Страница:
— Что мы можем рассказать? — пожал плечами профессор. — Наша жизнь — будни. Абсолютно ничего необычного и аномального.
— А вот, например, интересно, как вы относитесь к филиппинской медицине?
— Хорошо относимся, — ответил Донской, неторопливо поедая яблоко. — Знаете, я один раз был на Филиппинах, и у меня заболел зуб...
— Так... — навострила уши Раиса Вадимовна.
— Так вот, один филиппинский медик очень быстро и ловко мне его заделал с помощью американской композитной пасты. Пломба до сих пор держится.
— Но... Я говорила про народную медицину.
— А я — разве про антинародную?
— Юношеский скептицизм, — добродушно усмехнулся Соломонов и поцеловал женщине руку. — Не обижайтесь на них.
— Обижаться? Да ни в коем случае! — Раиса Вадимовна хитро улыбнулась. — Значит, мы материалисты до мозга костей? И мы будем отрицать все, чего не можем объяснить?
— Нет, что вы! Отрицать не будем. Лучше подождем объяснений.
— А их и не будет! Их не будет, если люди не начнут строить свои версии — пусть даже самые смелые и фантастические. Нельзя объяснить абсолютно все, но нужно хотя бы пытаться! Вот чему я учу своих ребят в гимназии.
Она говорила бодро, энергично, с вызовом. И не подозревала, что за этим же столом сидели представители такого аномального явления, от которого у нее волосы бы дыбом встали. Так что разговор шел несколько не на равных.
— Знаете, — рассудительно проговорил Донской, — у разных сказочных сенсаций часто бывают скучные объяснения. Рано или поздно заинтригованное человечество узнает, что имела место или авария на старте, или магнит в рукаве, или другой обман либо сговор.
— Очень интересно, — парировала учительница, — какой аварией вы объясните, скажем, появление армады летающих треугольников над Бельгией. И какой мог быть сговор при таинственных событиях в воинской части под Куйбышевом — читали? Знаете, сколько я могу рассказать случаев, которые документально подтверждены?
— Затрудняюсь вам ответить, — вздохнул Донской. — Сам я ни разу не видел ни одного зеленого человечка. А впрочем, один раз видел. Это было на практике. Привезли мужичка, который у себя на складе хлебнул какого-то спиртового красителя. У него и кожа стала зеленоватая, и кровь, и моча.
— Ну, хватит вам спорить, — поморщился Соломонов и снова поцеловал даме ручку. — Раиса Вадимовна все равно больше вас знает, и вам ее не переубедить. Давайте сегодня просто отдохнем. Тем более нам несут рыбу.
Все с облегчением согласились, что лучше уж действительно заняться стерлядью. Официант ловко установил на столе блюдо с огромной рыбиной, украшенной зеленью и ягодами.
— Мои мальчики умеют очень вкусно готовить рыбу на костре, — сообщила учительница. — мы каждое лето ходим в экспедиции по аномальным зонам, и они постоянно готовят рыбные блюда. Сейчас посмотрим, где рыба вкуснее...
Ее ладонь нерешительно повисла над набором столовых приборов, разложенных на салфетке.
— Для рыбы — вон та вилка с толстыми зубчиками и нож с круглым кончиком, — любезно подсказал профессор.
— Увы, — улыбнулась учительница, — так далеко мое образование не распространяется. Современной интеллигенции редко может пригодиться знание ресторанного этикета.
— Это очень просто, — с готовностью заговорил Донской. — По краям приборы для холодных закусок, справа к центру — суповая ложка. Нож с зубчиками и деревянной ручкой — это для стейка. Секатор — для ракообразных, а маленькие двузубые вилочки — для улиток. Из труднодоступных мест мясо хорошо доставать резектоскопом, при этом удобно помогать себе анатомическим пинцетом. Рыбу лучше всего разделывать тупым диссектором, a вот вскрывать фаршированные перчики можно корнцангом с косой насадкой. И всегда полезно иметь под рукой дюжину зажимов и кетгутовых петель для остановки кровотечения...
— Симпатичные ребята, правда? — изрек Соломонов.
— Конечно! Мне они сразу понравились.
— И еще одно важное правило, — продолжал Донской. — Если вы случайно перевернули стол или, например, дали официанту в морду — ни в коем случае не извиняйтесь. Извиняться — плебейская привычка...
Донской был настроен веселиться до упора, но его остановила короткая телефонная трель. Он достал из-под пиджака трубку.
— Ну? — Он вдруг нахмурился. — Не понял... Ты хоть трезвый? Да не ори, сейчас разберемся... Он сложил и убрал телефон обратно.
— Прошу прощения, должен вас покинуть. Маленькие проблемы на работе.
— Что случилось? — тихо спросил Гриша, догадываясь по глазам Донского, что проблемы не такие уж и маленькие.
— Можешь поехать со мной, — так же тихо ответил Донской.
— Нужна помощь? — поинтересовался Соломонов.
— Нет, Игорь Эдуардович, отдыхайте спокойно. А вот Григория я заберу, с вашего позволения.
Костя звонил, — сообщил он, когда «Мерседес» уже мчался по темным улицам к клинике. — Говорит какую-то чушь, я даже не знаю, как передать.
— А в двух словах?
— Двумя словами не обойдешься... Что-то не то в гальваническом зале. Говорит про какую-то собаку... Слушай, я лучше помолчу, сейчас все увидим.
Костя-стоматолог встречал их чуть ли не на крыльце. На нем лица не было. Когда он пытался говорить, его губы тряслись.
— Что? Объясни толком?! — добивался Донской по пути во флигель. Он и сам был уже порядочно напуган. Трудно было придумать, что может довести человека до такого состояния.
— Я зашел, хотел молочные зубы удалить... поднял сетку, а там... Сначала подумал, собака в бак попала или кошка... А потом посмотрел...
Он так и не смог объяснить, что он увидел в ванне.
— Главный в курсе? — спросил Донской, уже понимая, что лучше все увидеть самому.
— Его сейчас ищут. Он днем улетел в Данию. Мобильник не отвечает...
Наконец все трое оказались в гальваническом зале. Здесь были двое дежурных — таких же напуганных и изумленных.
— Вот здесь, — они показали на одну из ванн. Кто-то коснулся кнопки на пульте, заурчал моторчик, поднимая из электролита тело пациента.
Желто-розовая слизь медленно стекала и падала обратно в ванну. И чем меньше ее оставалось на теле пациента, чем больше обнажалось его плоское волосатое туловище, вытянутая голова, покрытые шипами конечности, тем яснее становилось — это не человек.
