Страница:
Роман
---------------------------------------------------------------------
Книга: Л.Соболев. "Капитальный ремонт"
Издательство "Художественная литература", Москва, 1989
Художник А.Никулин
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 20 февраля 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Роман "Капитальный ремонт" - одно из лучших произведений известного
советского писателя Л.Соболева (1898-1971). Посвящен жизни русского
дореволюционного флота.
Содержание
Вс.Сурганов. "О.Р." - основная работа
Капитальный ремонт
Часть первая
Часть вторая
Словарь морских терминов
Роман "Капитальный ремонт" впервые увидел свет в 1932 году на страницах
журнала "Локаф"* - ныне "Знамя". В 1933 году вышел отдельным изданием. В
течение шести последующих лет переиздавался семь раз подряд. Его перевели на
языки народов СССР, выпустили в Англии, Польше, Финляндии, Франции,
Чехословакии, США. В рабочих клубах и армейских частях, на боевых кораблях и
в сельских библиотеках шло оживленное обсуждение полюбившейся книги. О ней
жарко спорили критики. Ее высоко оценил на Первом съезде советских писателей
А.М.Горький, отметив появление в нашей литературе еще одного самобытного
мастера.
______________
* ЛОКАФ - литературное объединение Красной Армии и Флота.
Роман не был автобиографичным в традиционном понимании. Тем не менее
его сюжет, ключевая идея, характеры главных персонажей были органично
связаны со всем, что пережил и перечувствовал молодой художник в
предшествующие бурные годы.
Леонид Сергеевич Соболев (1898-1971) родился в Иркутске, в небогатой
дворянской семье. Мальчик, подрастая, все больше мечтал о море и кораблях.
Примером ему служил Александр - любимый старший брат, который, блестяще
окончив в 1909 году гимназию, сразу же направил прошение о принятии его в
петербургский Морской корпус, а по его окончании, с весны 1913 года, принял
командование орудийной башней линкора "Павел Первый". Леонид к этому времени
тоже перебрался в столицу, учился в Третьем Александровском кадетском
корпусе, наведываясь к брату на корабль при каждой возможности. В мае 1916
года, в разгар военных действий на Балтике, будущий писатель поступает в
заветное Морское училище (так был переименован к тому времени Морской
корпус). А год спустя, избранный после Февральской революции членом
училищного комитета, уходит в море в должности матроса-сигнальщика на
миноносце "Стройный". Так получает он "крещение" войной и революцией. То же
"крещение" обрел и Александр, которого восставшие матросы "Павла",
расправившись с офицерами-"драконами", выбрали в судком, оказав ему тем
уважительное доверие.
Оба брата с честью это доверие оправдали, пройдя через жестокие
испытания гражданской войны, обороняя Кронштадт и Красный Питер от
интервентов и белогвардейцев. С марта 1919 года Леонид Соболев начинает
действительную флотскую службу уже в командирском звании. Служба эта - на
миноносцах, тральщиках, на линкоре - продолжается вплоть до 1931 года:
молодой штурман увлеченно помогает возрождать и строить Балтийский флот.
Одна из активных форм этой помощи - сотрудничество в журнале
"Краснофлотец" и первые писательские опыты - рассказы, очерки, юморески. И в
их числе рассказ "Историческая необходимость" (1926), из которого несколько
лет спустя вырос "Капитальный ремонт".
Очень большую роль в создании романа, в формировании политических
взглядов автора и его исторической концепции сыграли Вс.Вишневский, Н.Мамин,
Н.Свирин, Р.Мессер, Вл.Кнехт и другие товарищи Соболева по
Ленинградско-Балтийскому отделению ЛОКАФа. Во всяком случае, говоря об
истории "Капитального ремонта", писатель-моряк неизменно и благодарно
называл ЛОКАФ и Красный Флот в числе своих "соавторов".
Дальнейшая его судьба была долгой и славной. В качестве военного
корреспондента он принял участие в Финской кампании 1939-1940 годов, в
Великой Отечественной войне. Сборник его рассказов и очерков "Морская душа"
(1942) стал одной из самых признанных книг военной поры. В 1954 году
появилась повесть "Зеленый луч". Много сил потребовала от Леонида Соболева
общественная работа, и прежде всего создание в 1958 году Союза писателей
РСФСР и руководство им на протяжении двенадцати лет. Но все эти годы и
десятилетия он мечтал вернуться к продолжению романа, который остался для
него самым дорогим из всех замыслов и творений.
Первые же страницы "Капитального ремонта" поражают резкими контрастами.
Действие развертывается на линкоре царского флота в самый канун первой
мировой войны. Перед нами чудовищный образ боевого корабля, превращенного в
"остров плавающей стали". Самое страшное качество этого мира - его
бесчеловечность. Здесь нет людей. Здесь несут службу матросы и офицеры - две
касты, между которыми пролегла вековая пропасть ненависти и вражды.
Внешняя налаженность, сияние безукоризненно выскобленной палубы и
надраенной "медяшки" прячут ледяную черноту трюмных карцеров и спертый
воздух матросских кубриков. За каждым блестящим кителем, за раздушенной
физиономией какого-нибудь лейтенанта Греве или кавторанга Шиянова писатель
вскрывает отвратительные признаки гниения - от животной ненависти к матросам
вплоть до проигрыша казенной суммы и тщательно скрываемой венерической
болезни.
Наиболее полно раскрывается изнанка флотского великолепия в трагической
истории с кочегарами. Сцена перед непокорным, но все-таки еще миролюбивым,
еще не потерявшим веры в справедливость матросским строем, встревоженные
офицерские разговоры, наконец превосходно показанная комедия военного
судилища выявляют до конца и провокаторскую натуру Греве, и трусость
Шиянова, и торжество пресловутого мичмана Гудкова, чувствующего себя во всей
этой полицейско-сыскной атмосфере как рыба в воде.
Самой "закономерностью" расправы над заведомо неповинными людьми
Соболев убеждает нас, что любая жестокость "драконов" - не просто их личное
качество. Это следствие всей природы царизма. В бесчеловечной сущности
"острова плавающей стали" проступают черты жестокого старого времени. И
потому вся ненависть молодого писателя к этому времени вспыхивает очищающим
пламенем воинствующего гуманизма. Это - добрая, хотя и разгневанная сила,
которая вносит в роман победные, утверждающие нотки. Она рождает лирическую
наполненность книги, ее звонкие краски и пронизывающую иронию. И главным ее
источником становятся страницы, где Соболев заводит речь о людях, которые и
в страшных условиях не перестали быть людьми.
