Страница:
— Кристина Николаевна, с вами хочет поговорить Роберт, — сказал телохранитель. — Он, кажется, кого-то прибил возле Усть-Лабинска. В эсе…
— Где этот урод?
— В гостиной.
Сти прошлёпала в столовую, налила себе стакан морковного сока и залпом выпила. Взяла тарталетку с овощной икрой и приказала Володе:
— Собери ребят, через двадцать минут поедем в институт. Да, ещё… одного человека отправь с парнишкой, пусть покатается по Москве с ним. Покажите человеку столицу нашу, в конце концов…
…Тринадцатилетний Петя из Вологды так и остался стоять посреди огромной ванны, покрытой пеной. Его худые руки, впервые познавшие сегодня женщину, опали плетьми вдоль бледного тела. Он до сих пор думал, что спит. Заснул, наверное, уронив голову на клавиатуру, в тот вечер, когда наткнулся на странное объявление в Интернете.
В такой позе его и застал сотрудник охраны.
— Облачайся, ловелас сушёный. Поехали, город покажу…
Мальчишка посмотрел на вошедшего человека очумевшими глазами, задержал взгляд на дорогих запонках его пиджака и до идиотизма счастливо улыбнулся…
Мужчина, до этого момента ёрзавший в кресле с высокой спинкой, вскочил и выпустил из ноздрей воздух, как разъярённый бычара. Надо, отдать должное его внешним данным — он как раз подходил под образ гиганта-осеменителя: рослый, с широкой костью и выдающимися скулами, коротко стриженный и слегка сутулый. Единственное, что его выдавало, — умные голубоватые глаза с полопавшимися от долгого пребывания в С-пространстве сосудами.
— Выкладывай, выкладывай, — повторила она.
— Если я выложу, у тебя соски набухнут! — грубо ответил он, выпустив пар.
— Не хами. — Сти забралась на кожаный диван с ногами и жёстко посмотрела на него. — Сядь, Роберт. И по порядку, по порядочку… без эмоций.
— Хватит мне подмигивать! — взвился бык-осеменитель, когда женщина в очередной раз моргнула. — Лечись, блин, если у тебя веко западает!
— Сядь, — морозно улыбаясь, повторила она и отхлебнула морковный сок.
Роберт наконец сумел взять себя в руки и грохнулся в кресло, хмуро глядя на Сти. Стараясь не срываться, проговорил:
— Я сегодня узнал, что накануне человека убил. Там, на встрече с головорезами этого… как его… Вахида.
— В каком смысле? — удивилась она. — Ты же в эсе был.
— Был… — протянул Роберт. И не выдержал: — Что вы со мной сделали, сукины отродья?! Я в последние дни путаться начинаю! Иногда посреди улицы остановлюсь и понять не могу: реальность ли вокруг? Или я сейчас мирно валяюсь на кровати, похрапывая?! Так недолго натуральным шизоидом стать, между прочим! Без всяких там шипящих приставок…
— Да расскажи ты толком, истерик! — в свою очередь, заорала Сти, шарахая стакан с соком об стол. Оранжевые капли подпрыгнули и чиркнули её по щеке.
— Пацан тот, которого я в эсе об асфальт приложил, сдох! Под С-визором, у себя в квартире в Краснодаре, понимаешь?! Утром его по наводке соседской менты из местного отделения нашли. Обоссался и помер.
— Что ж ты орёшь? — несколько разочарованно поинтересовалась Сти. — Мало ли… сердечко у болезного не выдержало. Или наркоты какой-нибудь передозил.
— Какой на хрен болезный?! Он разрядник по боксу, а болел только свинкой и ветрянкой. В детстве! Не курит даже! Не курил, точнее…
— Слушай, ты чего развёл балаган? Как баба, ей-богу…
— Кристинка… — прошептал Роберт, глядя на неё в упор, — все, шуточки кончились. Менты сдали это дело федералам… Там, под Усть-Лабинском, во время катавасии меня человека три видели точно. Деревенские, наверное. Свидетели железные. Так что кранты. Меня ж если свои поймают — хана. В Соликамск, на «красную зону», отправят. Рассказать, что там с бывшими операми делают?
— Уволь от подробностей. — Сти наморщила нос.
— И ещё… ты не отбрехивайся, послушай. Время смерти этого паренька совпадает с моментом, когда я его по асфальту размазал в эсе. Это не случайность, Кристинка…
Женщина провела ладонями по лицу — правая щека была немного липкой от разбрызгавшегося сока.
— Ладно, поехали в институт. Спросим у наших учёных мужей. Они с тобой экспериментировали, вот пусть и объясняют.
Сти постаралась сказать все это спокойно, но внутри уже что-то ёкнуло. И когда они спускались на лифте вместе с Володей и Ромой, и когда выходили из подъезда, и когда садились в машину — её не покидало то самое тянущее предчувствие, которое она впервые испытала в метро, в тот памятный вечер на Таганке. Пугающая и спесивая энергетика буквально искрила в голове и груди, возвещала о чем-то новом. Мысли тасовались, Сти не успевала схватить и окучить хотя бы одну. Она зажмурилась и почувствовала, как знакомое возбуждение постукивает где-то возле горла, снизу вверх.
Машина мягко тронулась, выворачивая на бурлящий слякотью проспект Мира. Роберт сидел рядом, теребил рукава свитера и хмуро глядел на свои ботинки сорок четвёртого размера.
Неужели теперь в С-пространстве можно убивать по-настоящему?.. Ну дела.
Свернув с Новорязанского шоссе, колонна из трех тонированных автомобилей замелькала между толстыми сосновыми стволами. Вокруг витала тревога. Невидимая, но ощутимая самим естеством — среди белесых волн лесных полян, в тёмных, угрюмых кронах вековых деревьев, щетинившихся застывшими в безветрии иголками, на лицах людей, сидящих в машинах и смотрящих бесцветными глазами на ухоженную дорогу…
Въехали в ворота и остановились на поле стадиона, возле длинной лестницы, ведущей в бывшую комментаторскую.
Володя привычно огляделся, помог выбраться Сти. Она, не говоря ни слова, уверенным шагом направилась к неприметной дверке, распахнула её и вошла внутрь ярко освещённого помещения. Роберт и телохранители последовали за ней.
Здесь находился КПП института. Двое дюжих ребят в серой форме спецназа сидели за толстым бронебойным стеклом, в котором имелся единственный проход в виде двух сомкнутых створок. Володя вскинул руку, приветствуя спецназовцев, они устало улыбнулись и критически оглядели несколько растрёпанного и озлобленного Роберта.
