим щекочущим чувством внутри, когда под тобой расходится земля.
Как я хочу его увидеть, поговорить! И Саша, значит, тоже?
Но… Но он же знает мой телефон. И ни разу не позвонил. Сколько времени прошло? Полтора месяца? Получается, что ему нужно интервью?
– Борисова, ты чего там затихла? Алле?
Господи, что же делать?
Я посмотрела на улицу через стеклянные двери ресторана. Кафе напротив, овощная лавка, остановка автобуса. Париж.
– Миш, я в Париже сейчас. У нас тут презентация.
– Заеб…сь! Как гламурно-то, Борисова! Тебе хоть телефон эти суки оплачивают?
Что за гад, прикрывается Мишкой, значит! Боится сам звонить. Чего он хочет, не понимаю.
– Не оплачивают. Миш, я приеду, позвоню тебе. Придумаем, как быть.
Мне нужна была передышка. Обдумать это, переварить.
– Что придумаем? Крутишь что-то опять? Учти, продинамишь меня снова – и мы с тобой развелись навсегда. Ладно, Борисова, развлекайся там.
– Миш, я позвоню. Пока.
В ресторан входила Настя. С пакетом из бутика Vertu. Черт, и как мне это переварить?!
Ведерникова упорно меня не узнавала. В гостинице, в ресторане, в такси. Это и к лучшему – я физически не способна поддерживать с ней диалог. Я вошла в номер и сняла наконец сапоги. Под зеркалом на консоли – бутылка шампанского и ваза с растопленным черным шоколадом, в котором плавала засахаренная груша. И графин с водой – ура! На шампанское было неприятно смотреть.
Половина группы поехала с Жаклин в музей L’Or.
– Кто хочет отель, можно отель. Кто хочет музей – за мной! В 5 часов все должны быть красивый! Очень красивый!
Более патриотично было ехать в музей, но я сломалась. До пяти оставалось два часа, и я выкинула белый флаг – отель. Вместе со мной в гостиницу поехали Настя, Яна и Маруся. Остальные решили биться за бюджеты Жаклин до последнего.
Настя. Она засела внутри, как заноза. В такси Настя болтала с Яной, а я молча смотрела в окно. Хорошо, что я не поддалась Мишке, вовремя притормозила. Настя была как красная тряпка, как сигнал стоп. Настя существовала, это невозможно отрицать! А значит, между мной и им… Не думать, не думать об этом!
Огромная кровать, душ, и вешалки в шкафу – с бархатными плечиками! Я рухнула на постель, даже не распаковывая чемодан. Хорошо было бы жить вот так в Париже, без всяких Жаклин, презентаций, шампанского, приходить и падать в такую кровать… Лежать здесь в одиночестве было тоскливо. Для такого номера нужны двое. И я тут же нырнула в глубину, на которую не позволяла себе опускаться все последние месяцы…
Мы бы позавтракали в кафе на бульваре Осман, потом он бы показал мне свой город, а я потащила бы его к памятным зарубкам, оставленным мной в Париже несколько лет назад – церковь Мадлен, сувенирная лавчонка на Риволи, в которой я купила браслет из старинных монеток, маленький пляж на Сене, в районе Нотр-Дама, где можно сидеть на матерчатых стульчиках и глядеть, как мимо проплывают туристы и машут нам, парижанам, рукой.
А потом мы бы пришли в этот номер, чтобы поваляться до ужина, и не вышли бы отсюда до утра. Только бы смотрели, как меняется контрастность за окном – сумерки постепенно загустевают в ночь, и потом снова на разбодяженном фоне утра проступает город…
Я вскочила. Через полчаса нужно быть внизу. Черт, черт! Ленкино платье выглядело ужасно – жеваное и мятое, промучившееся в чемодане целые сутки. Утюга не было.
Я набрала ресепшн.
– I need the iron, my room 234.
Портье любезно сообщил, что утюг в номере.
Я еще раз обежала комнату по кругу. Утюга не было. Конечно, лучше бы позвонить девчонкам, но я даже не знала их по фамилиям. Только Ведерникову. Но этот вариант исключен. Я набрала номер:
– Жаклин, это Алена из Gloss. Извините, что беспокою. Но у меня небольшая проблема.
– Что есть проблема?
– У меня в номере нет утюга. Можно взять ваш минут на десять?
– Твой номер есть утюг!
– Портье сказал то же самое. Но я не нашла, – я чувствовала себя бытовой идиоткой, неспособной решить простейший вопрос.
– И ты думаешь, компания L’Or сэкономить на твой утюг? У всех заказан утюг!
– Жаклин, клянусь, его нет!
– Я дать, я дать тебе утюг!
Она была в ярости.
Я поднялась на четвертый этаж. Жаклин стояла на пороге, замотанная в полотенце.
– Что ты хочешь?!
– Утюг! Жаклин, извините меня еще раз.
Она ушла в комнату и через минуту вернулась с прибором.
– Я сейчас верну.
– Оставь!
Двери лифта открылись, и я шагнула вперед – прямо на пожилую даму. Твидовый костюм, сумочка, бриллианты в ушах и туфельки на маленьком каблуке – воплощение потомственной буржуазности. Она в ужасе отшатнулась от утюга.
– Пардон, мадам, – кажется, я опять опозорилась.
Ровно в пять часов я стояла на ресепшн в черном атласном платье, подставив голую спину под кондиционеры. Редакторы красоты из «больших» журналов оделись ярко – Яна в красном платье, с зеленой меховой горжеткой вокруг шеи, Саша в зеленом бархатном пиджаке, украшенном красными вишенками, Оксана в парчовом золотом платье. Таня и Маруся тоже были в чем-то сверкающем. В черном – я одна. Ждали Настю и Жаклин.
Через минуту Жаклин вылетела из лифта и тут же поскользнулась на мраморном полу. Пытаясь удержаться, она взмахнула рукой, в которой держала меховую накидку, и задела пепельницу. Металлическая урна загрохотала по мрамору, разбрызгивая по глянцевой поверхности песок, перемешанный с окурками. Девочки ринулись на помощь. Яна поднимала Жаклин, Саша и Оксана отряхивали ее костюм – что-то невероятно элегантное в духе Шанель, черное с серым. Таня и Маруся водружали на место пепельницу и даже, кажется, поднимали окурки с пола. От скорости, с которой разворачивалась эта сцена, я явно тормозила – и стояла столбом, никак не участвуя в спасении патронессы. Нехорошо. Вдруг я увидела черную меховую накидку, которую до сих пор никто не подобрал. Я кинулась к норке, но столкнулась лбом с еще одним Бэтменом. Настя. Мы вместе поднесли накидку мадам Ано.