* * *
Над столом в зале консилиумов клубилось душное молчание. Персонал тихо сидел на своих крутящихся стульях, стараясь не встречаться взглядами.
— Я хочу знать, — медленно проговорил Шамановский, — почему это произошло.
Никто не чувствовал себя виноватым, хотя виноватые, наверно, должны были найтись. Не страх, а скорее растерянность царила в клинике с той ночи, как из гальванической ванны было поднято нечто, мало похожее на человека. Еще никогда в «Золотом роднике» не случалось подобного прокола.
Весть среди врачей разнеслась быстро, и уже не было смысла что-то скрывать. Тем не менее на следующий день о происшествии говорили вполголоса. Перешептывались, удивленно и беспомощно разводили руками, пожимали плечами. Ждали приезда Шамановского. Надеялись, что он скажет, как понять случившееся.
Но и он не внес ясности.
— У этого должно быть объяснение, — продолжал главный, — и мы его найдем. Иначе весь наш хваленый профессионализм гроша ломаного не стоит.
Сотрудники молчали. Никто и не пытался защитить свой профессионализм. Всем было не до амбиций.
— Мы должны найти причину. Должна быть конкретная причина: хромосомный сбой, загрязнение материала, подмена образцов — что это? И как это могло случиться — халатность, вредительство? У меня нет ни одной версии, поэтому я готов услышать любую. Любую!
Ближе к главному особнячком сидели генетики. Один из них смущенно кашлянул.
— Конечно, сбои были, — произнес он. — Но такие же, как и у других пациентов, в пределах нормы. Ничего необычного...
— Ничего необычного? — переспросил Шамановский, прожигая генетика взглядом. — Ты видел? Ты заглядывал в ванну? Ты считаешь, это — в пределах нормы?
— Все сбои зафиксированы в документах, — осторожно, но уверенно сказал генетик, снова маскируя свое смущение кашлем. — Там действительно ничего необычного...
— Да, знаю, — остыл главный. Он пошевелил на столе папки с отчетами. — Этого мало. Нужно проанализировать каждый сбой. Нужно сопоставить все отклонения друг с другом, сравнить... Кто вынашивал пациента? Кстати, кто пациент?
На дальнем конце стола поднялся терапевт.
— Пациент — Иван Сергеевич Луков, шестьдесят три года. Доставлен с кардиогенным шоком на фоне гипертонического криза первого типа. Вскрытие не делалось, поскольку...
— Что у него в больничной карте? — прервал Шамановский.
— Вот тут — странности, — замялся терапевт. — Карта почти чистая. Видимо, дубликат. Судя по всему, пациент недавно в городе, и здесь завел новую карту.
— Значит, информации о нем — ноль, — вздохнул главный. — Тоже повод задуматься. Так кто его вынашивал?
— Софи, — раздался негромкий голос. — Тело не сохранилось.
— Софи... — повторил Шамановский. — Неужели ничего не было? Может, какие-то болячки, отклонения, может, обкалывали по нестандартной программе? Хотя... — он тронул папки, где была подробно расписана программа ухода за животным. И снова повисло молчание.
— Ну, что? — главный сощурил глаза. — Никто ничего не помнит? Я не верю, что это произошло само по себе — так и знайте! Где-то должен был остаться след. Сколько было неудачных имплантаций?
— Немного, — последовал ответ. — Сорок восемь.
—Действительно, немного. Даже меньше чем обычно.
Снова раздался кашель генетика.
— Дело в том, — проговорил он, — что мутация наверняка началась до того, как пациента извлекли из тела животного. И тогда мы просто не сможем отследить начало...
— Мутация? — воскликнул Шамановский. — Какая, к черту, мутация?! Раковая опухоль — это мутация. Лишний палец — тоже мутация, и даже сросшиеся картофелины — мутация. Вы видели, что достали из ванны, эскулапы хреновы?
Все опять дружно опустили глаза.
— Ярослав Михайлович, — раздался голос Донского, — вообще-то почти никто еще не видел...
— Да? — Главный побарабанил пальцами по столу. — Ну, что ж, думаю, надо на это посмотреть. Качков, покажи им...
К кафедре вышел малорослый человек в круглых очках — доктор Качков, один из специалистов, обслуживающих гальванический зал.
— Пока только визуальный осмотр и рентгенограмма, — сказал он. — Пациент еще в ванне, не хотелось бы его трогать до полного окончания репродукции.
Он отдернул шторку, прикрывающую таблицу на стене. Над столом пронесся изумленный вздох. На первой таблице была увеличенная фотография, на второй — схематическая зарисовка скелета. И если до последнего мига кто-то еще думал, что клиника имеет дело с каким-то редким случаем человеческого уродства, то теперь эта иллюзия растаяла. Существо не имело с человеком ничего общего, кроме расположения основных конечностей.
Качков взял указку.
— Реальный возраст пациента— шестьдесят семь дней, что, по нашим таблицам, соответствует биологическому от семи до пятнадцати лет. Формирование костных, мышечных и жировых тканей полное. Кожные покровы не сформированы только на внутренних сторонах конечностей. Окостенение хрящей несколько опережает нормы — я имею в виду обычные нормы. Пропорции скелета: позвоночный столб — единица, черепная коробка — без малого четверть, нижние конечности — один и сорок четыре. Руки — один и два. Общий вес — тридцать пять с половиной килограмма, из них около шестидесяти процентов приходится на нижние конечности...
Оторопевшие слушатели первое время пытались вникать в слова, затем отключились от доклада. Доктор Качков так буднично и невозмутимо рассказывал о немыслимой физиологии пациента, словно описывал рутинную клиническую практику. Но вряд ли кого-то сейчас интересовало формирование тканей и пропорции скелета. Сотрудники клиники, не отрываясь, смотрели на фотографию и сомневались, наяву ли это происходит.
Невозможно было решить, на что похоже тело пациента. Круглый череп и удлиненные челюсти — нечто среднее между головой дельфина и волчьей мордой. Мощные, как у кузнечика или кенгуру, ноги. Большой и, видимо, очень сильный хвост. Заостренные изогнутые выросты на сгибах конечностей, шипы, щетина... Во всем проглядывалась скрытая звериная мощь. Обычное человеческое тело выглядело куда более беззащитным и неказистым.
