— Вы долго странствовали в молодости? То есть, — поправился Семен, — вы много странствуете сейчас?
   — Много.
   — В Славии не были?
   — Вдоль границ ходил.
   — На востоке, в Чушках не бывали никогда?
   Нико мрачно смотрел на Семена.
   — Бывали?
   — Два года прожил. Дрянь место.
   Семен обернулся к Сергею Алексеевичу. Сергей Алексеевич быстро поднялся и подошел к Нико.
   — Это он, — сказал Семен.
   — Да, я понял, — сказал Сергей Алексеевич. — Дорогой Нико, позвольте пожать вашу гениальную руку. Великий Нико, для нас это большая честь.
   — Да, — подтвердил Семен. — Очень большая. У вас такое будущее! У вас столько интересного впереди! Вы ведь будете…
   — Может, не стоит ему всего этого теперь говорить? — спросил с сомнением Сергей Алексеевич.
   — Да какая разница, — сказал Семен. — Потенциал есть потенциал.
   — А что такое? — спросил Брант, поднимаясь.
   Подошел Васенька.
   — В чем дело? — спросил он.
   — Васька, ты страшнейший обормот, — сказал Семен.
   — Ужаснейший, — подтвердил Сергей Алексеевич.
   — Ты собираешься в поход, а не знаешь, кто твои спутники. Перед тобой сам Великий Нико.
   — Да ну вас, — сказал Васенька. — Он пьяница, бабник, и, насколько я могу судить, не слишком умен. И фантазии у него разные.
   — В точности совпадает с биографией, — заметил Сергей Алексеевич. — И бабник был, и пьяница, правда пить потом бросил. А уж в фантазии ему не откажешь.
   — Насколько я понимаю, — вмешался Брант, — речь идет о моем друге.
   — Ваш друг в будущем — великий человек. Не просто великий. Величайший, — сказал с чувством Сергей Алексеевич. — Он будет и ученый, и художник, и изобретатель. Вертолет, теория вероятностей, начало теории жабежбеж, ножницы, печатный станок — слишком много для одного человека, но все это будет.
   — Вы это серьезно? — спросил Васенька.
   Нико ничего не понял из этих речей, кроме того, что его, видимо, хвалят, и приосанился. Брант решил пока не делать никаких выводов, а больше слушать.
* * *
   — На обед сегодня утка, — объявил Сергей Алексеевич, расставляя на траве глиняные тарелки.
   Солнце садилось.
   — Охотитесь? — спросил Брант. — Нет ли у вас лишнего арбалета? Мой к седлу пристегнутый остался.
   Сергей Алексеевич и Семен переглянулись.
   — А и правда, как вы здесь… в смысле пищи? — спросил Васенька.
   Сергей Алексеевич и Семен опять переглянулись. Васенька нахмурился.
   — Откуда утка? — спросил он подозрительно.
   — Приносят, — ответил Семен, а Сергей Алексеевич хлопнул его по локтю, мол, не надо лишних слов.
   — Кто приносит?
   — Никто. Так…
   Брант слушал разговор, понимая примерно две трети из сказанного. Он уже знал, что портал — это лаз, и что механизм его действия не сделался понятнее от того, что его называют портал. Было очень много непонятных слов, которые звучали просто как жабежбеж. Из разговора он уяснил, что, во-первых, двум здесь проживающим стыдно признаться, что они не знают, откуда у них тут появляются фрукты, мясо, и даже рыба, и что появляются они тут каждый день, и, во-вторых, что Васенька этим ошарашен и даже слегка возмущен. Кроме того, он уяснил что эти двое не совсем нормальны психически, и это объяснялось двадцатью годами одиночества. Далее выяснилось, что за все эти двадцать лет эти двое не отходили от этого места больше, чем на пять верст. Улучив момент, Брант отвел Базилиуса в сторону.
   — Все-таки я не понимаю, — сказал он. — Кто они такие, эти ваши знакомые? Что за люди?
