Страница:
В конце зала зиял проем. Когда-то здесь висела дверь, теперь остались только петли. Брант прошел насквозь и оказался в следующем зале. Слева по ходу был еще один проем, и из этого проема струился свет.
Брант пошел на свет.
Помещение оказалось относительно небольшим. Никаких предметов, ни костей, ни мебели, ни мусора, в помещении не было. Четыре лампы, привинченные к стенам, ненавязчиво и уютно горели, освещая пол, потолок, стены, и две двери, а посреди помещения сидела скрестив ноги и грустно смотря на широкое блюдо с хрюмпелями огромная жутковатая данность. Хрюмпели были явно несвежие. Данность подняла голову и посмотрела на Бранта. Бранта передернуло.
— Не бойся, — сказала данность. — Я тебя не сразу съем. Поговорить надо сначала, а то мне тут не с кем. Раз в год кто-то сунется — и то благо. Хочешь хрюмпель?
— Меня зовут Брант, и я против того, чтобы меня тут ели, — сказал Брант.
— А наше с тобой мнение никого не интересует, — сказала данность. — Сказано, да будет съеден. Вот и будешь съеден.
— Кем это сказано? — спросил Брант.
Бежать надо. Добежать до винтовой лестницы, зайти в Дурку, взять двуручный меч у Нико, и вернуться сюда, и тогда мы точно выясним, кто будет съеден, а кто нет. Он оглянулся.
— Ой не беги, — сказала данность, качая головой. — Ой догоню, ой хуже будет. Бегущего вменяется есть живьем. Пока бежит.
— Кем вменяется?
— Инструкциями.
— Кто же это такие инструкции составляет?
— А вот! — данность переместилась и вытащила у себя из-под зада толстенный фолиант. — Делать нечего, так я на досуге читаю, читаю. Тут много разного. — Данность открыла фолиант и полистала страницы. — К примеру, вот. «А ежели ему лень в обход двигаться, а возжелал он пути легкого да скорого, то никчемен он и пуст». Это про тебя. Захотелось тебе в Замок, значит, так надо было — котомку на плечо, и шагай себе, ать-два. А ты сюда пришел.
— У меня время ограничено, — сказал Брант.
— Ой не ври.
— Честно.
— Ничего не знаю, — отрезала данность. — Время, время. Все нынче время экономят. А вот еще. «Ежели Инструкциям не следует он, и что велят ему делать не делает, а токмо ради утешения своего ничтожного разговоры разговаривает, то будет он наказан жестоко, как и подобает ему». Это про меня.
— Но сам Волшебник ведь ходит этим ходом? Лазом?
Помолчали.
— Ходит, — сказала данность нехотя. — И никак я его поймать не могу, больно верткий.
— Так это он писал Инструкции?
— Нет.
— А кто же?
— Никто. Инструкции всегда были.
Все у них тут берется неизвестно откуда, подумал Брант. Например, почти весь город кирпичный, но что-то я не видел ни одного кирпичного завода. И никому нет дела.
— Слушай, — сказал он. — Может, не будешь меня есть, а? Мне правда очень нужно к Волшебнику. А там, — он указал рукой, — меня Нико дожидается, так он, если его надолго одного оставить, обязательно в какую-нибудь историю влипнет.
— Нико? Какой Нико?
— Друг у меня есть такой.
— Великий Нико?
Брант уже слышал это словосочетание раньше.
— Не просто великий, — сказал он. — Грандиозный. Колоссальный прямо-таки Нико.
— Это совсем другое дело! — сказала данность восхищенным басом. — Что же ты раньше не сказал?
— Случая не было.
— Тогда, конечно же, иди к Волшебнику, к волхву, ко всем чертям, и вообще куда хочешь! Ну! Избавитель наш явился! Скоро, скоро выйду я на белый свет! О! Оно, по моим расчетам, на тридцать лет раньше получается, ну так я об этом убиваться не буду, не на того напали!
— На тридцать? — спросил Брант, не очень понимая, но чувствуя некоторое облегчение.
— Где-то так. Вот, посчитай сам. — Данность полистала Инструкции. — «А через два раза по двенадцать лет, и еще через семь, от Года Мамонта считая, придет Нико Великий и отпустит на свободу тех, кто в рабстве». — Данность радостно оскалилась, обнажая несколько рядов огромных и острых как кинжалы зубов и клыков. — «И станет у двери, а друг его с факелом пойдет далее.» Вот! — Заорала данность. — Он там, у двери! А ты вот, и вот факел, и иди себе далее, и плевал я на остальные Инструкции! Всех Инструкций все равно не выполнишь, их специально штук двадцать лишних дают, чтобы было потом, к чему придраться! Как тебя зовут, бишь, заморыш?
— Брант.
— Брант, друг ты мой, никогда не забуду! Никогда! Иди! Иди далее! Вон та дверь, слева, туда не ходи, там яма с саблезубыми тиграми, я их подкармливаю иногда особями корыстными, а вон та справа, туда тебе как раз и надо, понял? Иди! Иди!
Брант с опаской обошел данность и приблизился к двери справа.
— А эта… — начал он.
— Иди, ой иди, а то ведь передумаю, ой беда тебе выйдет, — сказала данность.
Брант толкнул дверь.
Свет ударил в глаза. На мгновение Брант зажмурился. Вокруг была долина, напоминающая пограничье Ниверии и Славии, в местах, где сорок лет существовала Колония Бронти, а прямо перед ним высился огромный замок, сложенный, как с удивлением понял Брант, подходя, одновременно из кирпичей, базальта, известняка, мрамора, и гранита. Подъемный мост через ров находился в опущенном состоянии, а решетчатые ворота были подняты. Все это выглядело красиво, но как-то бездушно, не было здесь ни каприза, ни величия.
Брант потушил факел и бросил его на траву.
Перейдя мост, он спокойным шагом проследовал в замок. Уверенность, что ничто его больше не остановит, появилась сразу после выхода из лаза, и с тех пор выросла, заполнив собой всю Вселенную. На пути было много счастливых совпадений, и были трудные моменты, но присутствовала во всем этом непонятная, но прочная логика, ведущая человека к цели. Ураганы, землетрясения, вражеские армии, драконы, ведьмы и волшебники могли сколько угодно ему препятствовать, но не могли нанести ему вреда. Он шел сюда драться за любовь, и он победил. Как бы ни повел себя теперь Волшебник, он заставит его снять заклятие. У Волшебника не будет выбора.
Он пересекал одну залу с рвущимися ввысь сводами за другой. Мускулы работали в строгом ритме, ноги пружинили. Переполненному энергией, ему казалось, что стоит положить ладонь на стену Замка и слегка надавить, как стена рухнет. И на ее месте он в полторы, максимум две недели, соберет новую с капризом и величием.