Сти подошла к чёрному кругу биометрической системы контроля доступа и посмотрела туда, зафиксировав на миг взгляд. Ей вдруг стало неуютно от того, что бездушная электронная тьма сканирует её радужку. Словно в этой глубокой неподвижной бездне кто-то был. Кто-то холодный… изучал её сквозь еле заметные щёлочки лиловых глаз… Разглядывал пристально через многослойное бликующее стекло, а прикоснуться пока не мог… Ну же! Сейчас стрелочка хронометра проглотит ещё одно мизерное деление на бесконечной плоскости ледяного циферблата времени, и…
Она зажмурилась и дёрнула головой — тут же тишину тамбура вспорол противный звук несоответствия биометрики.
— Кристина Николаевна, ещё раз, будьте любезны, — сказал один из несущих службу парней чуть дрогнувшим голосом. Его слова глухо отдались в небольшом помещении, усиленные динамиком.
Она кивнула и твёрдо повернулась к тьме круга. Широко раскрыла глаза. Глянула зло, с вызовом… И через несколько секунд прозвучала приятная трель, стеклянные створки, зашипев, слегка вдавились внутрь и разошлись в стороны.
Вслед за Сти процедуру сканирования радужной оболочки повторили все остальные. Таким образом, по ту сторону прочной прозрачной перегородки оказались Володя с Ромой и Роберт, совсем за последний час примолкший и ушедший в себя.
— Посмотри, где я могу найти Бориса? — спросила Сти у одного из спецназовцев, подходя к терминалу охраны.
— Минуту… — Парень повернулся к экрану. Одной рукой он принялся вводить на сенсорной клавиатуре запрос, а другой — нервно теребить кончик носа и приглаживать короткие волосы на виске.
— Ты чего такой напряжённый? — подозрительно нахмурилась Сти.
— Напряжённый?.. — Он с непонимающим видом обернулся, снимая очки. И, видимо, мгновенно про себя решив не юлить, близоруко прищурился и пробормотал: — Тут сегодня происшествие небольшое… так сказать, случилось.
— Происшествие?.. — Она ещё сильнее сдвинула узкие брови и сунула руки в карманы брюк.
— Ерунда… — поспешил объяснить спецназовец. — Денис Буранов из пятого отдела устроил с утра дебош в аппаратной на минус третьем. В принципе, ничего страшного — покрошил приборчики какие-то немножко… Покричал что-то про армагеддон, мол, все мы скоро уснём и не проснёмся. Когда под белы ручки выводили, от него спиртом на весь тамбур несло.
На самом деле разволновавшийся рассказчик в камуфляже больше всего боялся, что Сти спросит о сумме ущерба, который нанёс Буранов посредством расколошмачивания высокоточной аппаратуры. Ибо сумма, по словам начальника охраны, была с пятью нолями… Но она не спросила.
— Понятно, — покачала головой Сти. — Ну, так где Бориса искать?
Спецназовец, обрадовавшись такому безболезненному исходу беседы, быстро нацепил очки, застучал по сенсорной панельке и, глянув на экран, повернулся:
— Минус шестой ярус. Депривационная лаборатория.
Пройдя по освещённому неоновыми дугообразными лампами коридору, Сти со своей молчаливой свитой зашла в лифт. Двери бесшумно сомкнулись, и все почувствовали, как закладывает уши и возникает приятное ощущение в желудке.
Минус шестой ярус находился на глубине порядка ста метров. Выйдя из кабины лифта, Сти со спутниками оказалась в большом удлинённом помещении с высоким сводчатым потолком, напоминающем внутренности авиационного ангара.
— Как я иногда завидую вам — сильным сшизам! — Вместе с голосом к вошедшим приблизился мужик с нелепой авоськой в руке и вперил в них неудачно посаженные глаза с искрящейся сумасшедшинкой. — Ведь это ж представить боязно, что может вытворять в эсе человек со второй и даже третьей категорией!
Сти лишь краем глаза успела заметить, как Роберт метнулся в сторону встретившего их учёного. Спустя миг он уже держал беднягу за отворот замызганного халата и шипел, вперив в него дикий взгляд:
— Я тебе, Боря, сейчас покажу, как эксперименты над гуманоидами проводить! Ты быстро у меня вообразишь, что я умею со второй категорией! И уж гарантирую: боязно тебе станет! Непременно!
— Кристина Николаевна, сегодня что, ревизия моих нервов? — Авоська безвольно покачнулась в руке учёного. — То один молодчик напился и под корень разворотил установку моделирования гиперсомнии, то эта… ошибка С-генетики… ой!.. с кулаками на людей бросается… Ай… Больно же, кретин!.. Я отказываюсь работать на вас, Кристина Николаевна, и быть директором этого сборища дуболомов тоже отказываюсь…
Подойдя к Роберту сзади, Сти приподнялась на цыпочки и впаяла ему звонкий подзатыльник, от чего тот ещё выше приподнял засипевшего Бориса.
— Отпусти дядю, — скучным голосом произнесла она.
Не сразу, но Роберт все же разжал кулачищи. Учёный отбежал, потирая ключицу и обиженно помахивая авоськой.
— Форменное свинство! — воскликнул он. — Позор! Я отказываюсь работать в подобных условиях!
— Ещё ни у кого не получалось отказаться, — хищно улыбнувшись, заметила Сти. — Увольняю только я сама. Или списываю на пенсию…
— Ты мне из башки эту хрень свою вытаскивай давай! — зарычал Роберт, снова наступая на затюканного профессоришку и тыча в тонкий послеоперационный шрам за ухом. — Я не хочу людей убивать! Слышишь, не желаю этого!
— Я что-то не совсем понимаю… — растерянно заморгал Борис. — Кого убивать? Я тебе подправил немножко кристаллики в ресивере-имплантанте, чтобы процесс пробуждения облегчить. У сшизов же блокировка функции ретикулярной формации варолиева моста срабатывает раз через двадцать… А мозги твои, Роберт, я даже не трогал… Хотел как лучше, а ты — душить…
— Он вчера убил человека в эсе, — коротко пояснила Сти. — И этот реципиент погиб в реальности.
— Не может быть, — махнул авоськой Борис. — Это исключено. Физиологические изменения, происходящие со сновидной личностью, не могут проецироваться на реальный прототип. Усталость — да, переживания и воспоминания — пожалуйста, нервное истощение и психические расстройства — не исключено. Но не физиология. Поймите: наша реальность и С-пространство — это два разных измерения, связь между которыми поддерживается через целомудренный и, заметьте, полностью электронный прибор — С-визор, который пока — слава всем ядерным силам! — не научился думать. Физически человек может пострадать от эса, только если… ну скажем, этот самый С-визор на него ночью свалится и башку разобьёт. А тут совет один: крепить надёжнее надо.
