Страница:
— Как вы объясните народу это отречение? — спросила Фрика. — Все скажут, что вы его заставили.
— Народу ничего не надо объяснять. Народ должен видеть. И он увидит.
— Увидит?
— Да.
— Что же он увидит?
Какая он все-таки удивительная гадина, подумала Фрика. Но какая последовательная гадина. Неординарная личность — он не участвует в политике, он делает политику сам, лепит ее, как ему удобнее, подчиняет своей воле. Как большинству великих политиков, ему не хватает воображения. Он лепит ее, политику — повседневную, скучную, мрачную, лживую, изворотливую, насквозь пропитанную примитивным коварством, унылым предательством, отталкивающей трусостью, ибо именно так он себе представляет мир. И он заставит меня в конце концов сделать то, чего он добивается. Ведь заставит. Смешливый белесый Брант, большой ребенок, ему не помеха. Брант, сделавший меня прошлой ночью женщиной, действенный и страстный, будет побежден этим монолитом, этой гранитной глыбой, олицетворяющей унылость и страх. Брант, влезающий в окно спальни, Брант, который, по наивности, даже не понял ужаса мистической невозможности выезда из города, просто пожал плечами, Брант-романтик — его просто отстранят, отодвинут, а нужно будет — убьют. А этого человека убить нельзя. Он — олицетворение зловещей власти над людьми. Ненавидящие его, сильные и смелые люди, вооруженные, стояли перед ним, невооруженным, небольшого роста человеком, и он покровительственно смотрел на них зелеными своими глазами, приглашая вытащить оружие и зная, что не вытащат.
— Он увидит, как артанские полчища приближаются к столице. Полчищ, разумеется, не будет, но несколько отрядов мы пропустим. И после того, как Бук отречется от престола в пользу самого компетентного защитника страны, мы не дадим артанцам войти в город. Мы остановим и уничтожим подлых захватчиков. Это будет правдоподобным началом Года Мамонта — начнут сбываться части предсказания.
— А если я откажусь?
— Вы не откажетесь. Я уведомил вас о предстоящих событиях за три месяца до нашей свадьбы, чтобы дать вам возможность привыкнуть к этой мысли. Отказ был бы с вашей стороны проявлением черной неблагодарности. Но я уверен, что вы оцените мою деликатность и мое к вам расположение. Мне очень не хотелось бы применять силу, но не сомневайтесь, в случае необходимости сила будет применена. Теперь позвольте мне покинуть вас, меня ждут важные дела.
Фалкон встал, низко поклонился, и вышел из гостиной. В передней хлопнула входная дверь.
Фрика немного посидела в гостиной, а затем прошла в спальню, не прикрыв за собой дверь. Постояв некоторое время не двигаясь, она бросилась на постель лицом вниз и заплакала. Воспользовавшись этим, Брант отделился от стены и проскользнул в гостиную. В этот же момент дверь в апартаменты Шилы бесшумно открылась. Шила просунула голову в гостиную, приложила палец к губам, и поманила Бранта. Он беззвучно пересек комнату, и они оказались вдвоем у Шилы в спальне.
— Садитесь, — сказала Шила, задвигая засов. — Сюда эта сволочь Фалкон зайти так бесцеремонно не посмеет. Он меня боится.
Брант осмотрел помещение отсутствующим взглядом и сел на пол у кровати.
— Ну, ну, не надо унывать, — сказала Шила, садясь рядом.
— Вы все слышали?
— А как же. Вон, кстати, ваши девять тысяч, на столе.
— Ага, — сказал Брант безучастно.
— И какое же впечатление произвел на вас наш хват Фалкон? Ходячая достопримечательность столицы?
— Мерзавец, — сказал Брант мрачно.
— Угу, — согласилась Шила… — Ну-ка, давайте я вам задам несколько очень умных вопросов. Может, я смогу вам помочь.
Брант усмехнулся.
— Помочь?
— Вы любите мою мать?
Брант закрыл глаза и кивнул.
— Вы вчера ночью с ней переспали?
Он сурово посмотрел на нее.
— Извините, что вмешиваюсь, — сказала Шила. — Но, поверьте, это очень важно и очень срочно. И я на вашей стороне. Отвечайте.
— Да.
— А она вас любит?
— Думаю, что да.
— Не будьте таким самоуверенным.
— Мне так показалось.
— Возможно. Но моя мать — очень странная женщина.
— Да.
— Ей было шестнадцать лет, когда я родилась, — сказала Шила. — Это очень рано. В таких случаях, отношения матери и дочери больше похожи на сорорные. На людях было бы неприлично, но наедине с ней я называю ее Фрика.
— А она как вас называет? Наедине?
Шила криво улыбнулась.
— Она меня называет «ну, ты». Как правило. Что вы думаете о предстоящем замечательном браке с Фалконом?
— Его нужно предотвратить.
— Вы знаете, как это сделать?
— Нет. Сейчас — нет. Не знаю. Подумаю.
— Ее нужно похитить. И увезти.
— Вы слышали… впрочем…
— Что она не может выехать из Астафии? Да. И я знаю, что это правда.
— Я тоже.
— В Астафии от Фалкона не спрячешься, — сказала Шила. — Кругом доносчики. Значит, нужно сделать так, чтобы вы смогли ее увезти. То есть — снять заклятие.
— Вы знаете, как это сделать?
— Догадываюсь.
Брант резко повернулся к ней.
— Ну да? Говорите.
— Ишь какой стремительный, — сказала Шила с насмешливым одобрением. — Настоящий рыцарь. Ладно. Заклятие наложено колдуном по прозвищу Волшебник. Он тут бывает наездами, раз в три года. До следующего наезда еще целый год. А свадьба через три месяца.
— Ну, ну?
— Вам нужно будет к нему поехать. И попытаться заставить его снять заклятие.
— А где он живет?
— По слухам — в Стране Вантит.
— Нет такой страны.
— Не будьте скучным ханжой, — сказала Шила. — У меня вон кладовая полна под завязку сувенирами из Вантита. Некто Хок — вы знаете, кто это такой?
— Да, — сказал Брант мрачно.
— Так вот, Хок даже организовывал специальную группу для засылания в Вантит. Они год готовились, изучали легенды и слухи. И — нашли.
— Что нашли?
— Вход. Условно входы в Вантит принято именовать лазами. Так вот, они нашли лаз и поехали.
— И что же?
— И вернулись. И привезли с собой много всякого разного добра. А потом опять поехали.
— И? Опять вернулись?
— Нет. Пропали.
— Так, — сказал Брант. — А покажите-ка сувениры.
— Пошли.
Они поднялись с пола и проследовали в гостиную Шилы. Отперев один из стенных шкафов, Шила показала на внутренние полки.
