Тырин Михаил Юрьевич. Тварь непобедимая

   В то утро он, как обычно, болтал с продавцами, выясняя потребности и возможности покупателя, вычисляя, какой фасон лучше уходит в текущем месяце. И вдруг Валек заметил, что ряды торговцев планомерно обходят парни со специфической внешностью. С этими парнями Валек стремился жить в согласии, все, что положено, он выплатил им еще две недели назад. Потому-то его и насторожил неурочный обход.
   Они подходили буквально к каждому лотку и, бесцеремонно тесня покупателей, что-то втолковывали торговцам. Наконец один из них добрался и до того места, где стоял Валек.
   — Ищем одного человечка, — устало проговорил мордатый парень с волосатой родинкой под носом. — Десять штук «зеленью» за информацию.
   Он помахал скверной нерезкой фотографией и пошел дальше.
   — Ого! — тихо проговорил продавец. — Знаешь, какого они человечка ищут?
   — Какого? — так же тихо произнес Валек.
   — Кассира!
   — Какого еще кассира? Из сберкассы?
   — Ага, из сберкассы, — ухмыльнулся продавец. — В законе он, понял? Общак держит... держал, наверно. Из-за простого баклана не стали бы рынок баламутить.
   — Общак? — задумчиво переспросил Валек: — Это ж какие деньги на нем зависли, если они по всем рядам шарят? А ты откуда знаешь?
   — Ну... — продавец с ухмылкой развёл руками. — Люди говорят.
   — Люди? Я вот думаю, лицо у него знакомое. Где ж я его мог видеть?
   Он попытался воспроизвести в памяти фотографию и вдруг замер с открытым ртом. Он вспомнил. Он совершенно точно вспомнил, где видел этого старика.
   Поспешно попрощавшись с продавцом. Валек вылетел с рынка и прыгнул в свою машину. Да, он знал пропавшего кассира, потому что несколько раз нос к носу встречал его в своем подъезде!
   Этот старик приходил к его соседке, старухе-пенсионерке, с которой Валек не всегда даже считал нужным здороваться.
   Он как-то слышал, как бабка в разговоре с соседями его расхваливала. Мол, такой умный человек, да порядочный... Как же, порядочный!
   Еще говорила, что всегда что-то к чаю приносит, вина совсем не пьет, и — главное — пол скрипучий в квартире починил! Валек расхохотался. На кой хрен, спрашивается, чинить пол в новом доме?
   Тостопятова трясло от страха, но он не мог остановиться. Казалось бы, послушайся старших, доложи о старухе-пенсионерке — и получишь синицу в руки, десять тысяч долларов. Но под новым полом-то спрятано, наверно, куда как больше! Конечно, воровской общак — штука неприкасаемая и вообще опасная, но Валек ведь не вор-законник. Ему все эти их «понятия» до лампочки.
   Валек знал, что старухи в это время не должно быть дома, она все время куда-то уходит до обеда. Он поднялся на площадку, прислушался. Пришлось, правда, выгнать из подъезда какого-то пьяного вонючего деда, который, похоже, собирался там вернуть природе выпитое накануне. На всякий случай Валек позвонил в дверь старухи. Ему ответила тишина. Он забежал домой, прихватил молоток, стамеску, гвоздодер и подступился к квартире соседки. Перед глазами маячили толстые пачки купюр в банковской упаковке. Валек просто не мог, не имел сил остановиться...
   * * *
   Оборванный бродяга, которого Валек едва ли не пинками выгнал из подъезда, вышел на улицу и, укрывшись за кустами палисадника, нажал клавишу микрофона, закрепленного внутри засаленного пиджака.
   — Шестой, переместись на крышу, следи за лестничной площадкой. Он что-то там собирается делать.
   — Да, ломает дверь, — принес радиоэфир через некоторое время. — Сами возьмем или сдадим уголовке?
   — Сначала сами побеседуем...
   Зоя Филипповна отсутствовала дома почти час. Она удивилась, увидев у подъезда скопление людей и милицейскую машину. По толпе ходила весть, что поймали квартирного вора. Пенсионерка забеспокоилась.