То, что случилось дальше, заняло так мало времени, что Брант не успел ни осознать, ни почувствовать ничего. Вообще ничего. Его схватили сзади и в следующее мгновение он был уже прикован железными кольцами к стене. Невозможно было двинуть ни рукой, ни ногой. Голову сдавливал стальной обруч.
Брант крикнул, и крик его эхом прокатился по залу. Никто не откликнулся. В зале вообще никого не было. Возможно, весь Замок был пуст. Кто знает.
Все же Брант решил, что раз его приковали, скоро с ним придут говорить. Кто-нибудь. Иначе зачем же было приковывать.
Прошел час, а потом второй, но никто не приходил. Логика похода, симпатизировавшая Бранту, завершилась.
Светило теплое полуденное солнце. Дверь за Нико закрылась. Он присел на ступеньки, облокотился спиной на дверь, и подумал, что немного посидит и отдохнет, а уж потом пойдет гулять, и сразу уснул.
Когда он проснулся, обнаружилось, что он лежит, свернувшись, на крыльце, а солнце стоит низко. Нико встал, потянулся, и насторожился.
Город эльфов был подозрительно тих. Скоро вечер, пора бы им выходить на улицы. И почему не мотаются туда-сюда их дурацкие кареты?
Карет на улице не было. Вообще.
Река текла по левую руку, следовательно, центр был по правую. Наверное. Нико соскочил с крыльца и замаршировал, наклоняя торс вперед, к центру.
Ни одного пешехода. Ни одной кареты. Лавки и таверны пусты. Город не был брошен — не было характерной плесени на булыжнике, стекла домов отражали голубизну неба, мусор был обыкновенным вчерашним мусором, а не первым слоем археологической пыли. Но даже птицы не летали над домами.
Нико испугался и пошел быстрее. Центр города, с бульваром и Замком Науки, был тот же — но недвижный и тихий. Нико постучался в наугад выбранный особняк. Толкнул дверь — она открылась. Зашел. Дом был пуст, и чтобы в этом удостовериться, не нужно было подниматься в спальни или спускаться в погреб. Дом был равнодушен к Нико. Нежилые дома не реагируют на нежданных гостей.
Нико прошел по пустому бульвару несколько кварталов. Стояло полное безветрие — листья на деревьях не шевелились. Он свернул с бульвара и снова направился к окраине.
Он пытался напевать в такт шагам, но у него ничего не вышло. Он побежал, но не смог долго выдержать непрерывный бег — не хватало подготовки и привычки, и сказывалось выпитое за последние годы. Он снова перешел на шаг. Он несколько раз крикнул «Ого-го!», чтобы услышать эхо, но даже эхо покинуло город.
У реки он свернул, как вчера ночью, налево, пересек знакомый сквер с фонтаном, и снова вышел к Дурке. Он толкнул входную дверь и бегом рванулся в апартаменты гостеприимной эльфихи — они были пусты. Он прекрасно помнил ее запах — он кинулся в спальню и припал лицом к простыням. Он узнал запах собственной кожи, но запаха эльфихи не ощутил. Он потрогал и понюхал подушки. Тоже нет. И подушки были холодные.
Он снова спустился вниз и открыл дверь, через которую давеча ушел Брант. Из подземелья не пахло даже сыростью.
Нико вышел на воздух и присел на крыльцо. Он осознал наконец, что жители города исчезли для него навсегда — и подлый хозяин таверны, и Лукреция, и дураки и дуры на вечеринке, и чудики, пришедшие послушать лекцию о Синтезации, и полная красивая любвеобильная эльфиха, с которой он только что провел удивительную ночь, и даже Брант. Даже Брант! Нико осознал, что ни эльфихи, ни Бранта больше не будет. Он не понимал, откуда у него эта уверенность, но всем своим существом ощутил, что это так. За ощущением пришло понимание. Он один.
А город молчал. Город не собирался ни одобрять, ни осуждать Нико. Город без людей был к Нико и его мыслям совершенно равнодушен.
Тогда Нико прислонил голову к каменному уступу у двери и заплакал.
Раздались шаги. Брант поводил глазами по зале. Никого, вроде, не было, а шаги раздавались все ближе.
Волшебник появился перед Брантом как-то сразу, плавно но очень быстро материализуясь из воздуха. Это было невежливо, но кто же в Стране Вантит думает о вежливости?
Брант смотрел на Волшебника, а Волшебник смотрел на Бранта.
— Деньги есть? — спросил Волшебник.
Брант ожидал чего угодно, только не этого.
— Деньги? — В горле было сухо. Он откашлялся. — Деньги?
— Да. Деньги.
— Один золотой где-то был, — сказал Брант.
Волшебник чуть повернул голову, и Брант почувствовал, что правая рука свободна. Она не затекла — затекло все тело. Он поводил плечом и рукой.
— Давай сюда, — сказал Волшебник.
— Зачем?
— Не твое дело.
Брант пощупал рукой правый карман. Пусто. Он потянулся к левому и долго и неудобно выдирал из него монету. Волшебник протянул руку.
— Золото, — сказал он задумчиво. — Великая вещь. — Он повертел монетой перед носом Бранта. — Знаешь, сколько всего заключено в одной монете, а? — Он пригляделся к монете сам и улыбнулся. — За эту вот монету, именно за эту, несколько человек погибло. Она была как раз в мешке, за который они дрались. Там были другие монеты тоже, каждая со своей историей. Эта же монета участвовала в девяти сделках — девять женщин продали за нее свое тело, и только две из них были профессиональными проститутками, а почти все остальные были уважаемые девушки, ставшие в результате сделки уважаемыми дамами. Какой-то делец продал целиком свою душу, и эта монета участвовала в торгах. И кто-то властолюбивый забрал себе эту монету после того, как разделался с ее предыдущим хозяином, свел старые счеты. Двадцать шесть нищих с вожделением смотрели на эту монету, но так ее и не получили. Кто-то заплатил ею за пачку чужих писем. Кто-то пожалел ее и не купил на нее своему ребенку игрушку, ибо солидное счастье обладать монетой показалось родителю более важным, чем мимолетное счастье ребенка. А ведь эта монета относительно молода. Я собираю монеты. Покупательная их способность мне не нужна. Мне нужны души и чувства людей, связанные с монетами. Чем больше этих чувств, тем сильнее моя власть над реальностью. Ты зачем сюда пришел?
— Я пришел просить тебя, — сказал Брант.
— О чем же?
— Семнадцать лет назад ты наложил заклятие на одну женщину. Я пришел просить, чтобы ты его снял.
— Просто просить? Смешно. Ты знаешь ли, ничтожный, сколько мне заплатил тот, кто хотел, чтобы заклятие было наложено?
— Нет.