— Смотрите.
Брант зашел в шкаф. Предметы на полках действительно были странные, ни на что ранее им виденное не похожие. Он взял один из них с полки и повертел в руках. Параллелепипед с приделанной к нему по центру цилиндрической кругляшкой, а в центре кругляшки — выпуклое стекло. Он поставил предмет на полку и взял следующий. Обыкновенный с виду фолиант. Но нет — переплетен фолиант был очень странным способом, текст был на непонятном языке, а буквы такие ровные и одинаковые, что поверить в то, что они написаны рукой человека, было совершенно невозможно. Страницы поронумерованы незнакомой цифирью. Листнув несколько страниц и следя, как меняются номера, Брант определил, что система нумерации — десятичная. Он положил фолиант обратно и взял следующий предмет. Это был кубок. Вернее, кружка. Стенки кружки были ровные, как у серебряного кубка, и слишком тонкие для глиняной кружки, и покрыты чем-то очень гладким и прозрачным. Следующий предмет сделан был из очень необычного, очень легкого материала — продолговатый, плоский, с какими-то миниатюрными продолговатыми и плоскими, черт его знает, нажимами-рычагами, белыми и черными, в четком порядке.
— Что это? — спросил Брант.
— Музыкальный инструмент, — сказала Шила. — Только он сломался, и никто не знает, как его починить. Он издавал звуки, похожие на деревенский рожок. Двенадцать тонов в октаве.
Брант не поверил. Положил предмет обратно на полку.
— Да, странные вещи, — сказал он. — Откуда они у вас?
— Один из вантитской группы набивался какое-то время ко мне в любовники, — объяснила Шила. — Задабривал.
— А где он сейчас?
— Очевидно, там.
— Где — там?
— В Вантите. Я же сказала — из второго похода они не вернулись.
— Как давно это было?
— Год назад.
— Они все туда ушли? Никто не остался?
— Все.
— Странно.
Помня опыт Колонии Бронти, Брант подумал, что, возможно, вся вантитская группа была просто уничтожена Фалконом. Но не сказал об этом Шиле.
— Ну, хорошо, — сказал Брант. — Предположим, что Страна Вантит существует, и что там живет колдун по прозвищу Волшебник, и что именно он зачем-то наложил на вашу матушку заклятие, и что он может это заклятие с нее снять. Мы подошли к главному. Где находится Страна Вантит, и в какой именно ее части живет этот самый Волшебник?
— Я думаю, — сказала Шила, — что есть какие-то карты, составленные группой, и их можно найти в архивах.
— Каких архивах?
— Архивах Фалкона, естественно. Я почти уверена, что никаких сведений о Вантите он в публичное пользование не передавал.
— А сувениры?
— Сувениры — одно, а карты другое. По сувенирам путешествовать нельзя.
— Значит, нужно пробраться к Фалкону в архив.
— Я попробую, — сказала Шила.
— Нет уж, пробовать буду я.
— Брант, вы очень храбрый и ловкий.
— Ну а то.
— Но к Фалкону я вас не пущу. Если с архивами не получится, то есть еще один способ.
— Какой же?
— Через неделю возвращается из поездки по стране некий Базилиус.
— Что-то знакомое.
— Тот самый, предсказавший Год Мамонта.
— Да, помню.
— Мы поедем с вами к нему. Меня он помнит и не откажет.
— Зачем?
— Он знает, где находится лаз в страну Вантит.
— Вы уверены?
— Все колдуны и предсказатели так или иначе связаны с Вантитом. Либо сами оттуда, либо общаются.
Брант поразмыслил и решил, что ничего плохого в этом нет, пока что. Пусть попробует архив — не посадят же Вторую Наследницу в тюрьму! Потом съездим к этому Базилиусу. А меж тем я буду думать о других путях. Самый простой и верный — подстеречь и убить Фалкона. Причем, наверняка ведь целая куча народу этому обрадуется, так он, Фалкон, всем надоел. И напьются от счастья, как свиньи. Беда в том, что прежде чем радоваться и напиваться, они сперва схватят и четвертуют того, кто их от Фалкона освободил. Такой порядок. Испокон веков так было.
— Ладно, — сказал он. — Сегодня ночью я буду у вашей матушки. Пожалуйста, не суйте туда свой нос.
Шила потрогала свой уткообразный нос и задумчиво, как-то неопределенно, сказала, — Да, разумеется.
— Нет уж, отнеситесь к моей нижайшей просьбе со всей серьезностью, — попросил Брант. — И про Вантит ей ничего не говорите. Кстати, откуда вам лично все это известно, включая заклятие?
— У меня есть связи, — веско сказала Шила. — У многих людей нет никаких связей, а у меня вот как раз есть. В артистических кругах всегда все знают.
Брант пожал плечами.
— Знают, но в большинстве случаев знают неправильно.
Она презрительно хмыкнула.
— Как мне отсюда выйти?
— Я вас выведу. К матушке, конечно, через потайной ход попадать собираетесь?
— А вы откуда знаете? И что вам за дело?
— Я знаю то, что я знаю, — парировала Шила, надевая другие башмаки и оправляя на себе охотничий костюм. — И мне до всего есть дело. Берите деньги, а то ведь забудете. Все-таки у нас с Фрикой очень маленькая разница в возрасте. И это еще ничего. Вот в старые времена девки в тринадцать лет уже рожали. Этакая милая перспектива — стать бабушкой в двадцать шесть. Да. Теперь вот чего — нам нужно где-то встречаться, чтобы обмениваться данными. Вы знаете таверну, которая называется «Дикость Какая!»?
— Где это?
— У Кружевного Моста, на набережной.
— Найду.
— Завтра. Скажем, в три часа пополудни.
— Договорились.
Она вывела его из дворца. Стражники нехотя вытянулись.
— Вот, кстати, — сказала Шила, протягивая Бранту бумажный прямоугольник.
Это было приглашение во дворец, подписанное Великим Князем Буком.
— Благодарю вас, Шила.
— Не за что. Кстати, если вы сможете увезти мою матушку, обо мне не беспокойтесь. Я здесь как-нибудь проживу.
— Э… нет, — сказал Брант. — Если получится, то нужно будет вас тоже увезти.
— Почему?
— Потому что если ваша матушка уедет, а вы останетесь, Фалкон женится на вас.
Шила задумалась.
— Нет, не похоже, — сказала она. — Он меня не любит.
— А вашу матушку?
— Там дело принципа. Когда-то у него была к ней страсть. Теперь это просто вопрос честолюбия. А любви не было никогда.
— Вы уверены?
— Я вижу Фалкона чуть ли не каждый день. Этот человек не способен любить. До завтра.
Брант зашагал к Храму.
