Романовский Владимир. Год Мамонта

   Снова пройдя через полость и залезши в тоннель, Брант углубился в него на сотню шагов. Факел не гас, вентиляционный ход расположился очень удачно. Осторожно ступая по неровному полу, Брант обнаружил еще один, по-видимому, изначальный вентиляционных ход — в укрепляющем стену камне обозначилось овальное отверстие. Ход засорился и забился — Брант не знал, когда тоннелем пользовались последний раз, но предполагал, что не менее столетия назад.
   Дальше тоннель загибался, и Брант что-то не помнил, чтобы этот загиб был отмечен на карте. Возможно автор тоннеля обходил здесь какую-нибудь гранитную глыбу.
   Дышать стало труднее, но Брант решил, что обойдется без дополнительной вентиляции. Он был у цели. По его расчетам, справа по ходу находилось основание особняка Фалкона.
   В несколько ходок Брант натаскал к нужному месту инструмент и приступил к работе. Ему очень не хотелось привлекать к делу Нико, но пришлось — он боялся провозиться слишком долго. Нико пришел от тоннеля в неописуемый восторг. Брант смотрел на друга круглыми глазами — он никогда раньше не видел Нико восторженным.
   — Это один из кротовых ходов, — объяснил Нико. — Здесь живут кроты!
   — А мамонты здесь не живут? — осведомился Брант.
   — Ты не понял. Кроты — это не собственно кроты, типа из семейства мышиных или там беличьих…
   — Грызунов, — подсказал Брант.
   — Кроты — это не собственно кроты, — терпеливо повторил Нико, — типа из семейства мышиных или беличьих, а такие люди. Они видоизмененные. Много лет, или веков, назад, они ушли под землю и с тех пор живут под землей. У них тоннели под всем миром. Я одно время с ними жил.
   — Ты и с эльфихой жил, если тебе верить.
   — С эльфихой я жил всего два дня. Недолго.
   — С кротами дольше.
   — Да. Некоторые из них помнят человеческий язык.
   — Прямо как мы с тобой.
   Нико засмеялся, обрадовавшись, что понимает юмор.
   Толку от него было немного, но лучше, чем ничего. Лопатой у него получалось резоннее, чем киркой. К утру лопата ударилась в известку.
   Брант выгнал Нико из пробитого ими тоннельного ответвления и освободил от глины и камня большую гладкую плоскость. На несущую конструкцию было не очень похоже. Впрочем, если особняк Фалкона завалится — черт с ним. Взяв свежую кирку, он жахнул ею в цементное перекрытие. Нико стоял сзади, светя факелом.
   — Убери факел к чертовой бабушке, — сказал Брант. — И так дышать нечем.
   Вскоре он понял, что работы здесь не на один час.
   Если бы только можно было выяснить, где находится потайной вход в подвал особняка, и как открывается. Волчонок за два года в особняке даже не заподозрил, что таковой есть!
   — Пошли, — сказал Брант.
   Нико ему пришлось подсаживать — сам бы Нико в лаз ни за что не забрался бы.
   В полдень, по уговору, помытый и переодетый в чистое Брант стоял у особняка Фалкона. Фалкон вышел в сопровождении Фокса и втроем они сели в карету и отправились на окраину.
   Музыканты репетировали в большом, просторном деревянном холле, наскоро для них сооруженном. Четыре лютни, шесть флейт, семь горнов, и один барабан. Глава Орок и Реестров натаскивал певцов и певиц — двух мужчин и трех женщин. Автор музыки сидел в отдалении и презрительно молчал.
   Фалкон и Брант зашли в помещение и сели в кресла, специально для них приготовленные. Музыкант подошел и низко поклонился Фалкону.
   — Прошу вас, — сказал Фалкон, — делайте вид, что меня здесь нет. Мы вам не помешаем.
   Репетиция возобновилась.