— Сто тысяч золотых. Если бы ты принес двести тысяч, я бы подумал. Не обязательно согласился бы, но подумал. Так что пришел ты сюда зря. И уже не уйдешь. Глупость твоя тебя сгубила. Были времена, когда я мог бы тебя отпустить. Ибо связь человека с его Создателем была сильна. Но сегодня, именно сегодня, в городе, из которого ты сюда прибыл, сносят последний действующий храм. Не закрывают, а именно сносят. И у людей нет больше защиты. Они с радостью позволяют этот храм снести. Им нет больше до храма никакого дела.
— Ты ошибаешься, — раздался голос из глубины зала.
Волшебник обернулся.
Человек в бархатном синем плаще шел через зал.
— Ого! — сказал Волшебник, усмехаясь. — Сам великий астролог пожаловал. Торговец судьбами, властитель умов.
— Пожаловал, — согласился Базилиус, подходя вплотную. — Ты ошибаешься, друг мой. Сегодня, именно сегодня, закончена реконструкция Храма Доброго Сердца.
— Ты врешь, — сказал Волшебник почти равнодушно. — Он был настолько развален и запущен, что без зодчего не обошлись бы, а во всем городе нет ни одного зодчего, который взялся бы его ремонтировать.
— Зодчий приехал из-за города.
— Уж не сам Гор ли? Нет. Гор сидит себе в Кникиче. Соломинку жует. Кто же? Я его знаю?
Базилиус указал кивком на Бранта. Волшебник побледнел.
— То есть как! — сказал он. — Вот этот? Который пришел меня шантажировать? Этот сопляк?
Базилиус улыбнулся.
— Ты не можешь его убить, — сказал он. — Он абсолютно беззащитен, но ты, именно ты, убить его не можешь.
Волшебник вперил гневный взгляд в Бранта. У Бранта слегка закружилась голова.
— Не могу, — сказал Волшебник через некоторое время. — Придется его отпустить. Правда, можно было бы просто ткнуть его кинжалом. Как люди делают.
— Именно поэтому я здесь, — сказал Базилиус. — Чтобы этого не допустить.
— Здесь, здесь… — пробормотал Волшебник. — В какой же ты нынче ипостаси? Ты нынче все еще Васенька?
— Нет. Я нынче Базилиус.
Помолчали.
— Ладно, — сказал Волшебник. — Бери его себе. Не жалко.
— Ты еще не исполнил его просьбу.
— И не собираюсь.
Базилиус повел рукой, и кольца, приковывавшие Бранта к стене, исчезли. Брант упал на одно колено и с трудом поднялся.
— Пойдем со мной, — сказал Базилиус. — Вы оба.
Они молча пересекли залу и вышли в следующую через проем. По центру залы стоял огромный сундук из хорошего дерева, с обивкой. Базилиус подошел к нему и откинул крышку. Волшебник в два прыжка оказался рядом.
— Триста тысяч, — сказал Базилиус.
Глаза Волшебника вспыхнули. Он погрузил руки в золото и на некоторое время застыл в этом положении.
— Без обману, — сказал он наконец. — Триста тысяч.
— С одним условием, — сказал Базилиус. — Фалкон об этом ничего знать не должен.
Некоторое время Волшебник боролся с искушением.
— Я согласен, — сказал он.
В своем кабинете в верхней башне Замка Волшебник долго открывал какие-то шкатулки, сверялся с записями, кряхтел и сожалел, но в конце концов насыпал на блюдо бурого порошку и бросил сверху прозрачный кубик.
— А… Эта… — сказал Брант. — Эти кубики заряжаются на пять или шесть использований, а потом чего?
Волшебник и Базилиус переглянулись.
— Прыткий малый, — сказал Волшебник. — Не волнуйся. Селезенку береги.
Брант посмотрел на Базилиуса.
— Кубики — просто символ, — сказал тот. — Вход в систему. Как расположение звезд и планет в астрологии. Заклятие уже снято.
— Надолго?
— Навсегда.
— А Фалкон не знает?
— Нет. — Базилиус положил руку на плечо Волшебника. — Вот что, — сказал он. — Парню нужно выспаться. Дай-ка ему ключ от какой-нибудь спальни.
— Все ключи потеряны, — заявил Волшебник.
— Скряга, — заметил Базилиус. — Пойдемте, Брант.
Недалеко от Замка обнаружилось нечто вроде поселения, перевалочного пункта для контрабандистов. Были там и таверны. Население состояло из людей вперемешку с эльфами и ничему не удивлялось. Брант все пощупывал в кармане кожаный мешок с кубиком. Символ или нет, а как-то надежнее иметь его при себе. Заснул он сразу.
Утром Базилиус зашел в комнату Бранта с подносом, на котором стояли две кособокие кружки с тчаем.
— Сначала нас было двое, — рассказывал он, пока Брант, сидя на постели, прихлебывал тчай. — Но по Инструкциям требовался еще один, все равно кто, обыкновенный смертный вполне подходил. Мы даже решили, что смертный лучше, ибо не будет же он нам противоречить. Власть следовало поделить на три части. Волшебник взял себе власть над душами, что, как он сейчас понимает, было с его стороны величайшей глупостью, ибо только Создатель может действительно владеть чьей-то душой. Остальные могут использовать душу, наставлять душу, покупать и обменивать души, но о перманентном владении речи, естественно, нет. Я взял себе власть над умами, что тоже было глупостью, но кто ж тогда об этом задумывался! А смертный взял власть над сердцами — и оказался умнее нас обоих. Мы долго разбирались в Инструкциях.
— Опять Инструкции? — недовольно спросил Брант. — Кто же их все-таки составляет?
Базилиус быстро подошел к окну. Подобие тревоги отразилось на его обычно бесстрастном лице. Ага, подумал Брант. Лицо Васеньки — подвижное, бесконтрольное, верный признак дурных манер. Лицо Базилиуса — строгое, бесстрастное.
— Брант, поставьте кружку и подойдите к окну, если вас не затруднит, — сказал Базилиус.
Брант так и сделал. Из окна был виден Замок во всей своей строгой алгебраической скучной красе. Стая неприятных летающих существ с перепончатыми крыльями, огромными клювами и двойными змеевидными хвостами кругами спускалась к Замку.
Базилиус распахнул окно.
— Стрелок я никудышный, да еще на таком расстоянии, — сказал он. — Волшебник очень занят созерцанием трехсот тысяч и ничего не заметит. Брант, я знаю, что вы блистательный стрелок. Я полагаюсь на вас, мой друг.
В руках у него оказался заряженный боевой арбалет. Он протянул его Бранту.
— А что за?… — спросил Брант.
— Не знаю, кто их придумал, — сказал Базилиус. — Честно, не знаю. Появились сравнительно недавно. Рвут на части все живое. Проникают всюду. К счастью, летают только стаями. По одиночке было бы сложнее. Вы собьете одну, и остальные полетят сюда. Летают они не очень быстро, так что мы успеем.
