Страница:
Эпоха наступила.
Дверь в зал распахнулась, и в забитый людьми проход ввалились, споткнувшись, двое сотрудников Центра в бело-голубой униформе. Толпа утихла и обернулась.
В окружении секьюрити в штатском и нескольких офицеров в мундирах вошёл президент. Он остановился и ненавидяще посмотрел на Сти.
Она улыбнулась — снисходительно и горделиво. Как победительница. Как мессия.
Как… новая хозяйка.
— Арестуйте эту спятившую великомученицу, — процедил президент сквозь зубы.
Офицеры гикнули приказ. Из дверей появились несколько вооружённых солдат и направились по проходу к возвышению. Сти не потрудилась даже пошевелиться. Военные протискивались сквозь человеческую массу, теряя скорость. Увязая в ней. Наконец толпа стиснулась до такой степени, что они вынуждены были остановиться и изумлённо оглянуться на офицера. Тот, в свою очередь, посмотрел на взбешённого президента и повторил приказ. Солдаты попытались локтями растолкать людей, стоящих поблизости, но были сжаты в живых тисках и буквально выплюнуты под ноги командованию. Они суетливо поднялись и удобнее перехватили «калаши».
Сти улыбалась своему недавнему поклоннику, чья воля была без труда смята и подчинена её интересам.
Толпа молчала, с растущей неприязнью глядя на вошедших.
— Ну что, отдашь приказ стрелять? — надменно произнесла Сти. — Сегодня, кстати, воскресенье. Обагришь его кровью… царь?
— Ты безумна, — выдохнул президент, невольно принимая её фамильярную манеру разговора. — Одумайся! Что ты творишь?
— Я? — Сти, казалось, искренне удивилась. — Я спасаю твой народ.
Президент на миг прикрыл глаза, подавляя рвущиеся эмоции. Он решил сменить тактику: вскинул голову и обратился к толпе, так, чтобы оказаться перед телекамерами в наиболее выгодном ракурсе:
— Оглянитесь! Вы позволяете горстке умалишённых самозванцев манипулировать не только вашим сознанием! Жизнями! Неужели вы готовы вот так, на слово, поверить первой попавшейся дуре?!
Он сорвался на крик и замолк, чтобы успокоиться. Кошмар какой-то! В присутствии этой женщины он словно преображался, попадая под её незримое влияние. Проигрывая партию за партией…
— А кому верить? — раздался робкий выкрик из толпы. — Тебе? Или власть имущим шакалам? Или, может быть, ракетам, готовым превратить в прах город и оставшихся в нем людей, которым некуда больше идти?!
— Не будет ракет. Я отменил приказ, — уже спокойнее ответил президент. — А верить… Здравому смыслу. Верить тому, что говорит ваше сердце.
— Оно мне говорит, что вовсе не желает останавливаться во мраке «капли»! — осмелев, сказал тот же человек. — Оно хочет биться, и чем дольше, тем лучше. Оно хочет жить!
Президент не хотел пускать в ход последний козырь, но Сти все так же насмешливо смотрела на него, плавя взглядом нервы. Вот она мигнула, и правое веко так знакомо запоздало. Снова эта идиотская иллюзия, что вконец свихнувшаяся женщина подмигивает…
Президент отвёл глаза от её лица и спросил у собравшихся:
— Вы хотите жить… в забвении?
Толпа онемела лишь на секунду.
А потом возгласы и ругательства слились в однородный гул. Люди выдавили президента с охраной и военными вон из зала. Вон из Центра сна. Вон из круга своего доверия.
На улице творилось что-то неописуемое. Весть о новом мире грёз, о траве на камнях молниеносно разносилась со звуками криков и разговоров, перешептываний и неумелой декламации. Потоки уходящих из Москвы людей перемешивались, завихрялись, и все больше ручейков отделялось от них, поворачивая в сторону от шоссе, к чистеньким и уютным зданиям Центров.
Все-таки скорость распространения надежды гораздо выше скорости умножения отчаяния.
Быть может, поэтому человек до сих пор жив?..
Быть может, потому он — раб?..
Сти вновь поднялась к себе в кабинет, на семнадцатый этаж, и подошла к окну. Распахнула утеплённые створы стеклопакетов и подставила лицо морозному дыханию зимы. Свежий воздух сам рвался наполнить лёгкие, трепал пепельные волосы, ласкал шею и грудь.
Глупец, думала Сти. Нерадивый и амбициозный глупец. Как можно противиться такой силе, которая пришла к нам из эса? Да и зачем? Ведь она пожаловала с миром…
Пусть рвёт на собственной макушке волосы от беспомощности — к слабым нужно быть снисходительным.
Прошёл век диктаторов и империй! Закончилась эра мегаполисов и небоскрёбов, в которых один грызёт другого из-за какого-нибудь клочка бумаги с печатью и подписью! Минула пора бесконечных войн…
…Она видела вдалеке море, которое неумолимо превращалось в океан. У воды появился красноватый оттенок. Сначала — почти неуловимый… Но цвет стремительно насыщался, пока не стал темно-вишнёвым… Одни сгинули в этом океане, другие случайно выжили на мизерных клочках земли. Бушующие багряные волны, бьющиеся о серые берега сотен тысяч едва обитаемых островов, и затянутое грозовыми тучами небо — вот что осталось. Спесивый океан никому не давал попасть с одного острова на другой, проглатывая немногих смельчаков; не удалось построить ни одного моста: все они оказывались слишком длинными и обваливались под собственной тяжестью! Ни один корабль не мог уцелеть в хаосе штормов: разъярённая стихия разбивала суда в щепки!.. А высокие красные волны тем временем гремели, ниспадая с огромной высоты, мощно наскакивали одна на другую, взлетали к самому небу, снова падали, перекатывались. Они рождались лишь для того, чтобы пропасть, рассыпавшись на кровавые брызги… Люди прятались в глубине островов, среди безжизненных скал, и мало кто решался приближаться к берегу… Боялись. А кто все-таки приходил к океану, смотрел в туманную даль и чувствовал прерывистое дыхание прибоя, тот познавал настоящую тревогу и боль, страх и безысходность, понимая, что эту кровавую бездну создали мы! Что наши, только наши мысли и души надрывно стонут там, в глубокой пучине, что только человеческая плоть и кровь беснуются в этом алом океане…
Прошёл век. Закончилась эра. Минула пора…
Настала эпоха.
Подошло время безоблачного неба и городов на изумрудной траве.
Там не будет острого стекла. Там не удастся найти красный цвет. В человеческих снах не бывает двух этих вещей…
Разве что… в кошмарах…
Сти стояла возле распахнутого настежь окна и улыбалась ледяным порывам ветра.
— Проходите сюда. — Он гостеприимно взбрыкнул авоськой в сторону анатомической кровати с матрацем из пористого полиуретана. — Вы без семьи?