Разумеется, к этой категории относятся далеко не все матросы. Соболев
отлично видит и таких "нижних чинов", кто неплохо чувствует себя на царском
корабле, - стоит лишь вспомнить бравого унтера Белоконя или предавшего
товарищей "крепкого мужичка" Филиппа Дранкина. Но рядом с ним еще более
выразительны и близки нам утомленные кочегары с лицами, покрытыми угольной
пылью, молчаливый матрос Силин или бойкий на язык вчерашний питерский
мастеровой Кострюшкин. И чем более вглядывается художник в судьбы и души
людей в "синем рабочем", тем явственней оживает, теплеет, очеловечивается в
романе неуклюжее бронированное чудовище.
Рядом с безжалостной и обреченной темой "острова плавающей стали",
сопротивляясь ей, возникает, набирает силу тема "корабля-друга". В
контрастах, все более резких столкновениях чередуются "матросские" и
"офицерские" эпизоды. И мы чувствуем, как нарастает в матросских сердцах
протест против несправедливости. В глухо закипающую борьбу с ней включаются
не только люди, но и сам линкор: образ матросской массы, воссозданный в
новых революционных традициях нашей молодой литературы - традициях "Чапаева"
и "Железного потока", - неразрывно сливается с образом живого, протестующего
и борющегося корабля.
Под воздействием этой борьбы и формируются характеры главных героев
первого тома: лейтенанта Николая Ливитина и его младшего брата Юрия -
гардемарина Морского корпуса.
Именно Николай с наибольшей откровенностью разъясняет брату корыстную
основу "благородной" военной профессии, насмешливо ниспровергая "кадетский
патриотизм", придуманный на потребу "митюх" и безусых гардемаринов.
Естественно, что и сам он воспринимается вначале как циничнейший из "жрецов
службы и моря", - не чужие ведь, а собственные мысли высказываются им, да и
внешне как будто ничем не выделяет его Соболев из офицерской среды.
Однако после нескольких глав наше отношение к Николаю меняется.
Становится все очевидней, что перед нами энергичный, умный и беспомощный
человек, который вынужден прятаться в эгоцентризм, как в скорлупу, от
"организованного абсурда", царящего на флоте и мешающего ему, моряку по
призванию, по самому складу души, любить свой корабль и Родину и служить им
верой и правдой. Но вот надвигается война, и в душе лейтенанта зреет
предчувствие невиданных перемен. Непривычно странное, неожиданное стремление
заглянуть в душу матроса, в те самые ее печали, о которых он с такой иронией
лишь недавно толковал брату, вдруг властно охватывает Николая. И чем сильнее
это стремление, тем быстрее ползет трещина между ним и его золотопогонными
сослуживцами, и мы ясно видим, как постепенно, но неудержимо расходятся ее
края под нажимом Времени.
Время стучит и в юношеское сердце Юрия Ливитина. Глубинное развитие
этого характера еще более противоречиво, потому что ухватил его художник в
самом бурном процессе становления и с гораздо большей определенностью
нацелил в краснофлотскую современность конца 20-х годов. Качества будущего
царского офицера и качества будущего командира Красного Флота - еще только
предпосылки в его развитии, но они уже живут, уже борются между собой, и
автор зорко и заинтересованно следит за всеми перипетиями разгорающейся
борьбы и сам участвует в ней, сочувствуя, издеваясь и негодуя.
Быть может поэтому, когда речь заходит о младшем Ливитине, в авторском
тоне нет того уничтожающего сарказма, с каким он говорит о "жрецах службы и
моря". Здесь главное его оружие - насмешка, больно бьющая по юношескому
самолюбию. Иронизируя, а то и откровенно смеясь, рисует Соболев злоключения
гардемарина: то его задерживают на рассветной палубе в кальсонах, то он
неуклюже пытается "соблазнить" горничную Наташу по всем "правилам",
вычитанным из бульварных романов.
За этим обличающим, но и облегчающим смехом проступает симпатия к
герою. Истоки ее в горячей и по-своему бескорыстной влюбленности Юрия в море
и корабль, в его тяге к матросам. Пусть все это юноша взрастил в себе,
"Станюковича начитавшись", - Соболев то и дело язвит по этому поводу... Но
из-за локафовских выпадов на каждом шагу пробивается его собственная давняя
приверженность к поэтическим страницам флагмана русской морской литературы.
В пору первого знакомства с "Капитальным ремонтом" далеко не все
читатели сумели понять диалектическую природу характеров братьев Ливитиных.
Даже многие профессиональные критики видели в Николае и Юрии лишь блестяще
разоблачаемых представителей офицерской касты. Писатель подтвердил
неизбежность внутренней перестройки своих героев в четырех новых главах
романа, которые были опубликованы в первой половине 1962 года и которыми
завершается ныне "Капитальный ремонт".
Эти главы воспринимаются как первый подступ к развязке обозначенного
Соболевым острейшего социально-психологического конфликта. Решающим толчком
здесь служит весть о войне, сигнал тревоги, по которому извлекаются из сейфа
строго секретные пакеты, готовятся выйти в бой корабли, и первая
заградительная мина - первая из многих тысяч, которые вскоре заполнят
Финский залив, тяжело скатывается в волны. Страна, флот, люди перешагивают
некий качественный рубеж времени.
Он становится для братьев Ливитиных рубежом повзросления. Теперь уже
каждому читателю видно, что не только Юрий, но и рисующийся своим цинизмом
Николай продолжали до этого момента питать какие-то иллюзии: Юрий - о
воинской славе, ждущей его в неминуемом и немедленном морском сражении,
коим, по его мнению, обязательно должна открыться война, Николай - о
возможности хоть как-нибудь воздействовать на неотвратимый ход событий,
грозящий флоту разгромом. Но каждая из судорожных попыток реализовать эти
стремления терпит крах. Обстоятельства сильнее - те самые, которые так
неумолимо и жестоко решили в свое время судьбу кочегаров. Царизм,
воплощенный в "организованном абсурде" всего хода государственной и флотской
жизни, заведомо не способен к активной встрече с врагом, а тем более к
победе. Он приговорен к смерти самой историей. И жуткая тяжесть этого
приговора уже не просто гнетет Николая. Мучительно и гневно сознавая свое
бессилие, он начинает всерьез размышлять о неизбежной и желанной теперь для
него революции.