Рабочие в количестве десяти человек разбили на крыльце Храма настоящий пикник.
— Где священник? — спросил Брант.
— Внутри, — сказали ему. — Благодарит Создателя, что тот ему нас послал, людей, знающих свое дело.
— Ага, — сказал Брант. — Предводитель у вас есть, знающие люди?
— Я, — сказал плотный мужчина, лысый, с козлиной бородкой.
— Пойдем со мной. Остальные пусть жрут. А чего столько хрюмпелей? — спросил он, глядя на огромную бадью, наполненную хрюмпелями. — Вы же лопните, если все это съедите.
— А очень вкусно, — объяснили ему.
— А вы кто такой? — спросил предводитель.
— Я одновременно ваш казначей и зодчий, — сказал Брант.
— О! — предводитель удовлетворенно кивнул. — Понятно. Без зодчего мы бы обошлись, я сам кое в чем разбираюсь, но казначей — самый необходимый в нашем деле человек.
Редо сидел на второй от алтаря скамье и то ли молился, то ли размышлял.
— Пойдем в кабинет, святой отец, — сказал Брант.
Редо вскочил, словно очнувшись, и тряхнул головой.
В кабинете Брант грохнул на стол мешок с золотыми монетами, большую часть которых составляли для быстрого счета десятинки (вот что значит иметь дело с ювелирами — очень практичный народ), и, сыпанув из мешка на поверхность стола, отсчитал ровно три тысячи. Отсчитав, он сгреб золото себе в карман.
— Материалы будете покупать? — спросил Редо.
— Мне это не к лицу, — сказал Брант. — Я зодчий. У каждого свои обязанности. Материалы купит он, — он ткнул пальцем в предводителя. — После того, как я ему скажу, что купить. И исполнит все в точности, иначе лишится премии и будет с позором выгнан вон.
— А что же вы тогда… — начал было Редо.
— Это моя плата, — объяснил Брант. — Три тысячи.
— А в мешке осталось девять?
Брант пожал плечами.
— Вы, как я понимаю, человек, далекий от арифметики, — сказал он. — И все же вы должны бы, вроде, понимать, что если из девяти тысяч вычесть три, то останется не девять тысяч, а меньше.
— Но вы сказали, что ремонт будет стоить восемь тысяч, плюс три тысячи на непредвиденные расходы.
— Да, и расходы будут, не сомневайтесь.
— Но если вы берете три тысячи себе, то получается не одиннадцать тысяч, а только восемь.
— Да. И что же?
— Но в таком случае на непредвиденные расходы ничего не останется!
— Почему же? Все включено.
— Но вы же забираете себе…
— Мои три тысячи. Это оплата моего труда. А вы думали, что лучший зодчий столицы будет работать для вас бесплатно?
— Но мы же в Храме! Вы же верующий! Вы же ремонтируете Храм!
— Правильно. Поэтому и беру три тысячи, а не шесть. Учитывая бедственное положение Храма и наглое пренебрежение им его прихожанами. И хватит об этом. Предводитель!
— Да! — откликнулся развеселившийся от всех этих объяснений предводитель.
— Твоим рабочим задаток — сто золотых каждому. По окончании работ, которые займут месяц, они получат еще сто пятьдесят. Не обидятся?
— Что вы! Это вчетверо больше, чем обычная плата. Я думаю, нельзя им столько…
— Рассуждаю здесь я. Ты им скажешь, что тебе лично заплатили триста. Они заподозрят, что тебе заплатили пятьсот. На самом деле, ты сейчас получишь пятьсот задатка, и по окончании работ еще тысячу, но только в том случае, если сделаешь все, как я скажу. Дело в том, что, возможно, через неделю мне придется на некоторое время уехать.
— Куда это? — поинтересовался предводитель.
— К чертовой бабушке, — объяснил Брант. — И неизвестно, сколько я там пробуду. Так что есть шанс, пусть и небольшой, что работы тебе придется заканчивать без меня. Деньги я отдам на хранение одной особе. Если ты по любой причине отступишь хоть на дюйм от моих инструкций, эта особа наденет твою мошонку тебе на голову и скинет тебя в речку с якорем на ноге. Если же не отступишь — заплатит всю сумму и, возможно, от себя прибавит. И, кстати, если ты вздумаешь убежать, она найдет тебя где угодно, и произведет с тобой все вышепречисленное. Надеюсь, дальнейшие разъяснения излишни! Перейдем к плану.
Он схватил лист бумаги и перо и начал быстро чертить и разъяснять. Предводитель и Редо смотрели и слушали, первый подобострастно, второй с интересом и удивлением.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
— Народу ничего не надо объяснять. Народ должен видеть. И он увидит.
— Увидит?
— Да.
— Что же он увидит?
Какая он все-таки удивительная гадина, подумала Фрика. Но какая последовательная гадина. Неординарная личность — он не участвует в политике, он делает политику сам, лепит ее, как ему удобнее, подчиняет своей воле. Как большинству великих политиков, ему не хватает воображения. Он лепит ее, политику — повседневную, скучную, мрачную, лживую, изворотливую, насквозь пропитанную примитивным коварством, унылым предательством, отталкивающей трусостью, ибо именно так он себе представляет мир. И он заставит меня в конце концов сделать то, чего он добивается. Ведь заставит. Смешливый белесый Брант, большой ребенок, ему не помеха. Брант, сделавший меня прошлой ночью женщиной, действенный и страстный, будет побежден этим монолитом, этой гранитной глыбой, олицетворяющей унылость и страх. Брант, влезающий в окно спальни, Брант, который, по наивности, даже не понял ужаса мистической невозможности выезда из города, просто пожал плечами, Брант-романтик — его просто отстранят, отодвинут, а нужно будет — убьют. А этого человека убить нельзя. Он — олицетворение зловещей власти над людьми. Ненавидящие его, сильные и смелые люди, вооруженные, стояли перед ним, невооруженным, небольшого роста человеком, и он покровительственно смотрел на них зелеными своими глазами, приглашая вытащить оружие и зная, что не вытащат.
— Он увидит, как артанские полчища приближаются к столице. Полчищ, разумеется, не будет, но несколько отрядов мы пропустим. И после того, как Бук отречется от престола в пользу самого компетентного защитника страны, мы не дадим артанцам войти в город. Мы остановим и уничтожим подлых захватчиков. Это будет правдоподобным началом Года Мамонта — начнут сбываться части предсказания.
— А если я откажусь?
— Вы не откажетесь. Я уведомил вас о предстоящих событиях за три месяца до нашей свадьбы, чтобы дать вам возможность привыкнуть к этой мысли. Отказ был бы с вашей стороны проявлением черной неблагодарности. Но я уверен, что вы оцените мою деликатность и мое к вам расположение. Мне очень не хотелось бы применять силу, но не сомневайтесь, в случае необходимости сила будет применена. Теперь позвольте мне покинуть вас, меня ждут важные дела.