Та уже пришла в себя.
– Больше не будет этот отель! В отель должен быть ковер! Следующий раз Жаклин повезет в «Георг Пятый».
Она осмотрела нас, начиная с Насти.
– Ну, готовы? Жаклин оценить вас!
Ведерникова была, как всегда, ослепительна. Что-то серебряное с черным, каблуки, плечи, декольте. И большущие камни в ушах. Черт, а они ведь настоящие! Я вспомнила про ее коллекцию бриллиантов. Странно, но камни казались фальшивкой, дешевой бижутерией. Я привыкла к тому, что в настоящих украшениях бриллианты всегда маленькие – и воспринимала их размер как доказательство подлинности. Такие были у мамы, у бабушки, у всех наших знакомых. Трудно представить, что вот эти огромные сосульки настоящие. Как они могут быть такими большими? В моей голове этот размер не укладывался.
Или все дело в том, кто это носит? Вот у той тетки из лифта точно были бриллианты. Я почему-то это сразу поняла.
– Красавица! – Жаклин тронула Настину висюльку, которая тут же выдала порцию искр.
– Харроший, – Яну тоже оценили по достоинству.
Саша и Оксана получили призовые хлопки. Младшие Маруся с Таней – просто улыбку.
– Хароший, хароший!
Жаклин благосклонно посмотрела на меня. И потрепала по щеке, которую я насандалила блестящей герленовской пудрой, выданной мне Красновой.
Яна, до сих пор ни разу не взглянувшая в мою сторону, вдруг мило улыбнулась мне.
– Девочки, какие же мы все красивые! Жаклин, ты всегда выбираешь лучших! – сказала она.
– Готовы? За мной!
Мы стояли возле входа Petit Palais, он же Музей изящных искусств, и пили шампанское. Мы были самые яркие, и Жаклин нами гордилась. Англичане, немцы, американцы, поляки, итальянцы, собранные точно в такие же группки во главе с региональным предводителем, разглядывали друг друга. Они были в основном в черном, не такие роскошные, как мы. Мы – это я зря сказала. Я-то была в черном.
Разносили шампанское и устриц. Жаклин и девочки проглатывали их легко, я даже не пыталась. Мне они почему-то всегда были отвратительны. Скользкие, слизистые.
– Ты просто не умеешь их есть, – всегда говорил мне Саша. Но я, как ни пытался он меня приучить, отказывалась наотрез.
По периметру площадки, на которой толпились журналисты, были выставлены золотые флаконы с ароматом «Mystery» – вернее, их двухметровые муляжи. Холодный ветер, холодные улыбки, ледяное шампанское. Теплый прием.
Через час возле золотой декоративной арки, на которой сияли буквы слогана аромата «Mystery» «Work your magic!», появились три товарища. Группы стали подтягиваться ко входу в святилище. Наконец-то согреемся!
После американцев, англичан, немцев, итальянцев и китайцев наступила наша очередь. Мы восходили по ступенькам медленно и торжественно, как восходят к божеству. Или к причастию. Девочки притихли. Благоговейная тишина. Жаклин шла впереди, ведя за собой конфирманток.
Один из трех был тот самый Поль, которой сегодня грузил нас в офисе. Двое других – высокие, худые. Николя Орсе, седой господин лет шестидесяти, безупречный, как целлулоидный пупс. Франсуа Орсе, помладше, не старше сорока, темноволосый, красивый, с брезгливой гримаской, портившей его качественный профиль. Огромный концерн FLG, продававший вина и коньяки, одежду и парфюмы, мебель и керамические плитки, был семейным бизнесом Орсе. Империя роскоши, 3500 бутиков по всему миру, миллиардный оборот, первое место на рынке товаров luxury.
Возле входа в святилище стояла огромная ваза с шоколадными конфетами.
Жаклин пожала руку троице. Церемониал начался.
Первой сделала книксен Яна. Дедушка Николя улыбался широко. Его сын Франсуа – едва-едва. Пока империя ему не принадлежала, приходилось доказывать свой статус, демонстрируя высокомерие.
Яна сказала несколько слов, целлулоидный дед кивнул в сторону шоколадок, и она отошла к вазе.
Второй подошла Настя. Франсуа чуть оживился. Ну да, он же тоже холостяк, как следовало из пресс-релиза. Настя идет за шоколадкой.
Книксен, улыбка, кивок головы, конфетка. На каждую не больше пяти секунд.
Я оглянулась – сзади уже поджимали индусы.
– Иди, ешь шоколадку.
И Жаклин сдвинула меня в сторону, к вазе, где толпились наши красавицы.
– А как же?
Я даже не поняла сначала. Возле императоров Орсе уже вертелась француженка, представляя индийских журналистов. Наше время истекло. А как же я? А я никак! Я не удостоилась причастия. Хотя и постилась – только шампанское и сигареты целый день, и гладила как дура это платье! Я не стала брать шоколадку из вазы. Хотя она была забавная – в форме флакона «Mystery».
– За мной! Проходить вперед!
И мы прошли сквозь арку. Девочки, которые тут же оценили конъюнктуру, смотрели сквозь меня.
– Франсуа – фантастический красавец!
– Мне Беата рассказывала из итальянского «Вога», что у него был роман с Николь.
– И что?
– Папа не любит Голливуд. Он дикий мракобес. Если бы француженка была, может, и согласился бы.
Я увидела тысячи людей. Нет, это зеркала давали такой эффект. В зале, куда мы вошли, все было зеркальное. Столы, стены, тарелки, вазы, пол. В центре каждого стола вращался зеркальный шар, на котором крепился муляж духов. Закружилась голова – от голода и от шампанского. Вокруг шара была накрыта ягодная полянка, где росли клубника, черешня, ежевика, малина.
Официанты разносили шампанское – опять! – и маленькие плевочки какой-то птичьей еды. Яна потянулась за клубникой. Жаклин сурово посмотрела на нее. За соседними столами тоже никто не ел. Все чего-то ждали.
Яна вытянула-таки клубничину из кучки. Настя ухватилась за другую ягодку. Жаклин не могла уже сдерживать напор голодных, и мы запустили руки в ягодный развал.
– Только кто был в музей L’Or может есть! – пыталась остановить нас Жаклин.
Но было поздно. Через восемь минут за русским столом не осталось даже веточки от черешенки.
Официант крутился рядом с нами, выдавая Жаклин бокал за бокалом.
– Всем пить!
