Тырин Михаил Юрьевич. Тварь непобедимая

   В нескольких метрах от джипа водитель дал по тормозам, и «Хонда» с визгом описала полукруг. Ганс уже должен был стрелять, а он все еще пребывал в оцепенении. Впрочем, голова была ясной. Он видел все до мелочей: травинки у обочины, и часы на руках у доктора, стоящего над картой, и каждую черточку на этой карте...
   Ганс не был готов стрелять и не знал почему. Вдруг доктор ушел из поля зрения. Он взял и совершенно спокойно шагнул в сторону, спрятавшись за джип.
   В спину Гансу ударили кулаком.
   — Ты че, уснул?! — заорал парень с заднего сиденья.
   Второй тоже что-то яростно кричал, брызжа слюнями. Однако это было бесполезно. Ганс знал, что не сделает ни единого выстрела. Он положил ладонь на дверной замок и потянул на себя. Он уже видел, что к их машине несется тот самый грузовик, к которому они так несерьезно отнеслись. Еще секунда, и из фургона посыпались люди в камуфляже.
   Крик, рев мотора, скрип тормозов Ганс услышал уже, когда катился по асфальту. Парни, поняв свою ошибку, пытались было уйти, но «Хонду» намертво заперло между грузовиком и джипом.
   Ганс катился к обочине, обдирая плечи, локти, колени. В какой-то момент зрение зафиксировало картину: один из сопровождающих нелепыми скачками мчится через дорогу, размахивая пистолетом, но вдруг весь как-то ломается, беспомощно вскидывает руки и катится по асфальту, оставляя мокрую блестящую дорожку.
   Не разбирая дороги, Ганс вломился в колючие ветви ельника, которые словно отрезали его от криков и стрельбы на дороге. Он бежал, подминая кусты, и слышал, что сзади тоже кто-то бежит. Он ни разу не позволил себе оглянуться.
   И лишь когда деревья стали реже, а земля под ногами ровнее, он на миг повернул голову. Он успел увидеть бегущего человека с угловатой из-за бронежилета фигурой. Ганс выстрелил наугад, но, конечно, не попал, а лишь сбил кору в трех метрах над землей. В ответ тут же заговорил частыми хлопками автомат, человек приостановился.
   Ганс все бежал и бежал, одежда промокла от пота, с дыханием вырывался стон, легкие горели. Он бежал, пока слух и чутье не подсказали, что он наконец остался один в этом огромном и безмолвном лесу.
   Он упал на траву, судорожно глотая воздух. Ноги ничего не чувствовали, они словно бы лежали отдельно бесполезными обрубками.
   Потом он вдруг заснул, но ненадолго. Просто провалился во мрак и снова выплыл. Встал и несколько часов ходил по лесу, искал дорогу, прислушиваясь к малейшему подозрительному шуму. Его одежда вся изодралась еще во время бегства, ссадины и царапины разъедал пот.
   Наконец Ганс услышал отдаленный гул машин. Он начал красться вдоль дороги, выискивая место, где можно незаметно выглянуть из кустов. Конечно, таких мест было тысячи, но сейчас Ганс не доверял ни одному из них.
   И вдруг перед ним открылась автозаправка. Та самая, где парни оставили свой «Форд».
   К Гансу медленно начало возвращаться расположение духа. Машина — это надежно. Это дом, друг, помощник, это почти крепость на колесах.
   Он кое-как пригладил оторванные лоскуты На одежде и, стараясь не нервничать, медленно вышел к «Форду». Щелкнул лезвием карманного ножика, без особых трудностей расправился с замком, включил зажигание. Кажется, никто не обратил внимания, как очередная иномарка выползла на трассу. Да и кому какое дело?
   Возвращаться в город Ганс уже не мог. Ничего хорошего его там не ждало. Зато в другую сторону — туда, где несколько часов назад визжали тормоза и хлопали выстрелы — его тянуло просто неудержимо. У Ганса была нестерпимая потребность увидеть — что там сейчас, остались ли люди, есть ли какие-то следы. И даже элементарная осторожность не могла его сдержать.