Не легче и Юрию. Не потому ли иронические нотки, привычно звучащие в
посвященных ему строках, почти неприметно для нас сменяются драматическими,
а насмешливо поданный эпизод "соблазнения" Наташи выступает теперь в
многозначительном контрасте со страницами, рассказывающими о неожиданной и
горькой, о прощальной бабьей ласке, которой дарит юношу горничная Сашенька,
провожая его. Что с того, что "набег на славу" не удался. Ведь в этом порыве
Юрия не было на сей раз ничего позорного, и грозовая туча войны еще тяжелей
нависает над ним, над Николаем, над Сашенькой - над всей страной. И потому
обжигающий его губы Сашенькин поцелуй остается за ним по праву - ему нечего
стыдиться, его бой по-прежнему близок и неотвратим...
Не менее близка и неотвратима теперь решающая встреча Николая и Юрия с
теми героями романа, которые в первых его главах оставались на втором плане.
Большевики-подпольщики Кудрин, Волковой, Тишенинов выдвигаются вперед всем
развитием действия, всем ходом событий закономерно и неизбежно, как
единственная по-настоящему активная и целеустремленная сила истории.
Обращенный своим содержанием в прошлое, впрочем, тогда не столь уж
далекое, "Капитальный ремонт" был органично связан с временем, его
породившим.
То было время "великого перелома" - семилетие между 1927 и 1934 годами,
которое ныне являет нам как трудно постижимое сочетание созидательского
энтузиазма и возрастающей трагичности. Уже утверждался сталинский культ и в
ходе "сплошной", "ударной" коллективизации, в обстановке "головокружения от
успехов" множились числом незаконные "раскулачивания", аресты и ссылки. Но
все это, до какой-то поры, воспринималось подавляющей частью современников
как неизбежные издержки и жертвы борьбы за социализм в ходе его развернутого
победного строительства, зримо-весомого, как шпалы Турксиба и домны
Магнитки.
Людям, особенно тем, кто сумел, на их взгляд, избавиться от груза
дореволюционных предрассудков и радостно почувствовать свою приобщенность к
ритмам и лозунгам времени, на некий срок помстилось тогда наивно и
счастливо, что они окончательно познали законы исторического развития и даже
овладели главными его рычагами, потребными для возведения еще небывалого в
веках государства трудящихся.
Отсюда - крайне характерное для тех бурных лет страстное, можно даже
сказать пристрастное, отношение к истории и к современности в их
сопоставлении и контрастах. Хозяйски "осваивает" историю и набирающая
зрелость наша литература. Мысли об эпических полотнах, достойных
происходящего, звучат в письмах и статьях М.Горького, А.Толстого,
А.Серафимовича, Д.Фурманова, начинают воплощаться в первых томах "Клима
Самгина", "Тихого Дона", "Хождения по мукам". То же ощущение породило
советский исторический роман. Обращаясь к истории, художники прежде и больше
всего стремились понять свое время.
В том же направлении развивалась и оборонная тема. Военная угроза
росла, и в ответ на нее росли Вооруженные Силы Страны Советов. Проблема
патриотизма и воинского долга, отношения между командиром и подчиненным,
складывающийся облик советского военного профессионала - вот что
интересовало локафовских авторов, и особенно А.Новикова-Прибоя,
Вс.Вишневского, В.Лавренева, С.Колбасьева. Стремясь понять те сложные
процессы, которые происходили в начале 30-х годов в армии и на флоте, они
обращались к их октябрьским и предоктябрьским истокам.
Леонид Соболев не был среди них исключением. Но, как и во всяком
настоящем художнике, эти тенденции проявились в нем и в его романе
по-своему. И прежде всего они проявились как флотская устремленность,
интерес к формированию советской морской души, к рождению командира.
"Капитальный ремонт" был задуман и выполнен как первая часть эпопеи, глубоко
современной не только по духу, но и по содержанию; как начало оборонной
эпопеи о вчерашнем и сегодняшем дне Красного Флота, готовящего себя к
завтрашним классовым боям. Роман посвящался людям большой и нелегкой судьбы,
с которой неразрывно сплелась судьба самого писателя.
Отсюда беспокойный характер еще одного главного героя в "Капитальном
ремонте" - его лирического героя-повествователя. Он предстал перед
советскими читателями начала 30-х годов как молодой их современник - товарищ
и ровесник строителей Магнитки и Днепрогэса, командир РККФ*, зорко следящий
за зловещими махинациями керзонов и Пуанкаре у границ Республики. Он принес
в роман горячее дыхание своей поры, ее революционный пафос, ее иронический и
негодующий голос. Он заставил книгу откликнуться на самые актуальные
политические проблемы тех лет и отразил в ней собственное ощущение времени и
понимание исторического процесса.
______________
* РККФ - Рабоче-Крестьянский Красный Флот.
Именно так воспринимаются развернутые "лирико-публицистические
отступления", как назвал их сам автор, - важнейшая художественная
особенность романа, его главная новаторская черта. Действие происходит в
прошлом, но сам-то писатель непрерывно вмешивается в это действие,
взволнованно его переживает и комментирует. Его взгляды на жизнь, на историю
России, на флотскую службу сталкиваются в непримиримой схватке с ложными
идеалами Юрия Ливитина, с реакционным мировоззрением действующих в романе
офицеров царского флота, со взглядами, остатки которых мешали строительству
флота советского.
Так получили широкое типическое обобщение автобиографические элементы
"Капитального ремонта". Голос лирического героя-повествователя зазвучал
здесь как голос целого поколения. И в этом проявилось замечательное качество
современности книги, построенной, казалось бы, на традиционной, сугубо
исторической основе. То был важный вклад ее автора в формирование метода
социалистического реализма.
С не меньшею силой выявилось и гуманистическое, антивоенное начало
романа. Это была самозабвенная, яростная атака на бесчеловечную
империалистическую политику: яркое художественное воплощение ленинской мысли
о необходимости неустанно разоблачать тайну, в которой рождается чудовище
войны, раскрывать все и всяческие империалистические сговоры и махинации.