Загрохотала музыка. Зеркальная стена напротив треснула и начала разъезжаться по линии разлома. На нас хлынул мощный поток света, и из него стал вырастать огромный зеркальный шар, на котором стояла девушка. Примерно так же происходило и в рекламном ролике, только не хватало компьютерной графики, чтобы превратить ее фигуру во флакон. Девушкой на шаре была Жизель Бундхен, лицо нового аромата L’Or. Явившийся из того же светового потока Николя Орсе помог Жизель слезть с шара.
Он что-то говорил по-французски и по-английски, потом передал микрофон Бундхен. Но мы ничего не слышали. Мы готовили Яну. Оксана поправляла ей прическу, Маруся доставала ее помаду, Таня держала зеркало. Яна репетировала с Жаклин слова. Каждому столу полагался один вопрос. По одному от каждой из сорока стран, где продается продукция концерна и знают слово «глянец».
Яна была нашим полпредом, полномоченным представителем русского гламура.
Свет забил в глаза. Наша очередь! На Яну наставили телекамеры. Я выпрямила спину и смело посмотрела в морду объектива. Честь страны – это не шутка.
– Россия, Яна Слопова. Мисс Бундхен, считаете ли вы слоган нового аромата «Колдуй реально!» отражением новой роли красоты в современном мире, где магия женственности становится одной из составляющих профессионального и личного успеха?
Хорош тот вопрос, в котором уже содержится ответ.
– Ес, идеология аромата «Mystery» обращена к новому образу современной женщины, которая привыкла побеждать. «Mystery» – это воплощение ее красоты, магия молодости и успеха. Поэтому «Mystery» выбирают уверенные в себе женщины, которые реализуют свои мечты не только на подиуме, но и в жизни. Они хозяйки новой женственности, провозглашенной L’Or.
Жизель без запинки цитировала пресс-релиз. А еще говорят, Бундхен – плохая актриса. А вы попробуйте дословно повторить эти гладкие обтекаемые формулировки. Рекламный боекомплект про новую женственность и эликсир красоты годился для любых духов. Да и для помад и теней – вполне подошел бы. Я восхищалась – в этом флаконе идеального тела с бразильской попкой живет настоящий профессионал!
Яну поздравляли.
– Харроший, харроший!
– Ты гениально сказала!
– У Янки идеальное произношение!
– Жаклин, а когда мое интервью? – спросила Настя.
– Сейчас Жаклин отвести тебя! И где есть твой оператор?
– Ждет давно, – Ведерникова махнула рукой в сторону сцены, возле которой стояли люди с телекамерами.
Жизель и Николя Орсе исчезли в облаке света.
– Настья, пора! – Жаклин подхватила Настю под ручку, они понеслись к сцене, туда, где в огромной зеркальной стене угадывались очертания маленькой двери. Через нее, как я успела заметить, просачивались в Зазеркалье небольшие группки с телекамерами.
Разговор за столом тут же вырвался из жестких рамок beauty-официоза.
Оксана рассказывала Марусе о своем детстве:
– В 14 лет он меня трахнул.
– А ты что?
– Залетела сразу.
– И что?
– Что, что, аборт сделала! Знаешь, кто он был?
– Ну?
– Вор в законе. Реальный бандит. Убийца. Я потом от него два года скрывалась. К бабушке в Минск уехала.
– Офигеть!
– Но красивый!
Минут через двадцать Настя и Жаклин вернулись.
– Фантастическое интервью, лучшее в моей карьере! – объявила Ведерникова, усаживаясь за стол.
– Вы знаете, что сказала Жизель Настья? Что она красивей, чем модель! Мы должны пить за Настья! – кричала Жаклин.
Снова несли шампанское, и мы пили за Настю, за Яну, за Жаклин, за Дом L’Or, за новый аромат. Еды все не было, и мы давно были пьяны.
Николя Орсе вышел из Зазеркалья и занял место за своим столом. Жаклин скомандовала:
– За мной!
Мы застучали каблуками по зеркальным плитам. Жаклин подвела нас к Николя. Франсуа сидел рядом.
– Мы показать русский делегация! Какая прекрасная шоу!
Мы стояли перед отцом и сыном в третьей позиции. Как девочки на выбор. Николя оглядывал нас с ног до головы. Франсуа пил шампанское и смотрел в одну точку. На Настю. Я поняла, на что это похоже. Однажды я заехала в переулок возле Шаболовки и уперлась в шеренгу девиц. Они стояли в свете фар – с голыми ногами, замерзшие и скукожившиеся под взглядами мужиков, осматривавших их из машин. Бандерша, наклонившись к окну, тыкала в девиц пальцем – какую?
Жаклин наклонилась к Николя и о чем-то говорила с ним, показывая на нас.
Черт, это панель! Зеркальная панель. И уйти нельзя. Потому что рекламный бюджет. Ха, и здесь бюджет! Только деньги другие. Сумасшедшие.
– Самый красивый редактор русские, – Жаклин была пьяна и счастлива.
Мы вернулись за стол. Праздник продолжался. Принесли спаржу в лужице коричневого соуса, в центре звездочка из фрукта, название которого я все время забываю. Люди начали рассасываться. Мы сидели.
Яна кричала:
– Мясо, принесите мне мясо!
Принесли лапшу, маленький холмик на огромной тарелке.
– Это «доширак»! Унесите «доширак» и дайте нам мясо!! – кричали мы все. По-моему, официант понял слово «доширак». И принес еще две бутылки дорогущего шампанского Diamonds, которым торговал концерн.
Жаклин ничего не ела. Только пила шампанское. Как воду. В левой руке она держала бокал, правой наливала из бутылки. Скорость оседания пены отставала от темпа Жаклин, и жидкость переливалась – на стол, на платье, на мех.
Наконец принесли мясо. Уже ничего не хотелось.
– Oui, мьясо! – Жаклин съела сначала свое, потом чужое – девочки сгружали ей вырезку со своих тарелок. – Я привезу вас Парис через месяц! Кто поедет со мной? Жить будем один номер.
– Я!
– И я!
– Жаклин, я обожаю Париж. Жаклин, слышишь, Париж – это Жаклин! – кричала Таня.
– Всем налить! – приказала Жаклин. Бутылки не хватило. – Еще champagne!
Несли шампанское и десерт. Шоколадный шарик, покрытый серебряной глазурью, под карамельной сеткой. Духи в карамели, аромат в шоколаде.
– Можно мне чай? – спросила я Жаклин.
– Сначала надо есть десерт! Пей champagne вместо чай.
К столу подошли Николя и Франсуа.
– Vive la Russie!
Франсуа встал позади Насти и положил руку ей на плечо. Она не растерялась.