   Но самое сильное потрясение ее ожидало, когда она вошла в свою квартиру. Она схватилась за голову и едва не упала в обморок.
   Ее единственная комната была вся засыпана стодолларовыми бумажками. Между ними блестели золотые украшения и слитки, рассыпанные небрежно, как камешки на пляже.
   Посреди задранного ковра сидел на полу ее сосед Валя Толстопятов. Он смотрел в одну точку, тихо покачивался и монотонно рассказывал милиционеру, что на него напало рогатое чудовище, которое убежало в окно.
   В эту самую минуту Сударев ехал на дачу. За рекой, которая отделяла город от капустных полей и ферм, ему на мгновение сделалось как-то не по себе.
   «А видать, кранты денежкам...» — неизвестно отчего подумалось ему.
   * * *
   Ох как не хотел Луков отдавать деньги государству. Не хотел он ничего дарить власти, которую ненавидел. Знал, что денежки оприходуют в финотделе УВД и пустят на зарплату операм и участковым, на покупку новых машин, компьютеров, на ремонт кабинетов — мало ли на что?
   Не такой судьбы хотел он своему сокровищу, лучше бы просто по улице разбросать. Но, ничего не поделаешь, деньги пришлось уступить. Когда в квартиру вломился этот парень с быстрыми вороватыми глазами, а за ним — целая бригада крепких мужиков с казенными физиономиями, Лукову оставалось только быстро уйти.
   Он сдержал досаду. Главное — дело сделано, доллары и золото не обратятся в смертельный порошок.
   Ночью он снова был на свалке, где уже чувствовал себя свободно, как дома. Никто здесь не мог грозить ему — ни зверь, ни человек. Луков нашел себе сухого хлеба, потом полбатона тухловатой колбасы, подкрепился. Некоторое время он развлекался, совершая в темноте огромные прыжки с кучи на кучу. Потом безо всякого труда выловил одну за другой двух крыс, но тут же их отпустил.
   Наконец он закопался в теплую кучу ветоши, пахнущей машинным маслом, и замер. Он не спал. Он почему-то теперь вообще не мог спать. Тело было расслаблено, голова — свободна от всяких мыслей, однако уши, глаза, нос — все это действовало. Луков слушал окружающий мир, выделяя попеременно каждую из его мелодий.
   Где-то натружено гудел грузовик, переваливаясь на вмятинах грунтовой дороги. Лаяли собаки в отдаленном поселке. Гудели провода. На окраинах свалки, где разбили свои стойбища старатели мусорных куч, слышались голоса.
   И тут Луков насторожился. Новый необычный звук вплелся в мерный ночной ансамбль. Показалось, что плачет ребенок, причем совсем рядом...
   В окрестностях свалки жили несколько детей вместе со своими родителями-помойщиками. И они тоже иногда плакали, но совсем не так. Сейчас он слышал плач жалобный, испуганный, нежный, похожий на мяуканье заблудившегося котенка.
   Луков стряхнул с себя тряпки и поднялся на вершину кучи. Он затих, перестав чувствовать тело, закрыл глаза. Теперь он словно бы плыл в черной бездне, где не было почти ничего — только он сам и этот жалобный плач неподалеку.
   Он встряхнулся, чтобы разогреть расслабленные мышцы, и помчался на звук. Он пролетал за один прыжок по четыре-пять метров, ноги чутко находили опору и распрямлялись для нового прыжка. В ушах свистел ветер.
   Наконец он увидел: среди берез горел костер, рядом сидели два захмелевших мужика, одетых в рванину. На расстеленных газетах пестрели упаковки каких-то закусок, лежала пустая бутылка. Свет костра выхватывал из темноты угол старого автомобильного фургона, залатанного в нескольких местах фанерой.
   — Чего-то меня рыгать потянуло от этой шоколадной пасты, — проговорил один из мужиков. — Лучше бы кильку открыли.