   — Ученые, — с горечью сказал Базилиус. — В свое время — светлейшие умы. Который постарше, он открыл жабежбежскую жабежбежу, а который костлявый работал сразу в нескольких сферах, но знаменит в основном своей жабежбеж на тему жабежбеж жабежбеж.
   — А у этих жабежбеж какое практическое применение? То есть, это все что — навигация, там, зодчество, или что?
   — Нет, какая навигация. У Сергея Алексеевича целый жабежбеж был, и он там столько настроил жабежбеж, что это просто небывалый жабежбеж. А Семену дали жабежбеж, и он стал кандидатом на жабежбежскую премию после этого. Очень грустно видеть их теперь в таком состоянии. Сергея Алексеевича иногда сравнивали с Гинсбургом.
   — Кто такой? — спросил Брант.
   — Величайший ученый, — сказал Базилиус. — Вывел теорию о жабежбеж, и она подтвердилась через двадцать лет.
   — И после того, как она подтвердилась, что же было?
   — Как что? Разве этого одного мало?
   Брант пожал плечами.
   — А как они здесь оказались? И вы тоже?
   — Это не совсем ясно, — ответил мрачно Базилиус. — К сожалению. Мы все участвовали в эксперименте с жабежбеж и параллельным жабежбеж. Никаких пространственно-временных эффектов никто не жабежбеж. А они вдруг появились. И в один прекрасный день, очевидно в связи с жабежбеж, открылся портал. А потом закрылся. Мы думали, это временное явление, легко объясняемое функциями жабежбеж. Оказалось — нет. Оказалось, что обратно никак нельзя. И туда нельзя, и сюда нельзя. А я, значит, пошел утром на речку, и вижу — листья обгорелые. Стал я выяснять, где это горело — и оказался в Ниверии. Как вы, к сожалению, уже поняли, никакой я не астролог, я тоже ученый, у меня особая специальность, я жабежбеж.
   — А как нам найти Волшебника?
   — Вы все о своем. У людей тут такая…
   — Я эгоист.
   — Да, я заметил. Ну так вот, не знаю я ничего о местной географии.
   — А следы копыт?
   — Каких копыт? Какие следы?
   — Справа, сразу за отсеком. Явные следы копыт на траве. Обыкновенные подковы.
   — Не понимаю.
   — Хотите, покажу?
   — Не сейчас.
   Базилиус отошел к своим.
   Брант остановил нарезающего круги Нико.
   — Слушай, герой, — сказал он. — Видимо, придется нам самим тут все искать. Эти ничего не знают.
   — Редкие дураки, — сказал Нико. — Я это давно понял. Даже не знают, кто им жратву приносит. Я всегда знаю, кто мне жратву приносит, это для драконоборца первое дело — узнать, кто приносит жратву. Что такое печатный станок?
   — Понятия не имею, — сказал Брант. — Ладно, бери меч, пошли отсюда.
   — Ночь скоро.
   — Ничего. Сдается мне, спать в этом месте лучше днем. Как-то спокойнее. На солнышке.
   — Ну, что ж, пошли. Мне действительно здесь надоело. Трудно настоящему ниверийцу в Стране Вантит.
   Брант показал Нико следы подков на траве, и Нико согласился, что это именно следы именно подков. Их нагнал Базилиус.
   — Не уходили бы вы на ночь глядя. Оставайтесь. Все равно ничего не найдете, и отсюда вам не выбраться. Если даже такие светлые умы, как Сергей Алексеевич и Семен ничего не придумали, вы тем более не придумаете.
   — Ваши друзья слишком привязаны к дому, — насмешливо заметил Брант.
   — Им не нужно далеко от дома уходить, чтобы все понять.
   — И что же они поняли? Слушайте, Базилиус, пойдем вместе, а? Мы не против. А то ведь надоест вам скоро — жрать пищу, которая неизвестно откуда взялась.
   Базилиус посмотрел строго, ничего не сказал, и повернул к отсекам. Брант пожал плечами.
   Сергей Алексеевич и Семен уже сидели в клетушке и ели редиску, запивая лимонной водой.
   — Агрикультура здесь, судя по всему, так и не развилась, — сказал Васенька, продираясь сквозь завесу.