– Жаклин, нужен фотоаппарат!
Жаклин сунула сумку в руки Марусе.
– Достать! Настья, где твой оператор? Он снимать нас! Почему ты не усадить его здесь?!
– Потому что он всего лишь оператор, Жаклин, – смиренно объяснила Ведерникова.
Маруся наконец нашла камеру и прицелилась.
Фото Насти, Франсуа и Николя. Жаклин поднялась, опираясь на бутылку. Жаклин, Настя, Николя, Франсуа. Девочки вскочили с мест и обступили владельцев империи роскоши.
– Сними нас всех вместе! – попросила меня Маруся, которая рисковала остаться за кадром. Я кивнула.
– Встаньте ближе!
Я выстроила композицию: Настя на стуле, на ее плече – пьяная рожа Жаклин с размазавшейся помадой, Николя и Франсуа за спинкой стула, Яна, Оксана и Саша жмутся к лацканам пиджаков старшего и младшего Орсе, Маруся и Таня встали на цыпочки, пристраивая свои головы между благородными сединами отца и черными кудрями сына.
Три кадра. Настя без бокала. Настя с бокалом. Третий смазан – Франсуа нагнул голову и что-то шепчет на ухо Насте.
– Merci bien!
Франсуа обменивался визитками с Ведерниковой, Жаклин что-то жарко обсуждала с Николя. Наконец они ушли.
Почти все сорок столов опустели. Остался один русский – в полном составе.
– Мы гулять дальше!
Я чувствовала, что леденею. От холодного шампанского начинало болеть горло, кондиционер шпарил вовсю, по залу гуляли сквозняки. Ленкино платье, которое было мне все-таки маловато, впивалось в спину. Уже час ночи.
– Может, уже можно уйти? – спросила я Оксану.
– В принципе, можно. Но я посмотрю на тебя, если ты сделаешь это первой.
Я вздохнула – значит, нельзя.
Девочки рассматривали фото, передавая камеру по кругу.
– Франсуа такая лапочка!
– Ви влюбиться Франсуа? Он занят! У него очень знаменитый модель.
– А он Насте визитку дал, – сказала Яна.
– Настя может пробовать! Может, Франсуа ему изменить.
– Ей или ему? – я вдруг сообразила кое-что.
– У него подружка быть! И есть друг! – Жаклин залилась счастливым смехом и снова налила себе шампанского. – Кто со мной пить?
Девочки подставили бокалы. Я отказалась.
– А ты почему не пить с Жаклин?
– Я уже не могу, спасибо.
Жаклин обняла Яну. Они поцеловались.
– В Париж надо пить! Ты, Борисоф, спрашивать про секс. А ты любить групповой секс?
Я замерла. Жаклин смотрела на меня, а я на ее руку, которая поглаживала красное Янино платье. Там, в районе груди. Яна сидела, закрыв глаза. Маруся и Таня оторвались от фотоаппарата. Саша хихикнула. Оксана разглядывала пустой бокал. Настя вертела в руках визитку.
И что я сейчас должна сказать?
– Ты просто так спрашиваешь или что-то конкретное?
Черт, что я несу! Ступор, в котором я находилась уже сутки, парализованная наставлениями Полозовой и Красновой – «подружись с Жаклин, это наш бюджет», – заставлял меня делать то, чего я никогда бы не сделала. Но я уже не понимала, кто такая эта «я» теперь. Мне надо было пить шампанское, которое я никогда не любила – потому что так надо журналу. Но желудок-то мой. Я сидела в ледяном зале, думая о бюджете, но моя собственная кожа покрывалась пупырышками. Журнал не представили Николя Орсе, и это не относилось ко мне – исключительно к Gloss, который не был первым в списке симпатий парижского офиса L’Or – но унижение прожевала лично я. Я работала на журнал не только головой, но кишками и печенью. Последний вопрос был сокрушительным. Неужели есть еще органы, которые должны поработать на успех глянца?
– Алена у нас еще новичок. Правда, Жаклин? – Саша погладила Жаклин по щеке.
– Добро пожаловать в индустрию! – шепнула мне Оксана и встала из-за стола.
Девочки задвигали стульями.
– Кто хочет в отель, может ехать отель!
Еще минут пятнадцать мы жались возле своих стульчиков, изображая светскую беседу, а реально дожидаясь, пока Жаклин опустошит последнюю бутылку.
В автобус сели в гробовой тишине. Жаклин впереди с Яной. Я забилась на заднее сиденье. Настя уехала на такси – к друзьям в Пасси.
Меня качало. Кресло, кровать, абажур над столом – все кружилось, и я с трудом фиксировала их взглядом на положенных местах. Упасть не раздеваясь? Нет, добраться до душа, смыть липкое ощущение сегодняшнего вечера. Я пахла духами, шоколадом, шампанским, сигаретами – и от этой концентрированной гламурной смеси меня подташнивало. Пусть завтра не будет прически, наплевать – мне нужна чистая, проточная вода, льющаяся прямо в темя.
Девушки склонились над палеткой в почтительном молчании. Яна протянула руку первой.
– Потрясающе, как играет свет!
– Я хочу такие!
– Это будет культовый продукт!
Младшие Таня и Маруся что-то строчили в своих блокнотах. Я держала ручку только для вида, не в силах вычленить суть из потока восторженных слов. Все равно дадут пресс-релиз.
– Ближе, ближе идти! Тебе надо писать!
Жаклин втолкнула меня в девичий круг, образовавшийся вокруг чудо-теней. Оля передала мне коробочку. Желтый и сиреневый. И что мне надо теперь сказать?
– Интересное сочетание.
Оля отняла палетку и водрузила на постамент. Для индустрии beauty я была потеряна. Девочки уже кружили вокруг помады ядовито-малинового цвета.
– Жаклин, это хит!
– А цвет!
– Какая текстура! Можно попробовать?
Яна мазнула помадой по руке. Ничего! Никакого следа!
– Ой, она пластиковая.
Обалдеть! А я думала, что сейчас проявится суперэффект!
– Это образец. Продукт «Цвет Африки» в разработке. К январю пришлем вам тестеры.
– Теперь ланч! Вьсе за мной!
Мы покидали цитадель французского шика с пакетами – маленькая упаковка духов «Mystery» и роскошный пресс-релиз, весом не меньше килограмма.
Ресторан оказался тайским, в Париже в моде тайская кухня. Острая еда, от которой счастливы были только двое – Жаклин и Поль. Девушки из России ковырялись в тарелках, мучаясь от голода и невозможности съесть предложенное. После самолета, бессонной ночи и шампанского это было худшее, что можно придумать. Принесли вино.