— ...мышцы очень хорошо реагируют на электростимуляцию, прирост массы на некоторых участках доходит до трех процентов в сутки. Потребление белков и углеводов примерно в полтора раза выше нормы, а вот кальция — почти в два, но сейчас его усвоение начинает падать...
— К черту твой кальций и твои проценты! — воскликнул наконец Шамановский. — Ты бы еще грудь-талию-бедра ему обмерил. Все и так видят, что получился не Аполлон.
— Тут еще пара интересных моментов, — бесстрастно проговорил доктор Качков. — Обратите внимание на эти скосы на краях позвонков. Видимо, позвоночник очень гибкий. И еще — грудная клетка. На внешней стороне каждого ребра надкостница образует складку, на которой сейчас идет быстрое ороговение. Складка перекрывает следующее ребро — получается что-то вроде панциря. Еще раз взгляните на позвоночник, вот здесь. Похоже, верхние пять позвонков имеют свойство складываться, входить друг в друга, и в этом случае грудной панцирь вместе со сводом черепа будут образовывать некий непроницаемый купол, возможно, очень прочный. И еще...
— Хватит, — оборвал главный. — Кто по-прежнему хочет назвать это мутацией? Персонал помалкивал.
— Мутация — отход от нормы, — продолжал Шамановский. — Всего лишь неправильное деление клеток. А я, знаете ли, не могу поручиться, что вот это, — он ткнул пальцем в таблицу, — отход от нормы. Это скорее какая-то другая норма, лично мне неизвестная. И теперь мы должны четко установить — притащил ли это норму пациент в своих хромосомах, или это мы с вами что-то напортачили. Я уже взгрел вирусную лабораторию, хотя, похоже, там все чисто. Кто-то тут пытался доказывать, что в материал был занесен чужеродный генотип — собачий, что ли. Все убедились, что это чушь?
— Я еще должен сказать, — добавил доктор Качков, — что мы сравнили пробы на амплификаторе. Белковые фракции совпадают по массе, но что касается структуры... Нужна более мощная аппаратура.
— Вы поняли? — прищурился главный. — Материал был чистый! Никаких собак. Здоровый нормальный человек носил в себе геном вот этого...
— Мы определили его как антропоморф, — мягко подсказал Качков. — По образцу мифологии...
— А меня как определите — доктор Моро? — недобро усмехнулся главный. — Все как в дурном сне. Сумасшедший ученый создал монстра! Интересно, какие у пациента будут дети? Такие же кактусы?
— Через две-три недели мы сможем получить от него образцы спермы, — заверил доктор Качков. — Думаю, многое прояснится...
— Ни черта не прояснится... И знаете, что меня особенно интересует? Как мы предъявим это чудище заказчику? За него заплачено полмиллиона долларов — немного, по нашим меркам, но мы должны были их отработать. А теперь? У администрации есть мысли на этот счет?
— Мысли есть, — не слишком уверенно проговорил Донской. — Это самая дешевая репродукция, и, по большому счету, заказчику не важно, как пациент будет выглядеть...
— Ну-ну... Представляю, как ты вывалишь этого Минотавра из мешка и скажешь: не обращайте внимания, у нас кое-что не получилось...
— Я имею в виду, что его не обязательно показывать заказчику. От пациента нужна лишь какая-то информация, и можно найти другой способ ее передать.
— По телефону, что ли? — вскипел Шамановский. — Или пусть напишет им письмо?
— А почему нет? — сказал Донской, стойко выдержав иронию шефа. — Можете спросить у доктора Качкова — наложение психоматрицы прошло как по маслу, все экспресс-тесты положительные. И если у этого... у антропоморфа развит речевой аппарат, он сможет и по телефону говорить...
— А если не сможет? Если ничего не сможет?
— Повторная репродукция, — тихо вздохнул Донской, опустив глаза.
— Исключается! Во-первых, для этого придется умертвить пациента, а мы не убиваем — мы лечим. Мы врачи! Во-вторых, его психика не выдержит двух репродукций, это уже проверено на практике. У нас только пять процентов на успех.
В самом конце стола вдруг кто-то поднял руку. Оказалось, помощник ветеринара — человек, от которого сейчас меньше всего ждали каких-то комментариев.
— Я заметил одну вещь... — нерешительно произнес он. — Может, это не имеет значения...
— Говори! — потребовал главный. — Сейчас все имеет значение!
— Ну, в общем... когда в свинарнике был карантин по поводу аспергиллеза, животных перевели в другое помещение, а Софи постоянно жалась к одной стенке...
— Какой?
— Дело в том, что прямо за этой стенкой круглые сутки работал компрессор. Он грелся. Она постоянно льнула к теплу.
— То есть ей было холодно?
Ветеринар только развел руками.
— Я не знаю.
— Проверьте, — велел Шамановский. — Проверьте все. Сегодня вечером будет готов план расследования. Каждый получит задание. Каждый будет что-то проверять. Хоть из кожи вылезьте, а причину найдите! Разложите по полочкам, по шагам, по минутам — что было, от поступления тела пациента до... — он кивнул на фотографию. — До вот этого. Вытаскивайте каждую мелочь, советуйтесь. Послезавтра собираемся еще раз.
Он перевел дыхание и на пару минут задумался. Все это время в зале висела мертвая тишина.
— И еще. Раз это случилось у нас, значит, могло случиться и у кого-то еще. Мне нужны аналогии. Я уже заказал переговоры с Бельгией, Штатами, Германией, Китаем. Но я не могу звонить коллегам и на полном серьезе спрашивать: не приходилось ли вам видеть новорожденных чудовищ? Если вы слышали, читали... Хотя бы намек.
Донской и Григорий быстро переглянулись. А затем одновременно посмотрели на Соломонова. Учительница, подумали оба. Вот кто должен знать абсолютно все про мутантов и чудовищ.
— И наконец, сами должны понимать, — заключил Шамановский, — никакой болтовни налево я не потерплю. Работаем в обычном режиме, как ни в чем не бывало. Чтоб ни одна живая душа за пределами этих стен ни о чем не узнала. И мертвая тоже, — многозначительно добавил он.
* * *
Клиника работала в обычном режиме Утренние совещания, процедуры, санитарные мероприятия, пересменки, обеды и ужины — все проходило точно так, как и многие месяцы раньше.
Пациенты не догадывались, что в подвале в ванне дозревает существо, которое должно было стать человеком, но почему-то им не стало. Перешептывания среди персонала понемногу утихли, хотя и не прекратились. Главный несколько дней заставлял подчиненных сидеть на своих местах до темноты в тщетных попытках найти тот самый след, что указал бы на причину сбоя.