— Он умер, — уже более спокойно сказал Роберт. — Умер от того, что я его в эсе с асфальтом смешал, используя свои способности шосш… тьфу! — сшиза. Это факт.
— Совпадение. — Борис, постепенно теряя уверенность, беспомощно брыкнул авоськой. — Роберт, как ты не понимаешь, это два разных мира!..
— Значит… уже не совсем разных… — тихонько сказала Сти.
Моргнула. Правое веко на долю секунды запоздало. А когда поднялось и оно, в глазах красивой женщины впервые проскочило понимание. И… жестокий задор.
Сти сидела на неудобном стуле возле какого-то низко гудящего железного шкафа и, вполуха слушая наставления учёного, размышляла о будущем. Оно представлялось ей все необычней и необычней. Все сильнее она с каждой минутой убеждалась, соглашаясь со своими мысленными доводами, что мир меняется. Пока трудно точно предугадать, к чему он себя готовит, но одно ясно — власть в новой эпохе, что вот-вот наступит, должна быть централизованная. ООН и прочие органы всепланетарного контроля давно несостоятельны…
— Ну, поехали! — громко сказал Борис, отходя к экрану, покрытому интерактивной растровой плёнкой, и быстро проводя по нему пальцами, будто рисуя замысловатый узор.
Ничего не изменилось. Лишь Роберт, только что вертевший головой, обмяк и захлопнул глаза, будто по команде.
Теперь он был в другом мире.
«Хотя кто покажет границы между сном и явью?..» — с внутренней усмешкой подумала Сти, разглядывая безмятежное лицо спящего человека.
Можно смотреть на мир открытыми глазами. Он сер, подл и мерзок. Можно — с закрытыми. Тогда все становится непонятным, часто расплывчатым и неточным. Но ведь есть и третий вариант…
Может быть, попробовать взглянуть на него с полуопущенными веками?
В памяти снова всплыли тревожно-пророческие строки Мартина Ли Гора, который тогда, на рубеже 90-х, даже не мог себе представить, как близко подошёл к великой тайне следующего века в своей наркотической лирике:
— Что? — встрепенулась она и чуть не грохнулась со стула, ухватившись за выступ гудящего шкафа. — Задремала…
Борис сиял. Авоська, будто верный пёсик, старающийся лизнуть хозяина в подбородок, подпрыгивала у него руке.
— Ну! Что я вам говорил? — Учёный потряс чистым листком бумаги. — Не-воз-мож-но повлиять на материальный мир из эса. — Он повернулся к потирающему лоб Роберту. — Ты что там написал?
— «Мама мыла раму», — огрызнулся бывший опер. — Что-что? Теорему Пифагора.
— Да ладно? Серьёзно, что ль? — остолбенел Борис.
— А что? — хрустнув кулаком, улыбнулся Роберт.
— Ничего-ничего… Ты, конечно, извини за прямоту, но я тебя до нынешнего момента считал несколько… м-м… туповатым.
— Ты ошибался лишь отчасти. Я иногда могу быть туповатым, — заверил его Роберт, зашнуровывая гигантские ботинки.
— Верю, — быстро согласил Борис, снова повернулся к Сти и качнул авоськой за спину. — Так что, Кристина Николаевна, происшествие с вашим сотрудником можете считать чистейшей воды случайностью.
— Борис… — Она приблизилась к нему, вероломно вторгаясь в зону личного пространства. — Ты провёл эксперимент над листом бумаги, верно?
— Да. — Учёный задержал дыхание, чтобы не чувствовать манящего аромата всегда желанной им женщины.
— Ведь бумага не может умереть. Она неживая, Борис.
Его близко посаженные глаза на миг помутнели и тут же заполыхали огнём буйно помешанного пациента психушки, пребывающего в состоянии острого припадка.
— Вы думаете… — Он даже задохнулся, отбегая к столу и бросая на него авоську. — Вы полагаете, что изменения могут затрагивать только живых существ?.. Это… это гениально! Почему я не подумал так же?! Элементарно! Трансформироваться могут только объекты с психополем. Или биополем… Да какая разница!..
Он вдруг понурил плечи и, намотав на палец перекрученные ручки авоськи, печально заявил:
— Бедные, несчастные кенгуру…
— Что? — непонимающе вылупился на учёного Роберт. — При чем здесь кенгуру?..
— Кенгуру? — Борис поднял на него влажные глазки. — Мне с детства жаль этих милых тварей… Глисты и мухи, глисты и мухи. Представляете?!
Роберт стоял посреди лаборатории, удивлённо раскрыв глаза; один шнурок у него так и остался развязан. Сти подошла к столу и с опаской посмотрела на Бориса.
— Ты в порядке?
Тот лишь разочарованно махнул авоськой: мол, что вы, тщедушные, понимаете в страдании сумчатых… Через минуту он встряхнулся и, глянув сперва на офигевшего Роберта, а затем на обеспокоенную Сти, бодро провозгласил:
— Не обращайте внимания! У меня изредка случаются приступы циклотимии. Нервы везде, суета кругом, повсюду проблемы — вот и накатывает. Сейчас мы попробуем убедиться в истинности вашей, Кристина Николаевна, шикарной гипотезы…
— Она задёргалась, словно электроды воткнули, — с безумными нотками в голосе сообщил Борис. — Туда-сюда, туда-сюда — так и мотало бедную! А потом р-раз и вырубилась. Я ещё отдам её экспертам-ветеринарам, но думаю, шея сломалась от того, что животное само каким-то невероятным образом неловко повернулось во сне. Жуть какая! Бр-р-р… — Учёный картинно содрогнулся и наивно спросил: — А тот парень, которого ты с асфальтом смешал, он как…
— Заткнись ты!.. — заорал Роберт, не выдержав, и его вывернуло прямо на пол: — Ур… б-хе-хе… урод, бл…
Он грубо отодвинул удивлённого учёного в сторону и вышел вон из лаборатории, умудрившись шарахнуть дверью с прорезиненной кромкой.
— Хм… — пожал плечами Борис. — А ещё мент бывший… Подумаешь, мышке шею свернул…
Сти наконец заставила себя оторвать взгляд от умерщвлённого животного.
— Значит, гипотеза верна?