Фалкон встал, низко поклонился, и вышел из гостиной. В передней хлопнула входная дверь.
Фрика немного посидела в гостиной, а затем прошла в спальню, не прикрыв за собой дверь. Постояв некоторое время не двигаясь, она бросилась на постель лицом вниз и заплакала. Воспользовавшись этим, Брант отделился от стены и проскользнул в гостиную. В этот же момент дверь в апартаменты Шилы бесшумно открылась. Шила просунула голову в гостиную, приложила палец к губам, и поманила Бранта. Он беззвучно пересек комнату, и они оказались вдвоем у Шилы в спальне.
— Садитесь, — сказала Шила, задвигая засов. — Сюда эта сволочь Фалкон зайти так бесцеремонно не посмеет. Он меня боится.
Брант осмотрел помещение отсутствующим взглядом и сел на пол у кровати.
— Ну, ну, не надо унывать, — сказала Шила, садясь рядом.
— Вы все слышали?
— А как же. Вон, кстати, ваши девять тысяч, на столе.
— Ага, — сказал Брант безучастно.
— И какое же впечатление произвел на вас наш хват Фалкон? Ходячая достопримечательность столицы?
— Мерзавец, — сказал Брант мрачно.
— Угу, — согласилась Шила… — Ну-ка, давайте я вам задам несколько очень умных вопросов. Может, я смогу вам помочь.
Брант усмехнулся.
— Помочь?
— Вы любите мою мать?
Брант закрыл глаза и кивнул.
— Вы вчера ночью с ней переспали?
Он сурово посмотрел на нее.
— Извините, что вмешиваюсь, — сказала Шила. — Но, поверьте, это очень важно и очень срочно. И я на вашей стороне. Отвечайте.
— Да.
— А она вас любит?
— Думаю, что да.
— Не будьте таким самоуверенным.
— Мне так показалось.
— Возможно. Но моя мать — очень странная женщина.
— Да.
— Ей было шестнадцать лет, когда я родилась, — сказала Шила. — Это очень рано. В таких случаях, отношения матери и дочери больше похожи на сорорные. На людях было бы неприлично, но наедине с ней я называю ее Фрика.
— А она как вас называет? Наедине?
Шила криво улыбнулась.
— Она меня называет «ну, ты». Как правило. Что вы думаете о предстоящем замечательном браке с Фалконом?
— Его нужно предотвратить.
— Вы знаете, как это сделать?
— Нет. Сейчас — нет. Не знаю. Подумаю.
— Ее нужно похитить. И увезти.
— Вы слышали… впрочем…
— Что она не может выехать из Астафии? Да. И я знаю, что это правда.
— Я тоже.
— В Астафии от Фалкона не спрячешься, — сказала Шила. — Кругом доносчики. Значит, нужно сделать так, чтобы вы смогли ее увезти. То есть — снять заклятие.
— Вы знаете, как это сделать?
— Догадываюсь.
Брант резко повернулся к ней.
— Ну да? Говорите.
— Ишь какой стремительный, — сказала Шила с насмешливым одобрением. — Настоящий рыцарь. Ладно. Заклятие наложено колдуном по прозвищу Волшебник. Он тут бывает наездами, раз в три года. До следующего наезда еще целый год. А свадьба через три месяца.
— Ну, ну?
— Вам нужно будет к нему поехать. И попытаться заставить его снять заклятие.
— А где он живет?
— По слухам — в Стране Вантит.
— Нет такой страны.
— Не будьте скучным ханжой, — сказала Шила. — У меня вон кладовая полна под завязку сувенирами из Вантита. Некто Хок — вы знаете, кто это такой?
— Да, — сказал Брант мрачно.
— Так вот, Хок даже организовывал специальную группу для засылания в Вантит. Они год готовились, изучали легенды и слухи. И — нашли.
— Что нашли?
— Вход. Условно входы в Вантит принято именовать лазами. Так вот, они нашли лаз и поехали.
— И что же?
— И вернулись. И привезли с собой много всякого разного добра. А потом опять поехали.
— И? Опять вернулись?
— Нет. Пропали.
— Так, — сказал Брант. — А покажите-ка сувениры.
— Пошли.
Они поднялись с пола и проследовали в гостиную Шилы. Отперев один из стенных шкафов, Шила показала на внутренние полки.
— Смотрите.
Брант зашел в шкаф. Предметы на полках действительно были странные, ни на что ранее им виденное не похожие. Он взял один из них с полки и повертел в руках. Параллелепипед с приделанной к нему по центру цилиндрической кругляшкой, а в центре кругляшки — выпуклое стекло. Он поставил предмет на полку и взял следующий. Обыкновенный с виду фолиант. Но нет — переплетен фолиант был очень странным способом, текст был на непонятном языке, а буквы такие ровные и одинаковые, что поверить в то, что они написаны рукой человека, было совершенно невозможно. Страницы поронумерованы незнакомой цифирью. Листнув несколько страниц и следя, как меняются номера, Брант определил, что система нумерации — десятичная. Он положил фолиант обратно и взял следующий предмет. Это был кубок. Вернее, кружка. Стенки кружки были ровные, как у серебряного кубка, и слишком тонкие для глиняной кружки, и покрыты чем-то очень гладким и прозрачным. Следующий предмет сделан был из очень необычного, очень легкого материала — продолговатый, плоский, с какими-то миниатюрными продолговатыми и плоскими, черт его знает, нажимами-рычагами, белыми и черными, в четком порядке.
— Что это? — спросил Брант.
— Музыкальный инструмент, — сказала Шила. — Только он сломался, и никто не знает, как его починить. Он издавал звуки, похожие на деревенский рожок. Двенадцать тонов в октаве.
Брант не поверил. Положил предмет обратно на полку.
— Да, странные вещи, — сказал он. — Откуда они у вас?
— Один из вантитской группы набивался какое-то время ко мне в любовники, — объяснила Шила. — Задабривал.
— А где он сейчас?
— Очевидно, там.
— Где — там?
— В Вантите. Я же сказала — из второго похода они не вернулись.
— Как давно это было?
— Год назад.
— Они все туда ушли? Никто не остался?
— Все.
— Странно.
Помня опыт Колонии Бронти, Брант подумал, что, возможно, вся вантитская группа была просто уничтожена Фалконом. Но не сказал об этом Шиле.