   Семен хмыкнул. Сергей Алексеевич иронически прочистил горло.
   — Через день вернутся, — сказал Семен. — Ну, максимум два дня я им даю.
   — Они не вернутся, — Васенька покачал головой, садясь и беря с пня редиску. — Во всяком случае сюда. А из Вантита они, естественно, выйдут…
   — Как ты сказал?
   — …потому что Нико пока что не Великий Нико. Великим ему еще только предстоит стать.
   — Что такое Вантит?
   — Вантит — это где мы с вами находимся, — сказал Васенька мрачно и поджал губы. — Вы даже этого не знаете?
   — Кто же его так называет?
   — Троецарствие его так называет. Я думаю, и здесь его местные также называют.
   — Какие местные? — спросил Сергей Алексеевич, жуя редиску. — Здесь никого нет. Увы.
   Васенька промолчал. Ощущение, что он забыл что-то очень важное, усилилось.
   — А кто такой этот Брант? — спросил Семен.
   — Зодчий. То бишь, архитектор. Начинающий. Неизвестно, что из него выйдет. Какие-то постройки сохранились от Троецарствия?
   — Вроде да, — сказал Семен, жуя. — Ничего особенного. Больше легенд, чем построек. А имени такого — Брант — я не помню. Не было такого зодчего. Я, конечно, не профессиональный историк, но тем не менее.
   — А какие помнишь?
   — Смутно что-то… Как его… Горис… Гориб…
   — Горибан, — сказал Сергей Алексеевич. — Из начальной школы помню. Была такая сказка о зодчем Горибане, мы по ней сочинение писали.
   — Точно, — поддержал Семен. — как он переделывал церковь, построенную его предшественником. А ему все не давали. Но это не из Троецарствия, это, насколько я помню, польская сказка.
   — А может, не сказка? — Васенька задумался. — А вдруг это не имя, а…
   — Может, это просто два имени, слитые в одно? — предположил Семен.
   — Точно. Гор и Бан. Или же Гор и Брант.
   — Вот что значит провести двадцать лет в средневековье, — сказал Сергей Алексеевич. — Совершенно ненаучный подход. Васенька, тебя теперь с азов надо всему учить, да? А может, ты не будешь сломя лауреатскую свою голову, выдавать желаемое за действительное? Горибан, видите ли, это Гор и Брант. А ну, историк доморощенный, — повернулся он к Семену, — имя Гор тебе как? Типичное для Ниверии?
   — Нет, конечно, — Семен хмыкнул. — Даже близко ничего такого нет. У них имена были созвучны, э… германскому и саксонскому эпосам. Типа Зигвард там, или, не знаю, Бук какой-нибудь. Гор — это ни в какие ворота просто.
   — Понял? — сказал Сергей Алексеевич.
   — Не знаю, не знаю, — Васенька все еще сомневался.
   — Ну чего «не знаю»? Вот ты только что оттуда. Если, допустим, этот Гор был так хорош, что слава его сквозь века продралась, должен же ты был бы, к примеру, знать это имя?
   — По идее да, — сказал Васенька.
   — Но ведь не знаешь? Никогда такого имени не слышал?
   — Нет, — признался Васенька, вздыхая. — С Великим Князем Зигвардом был лично знаком, а имени Гор никогда не слышал.
   — С Зигвардом? — Семен строго посмотрел на него. — Это с каким же Зигвардом? Я помню что-то, какие-то хроники, о Зигварде Непобедимом. Это он?
   — Какое там. — Васенька опять вздохнул. — Этот Зигвард, Великий Князь, очень душевный мужик был. Но такая тряпка. Мягкий, податливый. Его Рядилище все время притесняло.
   Помолчали.
   — И еще он очень баб любил, — добавил Васенька.
   — Как Сомский, — сказал Сергей Алексеевич. — Помните Сомского? — он хохотнул. Семен заулыбался. — Весь институт на уши поставил. Где он только своих баб не лопатил, в туалетах, в амфитеатрах, в столовой… а еще, помню, с Абугаевым был случай…
   Может, стоило все-таки остаться в Ниверии? — подумал Васенька. И вдруг вспомнил.