– Нет, только champagne!
Я смотрела, как официант наполняет мой бокал, и уже почти ощущала, как пузырьки раздирают горло и желудок.
Сумка завибрировала. Ух ты, Мишка Полозов! Я даже не думала, что он когда-нибудь позвонит. Любимый Полозов, подло брошенный мной. Я вскочила со стула и понеслась к выходу из ресторана.
– Алло, Мишка, ты?!
– Борисова, ты спишь там, что ли, в своем гламуре? Давай, приветствуй руководителя.
– Мишка, как же я рада!
Голос Полозова действовал как энерджайзер и как успокоительное одновременно. Теплый, родной, свойский.
– Хоть раз бы позвонила, чертова кукла! Некогда тебе, да, карьеру кроишь?
– Ругай, ругай меня, Полозов! Все равно тебя любить буду.
– Обещаешь? Когда?
– А ты зараза!
– Так, Борисова, в качестве залога нашей любви задание тебе. Реабилитируешься – женюсь.
– Не женишься. Ирка не допустит.
– А мы ей не скажем.
– Ну что там у тебя, что за задание?
Я была рада ему помочь – что угодно, только бы он меня простил за истеричный, неожиданный уход. И Мишка, кажется, уже простил. Какой он все-таки отличный!
– Интервью с Канторовичем надо доделать. Оно так и зависло. Других журналистов он не хочет. Требует тебя.
Это как лифт! Как будто ты едешь в скоростном лифте, который неожиданно падает в бездну. Я падала – с этим щекочущим чувством внутри, когда под тобой расходится земля.
Как я хочу его увидеть, поговорить! И Саша, значит, тоже?
Но… Но он же знает мой телефон. И ни разу не позвонил. Сколько времени прошло? Полтора месяца? Получается, что ему нужно интервью?
– Борисова, ты чего там затихла? Алле?
Господи, что же делать?
Я посмотрела на улицу через стеклянные двери ресторана. Кафе напротив, овощная лавка, остановка автобуса. Париж.
– Миш, я в Париже сейчас. У нас тут презентация.
– Заеб…сь! Как гламурно-то, Борисова! Тебе хоть телефон эти суки оплачивают?
Что за гад, прикрывается Мишкой, значит! Боится сам звонить. Чего он хочет, не понимаю.
– Не оплачивают. Миш, я приеду, позвоню тебе. Придумаем, как быть.
Мне нужна была передышка. Обдумать это, переварить.
– Что придумаем? Крутишь что-то опять? Учти, продинамишь меня снова – и мы с тобой развелись навсегда. Ладно, Борисова, развлекайся там.
– Миш, я позвоню. Пока.
В ресторан входила Настя. С пакетом из бутика Vertu. Черт, и как мне это переварить?!
Ведерникова упорно меня не узнавала. В гостинице, в ресторане, в такси. Это и к лучшему – я физически не способна поддерживать с ней диалог. Я вошла в номер и сняла наконец сапоги. Под зеркалом на консоли – бутылка шампанского и ваза с растопленным черным шоколадом, в котором плавала засахаренная груша. И графин с водой – ура! На шампанское было неприятно смотреть.
Половина группы поехала с Жаклин в музей L’Or.
– Кто хочет отель, можно отель. Кто хочет музей – за мной! В 5 часов все должны быть красивый! Очень красивый!
Более патриотично было ехать в музей, но я сломалась. До пяти оставалось два часа, и я выкинула белый флаг – отель. Вместе со мной в гостиницу поехали Настя, Яна и Маруся. Остальные решили биться за бюджеты Жаклин до последнего.
Настя. Она засела внутри, как заноза. В такси Настя болтала с Яной, а я молча смотрела в окно. Хорошо, что я не поддалась Мишке, вовремя притормозила. Настя была как красная тряпка, как сигнал стоп. Настя существовала, это невозможно отрицать! А значит, между мной и им… Не думать, не думать об этом!
Огромная кровать, душ, и вешалки в шкафу – с бархатными плечиками! Я рухнула на постель, даже не распаковывая чемодан. Хорошо было бы жить вот так в Париже, без всяких Жаклин, презентаций, шампанского, приходить и падать в такую кровать… Лежать здесь в одиночестве было тоскливо. Для такого номера нужны двое. И я тут же нырнула в глубину, на которую не позволяла себе опускаться все последние месяцы…
Мы бы позавтракали в кафе на бульваре Осман, потом он бы показал мне свой город, а я потащила бы его к памятным зарубкам, оставленным мной в Париже несколько лет назад – церковь Мадлен, сувенирная лавчонка на Риволи, в которой я купила браслет из старинных монеток, маленький пляж на Сене, в районе Нотр-Дама, где можно сидеть на матерчатых стульчиках и глядеть, как мимо проплывают туристы и машут нам, парижанам, рукой.
А потом мы бы пришли в этот номер, чтобы поваляться до ужина, и не вышли бы отсюда до утра. Только бы смотрели, как меняется контрастность за окном – сумерки постепенно загустевают в ночь, и потом снова на разбодяженном фоне утра проступает город…
Я вскочила. Через полчаса нужно быть внизу. Черт, черт! Ленкино платье выглядело ужасно – жеваное и мятое, промучившееся в чемодане целые сутки. Утюга не было.
Я набрала ресепшн.
– I need the iron, my room 234.
Портье любезно сообщил, что утюг в номере.
Я еще раз обежала комнату по кругу. Утюга не было. Конечно, лучше бы позвонить девчонкам, но я даже не знала их по фамилиям. Только Ведерникову. Но этот вариант исключен. Я набрала номер:
– Жаклин, это Алена из Gloss. Извините, что беспокою. Но у меня небольшая проблема.
– Что есть проблема?
– У меня в номере нет утюга. Можно взять ваш минут на десять?
– Твой номер есть утюг!
– Портье сказал то же самое. Но я не нашла, – я чувствовала себя бытовой идиоткой, неспособной решить простейший вопрос.
– И ты думаешь, компания L’Or сэкономить на твой утюг? У всех заказан утюг!
– Жаклин, клянусь, его нет!
– Я дать, я дать тебе утюг!
Она была в ярости.
Я поднялась на четвертый этаж. Жаклин стояла на пороге, замотанная в полотенце.
– Что ты хочешь?!
– Утюг! Жаклин, извините меня еще раз.
Она ушла в комнату и через минуту вернулась с прибором.
– Я сейчас верну.
– Оставь!