Он протянул арбалет Бранту. Брант не взял арбалет. Базилиус пожал плечами и выстрелил в направлении стаи. Стрела прошла влево от цели и, ударившись в стену Замка, упала вниз. Неспешно, стая приостановила кружение и стала разворачиваться. Базилиус чуть прикрыл глаза. В его руках был тот же арбалет, но заряженный. Он снова протянул его Бранту. Одно из существ отделилось от стаи и, набирая скорость, стало приближаться. Зоркий глаз Бранта различил открытый клюв с рядом зубов, лапы с огромными когтями, зловещие перепончатые крылья. Из клюва вырвалось злобное шипение, слышное даже на большом расстоянии. Брант принял из рук Базилиуса арбалет и приложился.
— А Инструкции составляем мы сами, — сказал Базилиус. — Постепенно. Столетие за столетием. Нечто подобное есть у обычных людей. Например, хорошие манеры, или военное дело, или, не знаю, естествознание. Мироописание через опыт и ощущения. Беда в том, что в наших Инструкциях…
Брант надавил курок. Стрела попала отвратительному существу в горло. Существо камнем упало на землю.
— …очень много условий и возможных выводов, которые люди называют предсказаниями. Не пророчествами, заметьте, но предсказаниями. Чуть меньше точности, чуть больше оперативности, пожалуйста.
Заряженный арбалет снова был в руках у Бранта. Теперь сразу три птицы летели к окну. Брант скосил глаза, и Базилиус тут же протянул ему второй арбалет. Брант выстрелил сразу из двух и бросил их на пол, а Базилиус держал два наготове.
— Как в военном деле можно предсказать результат сражения, или в естествознании поведение какой-нибудь, не знаю, молекулы, так и у нас, но конкретнее. В моем случае прогнозы были забавные. Романтика. Пещера, костер, астрология. Но, увы, я не понял тогда главного. Как и остальные двое. В моем случае дело было в сочетаниях. Брант, вы промахнулись, это непростительно.
— Я в данный момент не за престиж воюю, — сказал Брант мрачно, хватая следующие два арбалета.
— Есть вещи, которые не сочетаются ни при каких условиях. Доброта и корысть. Ум и подлость. Хорошее настроение и власть. Либо я должен был измениться, превратясь в существо, способное владеть умами, либо остаться самим собой, но плюнуть на власть. Я попробовал первое. Я, знаете, представлял все это в зловещих тонах, дескать, владение умами, ритуалы, и я в красивом бархатном плаще, а кругом, значит, злорадные лица, злобные глаза, и так далее. А вышел Васенька. Недалекий человек из какого-то возможного варианта будущего. И появились четверо его друзей, ибо не мог же Васенька прибыть один. Просто и наглядно. Вот Васенька и есть типичный владетель умов. А с третьим нашим подельником, который вам лично известен под именем Фалкон, было сложнее.
— Фалкон!
— Да. Фалкон. Тот, кто… сбейте вон ту, слева.
— Не надо меня учить стрелять. Или сами стреляйте, или не ворчите под руку.
— Прошу прощения. Итак. Тот, кто владеет сердцами людей, в принципе, может овладеть всем остальным. Но, как вы знаете, никакая власть не вечна, кроме власти Создателя.
— Вы верите в Бога? — спросил Брант.
— В отличие от вас, у меня в этом вопросе нет выбора. Люди выбирают, во что им верить — в Бога, в справедливое устройство общества, в прогресс, в грядущего доброго кесаря, в успехи родной страны на мировом поприще, в науку, и так далее. Нам эта роскошь не предоставлена.
— А кто вы такие?
— Не ваше дело, — отрезал Базилиус. — Так вот, Фалкон, который просто человек, прочел свои Инструкции от корки до корки. Проанализировал. Понял, что власть не вечна. И решил сделать ее максимально приближенной к вечности. Из всех вариантов, он выбрал самый примитивный, ибо сам Фалкон — человек недалекий, вроде Васеньки, хотя менее добрый и гораздо более целеустремленный. Полуслав, полукникич, с артанскими примесями, он выбрал себе как поле деятельности именно Ниверию, чтобы никакое кровное родство или там этническая общность не мешали ему действовать, не застили глаза. Но на поверку оказалось, что родство необходимо. И безродному Фалкону понадобился наследник из княжеского рода. Наследник автоматически делал Фалкона ниверийцем по сути, если не по крови. И Фалкон внимательно перечел те части Инструкций, где речь идет о престолонаследии. И обнаружил поразительный прогноз. Да, наследник, рожденный от высокородной женщины, действительно укреплял его власть, делая Фалкона почти всемогущим. Да. Но. В случае рождения девочки, увы, Фалкон погибал. Так получалось по Инструкциям. Как видите, у вас, людей, всегда есть выбор. Фалкон боится зачать ребенка. И в то же время боится потерять власть, а такая возможность есть, каждый день, каждый час. Он вынужден сам себе доказывать свою неприкосновенность, иногда очень рискованными методами. Он бравирует своей властью над людьми. К примеру, лет пять назад он реформировал ниверийское воинство весьма интересным способом, сделав то, на что не решился бы даже Кшиштоф — он просто казнил всех воевод и поставил на их место молодых энтузиастов. Перед тем, как казнить, он вызывал воевод к себе по одному и говорил с ними с глазу на глаз. Без охраны. И каждый воевода знал, что ему не на что надеяться, что его убьют. Они все были — закаленные в боях вояки, не знающие, что такое страх. У каждого висел на перевязи положенный по уставу меч, и они-то знали, как его выхватить и что делать потом. А Фалкон сидел перед ними один, безоружный. И ни один воевода не пригвоздил его клинком к спинке кресла. Даже не попытался. Из сорока человек — ни один. Фалкон доказательство своей власти получил, но оно временное. Его не обезвредил сороковой воевода, но ведь, кто знает, завтра придет десятый плотник, сотый купец, двухсотый аристократ, кто-то из собственной Фалкона охраны — и что же? Власть Фалкона исчезнет без следа. Поэтому ему нужен именно наследник, именно из хорошего рода. Одним страхом власть не удержишь. На пограничьях неспокойно, артанцы действительно давят, Кшиштофу действительно мерещится императорский жезл. Зыбкость власти Фалкона сегодня заметнее чем два, три, пять лет назад.
Брант пошел на свет.
Помещение оказалось относительно небольшим. Никаких предметов, ни костей, ни мебели, ни мусора, в помещении не было. Четыре лампы, привинченные к стенам, ненавязчиво и уютно горели, освещая пол, потолок, стены, и две двери, а посреди помещения сидела скрестив ноги и грустно смотря на широкое блюдо с хрюмпелями огромная жутковатая данность. Хрюмпели были явно несвежие. Данность подняла голову и посмотрела на Бранта. Бранта передернуло.
— Не бойся, — сказала данность. — Я тебя не сразу съем. Поговорить надо сначала, а то мне тут не с кем. Раз в год кто-то сунется — и то благо. Хочешь хрюмпель?