   — Братцы, — сказал он. Глаза его расширились, лицо осунулось. — Затмение на меня нашло. Честно. Я, как ехал к порталу — ничего не помнил.
   — С кем не бывает, — сочувственно сказал Семен. — Не расстраивайся, пройдет.
   — И здесь всю дорогу — ничего не помнил. Только сейчас вспомнил.
   — Что же ты вспомнил? — спросил Сергей Алексеевич без особого интереса.
   — У меня там жена и дети остались. Чего я сюда сунулся? Вот идиот. Что же это такое со мной было? Ехал сюда как в тумане, чисто как в тумане.
   — Какие жена и дети? — спросил Семен недоуменно.
   Сергей Алексеевич сделал Семену страшные глаза, и Семен замолчал.
   — Я выйду на минутку, — сказал Васенька, поднялся, и стал продираться сквозь ветки. Ему явно было нехорошо.
   — Чего это он? — спросил Семен вполголоса. — Жена, дети? Что за бред?
   — Глупости все это, — тоже вполголоса ответил Сергей Алексеевич. — Тоже самое, что с Годом Мамонта. Это он, видите ли, его так назвал. Лично. По-моему, у него слегка поехала крыша.
   — Да, мне тоже так кажется, — сказал задумчиво Семен.
   — Эх, — Сергей Алексеевич передернул плечами, жуя редиску. — Все-таки наверное мощная цивилизация была. Если бы они еще энергию свою правильно тратили! А то они по большей части храмы строили. Опиум для народа. Христианство. И столько светлых умов в это дело убежало! Если бы не верили своим сказкам, может, наука быстрее вперед бы тогда у них пошла. Может, уже триста лет назад было бы все, что у нас есть — и относительность, и квантовая механика. Ведь что такое наука? Наука — это познание мира. В большом смысле — познавание Вселенной. А они на своих сказках так и зациклились. Мол, Бог все сотворил. Смешно.
   Он взял с пня еще несколько редисок. Редиски ежедневно поставлялись неизвестно кем.
   — Это точно, — согласился Семен. — Взять, к примеру, Эйнштейна. Почему он не понял квантовую механику? Потому что был верующий. Мол, «Бог в кости не играет». Вот и не понял. А так бы понял. Кстати, а где Васенька?
   — На двор вышел.
   — Что-то давно не идет обратно.
   Семен встал, продрался через занавесь, и посмотрел вокруг.
   — Васенька! — закричал он.
   Но Васеньки нигде не было.
* * *
   Брант и Нико проследовали по следам подков глубже в долину. Следы вывели их опять на реку. Солнце село, но ночь была ясная, звездная, и вскоре взошла луна.
   — Ну, что, Нико, прошли мы с тобой верст десять, как ты думаешь? По теории жабежбеж?
   — Наверное прошли, — ответил Нико, радуясь, что понимает юмор, и засмеялся.
   Следы кончились.
   — Наверное вброд перешли, — предположил Брант. — Ну-ка.
   Он ступил на речное дно. Да, там были камни. Он быстро перешел речку, ни разу не оступясь. Зато Нико сверзился два раза, и на второй раз его пришлось вытаскивать, потому что плавать он не умел. Было тепло, и Брант не беспокоился, что Нико простудится.
   На другом берегу следы, действительно, возобновились. И вскоре вывели на самую настоящую дорогу.
   Брант облегченно вздохнул. Если есть дорога, значит, есть существа мыслящие, а от мыслящих существ всегда можно что-нибудь интересное и полезное узнать, если подходить к вопросу разумно и тактично.
   Дорога шла некоторое время вдоль реки, затем свернула круто в сторону и углубилась в лес.
   — Интересно, есть ли здесь драконы, — сказал Нико боевым голосом.
   — Нет ли здесь чего похуже драконов, — пробормотал Брант.
   — А?
   — Помолчи. Звуки какие-то. Слышишь?
   — Скачет лошадь.
   — Как-то странно скачет.