— Померла жена, — пожевал губами невысокий мужчина, ставя рядом с собой громоздкий чемодан. — А сыновья на Север подались, на заработки, да так и не вернулись. Оба.
— Это плохо, — сочувственно покачал головой Борис. — Но скоро все у вас наладится!.. Вы справили естественные потребности? Замечательно. Поставьте чемодан сюда, он вам больше не понадобится.
— Но там у меня самые дорогие вещи…
— Да бросьте вы вещи наконец! Впереди — счастливая жизнь в новом мире! Ложитесь… осторожней, голову не ушибите! Вот так, ага, чтобы руки чуть в локтях согнуты были, а ноги — в коленях…
— Скажите, а вдруг я захочу проснуться — что тогда?..
Борис посмотрел на мужчину неаккуратно посаженными глазками и ответил:
— Ставлю сто к одному, что подобного желания у вас не возникнет.
— А все же…
— Ложитесь.
Учёный активировал нависший над пациентом С-излучатель и, коснувшись ряда сенсоров на упрощённой панели управления, запустил тесты основных цепей. Затем, пока компьютер анализировал работоспособность встроенных чипов, прогонял на наличие ошибок операционку и тестировал память, учёный взял в руки гибкую трубочку системы, включил автоматическую подачу питательной смеси и насадил на пластмассовую втулку стерильную иглу.
— Это зачем? — подозрительно покосился мужчина.
— Глюкозка, витаминчики, — прощебетал Борис, аккуратно прижал его руку выше локтя и пронзил вену. Вторую почти такую же иглу, только с клапаном, учёный ввёл мужчине в шею, предварительно сделав небольшой укольчик новокаина рядом с ключицей. — А это чтобы всякую гадость выводить из организма. Через неделю-другую сна будете как новенький, никакой врач по данным анализа крови не скажет, что вы хоть раз брали в рот сигарету или употребляли алкоголь.
— Да я никогда не курил, — пожал плечами мужчина. — И пил-то изредка, по праздникам…
— Тем лучше. Не дёргайтесь, дайте-ка я шею вам зафиксирую, вот так. А то дёрнетесь, и иголочка выскочит.
— Скоро? — тяжело вздохнув, спросил мужчина.
— Уже все. — Борис глянул на подтверждение готовности аппаратуры и, сдёрнув предохранительную скобку, нажал кнопку пуска установки. — Приятных сновидений…
Учёный убедился, что пациент благополучно провалился в гиперсомнию, процессы жизнедеятельности и мозговая деятельность при этом не нарушились, и вышел из палаты.
Одинокий чемодан с самыми дорогими для уснувшего человека вещами остался стоять возле кровати. Он стал бесхозным.
Сначала массовая драка завязалась между пикетчиками, защищающими интересы Центров, и отбывающими из города гражданами. В ход были пущены арматурные прутья, кирпичи, доски, отломанные от заборов… Начался буран. И в его подсвеченных худосочными фонарями хлопьях люди налетали друг на друга в слепой ярости, калеча и убивая. Насыпи, рельсы, шпалы, тротуарчики — все было усеяно телами, залито кровью. Человек бил человека, не разбирая своих и чужих, не осознавая — за что…
Через полчаса растерянные милиционеры и военные попытались урезонить осатаневших гражданских, и жестокая схватка вспыхнула с новой силой. Люди бросались на подоспевшие бронемашины и даже на танки, швыряли в представителей несуществующего уже закона пустые бутылки, камни, отбирали у них оружие.
Никто не уследил, когда раздался первый выстрел — одинокий пистолетный хлопок, послуживший сигналом к следующему витку трагических событий. Взахлёб застрекотали автоматные очереди, косящие людей направо и налево. Кричали раненые женщины, плакали дети, лишившиеся отцов, братьев, сестёр… Пикетчики захватили один из танков, бестолково вращающих башней туда-сюда, и умудрились произвести залп по остановленному локомотиву. Снежная пыль и искорёженные стальные осколки взметнулись тугим смертоносным облаком. По «Т-120» незамедлительно жахнули из гранатомётов, и из люка выскочили несколько человек, контуженно щурясь и хватаясь за раскалённую броню, крича, падая навзничь на мёрзлую землю с черепами, пробитыми пулями…
Несколько вертолётов, потеряв связь с командованием и не решаясь применить ракеты, кружили над станцией, ставшей местом самой бессмысленной за все время эвакуации Москвы бойни…
Бронированный «Мерседес» подкатил почти вплотную к насыпи и остановился. Эскорт из трех джипов припарковался рядом. Выйдя из машины в сопровождении верного телохранителя Володи, который тщетно уговаривал её отказаться от опасной затеи, и нескольких спецназовцев, Сти вгляделась во мглу снегопада.
Бой к этому времени уже закончился, но издалека все ещё долетали редкие звуки выстрелов. Вдоль железнодорожных путей угрюмо брели люди, потерянно озираясь по сторонам. Некоторые стонали от ран, другие несли на руках убитых…
— Что же вы делаете, неразумные? — прошептала она, набрасывая капюшон.
— Кристина Николаевна, поехали обратно, — в очередной раз попросил Володя.
— Утихни, — огрызнулась она и подошла к сидевшей на рельсе девчонке.
Та, услышав шорох за спиной, вздрогнула и медленно оглянулась. Растрёпанные волосы, порванная местами куртка, синее в свете семафора лицо.
Не девчонка, оказывается, — женщина. Лет тридцать-сорок — в полутьме не разобрать.
— Что здесь произошло? — спросила Сти, присаживаясь рядом.
— Что здесь произошло… — повторила женщина ровным голосом.
— Вставай, пойдём со мной.
— Вставай… пойдём…
Сти вдруг захотелось помочь этой несчастной. Пропало восторженное чувство, приятно щемившее сердце целый день. Что-то странное затикало внутри. Она поняла, что, спасая толпу, забыла о людях. Внезапно эти понятия расслоились и распались на два пласта — толпа и люди. Вроде бы похожие, но, если приглядеться, лежащие в абсолютно разных плоскостях ценностей.
Взяв женщину за руку, Сти погладила худые безвольные пальцы. Они оставались неподвижны. Сняв с себя замшевые перчатки, утеплённые изнутри пухом, она натянула их на угловатые кисти женщины.
— Поговори со мной, — еле слышно попросила Сти.
— Поговори со мной… — отозвалось слабое эхо. Сти вздохнула и прислушалась к гулу турбин истребителя, пронёсшегося где-то в тёмном небе.
— Я хочу тебе помочь.
Тишина. Чей-то всхлип в толще снегопада, стрекотание невидимого пулемёта, скрип щебёнки под ботинками Володи, стоящего неподалёку,
— Мне нужно кому-то помочь, понимаешь?