— Меня зовут Брант, и я против того, чтобы меня тут ели, — сказал Брант.
— А наше с тобой мнение никого не интересует, — сказала данность. — Сказано, да будет съеден. Вот и будешь съеден.
— Кем это сказано? — спросил Брант.
Бежать надо. Добежать до винтовой лестницы, зайти в Дурку, взять двуручный меч у Нико, и вернуться сюда, и тогда мы точно выясним, кто будет съеден, а кто нет. Он оглянулся.
— Ой не беги, — сказала данность, качая головой. — Ой догоню, ой хуже будет. Бегущего вменяется есть живьем. Пока бежит.
— Кем вменяется?
— Инструкциями.
— Кто же это такие инструкции составляет?
— А вот! — данность переместилась и вытащила у себя из-под зада толстенный фолиант. — Делать нечего, так я на досуге читаю, читаю. Тут много разного. — Данность открыла фолиант и полистала страницы. — К примеру, вот. «А ежели ему лень в обход двигаться, а возжелал он пути легкого да скорого, то никчемен он и пуст». Это про тебя. Захотелось тебе в Замок, значит, так надо было — котомку на плечо, и шагай себе, ать-два. А ты сюда пришел.
— У меня время ограничено, — сказал Брант.
— Ой не ври.
— Честно.
— Ничего не знаю, — отрезала данность. — Время, время. Все нынче время экономят. А вот еще. «Ежели Инструкциям не следует он, и что велят ему делать не делает, а токмо ради утешения своего ничтожного разговоры разговаривает, то будет он наказан жестоко, как и подобает ему». Это про меня.
— Но сам Волшебник ведь ходит этим ходом? Лазом?
Помолчали.
— Ходит, — сказала данность нехотя. — И никак я его поймать не могу, больно верткий.
— Так это он писал Инструкции?
— Нет.
— А кто же?
— Никто. Инструкции всегда были.
Все у них тут берется неизвестно откуда, подумал Брант. Например, почти весь город кирпичный, но что-то я не видел ни одного кирпичного завода. И никому нет дела.
— Слушай, — сказал он. — Может, не будешь меня есть, а? Мне правда очень нужно к Волшебнику. А там, — он указал рукой, — меня Нико дожидается, так он, если его надолго одного оставить, обязательно в какую-нибудь историю влипнет.
— Нико? Какой Нико?
— Друг у меня есть такой.
— Великий Нико?
Брант уже слышал это словосочетание раньше.
— Не просто великий, — сказал он. — Грандиозный. Колоссальный прямо-таки Нико.
— Это совсем другое дело! — сказала данность восхищенным басом. — Что же ты раньше не сказал?
— Случая не было.
— Тогда, конечно же, иди к Волшебнику, к волхву, ко всем чертям, и вообще куда хочешь! Ну! Избавитель наш явился! Скоро, скоро выйду я на белый свет! О! Оно, по моим расчетам, на тридцать лет раньше получается, ну так я об этом убиваться не буду, не на того напали!
— На тридцать? — спросил Брант, не очень понимая, но чувствуя некоторое облегчение.
— Где-то так. Вот, посчитай сам. — Данность полистала Инструкции. — «А через два раза по двенадцать лет, и еще через семь, от Года Мамонта считая, придет Нико Великий и отпустит на свободу тех, кто в рабстве». — Данность радостно оскалилась, обнажая несколько рядов огромных и острых как кинжалы зубов и клыков. — «И станет у двери, а друг его с факелом пойдет далее.» Вот! — Заорала данность. — Он там, у двери! А ты вот, и вот факел, и иди себе далее, и плевал я на остальные Инструкции! Всех Инструкций все равно не выполнишь, их специально штук двадцать лишних дают, чтобы было потом, к чему придраться! Как тебя зовут, бишь, заморыш?
— Брант.
— Брант, друг ты мой, никогда не забуду! Никогда! Иди! Иди далее! Вон та дверь, слева, туда не ходи, там яма с саблезубыми тиграми, я их подкармливаю иногда особями корыстными, а вон та справа, туда тебе как раз и надо, понял? Иди! Иди!
Брант с опаской обошел данность и приблизился к двери справа.
— А эта… — начал он.
— Иди, ой иди, а то ведь передумаю, ой беда тебе выйдет, — сказала данность.
Брант толкнул дверь.
Свет ударил в глаза. На мгновение Брант зажмурился. Вокруг была долина, напоминающая пограничье Ниверии и Славии, в местах, где сорок лет существовала Колония Бронти, а прямо перед ним высился огромный замок, сложенный, как с удивлением понял Брант, подходя, одновременно из кирпичей, базальта, известняка, мрамора, и гранита. Подъемный мост через ров находился в опущенном состоянии, а решетчатые ворота были подняты. Все это выглядело красиво, но как-то бездушно, не было здесь ни каприза, ни величия.
Брант потушил факел и бросил его на траву.
Перейдя мост, он спокойным шагом проследовал в замок. Уверенность, что ничто его больше не остановит, появилась сразу после выхода из лаза, и с тех пор выросла, заполнив собой всю Вселенную. На пути было много счастливых совпадений, и были трудные моменты, но присутствовала во всем этом непонятная, но прочная логика, ведущая человека к цели. Ураганы, землетрясения, вражеские армии, драконы, ведьмы и волшебники могли сколько угодно ему препятствовать, но не могли нанести ему вреда. Он шел сюда драться за любовь, и он победил. Как бы ни повел себя теперь Волшебник, он заставит его снять заклятие. У Волшебника не будет выбора.
Он пересекал одну залу с рвущимися ввысь сводами за другой. Мускулы работали в строгом ритме, ноги пружинили. Переполненному энергией, ему казалось, что стоит положить ладонь на стену Замка и слегка надавить, как стена рухнет. И на ее месте он в полторы, максимум две недели, соберет новую с капризом и величием.
То, что случилось дальше, заняло так мало времени, что Брант не успел ни осознать, ни почувствовать ничего. Вообще ничего. Его схватили сзади и в следующее мгновение он был уже прикован железными кольцами к стене. Невозможно было двинуть ни рукой, ни ногой. Голову сдавливал стальной обруч.
Брант крикнул, и крик его эхом прокатился по залу. Никто не откликнулся. В зале вообще никого не было. Возможно, весь Замок был пуст. Кто знает.
Все же Брант решил, что раз его приковали, скоро с ним придут говорить. Кто-нибудь. Иначе зачем же было приковывать.
Прошел час, а потом второй, но никто не приходил. Логика похода, симпатизировавшая Бранту, завершилась.
