Тырин Михаил Юрьевич. Тварь непобедимая

   Это был Дубровин. Тот самый подпольный золотой король, которого Кича изувечил в двух шагах от собственного офиса. Однако Гансу его лицо было неизвестно. Он так и сказал Киче.
   — Откуда он там взялся?! — визгливо крикнул Кича. — Откуда? Ты же его видел! Теперь ты понял, кто...
   Он осекся. Он хотел сказать, что теперь ясно, кто уработал Мустафу, но вовремя прикусил язык. Никто, даже Ганс, не должен знать, что Кича имеет отношение к тому давнему убийству.
   — Ничего я не понял, — угрюмо проговорил Ганс. — Ну, мужик в коляске, и что? Там много таких.
   Кича несколько секунд неподвижно смотрел на Ганса, пытаясь успокоиться. Действительно, телохранитель ни при чем, он не виноват, и незачем на него орать. Наконец Кича заговорил — тихо и вполне спокойно:
   — Хочешь джип? «Крузер», новый, полгода из Германии — хочешь? Прямо завтра.
   — Что? — пробормотал удивившийся Ганс.
   — А ничего. Ставлю джип и двухкомнатную квартиру. Если ты этого мужика быстро и чисто копаешь, завтра же получишь машину и хату.
   — В каком смысле закопаю? — произнес Ганс севшим голосом.
   — В каком хочешь! Пристрели, нa куски поруби. Взорви. Можешь заодно и всю эту больничку сровнять — разрешаю.
   — Так ведь ты сам говорил...
   — Что я говорил? Это не я, это Мустафа говорил. Ну, и где он? Меня теперь слушай, я твой командир. Прыгай в тачку — и рви туда, прямо сейчас. Хоть по кирпичику там все разломай, а мужика этого мне найди, понял?
   — Ну... — Ганса съедали сомнения. — А если я не смогу?
   — Ну, так постарайся, черт тебя задери! Или джип тебе не нужен? Бери с собой братву — и вперед — ищи, узнавай.
   — Постой... — Ганс никак не мог взять в толк, что происходит с бригадиром. — Да на что он тебе нужен, этот инвалид? А ты, вообще-то, не гонишь?
   — Все, никаких базаров! Я улетаю далеко, в загранку, меня не ищи. На похоронах у Мустафы не буду, позже приеду. Если что — скажешь там...
   Ганс молчал, хлопая глазами. Кича никогда не был трусом и размазней, но сейчас несгибаемый бригадир буквально преобразился. Что за паника, что за спешка?
   — Стой! — сказал Кича, хотя Ганс пока никуда не уходил. — А если его там уже нет? — и он уставился на Ганса, словно тот отвечал за все передвижения пациентов клиники.
   Гансу оставалось только пожать плечами.
   — Найдешь, — решительно приказал Кича. — Хоть кишки выверни этим айболитам, а адресок узнай. — Он замолчал, вспомнив, с какими трудностями год назад он сам подбирался к логову Дубровина. Впрочем, теперь пусть это будут трудности Ганса. — Будет грустно — вспомни, что в гараже тебя ждет большой блестящий «Крузер».
   Уже в дверях Кича, вспомнив что-то, обернулся.
   — Заедешь к Филину на Шахтерскую, скажешь, чтоб выдал арматуру.
   Он ушел, и через несколько секунд вдали затих шум его «Понтиака». Ганс стоял один в пустом предбаннике раздевалки и думал. Потом он начал шагать взад-вперед, лихорадочно чесать затылок.
   Наконец повернулся и решительно шагнул в дверь, где его уже заждались приятели.
   — Ну, что, пацаны? — сказал он захмелевшей братве. — Кто-то тут обещал мне помочь посчитаться за старую обидку.
   Осмелевшие от водки пацаны не заставили себя упрашивать.
   * * *
   Майор Соляков готовился ко сну, когда с тумбочки неистово заголосил телефон.
   — Да, — по-домашнему ответил он, не представляясь.
   — Виктор Иванович? — раздался негромкий осторожный голос.
   — Слушаю.
   — Это Божеродов, здравствуйте.
   — Да, Юра, я слушаю.
   — Виктор Иванович, обязательно приезжайте сейчас ко мне в больницу. Я вам кое-что покажу. Только нужно поскорее — я сейчас один дежурю во флигеле. Дежурный врач отъехал на пару часов, а напарника сегодня нет. Приезжайте — не пожалеете.
   — Что именно ты мне хочешь показать, Юра? — очень спокойно, чтоб остудить пыл собеседника, спросил майор.
   — Виктор Иванович, я не могу это объяснить по телефону! — возбужденно заговорил агент. — Это нужно видеть! Тут они такое в подвале держат — я увидел и подумал, что с ума сошел. Я не обманываю, я не стал бы вам звонить просто так. Приедете?
   — Ну... — вздохнул Соляков. — А нас сейчас не слушают?