— Ну, хорошо, — сказал Брант. — Предположим, что Страна Вантит существует, и что там живет колдун по прозвищу Волшебник, и что именно он зачем-то наложил на вашу матушку заклятие, и что он может это заклятие с нее снять. Мы подошли к главному. Где находится Страна Вантит, и в какой именно ее части живет этот самый Волшебник?
— Я думаю, — сказала Шила, — что есть какие-то карты, составленные группой, и их можно найти в архивах.
— Каких архивах?
— Архивах Фалкона, естественно. Я почти уверена, что никаких сведений о Вантите он в публичное пользование не передавал.
— А сувениры?
— Сувениры — одно, а карты другое. По сувенирам путешествовать нельзя.
— Значит, нужно пробраться к Фалкону в архив.
— Я попробую, — сказала Шила.
— Нет уж, пробовать буду я.
— Брант, вы очень храбрый и ловкий.
— Ну а то.
— Но к Фалкону я вас не пущу. Если с архивами не получится, то есть еще один способ.
— Какой же?
— Через неделю возвращается из поездки по стране некий Базилиус.
— Что-то знакомое.
— Тот самый, предсказавший Год Мамонта.
— Да, помню.
— Мы поедем с вами к нему. Меня он помнит и не откажет.
— Зачем?
— Он знает, где находится лаз в страну Вантит.
— Вы уверены?
— Все колдуны и предсказатели так или иначе связаны с Вантитом. Либо сами оттуда, либо общаются.
Брант поразмыслил и решил, что ничего плохого в этом нет, пока что. Пусть попробует архив — не посадят же Вторую Наследницу в тюрьму! Потом съездим к этому Базилиусу. А меж тем я буду думать о других путях. Самый простой и верный — подстеречь и убить Фалкона. Причем, наверняка ведь целая куча народу этому обрадуется, так он, Фалкон, всем надоел. И напьются от счастья, как свиньи. Беда в том, что прежде чем радоваться и напиваться, они сперва схватят и четвертуют того, кто их от Фалкона освободил. Такой порядок. Испокон веков так было.
— Ладно, — сказал он. — Сегодня ночью я буду у вашей матушки. Пожалуйста, не суйте туда свой нос.
Шила потрогала свой уткообразный нос и задумчиво, как-то неопределенно, сказала, — Да, разумеется.
— Нет уж, отнеситесь к моей нижайшей просьбе со всей серьезностью, — попросил Брант. — И про Вантит ей ничего не говорите. Кстати, откуда вам лично все это известно, включая заклятие?
— У меня есть связи, — веско сказала Шила. — У многих людей нет никаких связей, а у меня вот как раз есть. В артистических кругах всегда все знают.
Брант пожал плечами.
— Знают, но в большинстве случаев знают неправильно.
Она презрительно хмыкнула.
— Как мне отсюда выйти?
— Я вас выведу. К матушке, конечно, через потайной ход попадать собираетесь?
— А вы откуда знаете? И что вам за дело?
— Я знаю то, что я знаю, — парировала Шила, надевая другие башмаки и оправляя на себе охотничий костюм. — И мне до всего есть дело. Берите деньги, а то ведь забудете. Все-таки у нас с Фрикой очень маленькая разница в возрасте. И это еще ничего. Вот в старые времена девки в тринадцать лет уже рожали. Этакая милая перспектива — стать бабушкой в двадцать шесть. Да. Теперь вот чего — нам нужно где-то встречаться, чтобы обмениваться данными. Вы знаете таверну, которая называется «Дикость Какая!»?
— Где это?
— У Кружевного Моста, на набережной.
— Найду.
— Завтра. Скажем, в три часа пополудни.
— Договорились.
Она вывела его из дворца. Стражники нехотя вытянулись.
— Вот, кстати, — сказала Шила, протягивая Бранту бумажный прямоугольник.
Это было приглашение во дворец, подписанное Великим Князем Буком.
— Благодарю вас, Шила.
— Не за что. Кстати, если вы сможете увезти мою матушку, обо мне не беспокойтесь. Я здесь как-нибудь проживу.
— Э… нет, — сказал Брант. — Если получится, то нужно будет вас тоже увезти.
— Почему?
— Потому что если ваша матушка уедет, а вы останетесь, Фалкон женится на вас.
Шила задумалась.
— Нет, не похоже, — сказала она. — Он меня не любит.
— А вашу матушку?
— Там дело принципа. Когда-то у него была к ней страсть. Теперь это просто вопрос честолюбия. А любви не было никогда.
— Вы уверены?
— Я вижу Фалкона чуть ли не каждый день. Этот человек не способен любить. До завтра.
Брант зашагал к Храму.
Рабочие в количестве десяти человек разбили на крыльце Храма настоящий пикник.
— Где священник? — спросил Брант.
— Внутри, — сказали ему. — Благодарит Создателя, что тот ему нас послал, людей, знающих свое дело.
— Ага, — сказал Брант. — Предводитель у вас есть, знающие люди?
— Я, — сказал плотный мужчина, лысый, с козлиной бородкой.
— Пойдем со мной. Остальные пусть жрут. А чего столько хрюмпелей? — спросил он, глядя на огромную бадью, наполненную хрюмпелями. — Вы же лопните, если все это съедите.
— А очень вкусно, — объяснили ему.
— А вы кто такой? — спросил предводитель.
— Я одновременно ваш казначей и зодчий, — сказал Брант.
— О! — предводитель удовлетворенно кивнул. — Понятно. Без зодчего мы бы обошлись, я сам кое в чем разбираюсь, но казначей — самый необходимый в нашем деле человек.
Редо сидел на второй от алтаря скамье и то ли молился, то ли размышлял.
— Пойдем в кабинет, святой отец, — сказал Брант.
Редо вскочил, словно очнувшись, и тряхнул головой.
В кабинете Брант грохнул на стол мешок с золотыми монетами, большую часть которых составляли для быстрого счета десятинки (вот что значит иметь дело с ювелирами — очень практичный народ), и, сыпанув из мешка на поверхность стола, отсчитал ровно три тысячи. Отсчитав, он сгреб золото себе в карман.
— Материалы будете покупать? — спросил Редо.
— Мне это не к лицу, — сказал Брант. — Я зодчий. У каждого свои обязанности. Материалы купит он, — он ткнул пальцем в предводителя. — После того, как я ему скажу, что купить. И исполнит все в точности, иначе лишится премии и будет с позором выгнан вон.
— А что же вы тогда… — начал было Редо.
— Это моя плата, — объяснил Брант. — Три тысячи.
— А в мешке осталось девять?
Брант пожал плечами.
— Вы, как я понимаю, человек, далекий от арифметики, — сказал он. — И все же вы должны бы, вроде, понимать, что если из девяти тысяч вычесть три, то останется не девять тысяч, а меньше.