Женщина снова промолчала, глядя чётко перед собой. Тонкие струйки пара срывались с её потрескавшихся губ, пугая крупные снежинки.
— Пожалуйста, позволь мне согреть тебя! — громко сказала Сти, тряхнув острое, словно окаменевшее плечо. — Мне очень надо кого-то согреть! Здесь, в этой беспросветной мгле! Понимаешь?!
— Понимаешь…
Женщина улыбнулась чему-то своему, двинув самыми краешками губ. Неуклюже встала и, наступая на скользкие шпалы, пошла прочь.
— Подожди! — крикнула Сти. — Постой же ты! Куда? Я могу сделать для тебя все, что только пожелаешь! Хочешь, мы станем подружками? По-настоящему! Будем встречаться, делиться ничего не значащими новостями, пить кофе с коньяком на кухне по вечерам и сплетничать! Да-да, будем подолгу сплетничать о противных мужиках! Хочешь?..
Сутулая спина женщины уже нечётко вырисовывалась в объёмном тумане бурана. Синий свет низкого семафора холодным конусом падал на Сти.
Она на миг забыла, что мир больше никогда не будет прежним. Она почувствовала себя такой одинокой в центре этого безмолвного снежного омута. Захотелось вдохнуть поглубже, чтобы не захлебнуться, не утонуть. На какой-то едва уловимый момент все вокруг замерло. Остановились даже разбегающиеся галактики…
Но уже спустя считаные секунды перед глазами Сти заискрились мириады пятнышек, возвращая пространству движение, сдвигая остановившуюся плиту времени, брезгливо разбрасывая силуэты подкравшихся фантомов, протянувших свои сухие щупальца к её горлу.
Проклятая баба! Не захотела любви и тепла. Ушла. Д-дура… Перчатки жалко, двести евро стоили.
Что ж, люди вольны выбирать свою судьбу. Во второй раз Сти не предложит. Никому.
Её глаза ртутными яблоками блеснули под капюшоном, обжигающее дыхание вырвалось из груди белесым облаком, молодое ещё тело напряглось, улавливая каждой мышцей вновь заструившуюся через него энергию.
Что ж, значит, не удалось договориться с совестью. Это ерунда, это — лишь мелкая неудача, которую можно при должной сноровке превратить в значительный успех.
— Володя, поехали обратно.
Телохранитель подал руку Сти и ловко помог ей взобраться на склон.
В холл Центра она ворвалась стремительной, твёрдой походкой, хищно оглядывая очередь страждущих прописаться в городах на траве, где всегда светит солнце.
«Забвение, говоришь? — прошептала Сти себе под нос, поднимаясь в лифте. — Царёк стручковый… Я устрою тебе такое забвение, что мало не покажется. Я вам всем покажу, где проходят границы наслаждения и боли. Быдло… Вы настолько примитивны и немощны, что недостойны даже снисхождения. Вы ещё не доросли до таких дорогих подношений, которые вам бросил эс, словно сгнившую кость облезлым псам! Куда вам! Вы же грызню устроите очередную, только и всего…
— Где Борис? — спросила она, входя в приёмную своего кабинета.
— На восьмом этаже, в комнате связи, — ответил охранник в бело-голубой форме.
«Милосердие, говорите? Я вас научу милосердию… Вы сумеете ощутить вкус этого слова, оказавшись в цветущем, солнечном аду…»
— Скажите ему, чтобы поднялся ко мне в течение пяти минут, — бросила она охраннику, открывая резную дверь кабинета.
— Но, Кристина Николаевна, он просил…
Сти остановилась на пороге и медленно повернулась. Вкрадчиво прошептала:
— Что?
— Я только…
— Уволен. Володя, пусть этого кретина сейчас же выбросят на улицу и намекнут толпе, что он ярый сторонник президента.
Она хлопнула дверью, услышав, как охранник запричитал, умоляя не выставлять его. Потом раздалась короткая возня, приглушённый вскрик, и все утихло.
Откинув наконец капюшон, Сти подошла к распахнутому окну, возле которого уже образовалась лужа от растаявшего снега, занесённого внутрь помещения, пинком толкнула створку, и та обиженно щёлкнула. Она взяла хрустальный бокал и покрутила его в подрагивающих пальцах.
— Хотите босиком по травке? Будет вам босиком по травке… Смотрите не оступитесь!
Тяжёлый хрусталь полетел в затворенное окно. Раздался звонкий удар стекла о стекло. Осколки бокала брызнули в разные стороны. Окно выдержало.
Вошёл запыхавшийся Борис.
— Кристина Николевна, я очень занят. Что-то срочное?
Похожая на взбеленившуюся пантеру, Сти обернулась. Учёный даже попятился от её вакуумного взгляда.
— Собирай всех верных нам сшизов начиная с пятой категории. И выше. Немедленно.
Борис ответил не сразу, испуганно прижав к неудобному свитеру авоську.
— 3-зачем?
— Мы выступаем в крестовый поход.
— Какой ещё поход? — Учёный был совсем сбит с толку.
— В эсе будет много неверных. Они помешают счастливо жить остальным.
— С вами в-все в порядке, Кристина Николаевна?
— Более чем. Я несколько изменила планы. Нужно научить людей элементарным нормам поведения в благополучном мире — у них с этим всегда были проблемы. Халява расслабляет.
— Но эс не позволит, вы же знаете…
Сти улыбнулась:
— Мы как-нибудь договоримся.
На некоторое время в просторном кабинете обозначилась тишина, бередимая лишь пугливым потрескиванием ламп дневного света.
— Люди взбунтуются, они ложатся под С-установку не для того, чтобы снова попасть под ступни тирании, — промолвил наконец учёный.
— Нет, — снова усмехнулась Сти. — Мы будем разборчивы… И милосердны к невиновным. В новой эпохе не должно остаться места злу. Мы ждали тысячи лет и теперь не имеем права на ошибки. Слишком большое доверие оказала нам пришедшая сила… Поэтому останутся только те, кто готов взойти на следующую ступень эволюции. Останутся избранные и покорные. А иным не будет места в эсе. Пусть они бросаются здесь, в отжившей свой век реальности, друг на друга и перекусывают глотки, пусть они бегут прочь от карающей тьмы «капель», текущей из городов, пусть уходят в леса и добывают там пищу, чтобы прокормить чахлых детёнышей. Пусть возвращаются в пещеры!
— Это похоже на инквизицию, — пробормотал Борис.
— К тому же, — продолжила она, игнорируя его слова, — нам нужно найти кое-кого. Одного неугомонного человека, возомнившего себя избавителем цивилизации от гнёта взбесившихся снов… Его нужно остановить. Он — самый опасный враг эса.
— Вы говорите о…
— Борис, почему ты задаёшь так много вопросов? Неужели не доверяешь мне? Разве не я привела тебя к прозрению? Кому ты обязан своими гениальными открытиями? Кто выделял тебе миллиарды на оборудование, подбирал квалифицированный персонал?