Никакой аномалии обнаружить так и не удалось. Репродукция шла точно по плану, и ни единого серьезного отклонения зафиксировано не было. Людям оставалось только по-прежнему пожимать плечами и разводить руками, поскольку надежды хоть как-то объяснить появление антропоморфа не оправдались.
Тем не менее Шамановский эту надежду не терял. Во вторник вечером в холле клиники появилась учительница Раиса Вадимовна. Она сидела на краешке кресла, теребя папку с ксерокопиями и газетными вырезками, поминутно одергивая платье и трогая волосяной узел на голове.
Раиса Вадимовна никак не могла взять в толк, зачем здесь понадобились ее уфологические знания. Одно дело рассказывать про летающие тарелки доверчивым школьникам, и совсем другое — излагать те же вещи серьезным взрослым людям, привыкшим оперировать реальными фактами. Учительница чувствовала себя неуютно.
Ей пришлось прождать лишних пятнадцать минут, поскольку у Шамановского был важный разговор с какой-то лабораторией в Европе. Наконец ее пригласили в конференц-зал, нарушив одно из основных правил — не пускать посторонних дальше холла.
Учительница вздохнула немного свободнее, когда увидела, что в разговоре будет участвовать Андрей Донской — один из тех симпатичных ребят, с которыми она познакомилась в ресторане. Профессор Соломонов также присутствовал — специально, чтобы подбодрить подругу.
— Насколько я вас поняла, — проговорила Раиса Вадимовна, — от меня требовалось подобрать несколько фактов, когда у нормальных людей рождались бы животные или какие-то загадочные существа...
Она раскладывала папку, нервно перетасовывая листы. Сверху лежала статья, где рассказывалось, как у женщины после ее похищения инопланетянами родился необычный ребенок. Он якобы умел двигать предметы взглядом и посылать какие-то мысленные импульсы. Эту статью Раиса Вадимовна спешно сунула под общую стопку, поняв, хоть и с опозданием, что от нее ждут другого.
— Документальных материалов мало, — сказала она. — Гораздо больше таких упоминаний в народном творчестве. Особенно в сказках. Если, конечно, вас интересует...
— Интересует, — подтвердил Шамановский. Учительница была готова провалиться сквозь землю. Трое серьезных образованных людей сидели перед ней и ждали конкретной и, наверно, достоверной информации. Она же могла предложить лишь газеты, со снимками, украшенными пучеглазыми пришельцами, лохматыми домовыми и острозубыми вампирами. Она чувствовала себя инфантильной дурочкой, которая пришла на ученый совет со своими куколками и бусиками.
— Ну... я начну?
— Смелее, Раиса, — улыбнулся профессор Соломонов.
— Ну... Похожий случай описан в дневниках отца Матилио — испанского миссионера, который путешествовал по странам Востока в середине восемнадцатого века. Он долго жил в деревнях на побережье Японского моря и общался там с ловцами жемчуга. Там существовало поверье, что, если беременная женщина будет часто выходить в море и нырять за раковинами, у нее родится дельфин. И якобы было немало таких случаев. Считалось, что морской бог таким образом требует жертву. Ребенка-дельфина в таких случаях вывозили далеко в море и бросали с лодки. И до сих пор там считается, что именно эти дельфины — рожденные женщинами — спасают тонущих моряков...
Она замолчала — настолько глупым ей показалось сказанное. С минуту учительница шелестела бумажками, делая вид, что ищет что-то, а на самом деле — приводя мысли в порядок.
— Что-нибудь еще? — спросил Шамановский. Раиса Вадимовна испуганно посмотрела на него.
— Это не то?
— Почему? Мы внимательно слушаем. Я спрашиваю, есть ли что-нибудь еще?
— Да, — кивнула учительница. — Конечно. Английский путешественник Стив Летчер описал странное явление, с которым встречался на берегах Конго. Колонизаторы искали там алмазы и заставляли работать на своих копях рабов. Но не простых чернокожих, а лилипутов — там есть целые племена... Лилипутам легче пробираться в шахтах. Женщинам тоже приходилось рыть шахты. Якобы было несколько случаев, когда они рожали камни...
— Камни? — Брови Шамановского удивленно поднялись.
— Вожди говорили, что это яйца, отложенные гигантскими подземными крокодилами. Считалось, что виноваты белые: они принесли на земли лилипутов рабство, и, когда хоть один крокодил вылупится, он заступится за рабов.
— И вылупился?
— Об этом ничего. А вот еще случай. Его описал тоже англичанин, врач колониальных войск, несколько лет служивший в Индии. Солдаты захватили в джунглях нескольких повстанцев, и среди них оказалась беременная женщина. Он принимал у нее роды. На свет появилось существо, похожее на обезьяну. Оно прожило целых три года, потом его убили. Врач считал, что роженица имела половые контакты с обезьянами. Подтвердить этого никто не мог всех пленных казнили, а сама женщина умерла вскоре после родов.
— А нет ли чего-нибудь поближе? Что-нибудь в нашем климатическом поясе?
— Есть пример, и не очень давний. -Раиса Вадимовна, кажется, овладела собой и заговорила увереннее: — В архивах Академии наук найдено письмо земского врача Алексея Ефремовича Комова из Смоленской губернии. Датировано 1872 годом. Он сообщает, что у крестьянки в деревне Мокрое появился ребенок с длинным хвостом и лисьей мордой. Он прожил только пять дней. Врач предлагал указать место, где он захоронен, но, похоже, его сообщением не заинтересовались...
Учительницу слушали внимательно, не перебивая и не насмехаясь над невероятными историями. Словно бы шел нормальный деловой разговор. Это ее подбадривало, прибавляя уверенности. Она продолжала извлекать из папки бумаги и кратко пересказывать разные случаи.
Она упомянула странную эпидемию в Китае, когда в животах сразу девяти женщин одной деревни завелись огромные белые змеи. Далее речь шла о загадочном случае на Мадагаскаре, где в течение двух десятков лет крестьянская семья тайно растила чудовище, жившее под полом. Звучали и другие истории, которые крайне тяжело было заподозрить в достоверности. Но все они внимательно выслушивались.
— Вот самое интересное, что я нашла, — сказала наконец учительница. — Может, будет и еще что-то. Мы поддерживаем связи с клубами аномалыциков в разных городах, я могу направить запросы...
