Страница:
которая в большинстве случаев имела самые печальные последствия.
Но вернемся в 90-й год. Резкий скачок инфляции, порожденный реализацией
явно неудачных законов о предприятиях, создает дефицит товаров первой
необходимости. Особенно плохо с продовольствием. Полки продуктовых магазинов
в течение дня пустуют. Время от времени что-то где-то "выбрасывают". Тут же
выстраивается очередь, к примеру, за сахаром. По талонам и не более 2-х
килограмм "в одни руки". Великая удача, если ты оказался рядом и талоны при
тебе. Сахара хватает на пару часов... В очередь за мясом записываемся с
вечера. Драгоценный список передают друг другу дежурящие всю ночь очередники
- чтобы кто-нибудь не уничтожил список и не составил другой. Это при том,
что вовсе неизвестно, будет ли мясо утром в продаже. В ожидании новых
сюрпризов с ценами все производители придерживают свой товар - от колхоза до
целой области. Не выполняют ни обязательных поставок государству, ни
договорных обязательств. Вот моя дневниковая запись от 23 сентября 90-го
года:
"Москва фактически подвергнута экономической блокаде. Исчезли все
крупы, яйца, нехватка сахара и мяса. Овощи поступают с перебоями... Моссовет
доблестно сражается, организуя добровольные, оплачиваемые "натурой" рейды
горожан на уборочную кампанию. На беду вот уже полтора месяца сплошной
дождь, каждый день моросит. Картофельные поля потонули... Кем-то явно был
организован кризис с сигаретами. Потом - с хлебом: три или четыре дня его
почти не было. На дверях многих булочных с утра висел плакатик: "Хлеба нет".
Вот еще одна запись того же года:
"...Народ обозлен на экономистов, которые в печати предлагают все
разное. А тем временем саботаж аппаратчиков наращивает экономические
трудности. Повсюду обнаруживают переполненные склады с дефицитными товарами,
которые не поступают в продажу. Тысячи составов стоят неразгруженными, а
железные дороги задыхаются от нехватки порожняка. Закупленное по импорту не
на чем доставить в Союз, тем более развезти по его огромной территории. Надо
бы передать это дело торговым кооперативам. Но, опираясь на дремучую
ненависть к ним, массы нашего народа (долой спекулянтов!), законодатели,
профсоюзы и местные власти всячески препятствуют их образованию. Еще 3
октября 89-го года ВЦСПС организовал по этому поводу митинг в Лужниках.
Работяг привозили на автобусах. За участие в митинге предоставляли "отгул".
Текст плакатов был разослан по предприятиям: "Наживаются, ничего не
создавая!", "Скупают дефицитные товары" и так далее. ВС обсуждает
предложение ВЦСПС запретить кооперативы". Хаос!
Ничего удивительного, что на этом фоне Горбачев не оценил степень новой
опасности, угрожающей подорвать все государственное устройство. Я имею в
виду организованную преступность. К тому же в это время уже разгорелась
война между ним и Ельциным - было не до рэкетиров. Пусть ими занимается
милиция и другие правоохранительные органы! Это была серьезная ошибка. Во
все времена были шайки воров и банды со своими атаманами. Организованная
преступность - нечто другое. Хотя основной сферой ее деятельности обычно
являются рэкет и торговля наркотиками, теперь преступное сообщество
несравненно более многочисленно, члены его специализированы - от разведчиков
до профессиональных киллеров. Руководство - многоступенчатое. Рядовые
исполнители не знают главу всего сообщества. Одна такая организация может
терроризировать целый район или небольшой город - всех его предпринимателей,
кооператоров, торговцев, общественные службы. Вот, к примеру, начало статьи
Г. Рожнова под названием "Крыша", напечатанной в "Огоньке" (май того же
90-го года, No 19):
"В Воронеже событие: убит Брычев Вячеслав Михайлович. Славик. Брыч.
Женат, молод, судим. Мясник центрального рынка. Похороны едва не державные.
Траурный кортеж - десяток автобусов, семьдесят два легковых автомобиля.
Отдельно - оркестры, венки, горы живых цветов (в начале марта!). На
перекрестках вместо милиции - крепкие мальчики в кожаных куртках. Могила -
на юго-западном кладбище, где уже не хоронят даже номенклатуру. В дни
похорон и поминок - никаких комедий в кинотеатрах, никакой порнухи в
видеотеках, пирушек в ресторанах - траур! Венков на могильном холме уйма, а
на лентах надпись одна: "Славику от друзей".
Друзья стоят при прощании молча, прощаются с усопшим без слезинки, в
голосе металл: "Мы отомстим. Смерть за смерть!"
Подумать только! Ведь Воронеж немалый город: серьезная промышленность
(станки, самолеты, экскаваторы, радиоэлектроника, химия), девять вузов, в
том числе университет, четыре театра и т.д. И вот - поставлен на колени!
Еще любопытная статья в том же "Огоньке" (июль 91-го года). Название
"Обед у рэкетира", автор М. Корчагин. Действительно, обед в отдельном
кабинете какого-то безымянного кафе на окраине Москвы. И беседа. По
приглашению некоего, видимо, главаря организации, к которому журналиста
доставили "два молчаливых парня в сверкающем "Мерседесе" (это 91-й год!).
Цель беседы, - по словам хозяина кабинета, - опровергнуть небылицы, которые
пишут о них, рэкетирах... В конце содержательного разговора любознательный
журналист заглядывает в будущее:
- Поздно или рано на смену нынешним экономическим отношениям придут
чисто рыночные. В связи с этим изменит ли советский рэкет свое лицо?
- Естественно. Мы мгновенно перестроимся. Мы уже будем нуждаться в
умной "голове", хорошо разбирающейся в экономике. Это будет человек с
чемоданчиком - с переносным персональным компьютером. Он станет нашим
мозгом. Будет получать из нашей казны бешеную зарплату, а рэкетиры будут
обеспечивать ему безопасность и необходимые условия труда.
- Чем же, к примеру, будет заниматься этот человек?
- Ну, допустим, он будет просчитывать доход того или иного предприятия,
выявляя левый заработок. Мы, естественно, задействуем человека из местной
бухгалтерии, которого "попросим" сообщать о всех сделках этого
предприятия...