   — Вот примерно так все это и звучит, — сказал Фалкон Бранту некоторое время спустя. — Но звук теряется — то лютни пропадают, то голоса. Все из-за деревянных стен. А если стены из камня, то… вы понимаете? Это не речь, это пение с музыкой. То есть, это не традиционный театр. На Форуме все рассчитано так, чтобы было слышно в самых дальних рядах. Но там только говорят. Там пробовали играть музыканты — ничего не вышло. Эхо оглушает.
   — Я понимаю, — сказал Брант, кивая.
   Он действительно понимал, несмотря на то, что музыкальный слух отсутствовал у него начисто. Но действо ему явно нравилось, и Фалкон это оценил.
   Певец повел основную мелодию, певица подпевала ему контрапунктом, и паузы подчеркивались то лютнями, то трубами, то всем вместе.
   Зачем мне, девушка, почет и слава?
   Зачем мне власть, коль нет тебя со мною?
   Зачем мне слуг моих подобострастье?
   Оно мне все не нужно и противно.
   Певица подпела:
   О князь, не мучь меня.
   Певец продолжил:
   Я подвиг силы вовсе беспримерной
   Готов свершить, скажи лишь только слово,
   А можешь также высказать ты фразу
   Иль просто улыбнуться сладострастно.
   Певица подпела:
   О не томи меня, великий, умный князь.
   — А чего стихи такие нелепые? — спросил Брант тихо.
   — Стихи здесь не главное, — тихо объяснил Фалкон. — Сама музыка завораживает.
   Брант ничего не сказал. Может и завораживает.
   Горны грянули помпезно, повторяя мелодию, а потом разошлись с мелодией и прохрипели каденциями, усиливая звук.
   Певец запел:
   Душа моя — душа миллионера,
   А ключ искала ты совсем напрасно,
   Лежит тот ключ в кармане верного слуги моего
   И там, в кармане, как звездочка блещет, олицетворяя
   Счастие мое, переливающееся, как созвездие,
   При мысли, что тебе во всем признаюсь я.
   Певица подпела:
   Смелей!
   Брант не выдержал и хихикнул. Фалкон строго посмотрел на него.
   И все-таки к концу репетиции Бранту показалось, что он уловил суть. Певец и певица делали вид, очень неумело, что артанский князь и простая девушка умирают вдвоем в степи, судя по сюжету — от жажды. Князь лежал на спине и изредка что-то выпевал, а девушка надрывалась, стараясь перекричать неумолимый хор лютен и флейт, играющий простую, в четыре ноты, но очень торжественную мелодию, подчеркнутую глухими, раз в два такта, ударами барабана. Вдруг лютни и флейты замолкли, и девушка пропела семь нот разной высоты, тихо. Брант почти физически почувствовал, как нежная мелодия девушкиной партии заставила завибрировать его, Бранта, душу. А затем горны протрубили дважды, подряд, одну ноту — сначала коротко, потом длинно, и все смолкло.
   — Браво, — тихо сказал Фалкон.
   Брант удивленно смотрел, как Фалкон встал, подошел к сидящему в углу съежившись композитору, долго на него взирал, а потом кивнул одобрительно. Затем он пересек помещение и положил руку на плечо главы Орок и Реестров.
   — Это будет слушать весь город, — сказал он. — В ближайшее время. Слушать и восхищаться. А следующую пьесу надо написать — об освобождении Кронина. Материалов много — всего двадцать лет прошло, есть свидетели, я вам предоставлю их имена. Только одно условие — меня лично в главные герои не выводить. Во второстепенные можно.
   Музыкант был понятлив.
   Собственно, сие был социальный заказ на музыкальное действо о военном и народном подвиге, в которое следовало вставить Фалкона одним из героев, но так, чтобы он был в действии самый мудрый и величественный. И, естественно, никаких упоминаний о Зигварде, или даже о Буке.
   — А какие сроки? — спросил он заискивающе.
   — Чтобы было готово к представлению сразу после победы над мятежниками, — сказал Фалкон.