— Но вы сказали, что ремонт будет стоить восемь тысяч, плюс три тысячи на непредвиденные расходы.
— Да, и расходы будут, не сомневайтесь.
— Но если вы берете три тысячи себе, то получается не одиннадцать тысяч, а только восемь.
— Да. И что же?
— Но в таком случае на непредвиденные расходы ничего не останется!
— Почему же? Все включено.
— Но вы же забираете себе…
— Мои три тысячи. Это оплата моего труда. А вы думали, что лучший зодчий столицы будет работать для вас бесплатно?
— Но мы же в Храме! Вы же верующий! Вы же ремонтируете Храм!
— Правильно. Поэтому и беру три тысячи, а не шесть. Учитывая бедственное положение Храма и наглое пренебрежение им его прихожанами. И хватит об этом. Предводитель!
— Да! — откликнулся развеселившийся от всех этих объяснений предводитель.
— Твоим рабочим задаток — сто золотых каждому. По окончании работ, которые займут месяц, они получат еще сто пятьдесят. Не обидятся?
— Что вы! Это вчетверо больше, чем обычная плата. Я думаю, нельзя им столько…
— Рассуждаю здесь я. Ты им скажешь, что тебе лично заплатили триста. Они заподозрят, что тебе заплатили пятьсот. На самом деле, ты сейчас получишь пятьсот задатка, и по окончании работ еще тысячу, но только в том случае, если сделаешь все, как я скажу. Дело в том, что, возможно, через неделю мне придется на некоторое время уехать.
— Куда это? — поинтересовался предводитель.
— К чертовой бабушке, — объяснил Брант. — И неизвестно, сколько я там пробуду. Так что есть шанс, пусть и небольшой, что работы тебе придется заканчивать без меня. Деньги я отдам на хранение одной особе. Если ты по любой причине отступишь хоть на дюйм от моих инструкций, эта особа наденет твою мошонку тебе на голову и скинет тебя в речку с якорем на ноге. Если же не отступишь — заплатит всю сумму и, возможно, от себя прибавит. И, кстати, если ты вздумаешь убежать, она найдет тебя где угодно, и произведет с тобой все вышепречисленное. Надеюсь, дальнейшие разъяснения излишни! Перейдем к плану.
Он схватил лист бумаги и перо и начал быстро чертить и разъяснять. Предводитель и Редо смотрели и слушали, первый подобострастно, второй с интересом и удивлением.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Нико шел по улице, наклоняя торс вперед и волоча по мостовой обрывок цепи с замком. Цепь на ноге слегка затрудняла ходьбу и гремела. Длинная рубашка Нико не была заправлена в штаны и свисала до колен, сальные волосы растрепались, но настроение улучшалось от квартала к кварталу, ибо с каждым кварталом Нико приближался к своему любимому месту — к окраине. Прохожие таращились на странного человека, будто беглого раба, шагнувшего в их мир из каких-то древних времен. Нико обаятельно улыбался в ответ.
Чем ближе к окраине, тем непосредственнее люди. На каком-то углу Нико спросили, что означает его внешний вид, и он драматически ответил, что только что сбежал из страшного славского плена и просит его никому не выдавать и не разглашать военную тайну, ибо народу вменяется думать, что никакой войны в данный момент нет. Спрашивавшие удивились и осведомились, не от самой ли Славии он таким образом прибыл, волоча цепь. Нико загадочно ответил, что с его специальной подготовкой никакие переходы не страшны. Он бы объяснил подробнее, если бы спрашивавшие не потеряли вдруг интерес и не удалились по каким-то своим неотложным, первой степени важности, делам, гораздо важнее, чем война со Славией.
На пути к юго-восточной заставе Нико набрел на узкий канал, в котором пришвартованные стояли старые прогнившие лодки. Берега канала соединялись мостом. Позади Нико послышался стук копыт. Нико посторонился слегка, не теряя достоинства, но давая всадникам себя обогнать. Их было пятеро, и на них были белые плащи с эмблемами. Очевидно, они имели какое-то отношение не то к Рядилищу, не то к княжескому дому. Переехав канал, они остановились у таверны, еще не окраинной, но уже без столичного блеска, и спешились. Никто не выбежал им навстречу, и привязывать коней им пришлось самим. Всадники не выразили ни удивления, ни раздражения. Стали привязывать.
Нико перешел мост и приблизился к всадникам, чтобы получше их рассмотреть. Лицо одного из всадников показалось ему знакомым. Он подошел еще ближе и вдруг закричал:
— Петич! Эй, Петич! Это же я, Нико!
Всадники обернулись.
— Эй, Фокс, по-моему, это к тебе, — сказал один из всадников другому, улыбаясь иронически.
Фокс нахмурился, затем мрачно улыбнулся, и тихо сказал:
— Я сейчас, — и поспешил навстречу Нико.
— Здорово, друг! — восхищенно сказал Нико, громче, чем было принято в столице. — Как дела, как живешь!
— Здравствуй, Нико, — тихо сказал Фокс.
Нико попытался обнять Фокса, но Фокс, оглянувшись на товарищей, придержал его, выставив ладонь.
— Я при исполнении, — сказал он.
— Понимаю, понимаю, — заговорщически зашептал Нико. — Ты молодец. Помнишь, как мы того купца охраняли? А сколько мы тогда выпили вдвоем!
— Помню, — поспешно сказал Фокс. — Смешной был купец. Да… И, сколько я помню, его все-таки ограбили, несмотря на нашу охрану. Да и какие мы с тобой были тогда охранники…
— Петич, просто не верится, что это ты! — радостно улыбаясь, сказал Нико. — Ну, какой ты стал. Представительный. А это твои друзья?
— Сослуживцы. Вот что, Нико, у меня сейчас совсем нет времени, у нас там важное дело. На, держи. Выпей за меня, только не в этой таверне. Как-нибудь свидимся.
Нико почувствовал, что ему вложили в ладонь монету. Фокс-Петич хлопнул его по плечу и вернулся к своим спутникам.
— Брат или лучший друг? — насмешливо спросил один из них.
— Да так, — сказал Фокс уклончиво. — Старый знакомый. Юность. С какими только людьми не общаешься в юности.
Всадники зашли в таверну.
Идти на окраину почему-то расхотелось. Нико, глупо улыбаясь, рассматривал золотую монету, которую ему дал Петич. Монета была обыкновенная, с профилем Великого Князя Бука. Если разменять на медяшки, можно провести несколько часов в окраинном кабаке, ни о чем не думая, лакая пиво.
Волоча цепь, Нико пошел в обратном направлении, к центру. Несколько раз его окликали, но он не обращал внимания. Время от времени он останавливался и подолгу рассматривал монету. И глупо улыбался.