Вот тут-то и "зарыта собака". Та угроза государству, о которой я
упомянул вначале. С помощью подкупа, запугивания, шантажа преступные
организации начнут проникать не только в бухгалтерии, но и во все сферы
управления. У них будут "свои люди" в прокуратуре, в городской
администрации, в аппарате правительства, даже в Государственной Думе.
Осведомители, пособники, защитники, если потребуется. Это уже называется
"мафия". Сегодня о ней мы можем говорить в настоящем времени. Сила и влияние
ее огромны. Тогда, в начале 90-х, на стадии организованной преступности их
еще можно было остановить. Если и не уничтожить, то рассеять, сломать
организации... Упустили!
Впрочем, для этого нужно было иметь настоящую власть. А у Горбачева ее
не было, даже в парии. Старое Политбюро после первых шагов нового генсека
настроилось против него враждебно. Так же, как и большинство членов ЦК. Надо
отдать дань мужеству Горбачева, начавшего свою реформаторскую деятельность в
таком окружении. Окружение это нужно было срочно менять, прежде чем оно
сумеет сговориться и скинуть "хозяина", как это удалось сделать с Хрущевым.
И Михаил Сергеевич начал действовать. Уже на первом пленуме ЦК после своего
избрания он ввел в Политбюро верных, как он полагал, ему людей: Рыжкова,
Чебрикова, Лигачева. Затем Шеварднадзе. Со всех постов, включая Политбюро,
был отставлен Романов, до него - Гришин, а в январе 87-го года - Кунаев. В
июле того же года в Политбюро вошли Слюньков и Яковлев.
Но сил еще было мало. 21 октября 87-го года собрался расширенный пленум
ЦК для утверждения представленных Горбачевым тезисов его доклада по поводу
семидесятилетия со дня Октябрьской революции. Пленум заставил докладчика
дважды переделывать тезисы в плане смягчения критики Сталина и подчеркивания
его роли в победе над фашизмом.
В октябре 88-го года из Политбюро были выведены Долгих, Капитонов,
Соломенцев и Громыко. За ними вскоре последовал Алиев, а в сентябре 89-го
года - Щербицкий. Особенно мощный удар по своим противникам в ЦК нанес
Горбачев в апреле 89-го года. На внезапно созванном, внеочередном пленуме 75
членов и 35 кандидатов в члены ЦК подали коллективную просьбу об отставке и
уходе на пенсию! Этому предшествовал простой, но "гениальный" маневр. Все
члены пленума съехались в один день и были размещены в отдельных номерах
гостиницы "Москва". В тот же вечер каждого из них посетил "некто в штатском"
и по поручению генсека предложил подписать коллективное заявление об
отставке, пояснив, что если они откажутся, то будут исключены на пленуме и
лишатся полагающейся добровольно ушедшим персональной пенсии и прочих благ.
Никто не стал рисковать! А Горбачев одним ударом обеспечил себе большинство
в ЦК. Одновременно была уволена почти треть аппарата ЦК. Однако борьба с
оппозицией на этом не кончилась. Был момент, когда 32 первых секретаря
обкома (из 72) обратились в ЦК с предложением снять Горбачева с поста
генерального секретаря. Но "поезд уже ушел" - обновленный ЦК отклонил это
предложение.
На XXVIII съезде КПСС в начале июля 90-го года, несмотря на жестокие
нападки на него в прениях, Горбачев был переизбран генеральным секретарем с
убедительным преимуществом: 3411 голосов против 1116. В это время он уже был
Президентом СССР - вся полнота власти в стране была в его руках.
Еще 8 февраля 90-го года собрался расширенный пленум ЦК для подготовки
съезда. Горбачев предложил на обсуждение пленума весьма радикальную
"платформу". В ней фигурировала необходимость отмены 6-й статьи Конституции,
где КПСС объявлена "правящей партией". В платформе было сказано, что "партия
будет бороться за то, чтобы быть правящей, но путем завоевания доверия масс,
а не законодательным закреплением". Признавалась целесообразность создания в
стране многопартийной системы. Предлагалось провести прямые и тайные выборы
делегатов съезда на альтернативной основе. В новом Уставе партии
рекомендовалось введение действительно демократической системы выборов
партийных бюро на всех уровнях. В отличие от прежней системы, когда
вышестоящая партийная инстанция "спускала" нижестоящей список членов ее
будущего бюро...
Текст выступлений в прениях публиковался. Первые из них содержали
резкие нападки на платформу Горбачева. Но после выступления секретаря
парткома Ижорского завода характер прений изменился. "Голос масс" прозвучал
угрожающе: уже несколько месяцев в партию на заводе никто не вступает, а
более ста человек из нее вышли. В последующих выступлениях платформу
поддерживали, и с несущественными дополнениями она была принята единогласно
(!), если не считать одного голоса против, поданного Ельциным.
Задумаемся над предложением Горбачевым столь радикальной платформы и, в
частности, над его уверенностью в том, что КПСС, отказавшись от роли
правящей партии, может завоевать доверие масс. Конечно, он знал, что, по
крайней мере в Москве, множество людей, особенно в интеллигентской среде,
горячо ненавидят КПСС. 25 февраля 90-го года в Москве на Зубовской площади
состоялся грандиозный митинг (по оценкам милиции, около полумиллиона
человек). Над головами густо стоявших людей поднимались сотни самодельных
плакатов. Я записал текст тридцати из них, которые мог прочитать со своего
места. Половина из них содержала анафемы в адрес КПСС. К примеру, такие:
"Вся история коммунизма - это обман, грабеж, насилие, кровь и пот рабов,
нищета, бедствие, обожествление негодяев и невежд. К ответу!". Или краткие и
категорические: "КПСС - хомут на шее народа!", "Коммунизм - на свалку
истории", "КПСС - не для честных людей!" и т.д.
Я склонен думать, что предложения Михаила Сергеевича относительно
коренного изменения роли КПСС были искренними и он понимал, что они
обернутся новой волной противостояния верхушки партаппарата, которую ему
придется одолевать...
Теперь относительно проклятий в адрес партии в целом, звучавших на
митинге. Здесь произошло досадное недоразумение. Фактически эти проклятия
были адресованы, во-первых, ставшему широко известным преступному прошлому.