   На какое число запланирована эта победа музыкант спросить не посмел, но справедливо решил, что не раньше, чем через неделю, а это обнадеживало — в смысле сроков постановки.

* * *

   В княжеском дворце давали благотворительный бал в пользу беспризорных детей. Кто-то обмолвился, что, вроде бы, знаменитый астролог Базилиус вернулся из дальних странствий. Фалкону тут же об этом сообщили, и, не теряя времени и ничего никому не сказав, он оделся и, лично оседлав любимого своего иноходца, в полночь проследовал за город.
   Дверь ему открыла жена Базилиуса и сообщила, что муж ее очень устал и спит.
   — Разбудите его и скажите, что прибыл его коллега по Триумвирату.
   Она кивнула и пошла будить мужа. Заспанный Базилиус вскоре появился в голубом домашнем халате, разукрашенном золотистыми звездами и розовыми небулами. Увидев Фалкона, он слегка опешил.
   — В какой же мы нынче ипостаси? — спросил насмешливо Фалкон.
   — В заспанной, — ответил Базилиус без всякого акцента. — Пойдем в гостиную. Что тебе, собственно, нужно?
   В гостиной Фалкон сел в кресло, а Базилиус остался стоять, сунув руки в карманы халата.
   — Я несколько обеспокоен положением, — сказал Фалкон. — Мне было кое-что обещано, и я не вижу, как обещанное может сочетаться с назревающей гражданской войной. А тут еще ты куда-то исчезаешь.
   — Завтра наступает Год Мамонта, — напомнил Базилиус.
   — Наступает. И что же?
   — Год великих перемен.
   — Да, я понял. И?
   — Великие перемены не могут же взять и случиться при абсолютной стабильности.
   — Пусть так. Но мне ведь была дана власть над сердцами. Дана или нет?
   — Дана.
   — В Кронин является какой-то проходимец и без всяких чудес и Триумвиратов завладевает сердцами всех горожан, сердцами, кои по уговору принадлежат мне!
   — А где же твой наследник? — парировал Базилиус. — Ты собирался зачать наследника, дабы укрепилась власть твоя.
   — Нужны время и спокойная обстановка.
   — У тебя было двадцать лет.
   — Было. Но не было спокойствия.
   — Не было, — согласился Базилиус.
   — Ты не захватил ли Инструкции, когда из Вантита выезжал? — спросил Фалкон.
   — Нет, не захватил. Тебе прекрасно известно, что Инструкции из Страны Вантит вывозить нельзя.
   — Это возмутительно! — сказал Фалкон. — Это нарушает все уговоры и планы. У меня под боком сидит узурпатор и бряцает мечом. Хорошо, если столицу удасться отстоять. А если нет?
   — Нет так нет. Отступишь с войском на юг.
   — Я не могу уехать из столицы!
   — Почему?
   — Ты что, шавичами объелся? Ты вспомни, кто должен стать матерью моего наследника!
   — Я помню.
   — Она не может выехать из Астафии!
   — Может.
   — Как это — может.
   — Так. Может, — сказал Базилиус.
   — Постой, постой. Заклятие снято?
   — Да.
   Фалкон ударил себя по лбу.
   — Как он посмел!
   — Кто?
   — Волшебник! У нас был договор!
   Базилиус сел напротив и вперил мрачный взгляд в яростного Фалкона.
   — А ты забыл, что все договоры должны быть одобрены Триумвиратом?
   Фалкон поперхнулся от возмущения.
   — Во время заключения договора, — зловеще сказал он, — Триумвират временно прервал свое существование, ибо один из членов Триумвирата сам себя вывел из игры, целиком вжившись в придуманный им самим образ. Что мне было делать — волочь полоумного и ничего не понимающего астролога в столицу? При заключении договоров члены Триумвирата должны соображать, что делают!
   — У тебя был выход.
   — Какой?
   — Не заключать договор. Но тебе понадобилась именно эта баба.
   — Да, понадобилась.
   — Ну и вот.
   Помолчали.
   — Это ты потребовал снять заклятие? — спросил Фалкон.