   Он поехал. Несколько раз приходила мысль свернуть на объездную дорогу и миновать то место, но всякий раз он не выдерживал и продолжал гнать по прямой. Странное болезненное любопытство влекло его.
   Там, конечно, никого уже не было. Ни машин, ни людей. И следов крови на асфальте заметить не удалось — по ним проехали уже сотни машин.
   Но что-то необычное все же привлекло внимание Ганса. Что-то шевелилось у обочины под ударами ветра. Ганс притормозил.
   Это была карта. Обычная дорожная карта, прибитая ветром к чахлым кустикам. А на ней жирным фломастером был прорисован маршрут.
   * * *
   Сон был прерван громким тяжелым ревом. Григорий открыл глаза и увидел, что через стекло машины на него задумчиво и грустно смотрит корова. Ее круп почти тонул в тумане.
   По дороге шло стадо. Павлов то и дело притормаживал, осторожно лавируя между коровами, которые все выходили и выходили из тумана, останавливались и смотрели на машину.
   — Уже приехали, — сообщил он. — Нужно теперь найти, где в этой дыре гостиница.
   Павлов выглядел измученным. Ему стоило усилий держать глаза открытыми и шевелить руками.
   — Чего не разбудил? — спросил Григорий, растирая лицо. — Я бы сменил.
   — Жалко было будить. Спал очень сладко.
   — Я бы так не сказал. Все время снилось, как кто-то стреляет из-за кустов.
   — Нервишки, — усмехнулся Павлов. — А ты еще сомневался, зачем нам боевое охранение.
   Туман редел. Вдоль дороги уже можно было разглядеть одноэтажные домишки из темного теса. На крышах сараев отдыхали килем вверх небольшие лодочки. Григорий взглянул на часы — половина пятого. Он достал из-за сиденья пакет и начал выкладывать термос, печенье, бутерброды, завернутые в тонкий полиэтилен.
   — Поскорей бы сходить в душ — и в койку, — мечтательно вздохнул Павлов.
   — Иван Сергеевич! — позвал Григорий и протянул за брезентовый полог стопку бутербродов с ветчиной. И снова у него по спине побежали мурашки, когда сухая когтистая лапа взяла пищу из его ладони.
   В тумане проступила скорченная от утренней свежести фигура пастуха.
   — Эй, ваше благородие! — крикнул в окно Павлов. — Нам бы до постоялого двора...
   Пастух остановился, заторможенно повернув голову. Глаза его так и не показались из-под козырька кепки, но было ясно, что он пристально разглядывает незнакомцев.
   — А? — произнес он наконец, приложив ладонь к уху.
   — Где у вас гостиница?
   — Там, — крикнул пастух, плеснув куда-то рукой. — Там все. И вокзал, и магазин.
   Городок начал как бы подрастать — появились двухэтажные дома с ветхой штукатуркой, истерзанной северным климатом. Вскоре обозначилась пустая площадь с обезглавленным бетонным постаментом в центре.
   Павлов нашел здание гостиницы с растущими на крыше березками и остановил машину, с облегченным выдохом бросив руль. Некоторое время он сидел, закрыв глаза и наслаждаясь отдыхом. Через минуту сзади притормозил и грузовик с охраной.
   В холле на Григория и Павлова подняла усталые глаза женщина-администратор.
   — Нас должны тут встречать, — сказал Гриша и, заглянув в бумажку, прочитал: — Венедикт Короленко.
   Из дальнего угла поднялся не замеченный ранее молодой человек с черными усиками.
   — Это я, — он помахал рукой, после чего скомкал и сунул в карман газету. — Как добрались?
   Он был одет в серый костюм — новый, но плохо поглаженный. Воротник голубой рубашки обвивал вместо галстука шнурок с запонкой.