Однако молодой художник, уже получивший широкое и заслуженное
признание, не переставал размышлять над своей работой, углубляя и уточняя
прежде всего именно историческую концепцию. Он почувствовал элементы
упрощенчества в собственном образном толковании русской военной истории,
принял как должное упреки товарищей, которые считали, что военная сторона
флотской жизни показана у него мало. Сам он говорил тогда же о том, что
русский флот кануна первой мировой войны усилиями прогрессивно настроенных,
смело мыслящих офицеров, вроде того же Николая, был гораздо лучше
подготовлен к боям, нежели накануне Цусимы, - в артиллерийском и минном
деле, в организации разведки. И вообще как раз в пору появления двух первых
частей "Капитального ремонта" взгляд на историю России, особенно же на ее
военно-патриотические традиции, начал ощутимо меняться. Следует помнить, что
надвигались новые бои, - в год выхода романа до начала второй мировой войны
оставалось всего семь лет, до начала же Великой Отечественной - девять.
В конце 20-х - начале 30-х годов тяжеловесно-торжественное название
Соболевского линкора "Генералиссимус граф Суворов-Рымникский" не без иронии
обыгрывалось автором и с пониманием воспринималось читателями как еще один
замшелый символ самодержавия. Вдобавок оно недвусмысленно ассоциировалось с
живо-памятным названием другого, реального корабля - "Князь
Потемкин-Таврический" (вспомним, кстати, что как раз в те годы мятежный
броненосец совершал триумфальный рейд по киноэкранам республики в пламенном
фильме Эйзенштейна). Но к началу сороковых имя и образ создателя "Науки
побеждать" обрели для современников совершенно иное содержание - в том числе
и в литературе, в театре, в кино.
С другой стороны, как мы знаем, тогда же подверглась коренному
"пересмотру" история гражданской войны, а судьба очень многих ее героев,
которые к 30-м годам занимали высокие командные посты в армии и на флоте,
обернулась трагически. Это обстоятельство не могло не дезориентировать и
автора "Капитального ремонта", положившего, как известно, в основу
изначального замысла историю командных кадров флота.
Наконец, само нарастание грозовых событий вовсе остановило работу над
романом, потребовав от писателя-оборонника решительного поворота к
современности. Этап "Капитального ремонта" сменился в его творчестве этапом
"Морской души"...
Когда же, три десятилетия спустя, Соболев возвратился к заветным папкам
с шифром "О.Р." - "Основная Работа", ему стало очевидно, что действие романа
настолько отодвинулось в прошлое, что в нем решительно возобладали черты
традиционного исторического жанра. Соответственный характер получила и
работа над его продолжением - писатель решительно углубился в изучение
российской общественной атмосферы 1914-1917 годов, и прежде всего в историю
военных операций на Балтике. Отбор материалов, обдумывание и обработка их
продолжались до последнего дня. Контуры третьей части уже определились в
воображении художника, первые фрагменты новых глав легли на бумагу. К
сожалению, довести до конца этот главный труд своей жизни Соболеву не
пришлось.
Означает ли это, что "Капитальный ремонт" - вещь, так и не
состоявшаяся? Надо полагать, подобный подход был бы ошибочным. Можно
сожалеть лишь о невоплощенных замыслах, продолжающих открытую Соболевым
эпическую тему. О том, что не воссозданы им полузабытые ныне страницы
героических сражений русского флота на Балтике в годы первой мировой войны
или грозные подробности революционного взрыва на эскадрах, стоявших в
Кронштадте, Ревеле, Гельсингфорсе в начале марта 1917 года. Мы так и не
узнаем ничего о путях, которыми братья Ливитины приобщатся к революции, если
не считать двух эпизодов "перевоспитания" Юрия, положенных в сюжетную основу
рассказов "Перстни" и "Экзамен", которые сейчас открывают сборник "Морская
душа", но в первоначальном варианте создавались как главы, продолжавшие
"Капитальный ремонт".
Все это так. И тем не менее то, что составляет ныне художественный
монолит романа, обладает всеми признаками завершенности. И не удивительно.
Несколько раз в беседах с автором этих строк Леонид Сергеевич говорил, что,
перевалив на восьмой десяток, он не дает себе права забывать о том, что его
труд над романом может прерваться в любой день. И поэтому каждую новую главу
он, помимо всего прочего, обдумывает и пишет с таким тайным расчетом, чтобы
она, "в случае чего", могла стать "точкой", поставленой в финале. Думается,
теперь это желание художника не только может, но и должно быть раскрыто. Да,
собственно, и без того видно, как стягивает в финальный узел все сюжетные
линии книги ее теперешняя последняя, пятнадцатая глава, оставляя, вместе с
тем, автору возможность нового взлета. И если мы так и не дождались еще
одной эпопеи, то, во всяком случае, роман "Капитальный ремонт" вошел в
советскую литературу законченным. Вошел прочно и навсегда, как одно из
подлинно классических ее произведений.
Всеволод Сурганов
Неизменному другу - О.И.
Койка покачивалась и подрагивала, равномерный грохот машин углублял
утренний молодой сон, но что-то зазвенело тревожно, непрерывно и
настойчиво... Пожарная тревога! Судовой номер сорок пять - значит, рожок No
15 в правом офицерском коридоре... Юрий Ливитин быстро сел, привычно
протянул руки к натянутым парусиновым бортам койки, чтобы спрыгнуть на
палубу и бежать на свое место. Но руки не нашли опоры и скользнули по
ворсистому одеялу. В купе - солнечная полутьма синих штор, вагон мягко
гремит и покачивается, и никакого рожка No 15 нет. Отпуск! Три свободных дня
вне корабля, тревог и дудок! Юрий улыбнулся и зевнул с удовольствием.
Как быстро, однако, въедаются в сознание корабельные привычки! Койка,
пожарная тревога, место по ней у рожка No 15, - точно годами приучен он к
быстрому набату пожарной тревоги и к судовому расписанию. На самом же деле
нет еще трех недель, как Морской корпус начал летнее плавание. Это, однако
ж, хорошо: гардемарин всегда должен ощущать себя на корабле, и береговая
---------------------------------------------------------------------
Книга: Л.Соболев. "Капитальный ремонт"
Издательство "Художественная литература", Москва, 1989
Художник А.Никулин
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 20 февраля 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Роман "Капитальный ремонт" - одно из лучших произведений известного
советского писателя Л.Соболева (1898-1971). Посвящен жизни русского
дореволюционного флота.