— Именно! — Борис осатанело крутанул авоську над головой, чуть не разбив один из овальных излучателей. — В С-пространстве произошли необычные перемены. Теперь сильные сшизы могут влиять на людей в эсе так, что изменения будут проецироваться на реальность. Тут есть, правда, какой-то коэффициент… Точно не знаю, это ещё нужно считать. Но факт остаётся фактом! Вы сегодня мне все мировоззрение перевернули! Более десяти лет я изучал С-пространство, потом сам стал феноменом, хотя и с весьма слабенькой категорией… Но теперь! Это — революция! Это новые теории пространств и высокоорганизованных полиморфных структур! Да это Нобелевка, черт меня подери!
Он заткнулся на миг, вытаращившись на Сти своими неудачно посаженными глазёнками, будто хотел усилием воли выдавить их наружу. После паузы очень виртуозно выругался, почему-то шёпотом, и отчётливо изрёк:
— Понял. Господи, я же понял…
— Что? — подбодрила Сти.
— Механизм. Как это происходит… Мы круглые остолопы! Я — в первую очередь!
Он отбросил авоську и схватил трупик мышки. Аккуратно провёл двумя пальцами по её тонкой шейке. Нежно положил обратно.
— Точно. Позвоночник не сломан. Просто из мозга поступил сигнал, и мышцы сократились идентичным образом.
— И что с того?..
— Заметь: убить-то сшиз может… — продолжил Борис, резко меняя тему и не обращая внимания на её вопрос. — А вот другое… Ни покалечить, ни ранить… ну там синяк чтоб остался или пролом в черепе… Ничего. Сшизу подвластны две полярные вариации влияния на реципиента в С-пространтсве, которые могут отразиться в действительности: либо насмерть замочить, либо — ни-че-го.
— Но почему?
— Вот-вот-вот… — плотоядно ощерился учёный. — За это я и получу Нобелевку. Кстати, будешь моим свидетелем при оформлении патента на открытие?
— Подавись ты своей премией! Объясняй!
Внезапно Борис сник. Такая перемена в его настроении всегда происходила столь неожиданно, что собеседники, которые присутствовали рядом в этот момент, не сразу могли адаптироваться под «второго» учёного. Срабатывала определённая инерция поведения. Поэтому и теперь Сти гневно повторила:
— Рассказывай быстрей! У меня нет времени, чтоб здесь до ночи торчать! Он потрепал халат, апатично ткнул кулаком в бок авоську. Промямлил:
— Это узкоспециальное, вряд ли вам, Кристина Николаевна, будет интересно… — Тяжко вздохнул, уронив плечи, и загундосил дальше: — Ну хорошо, я поделюсь своими соображениями, если настаиваете. Все-таки вы — мой работодатель… Дело в том, что давно доказано существование так называемых «кривых умирания». Ортодоксальный сон напрямую связан со смертью. Да-да, это так… Вспомните, вам, наверное, приходила в голову такая бредовая мысль, что человек существует всего один день. Проживает его, засыпает и — все. Память его, инстинкты, боль и чувства записываются на безразмерный винчестер, а само сознание умирает. Утром, просыпаясь, человек просто перезагружает систему, заново прогоняя разум на наличие вирусов, подключая модули оперативной памяти, звук и видео… А ведь этот вздор меж тем не так далёк от истины…
— Можешь попонятней? — попросила Сти, поглаживая свою коротко стриженную нижнюю часть затылка.
— Могу. Каждый раз во сне мы почти умираем. Это не обывательские бредни, а научный факт. Ортодоксальная фаза сна имеет четыре уровня, или, если угодно, стадии. Причём при переходе от первой к последней электрическая активность мозга человека претерпевает такие же изменения, как и перед смертью. И в конце концов эта активность в затылочных областях становится весьма схожей с «кривой смерти». В таком, мягко выражаясь, неуравновешенном состоянии человек остаётся очень недолго: буквально спустя минуту-другую психика осуществляет внезапный переход ко второй или третьей стадии ортодоксального фазы. Включаются какие-то механизмы и спасают спящего от угрозы более длительного пребывания на уровнях «смертельных кривых»… Вот тут и разгадка. Стало быть, сшизы своими воздействиями на С-пространство и конкретные психокопии людей каким-то образом отрубают этот блок.
— Стоп. Я совсем запуталась, — честно призналась Сти. — Фазы ортодоксального сна, ты сказал. Ведь так?
— Да.
— Я, конечно, не сильна в теории… Но ведь под воздействием С-волн и ресивера сознание человека перманентно находится в парадоксальной фазе. Только так, насколько мне известно, можно видеть сновидения…
— Вот именно. И поэтому до известного вам случая никаких проблем не было, — угрюмо промолвил Борис. — А теперь, видимо, изменения совсем выходят из-под контроля приборов. Трудно сразу сказать… Пожалуй, убийство происходит так: сшиз как-то там воздействует на жертву, вводя её в ортодоксальную — медленную — фазу, дожимает до четвёртой стадии и не даёт вернуться. Вот и все. Пшик…
— Но как сшиз может контролировать столь сложные процессы?
— Да не контролирует он их. Для него это вообще выглядит образно. Ну, типа закатывания в асфальт… Остальное — чудачества С-пространства… Я вам могу сейчас ещё десяток нелогичностей привести, связанных с этой гипотезой. К примеру… м-м… Вот, пожалуйста: почему мышка дёргалась? Этого не должно быть. При условии, что «кривые умирания» существуют и у неё… Не знаю точно, так ли это на самом деле, — не проверял. Но возьмём это как аксиому. В таком случае она должна была подохнуть, даже не пошевелившись. Ведь ортодоксальный сон — самый глубокий. А вы сами видали, как её куролесило…
— Что это значит?.. — совсем усталым голосом спросила Сти.
— Где этот урод?
— В гостиной.
Сти прошлёпала в столовую, налила себе стакан морковного сока и залпом выпила. Взяла тарталетку с овощной икрой и приказала Володе:
— Собери ребят, через двадцать минут поедем в институт. Да, ещё… одного человека отправь с парнишкой, пусть покатается по Москве с ним. Покажите человеку столицу нашу, в конце концов…
…Тринадцатилетний Петя из Вологды так и остался стоять посреди огромной ванны, покрытой пеной. Его худые руки, впервые познавшие сегодня женщину, опали плетьми вдоль бледного тела. Он до сих пор думал, что спит. Заснул, наверное, уронив голову на клавиатуру, в тот вечер, когда наткнулся на странное объявление в Интернете.