Учёный как-то сморщился и крепко стиснул в руках авоську.
— Я хотел помочь людям… Наука не палач, а демиург, Кристина Николаевна.
К Сти постепенно возвращались спокойствие и рассудительность. Нагнувшись, она подобрала острую хрустальную крошку.
— Знаешь, что я подумала? Когда-то мы были единым целым. Все люди, понимаешь? Дух и плоть. И кто-то очень давно разбил нас. Теперь мы валяемся мириадами стеклянных осколков. Порознь. Ощетинившись бритвенными краями. Если брать каждый по отдельности и пытаться склеить — ничего не получится. Изрежешься… Но можно собрать веником в совок, швырнуть в печь и выплавить новый бокал. А чтобы он был таким же прозрачным, как тот, изначальный, чтобы в стенках и ножке не попадались камешки, грязь, окурки и дохлые муравьи, нужно очистить материал… Так что, как видишь, я тоже демиург, а вовсе не изувер. Ступай, мой мудрый Борис, и собирай армию справедливости, которую когда-нибудь обязательно нарекут священной.
Неподвижный, фанатичный взгляд Сти был устремлён в набирающую силу пургу за окном. Задумавшись, она выронила маленький хрустальный осколок и вздрогнула от еле слышного звона, с которым он упал на паркетный пол.
Она подошла к столу и взяла маленькую деревянную фигурку лебедя — самую дорогую вещицу в этом безумном мире. Бережно поставила подарок отца на ладонь. Тонкая изогнутая шейка была заломлена назад и вбок. Своенравно, горделиво и… очень беззащитно.
Щёлкнула дверь.
— Демиурги не боятся порезать палец, — совсем тихо произнёс учёный, выходя, из кабинета.
КАДР СЕМНАДЦАТЫЙ
Дверь в зал распахнулась, и в забитый людьми проход ввалились, споткнувшись, двое сотрудников Центра в бело-голубой униформе. Толпа утихла и обернулась.
В окружении секьюрити в штатском и нескольких офицеров в мундирах вошёл президент. Он остановился и ненавидяще посмотрел на Сти.
Она улыбнулась — снисходительно и горделиво. Как победительница. Как мессия.
Как… новая хозяйка.
— Арестуйте эту спятившую великомученицу, — процедил президент сквозь зубы.
Офицеры гикнули приказ. Из дверей появились несколько вооружённых солдат и направились по проходу к возвышению. Сти не потрудилась даже пошевелиться. Военные протискивались сквозь человеческую массу, теряя скорость. Увязая в ней. Наконец толпа стиснулась до такой степени, что они вынуждены были остановиться и изумлённо оглянуться на офицера. Тот, в свою очередь, посмотрел на взбешённого президента и повторил приказ. Солдаты попытались локтями растолкать людей, стоящих поблизости, но были сжаты в живых тисках и буквально выплюнуты под ноги командованию. Они суетливо поднялись и удобнее перехватили «калаши».
Сти улыбалась своему недавнему поклоннику, чья воля была без труда смята и подчинена её интересам.
Толпа молчала, с растущей неприязнью глядя на вошедших.
— Ну что, отдашь приказ стрелять? — надменно произнесла Сти. — Сегодня, кстати, воскресенье. Обагришь его кровью… царь?
— Ты безумна, — выдохнул президент, невольно принимая её фамильярную манеру разговора. — Одумайся! Что ты творишь?
— Я? — Сти, казалось, искренне удивилась. — Я спасаю твой народ.
Президент на миг прикрыл глаза, подавляя рвущиеся эмоции. Он решил сменить тактику: вскинул голову и обратился к толпе, так, чтобы оказаться перед телекамерами в наиболее выгодном ракурсе:
— Оглянитесь! Вы позволяете горстке умалишённых самозванцев манипулировать не только вашим сознанием! Жизнями! Неужели вы готовы вот так, на слово, поверить первой попавшейся дуре?!
Он сорвался на крик и замолк, чтобы успокоиться. Кошмар какой-то! В присутствии этой женщины он словно преображался, попадая под её незримое влияние. Проигрывая партию за партией…
— А кому верить? — раздался робкий выкрик из толпы. — Тебе? Или власть имущим шакалам? Или, может быть, ракетам, готовым превратить в прах город и оставшихся в нем людей, которым некуда больше идти?!
— Не будет ракет. Я отменил приказ, — уже спокойнее ответил президент. — А верить… Здравому смыслу. Верить тому, что говорит ваше сердце.
— Оно мне говорит, что вовсе не желает останавливаться во мраке «капли»! — осмелев, сказал тот же человек. — Оно хочет биться, и чем дольше, тем лучше. Оно хочет жить!
Президент не хотел пускать в ход последний козырь, но Сти все так же насмешливо смотрела на него, плавя взглядом нервы. Вот она мигнула, и правое веко так знакомо запоздало. Снова эта идиотская иллюзия, что вконец свихнувшаяся женщина подмигивает…
Президент отвёл глаза от её лица и спросил у собравшихся:
— Вы хотите жить… в забвении?
Толпа онемела лишь на секунду.
А потом возгласы и ругательства слились в однородный гул. Люди выдавили президента с охраной и военными вон из зала. Вон из Центра сна. Вон из круга своего доверия.
На улице творилось что-то неописуемое. Весть о новом мире грёз, о траве на камнях молниеносно разносилась со звуками криков и разговоров, перешептываний и неумелой декламации. Потоки уходящих из Москвы людей перемешивались, завихрялись, и все больше ручейков отделялось от них, поворачивая в сторону от шоссе, к чистеньким и уютным зданиям Центров.
Все-таки скорость распространения надежды гораздо выше скорости умножения отчаяния.
Быть может, поэтому человек до сих пор жив?..
Быть может, потому он — раб?..
Сти вновь поднялась к себе в кабинет, на семнадцатый этаж, и подошла к окну. Распахнула утеплённые створы стеклопакетов и подставила лицо морозному дыханию зимы. Свежий воздух сам рвался наполнить лёгкие, трепал пепельные волосы, ласкал шею и грудь.
Глупец, думала Сти. Нерадивый и амбициозный глупец. Как можно противиться такой силе, которая пришла к нам из эса? Да и зачем? Ведь она пожаловала с миром…
Пусть рвёт на собственной макушке волосы от беспомощности — к слабым нужно быть снисходительным.