* * *
Красивая толстая эльфиха располагала в Дурке богато обставленными апартаментами. Ее округлые мягкие формы и лучезарная улыбка так возбудили Нико, что он даже забыл на какое-то время о непочатых кувшинах с вином. Простыни были чистые, пуховая перина нежная, и было в спальне тепло, даже жарко. Нико и эльфиха бодрствовали всю ночь и все утро, и даже когда она, уставшая и очень томная просила его дать ей поспать, он не послушался. Он не припоминал случая, когда ему было так хорошо с женщиной. К полудню, сам уставший и еле двигающий конечностями, он оставил даму свою в покое и спустился вниз подобрать одежду. Одевшись, он решил, что немного погуляет, а потом вернется. Отодвинув засов, он вышел из Дурки.Светило теплое полуденное солнце. Дверь за Нико закрылась. Он присел на ступеньки, облокотился спиной на дверь, и подумал, что немного посидит и отдохнет, а уж потом пойдет гулять, и сразу уснул.
Когда он проснулся, обнаружилось, что он лежит, свернувшись, на крыльце, а солнце стоит низко. Нико встал, потянулся, и насторожился.
Город эльфов был подозрительно тих. Скоро вечер, пора бы им выходить на улицы. И почему не мотаются туда-сюда их дурацкие кареты?
Карет на улице не было. Вообще.
Река текла по левую руку, следовательно, центр был по правую. Наверное. Нико соскочил с крыльца и замаршировал, наклоняя торс вперед, к центру.
Ни одного пешехода. Ни одной кареты. Лавки и таверны пусты. Город не был брошен — не было характерной плесени на булыжнике, стекла домов отражали голубизну неба, мусор был обыкновенным вчерашним мусором, а не первым слоем археологической пыли. Но даже птицы не летали над домами.
Нико испугался и пошел быстрее. Центр города, с бульваром и Замком Науки, был тот же — но недвижный и тихий. Нико постучался в наугад выбранный особняк. Толкнул дверь — она открылась. Зашел. Дом был пуст, и чтобы в этом удостовериться, не нужно было подниматься в спальни или спускаться в погреб. Дом был равнодушен к Нико. Нежилые дома не реагируют на нежданных гостей.
Нико прошел по пустому бульвару несколько кварталов. Стояло полное безветрие — листья на деревьях не шевелились. Он свернул с бульвара и снова направился к окраине.
Он пытался напевать в такт шагам, но у него ничего не вышло. Он побежал, но не смог долго выдержать непрерывный бег — не хватало подготовки и привычки, и сказывалось выпитое за последние годы. Он снова перешел на шаг. Он несколько раз крикнул «Ого-го!», чтобы услышать эхо, но даже эхо покинуло город.
У реки он свернул, как вчера ночью, налево, пересек знакомый сквер с фонтаном, и снова вышел к Дурке. Он толкнул входную дверь и бегом рванулся в апартаменты гостеприимной эльфихи — они были пусты. Он прекрасно помнил ее запах — он кинулся в спальню и припал лицом к простыням. Он узнал запах собственной кожи, но запаха эльфихи не ощутил. Он потрогал и понюхал подушки. Тоже нет. И подушки были холодные.
Он снова спустился вниз и открыл дверь, через которую давеча ушел Брант. Из подземелья не пахло даже сыростью.
Нико вышел на воздух и присел на крыльцо. Он осознал наконец, что жители города исчезли для него навсегда — и подлый хозяин таверны, и Лукреция, и дураки и дуры на вечеринке, и чудики, пришедшие послушать лекцию о Синтезации, и полная красивая любвеобильная эльфиха, с которой он только что провел удивительную ночь, и даже Брант. Даже Брант! Нико осознал, что ни эльфихи, ни Бранта больше не будет. Он не понимал, откуда у него эта уверенность, но всем своим существом ощутил, что это так. За ощущением пришло понимание. Он один.
А город молчал. Город не собирался ни одобрять, ни осуждать Нико. Город без людей был к Нико и его мыслям совершенно равнодушен.
Тогда Нико прислонил голову к каменному уступу у двери и заплакал.
* * *
Брант не имел понятия, сколько часов он провел, прикованный к стене. Понимание, что ни над чем он не властен, пришло и ушло, и сменилось апатией, а апатия горечью и тоской по Фрике. Он мог, наверное, спрятать ее где-нибудь в Астафии. Спрятать и никого к ней не пускать. Сторожить вход. Или действительно пойти и проломить Фалкону череп. Мог, но не захотел. Вместо этого он пустился в опасную и совершенно бессмысленную авантюру. И что же? Получил по заслугам. Загордился — и вот стоит, прижатый стальными кольцами. А враг все не появляется. А зачем ему появляться? Он, поди, и врагом-то Бранта не считает! Так, мелкая букашка, назойливая. Может, и до букашки время дойдет, а может и нет — какая разница.Раздались шаги. Брант поводил глазами по зале. Никого, вроде, не было, а шаги раздавались все ближе.
Волшебник появился перед Брантом как-то сразу, плавно но очень быстро материализуясь из воздуха. Это было невежливо, но кто же в Стране Вантит думает о вежливости?
Брант смотрел на Волшебника, а Волшебник смотрел на Бранта.
— Деньги есть? — спросил Волшебник.
Брант ожидал чего угодно, только не этого.
— Деньги? — В горле было сухо. Он откашлялся. — Деньги?
— Да. Деньги.
— Один золотой где-то был, — сказал Брант.
Волшебник чуть повернул голову, и Брант почувствовал, что правая рука свободна. Она не затекла — затекло все тело. Он поводил плечом и рукой.
— Давай сюда, — сказал Волшебник.
— Зачем?
— Не твое дело.
Брант пощупал рукой правый карман. Пусто. Он потянулся к левому и долго и неудобно выдирал из него монету. Волшебник протянул руку.
— Золото, — сказал он задумчиво. — Великая вещь. — Он повертел монетой перед носом Бранта. — Знаешь, сколько всего заключено в одной монете, а? — Он пригляделся к монете сам и улыбнулся. — За эту вот монету, именно за эту, несколько человек погибло. Она была как раз в мешке, за который они дрались. Там были другие монеты тоже, каждая со своей историей. Эта же монета участвовала в девяти сделках — девять женщин продали за нее свое тело, и только две из них были профессиональными проститутками, а почти все остальные были уважаемые девушки, ставшие в результате сделки уважаемыми дамами. Какой-то делец продал целиком свою душу, и эта монета участвовала в торгах. И кто-то властолюбивый забрал себе эту монету после того, как разделался с ее предыдущим хозяином, свел старые счеты. Двадцать шесть нищих с вожделением смотрели на эту монету, но так ее и не получили. Кто-то заплатил ею за пачку чужих писем. Кто-то пожалел ее и не купил на нее своему ребенку игрушку, ибо солидное счастье обладать монетой показалось родителю более важным, чем мимолетное счастье ребенка. А ведь эта монета относительно молода. Я собираю монеты. Покупательная их способность мне не нужна. Мне нужны души и чувства людей, связанные с монетами. Чем больше этих чувств, тем сильнее моя власть над реальностью. Ты зачем сюда пришел?