Двери лифта открылись, и я шагнула вперед – прямо на пожилую даму. Твидовый костюм, сумочка, бриллианты в ушах и туфельки на маленьком каблуке – воплощение потомственной буржуазности. Она в ужасе отшатнулась от утюга.
– Пардон, мадам, – кажется, я опять опозорилась.
Ровно в пять часов я стояла на ресепшн в черном атласном платье, подставив голую спину под кондиционеры. Редакторы красоты из «больших» журналов оделись ярко – Яна в красном платье, с зеленой меховой горжеткой вокруг шеи, Саша в зеленом бархатном пиджаке, украшенном красными вишенками, Оксана в парчовом золотом платье. Таня и Маруся тоже были в чем-то сверкающем. В черном – я одна. Ждали Настю и Жаклин.
Через минуту Жаклин вылетела из лифта и тут же поскользнулась на мраморном полу. Пытаясь удержаться, она взмахнула рукой, в которой держала меховую накидку, и задела пепельницу. Металлическая урна загрохотала по мрамору, разбрызгивая по глянцевой поверхности песок, перемешанный с окурками. Девочки ринулись на помощь. Яна поднимала Жаклин, Саша и Оксана отряхивали ее костюм – что-то невероятно элегантное в духе Шанель, черное с серым. Таня и Маруся водружали на место пепельницу и даже, кажется, поднимали окурки с пола. От скорости, с которой разворачивалась эта сцена, я явно тормозила – и стояла столбом, никак не участвуя в спасении патронессы. Нехорошо. Вдруг я увидела черную меховую накидку, которую до сих пор никто не подобрал. Я кинулась к норке, но столкнулась лбом с еще одним Бэтменом. Настя. Мы вместе поднесли накидку мадам Ано.
Та уже пришла в себя.
– Больше не будет этот отель! В отель должен быть ковер! Следующий раз Жаклин повезет в «Георг Пятый».
Она осмотрела нас, начиная с Насти.
– Ну, готовы? Жаклин оценить вас!
Ведерникова была, как всегда, ослепительна. Что-то серебряное с черным, каблуки, плечи, декольте. И большущие камни в ушах. Черт, а они ведь настоящие! Я вспомнила про ее коллекцию бриллиантов. Странно, но камни казались фальшивкой, дешевой бижутерией. Я привыкла к тому, что в настоящих украшениях бриллианты всегда маленькие – и воспринимала их размер как доказательство подлинности. Такие были у мамы, у бабушки, у всех наших знакомых. Трудно представить, что вот эти огромные сосульки настоящие. Как они могут быть такими большими? В моей голове этот размер не укладывался.
Или все дело в том, кто это носит? Вот у той тетки из лифта точно были бриллианты. Я почему-то это сразу поняла.
– Красавица! – Жаклин тронула Настину висюльку, которая тут же выдала порцию искр.
– Харроший, – Яну тоже оценили по достоинству.
Саша и Оксана получили призовые хлопки. Младшие Маруся с Таней – просто улыбку.
– Хароший, хароший!
Жаклин благосклонно посмотрела на меня. И потрепала по щеке, которую я насандалила блестящей герленовской пудрой, выданной мне Красновой.
Яна, до сих пор ни разу не взглянувшая в мою сторону, вдруг мило улыбнулась мне.
– Девочки, какие же мы все красивые! Жаклин, ты всегда выбираешь лучших! – сказала она.
– Готовы? За мной!
Мы стояли возле входа Petit Palais, он же Музей изящных искусств, и пили шампанское. Мы были самые яркие, и Жаклин нами гордилась. Англичане, немцы, американцы, поляки, итальянцы, собранные точно в такие же группки во главе с региональным предводителем, разглядывали друг друга. Они были в основном в черном, не такие роскошные, как мы. Мы – это я зря сказала. Я-то была в черном.
Разносили шампанское и устриц. Жаклин и девочки проглатывали их легко, я даже не пыталась. Мне они почему-то всегда были отвратительны. Скользкие, слизистые.
– Ты просто не умеешь их есть, – всегда говорил мне Саша. Но я, как ни пытался он меня приучить, отказывалась наотрез.
По периметру площадки, на которой толпились журналисты, были выставлены золотые флаконы с ароматом «Mystery» – вернее, их двухметровые муляжи. Холодный ветер, холодные улыбки, ледяное шампанское. Теплый прием.
Через час возле золотой декоративной арки, на которой сияли буквы слогана аромата «Mystery» «Work your magic!», появились три товарища. Группы стали подтягиваться ко входу в святилище. Наконец-то согреемся!
После американцев, англичан, немцев, итальянцев и китайцев наступила наша очередь. Мы восходили по ступенькам медленно и торжественно, как восходят к божеству. Или к причастию. Девочки притихли. Благоговейная тишина. Жаклин шла впереди, ведя за собой конфирманток.
Один из трех был тот самый Поль, которой сегодня грузил нас в офисе. Двое других – высокие, худые. Николя Орсе, седой господин лет шестидесяти, безупречный, как целлулоидный пупс. Франсуа Орсе, помладше, не старше сорока, темноволосый, красивый, с брезгливой гримаской, портившей его качественный профиль. Огромный концерн FLG, продававший вина и коньяки, одежду и парфюмы, мебель и керамические плитки, был семейным бизнесом Орсе. Империя роскоши, 3500 бутиков по всему миру, миллиардный оборот, первое место на рынке товаров luxury.
Возле входа в святилище стояла огромная ваза с шоколадными конфетами.
Жаклин пожала руку троице. Церемониал начался.
Первой сделала книксен Яна. Дедушка Николя улыбался широко. Его сын Франсуа – едва-едва. Пока империя ему не принадлежала, приходилось доказывать свой статус, демонстрируя высокомерие.
Яна сказала несколько слов, целлулоидный дед кивнул в сторону шоколадок, и она отошла к вазе.
Второй подошла Настя. Франсуа чуть оживился. Ну да, он же тоже холостяк, как следовало из пресс-релиза. Настя идет за шоколадкой.
Книксен, улыбка, кивок головы, конфетка. На каждую не больше пяти секунд.
Я оглянулась – сзади уже поджимали индусы.
– Иди, ешь шоколадку.
И Жаклин сдвинула меня в сторону, к вазе, где толпились наши красавицы.
– А как же?
Я даже не поняла сначала. Возле императоров Орсе уже вертелась француженка, представляя индийских журналистов. Наше время истекло. А как же я? А я никак! Я не удостоилась причастия. Хотя и постилась – только шампанское и сигареты целый день, и гладила как дура это платье! Я не стала брать шоколадку из вазы. Хотя она была забавная – в форме флакона «Mystery».