Массовым репрессиям, осуществленным Сталиным и его подручными в середине
30-х годов и после окончания Отечественной войны. Но ведь подавляющее
большинство репрессированных тоже были членами партии. Получалось, что
проклятия относятся и к ним. И к тем, пусть обманутым, но искренне верившим
в идеалы коммунизма партийцам, которые в первые же дни войны пошли в
народное ополчение. Ценой своей жизни они задержали продвижение немцев к
Москве до подхода регулярных частей Красной Армии из Сибири. И к тем, кто
вступал в партию на фронте, чаще всего перед началом наступления, когда
особенно велика была вероятность погибнуть. За что же им проклятия?
Во-вторых, ненависть митингующих была совершенно справедливо направлена
в адрес тех, кто присвоил себе право распоряжаться их трудом, социальным
положением, лишал свободы слова, общения, вмешивался в личную жизнь, отделил
от всего мира железным занавесом. Против тех, кто использовал народное
достояние для создания себе и своим семьям несравненно более высокого уровня
жизни, чем у остальных граждан. Кто отгородился высокими зелеными заборами
от лживо восхваляемого ими народа. Но ведь это все "номенклатура": члены ЦК,
секретари обкомов и райкомов, их аппарат. Все это вместе составляет едва ли
сотую долю 20-миллионной массы рядовых коммунистов. Бногих лет официальной
пропагандой веру в то, что партия строит счастливое будущее для их детей. Я
уже писал об этом в главе 10-й. Некоторые обрели эту веру или надежду после
XX съезда. (Булат Окуджава вступил в партию в 56-м году.) Некоторые вступали
для того, чтобы защитить хорошее дело, которое они делали для народа.
Владимир Лакшин, к примеру, вступил в 66-м году, когда Твардовский добивался
его назначения своим заместителем в редакции "Нового мира" (сам Твардовский
оставался в партии до конца своих дней).
Мне скажут, что многие вступали в партию ради повышения по службе.
Получить заведование научной лабораторией, поехать за границу для участия в
какой-нибудь конференции. Грубо говоря, из "карьерных соображений". Но в
наши дни, когда каждый молодой человек открыто заявляет о намерении сделать
карьеру, вряд ли это заслуживает яростного осуждения. Что же касается
рабочих, колхозников, учителей или мелких служащих, то им наличие
партбилета, кроме некоторого повышения ответственности, никаких благ не
сулило. А таких, по моему глубокому убеждению, в партии было большинство.
Позволю себе процитировать еще одну фразу из письма Сахарова и его товарищей
руководителям партии и правительства (в 70-м году):
"Демократизация, проводимая под руководством КПСС в сотрудничестве со
всеми слоями общества, должна сохранить и упрочить руководящую роль партии в
экономической и культурной жизни общества".
Думаю, что Андрей Дмитриевич имел в виду то же самое, что Горбачев в
своей программе: "быть правящей путем завоевания доверия масс..." Возможно
ли было начать конкретную работу в этом направлении в 90-м году? Думаю, что
да, возможно! Для этого было необходимо сурово и конкретно осудить тех, кто
был причастен к репрессиям. Как тех, кого уже не было на земле, так и еще
живущих. Нужно было осудить и исключить из партии номенклатурных партийных
руководителей, кто, хотя и по указаниям "сверху", но ревностно осуществлял
неограниченный диктат партии "на местах" и пользовался незаконными
привилегиями (не говоря уже о злоупотреблениях). Это можно было сделать в
процессе отчетно-перевыборной кампании в КПСС, но не по описанной в главе
10-й системе "сверху вниз", а по принципу "снизу вверх". То есть избрания в
индивидуальном порядке членов партбюро на всех уровнях теми коммунистами,
которые будут работать непосредственно под их руководством. На этих же
собраниях после неограниченных по времени прений по отчету старого бюро
можно было бы исключить из партии запятнавших свою честь руководителей. В
окончательном порядке, без утверждения "вышестоящими инстанциями".
Что же касается осуждения преступного участия в репрессиях
высокопоставленных деятелей партии, то я не считаю целесообразным устраивать
публичный суд наподобие Нюрнбергского, как предлагали многие, над людьми по
большей части умершими. Вместо этого организовать большую, на несколько
дней, международную научную конференцию по истории коммунистической партии
СССР, где эрудированные докладчики в доходчивой для широких масс форме
оценили бы все, что с нами происходило за 70 лет партийного руководства
жизнью страны в различные ее периоды. Доклады широко публиковать в газетах,
а наиболее интересные в записи показывать по телевидению.
Важно, чтобы в этих докладах были объективно освещены не только
преступления партийного руководства, но также трудовые и военные подвиги
рядовых коммунистов, равно как тех из их вожаков, которые заслуживают нашего
уважения и благодарной памяти. После такого освещения подлинной ее истории и
очищения в ходе отчетно-перевыборной кампании КПСС, в соревновании с другими
партиями, могла бы заняться проблемами перестройки (к примеру, борьбой с
организованной преступностью и созданием реальной базы для цивилизованных
рыночных отношений). Не в порядке распоряжений и команд, а путем личного
примера своих членов и ведения постоянной разъяснительной работы во всех
слоях общества и на всей территории СССР. Под разъяснительной работой я
подразумеваю не общие слова и лозунги, а представления цели, смысла и путей
выполнения каждого постановления ВС и Совмина, каждого нового закона сразу
после их принятия (чего, увы, не делали ни ВС, ни Совмин, ни профсоюзы).
Благо, для такой разъяснительной работы уже существовала всепроникающая сеть
партийных организаций КПСС, руководимая из центра. Соревнование партий,
включая обновленную КПСС, на реальном поприще активного участия в
перестройке и просвещении народа предоставило бы избирателям возможность
основанного не на словах, а на деле выбора своих депутатов в
представительные органы страны всех уровней, вплоть до парламента.
Наконец, в том, что касается идеологии коммунизма, я не вижу оснований
для ее осуждения, подобного осуждению нацизма. Нравственная составляющая
этой идеологии близка к христианству (я бы добавил, в том его понимании,
какое предлагал Лев Толстой). Быть может, учение коммунизма можно упрекнуть
в утопичности. Но, во-первых, степень реалистичности любой утопии
проверяется временем. А во-вторых, как сказал кто-то из великих, если бы не
было утопий, то не было бы и нравственного прогресса человечества. А то
прискорбное обстоятельство, что руководители российских коммунистов
использовали идеологию коммунизма для прикрытия своих преступных деяний,
порочит ее не более, чем инквизиция опорочила христианское вероучение.