Прошёл век диктаторов и империй! Закончилась эра мегаполисов и небоскрёбов, в которых один грызёт другого из-за какого-нибудь клочка бумаги с печатью и подписью! Минула пора бесконечных войн…
…Она видела вдалеке море, которое неумолимо превращалось в океан. У воды появился красноватый оттенок. Сначала — почти неуловимый… Но цвет стремительно насыщался, пока не стал темно-вишнёвым… Одни сгинули в этом океане, другие случайно выжили на мизерных клочках земли. Бушующие багряные волны, бьющиеся о серые берега сотен тысяч едва обитаемых островов, и затянутое грозовыми тучами небо — вот что осталось. Спесивый океан никому не давал попасть с одного острова на другой, проглатывая немногих смельчаков; не удалось построить ни одного моста: все они оказывались слишком длинными и обваливались под собственной тяжестью! Ни один корабль не мог уцелеть в хаосе штормов: разъярённая стихия разбивала суда в щепки!.. А высокие красные волны тем временем гремели, ниспадая с огромной высоты, мощно наскакивали одна на другую, взлетали к самому небу, снова падали, перекатывались. Они рождались лишь для того, чтобы пропасть, рассыпавшись на кровавые брызги… Люди прятались в глубине островов, среди безжизненных скал, и мало кто решался приближаться к берегу… Боялись. А кто все-таки приходил к океану, смотрел в туманную даль и чувствовал прерывистое дыхание прибоя, тот познавал настоящую тревогу и боль, страх и безысходность, понимая, что эту кровавую бездну создали мы! Что наши, только наши мысли и души надрывно стонут там, в глубокой пучине, что только человеческая плоть и кровь беснуются в этом алом океане…
Прошёл век. Закончилась эра. Минула пора…
Настала эпоха.
Подошло время безоблачного неба и городов на изумрудной траве.
Там не будет острого стекла. Там не удастся найти красный цвет. В человеческих снах не бывает двух этих вещей…
Разве что… в кошмарах…
Сти стояла возле распахнутого настежь окна и улыбалась ледяным порывам ветра.
* * *
Борис старался подключить к аппаратуре как можно больше людей самостоятельно. Тысячи наспех обученных ассистентов, завербованных из бывших реаниматологов и хирургов, безусловно, тоже работали по шестнадцать часов в сутки, обслуживая все прибывающих и прибывающих людей, но сам учёный и не думал халтурить. Он в последнее время был во власти особенно приподнятого настроения, даже привычных приступов циклотимии с непременным депрессивным синдромом не возникало уже на протяжении почти двух дней.— Проходите сюда. — Он гостеприимно взбрыкнул авоськой в сторону анатомической кровати с матрацем из пористого полиуретана. — Вы без семьи?
— Померла жена, — пожевал губами невысокий мужчина, ставя рядом с собой громоздкий чемодан. — А сыновья на Север подались, на заработки, да так и не вернулись. Оба.
— Это плохо, — сочувственно покачал головой Борис. — Но скоро все у вас наладится!.. Вы справили естественные потребности? Замечательно. Поставьте чемодан сюда, он вам больше не понадобится.
— Но там у меня самые дорогие вещи…
— Да бросьте вы вещи наконец! Впереди — счастливая жизнь в новом мире! Ложитесь… осторожней, голову не ушибите! Вот так, ага, чтобы руки чуть в локтях согнуты были, а ноги — в коленях…
— Скажите, а вдруг я захочу проснуться — что тогда?..
Борис посмотрел на мужчину неаккуратно посаженными глазками и ответил:
— Ставлю сто к одному, что подобного желания у вас не возникнет.
— А все же…
— Ложитесь.
Учёный активировал нависший над пациентом С-излучатель и, коснувшись ряда сенсоров на упрощённой панели управления, запустил тесты основных цепей. Затем, пока компьютер анализировал работоспособность встроенных чипов, прогонял на наличие ошибок операционку и тестировал память, учёный взял в руки гибкую трубочку системы, включил автоматическую подачу питательной смеси и насадил на пластмассовую втулку стерильную иглу.
— Это зачем? — подозрительно покосился мужчина.
— Глюкозка, витаминчики, — прощебетал Борис, аккуратно прижал его руку выше локтя и пронзил вену. Вторую почти такую же иглу, только с клапаном, учёный ввёл мужчине в шею, предварительно сделав небольшой укольчик новокаина рядом с ключицей. — А это чтобы всякую гадость выводить из организма. Через неделю-другую сна будете как новенький, никакой врач по данным анализа крови не скажет, что вы хоть раз брали в рот сигарету или употребляли алкоголь.
— Да я никогда не курил, — пожал плечами мужчина. — И пил-то изредка, по праздникам…
— Тем лучше. Не дёргайтесь, дайте-ка я шею вам зафиксирую, вот так. А то дёрнетесь, и иголочка выскочит.
— Скоро? — тяжело вздохнув, спросил мужчина.
— Уже все. — Борис глянул на подтверждение готовности аппаратуры и, сдёрнув предохранительную скобку, нажал кнопку пуска установки. — Приятных сновидений…
Учёный убедился, что пациент благополучно провалился в гиперсомнию, процессы жизнедеятельности и мозговая деятельность при этом не нарушились, и вышел из палаты.
Одинокий чемодан с самыми дорогими для уснувшего человека вещами остался стоять возле кровати. Он стал бесхозным.
* * *
Самая кровопролитная стычка произошла к концу дня на Павелецкой железной дороге, возле станции Расторгуево. Многотысячная толпа возвела на путях баррикады из поваленных столбов и других подручных материалов. Движение поездов остановилось.Сначала массовая драка завязалась между пикетчиками, защищающими интересы Центров, и отбывающими из города гражданами. В ход были пущены арматурные прутья, кирпичи, доски, отломанные от заборов… Начался буран. И в его подсвеченных худосочными фонарями хлопьях люди налетали друг на друга в слепой ярости, калеча и убивая. Насыпи, рельсы, шпалы, тротуарчики — все было усеяно телами, залито кровью. Человек бил человека, не разбирая своих и чужих, не осознавая — за что…
Через полчаса растерянные милиционеры и военные попытались урезонить осатаневших гражданских, и жестокая схватка вспыхнула с новой силой. Люди бросались на подоспевшие бронемашины и даже на танки, швыряли в представителей несуществующего уже закона пустые бутылки, камни, отбирали у них оружие.
Никто не уследил, когда раздался первый выстрел — одинокий пистолетный хлопок, послуживший сигналом к следующему витку трагических событий. Взахлёб застрекотали автоматные очереди, косящие людей направо и налево. Кричали раненые женщины, плакали дети, лишившиеся отцов, братьев, сестёр… Пикетчики захватили один из танков, бестолково вращающих башней туда-сюда, и умудрились произвести залп по остановленному локомотиву. Снежная пыль и искорёженные стальные осколки взметнулись тугим смертоносным облаком. По «Т-120» незамедлительно жахнули из гранатомётов, и из люка выскочили несколько человек, контуженно щурясь и хватаясь за раскалённую броню, крича, падая навзничь на мёрзлую землю с черепами, пробитыми пулями…
Несколько вертолётов, потеряв связь с командованием и не решаясь применить ракеты, кружили над станцией, ставшей местом самой бессмысленной за все время эвакуации Москвы бойни…
* * *
Сти, узнав о беспорядках возле Расторгуево, решила сама поехать туда, взвалив заботы по организации распределения пациентов на Бориса.Бронированный «Мерседес» подкатил почти вплотную к насыпи и остановился. Эскорт из трех джипов припарковался рядом. Выйдя из машины в сопровождении верного телохранителя Володи, который тщетно уговаривал её отказаться от опасной затеи, и нескольких спецназовцев, Сти вгляделась во мглу снегопада.