   Брант увлек Нико в сторону от дороги, а сам вскочил на бугорок у дерева, держась одной рукой за ствол и оглядывая пространство. Разобрать ничего было нельзя. Луна освещала только поверхность дороги.
   Вскоре раздался топот, и за топотом — хриплое дыхание, как будто кто-то орудовал у домны огромными мехами. Через мгновение прямо перед Брантом остановился кентавр.
   Кентавр заинтересовался Брантом. Размеров он был больших, и глаза его приходились вровень с глазами Бранта, стоящего на бугорке.
   — А? — сказал кентавр. — Ты чего?
   — Я ничего, я просто так, — ответил Брант. — Если тебя не затруднит, я бы хотел, чтобы ты объяснил мне, куда идти.
   Кентавр придвинулся вплотную.
   — А сам не знаешь?
   — Знаю, но не очень точно, — ответил Брант уклончиво.
   — Мы, кентавры, очень мудры, — сообщил кентавр, воняя потом. — Я отведу тебя к нашему вождю, он самый мудрый из всех мудрых кентавров. Как ты считаешь, это с моей стороны мудрый поступок будет?
   — Мудрее не придумаешь, — с готовностью согласился Брант. — Со мной еще друг идет.
   Нико вышел на дорогу и уставился на кентавра.
   — Его надо пяткой, — сказал он, примериваясь.
   — Что он такое говорит, какая пятка? — удивился кентавр.
   — Пяткой чуть ниже глаза, тогда он потеряет равновесие. Это очень старый ниверийский прием, со времен Ривлена Великого еще.
   — Твой друг глупый, да? — спросил кентавр.
   — Как когда, — ответил Брант. — Иногда такое сморозит, что у всех ум за разум заходит. Но забавен.
   — Да, — согласился кентавр. — Глупые особи бывают весьма забавны. В этом тоже есть какая-то мудрость.
   Он обнюхал Нико, который с опаской замер, следя за движениями кентавра.
   — Ладно, — сказал кентавр. — Пошли, тут недалеко.
   — Только ты медленно иди, — сказал Брант. — Нам за тобой не угнаться. У тебя вон ноги какие.
   — Да, — сказал кентавр, гордясь. — Ноги у меня что надо. Могу сто верст без остановки. И двести могу!
   — Вот и имей снисхождение к тем, у кого таких нет, — сказал Брант.
   — Ладно уж, — покровительственно сказал кентавр. — Семените за мной.
   Брант и Нико быстро зашагали за кентавром, который то и дело убегал вперед, а потом останавливался и ждал их.
   — Вежливый, — сказал Брант тихо.
   — Не верю я кентаврам, — ответил Нико. — В предыдущий раз здесь с ними такая драка была. Петич еще сказал… — он запнулся, вспомнив золотую монету.
   — Что сказал Петич? — осведомился Брант.
   — Не помню. Может, ничего не сказал.
   Кентавр свернул с дороги и потрусил через лес, к счастью, не очень густой.
   — Пожалуйста, не так быстро, — крикнул Брант. — Мы тебя так потеряем.
   Кентавр остановился и подождал, пока они к нему подойдут.
   — А ты по-лошадиному говорить умеешь? — спросил Нико.
   Кентавр засмеялся.
   — Ничего смешного, — сказал Нико обиженно. — Не умеешь, так и скажи.
   — Лошади не говорят, — объяснил кентавр. — У них нет речи, дурачок.
   — Ну, как же. Это ты врешь. Есть у них речь. Скажи что-нибудь по-лошадиному.
   — И-го-го, — сказал кентавр. — Устраивает?
   Брант и кентавр засмеялись.
   — Свиньи, — сказал Нико.
   Они засмеялись громче.
   — Пойдем, пойдем, — сказал кентавр. — Тут всего ничего пройти осталось.
   Всего ничего заняло остаток ночи.
   — Очень медленный вы народ, — неодобрительно сказал кентавр, когда они вышли вдруг на огромное поле, по другую сторону которого высилось какое-то сооружение. — Вон дворец вождя. Ну, я устал, с вами семеня. Дворец видите? Дальше сами дойдете. Я вас там встречу. Заодно вождя предупрежу.