Припоминаю, что подобные мысли об очищении и сохранении партии, как уже
готового отряда для реализации нового государственного устройства, приходили
мне в голову еще в 56-м году, после XX съезда и доклада Хрущева.
Теперь займемся отложенным на время вопросом о становлении демократии.
С самого начала перестройки широкие слои советского общества были уверены в
том, что одновременно со свободой слова, собраний, печати и прочего должен
быть осуществлен немедленный переход от тоталитарной государственной системы
к демократии. Кое-кто мог бы возразить, что у нас в смысле законодательном
уже есть демократия. Почитайте, мол, в Конституции 77-го года полномочия
Верховного Совета СССР. Там Вы найдете и утверждение государственных планов
экономического и социального развития СССР, государственного бюджета СССР и
отчетов об их исполнении. И принятие законов, и внесение изменений в
Конституцию...
Критик бы сразу возразил: "А Вы видели, как принимаются эти
судьбоносные для страны решения и законы? Весь зал, как один человек,
поднимает свои мандаты, голосуя "за"! А разве мы выбираем депутатов ВС? Во
время "выборов" в избирательном бюллетене стоит только одна фамилия, конечно
же, назначенная высшим партийным руководством. Вот если в бюллетенях будет
несколько фамилий кандидатов, притом выдвинутых собраниями народа, тогда у
нас будет демократия!".
И только уж очень критически настроенный хулитель советской системы
возразил бы: "Нет, не будет! Почитайте-ка более внимательно Конституцию. Вот
статья 104: "Депутат осуществляет свои полномочия, не порывая со своей
производственной или служебной деятельностью". Его освобождают от работы
только на время сессии, дважды в год. А сессия длится, как мы знаем, 2-3
дня. Когда же свободно избранный депутат будет разбираться в предлагаемом на
его утверждение государственном плане развития СССР или бюджете, как он
сумеет оценить последствия принятия нового закона?"
"Для этого обе палаты ВС, - ответит защитник старой Конституции, -
создают постоянные комиссии для предварительного рассмотрения и подготовки
вопросов (ст. 125)".
- Но ведь комиссии образуются из числа депутатов, и нигде в Конституции
не сказано, что на время работы комиссии ее члены освобождаются от основных
служебных обязанностей. Значит, и у них не будет времени для серьезной
проработки вопросов.
- Но есть Президиум ВС, избираемый из числа депутатов. Он, как это
сказано в статье 119, является постоянно действующим органом ВС.
- Однако в перечне его важных (главным образом внешнеполитических и
военных) функций (ст. 121) нет рассмотрения ни планов государственного
развития, ни бюджета. Только право в период между сессиями ВС вносить
изменения в законы да издавать свои указы и постановления, подлежащие
последующему утверждению на сессии ВС. Очевидно, что планы и бюджет,
представляемые Совмином СССР, рассматривают всерьез и утверждают
соответствующие отделы ЦК КПСС. А Верховный совет своим единодушным
голосованием лишь выражает свое доверие высшему органу правящей партии...
Это - не демократия!
Поэтому-то изменения и дополнения, внесенные в Конституцию в октябре
88-го года, относились не только к порядку свободных выборов, но и к самому
характеру работы верховного органа представительной власти. Теперь граждане
на действительно демократической основе должны были выбирать депутатов
съезда Народных депутатов (НД). 2250 человек - по 750 от территориальных и
национально-территориальных округов и 750 - от всесоюзных общественных
организаций. И хотя этот съезд в норме должен собираться всего один раз в
год (для окончательного утверждения государственных планов и законов), он из
своей среды, с последующей ротацией тайным голосованием, должен избирать
Верховный совет (ВС), работающий на постоянной основе. Члены ВС на время
своего пребывания в нем освобождаются от основной работы и получают зарплату
именно в качестве депутатов. Сессии ВС собираются дважды в год - весной и
осенью, но длятся по 3-4 месяца каждая. В перерывах между сессиями депутаты
ВС продуктивно работают во множестве постоянных комиссий и встречаются со
своими избирателями. На сессиях должны происходить серьезные, подготовленные
комиссиями обсуждения представляемых Советом министров государственных
планов и бюджета. Бюджет принимается (в трех чтениях) окончательно.
ВС назначает председателя Совета министров и по его представлению
утверждает состав правительства. Председатель ВС является высшим должностным
лицом СССР. Он же возглавляет Президиум ВС, в состав которого входят
председатели обеих его палат и председатели постоянных комитетов. Вот это
уже действительно демократическое устройство государственной власти.
(Государственная Дума появится после принятия Конституции 93-го года).
Возникает только один вопрос: готово ли было в 88-м году советское общество,
только что сбросившее бремя тоталитаризма, эффективно реализовать такое
демократическое устройство?
Подумаем об избирателях. О том, как им было определяться с выбором
своего представителя на Съезд народных депутатов. Пожалуй, все понимали, что
в парламент желательно выбрать специалистов: юристов, экономистов,
политологов. Но кому известны их имена? 26 марта 89-го года столичные
избиратели голосовали за известных писателей, артистов, журналистов,
телеведущих. (Я оставляю в стороне списки, представленные общественными
организациями на выделенные им 750 мест.) В глухой провинции голосовали за
секретарей обкомов и райкомов парии, председателей рай- и горсоветов. Они у
всех на виду и, глядишь, в Верховном совете добьются каких-нибудь благ для
своего района или области.
Артисты и телеведущие не хотели расставаться со своей творческой
деятельностью... Провинциальная номенклатура была вообще против перестройки,
угрожавшей ее положению, и создавала мощную оппозицию всем новациям
Горбачева. Когда москвичи увидели в прямой трансляции зал заседаний только
что избранного съезда НД, первой реакцией многих было восклицание: "Ну и
рожи!" Действительно, в большинстве своем на экране были видны раскормленные
и тупые физиономии провинциальной элиты. Жажда интеллектуального творчества
не читалась в их взорах. Неудивительно, что реформы перестройки на стадии их
одобрения новоизбранным ВС в течение всей его первой сессии "буксовали".