   — Добрались — не соскучились, — усмехнулся Павлов. — Отдаемся теперь в ваши руки.
   — А где сопровождение? Нужно кое-что уладить. Павлов кивнул в сторону выхода, а сам свалился в продавленное кресло и принялся зевать.
   Молодой человек вышел, с любопытством покосившись на джип, где дремал необычный пассажир. Он нашел офицера, обменялся с ним какими-то бумагами, что-то подписал и лишь затем вернулся в холл.
   — Я их отпустил. Теперь за вас отвечаем мы.
   Павлов, оказалось, успел заснуть в своем кресле, и Григорий похлопал его по плечу, возвращая в реальность.
   — В машине поспишь. Теперь я веду. На улице ему в глаза бросилось, что неподалеку от их машины замерли несколько бродячих собак. Они настороженно глядели в сторону занавешенных окон и тихо, с угрозой урчали.
   Молодой человек оседлал видавший виды мотороллер, который выкатил из дворика гостиницы.
   — Теперь — прямо за мной. Тут уже недалеко. Минут сорок будем ехать.
   И он снова покосился на джип, словно желал насквозь проглядеть его бока и занавески.
   Павлов отключился сразу, как только попал в кресло машины. Григорием же, наоборот, владело какое-то возбуждение, подъем и нетерпение. Он хотел ехать быстрей, но путеводный мотороллер шел неторопливо, словно был под чарами этого сонного туманного утра.
   Луков, как всегда, молчал. За все время пути он заговорил всего раза три, да и то по необходимости, Видимо, вместе с человеческим обликом он утратил и человеческую потребность разговаривать просто так, без конкретной нужды.
   По краям дороги тянулись небольшие березовые рощи, очень часто приходилось переезжать бесчисленные речушки с короткими однотипными названиями: Вога, Лода, Шуна... Вообще, чувствовалось, что вокруг очень много воды — рек, болот, озер, — оттуда и полз нескончаемый туман.
   Последовал поворот на узкую, хорошо укатанную дорогу под густыми кронами осин. Лес был чистым и прозрачным, туман здесь уже осел на бархатистую траву.
   Появились ворота и проволочный забор, за которым желтели двухэтажные корпуса с маленькими окнами. Короленко пожужжал сигналом своего мотороллера. Вскоре к воротам вышла пожилая круглолицая женщина в белом халате и колпаке, надвинутом на самые глаза.
   — Пётровна, а дядя Володя не у вас?
   — У себя, — ответила женщина. — Там, на территории. С рассвета еще ушел.
   Дорога пошла вдоль забора. Григорий заметил, что пожарные лестницы на корпусах заколочены у земли деревянными щитами, как делалось в психиатрических больницах.
   Впереди показалась длинная бревенчатая изба с сарайчиком, колодцем и большой поленницей. На шум моторов вышел человек в штормовке и резиновых сапогах. У него был выдающийся горбатый нос и большие глаза, окруженные паутиной ласковых морщин.
   — Дядь Володь! — закричал Короленко. — Приехали!
   Человек радостно потряс руку Григорию и еще не проснувшемуся толком Павлову.
   — Валдаев, кандидат наук, — дважды сказал он, выдавая провинциальное стремление достойно показаться перед людьми из центра. — Привезли? Давайте же, где он?
   Гриша без лишних слов пошел открывать заднюю дверцу, при этом хозяин то и дело стремился попасть вперед него, сгорая от нетерпения.
   — Ну, давай выходи, — говорил он. — Выходи, брат. Ждем тебя, ждем... Будет тебе здесь компания, все будет. Ну, вылезай.
   Луков неторопливо выбрался из железного нутра машины и встряхнулся, разогревая мышцы. И даже в этом быстром и простом движении сверкнула мощь зверя.
   — О, хорош! — порадовался непонятно чему Валдаев. — Сколько ему лет? Он говорит?