Прибыв к дому Риты, он нашел дверь запертой. Нико постучался. Заспаная служанка отодвинула засов.
— А, это ты, — сказала она мрачно. — Не пущу я тебя в дом, вот что. Ты весь дом перевернешь. Хватит с меня. Сиди, жди хозяйку.
И захлопнула дверь.
Нико сел на крыльцо, облокотился о перила, вынул монету, и снова стал ее разглядывать.
Надо бы отсюда свалить, вот что, подумал он. А то скоро станет холодно, а я, хоть и переношу холод запросто, все-таки я из Беркли, да и подготовка, тем не менее не очень его люблю. А на юге я еще не был. Много слышал про море и пальмы, но не заезжал, как-то не приходилось. Месяца три-четыре займет переход. Зато там всегда тепло. Вот только я плавать не умею, и воды боюсь, честно говоря. В школе драконоборцев учат плавать, а меня вот так и не научили. Ну так буду сидеть на берегу и смотреть на горизонт. А может меня возьмут матросом на какое-нибудь судно, и я буду путешествовать по морям и увижу весь мир. В мире есть много занимательного. Я много читал о дальних плаваниях. А еще на кораблях требуются повара, то есть не повара, а коки, как они их называют, и я буду кок. Буду готовить жратву матросам. Готовить я научился, когда шлялся по западным территориям. Не знаю, как моряки относятся к хрюмпелям. Если они не знают, что это такое, вот я их удивлю! Пожрут, аж за ушами будет трещать, а потом скажут — душевный ты парень, Нико. Спасибо тебе. Мы и не знали, что бывает такое на свете — хрюмпели, мы только рыбой питаемся. Очень вкусно.
И еще, наверное, можно устроится пиратом. Навыков и умений у меня для этого достаточно. А что? Раз человечество меня отвергает, чего мне его жалеть? Ну его, человечество. Будем ходить по морям под черным флагом, петь дикие пиратские песни, нагоняя страх на проходящие мимо ладьи и галеры, а по вечерам гулять в каком-нибудь портовом кабаке, где много развязных женщин и веселых моряков. И все тебе рады.
— Чего ты тут торчишь? — спросил Брант, подходя.
— А, привет, — откликнулся Нико. — Может, выпьем?
— Может и выпьем, — сказал Брант, стуча в дверь.
Стучать пришлось долго, но служанка все же явилась, отодвинула засов, ругаясь, и открыла дверь.
— А, это вы, — сказала она сердито. — Я думала, это он стучит тут. Я ему велела сидеть тихо.
— Простите, как? — сказал Брант.
— Вот этому. Он весь дом перевернет.
— Мы с ней поругались, — объяснил Нико. — Чего она ко мне липнет, я не знаю. Я понимаю, что не будь меня, век бы ей не видать настоящего драконоборца. Но очень въедливая баба.
— Закрой рот, хамье, — сказала въедливая баба.
— Отойдите, — сказал Брант, отстраняя служанку. — Нико, вставай, пошли в дом.
— Не хочу, — закапризничал Нико.
— Хочешь, не хочешь — надо.
В столовой, разлив по кружкам пиво, Брант спросил:
— Мне тут скоро надо будет уехать на некоторое время. Поедем вместе?
— Давай, — согласился Нико. — На одном месте сидеть — все равно толку не будет. Пора бы уж развеяться. Надоела мне Астафия. Трудно настоящему ниверийцу в Астафии.
— Возможно, через неделю.
— О! Я думал, прямо сейчас.
— Нет уж, неделю потерпи, пожалуйста.
Базилиус вернулся из турне на четыре дня раньше, чем предполагали, и тем же вечером Брант оседлал коня и сказав Рите, что он — недалеко, проследовал к северной заставе. Там его ждала Шила, в охотничьем костюме, на красивом и стройном белом скакуне. Вдвоем они проехали заставу и поскакали галопом. Шила оказалась очень умелой наездницей, но говорила, что не любит ездить верхом — после поездки одежда, как правило, пахнет конским потом, а женщине это шарма не добавляет.
Дом Базилиуса, уже знакомый читателю, нисколько не изменился за семнадцать лет. Сам Базилиус тоже изменился мало. Правда, у него была теперь семья — жена и трое детей. Базилиус принял гостей не очень радушно, в пещеру идти отказался, и вместо этого усадил их в столовой за стол и налил всем журбы в серебряные кубки. По-ниверийски он говорил теперь значительно лучше, чем раньше.
— Нет, — сказал Базилиус. — Я не знайу, где лаз. Зашем вам лаз. Далась всиэм эта Страна Вантит. Год Мамонта на носю, а людьи говориат о всиаких глупостиах.
— Как выглядит лаз? — спросил Брант.
Чем ближе к окраине, тем непосредственнее люди. На каком-то углу Нико спросили, что означает его внешний вид, и он драматически ответил, что только что сбежал из страшного славского плена и просит его никому не выдавать и не разглашать военную тайну, ибо народу вменяется думать, что никакой войны в данный момент нет. Спрашивавшие удивились и осведомились, не от самой ли Славии он таким образом прибыл, волоча цепь. Нико загадочно ответил, что с его специальной подготовкой никакие переходы не страшны. Он бы объяснил подробнее, если бы спрашивавшие не потеряли вдруг интерес и не удалились по каким-то своим неотложным, первой степени важности, делам, гораздо важнее, чем война со Славией.
На пути к юго-восточной заставе Нико набрел на узкий канал, в котором пришвартованные стояли старые прогнившие лодки. Берега канала соединялись мостом. Позади Нико послышался стук копыт. Нико посторонился слегка, не теряя достоинства, но давая всадникам себя обогнать. Их было пятеро, и на них были белые плащи с эмблемами. Очевидно, они имели какое-то отношение не то к Рядилищу, не то к княжескому дому. Переехав канал, они остановились у таверны, еще не окраинной, но уже без столичного блеска, и спешились. Никто не выбежал им навстречу, и привязывать коней им пришлось самим. Всадники не выразили ни удивления, ни раздражения. Стали привязывать.
Нико перешел мост и приблизился к всадникам, чтобы получше их рассмотреть. Лицо одного из всадников показалось ему знакомым. Он подошел еще ближе и вдруг закричал:
— Петич! Эй, Петич! Это же я, Нико!
Всадники обернулись.
— Эй, Фокс, по-моему, это к тебе, — сказал один из всадников другому, улыбаясь иронически.
Фокс нахмурился, затем мрачно улыбнулся, и тихо сказал:
— Я сейчас, — и поспешил навстречу Нико.
— Здорово, друг! — восхищенно сказал Нико, громче, чем было принято в столице. — Как дела, как живешь!
— Здравствуй, Нико, — тихо сказал Фокс.