Но вернемся в 90-й год. Резкий скачок инфляции, порожденный реализацией
явно неудачных законов о предприятиях, создает дефицит товаров первой
необходимости. Особенно плохо с продовольствием. Полки продуктовых магазинов
в течение дня пустуют. Время от времени что-то где-то "выбрасывают". Тут же
выстраивается очередь, к примеру, за сахаром. По талонам и не более 2-х
килограмм "в одни руки". Великая удача, если ты оказался рядом и талоны при
тебе. Сахара хватает на пару часов... В очередь за мясом записываемся с
вечера. Драгоценный список передают друг другу дежурящие всю ночь очередники
- чтобы кто-нибудь не уничтожил список и не составил другой. Это при том,
что вовсе неизвестно, будет ли мясо утром в продаже. В ожидании новых
сюрпризов с ценами все производители придерживают свой товар - от колхоза до
целой области. Не выполняют ни обязательных поставок государству, ни
договорных обязательств. Вот моя дневниковая запись от 23 сентября 90-го
года:
"Москва фактически подвергнута экономической блокаде. Исчезли все
крупы, яйца, нехватка сахара и мяса. Овощи поступают с перебоями... Моссовет
доблестно сражается, организуя добровольные, оплачиваемые "натурой" рейды
горожан на уборочную кампанию. На беду вот уже полтора месяца сплошной
дождь, каждый день моросит. Картофельные поля потонули... Кем-то явно был
организован кризис с сигаретами. Потом - с хлебом: три или четыре дня его
почти не было. На дверях многих булочных с утра висел плакатик: "Хлеба нет".
Вот еще одна запись того же года:
"...Народ обозлен на экономистов, которые в печати предлагают все
разное. А тем временем саботаж аппаратчиков наращивает экономические
трудности. Повсюду обнаруживают переполненные склады с дефицитными товарами,
которые не поступают в продажу. Тысячи составов стоят неразгруженными, а
железные дороги задыхаются от нехватки порожняка. Закупленное по импорту не
на чем доставить в Союз, тем более развезти по его огромной территории. Надо
бы передать это дело торговым кооперативам. Но, опираясь на дремучую
ненависть к ним, массы нашего народа (долой спекулянтов!), законодатели,
профсоюзы и местные власти всячески препятствуют их образованию. Еще 3
октября 89-го года ВЦСПС организовал по этому поводу митинг в Лужниках.
Работяг привозили на автобусах. За участие в митинге предоставляли "отгул".
Текст плакатов был разослан по предприятиям: "Наживаются, ничего не
создавая!", "Скупают дефицитные товары" и так далее. ВС обсуждает
предложение ВЦСПС запретить кооперативы". Хаос!
Ничего удивительного, что на этом фоне Горбачев не оценил степень новой
опасности, угрожающей подорвать все государственное устройство. Я имею в
виду организованную преступность. К тому же в это время уже разгорелась
война между ним и Ельциным - было не до рэкетиров. Пусть ими занимается
милиция и другие правоохранительные органы! Это была серьезная ошибка. Во
все времена были шайки воров и банды со своими атаманами. Организованная
преступность - нечто другое. Хотя основной сферой ее деятельности обычно
являются рэкет и торговля наркотиками, теперь преступное сообщество
несравненно более многочисленно, члены его специализированы - от разведчиков
до профессиональных киллеров. Руководство - многоступенчатое. Рядовые
исполнители не знают главу всего сообщества. Одна такая организация может
терроризировать целый район или небольшой город - всех его предпринимателей,
кооператоров, торговцев, общественные службы. Вот, к примеру, начало статьи
Г. Рожнова под названием "Крыша", напечатанной в "Огоньке" (май того же
90-го года, No 19):
"В Воронеже событие: убит Брычев Вячеслав Михайлович. Славик. Брыч.
Женат, молод, судим. Мясник центрального рынка. Похороны едва не державные.
Траурный кортеж - десяток автобусов, семьдесят два легковых автомобиля.
Отдельно - оркестры, венки, горы живых цветов (в начале марта!). На
перекрестках вместо милиции - крепкие мальчики в кожаных куртках. Могила -
на юго-западном кладбище, где уже не хоронят даже номенклатуру. В дни
похорон и поминок - никаких комедий в кинотеатрах, никакой порнухи в
видеотеках, пирушек в ресторанах - траур! Венков на могильном холме уйма, а
на лентах надпись одна: "Славику от друзей".
Друзья стоят при прощании молча, прощаются с усопшим без слезинки, в
голосе металл: "Мы отомстим. Смерть за смерть!"
Подумать только! Ведь Воронеж немалый город: серьезная промышленность
(станки, самолеты, экскаваторы, радиоэлектроника, химия), девять вузов, в
том числе университет, четыре театра и т.д. И вот - поставлен на колени!
Еще любопытная статья в том же "Огоньке" (июль 91-го года). Название
"Обед у рэкетира", автор М. Корчагин. Действительно, обед в отдельном
кабинете какого-то безымянного кафе на окраине Москвы. И беседа. По
приглашению некоего, видимо, главаря организации, к которому журналиста
доставили "два молчаливых парня в сверкающем "Мерседесе" (это 91-й год!).
Цель беседы, - по словам хозяина кабинета, - опровергнуть небылицы, которые
пишут о них, рэкетирах... В конце содержательного разговора любознательный
журналист заглядывает в будущее:
- Поздно или рано на смену нынешним экономическим отношениям придут
чисто рыночные. В связи с этим изменит ли советский рэкет свое лицо?
- Естественно. Мы мгновенно перестроимся. Мы уже будем нуждаться в
умной "голове", хорошо разбирающейся в экономике. Это будет человек с
чемоданчиком - с переносным персональным компьютером. Он станет нашим
мозгом. Будет получать из нашей казны бешеную зарплату, а рэкетиры будут
обеспечивать ему безопасность и необходимые условия труда.
- Чем же, к примеру, будет заниматься этот человек?
- Ну, допустим, он будет просчитывать доход того или иного предприятия,
выявляя левый заработок. Мы, естественно, задействуем человека из местной
бухгалтерии, которого "попросим" сообщать о всех сделках этого
предприятия...