   — Дай сюда, отнесу этому писюну, — отозвался второй.
   — Да не буди его! Опять щас заорет...
   — Он по-любому заорет.
   Мужик подхватил с газеты пластиковую баночку и, пошатываясь, побрел к фургону. И в самом деле, через мгновение снова послышался детский плач.
   — Я к маме хочу!.. К маме хочу! — захлебываясь от испуга и обиды, повторял какой-то малыш.
   — Заткнись, паскудник, щас шею сверну! — прошипел мужик из фургона.
   Через минуту он вернулся, плюхнувшись на место. Банка полетела в костер.
   — Не жрет, вонючка. Как бы не сбег... В фургоне продолжал скулить невидимый малыш.
   Луков ни минуты не сомневался в том, что ему сейчас предстоит сделать. Он беззвучно подобрался к костру. До обоих бродяг оставалось три-четыре шага, но они ничего не слышали и не видели, огонь слепил им глаза. И они не чувствовали, как умел это Луков.
   Теперь оставалось самое простое. Луков вздыбил свои колючки и с хриплым рыком выпрыгнул на освещенный участок травы.
   Более ничего не понадобилось. Оба мужика одновременно закричали, вскочили и грохнулись, запутавшись друг у друга в ногах. Один вскочил и метнулся в темноту, но налетел на ствол березы, звучно влепившись в него головой. Второй перекувырнулся и оказался прямо в костре. Брызнули искры, мужик закричал еще громче и пополз по траве, судорожно отталкиваясь ногами.
   Луков подскочил, захлестнул свой хвост на его шее и рывком поднял на ноги. И затем несильно поддал в спину ногой, стараясь не повредить когтями. Бродяга с треском рванул через кусты, громко всхлипывая и охая.
   Стало тихо. И малыш в фургоне тоже замолчал, испугавшись жутких воплей. Луков подобрался к двери, но не спешил открывать ее.
   — Эй! — позвал он, стараясь, чтоб голос звучал мягче. — Ты слышишь меня?
   Все же голос у него был отвратительный. Грубый, хриплый... Любой испугался бы. В фургоне раздался шорох. Потом дрожащий мальчишеский голос произнес:
   — Кто там?
   — Не бойся, они убежали, — ответил Луков. — Я отведу тебя к маме.
   — Кто там?! — почти закричал мальчик. Луков мучительно думал, как ему выпутаться. Если сейчас предстать перед ребенком, у него, конечно, случится истерика, еще похлеще, чем у обоих алкашей. На всю жизнь останется неврастеником. Хотя, говорят, дети более легко принимают необычное и даже страшное...
   — Не бойся меня, — прохрипел Луков. — Я добрый. У меня большие зубы и острые когти, но я добрый. Я — сказочный говорящий пес.
   — Говорящих не бывает, — ответил малыш через несколько секунд. Голос был недоверчивым, но уже более спокойным.
   — Обещай, что не испугаешься меня. И мы с тобой быстро-быстро побежим к твоей маме. Это она попросила тебя найти. Ты мне веришь?
   Малыш не ответил. Дверца фургона скрипнула и чуть приоткрылась. Луков молниеносно спрятал колючки и прижался к земле, чтобы казаться меньше. Голову он опустил, пряча длинную пасть.
   Мальчишка едва взглянул и сразу захлопнул дверь. Но через несколько секунд опять приоткрыл ее.
   — Ты не пес, — сказал он совершенно спокойным голосом.
   — Подойди, не бойся.
   — Ты не пес, — повторил мальчик, нерешительно выходя из фургона. — Ты — люкозавр.
   * * *
   Еще несколько минут, и часы встретятся на вершине циферблата. Наступила полночь, наступает новый день.
   Гриша незаметно протянул руку и выключил радио. Чтобы оно лишний раз не напоминало Светлане, что время идет, а хороших новостей нет. Никаких новостей нет.
   Уже Давно она сидела молча и смотрела в одну точку. Говорить было нечего. Все уже переговорено, все переплакано. Осталось молчать и ждать в страшной тишине. Даже вода из крана не капала как обычно, Гриша давно уже его починил.