Содержание
Вс.Сурганов. "О.Р." - основная работа
Капитальный ремонт
Часть первая
Часть вторая
Словарь морских терминов
Роман "Капитальный ремонт" впервые увидел свет в 1932 году на страницах
журнала "Локаф"* - ныне "Знамя". В 1933 году вышел отдельным изданием. В
течение шести последующих лет переиздавался семь раз подряд. Его перевели на
языки народов СССР, выпустили в Англии, Польше, Финляндии, Франции,
Чехословакии, США. В рабочих клубах и армейских частях, на боевых кораблях и
в сельских библиотеках шло оживленное обсуждение полюбившейся книги. О ней
жарко спорили критики. Ее высоко оценил на Первом съезде советских писателей
А.М.Горький, отметив появление в нашей литературе еще одного самобытного
мастера.
______________
* ЛОКАФ - литературное объединение Красной Армии и Флота.
Роман не был автобиографичным в традиционном понимании. Тем не менее
его сюжет, ключевая идея, характеры главных персонажей были органично
связаны со всем, что пережил и перечувствовал молодой художник в
предшествующие бурные годы.
Леонид Сергеевич Соболев (1898-1971) родился в Иркутске, в небогатой
дворянской семье. Мальчик, подрастая, все больше мечтал о море и кораблях.
Примером ему служил Александр - любимый старший брат, который, блестяще
окончив в 1909 году гимназию, сразу же направил прошение о принятии его в
петербургский Морской корпус, а по его окончании, с весны 1913 года, принял
командование орудийной башней линкора "Павел Первый". Леонид к этому времени
тоже перебрался в столицу, учился в Третьем Александровском кадетском
корпусе, наведываясь к брату на корабль при каждой возможности. В мае 1916
года, в разгар военных действий на Балтике, будущий писатель поступает в
заветное Морское училище (так был переименован к тому времени Морской
корпус). А год спустя, избранный после Февральской революции членом
училищного комитета, уходит в море в должности матроса-сигнальщика на
миноносце "Стройный". Так получает он "крещение" войной и революцией. То же
"крещение" обрел и Александр, которого восставшие матросы "Павла",
расправившись с офицерами-"драконами", выбрали в судком, оказав ему тем
уважительное доверие.
Оба брата с честью это доверие оправдали, пройдя через жестокие
испытания гражданской войны, обороняя Кронштадт и Красный Питер от
интервентов и белогвардейцев. С марта 1919 года Леонид Соболев начинает
действительную флотскую службу уже в командирском звании. Служба эта - на
миноносцах, тральщиках, на линкоре - продолжается вплоть до 1931 года:
молодой штурман увлеченно помогает возрождать и строить Балтийский флот.
Одна из активных форм этой помощи - сотрудничество в журнале
"Краснофлотец" и первые писательские опыты - рассказы, очерки, юморески. И в
их числе рассказ "Историческая необходимость" (1926), из которого несколько
лет спустя вырос "Капитальный ремонт".
Очень большую роль в создании романа, в формировании политических
взглядов автора и его исторической концепции сыграли Вс.Вишневский, Н.Мамин,
Н.Свирин, Р.Мессер, Вл.Кнехт и другие товарищи Соболева по
Ленинградско-Балтийскому отделению ЛОКАФа. Во всяком случае, говоря об
истории "Капитального ремонта", писатель-моряк неизменно и благодарно
называл ЛОКАФ и Красный Флот в числе своих "соавторов".
Дальнейшая его судьба была долгой и славной. В качестве военного
корреспондента он принял участие в Финской кампании 1939-1940 годов, в
Великой Отечественной войне. Сборник его рассказов и очерков "Морская душа"
(1942) стал одной из самых признанных книг военной поры. В 1954 году
появилась повесть "Зеленый луч". Много сил потребовала от Леонида Соболева
общественная работа, и прежде всего создание в 1958 году Союза писателей
РСФСР и руководство им на протяжении двенадцати лет. Но все эти годы и
десятилетия он мечтал вернуться к продолжению романа, который остался для
него самым дорогим из всех замыслов и творений.
Первые же страницы "Капитального ремонта" поражают резкими контрастами.
Действие развертывается на линкоре царского флота в самый канун первой
мировой войны. Перед нами чудовищный образ боевого корабля, превращенного в
"остров плавающей стали". Самое страшное качество этого мира - его
бесчеловечность. Здесь нет людей. Здесь несут службу матросы и офицеры - две
касты, между которыми пролегла вековая пропасть ненависти и вражды.
Внешняя налаженность, сияние безукоризненно выскобленной палубы и
надраенной "медяшки" прячут ледяную черноту трюмных карцеров и спертый
воздух матросских кубриков. За каждым блестящим кителем, за раздушенной
физиономией какого-нибудь лейтенанта Греве или кавторанга Шиянова писатель
вскрывает отвратительные признаки гниения - от животной ненависти к матросам
вплоть до проигрыша казенной суммы и тщательно скрываемой венерической
болезни.
Наиболее полно раскрывается изнанка флотского великолепия в трагической
истории с кочегарами. Сцена перед непокорным, но все-таки еще миролюбивым,
еще не потерявшим веры в справедливость матросским строем, встревоженные
офицерские разговоры, наконец превосходно показанная комедия военного
судилища выявляют до конца и провокаторскую натуру Греве, и трусость
Шиянова, и торжество пресловутого мичмана Гудкова, чувствующего себя во всей
этой полицейско-сыскной атмосфере как рыба в воде.
Самой "закономерностью" расправы над заведомо неповинными людьми
Соболев убеждает нас, что любая жестокость "драконов" - не просто их личное
качество. Это следствие всей природы царизма. В бесчеловечной сущности
"острова плавающей стали" проступают черты жестокого старого времени. И
потому вся ненависть молодого писателя к этому времени вспыхивает очищающим
пламенем воинствующего гуманизма. Это - добрая, хотя и разгневанная сила,
которая вносит в роман победные, утверждающие нотки. Она рождает лирическую
наполненность книги, ее звонкие краски и пронизывающую иронию. И главным ее
источником становятся страницы, где Соболев заводит речь о людях, которые и
в страшных условиях не перестали быть людьми.