Вот тут-то и "зарыта собака". Та угроза государству, о которой я
упомянул вначале. С помощью подкупа, запугивания, шантажа преступные
организации начнут проникать не только в бухгалтерии, но и во все сферы
управления. У них будут "свои люди" в прокуратуре, в городской
администрации, в аппарате правительства, даже в Государственной Думе.
Осведомители, пособники, защитники, если потребуется. Это уже называется
"мафия". Сегодня о ней мы можем говорить в настоящем времени. Сила и влияние
ее огромны. Тогда, в начале 90-х, на стадии организованной преступности их
еще можно было остановить. Если и не уничтожить, то рассеять, сломать
организации... Упустили!
Впрочем, для этого нужно было иметь настоящую власть. А у Горбачева ее
не было, даже в парии. Старое Политбюро после первых шагов нового генсека
настроилось против него враждебно. Так же, как и большинство членов ЦК. Надо
отдать дань мужеству Горбачева, начавшего свою реформаторскую деятельность в
таком окружении. Окружение это нужно было срочно менять, прежде чем оно
сумеет сговориться и скинуть "хозяина", как это удалось сделать с Хрущевым.
И Михаил Сергеевич начал действовать. Уже на первом пленуме ЦК после своего
избрания он ввел в Политбюро верных, как он полагал, ему людей: Рыжкова,
Чебрикова, Лигачева. Затем Шеварднадзе. Со всех постов, включая Политбюро,
был отставлен Романов, до него - Гришин, а в январе 87-го года - Кунаев. В
июле того же года в Политбюро вошли Слюньков и Яковлев.
Но сил еще было мало. 21 октября 87-го года собрался расширенный пленум
ЦК для утверждения представленных Горбачевым тезисов его доклада по поводу
семидесятилетия со дня Октябрьской революции. Пленум заставил докладчика
дважды переделывать тезисы в плане смягчения критики Сталина и подчеркивания
его роли в победе над фашизмом.
В октябре 88-го года из Политбюро были выведены Долгих, Капитонов,
Соломенцев и Громыко. За ними вскоре последовал Алиев, а в сентябре 89-го
года - Щербицкий. Особенно мощный удар по своим противникам в ЦК нанес
Горбачев в апреле 89-го года. На внезапно созванном, внеочередном пленуме 75
членов и 35 кандидатов в члены ЦК подали коллективную просьбу об отставке и
уходе на пенсию! Этому предшествовал простой, но "гениальный" маневр. Все
члены пленума съехались в один день и были размещены в отдельных номерах
гостиницы "Москва". В тот же вечер каждого из них посетил "некто в штатском"
и по поручению генсека предложил подписать коллективное заявление об
отставке, пояснив, что если они откажутся, то будут исключены на пленуме и
лишатся полагающейся добровольно ушедшим персональной пенсии и прочих благ.
Никто не стал рисковать! А Горбачев одним ударом обеспечил себе большинство
в ЦК. Одновременно была уволена почти треть аппарата ЦК. Однако борьба с
оппозицией на этом не кончилась. Был момент, когда 32 первых секретаря
обкома (из 72) обратились в ЦК с предложением снять Горбачева с поста
генерального секретаря. Но "поезд уже ушел" - обновленный ЦК отклонил это
предложение.
На XXVIII съезде КПСС в начале июля 90-го года, несмотря на жестокие
нападки на него в прениях, Горбачев был переизбран генеральным секретарем с
убедительным преимуществом: 3411 голосов против 1116. В это время он уже был
Президентом СССР - вся полнота власти в стране была в его руках.
Еще 8 февраля 90-го года собрался расширенный пленум ЦК для подготовки
съезда. Горбачев предложил на обсуждение пленума весьма радикальную
"платформу". В ней фигурировала необходимость отмены 6-й статьи Конституции,
где КПСС объявлена "правящей партией". В платформе было сказано, что "партия
будет бороться за то, чтобы быть правящей, но путем завоевания доверия масс,
а не законодательным закреплением". Признавалась целесообразность создания в
стране многопартийной системы. Предлагалось провести прямые и тайные выборы
делегатов съезда на альтернативной основе. В новом Уставе партии
рекомендовалось введение действительно демократической системы выборов
партийных бюро на всех уровнях. В отличие от прежней системы, когда
вышестоящая партийная инстанция "спускала" нижестоящей список членов ее
будущего бюро...
Текст выступлений в прениях публиковался. Первые из них содержали
резкие нападки на платформу Горбачева. Но после выступления секретаря
парткома Ижорского завода характер прений изменился. "Голос масс" прозвучал
угрожающе: уже несколько месяцев в партию на заводе никто не вступает, а
более ста человек из нее вышли. В последующих выступлениях платформу
поддерживали, и с несущественными дополнениями она была принята единогласно
(!), если не считать одного голоса против, поданного Ельциным.
Задумаемся над предложением Горбачевым столь радикальной платформы и, в
частности, над его уверенностью в том, что КПСС, отказавшись от роли
правящей партии, может завоевать доверие масс. Конечно, он знал, что, по
крайней мере в Москве, множество людей, особенно в интеллигентской среде,
горячо ненавидят КПСС. 25 февраля 90-го года в Москве на Зубовской площади
состоялся грандиозный митинг (по оценкам милиции, около полумиллиона
человек). Над головами густо стоявших людей поднимались сотни самодельных
плакатов. Я записал текст тридцати из них, которые мог прочитать со своего
места. Половина из них содержала анафемы в адрес КПСС. К примеру, такие:
"Вся история коммунизма - это обман, грабеж, насилие, кровь и пот рабов,
нищета, бедствие, обожествление негодяев и невежд. К ответу!". Или краткие и
категорические: "КПСС - хомут на шее народа!", "Коммунизм - на свалку
истории", "КПСС - не для честных людей!" и т.д.
Я склонен думать, что предложения Михаила Сергеевича относительно
коренного изменения роли КПСС были искренними и он понимал, что они
обернутся новой волной противостояния верхушки партаппарата, которую ему
придется одолевать...
Теперь относительно проклятий в адрес партии в целом, звучавших на
митинге. Здесь произошло досадное недоразумение. Фактически эти проклятия
были адресованы, во-первых, ставшему широко известным преступному прошлому.