   Загремел телефон. Светлана вздрогнула всем телом, но не поднялась с места. Уже сколько раз она сегодня вскакивала на каждый звонок, каждый шум, и все напрасно.
   Григорий поднял трубку.
   — Слушай, ну мы все уже перетрясли, всем душу вытянули, — зазвучал голос Павлова. — Никаких следов, понимаешь, ни-че-го! Ну, не похитили его, объясни же ты ей! Если б похитили — давно позвонили бы уже. Мы цыганский поселок даже на уши подняли, на всех дорожных постах инспектора его фотку показывают. Заблудился мальчишка, сейчас небось уснул в каком-нибудь детском городке под качелями. Успокой ты ее. Завтра объявится, вот увидишь.
   — Хорошо, я понял, — сказал Григорий и положил трубку. Взглянул на Светлану, покачал головой и сел на место, не сказав ни слова. Все уже переговорено много раз...
   Григорий уже не пытался успокаивать ее, он даже не прикасался к ней. Она словно заледенела. Это произошло ближе к вечеру, когда закрылись учреждения, разошлись по домам милицейские начальники, в городе стало темно и тихо.
   До этого она сама готова была обежать весь город, заглянуть в каждый двор. Она без устали куда-то звонила, спрашивала, нашла номера всех больниц, приютов и интернатов. Потом пришел вечер, и ее силы вдруг словно отрезало.
   Ей незачем было ни бегать, ни звонить. Ребята из охраны все обзвонили и обежали сами. Донской и Павлов, когда узнали про беду, отложили все дела, подняли из кровати дежурную смену, задействовали всех, кого могли.
   Результата, правда, пока не было. Светлане стало в десять раз легче переносить беду, когда она увидела, сколько людей хотят ей помочь. Это великое благо, когда ты не один на свете.
   Снова грянул телефон в тишине гулкой кухни. Светлана лишь вяло повела глазами. Григорий поднял трубку.
   — Да... Да! — Он посмотрел на Светлану, но теперь это был уже совсем другой взгляд.
   Она поднялась с табуретки, сделала два неуверенных шага, остановилась...
   — Так, я слушаю. Вышел к дорожному посту? Как он сам? Ну, живой, здоровый? Ах, сонный... — Григорий специально повторял услышанное для Светланы. — На окраине, так... Ну, понятно. Хорошо, ждем. Спасибо...
   Светлана, не отрываясь, смотрела на него. Ее губы дрожали, она ничего не могла сказать.
   — Его сейчас привезут. Все в порядке. После этих слов с нее слетело оцепенение. Теперь она уже не могла усидеть на месте. Она мерила шагами маленькую кухню, поминутно выглядывая в окно и прислушиваясь.
   — Я так не могу. Идем на улицу, там встретим. Уже через несколько минут подкатила, полыхая всеми огнями, милицейская машина. Пашка сидел на переднем сиденье и как ни в чем не бывало вертел головой.
   Светлана прижала его к себе с такой силой, что он даже завопил.
   — Мама, мама! — воскликнул мальчишка, уворачиваясь от ее ладоней и поцелуев. — А я видел люкозавра!
   * * *
   Григорий сжимал телефонную трубку вспотевшей ладонью и говорил, чувствуя себя полным идиотом.
   — Андрей, думай что хочешь, но это его слова. Я и сам так сначала думал — детские фантазии, страхи... Но когда он начал описывать того, кто вывел его к дороге... Все в точности, понимаешь?
   — И как нам поступить? — устало спросил Донской.
   — Решай сам. Я просто боюсь что-то советовать, вы меня на смех поднимете.
   Вошла Светлана, приложив палец к губам.
   — Тихо, Пашка уснул.
   — Ну, что... — вздохнул Донской. — Честно говоря, похоже на бред, на дурной сон, не знаю на что еще.
   — Андрей, вся наша жизнь последние недели — это или сон, или бред. Нужно решать, и поскорее.