   — Говорит, — кивнул Григорий. — Ему несколько десятков лет как личности, но фактически... Я вам позже все объясню.
   — Несколько десятков! — поразился Валдаев. — Это редкость, большая редкость, — он нагнулся перед Луковым, нисколько его не пугаясь. — Здравствуй, брат! Ну что, боишься, мы тебя сейчас же в лабораторию потащим? Так знай — нет тут никаких лабораторий. Здесь будешь жить, — он обвел рукой вокруг себя.
   Он взглянул на Григория, который с едва заметной усмешкой наблюдал за знакомством.
   — Вы, конечно, расскажете его историю? Я обязательно должен о нем все знать. Несколько десятков лет — это, знаете ли...
   — Расскажу, — кивнул Григорий. — Самое главное я вам расскажу. Но, надеюсь, и вы нам кое-что проясните.
   — О да, конечно! Думаю, вы заслужили, тем более что вы в какой-то мере посвященные... Оставайтесь погостить на недельку. Все посмотрите, отдохнете. У нас места красивые.
   Павлов тихонько фыркнул.
   — Вообще-то я сейчас собирался обходить территорию, — сообщил Валдаев. — Хотите — присоединяйтесь. Может, увидите кого-нибудь из питомцев.
   — Ну, я поеду, дядя Володя? — напомнил о себе молодой человек.
   — Езжай, Веня. Не забудь вечером привезти журналы и еще купи лампочек. — Он обернулся к Григорию: — Ну, принимаете приглашение?
   — Я, честно говоря, поспал бы часиков двенадцать, — пробормотал Павлов, прикрывая зевок. — Не возражаете, если я в машине прикорну?
   — Зачем же в машине? Идите в дом, места хватит.
   — В дом? — с сомнением переспросил Павлов. — А там...
   — Нет-нет! — рассмеялся Валдаев. — Там никого сейчас нет. Двое медиков сегодня в городе, а питомцы здесь вообще не бывают.
   — Ну, а я с вами прогуляюсь, — сказал Гриша.
   — И ты иди с нами, брат, — обратился Валдаев к Лукову, который неподвижно сидел в тени машины. — Посмотришь, познакомишься с нашими. Здесь все для тебя есть.
   Луков пока настороженно молчал. Все трое двинулись по широкой тропе среди старого высокого леса. Валдаев то и дело поглядывал на нового питомца, и в его глазах всплывала непонятная радость. Ему, видимо, нравилось, как Луков выглядит, как движется — упруго подгибая ноги и помогая им руками, как вздымаются в такт шагам его иглы. Грише вдруг подумалось, что на такой должности не сложно было чуть-чуть свихнуться.
   — Все пытаюсь понять, что у вас здесь? — спросил он.
   — Формально — пансионат для людей с тяжелыми физическими и психическими аномалиями. И не только формально: пансионат действительно есть, вы проезжали мимо него. Местные об этом знают. Здесь содержатся больные с очень и очень тяжелыми формами, поэтому мне довольно легко маскировать вот их, — Валдаев кивнул на Лукова.
   — И много у вас их — таких вот питомцев?
   — Теперь тридцать четыре. Все, что собрали за пять лет по всей стране. С огромным трудом собрали, поверьте. Таких, как он, — девятнадцать, это самая распространенная форма. Но есть и другие виды. Если увидите — поразитесь. В самом деле, поразитесь...
   Они шли по тропинке, которая вела куда-то вниз, видимо, к воде. Григорий начал замечать, что по сторонам иногда заметны какие-то старые заросшие сооружения из бетона. Из кустов, из травы то и дело выглядывали то угол квадратного бункера, то край люка, то покатый бок большой трубы.
   — Здесь когда-то пытались построить резервный командный пункт ВВС, — объяснил Валдаев. — Но теперь все брошено. Остались и ходы, и подземные залы, и шахты. Питомцам здесь нравится. Пытались поселить их в нормальных домах. Не хотят... Сейчас спустимся к озеру.