— Не стоит, — заверил ее Шамановский. — Вы не могли бы нам оставить эти бумаги.
— А вот, например, интересно, как вы относитесь к филиппинской медицине?
— Хорошо относимся, — ответил Донской, неторопливо поедая яблоко. — Знаете, я один раз был на Филиппинах, и у меня заболел зуб...
— Так... — навострила уши Раиса Вадимовна.
— Так вот, один филиппинский медик очень быстро и ловко мне его заделал с помощью американской композитной пасты. Пломба до сих пор держится.
— Но... Я говорила про народную медицину.
— А я — разве про антинародную?
— Юношеский скептицизм, — добродушно усмехнулся Соломонов и поцеловал женщине руку. — Не обижайтесь на них.
— Обижаться? Да ни в коем случае! — Раиса Вадимовна хитро улыбнулась. — Значит, мы материалисты до мозга костей? И мы будем отрицать все, чего не можем объяснить?
— Нет, что вы! Отрицать не будем. Лучше подождем объяснений.
— А их и не будет! Их не будет, если люди не начнут строить свои версии — пусть даже самые смелые и фантастические. Нельзя объяснить абсолютно все, но нужно хотя бы пытаться! Вот чему я учу своих ребят в гимназии.
Она говорила бодро, энергично, с вызовом. И не подозревала, что за этим же столом сидели представители такого аномального явления, от которого у нее волосы бы дыбом встали. Так что разговор шел несколько не на равных.
— Знаете, — рассудительно проговорил Донской, — у разных сказочных сенсаций часто бывают скучные объяснения. Рано или поздно заинтригованное человечество узнает, что имела место или авария на старте, или магнит в рукаве, или другой обман либо сговор.
— Очень интересно, — парировала учительница, — какой аварией вы объясните, скажем, появление армады летающих треугольников над Бельгией. И какой мог быть сговор при таинственных событиях в воинской части под Куйбышевом — читали? Знаете, сколько я могу рассказать случаев, которые документально подтверждены?
— Затрудняюсь вам ответить, — вздохнул Донской. — Сам я ни разу не видел ни одного зеленого человечка. А впрочем, один раз видел. Это было на практике. Привезли мужичка, который у себя на складе хлебнул какого-то спиртового красителя. У него и кожа стала зеленоватая, и кровь, и моча.
— Ну, хватит вам спорить, — поморщился Соломонов и снова поцеловал даме ручку. — Раиса Вадимовна все равно больше вас знает, и вам ее не переубедить. Давайте сегодня просто отдохнем. Тем более нам несут рыбу.
Все с облегчением согласились, что лучше уж действительно заняться стерлядью. Официант ловко установил на столе блюдо с огромной рыбиной, украшенной зеленью и ягодами.
— Мои мальчики умеют очень вкусно готовить рыбу на костре, — сообщила учительница. — мы каждое лето ходим в экспедиции по аномальным зонам, и они постоянно готовят рыбные блюда. Сейчас посмотрим, где рыба вкуснее...
Ее ладонь нерешительно повисла над набором столовых приборов, разложенных на салфетке.
— Для рыбы — вон та вилка с толстыми зубчиками и нож с круглым кончиком, — любезно подсказал профессор.
— Увы, — улыбнулась учительница, — так далеко мое образование не распространяется. Современной интеллигенции редко может пригодиться знание ресторанного этикета.
— Это очень просто, — с готовностью заговорил Донской. — По краям приборы для холодных закусок, справа к центру — суповая ложка. Нож с зубчиками и деревянной ручкой — это для стейка. Секатор — для ракообразных, а маленькие двузубые вилочки — для улиток. Из труднодоступных мест мясо хорошо доставать резектоскопом, при этом удобно помогать себе анатомическим пинцетом. Рыбу лучше всего разделывать тупым диссектором, a вот вскрывать фаршированные перчики можно корнцангом с косой насадкой. И всегда полезно иметь под рукой дюжину зажимов и кетгутовых петель для остановки кровотечения...
— Симпатичные ребята, правда? — изрек Соломонов.
— Конечно! Мне они сразу понравились.
— И еще одно важное правило, — продолжал Донской. — Если вы случайно перевернули стол или, например, дали официанту в морду — ни в коем случае не извиняйтесь. Извиняться — плебейская привычка...
Донской был настроен веселиться до упора, но его остановила короткая телефонная трель. Он достал из-под пиджака трубку.
— Ну? — Он вдруг нахмурился. — Не понял... Ты хоть трезвый? Да не ори, сейчас разберемся... Он сложил и убрал телефон обратно.
— Прошу прощения, должен вас покинуть. Маленькие проблемы на работе.
— Что случилось? — тихо спросил Гриша, догадываясь по глазам Донского, что проблемы не такие уж и маленькие.
— Можешь поехать со мной, — так же тихо ответил Донской.
— Нужна помощь? — поинтересовался Соломонов.
— Нет, Игорь Эдуардович, отдыхайте спокойно. А вот Григория я заберу, с вашего позволения.
Костя звонил, — сообщил он, когда «Мерседес» уже мчался по темным улицам к клинике. — Говорит какую-то чушь, я даже не знаю, как передать.
— А в двух словах?
— Двумя словами не обойдешься... Что-то не то в гальваническом зале. Говорит про какую-то собаку... Слушай, я лучше помолчу, сейчас все увидим.
Костя-стоматолог встречал их чуть ли не на крыльце. На нем лица не было. Когда он пытался говорить, его губы тряслись.
— Что? Объясни толком?! — добивался Донской по пути во флигель. Он и сам был уже порядочно напуган. Трудно было придумать, что может довести человека до такого состояния.
— Я зашел, хотел молочные зубы удалить... поднял сетку, а там... Сначала подумал, собака в бак попала или кошка... А потом посмотрел...
Он так и не смог объяснить, что он увидел в ванне.
— Главный в курсе? — спросил Донской, уже понимая, что лучше все увидеть самому.
— Его сейчас ищут. Он днем улетел в Данию. Мобильник не отвечает...
Наконец все трое оказались в гальваническом зале. Здесь были двое дежурных — таких же напуганных и изумленных.
— Вот здесь, — они показали на одну из ванн. Кто-то коснулся кнопки на пульте, заурчал моторчик, поднимая из электролита тело пациента.
Желто-розовая слизь медленно стекала и падала обратно в ванну. И чем меньше ее оставалось на теле пациента, чем больше обнажалось его плоское волосатое туловище, вытянутая голова, покрытые шипами конечности, тем яснее становилось — это не человек.