   — Нет. Простой смертный. Вроде тебя. Вы все помешаны на заклятиях.
   — Кто?
   — Не твое дело.
   — Я требую, чтобы ты назвал его имя.
   Базилиус улыбнулся и пожал плечами.
   — Он ее любовник? — напрямик спросил Фалкон.
   Базилиус засмеялся.
   — Отвечай!
   — Ты не в Рядилище, — сказал Базилиус. — Не кричи и не приказывай. Ишь, раскомандовался.
   — Пусть Волшебник сюда приедет. Обсудим все это втроем.
   — Он не приедет.
   — Почему?
   — Не сочтет нужным.
   — Тогда я буду считать, что вы вдвоем меня просто обманули. Нет никакого Триумвирата.
   — Ну нет — так нет! Что же теперь делать, раз его нет. Если б он был — другое дело. А раз нет…
   — Птица и камень! — сказал Фалкон.
   Базилиус опять рассмеялся.
   — Друг мой Фалкон, — сказал он. — Предоставь Волшебнику и мне заниматься нашими делами и займись своими, а нас не впутывай. Власть ты получил — что тебе еще надо? Счастья и спокойствия тебе никто не обещал. Власть очень редко приносит счастье, и еще реже спокойствие. Я привез тебе тчаю несколько упаковок. Хочешь?
   — А может, — сказал Фалкон, вдруг успокоившись, — это и к лучшему.
   — Конечно к лучшему. Тчай будешь пить?
   — Буду.
   — Я приготовлю.
   Базилиус вышел. Фалкон, раздраженный, неусидчивый, возбужденный, вскочил и принялся шагать по комнате. Да, он простой смертный. Он многого не понимает, в отличие от Базилиуса и Волшебника. Это еще не повод морочить ему голову! Но надо решаться. Надо пойти на риск. На это только что намекнул Базилиус. Хочет Фрика того или нет, она станет матерью наследника. Или наследницы. Что делать, если родиться девочка? Хоть в Вантит беги. Шансы — пятьдесят на пятьдесят, не так ли. Надо рискнуть. Рисковали и раньше, рисковали круче, жизнь ставили на карту. Надо. В Астафии нестабильно, теперь еще этот Год Мамонта, власть уплывает куда-то, власть над сердцами…
   — Что ты так топаешь! — возмущенно сказал Базилиус, заходя. — Жену мне разбудил опять. Такой грохот, я уж думал — арабские сурсы идут нас упоминать. Не топай, сядь. Сейчас я тчай принесу.

* * *

   Разведывательный отряд из пятидесяти всадников имел приказ поворачивать обратно в Кронин, как только заметит врага. Официальная его миссия состояла в определении позиций войск Фалкона. Отряд проскакал весь день и всю ночь и войск не встретил. Показалось предместье. Командиру отряда даже пришла в голову авантюрная мысль взять город своими силами.
   На подъезде к окраине их встретил тысячный гарнизон. Миссия была, таким образом, выполнена — войска Фалкона позиционированы были на окраине Астафии — и нужно было возвращаться. Кронинцы развернулись и поехали себе по Северной Дороге, никого не трогая и не беспокоя, но менее чем через час путь им перекрыл отряд, превосходящий их численностью в пять раз. После короткой перестрелки и яростной попытки прорваться, кронинцы сдались в плен.
   Это было частью их неофициальной миссии, но они об этом ничего не знали.

* * *

   На всякий случай Брант стал заворачивать кирку в бархатное полотно, прежде чем долбить ею стену. Нико работал ломом, тоже обернутым материей, и часто останавливался, рассказывая невразумительные истории из жизни известных драконоборцев. Бранта он считал хорошим любителем, которому здорово повезло в схватке и еще больше в том, что Нико был рядом и добил дракона импровизированной палицей. Меч дракону в пасть, кстати говоря, Брант всадил неправильно, за передние резцы, в то время как лучше было бы всаживать его за правый глазной зуб, ибо там совсем рядом находятся нервные центры, ответственные за левитацию. Если бы Брант всадил меч за глазной зуб, дракон не смог бы взлететь.