   — Вы один заведуете этой... этим хозяйством?
   — Заведую — да, один. Но люди у нас есть. Держим двух медиков, хотя заняться им почти нечем. Постоянно бывают наблюдатели — то из Англии, то из Норвегии... Ведь это все за иностранные деньги.
   — Да, я слышал — фонд «Врачи за милосердие».
   — С одной поправкой. Фонд — легальная, полностью открытая структура. Но с его помощью в условиях секретности распределяют деньги на наши нужды. А вообще, такие пансионаты есть на всех материках.
   Впереди заблестело озеро. Выпуклый берег нависал над водой, которую едва трогал утренний ветерок. Откуда-то раздался шумный всплеск.
   — Вы видели?! — воскликнул Валдаев. — Вон там, смотрите! Вот еще!..
   Гриша пригляделся. Ему показалось, что далеко, среди озерной глади, мелькают быстрые тени.
   —Земноводная форма, — сказал Валдаев. — У нас их всего трое.
   Гриша невольно взглянул на Лукова. Тот замер, вытянувшись на своих сильных ногах, и неотрывно смотрел на середину озера.
   — Жаль только, ни один не владеет речью, — продолжал Валдаев. — Понимать-то они понимают и сами могут подавать простые сигналы, но... Впрочем, им всего по пять лет. Может, еще заговорят.
   — И что же, никто об этом не знает? — недоверчиво спросил Гриша. — Никто из местных не заметил, что в озере водятся чудовища?
   — Ну, они вовсе не чудовища, — вежливо, но твердо заметил Валдаев. — А местные здесь не появляются. Здесь ведь больница... Знаете ведь, как люди думают — психи, уроды, буйные... И сами тут не ходят, и детей не пускают. В этих местах и других озер достаточно.
   — И все-таки все тайное рано или-поздно... — возразил Гриша.
   — Да, — вздохнул собеседник и почему-то нахмурился. — Рано или поздно... Сейчас решается вопрос — видимо, нам отдадут целый остров на одном из озер. А может, и еще где-то, как можно дальше. Большой изолированный остров. Но все равно, о нас, конечно, когда-то станет известно всем. И я не уверен, что это пойдет моим питомцам на пользу.
   — Вы, похоже, их очень любите, — улыбнулся Гриша.
   — Я о них забочусь, — произнес Валдаев с профессиональной гордостью посвященного. — Они — существа, достойные сочувствия и человеческого отношения. В мире найдется немного людей, готовых дать им это отношение.
   Он присел на бревно у самого края берега и пригласил Григория устраиваться рядом.
   — Расскажите мне о нем. Где вы его нашли, как он себя вел, что о нем известно? Я не любопытствую, эти сведения нужны для дела.
   Гриша оглянулся и обнаружил, что Луков уже куда-то исчез.
   — Не волнуйтесь за него, — успокоил Валдаев. — Он уже осваивается. Поверьте, ему здесь лучше, чем в любом другом месте. Итак, я весь во внимании...
   Гриша не стал рассказывать о клинике «Золотой родник», об отлаженных технологиях и клиентах с тугими кошельками. Он представил появление Лукова-мутанта в виде научного эксперимента — не совсем легального, а потому выпавшего из поля зрения ученой общественности.
   Валдаев слушал внимательно, иногда он кивал и бормотал про себя: «Да-да-да...»
   — Значит, все-таки репродуктивное клонирование, — наконец сказал он. — И, как вы утверждаете, зигота находилась в необычных условиях — вибрация, электрические поля...
   — И сильнейшие препараты-катализаторы, — добавил Григорий.
   — Что ж, все верно, все совпадает с нашими наблюдениями. Дорогой коллега, я, конечно, объясню вам, почему вместо обыкновенного человека из яйцеклетки вырос антропоморф. Но, чтобы вы лучше все поняли, начну несколько издалека. Вам ли объяснять, что человек несопоставимо сложнее, чем любая из земных тварей... Разум настолько уникальное, тонкое, парадоксальное явление среди ледяных глыб, пылающих звезд, комет, что порой можно усомниться в случайности его появления.