   — Исключено, — отрезал Божеродов. — Этот телефон чистый. Приедете?
   — Думаю, да, — снова вздохнул майора
   — Только, пожалуйста" быстрее, пока дежурный врач не вернулся. Подходите к задней двери и сразу входите, я замки заранее отопру. И телекамеры переключу, чтоб в главном корпусе вас не видели. Приезжайте, я жду.
   Божеродов напрасно надеялся, что майор тотчас запрыгнет в костюм и помчится в клинику. Опытный оперативник не привык бросаться в неизвестность, как в омут. Он прежде всего сел в кресло и спокойно все обдумал.
   По формальным правилам, прежде чем вот так куда-то ехать, Соляков обязан был предупредить начальника управления. Проникновение на территорию частного учреждения — серьезный шаг, и здесь необходима поддержка и одобрение ведомства. Более того, на подобное мероприятие нежелательно идти в одиночку.
   Но с другой стороны, если сейчас побеспокоить генерала, если поднять на ноги дежурную опергруппу, придется объяснять, куда, а главное, зачем нужно ехать. Увы, майор ничего не мог сказать о цели мероприятия. Он досадовал на самого себя, что не добился от агента связных объяснений — поверил его взволнованному эмоциональному голосу.
   А если на том конце маршрута ничего нет? А если этому взбалмошному Божеродову снова что-то показалось? Информация без перепроверки — просто воздух. Если на основе бессвязного звонка затеять операцию с привлечением сил Управления, и притом не очень-то законную операцию, можно сесть в такую лужу, после которой долго не отмоешься.
   Что же такого мог увидеть там Божеродов? Полусгнивших мертвецов, бродящих по коридорам? Что ж, объяснение в его духе. Если уж он не смог это объяснить майору по телефону, то майор тем более не смог бы передать подобное генералу. Как ни крути, нужно ехать самому.
   Да, нужно ехать, убеждаться, видеть все своими глазами. Пусть один раз, но достоверно. Если что-то есть — тогда можно звонить, сообщать, привлекать силы — одним словом, развязывать себе руки.
   Соляков оделся, сунул за пояс «ПМ» — кобуру он не признавал — и пошел во двор заводить свой «Москвич».
   * * *
   Салон «Хонды» мягко подсвечивали зеленые огоньки табло. На заднем сиденье слышалось глухое бряцанье металла. Пацаны делили оружие, которое вынес им Филин — сутулый седой мужик с грустными коровьими глазами, бывший зампотех из какой-то вэ-че.
   В простом картофельном мешке были сложены два «ТТ», ижевское помповое ружье с откидным прикладом, чеченский автомат «борз» и три безосколочные гранаты.
   — Это сразу выкидываем, — рассудительно сказал Япон, откладывая под сиденье «борз». — Этой какалкой только в войнушку играться.
   — Я его возьму! — загорелся Шиза. — А чего — маленький, удобный.
   — Ну, смотри, сам напросился... Ганс, тебе чего?
   — «Тэтэшник», — ответил Ганс, не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги.
   Ему протянули новенький, еще скользкий от смазки пистолет.
   — А другого нет?
   — Второй потертый весь, ржавый.
   — Вот, давай потертый. Лучше потертый, но советский, чем новый китайский.
   Ганс нервничал. Только сейчас, когда ветер немного выдул из него хмель, он понял, в какую безумную авантюру позволил себя втянуть. Переть рогом без всякой подготовки на хорошо охраняемую, со всех сторон защищенную больницу — предел глупости. Внутри вооруженные охранники, снаружи — заборы и телекамеры.
   Об этом надо было думать раньше. Но раньше Ганс слушал Кичу, который орал, сулил несметные богатства и не терпел никаких возражений. Раньше Ганс был прилично пьян и до неприличия самонадеян. Теперь пришло время каяться, но что толку? Сказать пацанам: все, ребята, отбой, едем обратно? Его не поймут. Ганс на радостях уже пообещал хорошо расплатиться с братвой — он уже планировал продать обещанную двухкомнатную квартиру.
   Летели стремительные минуты, мелькали за окнами машины ночные улицы. Каждая минута и каждый метр пути приближали тревожную неизвестность. И чем дальше — тем меньше шансов остановиться, одуматься. Нелепая ситуация затягивала в себя, как болото.
   Ганс понимал, что, если они прорвутся внутрь, действовать придется жестко. Придется стрелять из настоящего оружия — в людей, в живых людей. Стрелять не раздумывая, пока они не начали первыми. А впрочем, это те люди, которые в свое время спустили его с лестницы, которые тыкали его зубами в капот на виду у Светки... Ганс старался думать об этом, чтоб не терять запала и злости.
   Он остановил машину в квартале от клиники, не выключая зажигания. На нейтралке двигатель «Хонды» работал почти бесшумно и не глох. Отсюда можно было добежать до забора больнички, не привлекая внимания. Ребята натягивали маски.