— Я пришел просить тебя, — сказал Брант.
— О чем же?
— Семнадцать лет назад ты наложил заклятие на одну женщину. Я пришел просить, чтобы ты его снял.
— Просто просить? Смешно. Ты знаешь ли, ничтожный, сколько мне заплатил тот, кто хотел, чтобы заклятие было наложено?
— Нет.
— Сто тысяч золотых. Если бы ты принес двести тысяч, я бы подумал. Не обязательно согласился бы, но подумал. Так что пришел ты сюда зря. И уже не уйдешь. Глупость твоя тебя сгубила. Были времена, когда я мог бы тебя отпустить. Ибо связь человека с его Создателем была сильна. Но сегодня, именно сегодня, в городе, из которого ты сюда прибыл, сносят последний действующий храм. Не закрывают, а именно сносят. И у людей нет больше защиты. Они с радостью позволяют этот храм снести. Им нет больше до храма никакого дела.
— Ты ошибаешься, — раздался голос из глубины зала.
Волшебник обернулся.
Человек в бархатном синем плаще шел через зал.
— Ого! — сказал Волшебник, усмехаясь. — Сам великий астролог пожаловал. Торговец судьбами, властитель умов.
— Пожаловал, — согласился Базилиус, подходя вплотную. — Ты ошибаешься, друг мой. Сегодня, именно сегодня, закончена реконструкция Храма Доброго Сердца.
— Ты врешь, — сказал Волшебник почти равнодушно. — Он был настолько развален и запущен, что без зодчего не обошлись бы, а во всем городе нет ни одного зодчего, который взялся бы его ремонтировать.
— Зодчий приехал из-за города.
— Уж не сам Гор ли? Нет. Гор сидит себе в Кникиче. Соломинку жует. Кто же? Я его знаю?
Базилиус указал кивком на Бранта. Волшебник побледнел.
— То есть как! — сказал он. — Вот этот? Который пришел меня шантажировать? Этот сопляк?
Базилиус улыбнулся.
— Ты не можешь его убить, — сказал он. — Он абсолютно беззащитен, но ты, именно ты, убить его не можешь.
Волшебник вперил гневный взгляд в Бранта. У Бранта слегка закружилась голова.
— Не могу, — сказал Волшебник через некоторое время. — Придется его отпустить. Правда, можно было бы просто ткнуть его кинжалом. Как люди делают.
— Именно поэтому я здесь, — сказал Базилиус. — Чтобы этого не допустить.
— Здесь, здесь… — пробормотал Волшебник. — В какой же ты нынче ипостаси? Ты нынче все еще Васенька?
— Нет. Я нынче Базилиус.
Помолчали.
— Ладно, — сказал Волшебник. — Бери его себе. Не жалко.
— Ты еще не исполнил его просьбу.
— И не собираюсь.
Базилиус повел рукой, и кольца, приковывавшие Бранта к стене, исчезли. Брант упал на одно колено и с трудом поднялся.
— Пойдем со мной, — сказал Базилиус. — Вы оба.
Они молча пересекли залу и вышли в следующую через проем. По центру залы стоял огромный сундук из хорошего дерева, с обивкой. Базилиус подошел к нему и откинул крышку. Волшебник в два прыжка оказался рядом.
— Триста тысяч, — сказал Базилиус.
Глаза Волшебника вспыхнули. Он погрузил руки в золото и на некоторое время застыл в этом положении.
— Без обману, — сказал он наконец. — Триста тысяч.
— С одним условием, — сказал Базилиус. — Фалкон об этом ничего знать не должен.
Некоторое время Волшебник боролся с искушением.
— Я согласен, — сказал он.
В своем кабинете в верхней башне Замка Волшебник долго открывал какие-то шкатулки, сверялся с записями, кряхтел и сожалел, но в конце концов насыпал на блюдо бурого порошку и бросил сверху прозрачный кубик.
— А… Эта… — сказал Брант. — Эти кубики заряжаются на пять или шесть использований, а потом чего?
Волшебник и Базилиус переглянулись.
— Прыткий малый, — сказал Волшебник. — Не волнуйся. Селезенку береги.
Брант посмотрел на Базилиуса.
— Кубики — просто символ, — сказал тот. — Вход в систему. Как расположение звезд и планет в астрологии. Заклятие уже снято.
— Надолго?
— Навсегда.
— А Фалкон не знает?
— Нет. — Базилиус положил руку на плечо Волшебника. — Вот что, — сказал он. — Парню нужно выспаться. Дай-ка ему ключ от какой-нибудь спальни.
— Все ключи потеряны, — заявил Волшебник.
— Скряга, — заметил Базилиус. — Пойдемте, Брант.
Недалеко от Замка обнаружилось нечто вроде поселения, перевалочного пункта для контрабандистов. Были там и таверны. Население состояло из людей вперемешку с эльфами и ничему не удивлялось. Брант все пощупывал в кармане кожаный мешок с кубиком. Символ или нет, а как-то надежнее иметь его при себе. Заснул он сразу.
Утром Базилиус зашел в комнату Бранта с подносом, на котором стояли две кособокие кружки с тчаем.
— Сначала нас было двое, — рассказывал он, пока Брант, сидя на постели, прихлебывал тчай. — Но по Инструкциям требовался еще один, все равно кто, обыкновенный смертный вполне подходил. Мы даже решили, что смертный лучше, ибо не будет же он нам противоречить. Власть следовало поделить на три части. Волшебник взял себе власть над душами, что, как он сейчас понимает, было с его стороны величайшей глупостью, ибо только Создатель может действительно владеть чьей-то душой. Остальные могут использовать душу, наставлять душу, покупать и обменивать души, но о перманентном владении речи, естественно, нет. Я взял себе власть над умами, что тоже было глупостью, но кто ж тогда об этом задумывался! А смертный взял власть над сердцами — и оказался умнее нас обоих. Мы долго разбирались в Инструкциях.
— Опять Инструкции? — недовольно спросил Брант. — Кто же их все-таки составляет?
Базилиус быстро подошел к окну. Подобие тревоги отразилось на его обычно бесстрастном лице. Ага, подумал Брант. Лицо Васеньки — подвижное, бесконтрольное, верный признак дурных манер. Лицо Базилиуса — строгое, бесстрастное.
— Брант, поставьте кружку и подойдите к окну, если вас не затруднит, — сказал Базилиус.
Брант так и сделал. Из окна был виден Замок во всей своей строгой алгебраической скучной красе. Стая неприятных летающих существ с перепончатыми крыльями, огромными клювами и двойными змеевидными хвостами кругами спускалась к Замку.
Базилиус распахнул окно.
— Стрелок я никудышный, да еще на таком расстоянии, — сказал он. — Волшебник очень занят созерцанием трехсот тысяч и ничего не заметит. Брант, я знаю, что вы блистательный стрелок. Я полагаюсь на вас, мой друг.