   Разум не только уникален, но и очень хрупок. Человечество с удивительной легкостью ставит себя на край гибели. Более того, оно что ни день ходит по этому краю. А сколько зависит от случайности?! Один гигантский метеорит или мощная вспышка на Солнце — и разум погибнет в единый миг. Ведь мы очень слабы, мы не можем в одиночку защититься от агрессивной природы, мы порой не умеем даже добыть себе пищу иначе, чем в магазине. Взгляните на любого из нас: голая тонкая кожа, слабые мышцы, вялая реакция — что мы можем наедине со стихией?
   Представьте, насколько это нелепо: из космоса падает мертвый камень — и все наши дороги, каналы, плотины и города остаются без хозяев. Стоило ли в течение тысячелетий изменять мир, чтобы покинуть его так легко? Сколько природа вложила труда, чтоб зажечь на крошечной планете искры разума, — и получила в результате расу самоубийц. Вам не кажется это противоестественным?
   — Да-да... — пробормотал Григорий, вспомнив в эту минуту хирурга Коровина. — Мне уже приходилось слушать подобные речи.
   — И как вы к ним отнеслись? Вы способны поверить — я имею в виду сердцем, — что наша планета может осиротеть из-за роковой случайности?
   — Верю или не верю... — пожал плечами Гриша. — При чем тут моя вера? Человек до какого-то возраста тоже не верит сердцем, что когда-то умрет. А цивилизация живет по тем же правилам, что и отдельно взятый человек.
   — И все же, признайтесь себе, не для того мы обустраивали планету, меняли русла рек и срывали горы, чтобы в один роковой день все это осталось пустым и невостребованным. Да и не в городах вопрос. Города — это лишь камни. Возможно, дело в том, что у цивилизации есть какая-то миссия — путь, который она обязана пройти до конца. Вам так не кажется?
   — Не знаю. Это абстракции, бездоказательные предположения. Это просто не мой стиль.
   — Не ваш стиль? Но разве вы — мыслящее существо — ни разу не задумались о том, зачем нас поселили на этом каменном шарике?
   — Задумывался, — признал Григорий. — Конечно, задумывался. Но так ничего и не решил. А вы?
   — Ну, я, конечно, тоже, — смущенно проговорил Валдаев.
   — Тогда зачем мы об этом говорим? Пациент, которого мы привезли, — он реален. Он останется, даже если отбросить все наши фантазии о миссии цивилизации, об уникальности разума...
   — Но ведь он-то и подтверждает эти фантазии! — воскликнул Валдаев. — Не объясняет, а лишь подтверждает.
   — Каким же образом?
   — Ну, вдумайтесь! Эмбрион вашего пациента развивался в условиях вибрации, излучения и сильнейшей гормональной атаки. В результате получилось существо, которое, я уверен, устойчиво и к излучению, и к механическим воздействиям, и к химии. А что будет, если у миллионов людей, случайно выживших после вселенской катастрофы, зародыши начнут формироваться в условиях ядерной зимы, или сейсмической нестабильности, или бомбардировки микрочастицами из космоса? Что тогда будет?
   — Хотите сказать, каждая женщина тогда родит подобного монстра? — с недоверчивой улыбкой переспросил Гриша.
   — Не каждая. Ни в коем случае не каждая. И все же они — антропоморфы — появятся в гораздо больших количествах, чем сейчас. Хотя, если откровенно, их число и так растет год от года — жизнь на планете неумолимо меняется. В условиях же глобальной катастрофы их появится достаточно, чтобы начать свой род на нашей планете, положить начало новой разумной расе. Их родители — обычные человеческие существа — будут погибать от болезней и голода, а они расползутся по радиоактивным развалинам, чтобы построить свою жизнь. Они — резерв человечества, его тайная армия, которая убережет искру разума даже в самые страшные времена.