   — Не знаю... Хотя чем черт не шутит. Ладно, давай проверим, других-то вариантов нет. Только тебе, дорогой, придется с нами поехать. Ты с этим «люкозавром» на короткой ноге, так что... Давай, жди машину.
   Светлана сидела на табуретке, бессильно прислонившись к стене.
   — Меня до сих пор трясет, — сказала она. Затем поднялась, достала из холодильника початую бутылку водки и налила в длинные хрустальные стопки. — Хоть я и не пью, но сегодня... Гриша, а с кем ты сейчас разговаривал?
   — С Андреем. Света, мне придется сейчас уехать.
   — Сейчас?! — Казалось, у нее вот-вот брызнут слезы.
   — Я ненадолго. Это очень важно. Света, ты... Ты слышала, что Пашка болтал про какого-то говорящего зверя.
   — Что-то болтал, да. Не знаю. Теперь все равно. Главное, он дома, спит в своей кроватке.
   — Конечно, — улыбнулся Гриша. — Тебе тоже нужно отдохнуть.
   Под окном коротко просигналила машина.
   — Приезжай скорее, — жалобно попросила Светлана.
   Для поисков Лукова в спешном порядке была организована целая спасательная экспедиция. В трех машинах разместился десяток павловских ребят, причем половина была вооружена автоматическими карабинами гражданского образца. Кроме оружия, имелись мощные фонари и приборы ночного видения. Колонну замыкал белый джип, который обычно служил для доставки тел пациентов.
   — Собираетесь прочесывать свалку? — поинтересовался Григорий, усаживаясь в машину.
   — Там видно будет, — хмуро ответил Донской. — Ты лучше расскажи подробнее, что там наболтал этот мальчишка.
   Григорий попытался как можно точнее пересказать сбивчивые Пашкины впечатления, особенно подчеркнув детали описания «люкозавра».
   — Да, — задумчиво проговорил Донской. — В самом деле, очень похоже. Такое не придумаешь, из пальца не высосешь. Вы добились от него, как он попал на свалку?
   — Узнали, но очень мало — он уже засыпал на руках. Какие-то дяди, потом машина, потом домик деревянный. Рядом ручеек шумел, костер горел.
   — Значит, все-таки дяди... — Донской нервно усмехнулся. — Ты заметил, Гриша, что последние недели вокруг нас так и вьются какие-то мутные дяди, так и лезут своими ручонками. Надо бы разобраться с этими дядями, да вот не знаю, будет ли время...
   — Сворачиваем за милицейским постом? — спросил водитель.
   — Да, мальчишка говорил, что бежал через лес недолго.
   Через несколько минут три машины остановились под березами, впившись светом фар в беспредельный мрак мусорной страны. Здесь дул ветер, испуганно мерцали звезды, было сыро и прохладно. Ребята уже водили по сторонам объективами инфравизоров.
   — Сколько же хлама мы создаем за свою жизнь? — изумленно проговорил Донской, оглядывая стелющиеся перед ним просторы.
   — Приблизительно восемь тонн, — отозвался кто-то из темноты. — Какой-то профессор подсчитал.
   — О, достойная тема для профессора. И что же, теперь все эти тонны через пальцы просеивать? Подошел Павлов, со вздохом поглядел во мрак.
   — В джипе есть звукоусилитель, — как бы невзначай сказал он.
   — Знаю, — отозвался Донской. — И что? Устроим дискотеку, чтоб не мерзнуть?
   — Да нет, я про другое. Чем не вариант? — оба одновременно повернулись к Григорию.
   — Тебе слово, товарищ Гриша, — объявил Донской. — Твой голос он лучше всех знает.
   Григорий взял микрофон на витом проводе.
   — Что говорить? — спросил он. — По имени звать, что ли?
   — Нет, кричи: «Леопольд, выходи!»
   Гриша помялся немного, затем наконец решился.
   — Иван Сергеевич! — разнеслось над мусорными барханами. — Иван Сергеевич Луков! Если вы нас слышите, подойдите. С вами говорят сотрудники медицинского центра «Золотой родник». Мы вас разыскиваем...