   Они углубились в стену на четыре фута, потом на пять. Брант подумал, что логичнее было бы взять ниже, выше, или вбок. Или даже вверх! С чего это он взял, собственно говоря, что Фрику держат именно в подвале?
   Он стал думать, с чего он это взял, и получалось, что ни с чего. Ее вполне можно было запереть в одной из спален. Правда, это было бы связано с определенным риском — по дому шляются слуги, камердинер, дети слуг, и так далее. Но, в общем, наитие играло непомерно большую роль в его расчетах.
   Кубик, правда, горел очень ярко, но Брант приписывал это темноте вокруг.
   В три часа утра он понял, что на сегодня — все. Левая рука стерлась в кровь, правая саднила, глаза болели от известняковой пыли.
   — Непривычен ты к таким делам, — сказал Нико, опираясь на лом. — Вот, посмотри на мои руки — даже мозолей нет. Мы, когда строили укрепления, сутками камень долбили.
   Они вылезли на воздух.
   Над городом зависла полная луна. Следующий день намеревался быть кануном Года Мамонта.
   Всю неделю до этого дни в городе стояли теплые, осень затянулась. Снега в центре еще ни разу не было. На одной из окраин упало несколько снежинок дня три назад.
   Брант и Нико проследовали к скверу возле Площади Правосудия, ибо там находилась таверна, двери которой не запирались на ночь, и где можно было выпить и еще раз выпить в любое время суток. На этот раз двери оказались глухо запертыми, а окна темными. Странно. Нико споткнулся и упал. Брант намерился было заворчать, но чуть не упал сам. Нагнувшись, он поднял с земли камень.
   Обыкновенный камень, небольшой, раза в четыре меньше булыжника. Брант бросил камень и тут же наткнулся на еще один, тех же размеров. И еще один. И потом еще один. Брант пошел вдоль стены. Камни лежали на каждом шагу. Они не отвалились от стен и не были частями булыжников, они были другой породы. Брант хорошо знал местность — район содержался в относительной чистоте, мостовая всегда была гладкая, и никаких рассыпных камней здесь раньше не было. Их явно сюда доставили с окраины. Кто же этот мальчик-с-пальчик, и с какой целью он их сюда накидал?
   — До чего все-таки неухоженный город, — сказал Нико. — Сразу видно, что не до конца ниверийский. У славов и даже у артанцев понахватались. Улицы никто не чистит, вон сколько камней. Вообще города — не настоящая ниверийская традиция. Старая Ниверия вся состояла из крепостей. Самая большая крепость считалась столицей. Название я забыл.
   — Уеба, — подсказал Брант.
   — Сам ты уеба! — рассердился Нико. — Не оскорбляй мой патриотизм. Ты все детство и юность со славами путался в Колонии, и я понимаю, что ты не целиком наш, не лоялен, но имей уважение ко мне!
   — Тише, — сказал Брант, прижимая палец к губам. — Заткнись.
   Он показал пальцем на темную фигуру, следующую вдоль стены к проулку. На плече у фигуры помещался мешок.
   — Это колдун, — сказал Нико. — Не подходи близко. Он в этот свой мешок грехи собирает.
   — По-моему, наоборот, — заметил Брант.
   Фигура бросила на мостовую камень и, запустив руку в мешок, вытащила следующий.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. ЗАГОВОР

   Если бы кто-нибудь наблюдательный стоял бы в тот вечер напротив дома, где Синекура снимала квартиру, он бы заметил некую странность в поведении ее клиентов. Они прибывали — кто пешком, кто в карете — договаривались с Синекурой о цене, заходили — в дом, где она снимала квартиру, а не куда она обычно их заводила — и вскоре, меньше чем через четверть часа, она появлялась на улице опять, одна. А куда девался клиент — неизвестно. Неординарно наблюдательный человек, следящий за действом, заметил бы и узнал, под легким гримом, весьма известных в городе персонажей в числе клиентов Синекуры в тот вечер.