Бой к этому времени уже закончился, но издалека все ещё долетали редкие звуки выстрелов. Вдоль железнодорожных путей угрюмо брели люди, потерянно озираясь по сторонам. Некоторые стонали от ран, другие несли на руках убитых…
— Что же вы делаете, неразумные? — прошептала она, набрасывая капюшон.
— Кристина Николаевна, поехали обратно, — в очередной раз попросил Володя.
— Утихни, — огрызнулась она и подошла к сидевшей на рельсе девчонке.
Та, услышав шорох за спиной, вздрогнула и медленно оглянулась. Растрёпанные волосы, порванная местами куртка, синее в свете семафора лицо.
Не девчонка, оказывается, — женщина. Лет тридцать-сорок — в полутьме не разобрать.
— Что здесь произошло? — спросила Сти, присаживаясь рядом.
— Что здесь произошло… — повторила женщина ровным голосом.
— Вставай, пойдём со мной.
— Вставай… пойдём…
Сти вдруг захотелось помочь этой несчастной. Пропало восторженное чувство, приятно щемившее сердце целый день. Что-то странное затикало внутри. Она поняла, что, спасая толпу, забыла о людях. Внезапно эти понятия расслоились и распались на два пласта — толпа и люди. Вроде бы похожие, но, если приглядеться, лежащие в абсолютно разных плоскостях ценностей.
Взяв женщину за руку, Сти погладила худые безвольные пальцы. Они оставались неподвижны. Сняв с себя замшевые перчатки, утеплённые изнутри пухом, она натянула их на угловатые кисти женщины.
— Поговори со мной, — еле слышно попросила Сти.
— Поговори со мной… — отозвалось слабое эхо. Сти вздохнула и прислушалась к гулу турбин истребителя, пронёсшегося где-то в тёмном небе.
— Я хочу тебе помочь.
Тишина. Чей-то всхлип в толще снегопада, стрекотание невидимого пулемёта, скрип щебёнки под ботинками Володи, стоящего неподалёку,
— Мне нужно кому-то помочь, понимаешь?
Женщина снова промолчала, глядя чётко перед собой. Тонкие струйки пара срывались с её потрескавшихся губ, пугая крупные снежинки.
— Пожалуйста, позволь мне согреть тебя! — громко сказала Сти, тряхнув острое, словно окаменевшее плечо. — Мне очень надо кого-то согреть! Здесь, в этой беспросветной мгле! Понимаешь?!
— Понимаешь…
Женщина улыбнулась чему-то своему, двинув самыми краешками губ. Неуклюже встала и, наступая на скользкие шпалы, пошла прочь.
— Подожди! — крикнула Сти. — Постой же ты! Куда? Я могу сделать для тебя все, что только пожелаешь! Хочешь, мы станем подружками? По-настоящему! Будем встречаться, делиться ничего не значащими новостями, пить кофе с коньяком на кухне по вечерам и сплетничать! Да-да, будем подолгу сплетничать о противных мужиках! Хочешь?..
Сутулая спина женщины уже нечётко вырисовывалась в объёмном тумане бурана. Синий свет низкого семафора холодным конусом падал на Сти.
Она на миг забыла, что мир больше никогда не будет прежним. Она почувствовала себя такой одинокой в центре этого безмолвного снежного омута. Захотелось вдохнуть поглубже, чтобы не захлебнуться, не утонуть. На какой-то едва уловимый момент все вокруг замерло. Остановились даже разбегающиеся галактики…
Но уже спустя считаные секунды перед глазами Сти заискрились мириады пятнышек, возвращая пространству движение, сдвигая остановившуюся плиту времени, брезгливо разбрасывая силуэты подкравшихся фантомов, протянувших свои сухие щупальца к её горлу.
Проклятая баба! Не захотела любви и тепла. Ушла. Д-дура… Перчатки жалко, двести евро стоили.
Что ж, люди вольны выбирать свою судьбу. Во второй раз Сти не предложит. Никому.
Её глаза ртутными яблоками блеснули под капюшоном, обжигающее дыхание вырвалось из груди белесым облаком, молодое ещё тело напряглось, улавливая каждой мышцей вновь заструившуюся через него энергию.
Что ж, значит, не удалось договориться с совестью. Это ерунда, это — лишь мелкая неудача, которую можно при должной сноровке превратить в значительный успех.
— Володя, поехали обратно.
Телохранитель подал руку Сти и ловко помог ей взобраться на склон.
В холл Центра она ворвалась стремительной, твёрдой походкой, хищно оглядывая очередь страждущих прописаться в городах на траве, где всегда светит солнце.
«Забвение, говоришь? — прошептала Сти себе под нос, поднимаясь в лифте. — Царёк стручковый… Я устрою тебе такое забвение, что мало не покажется. Я вам всем покажу, где проходят границы наслаждения и боли. Быдло… Вы настолько примитивны и немощны, что недостойны даже снисхождения. Вы ещё не доросли до таких дорогих подношений, которые вам бросил эс, словно сгнившую кость облезлым псам! Куда вам! Вы же грызню устроите очередную, только и всего…
— Где Борис? — спросила она, входя в приёмную своего кабинета.
— На восьмом этаже, в комнате связи, — ответил охранник в бело-голубой форме.
«Милосердие, говорите? Я вас научу милосердию… Вы сумеете ощутить вкус этого слова, оказавшись в цветущем, солнечном аду…»
— Скажите ему, чтобы поднялся ко мне в течение пяти минут, — бросила она охраннику, открывая резную дверь кабинета.
— Но, Кристина Николаевна, он просил…
Сти остановилась на пороге и медленно повернулась. Вкрадчиво прошептала:
— Что?
— Я только…
— Уволен. Володя, пусть этого кретина сейчас же выбросят на улицу и намекнут толпе, что он ярый сторонник президента.
Она хлопнула дверью, услышав, как охранник запричитал, умоляя не выставлять его. Потом раздалась короткая возня, приглушённый вскрик, и все утихло.
Откинув наконец капюшон, Сти подошла к распахнутому окну, возле которого уже образовалась лужа от растаявшего снега, занесённого внутрь помещения, пинком толкнула створку, и та обиженно щёлкнула. Она взяла хрустальный бокал и покрутила его в подрагивающих пальцах.