   Он понесся через поле и очень скоро пропал из виду. Слева по ходу небо посветлело — начинался рассвет.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. ХЕВРОНЛИНГ

   Дворец вождя кентавров был построен совершенно неправильно. Во-первых, он был некрасивый. Во-вторых, из мрамора нужно строить помпезно, а не аскетически. В третьих, окна были слишком широки и высоки, а перемычки между ними тонки, и крыша могла из-за такого расклада в скором времени рухнуть. Странно, что она вообще держалась.
   Фронтон отсутствовал. В целом, дворец был просто — мраморная коробка. Дверей тоже не было. Главных вход — прямоугольный проем. Все это отдаленно напоминало большое стойло. Не было даже крыльца.
   Брант и Нико прошли внутрь. Вместо главной лестницы наличествовал широкий пандус, по которому флонировали туда-сюда кентавры и кентаврихи, время от времени останавливаясь и принимая эффектные позы. Кентаврихи предпочитали закладывать руки за чуть откинутые головы, устремляя локти вверх и вздымая таким образом груди (при этом автоматически сглаживался и становился плоским живот) и чуть поворачивать торс по оси, припадя в тоже время на одну из задних ног. Мужчины же любили чуть опускать одно плечо, напрягая при этом бицепсы и мышцы груди. Мальчики-подростки старались в этом подражать взрослым, и у них это выходило уморительно в виду подросткового отсутствия мышц. Они очень старались. Девочки-подростки, в отличие от женщин, предпочитали незаметно сводить плечи и ссутуливаться, создавая видимость грудей. Одежда на кентаврах была чисто декоративного толка и не прикрывала, но скорее подчеркивала, наготу. Некоторые мужчины-кентавры, следуя, наверное, моде, сбривали со своих огромных членов шерсть и рисовали светлой краской на тяжелых темных своих яйцах замысловатые узоры. В общем, степень тщеславия среди кентавров, несмотря на мудрость, была не ниже, чем в людских поселениях.
   При виде Бранта и Нико некоторые кентаврихи кокетливо захихикали, а их ухажеры загарцевали и вытянулись вверх, демонстрируя свое несомненное превосходство над двуногими.
   Нико мрачно смотрел на почтенное собрание. Брант поклонился, вызвав бурный смех.
   — Мир дому вашему! — сказал он, чем еще раз рассмешил кентавров. — Мне сказали, что здесь проживает мудрый ваш вождь. Я хотел бы просить его совета. Надеюсь, он мне не откажет.
   — Хочешь, чучело двуногое, я дам тебе хороший совет? — сказал один из кентавров-подростков писклявым голосом. — А ну иди отсюда, пока тебе по башке не въехали!
   Он думал, что шутка его будет встречена шквалом смеха. Но кентавры, и особенно кентаврихи, только лишь захихикали, больше жалея неумеху-подростка, чем потешаясь над пришельцами.
   Это так обидело и разозлило юного кентавра, что он кинулся на Бранта и Нико, размахивая кулаками.
   Нико присел, намереваясь прыгнуть и ударить наглеца пяткой под глаз, чтобы он потерял равновесие. Подросток был на голову выше Бранта и в два раза тяжелее. Брант толкнул Нико в плечо, и Нико упал на бок. В этот момент Брант нырнул подростку под локоть и, круто развернувшись, пнул его подошвой сапога в поджарый зад.
   Кентавры покатились со смеху, а кентаврихи завизжали от восторга. Разъяренный подросток уже не помнил себя и плохо ориентировался в обстановке. Он повернулся и снова полетел на Бранта. Брант отскочил в сторону, но в этот раз подросток предвидел маневр. Изогнувшись всем телом, он попытался схватить Бранта за волосы. Брант поймал тонкую, по кентавровым меркам, кисть, рванул ее на себя, свободной рукой ухватился за неразвитый бицепс, и одним прыжком вскочил негоднику на круп. Молодой кентавр хотел было взвиться на дыбы, но Брант, взяв его голову одной рукой в захват, другой схватил красное ухо и крутанул его.