   Ближе к полуночи, Синекура зашла в дом с очередным клиентом, и он тоже куда-то пропал, но на этот раз вместе с ней — на улице она не появилась ни через четверть часа, ни через час.

* * *

   Дверь в квартиру Синекуры заперли на оба засова, зажгли свечи в трех канделябрах, и сели вокруг стола. Всего в квартире было пятнадцать человек.
   — Ждать больше нельзя, господа, — сказал благообразный спутник Боара. — Мы упустим время. Этот Лжезигвард, будь он неладен, перепутал нам все карты. Что скажете?
   — Все готово, — раздался голос из одного из темных углов. Обладатель голоса смотрел в окно, будто чего-то опасаясь. — Все военачальники, которых можно было подкупить, подкуплены. Треть членов Рядилища на нашей стороне. Вербовать еще кого-то было бы опасно. Народ напуган и озлоблен. Если мы выступим сейчас, у Фалкона не будет никаких шансов.
   — У Фалкона очень много верных сторонников из охраны и тайной службы, — заметил кто-то рассудительным баритоном. — Вы все уверяете, что произойдет бескровный переворот. Бескровных переворотов, господа мои, не бывает.
   — Сейчас речь не об этом, — вмешался благообразный. — Безусловно, риск есть, и стычки будут. Но главное — мы должны быть уверены в себе. Мы до сих пор не утвердили программу. Мы возьмем власть — и что же? Что мы скажем народу? Есть два предложения, и ни одно из них не кажется мне убедительным. Давайте сделаем так. Давайте весь следующий час посвятим форме правления и распределению должностей.
   — Так мы решили выступать сейчас? — спросил кто-то, до сих пор скромно молчавший.
   Все лица повернулись к спрашивающему.
   — Да, господин мой, — сказал благообразный. — Да, Великий Князь. Мы выступаем сегодня ночью. Примерно через два часа.
   — Я бы не рекомендовал выступать именно сегодня, — сказал Бук. — Лучше завтра. Завтра Фокс и его люди будут в отлучке. Сегодня они на дежурстве, и я бы не хотел с ними связываться.
   — У нас нет выхода, — настаивал благообразный. — Господа, некоторые из военачальников уже предупреждены и ждут. Если мы еще раз их разочаруем, мы поставим и их, и себя в очень опасное положение, ничего ровно не добившись и не совершив.
   — Лжезигварда ожидают со дня на день, — сказал кто-то.
   — Ерунда, — возразил благообразный. — Это все фалконовы провокации. Окраину сожгли сами фалконовцы. Я не удивлюсь, если узнаю, что Лжезигварда придумал сам Фалкон. Кто его видел? Где свидетели? Северная Дорога охраняется, всех, кто направляется в Кронин, останавливают и разворачивают. Боар, скажите им.
   Боар наклонил голову, раздумывая.
   — Да, есть такая теория, — сказал он. — И, знаете, ее очень трудно опровергнуть. Действительно, никаких доказательств того, что нам рассказывают про Кронин, нет. Возможно, все это просто запугивание народа. Я хорошо знаю кронинцев, я сам прожил в Кронине всю сознательную жизнь. То что, по официальной версии, произошло в Кронине, произошло слишком быстро. Взяли и поверили, взяли и перешли под знамена.
   — Но Неприступница действительно исчезла, — сказал кто-то надменный, очевидно, вхожий в княжеский дворец.
   — И о чем же это говорит? — возразил Боар. — Может, она на юг уехала. Может, ее заточили в темницу. Народ любит ругать предателей, и особенно предательниц. Вот ему и дали объект. Князь, Неприступница действительно отсутствует?
   Все повернулись к Великому Князю. Он вдохнул.
   — Да, — сказал Бук. — И меня это очень тревожит. Фалкон что-то задумал.