* * *
Над столом в зале консилиумов клубилось душное молчание. Персонал тихо сидел на своих крутящихся стульях, стараясь не встречаться взглядами.
— Я хочу знать, — медленно проговорил Шамановский, — почему это произошло.
Никто не чувствовал себя виноватым, хотя виноватые, наверно, должны были найтись. Не страх, а скорее растерянность царила в клинике с той ночи, как из гальванической ванны было поднято нечто, мало похожее на человека. Еще никогда в «Золотом роднике» не случалось подобного прокола.
Весть среди врачей разнеслась быстро, и уже не было смысла что-то скрывать. Тем не менее на следующий день о происшествии говорили вполголоса. Перешептывались, удивленно и беспомощно разводили руками, пожимали плечами. Ждали приезда Шамановского. Надеялись, что он скажет, как понять случившееся.
Но и он не внес ясности.
— У этого должно быть объяснение, — продолжал главный, — и мы его найдем. Иначе весь наш хваленый профессионализм гроша ломаного не стоит.
Сотрудники молчали. Никто и не пытался защитить свой профессионализм. Всем было не до амбиций.
— Мы должны найти причину. Должна быть конкретная причина: хромосомный сбой, загрязнение материала, подмена образцов — что это? И как это могло случиться — халатность, вредительство? У меня нет ни одной версии, поэтому я готов услышать любую. Любую!
Ближе к главному особнячком сидели генетики. Один из них смущенно кашлянул.
— Конечно, сбои были, — произнес он. — Но такие же, как и у других пациентов, в пределах нормы. Ничего необычного...
— Ничего необычного? — переспросил Шамановский, прожигая генетика взглядом. — Ты видел? Ты заглядывал в ванну? Ты считаешь, это — в пределах нормы?
— Все сбои зафиксированы в документах, — осторожно, но уверенно сказал генетик, снова маскируя свое смущение кашлем. — Там действительно ничего необычного...
— Да, знаю, — остыл главный. Он пошевелил на столе папки с отчетами. — Этого мало. Нужно проанализировать каждый сбой. Нужно сопоставить все отклонения друг с другом, сравнить... Кто вынашивал пациента? Кстати, кто пациент?
На дальнем конце стола поднялся терапевт.
— Пациент — Иван Сергеевич Луков, шестьдесят три года. Доставлен с кардиогенным шоком на фоне гипертонического криза первого типа. Вскрытие не делалось, поскольку...
— Что у него в больничной карте? — прервал Шамановский.
— Вот тут — странности, — замялся терапевт. — Карта почти чистая. Видимо, дубликат. Судя по всему, пациент недавно в городе, и здесь завел новую карту.
— Значит, информации о нем — ноль, — вздохнул главный. — Тоже повод задуматься. Так кто его вынашивал?
— Софи, — раздался негромкий голос. — Тело не сохранилось.
— Софи... — повторил Шамановский. — Неужели ничего не было? Может, какие-то болячки, отклонения, может, обкалывали по нестандартной программе? Хотя... — он тронул папки, где была подробно расписана программа ухода за животным. И снова повисло молчание.
— Ну, что? — главный сощурил глаза. — Никто ничего не помнит? Я не верю, что это произошло само по себе — так и знайте! Где-то должен был остаться след. Сколько было неудачных имплантаций?
— Немного, — последовал ответ. — Сорок восемь.
—Действительно, немного. Даже меньше чем обычно.
Снова раздался кашель генетика.
— Дело в том, — проговорил он, — что мутация наверняка началась до того, как пациента извлекли из тела животного. И тогда мы просто не сможем отследить начало...
— Мутация? — воскликнул Шамановский. — Какая, к черту, мутация?! Раковая опухоль — это мутация. Лишний палец — тоже мутация, и даже сросшиеся картофелины — мутация. Вы видели, что достали из ванны, эскулапы хреновы?
Все опять дружно опустили глаза.
— Ярослав Михайлович, — раздался голос Донского, — вообще-то почти никто еще не видел...
— Да? — Главный побарабанил пальцами по столу. — Ну, что ж, думаю, надо на это посмотреть. Качков, покажи им...
К кафедре вышел малорослый человек в круглых очках — доктор Качков, один из специалистов, обслуживающих гальванический зал.
— Пока только визуальный осмотр и рентгенограмма, — сказал он. — Пациент еще в ванне, не хотелось бы его трогать до полного окончания репродукции.
Он отдернул шторку, прикрывающую таблицу на стене. Над столом пронесся изумленный вздох. На первой таблице была увеличенная фотография, на второй — схематическая зарисовка скелета. И если до последнего мига кто-то еще думал, что клиника имеет дело с каким-то редким случаем человеческого уродства, то теперь эта иллюзия растаяла. Существо не имело с человеком ничего общего, кроме расположения основных конечностей.
Качков взял указку.
— Реальный возраст пациента— шестьдесят семь дней, что, по нашим таблицам, соответствует биологическому от семи до пятнадцати лет. Формирование костных, мышечных и жировых тканей полное. Кожные покровы не сформированы только на внутренних сторонах конечностей. Окостенение хрящей несколько опережает нормы — я имею в виду обычные нормы. Пропорции скелета: позвоночный столб — единица, черепная коробка — без малого четверть, нижние конечности — один и сорок четыре. Руки — один и два. Общий вес — тридцать пять с половиной килограмма, из них около шестидесяти процентов приходится на нижние конечности...
Оторопевшие слушатели первое время пытались вникать в слова, затем отключились от доклада. Доктор Качков так буднично и невозмутимо рассказывал о немыслимой физиологии пациента, словно описывал рутинную клиническую практику. Но вряд ли кого-то сейчас интересовало формирование тканей и пропорции скелета. Сотрудники клиники, не отрываясь, смотрели на фотографию и сомневались, наяву ли это происходит.
Невозможно было решить, на что похоже тело пациента. Круглый череп и удлиненные челюсти — нечто среднее между головой дельфина и волчьей мордой. Мощные, как у кузнечика или кенгуру, ноги. Большой и, видимо, очень сильный хвост. Заостренные изогнутые выросты на сгибах конечностей, шипы, щетина... Во всем проглядывалась скрытая звериная мощь. Обычное человеческое тело выглядело куда более беззащитным и неказистым.
— ...мышцы очень хорошо реагируют на электростимуляцию, прирост массы на некоторых участках доходит до трех процентов в сутки. Потребление белков и углеводов примерно в полтора раза выше нормы, а вот кальция — почти в два, но сейчас его усвоение начинает падать...