В такой позе его и застал сотрудник охраны.
— Облачайся, ловелас сушёный. Поехали, город покажу…
Мальчишка посмотрел на вошедшего человека очумевшими глазами, задержал взгляд на дорогих запонках его пиджака и до идиотизма счастливо улыбнулся…
* * *
— Выкладывай, — резко сказала Сти, заходя в гостиную.Мужчина, до этого момента ёрзавший в кресле с высокой спинкой, вскочил и выпустил из ноздрей воздух, как разъярённый бычара. Надо, отдать должное его внешним данным — он как раз подходил под образ гиганта-осеменителя: рослый, с широкой костью и выдающимися скулами, коротко стриженный и слегка сутулый. Единственное, что его выдавало, — умные голубоватые глаза с полопавшимися от долгого пребывания в С-пространстве сосудами.
— Выкладывай, выкладывай, — повторила она.
— Если я выложу, у тебя соски набухнут! — грубо ответил он, выпустив пар.
— Не хами. — Сти забралась на кожаный диван с ногами и жёстко посмотрела на него. — Сядь, Роберт. И по порядку, по порядочку… без эмоций.
— Хватит мне подмигивать! — взвился бык-осеменитель, когда женщина в очередной раз моргнула. — Лечись, блин, если у тебя веко западает!
— Сядь, — морозно улыбаясь, повторила она и отхлебнула морковный сок.
Роберт наконец сумел взять себя в руки и грохнулся в кресло, хмуро глядя на Сти. Стараясь не срываться, проговорил:
— Я сегодня узнал, что накануне человека убил. Там, на встрече с головорезами этого… как его… Вахида.
— В каком смысле? — удивилась она. — Ты же в эсе был.
— Был… — протянул Роберт. И не выдержал: — Что вы со мной сделали, сукины отродья?! Я в последние дни путаться начинаю! Иногда посреди улицы остановлюсь и понять не могу: реальность ли вокруг? Или я сейчас мирно валяюсь на кровати, похрапывая?! Так недолго натуральным шизоидом стать, между прочим! Без всяких там шипящих приставок…
— Да расскажи ты толком, истерик! — в свою очередь, заорала Сти, шарахая стакан с соком об стол. Оранжевые капли подпрыгнули и чиркнули её по щеке.
— Пацан тот, которого я в эсе об асфальт приложил, сдох! Под С-визором, у себя в квартире в Краснодаре, понимаешь?! Утром его по наводке соседской менты из местного отделения нашли. Обоссался и помер.
— Что ж ты орёшь? — несколько разочарованно поинтересовалась Сти. — Мало ли… сердечко у болезного не выдержало. Или наркоты какой-нибудь передозил.
— Какой на хрен болезный?! Он разрядник по боксу, а болел только свинкой и ветрянкой. В детстве! Не курит даже! Не курил, точнее…
— Слушай, ты чего развёл балаган? Как баба, ей-богу…
— Кристинка… — прошептал Роберт, глядя на неё в упор, — все, шуточки кончились. Менты сдали это дело федералам… Там, под Усть-Лабинском, во время катавасии меня человека три видели точно. Деревенские, наверное. Свидетели железные. Так что кранты. Меня ж если свои поймают — хана. В Соликамск, на «красную зону», отправят. Рассказать, что там с бывшими операми делают?
— Уволь от подробностей. — Сти наморщила нос.
— И ещё… ты не отбрехивайся, послушай. Время смерти этого паренька совпадает с моментом, когда я его по асфальту размазал в эсе. Это не случайность, Кристинка…
Женщина провела ладонями по лицу — правая щека была немного липкой от разбрызгавшегося сока.
— Ладно, поехали в институт. Спросим у наших учёных мужей. Они с тобой экспериментировали, вот пусть и объясняют.
Сти постаралась сказать все это спокойно, но внутри уже что-то ёкнуло. И когда они спускались на лифте вместе с Володей и Ромой, и когда выходили из подъезда, и когда садились в машину — её не покидало то самое тянущее предчувствие, которое она впервые испытала в метро, в тот памятный вечер на Таганке. Пугающая и спесивая энергетика буквально искрила в голове и груди, возвещала о чем-то новом. Мысли тасовались, Сти не успевала схватить и окучить хотя бы одну. Она зажмурилась и почувствовала, как знакомое возбуждение постукивает где-то возле горла, снизу вверх.
Машина мягко тронулась, выворачивая на бурлящий слякотью проспект Мира. Роберт сидел рядом, теребил рукава свитера и хмуро глядел на свои ботинки сорок четвёртого размера.
Неужели теперь в С-пространстве можно убивать по-настоящему?.. Ну дела.
* * *
Институт Исследования Сновидений, который полностью финансировала Сти, находился под полуразрушенным стадионом неподалёку от Малаховки. Официально объект считался секретным правительственным бункером, и поэтому местные зеваки по старой памяти старались не совать нос за предупредительные ограждения. Семь минусовых ярусов разместились точно под ветхими трибунами с облезлыми красными и синими креслами из дешёвого пластика и занесённым снегом полем.Свернув с Новорязанского шоссе, колонна из трех тонированных автомобилей замелькала между толстыми сосновыми стволами. Вокруг витала тревога. Невидимая, но ощутимая самим естеством — среди белесых волн лесных полян, в тёмных, угрюмых кронах вековых деревьев, щетинившихся застывшими в безветрии иголками, на лицах людей, сидящих в машинах и смотрящих бесцветными глазами на ухоженную дорогу…
Въехали в ворота и остановились на поле стадиона, возле длинной лестницы, ведущей в бывшую комментаторскую.
Володя привычно огляделся, помог выбраться Сти. Она, не говоря ни слова, уверенным шагом направилась к неприметной дверке, распахнула её и вошла внутрь ярко освещённого помещения. Роберт и телохранители последовали за ней.
Здесь находился КПП института. Двое дюжих ребят в серой форме спецназа сидели за толстым бронебойным стеклом, в котором имелся единственный проход в виде двух сомкнутых створок. Володя вскинул руку, приветствуя спецназовцев, они устало улыбнулись и критически оглядели несколько растрёпанного и озлобленного Роберта.
Сти подошла к чёрному кругу биометрической системы контроля доступа и посмотрела туда, зафиксировав на миг взгляд. Ей вдруг стало неуютно от того, что бездушная электронная тьма сканирует её радужку. Словно в этой глубокой неподвижной бездне кто-то был. Кто-то холодный… изучал её сквозь еле заметные щёлочки лиловых глаз… Разглядывал пристально через многослойное бликующее стекло, а прикоснуться пока не мог… Ну же! Сейчас стрелочка хронометра проглотит ещё одно мизерное деление на бесконечной плоскости ледяного циферблата времени, и…
Она зажмурилась и дёрнула головой — тут же тишину тамбура вспорол противный звук несоответствия биометрики.