   — Постойте... Но почему тогда природа не дала человечеству этот резерв эволюционным путем? Почему она сделала его загодя обреченным?
   — «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его...» — процитировал Валдаев. — Только не забывайте, что человек был сотворен для жизни в раю. А планета уже далеко не рай...
   — И все же, — упорствовал Григорий. — Если обойтись без Библии, без теорий о космическом сверхразуме и миссии цивилизации — почему мы не стали в полном смысле совершеннейшими из всех существ? Нам, например, не мешало бы стать земноводными...
   — Ну, вы же сами ответили на свой вопрос, — улыбнулся Валдаев. — Эволюция! Пока еще не было и нет нужды приспосабливать разум к экстремальным условиям. Природа не делает ничего лишнего. А случись беда — на эволюционный отбор просто не останется времени. Потому и существует этот резервный путь — революционное происхождение вида. Путь, который дан только человеку, который делает его самым непобедимым из всех земных тварей! Вид, который представляют мои питомцы, по праву следует звать Homo non victis — человек непобедимый.
   — Звучит очень торжественно, — признал Гриша, хотя и с сомнением, — но что-то здесь настораживает. Ничего идеального ведь не бывает...
   — Да, конечно, за все нужно платить. Они непобедимы, но и не совершенны. У них никогда не будет столь же высокого интеллекта, как у человека. Да, они разумны, однако инстинкт выживания у них преобладает над созидательным началом. Они мало способны к творчеству. Их теоретически можно выучить читать, хотя навык моментально выветрится, если его не применять ежедневно. Это неизбежная издержка, но она не противоречит главной задаче — сохранить разум, пока условия не восстановятся.
   — И что потом?
   — Процесс обратим. В нормальных условиях антропоморфы способны производить человеческое потомство.
   — Это факт или опять версия?
   — Это абсолютно достоверно. Вы же видели Веню Короленко? Но вам и в голову не могло прийти, что он рожден от двух антропоморфов.
   — Как? — изумился Григорий. — Тот парень на мотороллере...
   — Да-да. Хотя, должен вам сказать, он тоже не вполне человек. Если бы вы увидели его раздетым... Знаете, я не должен был вам об этом говорить.
   — Понимаю. Хорошо, не будем об этом...
   За их спинами вдруг раздался осторожный шорох. Гриша сначала не придал ему значения, но в следующую минуту кожей почувствовал, что в затылок кто-то пристально смотрит. Он обернулся — И едва сдержал испуганное восклицание. У кромки кустов стояло на двух ногах приземистое существо с грубой шершавой кожей каменного цвета и крошечными блестящими глазками. Очертаниями оно напоминало человека, но пропорциями смахивало на неумело сделанного снеговика. Вообще, было впечатление, что оно склеено из случайно подобранных булыжников.
   — Здорово, брат! — громко произнес Валдаев. — Что это ты вылез с утра пораньше?
   Существо медленно и неловко приблизилось и начало что-то бормотать. Гриша не понял ни слова, но его попутчик слушал очень внимательно.
   — Говоришь, посторонний? Где? И чего хочет? Ничего... Ну, пригляди за ним. А лучше постарайся вывести. Что? Железо принес? Какое — топор или ружье? Ладно, ладно, иди...
   Существо неуклюже, с, шумом прошло сквозь кусты и скрылось.
   — Вот тоже — удивительная форма, — тихо сказал Валдаев. — Очень прочное тело. Его можно под каток положить — три дня поболеет, а потом опять восстановится.
   — Значит, посторонние все-таки забредают?
   — Иногда бывает, что охотники или рыбаки вдруг появятся. Редко. Знаете, что я вам скажу — мои питомцы не лезут на глаза посторонним. И никогда не вмешиваются в дела обычных людей. Это неписаный закон. На чем мы остановились?