— К черту твой кальций и твои проценты! — воскликнул наконец Шамановский. — Ты бы еще грудь-талию-бедра ему обмерил. Все и так видят, что получился не Аполлон.
— Тут еще пара интересных моментов, — бесстрастно проговорил доктор Качков. — Обратите внимание на эти скосы на краях позвонков. Видимо, позвоночник очень гибкий. И еще — грудная клетка. На внешней стороне каждого ребра надкостница образует складку, на которой сейчас идет быстрое ороговение. Складка перекрывает следующее ребро — получается что-то вроде панциря. Еще раз взгляните на позвоночник, вот здесь. Похоже, верхние пять позвонков имеют свойство складываться, входить друг в друга, и в этом случае грудной панцирь вместе со сводом черепа будут образовывать некий непроницаемый купол, возможно, очень прочный. И еще...
— Хватит, — оборвал главный. — Кто по-прежнему хочет назвать это мутацией? Персонал помалкивал.
— Мутация — отход от нормы, — продолжал Шамановский. — Всего лишь неправильное деление клеток. А я, знаете ли, не могу поручиться, что вот это, — он ткнул пальцем в таблицу, — отход от нормы. Это скорее какая-то другая норма, лично мне неизвестная. И теперь мы должны четко установить — притащил ли это норму пациент в своих хромосомах, или это мы с вами что-то напортачили. Я уже взгрел вирусную лабораторию, хотя, похоже, там все чисто. Кто-то тут пытался доказывать, что в материал был занесен чужеродный генотип — собачий, что ли. Все убедились, что это чушь?
— Я еще должен сказать, — добавил доктор Качков, — что мы сравнили пробы на амплификаторе. Белковые фракции совпадают по массе, но что касается структуры... Нужна более мощная аппаратура.
— Вы поняли? — прищурился главный. — Материал был чистый! Никаких собак. Здоровый нормальный человек носил в себе геном вот этого...
— Мы определили его как антропоморф, — мягко подсказал Качков. — По образцу мифологии...
— А меня как определите — доктор Моро? — недобро усмехнулся главный. — Все как в дурном сне. Сумасшедший ученый создал монстра! Интересно, какие у пациента будут дети? Такие же кактусы?
— Через две-три недели мы сможем получить от него образцы спермы, — заверил доктор Качков. — Думаю, многое прояснится...
— Ни черта не прояснится... И знаете, что меня особенно интересует? Как мы предъявим это чудище заказчику? За него заплачено полмиллиона долларов — немного, по нашим меркам, но мы должны были их отработать. А теперь? У администрации есть мысли на этот счет?
— Мысли есть, — не слишком уверенно проговорил Донской. — Это самая дешевая репродукция, и, по большому счету, заказчику не важно, как пациент будет выглядеть...
— Ну-ну... Представляю, как ты вывалишь этого Минотавра из мешка и скажешь: не обращайте внимания, у нас кое-что не получилось...
— Я имею в виду, что его не обязательно показывать заказчику. От пациента нужна лишь какая-то информация, и можно найти другой способ ее передать.
— По телефону, что ли? — вскипел Шамановский. — Или пусть напишет им письмо?
— А почему нет? — сказал Донской, стойко выдержав иронию шефа. — Можете спросить у доктора Качкова — наложение психоматрицы прошло как по маслу, все экспресс-тесты положительные. И если у этого... у антропоморфа развит речевой аппарат, он сможет и по телефону говорить...
— А если не сможет? Если ничего не сможет?
— Повторная репродукция, — тихо вздохнул Донской, опустив глаза.
— Исключается! Во-первых, для этого придется умертвить пациента, а мы не убиваем — мы лечим. Мы врачи! Во-вторых, его психика не выдержит двух репродукций, это уже проверено на практике. У нас только пять процентов на успех.
В самом конце стола вдруг кто-то поднял руку. Оказалось, помощник ветеринара — человек, от которого сейчас меньше всего ждали каких-то комментариев.
— Я заметил одну вещь... — нерешительно произнес он. — Может, это не имеет значения...
— Говори! — потребовал главный. — Сейчас все имеет значение!
— Ну, в общем... когда в свинарнике был карантин по поводу аспергиллеза, животных перевели в другое помещение, а Софи постоянно жалась к одной стенке...
— Какой?
— Дело в том, что прямо за этой стенкой круглые сутки работал компрессор. Он грелся. Она постоянно льнула к теплу.
— То есть ей было холодно?
Ветеринар только развел руками.
— Я не знаю.
— Проверьте, — велел Шамановский. — Проверьте все. Сегодня вечером будет готов план расследования. Каждый получит задание. Каждый будет что-то проверять. Хоть из кожи вылезьте, а причину найдите! Разложите по полочкам, по шагам, по минутам — что было, от поступления тела пациента до... — он кивнул на фотографию. — До вот этого. Вытаскивайте каждую мелочь, советуйтесь. Послезавтра собираемся еще раз.
Он перевел дыхание и на пару минут задумался. Все это время в зале висела мертвая тишина.
— И еще. Раз это случилось у нас, значит, могло случиться и у кого-то еще. Мне нужны аналогии. Я уже заказал переговоры с Бельгией, Штатами, Германией, Китаем. Но я не могу звонить коллегам и на полном серьезе спрашивать: не приходилось ли вам видеть новорожденных чудовищ? Если вы слышали, читали... Хотя бы намек.
Донской и Григорий быстро переглянулись. А затем одновременно посмотрели на Соломонова. Учительница, подумали оба. Вот кто должен знать абсолютно все про мутантов и чудовищ.
— И наконец, сами должны понимать, — заключил Шамановский, — никакой болтовни налево я не потерплю. Работаем в обычном режиме, как ни в чем не бывало. Чтоб ни одна живая душа за пределами этих стен ни о чем не узнала. И мертвая тоже, — многозначительно добавил он.
* * *
Клиника работала в обычном режиме Утренние совещания, процедуры, санитарные мероприятия, пересменки, обеды и ужины — все проходило точно так, как и многие месяцы раньше.
Пациенты не догадывались, что в подвале в ванне дозревает существо, которое должно было стать человеком, но почему-то им не стало. Перешептывания среди персонала понемногу утихли, хотя и не прекратились. Главный несколько дней заставлял подчиненных сидеть на своих местах до темноты в тщетных попытках найти тот самый след, что указал бы на причину сбоя.