– За мной! Проходить вперед!
И мы прошли сквозь арку. Девочки, которые тут же оценили конъюнктуру, смотрели сквозь меня.
– Франсуа – фантастический красавец!
– Мне Беата рассказывала из итальянского «Вога», что у него был роман с Николь.
– И что?
– Папа не любит Голливуд. Он дикий мракобес. Если бы француженка была, может, и согласился бы.
Я увидела тысячи людей. Нет, это зеркала давали такой эффект. В зале, куда мы вошли, все было зеркальное. Столы, стены, тарелки, вазы, пол. В центре каждого стола вращался зеркальный шар, на котором крепился муляж духов. Закружилась голова – от голода и от шампанского. Вокруг шара была накрыта ягодная полянка, где росли клубника, черешня, ежевика, малина.
Официанты разносили шампанское – опять! – и маленькие плевочки какой-то птичьей еды. Яна потянулась за клубникой. Жаклин сурово посмотрела на нее. За соседними столами тоже никто не ел. Все чего-то ждали.
Яна вытянула-таки клубничину из кучки. Настя ухватилась за другую ягодку. Жаклин не могла уже сдерживать напор голодных, и мы запустили руки в ягодный развал.
– Только кто был в музей L’Or может есть! – пыталась остановить нас Жаклин.
Но было поздно. Через восемь минут за русским столом не осталось даже веточки от черешенки.
Официант крутился рядом с нами, выдавая Жаклин бокал за бокалом.
– Всем пить!
Загрохотала музыка. Зеркальная стена напротив треснула и начала разъезжаться по линии разлома. На нас хлынул мощный поток света, и из него стал вырастать огромный зеркальный шар, на котором стояла девушка. Примерно так же происходило и в рекламном ролике, только не хватало компьютерной графики, чтобы превратить ее фигуру во флакон. Девушкой на шаре была Жизель Бундхен, лицо нового аромата L’Or. Явившийся из того же светового потока Николя Орсе помог Жизель слезть с шара.
Он что-то говорил по-французски и по-английски, потом передал микрофон Бундхен. Но мы ничего не слышали. Мы готовили Яну. Оксана поправляла ей прическу, Маруся доставала ее помаду, Таня держала зеркало. Яна репетировала с Жаклин слова. Каждому столу полагался один вопрос. По одному от каждой из сорока стран, где продается продукция концерна и знают слово «глянец».
Яна была нашим полпредом, полномоченным представителем русского гламура.
Свет забил в глаза. Наша очередь! На Яну наставили телекамеры. Я выпрямила спину и смело посмотрела в морду объектива. Честь страны – это не шутка.
– Россия, Яна Слопова. Мисс Бундхен, считаете ли вы слоган нового аромата «Колдуй реально!» отражением новой роли красоты в современном мире, где магия женственности становится одной из составляющих профессионального и личного успеха?
Хорош тот вопрос, в котором уже содержится ответ.
– Ес, идеология аромата «Mystery» обращена к новому образу современной женщины, которая привыкла побеждать. «Mystery» – это воплощение ее красоты, магия молодости и успеха. Поэтому «Mystery» выбирают уверенные в себе женщины, которые реализуют свои мечты не только на подиуме, но и в жизни. Они хозяйки новой женственности, провозглашенной L’Or.
Жизель без запинки цитировала пресс-релиз. А еще говорят, Бундхен – плохая актриса. А вы попробуйте дословно повторить эти гладкие обтекаемые формулировки. Рекламный боекомплект про новую женственность и эликсир красоты годился для любых духов. Да и для помад и теней – вполне подошел бы. Я восхищалась – в этом флаконе идеального тела с бразильской попкой живет настоящий профессионал!
Яну поздравляли.
– Харроший, харроший!
– Ты гениально сказала!
– У Янки идеальное произношение!
– Жаклин, а когда мое интервью? – спросила Настя.
– Сейчас Жаклин отвести тебя! И где есть твой оператор?
– Ждет давно, – Ведерникова махнула рукой в сторону сцены, возле которой стояли люди с телекамерами.
Жизель и Николя Орсе исчезли в облаке света.
– Настья, пора! – Жаклин подхватила Настю под ручку, они понеслись к сцене, туда, где в огромной зеркальной стене угадывались очертания маленькой двери. Через нее, как я успела заметить, просачивались в Зазеркалье небольшие группки с телекамерами.
Разговор за столом тут же вырвался из жестких рамок beauty-официоза.
Оксана рассказывала Марусе о своем детстве:
– В 14 лет он меня трахнул.
– А ты что?
– Залетела сразу.
– И что?
– Что, что, аборт сделала! Знаешь, кто он был?
– Ну?
– Вор в законе. Реальный бандит. Убийца. Я потом от него два года скрывалась. К бабушке в Минск уехала.
– Офигеть!
– Но красивый!
Минут через двадцать Настя и Жаклин вернулись.
– Фантастическое интервью, лучшее в моей карьере! – объявила Ведерникова, усаживаясь за стол.
– Вы знаете, что сказала Жизель Настья? Что она красивей, чем модель! Мы должны пить за Настья! – кричала Жаклин.
Снова несли шампанское, и мы пили за Настю, за Яну, за Жаклин, за Дом L’Or, за новый аромат. Еды все не было, и мы давно были пьяны.
Николя Орсе вышел из Зазеркалья и занял место за своим столом. Жаклин скомандовала:
– За мной!
Мы застучали каблуками по зеркальным плитам. Жаклин подвела нас к Николя. Франсуа сидел рядом.
– Мы показать русский делегация! Какая прекрасная шоу!
Мы стояли перед отцом и сыном в третьей позиции. Как девочки на выбор. Николя оглядывал нас с ног до головы. Франсуа пил шампанское и смотрел в одну точку. На Настю. Я поняла, на что это похоже. Однажды я заехала в переулок возле Шаболовки и уперлась в шеренгу девиц. Они стояли в свете фар – с голыми ногами, замерзшие и скукожившиеся под взглядами мужиков, осматривавших их из машин. Бандерша, наклонившись к окну, тыкала в девиц пальцем – какую?
Жаклин наклонилась к Николя и о чем-то говорила с ним, показывая на нас.
Черт, это панель! Зеркальная панель. И уйти нельзя. Потому что рекламный бюджет. Ха, и здесь бюджет! Только деньги другие. Сумасшедшие.
– Самый красивый редактор русские, – Жаклин была пьяна и счастлива.
Мы вернулись за стол. Праздник продолжался. Принесли спаржу в лужице коричневого соуса, в центре звездочка из фрукта, название которого я все время забываю. Люди начали рассасываться. Мы сидели.