   Подросток взвизгнул.
   — Если не успокоишься, оторву ухо, — сказал Брант. — Потом сколько не наращивай мускулы, будешь урод.
   Подросток стоял как вкопанный и поскуливал. Брант, покручивая ему ухо, говорил:
   — Уважение к гостям есть одна из первых обязанностей взрослой особи. Гостеприимство есть благо. Хамство приносит успех только среди презираемых всеми женщин. Попросив прощения, ты несколько улучшишь представление о себе в глазах окружающих. Не попросив прощения, ты останешься надолго в их глазах таким же трусливым дураком, какой ты есть сейчас.
   Подросток молчал.
   Брант отпустил его ухо и соскочил с крупа. Ни на кого не глядя, подросток пошел было прочь, но тут его остановил какой-то взрослый кентавр. Подросток поднял глаза. Кентавр ударил его по щеке наотмашь. Подросток зарыдал, видимо от унижения. Взрослый кентавр подошел к Бранту.
   — Прошу прощения, дорогой гость, за отвратительное и совершенно недопустимое поведение моего сына.
   Он с достоинством наклонил голову.
   — Переходный возраст, — сказал Брант. — Они в этом возрасте совершенно неуправляемы.
   — Не так ли? — обрадовался кентавр. — Совершенно.
   — И весь стыд за их поведение, увы, всегда ложится на плечи родителей, — добавил многоопытный Брант.
   — Совершенно верно, дорогой гость. Вы не представляете, что я терплю, что я вынужден — не побоюсь этого слова — терпеть из-за этого негодяя.
   — Но в тоже время, — сказал Брант, — дети есть дети, и родители не могут их не любить и все им прощают. И это прекрасно.
   — О да! — в глазах кентавра засветились слезы. — Как вы правы, дорогой гость, как правы! Как я люблю этого мерзавца! Сколько души в него вкладываю! Позвольте мне пожать вашу честную руку!
   Брант протянул руку, и кентавр радостно ее сжал. Боль была такая, что Брант подумал, возможно, в руке не осталось ни одной целой кости. Он не поморщился, только сильно побледнел и выпучил глаза.
   — О, простите меня, дорогой друг! — вскричал кентавр. — Я забыл, забыл разницу между… вашей силой… недостаток которой вы компенсируете необыкновенной ловкостью, — тактично добавил он, — и моей. Как вас зовут, о гость?
   — Брант.
   — Брант! Очень приятно. Очень, очень приятно. Вы хотите видеть вождя? Вы его увидите. Умоляю вас, следуйте за мной.
   Нико подошел к Бранту и встал рядом, мрачно глядя на кентавра.
   — Нет, увы, — сказал кентавр. — Вождь принимает только по одному. Но может быть вашему спутнику угодно поразвлечься? Поесть? Выпить? У нас большой выбор тонизирующих напитков.
   — Библиотека у вас тут есть? — мрачно спросил Нико.
   Кентавр удивленно поднял брови.
   — Разумеется. Это вон туда, и направо.
   — Я тебя там подожду, — сказал Нико Бранту. — Мне совершенно неинтересен их дурацкий вождь. Наверное, такой же невежа, как все остальные. Туда и направо, да? Очень хорошо.
   Он повернулся и проследовал в указанном направлении, положив левую руку на рукоять меча. Два кентавра, доселе наблюдавшие за сценой, замешкались, стоя у него на пути.
   — Прочь с дороги, — рявкнул Нико.
   Кентавры поспешно отскочили в стороны.
   — Одну минуту, — сказал отец-кентавр. — Мне нужно сказать несколько слов своему сыну на ухо. Которое уцелело.
   — Да, пожалуйста, — Брант наклонил голову.
   Кентавр поманил сына, чье лицо было уже не красным, но бурым, от стыда и унижения. Кентавр наклонился к его уху.
   Шепот кентавров не слышен кентаврам, стоящим поодаль, но прекрасно слышан людям — сказывается разница габаритов.