— Хотите босиком по травке? Будет вам босиком по травке… Смотрите не оступитесь!
Тяжёлый хрусталь полетел в затворенное окно. Раздался звонкий удар стекла о стекло. Осколки бокала брызнули в разные стороны. Окно выдержало.
Вошёл запыхавшийся Борис.
— Кристина Николевна, я очень занят. Что-то срочное?
Похожая на взбеленившуюся пантеру, Сти обернулась. Учёный даже попятился от её вакуумного взгляда.
— Собирай всех верных нам сшизов начиная с пятой категории. И выше. Немедленно.
Борис ответил не сразу, испуганно прижав к неудобному свитеру авоську.
— 3-зачем?
— Мы выступаем в крестовый поход.
— Какой ещё поход? — Учёный был совсем сбит с толку.
— В эсе будет много неверных. Они помешают счастливо жить остальным.
— С вами в-все в порядке, Кристина Николаевна?
— Более чем. Я несколько изменила планы. Нужно научить людей элементарным нормам поведения в благополучном мире — у них с этим всегда были проблемы. Халява расслабляет.
— Но эс не позволит, вы же знаете…
Сти улыбнулась:
— Мы как-нибудь договоримся.
На некоторое время в просторном кабинете обозначилась тишина, бередимая лишь пугливым потрескиванием ламп дневного света.
— Люди взбунтуются, они ложатся под С-установку не для того, чтобы снова попасть под ступни тирании, — промолвил наконец учёный.
— Нет, — снова усмехнулась Сти. — Мы будем разборчивы… И милосердны к невиновным. В новой эпохе не должно остаться места злу. Мы ждали тысячи лет и теперь не имеем права на ошибки. Слишком большое доверие оказала нам пришедшая сила… Поэтому останутся только те, кто готов взойти на следующую ступень эволюции. Останутся избранные и покорные. А иным не будет места в эсе. Пусть они бросаются здесь, в отжившей свой век реальности, друг на друга и перекусывают глотки, пусть они бегут прочь от карающей тьмы «капель», текущей из городов, пусть уходят в леса и добывают там пищу, чтобы прокормить чахлых детёнышей. Пусть возвращаются в пещеры!
— Это похоже на инквизицию, — пробормотал Борис.
— К тому же, — продолжила она, игнорируя его слова, — нам нужно найти кое-кого. Одного неугомонного человека, возомнившего себя избавителем цивилизации от гнёта взбесившихся снов… Его нужно остановить. Он — самый опасный враг эса.
— Вы говорите о…
— Борис, почему ты задаёшь так много вопросов? Неужели не доверяешь мне? Разве не я привела тебя к прозрению? Кому ты обязан своими гениальными открытиями? Кто выделял тебе миллиарды на оборудование, подбирал квалифицированный персонал?
Учёный как-то сморщился и крепко стиснул в руках авоську.
— Я хотел помочь людям… Наука не палач, а демиург, Кристина Николаевна.
К Сти постепенно возвращались спокойствие и рассудительность. Нагнувшись, она подобрала острую хрустальную крошку.
— Знаешь, что я подумала? Когда-то мы были единым целым. Все люди, понимаешь? Дух и плоть. И кто-то очень давно разбил нас. Теперь мы валяемся мириадами стеклянных осколков. Порознь. Ощетинившись бритвенными краями. Если брать каждый по отдельности и пытаться склеить — ничего не получится. Изрежешься… Но можно собрать веником в совок, швырнуть в печь и выплавить новый бокал. А чтобы он был таким же прозрачным, как тот, изначальный, чтобы в стенках и ножке не попадались камешки, грязь, окурки и дохлые муравьи, нужно очистить материал… Так что, как видишь, я тоже демиург, а вовсе не изувер. Ступай, мой мудрый Борис, и собирай армию справедливости, которую когда-нибудь обязательно нарекут священной.
Неподвижный, фанатичный взгляд Сти был устремлён в набирающую силу пургу за окном. Задумавшись, она выронила маленький хрустальный осколок и вздрогнула от еле слышного звона, с которым он упал на паркетный пол.
Она подошла к столу и взяла маленькую деревянную фигурку лебедя — самую дорогую вещицу в этом безумном мире. Бережно поставила подарок отца на ладонь. Тонкая изогнутая шейка была заломлена назад и вбок. Своенравно, горделиво и… очень беззащитно.
Щёлкнула дверь.
— Демиурги не боятся порезать палец, — совсем тихо произнёс учёный, выходя, из кабинета.
КАДР СЕМНАДЦАТЫЙ
Двойное стекло
Занятие, в которое Рысцов ушёл с головой, было занудным, несподручным, но крайне необходимым. Держа в левой руке рейсфедер, до предела вывернув шею и скосив глаза, он выщипывал редкие чёрные волоски на тыльной части правого плеча. Валера терпеть не мог нахальную растительность на плечах, спине и в носу.
Наконец он извлёк последний, самый строптивый волосок, предательски вылезший почти на лопатке, и повернулся перед зеркалом, чтобы полюбоваться результатом. 3амечательно!
Положив рейсфедер на полочку, пришпиленную к стене возле исполинской русской печи, Валера надел рубашку и шлёпнулся на высокую кровать. До сеанса оставалось ещё три часа. Бродить, заляпывая сапоги слякотной грязюкой до самых голенищ, по окрестностям деревни Каспля, которая находилась километрах в сорока от Смоленска, надоело — он уже вдоволь насмотрелся на бесконечные гряды холмов с кляксообразными проталинами и на вешние воды узкой речушки, несущие с верховьев всякий мусор вперемешку с громоздкими льдинами в Днепр. Они уже на протяжении месяца жили в просторной двухкомнатной хате троюродного дяди Петровского.
И Рысцов, откровенно говоря, три недели из четырех маялся бездельем.
Жратвы пока хватало, благо Андрон в первый же день катастрофы по баснословной цене закупил на какой-то продбазе сухпай на год вперёд, забив продуктами целый «ГАЗ-66» с крытым кузовом, переоборудованным под рефрижератор. Так что лопать позволялось от пуза…
Вытесненные «каплей» жители Смоленска уже не осаждали укреплённые почище фортов деревенские дворы так рьяно, как в первые несколько дней. Тогда, помнится, Таусонскому пришлось пару раз садануть из своего «стечкина» в воздух для острастки обезумевшей толпы, чуть не разгромившей деревеньку. А одному особо строптивому и буйному хулигану, ретиво машущему обледенелой мотоциклетной цепью, он даже прострелил ляжку. Визгу было… Сейчас народ немного угомонился — большинство городских беженцев ушли в Центры…
Серёжку Валера скрепя сердце передал на попечение осунувшейся от беспокойства за пацанёнка Светке, которая вместе со своим хахалем Сашей уехала к его родственникам в Таганрог, где «капля» не появилась — странное, кстати, дело: город-то довольно большой.