Разумеется, к этой категории относятся далеко не все матросы. Соболев
отлично видит и таких "нижних чинов", кто неплохо чувствует себя на царском
корабле, - стоит лишь вспомнить бравого унтера Белоконя или предавшего
товарищей "крепкого мужичка" Филиппа Дранкина. Но рядом с ним еще более
выразительны и близки нам утомленные кочегары с лицами, покрытыми угольной
пылью, молчаливый матрос Силин или бойкий на язык вчерашний питерский
мастеровой Кострюшкин. И чем более вглядывается художник в судьбы и души
людей в "синем рабочем", тем явственней оживает, теплеет, очеловечивается в
романе неуклюжее бронированное чудовище.
Рядом с безжалостной и обреченной темой "острова плавающей стали",
сопротивляясь ей, возникает, набирает силу тема "корабля-друга". В
контрастах, все более резких столкновениях чередуются "матросские" и
"офицерские" эпизоды. И мы чувствуем, как нарастает в матросских сердцах
протест против несправедливости. В глухо закипающую борьбу с ней включаются
не только люди, но и сам линкор: образ матросской массы, воссозданный в
новых революционных традициях нашей молодой литературы - традициях "Чапаева"
и "Железного потока", - неразрывно сливается с образом живого, протестующего
и борющегося корабля.
Под воздействием этой борьбы и формируются характеры главных героев
первого тома: лейтенанта Николая Ливитина и его младшего брата Юрия -
гардемарина Морского корпуса.
Именно Николай с наибольшей откровенностью разъясняет брату корыстную
основу "благородной" военной профессии, насмешливо ниспровергая "кадетский
патриотизм", придуманный на потребу "митюх" и безусых гардемаринов.
Естественно, что и сам он воспринимается вначале как циничнейший из "жрецов
службы и моря", - не чужие ведь, а собственные мысли высказываются им, да и
внешне как будто ничем не выделяет его Соболев из офицерской среды.
Однако после нескольких глав наше отношение к Николаю меняется.
Становится все очевидней, что перед нами энергичный, умный и беспомощный
человек, который вынужден прятаться в эгоцентризм, как в скорлупу, от
"организованного абсурда", царящего на флоте и мешающего ему, моряку по
призванию, по самому складу души, любить свой корабль и Родину и служить им
верой и правдой. Но вот надвигается война, и в душе лейтенанта зреет
предчувствие невиданных перемен. Непривычно странное, неожиданное стремление
заглянуть в душу матроса, в те самые ее печали, о которых он с такой иронией
лишь недавно толковал брату, вдруг властно охватывает Николая. И чем сильнее
это стремление, тем быстрее ползет трещина между ним и его золотопогонными
сослуживцами, и мы ясно видим, как постепенно, но неудержимо расходятся ее
края под нажимом Времени.
Время стучит и в юношеское сердце Юрия Ливитина. Глубинное развитие
этого характера еще более противоречиво, потому что ухватил его художник в
самом бурном процессе становления и с гораздо большей определенностью
нацелил в краснофлотскую современность конца 20-х годов. Качества будущего
царского офицера и качества будущего командира Красного Флота - еще только
предпосылки в его развитии, но они уже живут, уже борются между собой, и
автор зорко и заинтересованно следит за всеми перипетиями разгорающейся
борьбы и сам участвует в ней, сочувствуя, издеваясь и негодуя.
Быть может поэтому, когда речь заходит о младшем Ливитине, в авторском
тоне нет того уничтожающего сарказма, с каким он говорит о "жрецах службы и
моря". Здесь главное его оружие - насмешка, больно бьющая по юношескому
самолюбию. Иронизируя, а то и откровенно смеясь, рисует Соболев злоключения
гардемарина: то его задерживают на рассветной палубе в кальсонах, то он
неуклюже пытается "соблазнить" горничную Наташу по всем "правилам",
вычитанным из бульварных романов.
За этим обличающим, но и облегчающим смехом проступает симпатия к
герою. Истоки ее в горячей и по-своему бескорыстной влюбленности Юрия в море
и корабль, в его тяге к матросам. Пусть все это юноша взрастил в себе,
"Станюковича начитавшись", - Соболев то и дело язвит по этому поводу... Но
из-за локафовских выпадов на каждом шагу пробивается его собственная давняя
приверженность к поэтическим страницам флагмана русской морской литературы.
В пору первого знакомства с "Капитальным ремонтом" далеко не все
читатели сумели понять диалектическую природу характеров братьев Ливитиных.
Даже многие профессиональные критики видели в Николае и Юрии лишь блестяще
разоблачаемых представителей офицерской касты. Писатель подтвердил
неизбежность внутренней перестройки своих героев в четырех новых главах
романа, которые были опубликованы в первой половине 1962 года и которыми
завершается ныне "Капитальный ремонт".
Эти главы воспринимаются как первый подступ к развязке обозначенного
Соболевым острейшего социально-психологического конфликта. Решающим толчком
здесь служит весть о войне, сигнал тревоги, по которому извлекаются из сейфа
строго секретные пакеты, готовятся выйти в бой корабли, и первая
заградительная мина - первая из многих тысяч, которые вскоре заполнят
Финский залив, тяжело скатывается в волны. Страна, флот, люди перешагивают
некий качественный рубеж времени.
Он становится для братьев Ливитиных рубежом повзросления. Теперь уже
каждому читателю видно, что не только Юрий, но и рисующийся своим цинизмом
Николай продолжали до этого момента питать какие-то иллюзии: Юрий - о
воинской славе, ждущей его в неминуемом и немедленном морском сражении,
коим, по его мнению, обязательно должна открыться война, Николай - о
возможности хоть как-нибудь воздействовать на неотвратимый ход событий,
грозящий флоту разгромом. Но каждая из судорожных попыток реализовать эти
стремления терпит крах. Обстоятельства сильнее - те самые, которые так
неумолимо и жестоко решили в свое время судьбу кочегаров. Царизм,
воплощенный в "организованном абсурде" всего хода государственной и флотской
жизни, заведомо не способен к активной встрече с врагом, а тем более к
победе. Он приговорен к смерти самой историей. И жуткая тяжесть этого
приговора уже не просто гнетет Николая. Мучительно и гневно сознавая свое
бессилие, он начинает всерьез размышлять о неизбежной и желанной теперь для
него революции.