Массовым репрессиям, осуществленным Сталиным и его подручными в середине
30-х годов и после окончания Отечественной войны. Но ведь подавляющее
большинство репрессированных тоже были членами партии. Получалось, что
проклятия относятся и к ним. И к тем, пусть обманутым, но искренне верившим
в идеалы коммунизма партийцам, которые в первые же дни войны пошли в
народное ополчение. Ценой своей жизни они задержали продвижение немцев к
Москве до подхода регулярных частей Красной Армии из Сибири. И к тем, кто
вступал в партию на фронте, чаще всего перед началом наступления, когда
особенно велика была вероятность погибнуть. За что же им проклятия?
Во-вторых, ненависть митингующих была совершенно справедливо направлена
в адрес тех, кто присвоил себе право распоряжаться их трудом, социальным
положением, лишал свободы слова, общения, вмешивался в личную жизнь, отделил
от всего мира железным занавесом. Против тех, кто использовал народное
достояние для создания себе и своим семьям несравненно более высокого уровня
жизни, чем у остальных граждан. Кто отгородился высокими зелеными заборами
от лживо восхваляемого ими народа. Но ведь это все "номенклатура": члены ЦК,
секретари обкомов и райкомов, их аппарат. Все это вместе составляет едва ли
сотую долю 20-миллионной массы рядовых коммунистов. Бногих лет официальной
пропагандой веру в то, что партия строит счастливое будущее для их детей. Я
уже писал об этом в главе 10-й. Некоторые обрели эту веру или надежду после
XX съезда. (Булат Окуджава вступил в партию в 56-м году.) Некоторые вступали
для того, чтобы защитить хорошее дело, которое они делали для народа.
Владимир Лакшин, к примеру, вступил в 66-м году, когда Твардовский добивался
его назначения своим заместителем в редакции "Нового мира" (сам Твардовский
оставался в партии до конца своих дней).
Мне скажут, что многие вступали в партию ради повышения по службе.
Получить заведование научной лабораторией, поехать за границу для участия в
какой-нибудь конференции. Грубо говоря, из "карьерных соображений". Но в
наши дни, когда каждый молодой человек открыто заявляет о намерении сделать
карьеру, вряд ли это заслуживает яростного осуждения. Что же касается
рабочих, колхозников, учителей или мелких служащих, то им наличие
партбилета, кроме некоторого повышения ответственности, никаких благ не
сулило. А таких, по моему глубокому убеждению, в партии было большинство.
Позволю себе процитировать еще одну фразу из письма Сахарова и его товарищей
руководителям партии и правительства (в 70-м году):
"Демократизация, проводимая под руководством КПСС в сотрудничестве со
всеми слоями общества, должна сохранить и упрочить руководящую роль партии в
экономической и культурной жизни общества".
Думаю, что Андрей Дмитриевич имел в виду то же самое, что Горбачев в
своей программе: "быть правящей путем завоевания доверия масс..." Возможно
ли было начать конкретную работу в этом направлении в 90-м году? Думаю, что
да, возможно! Для этого было необходимо сурово и конкретно осудить тех, кто
был причастен к репрессиям. Как тех, кого уже не было на земле, так и еще
живущих. Нужно было осудить и исключить из партии номенклатурных партийных
руководителей, кто, хотя и по указаниям "сверху", но ревностно осуществлял
неограниченный диктат партии "на местах" и пользовался незаконными
привилегиями (не говоря уже о злоупотреблениях). Это можно было сделать в
процессе отчетно-перевыборной кампании в КПСС, но не по описанной в главе
10-й системе "сверху вниз", а по принципу "снизу вверх". То есть избрания в
индивидуальном порядке членов партбюро на всех уровнях теми коммунистами,
которые будут работать непосредственно под их руководством. На этих же
собраниях после неограниченных по времени прений по отчету старого бюро
можно было бы исключить из партии запятнавших свою честь руководителей. В
окончательном порядке, без утверждения "вышестоящими инстанциями".
Что же касается осуждения преступного участия в репрессиях
высокопоставленных деятелей партии, то я не считаю целесообразным устраивать
публичный суд наподобие Нюрнбергского, как предлагали многие, над людьми по
большей части умершими. Вместо этого организовать большую, на несколько
дней, международную научную конференцию по истории коммунистической партии
СССР, где эрудированные докладчики в доходчивой для широких масс форме
оценили бы все, что с нами происходило за 70 лет партийного руководства
жизнью страны в различные ее периоды. Доклады широко публиковать в газетах,
а наиболее интересные в записи показывать по телевидению.
Важно, чтобы в этих докладах были объективно освещены не только
преступления партийного руководства, но также трудовые и военные подвиги
рядовых коммунистов, равно как тех из их вожаков, которые заслуживают нашего
уважения и благодарной памяти. После такого освещения подлинной ее истории и
очищения в ходе отчетно-перевыборной кампании КПСС, в соревновании с другими
партиями, могла бы заняться проблемами перестройки (к примеру, борьбой с
организованной преступностью и созданием реальной базы для цивилизованных
рыночных отношений). Не в порядке распоряжений и команд, а путем личного
примера своих членов и ведения постоянной разъяснительной работы во всех
слоях общества и на всей территории СССР. Под разъяснительной работой я
подразумеваю не общие слова и лозунги, а представления цели, смысла и путей
выполнения каждого постановления ВС и Совмина, каждого нового закона сразу
после их принятия (чего, увы, не делали ни ВС, ни Совмин, ни профсоюзы).
Благо, для такой разъяснительной работы уже существовала всепроникающая сеть
партийных организаций КПСС, руководимая из центра. Соревнование партий,
включая обновленную КПСС, на реальном поприще активного участия в
перестройке и просвещении народа предоставило бы избирателям возможность
основанного не на словах, а на деле выбора своих депутатов в
представительные органы страны всех уровней, вплоть до парламента.
Наконец, в том, что касается идеологии коммунизма, я не вижу оснований
для ее осуждения, подобного осуждению нацизма. Нравственная составляющая
этой идеологии близка к христианству (я бы добавил, в том его понимании,
какое предлагал Лев Толстой). Быть может, учение коммунизма можно упрекнуть
в утопичности. Но, во-первых, степень реалистичности любой утопии
проверяется временем. А во-вторых, как сказал кто-то из великих, если бы не
было утопий, то не было бы и нравственного прогресса человечества. А то
прискорбное обстоятельство, что руководители российских коммунистов
использовали идеологию коммунизма для прикрытия своих преступных деяний,
порочит ее не более, чем инквизиция опорочила христианское вероучение.