   Гриша замолчал, потому что Донской и Павлов давились от смеха.
   — Не нравится — сами зовите, — обиделся он.
   — Ничего-ничего, продолжай. Ты похож на богатыря, который вызывает змея на смертный бой. Помнишь анекдот: «Драться так драться, но зачем же в задницу кричать?»
   Прошло минут двадцать. Громадные помойные дали по-прежнему хранили безмолвие. Павлов успел из машины связаться со своим психоаналитиком, подняв того из кровати. Вернулся очень воодушевленный.
   — Он говорит, что нужно привезти сюда того ребенка. Мальчишка должен сам позвать. Тогда он выйдет.
   — Что?! — взвился Гриша. — Из-за этого идиота-психолога тащить сюда Пашку? Да меня Света с лестницы спустит за такие...
   Он замолчал, увидев, как внимательно и терпеливо смотрят на него Донской и Павлов.
   — Но ты же постараешься убедить ее, Гриша? Ты ведь очень постараешься?
   * * *
   Светлана прямо-таки оторопела, услышав, с чем приехал Григорий. Она сначала ничего не говорила, только в ужасе качала головой. Но Гриша буквально вцепился в нее и каким-то чудом сумел убедить. Он сказал «надо» так твердо, что сопротивление матери было сломлено.
   Сонного Пашку одели и на руках отнесли в машину.
   — Я поеду с ним! — категорично заявила Светлана.
   В дороге с нее сошло оцепенение.
   — Гриша, что происходит? Зачем вам понадобился ребенок — сейчас, ночью? Вы сумасшедшие, все!
   — Света, не забывай, что эти сумасшедшие сбились с ног, пока искали его по городу. Поверь, он очень нужен там.
   — Но зачем?
   — Ну... Он должен будет показать нам кое-что на этой свалке. Вернее, кое-кого.
   — Кого? Это ведь опасно! — Она приходила в ужас от каждого нового слова. Она боялась этого города, который накануне едва не поглотил ее ребенка, ей за каждым поворотом мерещились опасности, зло, насилие. Тем более окраины, свалка, ночь...
   Григорий крепко сжал ее руку.
   — Ничего не бойся, — сказал он. — Ничего не бойся, пока ты с нами.
   На месте их встретили радостными восклицаниями — ребята уже заждались. С трудом разбудили мальчишку — тот, казалось, даже обрадовался, когда узнал, о чем его просят. Павлов протянул ему микрофон.
   — Ну, давай, малыш.
   — Не нужно, — Пашка отстранил микрофон. — Я так.
   Он сделал несколько шагов туда, куда били лучи галогенных фар. Перед мальчиком расстилался безмолвный зловещий мрак.
   — Люкозавр! — раздался тоненький мальчишеский голосок. — Иди ко мне! Не бойся.
   Светлана все время порывалась подойти к Пашке, но Гриша всякий раз мягко удерживал ее за локоть.
   — Не мешай ему, пожалуйста. Вскоре Пашка вернулся к маме, но лишь затем, чтобы успокоить ее.
   — Мама, я побуду там еще немного. Он сейчас придет. Ну, пусти...
   Однако Светлана впилась в него и больше не отпускала. Все вокруг казалось ей мрачным и враждебным, и она не могла еще раз позволить ребенку быть отдельно от нее.
   Прошло несколько томительных минут тишины. И вот, когда уже раздались первые вздохи разочарования, на границе света и тьмы что-то зашевелилось. В следующий момент все услышали испуганный визг Светланы, которая схватила Пашку и отскочила за машину.
   На освещенный участок медленно выбралось косматое чудище с неподвижными желтыми глазами. Все невольно отшатнулись: практически каждый уже видел пациента раньше, но все равно ночная картина шокировала.
   Григорий поспешно шагнул навстречу, надеясь, что пациент его сразу узнает.
   — Уберите ружья, — раздался хрипящий голос. — Я не хочу оружия.