В руках у него оказался заряженный боевой арбалет. Он протянул его Бранту.
— А что за?… — спросил Брант.
— Не знаю, кто их придумал, — сказал Базилиус. — Честно, не знаю. Появились сравнительно недавно. Рвут на части все живое. Проникают всюду. К счастью, летают только стаями. По одиночке было бы сложнее. Вы собьете одну, и остальные полетят сюда. Летают они не очень быстро, так что мы успеем.
Он протянул арбалет Бранту. Брант не взял арбалет. Базилиус пожал плечами и выстрелил в направлении стаи. Стрела прошла влево от цели и, ударившись в стену Замка, упала вниз. Неспешно, стая приостановила кружение и стала разворачиваться. Базилиус чуть прикрыл глаза. В его руках был тот же арбалет, но заряженный. Он снова протянул его Бранту. Одно из существ отделилось от стаи и, набирая скорость, стало приближаться. Зоркий глаз Бранта различил открытый клюв с рядом зубов, лапы с огромными когтями, зловещие перепончатые крылья. Из клюва вырвалось злобное шипение, слышное даже на большом расстоянии. Брант принял из рук Базилиуса арбалет и приложился.
— А Инструкции составляем мы сами, — сказал Базилиус. — Постепенно. Столетие за столетием. Нечто подобное есть у обычных людей. Например, хорошие манеры, или военное дело, или, не знаю, естествознание. Мироописание через опыт и ощущения. Беда в том, что в наших Инструкциях…
Брант надавил курок. Стрела попала отвратительному существу в горло. Существо камнем упало на землю.
— …очень много условий и возможных выводов, которые люди называют предсказаниями. Не пророчествами, заметьте, но предсказаниями. Чуть меньше точности, чуть больше оперативности, пожалуйста.
Заряженный арбалет снова был в руках у Бранта. Теперь сразу три птицы летели к окну. Брант скосил глаза, и Базилиус тут же протянул ему второй арбалет. Брант выстрелил сразу из двух и бросил их на пол, а Базилиус держал два наготове.
— Как в военном деле можно предсказать результат сражения, или в естествознании поведение какой-нибудь, не знаю, молекулы, так и у нас, но конкретнее. В моем случае прогнозы были забавные. Романтика. Пещера, костер, астрология. Но, увы, я не понял тогда главного. Как и остальные двое. В моем случае дело было в сочетаниях. Брант, вы промахнулись, это непростительно.
— Я в данный момент не за престиж воюю, — сказал Брант мрачно, хватая следующие два арбалета.
— Есть вещи, которые не сочетаются ни при каких условиях. Доброта и корысть. Ум и подлость. Хорошее настроение и власть. Либо я должен был измениться, превратясь в существо, способное владеть умами, либо остаться самим собой, но плюнуть на власть. Я попробовал первое. Я, знаете, представлял все это в зловещих тонах, дескать, владение умами, ритуалы, и я в красивом бархатном плаще, а кругом, значит, злорадные лица, злобные глаза, и так далее. А вышел Васенька. Недалекий человек из какого-то возможного варианта будущего. И появились четверо его друзей, ибо не мог же Васенька прибыть один. Просто и наглядно. Вот Васенька и есть типичный владетель умов. А с третьим нашим подельником, который вам лично известен под именем Фалкон, было сложнее.
— Фалкон!
— Да. Фалкон. Тот, кто… сбейте вон ту, слева.
— Не надо меня учить стрелять. Или сами стреляйте, или не ворчите под руку.
— Прошу прощения. Итак. Тот, кто владеет сердцами людей, в принципе, может овладеть всем остальным. Но, как вы знаете, никакая власть не вечна, кроме власти Создателя.
— Вы верите в Бога? — спросил Брант.
— В отличие от вас, у меня в этом вопросе нет выбора. Люди выбирают, во что им верить — в Бога, в справедливое устройство общества, в прогресс, в грядущего доброго кесаря, в успехи родной страны на мировом поприще, в науку, и так далее. Нам эта роскошь не предоставлена.
— А кто вы такие?
— Не ваше дело, — отрезал Базилиус. — Так вот, Фалкон, который просто человек, прочел свои Инструкции от корки до корки. Проанализировал. Понял, что власть не вечна. И решил сделать ее максимально приближенной к вечности. Из всех вариантов, он выбрал самый примитивный, ибо сам Фалкон — человек недалекий, вроде Васеньки, хотя менее добрый и гораздо более целеустремленный. Полуслав, полукникич, с артанскими примесями, он выбрал себе как поле деятельности именно Ниверию, чтобы никакое кровное родство или там этническая общность не мешали ему действовать, не застили глаза. Но на поверку оказалось, что родство необходимо. И безродному Фалкону понадобился наследник из княжеского рода. Наследник автоматически делал Фалкона ниверийцем по сути, если не по крови. И Фалкон внимательно перечел те части Инструкций, где речь идет о престолонаследии. И обнаружил поразительный прогноз. Да, наследник, рожденный от высокородной женщины, действительно укреплял его власть, делая Фалкона почти всемогущим. Да. Но. В случае рождения девочки, увы, Фалкон погибал. Так получалось по Инструкциям. Как видите, у вас, людей, всегда есть выбор. Фалкон боится зачать ребенка. И в то же время боится потерять власть, а такая возможность есть, каждый день, каждый час. Он вынужден сам себе доказывать свою неприкосновенность, иногда очень рискованными методами. Он бравирует своей властью над людьми. К примеру, лет пять назад он реформировал ниверийское воинство весьма интересным способом, сделав то, на что не решился бы даже Кшиштоф — он просто казнил всех воевод и поставил на их место молодых энтузиастов. Перед тем, как казнить, он вызывал воевод к себе по одному и говорил с ними с глазу на глаз. Без охраны. И каждый воевода знал, что ему не на что надеяться, что его убьют. Они все были — закаленные в боях вояки, не знающие, что такое страх. У каждого висел на перевязи положенный по уставу меч, и они-то знали, как его выхватить и что делать потом. А Фалкон сидел перед ними один, безоружный. И ни один воевода не пригвоздил его клинком к спинке кресла. Даже не попытался. Из сорока человек — ни один. Фалкон доказательство своей власти получил, но оно временное. Его не обезвредил сороковой воевода, но ведь, кто знает, завтра придет десятый плотник, сотый купец, двухсотый аристократ, кто-то из собственной Фалкона охраны — и что же? Власть Фалкона исчезнет без следа. Поэтому ему нужен именно наследник, именно из хорошего рода. Одним страхом власть не удержишь. На пограничьях неспокойно, артанцы действительно давят, Кшиштофу действительно мерещится императорский жезл. Зыбкость власти Фалкона сегодня заметнее чем два, три, пять лет назад.