Не легче и Юрию. Не потому ли иронические нотки, привычно звучащие в
посвященных ему строках, почти неприметно для нас сменяются драматическими,
а насмешливо поданный эпизод "соблазнения" Наташи выступает теперь в
многозначительном контрасте со страницами, рассказывающими о неожиданной и
горькой, о прощальной бабьей ласке, которой дарит юношу горничная Сашенька,
провожая его. Что с того, что "набег на славу" не удался. Ведь в этом порыве
Юрия не было на сей раз ничего позорного, и грозовая туча войны еще тяжелей
нависает над ним, над Николаем, над Сашенькой - над всей страной. И потому
обжигающий его губы Сашенькин поцелуй остается за ним по праву - ему нечего
стыдиться, его бой по-прежнему близок и неотвратим...
Не менее близка и неотвратима теперь решающая встреча Николая и Юрия с
теми героями романа, которые в первых его главах оставались на втором плане.
Большевики-подпольщики Кудрин, Волковой, Тишенинов выдвигаются вперед всем
развитием действия, всем ходом событий закономерно и неизбежно, как
единственная по-настоящему активная и целеустремленная сила истории.
Обращенный своим содержанием в прошлое, впрочем, тогда не столь уж
далекое, "Капитальный ремонт" был органично связан с временем, его
породившим.
То было время "великого перелома" - семилетие между 1927 и 1934 годами,
которое ныне являет нам как трудно постижимое сочетание созидательского
энтузиазма и возрастающей трагичности. Уже утверждался сталинский культ и в
ходе "сплошной", "ударной" коллективизации, в обстановке "головокружения от
успехов" множились числом незаконные "раскулачивания", аресты и ссылки. Но
все это, до какой-то поры, воспринималось подавляющей частью современников
как неизбежные издержки и жертвы борьбы за социализм в ходе его развернутого
победного строительства, зримо-весомого, как шпалы Турксиба и домны
Магнитки.
Людям, особенно тем, кто сумел, на их взгляд, избавиться от груза
дореволюционных предрассудков и радостно почувствовать свою приобщенность к
ритмам и лозунгам времени, на некий срок помстилось тогда наивно и
счастливо, что они окончательно познали законы исторического развития и даже
овладели главными его рычагами, потребными для возведения еще небывалого в
веках государства трудящихся.
Отсюда - крайне характерное для тех бурных лет страстное, можно даже
сказать пристрастное, отношение к истории и к современности в их
сопоставлении и контрастах. Хозяйски "осваивает" историю и набирающая
зрелость наша литература. Мысли об эпических полотнах, достойных
происходящего, звучат в письмах и статьях М.Горького, А.Толстого,
А.Серафимовича, Д.Фурманова, начинают воплощаться в первых томах "Клима
Самгина", "Тихого Дона", "Хождения по мукам". То же ощущение породило
советский исторический роман. Обращаясь к истории, художники прежде и больше
всего стремились понять свое время.
В том же направлении развивалась и оборонная тема. Военная угроза
росла, и в ответ на нее росли Вооруженные Силы Страны Советов. Проблема
патриотизма и воинского долга, отношения между командиром и подчиненным,
складывающийся облик советского военного профессионала - вот что
интересовало локафовских авторов, и особенно А.Новикова-Прибоя,
Вс.Вишневского, В.Лавренева, С.Колбасьева. Стремясь понять те сложные
процессы, которые происходили в начале 30-х годов в армии и на флоте, они
обращались к их октябрьским и предоктябрьским истокам.
Леонид Соболев не был среди них исключением. Но, как и во всяком
настоящем художнике, эти тенденции проявились в нем и в его романе
по-своему. И прежде всего они проявились как флотская устремленность,
интерес к формированию советской морской души, к рождению командира.
"Капитальный ремонт" был задуман и выполнен как первая часть эпопеи, глубоко
современной не только по духу, но и по содержанию; как начало оборонной
эпопеи о вчерашнем и сегодняшем дне Красного Флота, готовящего себя к
завтрашним классовым боям. Роман посвящался людям большой и нелегкой судьбы,
с которой неразрывно сплелась судьба самого писателя.
Отсюда беспокойный характер еще одного главного героя в "Капитальном
ремонте" - его лирического героя-повествователя. Он предстал перед
советскими читателями начала 30-х годов как молодой их современник - товарищ
и ровесник строителей Магнитки и Днепрогэса, командир РККФ*, зорко следящий
за зловещими махинациями керзонов и Пуанкаре у границ Республики. Он принес
в роман горячее дыхание своей поры, ее революционный пафос, ее иронический и
негодующий голос. Он заставил книгу откликнуться на самые актуальные
политические проблемы тех лет и отразил в ней собственное ощущение времени и
понимание исторического процесса.
______________
* РККФ - Рабоче-Крестьянский Красный Флот.
Именно так воспринимаются развернутые "лирико-публицистические
отступления", как назвал их сам автор, - важнейшая художественная
особенность романа, его главная новаторская черта. Действие происходит в
прошлом, но сам-то писатель непрерывно вмешивается в это действие,
взволнованно его переживает и комментирует. Его взгляды на жизнь, на историю
России, на флотскую службу сталкиваются в непримиримой схватке с ложными
идеалами Юрия Ливитина, с реакционным мировоззрением действующих в романе
офицеров царского флота, со взглядами, остатки которых мешали строительству
флота советского.
Так получили широкое типическое обобщение автобиографические элементы
"Капитального ремонта". Голос лирического героя-повествователя зазвучал
здесь как голос целого поколения. И в этом проявилось замечательное качество
современности книги, построенной, казалось бы, на традиционной, сугубо
исторической основе. То был важный вклад ее автора в формирование метода
социалистического реализма.
С не меньшею силой выявилось и гуманистическое, антивоенное начало
романа. Это была самозабвенная, яростная атака на бесчеловечную
империалистическую политику: яркое художественное воплощение ленинской мысли
о необходимости неустанно разоблачать тайну, в которой рождается чудовище
войны, раскрывать все и всяческие империалистические сговоры и махинации.