   — Мама, вон люкозавр! — звонко крикнул Пашка и попытался вырваться из рук матери. Но Светлана все крепче прижимала его, отходя шаг за шагом.
   — Из тех кустов на нас кто-то смотрит, — проговорило чудище, шевельнув своими иглами.
   — Это, наверно, собака, — пожал плечами Григорий.
   — Нет. Это человек.
   — Плевать, — махнул рукой Донской. — Надоело всё, уезжаем на базу. Ну и напьюсь же я сегодня...
   * * *
   К вечеру, когда мысли Ганса освободились от повседневных хлопот, он отдохнул часок в бильярдной, а затем решил прокатиться на свалку и устроить неожиданную ревизию: проверить, насколько хорошо стерегут мальчишку нанятые им оборванцы. Ганс всерьез опасался, что они перепьются и уснут, вместо того чтобы всю ночь не смыкать глаз.
   Он не оставлял им спиртного, пообещав, что все будет потом. Зато дал два пакета хорошей еды, купленной в супермаркете. Обменять ее на водку или самогон у других обитателей помойки не составляло труда.
   Приехав на место, Ганс увидел остывший костер и совершенно пустой фургон. Его затрясло от злобы, он сейчас с ходу свернул бы шею любому из своих помощников, попадись они на глаза.
   Впрочем, через минуту он умерил эмоции. Если бы оба валялись пьяными у костра — это был бы явный провал. А так — ничего не известно. Может, они перевели мальчишку в другое место, может, их спугнул кто-то. Мало ли что могло произойти?
   На всякий случай Ганс решил пройти по краю свалки с фонарем. Он предупредил, чтобы Пашку держали с завязанными глазами и взаперти, поэтому не слишком боялся, что мальчишка его узнает.
   Не пройдя и сотни шагов, он увидел за грядой кустарника странную картину. Три машины светили фарами в глубь свалки, рядом толпились какие-то люди.
   Ганс убрал фонарь, осторожно подобрался ближе. И вдруг он узнал всю компанию. И докторишку по имени Гриша, и нескольких охранников, в свое время крутивших ему руки, и их начальника, который спускал его вместе с Кичей с лестницы.
   Изумлению Ганса не было предела. Он никак не мог взять в толк, каким образом ему удалось опять сойтись с этими людьми, да еще в таком интересном месте? Что за странные совпадения?
   А потом он удивился еще больше. Доктор через мегафон начал кого-то звать. Ганс прислушался и разобрал имя — Иван Сергеевич Луков. В этом имени ему послышалось что-то знакомое. Он напряг мозги, а затем чуть не подпрыгнул на месте. Луков — это же Лука, тот самый, которого ищут по всему городу, носятся, высунув языки, и всем тычут его фотографию.
   Это было похоже на бред. Лука — большой и уважаемый человек, личный казначей Сударя — и здесь, на вонючей свалке! И при чем тут эти лекари недоделанные?
   Ганс запасся терпением, твердо решив выяснить, что тут происходит. Ему долго пришлось просидеть в кустах, он даже замерз. Но результат того стоил.
   Он увидел, как привезли Светку, как вслед за ней выбрался сонный взлохмаченный пацан и как вскоре прямо к машинам выполз его говорящий уродец! Тот самый, за которого уже завтра Ганс собирался получить сто пятьдесят тысяч.
   От досады он готов был грызть камни. Оказывается, все было рядом, буквально под носом! Стоило мальчишке прокричать что-то в темноту, как уродец выполз к его ногам. И никаких сложностей, комбинаций...
   У Ганса было сейчас жгучее желание сбегать к машине за пистолетом и перестрелять из укрытия всю эту братию, отобравшую у него добычу. Особенно докторищку и начальника охраны. Ну, Светку с пацаном еще можно пожалеть...
   И тут Ганс наконец добрался до главного. Очередная мысль настолько ошеломила его, что по спине пошли мурашки. Они, эти люди, звали Лукова, а вылезло это рогатое страшилище! Так что же, выходит — оно и есть Лука?