Припоминаю, что подобные мысли об очищении и сохранении партии, как уже
готового отряда для реализации нового государственного устройства, приходили
мне в голову еще в 56-м году, после XX съезда и доклада Хрущева.
Теперь займемся отложенным на время вопросом о становлении демократии.
С самого начала перестройки широкие слои советского общества были уверены в
том, что одновременно со свободой слова, собраний, печати и прочего должен
быть осуществлен немедленный переход от тоталитарной государственной системы
к демократии. Кое-кто мог бы возразить, что у нас в смысле законодательном
уже есть демократия. Почитайте, мол, в Конституции 77-го года полномочия
Верховного Совета СССР. Там Вы найдете и утверждение государственных планов
экономического и социального развития СССР, государственного бюджета СССР и
отчетов об их исполнении. И принятие законов, и внесение изменений в
Конституцию...
Критик бы сразу возразил: "А Вы видели, как принимаются эти
судьбоносные для страны решения и законы? Весь зал, как один человек,
поднимает свои мандаты, голосуя "за"! А разве мы выбираем депутатов ВС? Во
время "выборов" в избирательном бюллетене стоит только одна фамилия, конечно
же, назначенная высшим партийным руководством. Вот если в бюллетенях будет
несколько фамилий кандидатов, притом выдвинутых собраниями народа, тогда у
нас будет демократия!".
И только уж очень критически настроенный хулитель советской системы
возразил бы: "Нет, не будет! Почитайте-ка более внимательно Конституцию. Вот
статья 104: "Депутат осуществляет свои полномочия, не порывая со своей
производственной или служебной деятельностью". Его освобождают от работы
только на время сессии, дважды в год. А сессия длится, как мы знаем, 2-3
дня. Когда же свободно избранный депутат будет разбираться в предлагаемом на
его утверждение государственном плане развития СССР или бюджете, как он
сумеет оценить последствия принятия нового закона?"
"Для этого обе палаты ВС, - ответит защитник старой Конституции, -
создают постоянные комиссии для предварительного рассмотрения и подготовки
вопросов (ст. 125)".
- Но ведь комиссии образуются из числа депутатов, и нигде в Конституции
не сказано, что на время работы комиссии ее члены освобождаются от основных
служебных обязанностей. Значит, и у них не будет времени для серьезной
проработки вопросов.
- Но есть Президиум ВС, избираемый из числа депутатов. Он, как это
сказано в статье 119, является постоянно действующим органом ВС.
- Однако в перечне его важных (главным образом внешнеполитических и
военных) функций (ст. 121) нет рассмотрения ни планов государственного
развития, ни бюджета. Только право в период между сессиями ВС вносить
изменения в законы да издавать свои указы и постановления, подлежащие
последующему утверждению на сессии ВС. Очевидно, что планы и бюджет,
представляемые Совмином СССР, рассматривают всерьез и утверждают
соответствующие отделы ЦК КПСС. А Верховный совет своим единодушным
голосованием лишь выражает свое доверие высшему органу правящей партии...
Это - не демократия!
Поэтому-то изменения и дополнения, внесенные в Конституцию в октябре
88-го года, относились не только к порядку свободных выборов, но и к самому
характеру работы верховного органа представительной власти. Теперь граждане
на действительно демократической основе должны были выбирать депутатов
съезда Народных депутатов (НД). 2250 человек - по 750 от территориальных и
национально-территориальных округов и 750 - от всесоюзных общественных
организаций. И хотя этот съезд в норме должен собираться всего один раз в
год (для окончательного утверждения государственных планов и законов), он из
своей среды, с последующей ротацией тайным голосованием, должен избирать
Верховный совет (ВС), работающий на постоянной основе. Члены ВС на время
своего пребывания в нем освобождаются от основной работы и получают зарплату
именно в качестве депутатов. Сессии ВС собираются дважды в год - весной и
осенью, но длятся по 3-4 месяца каждая. В перерывах между сессиями депутаты
ВС продуктивно работают во множестве постоянных комиссий и встречаются со
своими избирателями. На сессиях должны происходить серьезные, подготовленные
комиссиями обсуждения представляемых Советом министров государственных
планов и бюджета. Бюджет принимается (в трех чтениях) окончательно.
ВС назначает председателя Совета министров и по его представлению
утверждает состав правительства. Председатель ВС является высшим должностным
лицом СССР. Он же возглавляет Президиум ВС, в состав которого входят
председатели обеих его палат и председатели постоянных комитетов. Вот это
уже действительно демократическое устройство государственной власти.
(Государственная Дума появится после принятия Конституции 93-го года).
Возникает только один вопрос: готово ли было в 88-м году советское общество,
только что сбросившее бремя тоталитаризма, эффективно реализовать такое
демократическое устройство?
Подумаем об избирателях. О том, как им было определяться с выбором
своего представителя на Съезд народных депутатов. Пожалуй, все понимали, что
в парламент желательно выбрать специалистов: юристов, экономистов,
политологов. Но кому известны их имена? 26 марта 89-го года столичные
избиратели голосовали за известных писателей, артистов, журналистов,
телеведущих. (Я оставляю в стороне списки, представленные общественными
организациями на выделенные им 750 мест.) В глухой провинции голосовали за
секретарей обкомов и райкомов парии, председателей рай- и горсоветов. Они у
всех на виду и, глядишь, в Верховном совете добьются каких-нибудь благ для
своего района или области.
Артисты и телеведущие не хотели расставаться со своей творческой
деятельностью... Провинциальная номенклатура была вообще против перестройки,
угрожавшей ее положению, и создавала мощную оппозицию всем новациям
Горбачева. Когда москвичи увидели в прямой трансляции зал заседаний только
что избранного съезда НД, первой реакцией многих было восклицание: "Ну и
рожи!" Действительно, в большинстве своем на экране были видны раскормленные
и тупые физиономии провинциальной элиты. Жажда интеллектуального творчества
не читалась в их взорах. Неудивительно, что реформы перестройки на стадии их
одобрения новоизбранным ВС в течение всей его первой сессии "буксовали".