Нико попытался обнять Фокса, но Фокс, оглянувшись на товарищей, придержал его, выставив ладонь.
— Я при исполнении, — сказал он.
— Понимаю, понимаю, — заговорщически зашептал Нико. — Ты молодец. Помнишь, как мы того купца охраняли? А сколько мы тогда выпили вдвоем!
— Помню, — поспешно сказал Фокс. — Смешной был купец. Да… И, сколько я помню, его все-таки ограбили, несмотря на нашу охрану. Да и какие мы с тобой были тогда охранники…
— Петич, просто не верится, что это ты! — радостно улыбаясь, сказал Нико. — Ну, какой ты стал. Представительный. А это твои друзья?
— Сослуживцы. Вот что, Нико, у меня сейчас совсем нет времени, у нас там важное дело. На, держи. Выпей за меня, только не в этой таверне. Как-нибудь свидимся.
Нико почувствовал, что ему вложили в ладонь монету. Фокс-Петич хлопнул его по плечу и вернулся к своим спутникам.
— Брат или лучший друг? — насмешливо спросил один из них.
— Да так, — сказал Фокс уклончиво. — Старый знакомый. Юность. С какими только людьми не общаешься в юности.
Всадники зашли в таверну.
Идти на окраину почему-то расхотелось. Нико, глупо улыбаясь, рассматривал золотую монету, которую ему дал Петич. Монета была обыкновенная, с профилем Великого Князя Бука. Если разменять на медяшки, можно провести несколько часов в окраинном кабаке, ни о чем не думая, лакая пиво.
Волоча цепь, Нико пошел в обратном направлении, к центру. Несколько раз его окликали, но он не обращал внимания. Время от времени он останавливался и подолгу рассматривал монету. И глупо улыбался.
Прибыв к дому Риты, он нашел дверь запертой. Нико постучался. Заспаная служанка отодвинула засов.
— А, это ты, — сказала она мрачно. — Не пущу я тебя в дом, вот что. Ты весь дом перевернешь. Хватит с меня. Сиди, жди хозяйку.
И захлопнула дверь.
Нико сел на крыльцо, облокотился о перила, вынул монету, и снова стал ее разглядывать.
Надо бы отсюда свалить, вот что, подумал он. А то скоро станет холодно, а я, хоть и переношу холод запросто, все-таки я из Беркли, да и подготовка, тем не менее не очень его люблю. А на юге я еще не был. Много слышал про море и пальмы, но не заезжал, как-то не приходилось. Месяца три-четыре займет переход. Зато там всегда тепло. Вот только я плавать не умею, и воды боюсь, честно говоря. В школе драконоборцев учат плавать, а меня вот так и не научили. Ну так буду сидеть на берегу и смотреть на горизонт. А может меня возьмут матросом на какое-нибудь судно, и я буду путешествовать по морям и увижу весь мир. В мире есть много занимательного. Я много читал о дальних плаваниях. А еще на кораблях требуются повара, то есть не повара, а коки, как они их называют, и я буду кок. Буду готовить жратву матросам. Готовить я научился, когда шлялся по западным территориям. Не знаю, как моряки относятся к хрюмпелям. Если они не знают, что это такое, вот я их удивлю! Пожрут, аж за ушами будет трещать, а потом скажут — душевный ты парень, Нико. Спасибо тебе. Мы и не знали, что бывает такое на свете — хрюмпели, мы только рыбой питаемся. Очень вкусно.
И еще, наверное, можно устроится пиратом. Навыков и умений у меня для этого достаточно. А что? Раз человечество меня отвергает, чего мне его жалеть? Ну его, человечество. Будем ходить по морям под черным флагом, петь дикие пиратские песни, нагоняя страх на проходящие мимо ладьи и галеры, а по вечерам гулять в каком-нибудь портовом кабаке, где много развязных женщин и веселых моряков. И все тебе рады.
— Чего ты тут торчишь? — спросил Брант, подходя.
— А, привет, — откликнулся Нико. — Может, выпьем?
— Может и выпьем, — сказал Брант, стуча в дверь.
Стучать пришлось долго, но служанка все же явилась, отодвинула засов, ругаясь, и открыла дверь.
— А, это вы, — сказала она сердито. — Я думала, это он стучит тут. Я ему велела сидеть тихо.
— Простите, как? — сказал Брант.
— Вот этому. Он весь дом перевернет.
— Мы с ней поругались, — объяснил Нико. — Чего она ко мне липнет, я не знаю. Я понимаю, что не будь меня, век бы ей не видать настоящего драконоборца. Но очень въедливая баба.
— Закрой рот, хамье, — сказала въедливая баба.
— Отойдите, — сказал Брант, отстраняя служанку. — Нико, вставай, пошли в дом.
— Не хочу, — закапризничал Нико.
— Хочешь, не хочешь — надо.
В столовой, разлив по кружкам пиво, Брант спросил:
— Мне тут скоро надо будет уехать на некоторое время. Поедем вместе?
— Давай, — согласился Нико. — На одном месте сидеть — все равно толку не будет. Пора бы уж развеяться. Надоела мне Астафия. Трудно настоящему ниверийцу в Астафии.
— Возможно, через неделю.
— О! Я думал, прямо сейчас.
— Нет уж, неделю потерпи, пожалуйста.
* * *
Какая-то враждебно настроенная чернь пыталась первые три ночи подпилить леса и побить витражи в Храме, но четверо головорезов, из того же сословия, нанятые Брантом (оплата входила в общую сумму ремонта) зорко следили за порядком вокруг и не допустили негодяйства.Базилиус вернулся из турне на четыре дня раньше, чем предполагали, и тем же вечером Брант оседлал коня и сказав Рите, что он — недалеко, проследовал к северной заставе. Там его ждала Шила, в охотничьем костюме, на красивом и стройном белом скакуне. Вдвоем они проехали заставу и поскакали галопом. Шила оказалась очень умелой наездницей, но говорила, что не любит ездить верхом — после поездки одежда, как правило, пахнет конским потом, а женщине это шарма не добавляет.
Дом Базилиуса, уже знакомый читателю, нисколько не изменился за семнадцать лет. Сам Базилиус тоже изменился мало. Правда, у него была теперь семья — жена и трое детей. Базилиус принял гостей не очень радушно, в пещеру идти отказался, и вместо этого усадил их в столовой за стол и налил всем журбы в серебряные кубки. По-ниверийски он говорил теперь значительно лучше, чем раньше.
— Нет, — сказал Базилиус. — Я не знайу, где лаз. Зашем вам лаз. Далась всиэм эта Страна Вантит. Год Мамонта на носю, а людьи говориат о всиаких глупостиах.
— Как выглядит лаз? — спросил Брант.