Яна кричала:
– Мясо, принесите мне мясо!
Принесли лапшу, маленький холмик на огромной тарелке.
– Это «доширак»! Унесите «доширак» и дайте нам мясо!! – кричали мы все. По-моему, официант понял слово «доширак». И принес еще две бутылки дорогущего шампанского Diamonds, которым торговал концерн.
Жаклин ничего не ела. Только пила шампанское. Как воду. В левой руке она держала бокал, правой наливала из бутылки. Скорость оседания пены отставала от темпа Жаклин, и жидкость переливалась – на стол, на платье, на мех.
Наконец принесли мясо. Уже ничего не хотелось.
– Oui, мьясо! – Жаклин съела сначала свое, потом чужое – девочки сгружали ей вырезку со своих тарелок. – Я привезу вас Парис через месяц! Кто поедет со мной? Жить будем один номер.
– Я!
– И я!
– Жаклин, я обожаю Париж. Жаклин, слышишь, Париж – это Жаклин! – кричала Таня.
– Всем налить! – приказала Жаклин. Бутылки не хватило. – Еще champagne!
Несли шампанское и десерт. Шоколадный шарик, покрытый серебряной глазурью, под карамельной сеткой. Духи в карамели, аромат в шоколаде.
– Можно мне чай? – спросила я Жаклин.
– Сначала надо есть десерт! Пей champagne вместо чай.
К столу подошли Николя и Франсуа.
– Vive la Russie!
Франсуа встал позади Насти и положил руку ей на плечо. Она не растерялась.
– Жаклин, нужен фотоаппарат!
Жаклин сунула сумку в руки Марусе.
– Достать! Настья, где твой оператор? Он снимать нас! Почему ты не усадить его здесь?!
– Потому что он всего лишь оператор, Жаклин, – смиренно объяснила Ведерникова.
Маруся наконец нашла камеру и прицелилась.
Фото Насти, Франсуа и Николя. Жаклин поднялась, опираясь на бутылку. Жаклин, Настя, Николя, Франсуа. Девочки вскочили с мест и обступили владельцев империи роскоши.
– Сними нас всех вместе! – попросила меня Маруся, которая рисковала остаться за кадром. Я кивнула.
– Встаньте ближе!
Я выстроила композицию: Настя на стуле, на ее плече – пьяная рожа Жаклин с размазавшейся помадой, Николя и Франсуа за спинкой стула, Яна, Оксана и Саша жмутся к лацканам пиджаков старшего и младшего Орсе, Маруся и Таня встали на цыпочки, пристраивая свои головы между благородными сединами отца и черными кудрями сына.
Три кадра. Настя без бокала. Настя с бокалом. Третий смазан – Франсуа нагнул голову и что-то шепчет на ухо Насте.
– Merci bien!
Франсуа обменивался визитками с Ведерниковой, Жаклин что-то жарко обсуждала с Николя. Наконец они ушли.
Почти все сорок столов опустели. Остался один русский – в полном составе.
– Мы гулять дальше!
Я чувствовала, что леденею. От холодного шампанского начинало болеть горло, кондиционер шпарил вовсю, по залу гуляли сквозняки. Ленкино платье, которое было мне все-таки маловато, впивалось в спину. Уже час ночи.
– Может, уже можно уйти? – спросила я Оксану.
– В принципе, можно. Но я посмотрю на тебя, если ты сделаешь это первой.
Я вздохнула – значит, нельзя.
Девочки рассматривали фото, передавая камеру по кругу.
– Франсуа такая лапочка!
– Ви влюбиться Франсуа? Он занят! У него очень знаменитый модель.
– А он Насте визитку дал, – сказала Яна.
– Настя может пробовать! Может, Франсуа ему изменить.
– Ей или ему? – я вдруг сообразила кое-что.
– У него подружка быть! И есть друг! – Жаклин залилась счастливым смехом и снова налила себе шампанского. – Кто со мной пить?
Девочки подставили бокалы. Я отказалась.
– А ты почему не пить с Жаклин?
– Я уже не могу, спасибо.
Жаклин обняла Яну. Они поцеловались.
– В Париж надо пить! Ты, Борисоф, спрашивать про секс. А ты любить групповой секс?
Я замерла. Жаклин смотрела на меня, а я на ее руку, которая поглаживала красное Янино платье. Там, в районе груди. Яна сидела, закрыв глаза. Маруся и Таня оторвались от фотоаппарата. Саша хихикнула. Оксана разглядывала пустой бокал. Настя вертела в руках визитку.
И что я сейчас должна сказать?
– Ты просто так спрашиваешь или что-то конкретное?
Черт, что я несу! Ступор, в котором я находилась уже сутки, парализованная наставлениями Полозовой и Красновой – «подружись с Жаклин, это наш бюджет», – заставлял меня делать то, чего я никогда бы не сделала. Но я уже не понимала, кто такая эта «я» теперь. Мне надо было пить шампанское, которое я никогда не любила – потому что так надо журналу. Но желудок-то мой. Я сидела в ледяном зале, думая о бюджете, но моя собственная кожа покрывалась пупырышками. Журнал не представили Николя Орсе, и это не относилось ко мне – исключительно к Gloss, который не был первым в списке симпатий парижского офиса L’Or – но унижение прожевала лично я. Я работала на журнал не только головой, но кишками и печенью. Последний вопрос был сокрушительным. Неужели есть еще органы, которые должны поработать на успех глянца?
– Алена у нас еще новичок. Правда, Жаклин? – Саша погладила Жаклин по щеке.
– Добро пожаловать в индустрию! – шепнула мне Оксана и встала из-за стола.
Девочки задвигали стульями.
– Кто хочет в отель, может ехать отель!
Еще минут пятнадцать мы жались возле своих стульчиков, изображая светскую беседу, а реально дожидаясь, пока Жаклин опустошит последнюю бутылку.
В автобус сели в гробовой тишине. Жаклин впереди с Яной. Я забилась на заднее сиденье. Настя уехала на такси – к друзьям в Пасси.
Меня качало. Кресло, кровать, абажур над столом – все кружилось, и я с трудом фиксировала их взглядом на положенных местах. Упасть не раздеваясь? Нет, добраться до душа, смыть липкое ощущение сегодняшнего вечера. Я пахла духами, шоколадом, шампанским, сигаретами – и от этой концентрированной гламурной смеси меня подташнивало. Пусть завтра не будет прически, наплевать – мне нужна чистая, проточная вода, льющаяся прямо в темя.