Никакой аномалии обнаружить так и не удалось. Репродукция шла точно по плану, и ни единого серьезного отклонения зафиксировано не было. Людям оставалось только по-прежнему пожимать плечами и разводить руками, поскольку надежды хоть как-то объяснить появление антропоморфа не оправдались.
Тем не менее Шамановский эту надежду не терял. Во вторник вечером в холле клиники появилась учительница Раиса Вадимовна. Она сидела на краешке кресла, теребя папку с ксерокопиями и газетными вырезками, поминутно одергивая платье и трогая волосяной узел на голове.
Раиса Вадимовна никак не могла взять в толк, зачем здесь понадобились ее уфологические знания. Одно дело рассказывать про летающие тарелки доверчивым школьникам, и совсем другое — излагать те же вещи серьезным взрослым людям, привыкшим оперировать реальными фактами. Учительница чувствовала себя неуютно.
Ей пришлось прождать лишних пятнадцать минут, поскольку у Шамановского был важный разговор с какой-то лабораторией в Европе. Наконец ее пригласили в конференц-зал, нарушив одно из основных правил — не пускать посторонних дальше холла.
Учительница вздохнула немного свободнее, когда увидела, что в разговоре будет участвовать Андрей Донской — один из тех симпатичных ребят, с которыми она познакомилась в ресторане. Профессор Соломонов также присутствовал — специально, чтобы подбодрить подругу.
— Насколько я вас поняла, — проговорила Раиса Вадимовна, — от меня требовалось подобрать несколько фактов, когда у нормальных людей рождались бы животные или какие-то загадочные существа...
Она раскладывала папку, нервно перетасовывая листы. Сверху лежала статья, где рассказывалось, как у женщины после ее похищения инопланетянами родился необычный ребенок. Он якобы умел двигать предметы взглядом и посылать какие-то мысленные импульсы. Эту статью Раиса Вадимовна спешно сунула под общую стопку, поняв, хоть и с опозданием, что от нее ждут другого.
— Документальных материалов мало, — сказала она. — Гораздо больше таких упоминаний в народном творчестве. Особенно в сказках. Если, конечно, вас интересует...
— Интересует, — подтвердил Шамановский. Учительница была готова провалиться сквозь землю. Трое серьезных образованных людей сидели перед ней и ждали конкретной и, наверно, достоверной информации. Она же могла предложить лишь газеты, со снимками, украшенными пучеглазыми пришельцами, лохматыми домовыми и острозубыми вампирами. Она чувствовала себя инфантильной дурочкой, которая пришла на ученый совет со своими куколками и бусиками.
— Ну... я начну?
— Смелее, Раиса, — улыбнулся профессор Соломонов.
— Ну... Похожий случай описан в дневниках отца Матилио — испанского миссионера, который путешествовал по странам Востока в середине восемнадцатого века. Он долго жил в деревнях на побережье Японского моря и общался там с ловцами жемчуга. Там существовало поверье, что, если беременная женщина будет часто выходить в море и нырять за раковинами, у нее родится дельфин. И якобы было немало таких случаев. Считалось, что морской бог таким образом требует жертву. Ребенка-дельфина в таких случаях вывозили далеко в море и бросали с лодки. И до сих пор там считается, что именно эти дельфины — рожденные женщинами — спасают тонущих моряков...
Она замолчала — настолько глупым ей показалось сказанное. С минуту учительница шелестела бумажками, делая вид, что ищет что-то, а на самом деле — приводя мысли в порядок.
— Что-нибудь еще? — спросил Шамановский. Раиса Вадимовна испуганно посмотрела на него.
— Это не то?
— Почему? Мы внимательно слушаем. Я спрашиваю, есть ли что-нибудь еще?
— Да, — кивнула учительница. — Конечно. Английский путешественник Стив Летчер описал странное явление, с которым встречался на берегах Конго. Колонизаторы искали там алмазы и заставляли работать на своих копях рабов. Но не простых чернокожих, а лилипутов — там есть целые племена... Лилипутам легче пробираться в шахтах. Женщинам тоже приходилось рыть шахты. Якобы было несколько случаев, когда они рожали камни...
— Камни? — Брови Шамановского удивленно поднялись.
— Вожди говорили, что это яйца, отложенные гигантскими подземными крокодилами. Считалось, что виноваты белые: они принесли на земли лилипутов рабство, и, когда хоть один крокодил вылупится, он заступится за рабов.
— И вылупился?
— Об этом ничего. А вот еще случай. Его описал тоже англичанин, врач колониальных войск, несколько лет служивший в Индии. Солдаты захватили в джунглях нескольких повстанцев, и среди них оказалась беременная женщина. Он принимал у нее роды. На свет появилось существо, похожее на обезьяну. Оно прожило целых три года, потом его убили. Врач считал, что роженица имела половые контакты с обезьянами. Подтвердить этого никто не мог всех пленных казнили, а сама женщина умерла вскоре после родов.
— А нет ли чего-нибудь поближе? Что-нибудь в нашем климатическом поясе?
— Есть пример, и не очень давний. -Раиса Вадимовна, кажется, овладела собой и заговорила увереннее: — В архивах Академии наук найдено письмо земского врача Алексея Ефремовича Комова из Смоленской губернии. Датировано 1872 годом. Он сообщает, что у крестьянки в деревне Мокрое появился ребенок с длинным хвостом и лисьей мордой. Он прожил только пять дней. Врач предлагал указать место, где он захоронен, но, похоже, его сообщением не заинтересовались...
Учительницу слушали внимательно, не перебивая и не насмехаясь над невероятными историями. Словно бы шел нормальный деловой разговор. Это ее подбадривало, прибавляя уверенности. Она продолжала извлекать из папки бумаги и кратко пересказывать разные случаи.
Она упомянула странную эпидемию в Китае, когда в животах сразу девяти женщин одной деревни завелись огромные белые змеи. Далее речь шла о загадочном случае на Мадагаскаре, где в течение двух десятков лет крестьянская семья тайно растила чудовище, жившее под полом. Звучали и другие истории, которые крайне тяжело было заподозрить в достоверности. Но все они внимательно выслушивались.
— Вот самое интересное, что я нашла, — сказала наконец учительница. — Может, будет и еще что-то. Мы поддерживаем связи с клубами аномалыциков в разных городах, я могу направить запросы...
— Не стоит, — заверил ее Шамановский. — Вы не могли бы нам оставить эти бумаги.