— Кристина Николаевна, ещё раз, будьте любезны, — сказал один из несущих службу парней чуть дрогнувшим голосом. Его слова глухо отдались в небольшом помещении, усиленные динамиком.
Она кивнула и твёрдо повернулась к тьме круга. Широко раскрыла глаза. Глянула зло, с вызовом… И через несколько секунд прозвучала приятная трель, стеклянные створки, зашипев, слегка вдавились внутрь и разошлись в стороны.
Вслед за Сти процедуру сканирования радужной оболочки повторили все остальные. Таким образом, по ту сторону прочной прозрачной перегородки оказались Володя с Ромой и Роберт, совсем за последний час примолкший и ушедший в себя.
— Посмотри, где я могу найти Бориса? — спросила Сти у одного из спецназовцев, подходя к терминалу охраны.
— Минуту… — Парень повернулся к экрану. Одной рукой он принялся вводить на сенсорной клавиатуре запрос, а другой — нервно теребить кончик носа и приглаживать короткие волосы на виске.
— Ты чего такой напряжённый? — подозрительно нахмурилась Сти.
— Напряжённый?.. — Он с непонимающим видом обернулся, снимая очки. И, видимо, мгновенно про себя решив не юлить, близоруко прищурился и пробормотал: — Тут сегодня происшествие небольшое… так сказать, случилось.
— Происшествие?.. — Она ещё сильнее сдвинула узкие брови и сунула руки в карманы брюк.
— Ерунда… — поспешил объяснить спецназовец. — Денис Буранов из пятого отдела устроил с утра дебош в аппаратной на минус третьем. В принципе, ничего страшного — покрошил приборчики какие-то немножко… Покричал что-то про армагеддон, мол, все мы скоро уснём и не проснёмся. Когда под белы ручки выводили, от него спиртом на весь тамбур несло.
На самом деле разволновавшийся рассказчик в камуфляже больше всего боялся, что Сти спросит о сумме ущерба, который нанёс Буранов посредством расколошмачивания высокоточной аппаратуры. Ибо сумма, по словам начальника охраны, была с пятью нолями… Но она не спросила.
— Понятно, — покачала головой Сти. — Ну, так где Бориса искать?
Спецназовец, обрадовавшись такому безболезненному исходу беседы, быстро нацепил очки, застучал по сенсорной панельке и, глянув на экран, повернулся:
— Минус шестой ярус. Депривационная лаборатория.
Пройдя по освещённому неоновыми дугообразными лампами коридору, Сти со своей молчаливой свитой зашла в лифт. Двери бесшумно сомкнулись, и все почувствовали, как закладывает уши и возникает приятное ощущение в желудке.
Минус шестой ярус находился на глубине порядка ста метров. Выйдя из кабины лифта, Сти со спутниками оказалась в большом удлинённом помещении с высоким сводчатым потолком, напоминающем внутренности авиационного ангара.
— Как я иногда завидую вам — сильным сшизам! — Вместе с голосом к вошедшим приблизился мужик с нелепой авоськой в руке и вперил в них неудачно посаженные глаза с искрящейся сумасшедшинкой. — Ведь это ж представить боязно, что может вытворять в эсе человек со второй и даже третьей категорией!
Сти лишь краем глаза успела заметить, как Роберт метнулся в сторону встретившего их учёного. Спустя миг он уже держал беднягу за отворот замызганного халата и шипел, вперив в него дикий взгляд:
— Я тебе, Боря, сейчас покажу, как эксперименты над гуманоидами проводить! Ты быстро у меня вообразишь, что я умею со второй категорией! И уж гарантирую: боязно тебе станет! Непременно!
— Кристина Николаевна, сегодня что, ревизия моих нервов? — Авоська безвольно покачнулась в руке учёного. — То один молодчик напился и под корень разворотил установку моделирования гиперсомнии, то эта… ошибка С-генетики… ой!.. с кулаками на людей бросается… Ай… Больно же, кретин!.. Я отказываюсь работать на вас, Кристина Николаевна, и быть директором этого сборища дуболомов тоже отказываюсь…
Подойдя к Роберту сзади, Сти приподнялась на цыпочки и впаяла ему звонкий подзатыльник, от чего тот ещё выше приподнял засипевшего Бориса.
— Отпусти дядю, — скучным голосом произнесла она.
Не сразу, но Роберт все же разжал кулачищи. Учёный отбежал, потирая ключицу и обиженно помахивая авоськой.
— Форменное свинство! — воскликнул он. — Позор! Я отказываюсь работать в подобных условиях!
— Ещё ни у кого не получалось отказаться, — хищно улыбнувшись, заметила Сти. — Увольняю только я сама. Или списываю на пенсию…
— Ты мне из башки эту хрень свою вытаскивай давай! — зарычал Роберт, снова наступая на затюканного профессоришку и тыча в тонкий послеоперационный шрам за ухом. — Я не хочу людей убивать! Слышишь, не желаю этого!
— Я что-то не совсем понимаю… — растерянно заморгал Борис. — Кого убивать? Я тебе подправил немножко кристаллики в ресивере-имплантанте, чтобы процесс пробуждения облегчить. У сшизов же блокировка функции ретикулярной формации варолиева моста срабатывает раз через двадцать… А мозги твои, Роберт, я даже не трогал… Хотел как лучше, а ты — душить…
— Он вчера убил человека в эсе, — коротко пояснила Сти. — И этот реципиент погиб в реальности.
— Не может быть, — махнул авоськой Борис. — Это исключено. Физиологические изменения, происходящие со сновидной личностью, не могут проецироваться на реальный прототип. Усталость — да, переживания и воспоминания — пожалуйста, нервное истощение и психические расстройства — не исключено. Но не физиология. Поймите: наша реальность и С-пространство — это два разных измерения, связь между которыми поддерживается через целомудренный и, заметьте, полностью электронный прибор — С-визор, который пока — слава всем ядерным силам! — не научился думать. Физически человек может пострадать от эса, только если… ну скажем, этот самый С-визор на него ночью свалится и башку разобьёт. А тут совет один: крепить надёжнее надо.
— Он умер, — уже более спокойно сказал Роберт. — Умер от того, что я его в эсе с асфальтом смешал, используя свои способности шосш… тьфу! — сшиза. Это факт.