Однако молодой художник, уже получивший широкое и заслуженное
признание, не переставал размышлять над своей работой, углубляя и уточняя
прежде всего именно историческую концепцию. Он почувствовал элементы
упрощенчества в собственном образном толковании русской военной истории,
принял как должное упреки товарищей, которые считали, что военная сторона
флотской жизни показана у него мало. Сам он говорил тогда же о том, что
русский флот кануна первой мировой войны усилиями прогрессивно настроенных,
смело мыслящих офицеров, вроде того же Николая, был гораздо лучше
подготовлен к боям, нежели накануне Цусимы, - в артиллерийском и минном
деле, в организации разведки. И вообще как раз в пору появления двух первых
частей "Капитального ремонта" взгляд на историю России, особенно же на ее
военно-патриотические традиции, начал ощутимо меняться. Следует помнить, что
надвигались новые бои, - в год выхода романа до начала второй мировой войны
оставалось всего семь лет, до начала же Великой Отечественной - девять.
В конце 20-х - начале 30-х годов тяжеловесно-торжественное название
Соболевского линкора "Генералиссимус граф Суворов-Рымникский" не без иронии
обыгрывалось автором и с пониманием воспринималось читателями как еще один
замшелый символ самодержавия. Вдобавок оно недвусмысленно ассоциировалось с
живо-памятным названием другого, реального корабля - "Князь
Потемкин-Таврический" (вспомним, кстати, что как раз в те годы мятежный
броненосец совершал триумфальный рейд по киноэкранам республики в пламенном
фильме Эйзенштейна). Но к началу сороковых имя и образ создателя "Науки
побеждать" обрели для современников совершенно иное содержание - в том числе
и в литературе, в театре, в кино.
С другой стороны, как мы знаем, тогда же подверглась коренному
"пересмотру" история гражданской войны, а судьба очень многих ее героев,
которые к 30-м годам занимали высокие командные посты в армии и на флоте,
обернулась трагически. Это обстоятельство не могло не дезориентировать и
автора "Капитального ремонта", положившего, как известно, в основу
изначального замысла историю командных кадров флота.
Наконец, само нарастание грозовых событий вовсе остановило работу над
романом, потребовав от писателя-оборонника решительного поворота к
современности. Этап "Капитального ремонта" сменился в его творчестве этапом
"Морской души"...
Когда же, три десятилетия спустя, Соболев возвратился к заветным папкам
с шифром "О.Р." - "Основная Работа", ему стало очевидно, что действие романа
настолько отодвинулось в прошлое, что в нем решительно возобладали черты
традиционного исторического жанра. Соответственный характер получила и
работа над его продолжением - писатель решительно углубился в изучение
российской общественной атмосферы 1914-1917 годов, и прежде всего в историю
военных операций на Балтике. Отбор материалов, обдумывание и обработка их
продолжались до последнего дня. Контуры третьей части уже определились в
воображении художника, первые фрагменты новых глав легли на бумагу. К
сожалению, довести до конца этот главный труд своей жизни Соболеву не
пришлось.
Означает ли это, что "Капитальный ремонт" - вещь, так и не
состоявшаяся? Надо полагать, подобный подход был бы ошибочным. Можно
сожалеть лишь о невоплощенных замыслах, продолжающих открытую Соболевым
эпическую тему. О том, что не воссозданы им полузабытые ныне страницы
героических сражений русского флота на Балтике в годы первой мировой войны
или грозные подробности революционного взрыва на эскадрах, стоявших в
Кронштадте, Ревеле, Гельсингфорсе в начале марта 1917 года. Мы так и не
узнаем ничего о путях, которыми братья Ливитины приобщатся к революции, если
не считать двух эпизодов "перевоспитания" Юрия, положенных в сюжетную основу
рассказов "Перстни" и "Экзамен", которые сейчас открывают сборник "Морская
душа", но в первоначальном варианте создавались как главы, продолжавшие
"Капитальный ремонт".
Все это так. И тем не менее то, что составляет ныне художественный
монолит романа, обладает всеми признаками завершенности. И не удивительно.
Несколько раз в беседах с автором этих строк Леонид Сергеевич говорил, что,
перевалив на восьмой десяток, он не дает себе права забывать о том, что его
труд над романом может прерваться в любой день. И поэтому каждую новую главу
он, помимо всего прочего, обдумывает и пишет с таким тайным расчетом, чтобы
она, "в случае чего", могла стать "точкой", поставленой в финале. Думается,
теперь это желание художника не только может, но и должно быть раскрыто. Да,
собственно, и без того видно, как стягивает в финальный узел все сюжетные
линии книги ее теперешняя последняя, пятнадцатая глава, оставляя, вместе с
тем, автору возможность нового взлета. И если мы так и не дождались еще
одной эпопеи, то, во всяком случае, роман "Капитальный ремонт" вошел в
советскую литературу законченным. Вошел прочно и навсегда, как одно из
подлинно классических ее произведений.
Всеволод Сурганов
Неизменному другу - О.И.
Койка покачивалась и подрагивала, равномерный грохот машин углублял
утренний молодой сон, но что-то зазвенело тревожно, непрерывно и
настойчиво... Пожарная тревога! Судовой номер сорок пять - значит, рожок No
15 в правом офицерском коридоре... Юрий Ливитин быстро сел, привычно
протянул руки к натянутым парусиновым бортам койки, чтобы спрыгнуть на
палубу и бежать на свое место. Но руки не нашли опоры и скользнули по
ворсистому одеялу. В купе - солнечная полутьма синих штор, вагон мягко
гремит и покачивается, и никакого рожка No 15 нет. Отпуск! Три свободных дня
вне корабля, тревог и дудок! Юрий улыбнулся и зевнул с удовольствием.
Как быстро, однако, въедаются в сознание корабельные привычки! Койка,
пожарная тревога, место по ней у рожка No 15, - точно годами приучен он к
быстрому набату пожарной тревоги и к судовому расписанию. На самом же деле
нет еще трех недель, как Морской корпус начал летнее плавание. Это, однако
ж, хорошо: гардемарин всегда должен ощущать себя на корабле, и береговая