   — Тем более надо действовать прямо сейчас, — сказал благообразный.
   Бук промолчал.
   — Итак, форма правления, — сказал благообразный. — Первый вариант — диктатура, второй — республика. Если мы идем по линии диктатуры, диктатора надо выбирать прямо сейчас. Если республика, нужно выбрать — не знаю, парламент, что ли. Слово Рядилище навсегда дискредитированно. Но, опять же, делать это нужно сейчас. Князь, что скажете?
   — Я уж говорил, и сейчас говорю, — сказал Бук. — Меня устроит любой из вариантов. Я участвую в этом деле на равне со всеми и ни на что не претендую. Я знаю все ходы и выходы в особняке Фалкона и во дворце. Все, что от меня требуется — провести нужных людей в нужные помещения, действуя, если понадобится, собственным именем. Я до сих пор не участвовал в политике, и начинать не собираюсь. Если вы просто интересуетесь моим мнением, мне больше импонирует республика. В Троецарствии давно не было республики, много веков уже. Это неестественно, режимы должны меняться время от времени. Диктатура — та же княжеская власть. Диктатор избирается до конца жизни, и назначает себе преемника. Чем это отличается от монархии — неизвестно.
   — Хорошо, — сказал благообразный. — Кто за республику, поднимите, пожалуйста, руки.
   Несколько человек подняли руки. Благообразный пересчитал их, оказалось девять рук.
   — Кто за диктатуру? — спросил он.
   Поднялось семь рук.
   — Так дело не пойдет, — сказал благообразный. — Нельзя одновременно голосовать за диктатуру и республику. Кто-то поднял руку два раза.
   Все посмотрели друг на друга.
   — Вроде нет, — сказал Боар.
   — Как же нет! — возразил благообразный. — Девять и семь — шестнадцать. Голосовавших за республику, вместе со мной — девять. Плюс семь за диктатуру. А нас здесь должно быть пятнадцать. А получается шестнадцать.
   Проголосовали еще раз. На этот раз все сошлось — восемь за республику, семь за диктатуру.
   Начали обсуждать строй и законы.

* * *

   В соседней комнате, исполнявшей обязанности спальни, Синекура сидела у окна, подперев голову кулаком, и ни о чем не думала.
   — Здравствуй, — шепнул кто-то около ее уха.
   Она было вскрикнула, но ей зажали рот.
   — Шшш, — сказал зажавший. — Не кричи. Это я. Не рвись. Не рвись, тебе говорят! Успокойся. Сейчас я тебя отсюда уведу. Тебе ничего не грозит. Мы уедем далеко-далеко и будем жить очень мирно и в тоже время весело.
   — Нет, — сказала она одними глазами.
   — Тихо, — сказал он и отнял руку от ее рта.
   — Что ты здесь делаешь?
   — Я здесь как частное лицо, — сказал Хок. — Ты только не волнуйся так.
   — Уходи немедленно! С тобой охрана?
   — Нет. И никуда я без тебя не пойду. Я думал, ты в Сейской Темнице. Я там все вверх дном перевернул, нескольких вывел из строя, а тебя не нашел. Ну, потом навел некоторые справки. А чего ты сбежала, я до сих пор не знаю. И это не важно.
   — Я сбежала потому, что ты хотел меня убить.
   — Я?!
   — Ты.
   — За что?
   — За Бранта.
   — Опять Брант! Везде Брант! — возмутился Хок, хоть и не очень громко. — Вездесущий, всемогущий Брант. Аврора, я не мог тебя убить. И сейчас не могу.
   — Я тебе не верю.
   — Я люблю тебя.
   Он отпустил ее и выпрямился. Она посмотрела на него затравленным взглядом.
   — Тебе очень нужно, чтобы я тебе поверила?
   — Да.
   — Опять какие-то козни?
   — Козни? Козни у тебя в гостиной… у тебя… ну и квартирку ты наняла… так вот, козни за той дверью. Пятнадцать идиотов делят власть, которую они не взяли, и не возьмут.