— Совпадение. — Борис, постепенно теряя уверенность, беспомощно брыкнул авоськой. — Роберт, как ты не понимаешь, это два разных мира!..
— Значит… уже не совсем разных… — тихонько сказала Сти.
Моргнула. Правое веко на долю секунды запоздало. А когда поднялось и оно, в глазах красивой женщины впервые проскочило понимание. И… жестокий задор.
* * *
— Ты окажешься в этой лаборатории, но тут будет пусто, потому что мы не пойдём в С-пространство, — втолковывал Борис, держа ладонь на вспотевшем лбу Роберта, лежавшего на столе, под несколькими овальными излучателями. — Подойдёшь к тому столу, возьмёшь карандаш и напишешь на листке что-нибудь. Только запомни, что конкретно, хорошо? Когда проснёшься, мы посмотрим, появилась ли надпись здесь. Понятно? Вот и весь эксперимент. Если из эса действительно можно менять реальность, — с сомнением покачал головой учёный, — то вот на этой самой бумажке появятся буковки, которые ты там начеркаешь.Сти сидела на неудобном стуле возле какого-то низко гудящего железного шкафа и, вполуха слушая наставления учёного, размышляла о будущем. Оно представлялось ей все необычней и необычней. Все сильнее она с каждой минутой убеждалась, соглашаясь со своими мысленными доводами, что мир меняется. Пока трудно точно предугадать, к чему он себя готовит, но одно ясно — власть в новой эпохе, что вот-вот наступит, должна быть централизованная. ООН и прочие органы всепланетарного контроля давно несостоятельны…
— Ну, поехали! — громко сказал Борис, отходя к экрану, покрытому интерактивной растровой плёнкой, и быстро проводя по нему пальцами, будто рисуя замысловатый узор.
Ничего не изменилось. Лишь Роберт, только что вертевший головой, обмяк и захлопнул глаза, будто по команде.
Теперь он был в другом мире.
«Хотя кто покажет границы между сном и явью?..» — с внутренней усмешкой подумала Сти, разглядывая безмятежное лицо спящего человека.
Можно смотреть на мир открытыми глазами. Он сер, подл и мерзок. Можно — с закрытыми. Тогда все становится непонятным, часто расплывчатым и неточным. Но ведь есть и третий вариант…
Может быть, попробовать взглянуть на него с полуопущенными веками?
В памяти снова всплыли тревожно-пророческие строки Мартина Ли Гора, который тогда, на рубеже 90-х, даже не мог себе представить, как близко подошёл к великой тайне следующего века в своей наркотической лирике:
— …Кристина Николаевна!
Тотуsurprise
With half-closed eyes
Things looked even better
Than when they were open…
— Что? — встрепенулась она и чуть не грохнулась со стула, ухватившись за выступ гудящего шкафа. — Задремала…
Борис сиял. Авоська, будто верный пёсик, старающийся лизнуть хозяина в подбородок, подпрыгивала у него руке.
— Ну! Что я вам говорил? — Учёный потряс чистым листком бумаги. — Не-воз-мож-но повлиять на материальный мир из эса. — Он повернулся к потирающему лоб Роберту. — Ты что там написал?
— «Мама мыла раму», — огрызнулся бывший опер. — Что-что? Теорему Пифагора.
— Да ладно? Серьёзно, что ль? — остолбенел Борис.
— А что? — хрустнув кулаком, улыбнулся Роберт.
— Ничего-ничего… Ты, конечно, извини за прямоту, но я тебя до нынешнего момента считал несколько… м-м… туповатым.
— Ты ошибался лишь отчасти. Я иногда могу быть туповатым, — заверил его Роберт, зашнуровывая гигантские ботинки.
— Верю, — быстро согласил Борис, снова повернулся к Сти и качнул авоськой за спину. — Так что, Кристина Николаевна, происшествие с вашим сотрудником можете считать чистейшей воды случайностью.
— Борис… — Она приблизилась к нему, вероломно вторгаясь в зону личного пространства. — Ты провёл эксперимент над листом бумаги, верно?
— Да. — Учёный задержал дыхание, чтобы не чувствовать манящего аромата всегда желанной им женщины.
— Ведь бумага не может умереть. Она неживая, Борис.
Его близко посаженные глаза на миг помутнели и тут же заполыхали огнём буйно помешанного пациента психушки, пребывающего в состоянии острого припадка.
— Вы думаете… — Он даже задохнулся, отбегая к столу и бросая на него авоську. — Вы полагаете, что изменения могут затрагивать только живых существ?.. Это… это гениально! Почему я не подумал так же?! Элементарно! Трансформироваться могут только объекты с психополем. Или биополем… Да какая разница!..
Он вдруг понурил плечи и, намотав на палец перекрученные ручки авоськи, печально заявил:
— Бедные, несчастные кенгуру…
— Что? — непонимающе вылупился на учёного Роберт. — При чем здесь кенгуру?..
— Кенгуру? — Борис поднял на него влажные глазки. — Мне с детства жаль этих милых тварей… Глисты и мухи, глисты и мухи. Представляете?!
Роберт стоял посреди лаборатории, удивлённо раскрыв глаза; один шнурок у него так и остался развязан. Сти подошла к столу и с опаской посмотрела на Бориса.
— Ты в порядке?
Тот лишь разочарованно махнул авоськой: мол, что вы, тщедушные, понимаете в страдании сумчатых… Через минуту он встряхнулся и, глянув сперва на офигевшего Роберта, а затем на обеспокоенную Сти, бодро провозгласил:
— Не обращайте внимания! У меня изредка случаются приступы циклотимии. Нервы везде, суета кругом, повсюду проблемы — вот и накатывает. Сейчас мы попробуем убедиться в истинности вашей, Кристина Николаевна, шикарной гипотезы…
* * *
Роберт подошёл к столу и наморщился, чувствуя подступающее отвращение. Мышь лежала под миниатюрным С-визором, и её шея была неестественным путём вывернута. Там, в эсе, все казалось не таким… мерзким. Он, убивая грызуна, задворками сознания ещё надеялся, что результат эксперимента будет отрицательным, поэтому не испытывал той противной волны страха и растерянности, что нахлынула теперь.— Она задёргалась, словно электроды воткнули, — с безумными нотками в голосе сообщил Борис. — Туда-сюда, туда-сюда — так и мотало бедную! А потом р-раз и вырубилась. Я ещё отдам её экспертам-ветеринарам, но думаю, шея сломалась от того, что животное само каким-то невероятным образом неловко повернулось во сне. Жуть какая! Бр-р-р… — Учёный картинно содрогнулся и наивно спросил: — А тот парень, которого ты с асфальтом смешал, он как…
— Заткнись ты!.. — заорал Роберт, не выдержав, и его вывернуло прямо на пол: — Ур… б-хе-хе… урод, бл…
Он грубо отодвинул удивлённого учёного в сторону и вышел вон из лаборатории, умудрившись шарахнуть дверью с прорезиненной кромкой.