Поэтому Рысцову оставалось лишь исправно терпеть ежедневные получасовые сеансы, проводимые профессором, и скучать по сынишке, а в остальное время — бить баклуши.
Первоначальная лихорадка страха, связанная с внезапным ростом «капель», понемногу утихала: люди — существа с крайне высоким коэффициентом адаптации. Приспособленцы…
На территории России меж тем к нынешнему дню было зарегистрировано более четырехсот «заражённых» населённых пунктов. В основном это оказались мегаполисы, крупные города и посёлки городского типа, но кое-где «капля» вылезала посередь какой-нибудь деревушки в двадцать дворов. Где, спрашивается, логика?
На планете же таких мест насчитывалось около восьми с половиной тысяч.
Люди прозвали это «чёрной чумой». Она лишила более девяноста процентов городского населения планеты крова, бросив целые народы на произвол судьбы.
Естественно, нарушились основные коммуникационные системы, загнулись СМИ: находившиеся в черте городов телефонные станции, узлы мобильной связи, Интернет-провайдеры, здания телеканалов, радиостанций, периодических печатных изданий — все было уничтожено. Немногочисленные предприимчивые барыги состряпали новую сотовую сеть с многозначительным названием «Стикс», договорившись каким-то образом с военными, отвечающими за орбитальные спутники связи, но воспользоваться её услугами стоило таких астрономических деньжищ, что позволить себе иметь в кармане трубку нового стандарта могли лишь очень богатые буратино. Немного лучше функционировала транспортная сеть. Кое-как работали аэропорты, в которых сотрудники таможни и паспортного контроля совсем перестали понимать, кого пропускать, а кого нет, поэтому вскоре плюнули на все и открыли зоны свободного доступа, что, безусловно, повлекло за собой веер терактов, скачок преступности и небывалый расцвет наркобизнеса. Но на фоне всеобщего помешательства и коловерти эти страшные по меркам прошлого события выглядели немного даже смешными… Некоторые железнодорожные направления также действовали, хотя и пришлось для этого строить новые здания вокзалов за пределами населённых пунктов и перенаправлять некоторые контуры энергосетей к действующим АЭС. Довольно успешно бегали по магистралям автомобили, уцелевшие после катаклизма. С учётом, правда, того факта, что стоимость бензина выросла на порядок, и владельцы машин, привыкшие накручивать на спидометре лишние мили или километры, банкротились вдрызг.
Наконец он извлёк последний, самый строптивый волосок, предательски вылезший почти на лопатке, и повернулся перед зеркалом, чтобы полюбоваться результатом. 3амечательно!
Положив рейсфедер на полочку, пришпиленную к стене возле исполинской русской печи, Валера надел рубашку и шлёпнулся на высокую кровать. До сеанса оставалось ещё три часа. Бродить, заляпывая сапоги слякотной грязюкой до самых голенищ, по окрестностям деревни Каспля, которая находилась километрах в сорока от Смоленска, надоело — он уже вдоволь насмотрелся на бесконечные гряды холмов с кляксообразными проталинами и на вешние воды узкой речушки, несущие с верховьев всякий мусор вперемешку с громоздкими льдинами в Днепр. Они уже на протяжении месяца жили в просторной двухкомнатной хате троюродного дяди Петровского.
И Рысцов, откровенно говоря, три недели из четырех маялся бездельем.
Жратвы пока хватало, благо Андрон в первый же день катастрофы по баснословной цене закупил на какой-то продбазе сухпай на год вперёд, забив продуктами целый «ГАЗ-66» с крытым кузовом, переоборудованным под рефрижератор. Так что лопать позволялось от пуза…
Вытесненные «каплей» жители Смоленска уже не осаждали укреплённые почище фортов деревенские дворы так рьяно, как в первые несколько дней. Тогда, помнится, Таусонскому пришлось пару раз садануть из своего «стечкина» в воздух для острастки обезумевшей толпы, чуть не разгромившей деревеньку. А одному особо строптивому и буйному хулигану, ретиво машущему обледенелой мотоциклетной цепью, он даже прострелил ляжку. Визгу было… Сейчас народ немного угомонился — большинство городских беженцев ушли в Центры…
Серёжку Валера скрепя сердце передал на попечение осунувшейся от беспокойства за пацанёнка Светке, которая вместе со своим хахалем Сашей уехала к его родственникам в Таганрог, где «капля» не появилась — странное, кстати, дело: город-то довольно большой.
Поэтому Рысцову оставалось лишь исправно терпеть ежедневные получасовые сеансы, проводимые профессором, и скучать по сынишке, а в остальное время — бить баклуши.
Первоначальная лихорадка страха, связанная с внезапным ростом «капель», понемногу утихала: люди — существа с крайне высоким коэффициентом адаптации. Приспособленцы…
На территории России меж тем к нынешнему дню было зарегистрировано более четырехсот «заражённых» населённых пунктов. В основном это оказались мегаполисы, крупные города и посёлки городского типа, но кое-где «капля» вылезала посередь какой-нибудь деревушки в двадцать дворов. Где, спрашивается, логика?
На планете же таких мест насчитывалось около восьми с половиной тысяч.
Люди прозвали это «чёрной чумой». Она лишила более девяноста процентов городского населения планеты крова, бросив целые народы на произвол судьбы.
Естественно, нарушились основные коммуникационные системы, загнулись СМИ: находившиеся в черте городов телефонные станции, узлы мобильной связи, Интернет-провайдеры, здания телеканалов, радиостанций, периодических печатных изданий — все было уничтожено. Немногочисленные предприимчивые барыги состряпали новую сотовую сеть с многозначительным названием «Стикс», договорившись каким-то образом с военными, отвечающими за орбитальные спутники связи, но воспользоваться её услугами стоило таких астрономических деньжищ, что позволить себе иметь в кармане трубку нового стандарта могли лишь очень богатые буратино. Немного лучше функционировала транспортная сеть. Кое-как работали аэропорты, в которых сотрудники таможни и паспортного контроля совсем перестали понимать, кого пропускать, а кого нет, поэтому вскоре плюнули на все и открыли зоны свободного доступа, что, безусловно, повлекло за собой веер терактов, скачок преступности и небывалый расцвет наркобизнеса. Но на фоне всеобщего помешательства и коловерти эти страшные по меркам прошлого события выглядели немного даже смешными… Некоторые железнодорожные направления также действовали, хотя и пришлось для этого строить новые здания вокзалов за пределами населённых пунктов и перенаправлять некоторые контуры энергосетей к действующим АЭС. Довольно успешно бегали по магистралям автомобили, уцелевшие после катаклизма. С учётом, правда, того факта, что стоимость бензина выросла на порядок, и владельцы машин, привыкшие накручивать на спидометре лишние мили или километры, банкротились вдрызг.