— Хм… — пожал плечами Борис. — А ещё мент бывший… Подумаешь, мышке шею свернул…
Сти наконец заставила себя оторвать взгляд от умерщвлённого животного.
— Значит, гипотеза верна?
— Именно! — Борис осатанело крутанул авоську над головой, чуть не разбив один из овальных излучателей. — В С-пространстве произошли необычные перемены. Теперь сильные сшизы могут влиять на людей в эсе так, что изменения будут проецироваться на реальность. Тут есть, правда, какой-то коэффициент… Точно не знаю, это ещё нужно считать. Но факт остаётся фактом! Вы сегодня мне все мировоззрение перевернули! Более десяти лет я изучал С-пространство, потом сам стал феноменом, хотя и с весьма слабенькой категорией… Но теперь! Это — революция! Это новые теории пространств и высокоорганизованных полиморфных структур! Да это Нобелевка, черт меня подери!
Он заткнулся на миг, вытаращившись на Сти своими неудачно посаженными глазёнками, будто хотел усилием воли выдавить их наружу. После паузы очень виртуозно выругался, почему-то шёпотом, и отчётливо изрёк:
— Понял. Господи, я же понял…
— Что? — подбодрила Сти.
— Механизм. Как это происходит… Мы круглые остолопы! Я — в первую очередь!
Он отбросил авоську и схватил трупик мышки. Аккуратно провёл двумя пальцами по её тонкой шейке. Нежно положил обратно.
— Точно. Позвоночник не сломан. Просто из мозга поступил сигнал, и мышцы сократились идентичным образом.
— И что с того?..
— Заметь: убить-то сшиз может… — продолжил Борис, резко меняя тему и не обращая внимания на её вопрос. — А вот другое… Ни покалечить, ни ранить… ну там синяк чтоб остался или пролом в черепе… Ничего. Сшизу подвластны две полярные вариации влияния на реципиента в С-пространтсве, которые могут отразиться в действительности: либо насмерть замочить, либо — ни-че-го.
— Но почему?
— Вот-вот-вот… — плотоядно ощерился учёный. — За это я и получу Нобелевку. Кстати, будешь моим свидетелем при оформлении патента на открытие?
— Подавись ты своей премией! Объясняй!
Внезапно Борис сник. Такая перемена в его настроении всегда происходила столь неожиданно, что собеседники, которые присутствовали рядом в этот момент, не сразу могли адаптироваться под «второго» учёного. Срабатывала определённая инерция поведения. Поэтому и теперь Сти гневно повторила:
— Рассказывай быстрей! У меня нет времени, чтоб здесь до ночи торчать! Он потрепал халат, апатично ткнул кулаком в бок авоську. Промямлил:
— Это узкоспециальное, вряд ли вам, Кристина Николаевна, будет интересно… — Тяжко вздохнул, уронив плечи, и загундосил дальше: — Ну хорошо, я поделюсь своими соображениями, если настаиваете. Все-таки вы — мой работодатель… Дело в том, что давно доказано существование так называемых «кривых умирания». Ортодоксальный сон напрямую связан со смертью. Да-да, это так… Вспомните, вам, наверное, приходила в голову такая бредовая мысль, что человек существует всего один день. Проживает его, засыпает и — все. Память его, инстинкты, боль и чувства записываются на безразмерный винчестер, а само сознание умирает. Утром, просыпаясь, человек просто перезагружает систему, заново прогоняя разум на наличие вирусов, подключая модули оперативной памяти, звук и видео… А ведь этот вздор меж тем не так далёк от истины…
— Можешь попонятней? — попросила Сти, поглаживая свою коротко стриженную нижнюю часть затылка.
— Могу. Каждый раз во сне мы почти умираем. Это не обывательские бредни, а научный факт. Ортодоксальная фаза сна имеет четыре уровня, или, если угодно, стадии. Причём при переходе от первой к последней электрическая активность мозга человека претерпевает такие же изменения, как и перед смертью. И в конце концов эта активность в затылочных областях становится весьма схожей с «кривой смерти». В таком, мягко выражаясь, неуравновешенном состоянии человек остаётся очень недолго: буквально спустя минуту-другую психика осуществляет внезапный переход ко второй или третьей стадии ортодоксального фазы. Включаются какие-то механизмы и спасают спящего от угрозы более длительного пребывания на уровнях «смертельных кривых»… Вот тут и разгадка. Стало быть, сшизы своими воздействиями на С-пространство и конкретные психокопии людей каким-то образом отрубают этот блок.
— Стоп. Я совсем запуталась, — честно призналась Сти. — Фазы ортодоксального сна, ты сказал. Ведь так?
— Да.
— Я, конечно, не сильна в теории… Но ведь под воздействием С-волн и ресивера сознание человека перманентно находится в парадоксальной фазе. Только так, насколько мне известно, можно видеть сновидения…
— Вот именно. И поэтому до известного вам случая никаких проблем не было, — угрюмо промолвил Борис. — А теперь, видимо, изменения совсем выходят из-под контроля приборов. Трудно сразу сказать… Пожалуй, убийство происходит так: сшиз как-то там воздействует на жертву, вводя её в ортодоксальную — медленную — фазу, дожимает до четвёртой стадии и не даёт вернуться. Вот и все. Пшик…
— Но как сшиз может контролировать столь сложные процессы?
— Да не контролирует он их. Для него это вообще выглядит образно. Ну, типа закатывания в асфальт… Остальное — чудачества С-пространства… Я вам могу сейчас ещё десяток нелогичностей привести, связанных с этой гипотезой. К примеру… м-м… Вот, пожалуйста: почему мышка дёргалась? Этого не должно быть. При условии, что «кривые умирания» существуют и у неё… Не знаю точно, так ли это на самом деле, — не проверял. Но возьмём это как аксиому. В таком случае она должна была подохнуть, даже не пошевелившись. Ведь ортодоксальный сон — самый глубокий. А вы сами видали, как её куролесило…
— Что это значит?.. — совсем усталым голосом спросила Сти.