   — Ну, все, — выдохнул Ганс, бросая руль. Некоторое время он молчал, собирая в кулак самообладание. — Заходим со стороны маленького здания, там место тихое. Сначала там все обшарим. Если есть кто живой — вырубаем, но тихо, без стрельбы.
   — А если не получится? — усмехнулся Кот.
   — Это у тебя-то не получится? — также усмехнулся Ганс. Кота взяли в бригаду из «гладиаторов», он зарабатывал тем, что по ночам дрался на потребу публики за городом, на старой стройке, на площадке, освещенной только фарами машин. Кот был на редкость туп, но одним ударом мог свалить кого угодно.
   Ганс пустил по рукам фотографию Дубровина.
   — Еще раз поглядите, кого искать. Если попадется какой-нибудь докторишка — сразу не калечьте. Он нас сам к нему приведет. Ну, двинули...
   Четыре быстрые тени скользнули вдоль забора, прячась в кустах. Клиника была самым освещенным местом в округе — внутренний дворик заливал свет прожекторов, вдоль заборов так же светили мощные лампы.
   — Колючка на заборе, — прошептал Кот, почесав затылок через маску.
   — Вон в том скверике — фанерный щит, — отозвался Ганс. — Я уже все посмотрел и промозговал. Надо его набросить на забор и перебежать, как по мостку. На той стороне сразу жмитесь к забору, чтоб не попасть под камеры.
   — Обломайся, — прошептал Япон. — Там еще проводки, видишь? Сигнализация.
   У Ганса уже просто опускались руки. Он решительно не понимал, как им незаметно пробраться внутрь. Не говоря уж о том, что там еще требовалось перетряхнуть всю больницу и найти одного-единственного человека. Его успокаивало, что пацаны пока настроены нормально, не плачутся, не паникуют. Но и они в конце концов могут призадуматься, стоит ли лезть напролом неизвестно куда.
   — А дверочка-то открыта! — раздался вдруг тихий рассыпчатый смех Шизы.
   — Чего? — недоверчиво переспросил Ганс.
   — Дверочка-то железная — того... Я толкнул, она и отворилась.
   — Не понял, — настороженно произнес Ганс.
   — Чего ты не понял? — прошипел Кот, обдав запахом водки. — Рвем туда, пока открыто.
   И в самом деле, железная дверь легко и бесшумно открылась. Фонарик выхватил широкий деревянный мосток, ведущий прямо во флигель.
   — Всегда бы так везло, — ухмыльнулся Япон и первым вошел в строение, задев ружьем водосточную трубу.
   Все четверо приятелей оказались в узком коридоре, где пахло кислотой и лекарствами. Отовсюду раздавался монотонный шум, работали невидимые агрегаты, где-то текла вода.
   — Тихо, на цырлах идем вон туда, — Ганс указал пистолетом на полуоткрытую дверь.
   Через секунду Кот наступил Япону на ногу, и тот отскочил, брякнув ружьем о стену. За дверью загремел стул, и в проеме показался рослый парень в униформе.
   — Виктор Иванович? — тихо спросил он, вглядываясь в темноту.
   — Нет, блин, Василий Парамонович, — сказал Япон и с силой ткнул Божеродова ружьем под ребра. Сбоку налетел Шиза, сдавил Юрику горло и осторожно уложил на пол.
   — Слышь, ты, баклан, — проговорил Кот, заклеивая Юрику рот и руки липкой лентой, — если у тебя насморк, придется дышать задницей. Умеешь?
   Юрик, ошеломленный внезапным нападением, даже не мычал, а лишь водил из стороны в сторону выпученными глазами.
   — Еще люди тут есть? — спросил Ганс, слегка наподдав Божеродова носком ботинка. Тот замотал головой.
   — А не обманываешь? — ласково спросил Япон, надавливая стволом ружья Юрику на мочевой пузырь.
   — Если обманываешь, — пригрозил Кот, — заклею и нос, и задницу. Запасай кислород.
   Парни быстро обошли этаж и убедились, что на нем только пустые лаборатории. Юрика временно поместили в свободное стойло свинарника, отобрав рацию, фонарь и пистолет.
   — Ганс, там еще под полом целый этаж! — сообщил Кот, заглянув в подвал. — И свет горит, и дверей полно. Будем смотреть?
   — Будем, — ответил Ганс. — Япон, расправляй уши и сиди здесь. Ружье пока Коту отдай, тут с пистолетом сподручнее. И возьми фотку, покажи этому чмошнику...
   В подвале воняло химией еще больше, чем наверху, а шум был громче. Ганс шел по узкому коридору последним, с напряжением ожидая, что любая из дверей сейчас может открыться, и из нее выйдут удивленные хозяева.
   Кот шагал впереди, осторожно пробуя все двери. Дробовик он держал наискосок от плеча к поясу, одинаково готовый как шарахнуть картечью, так и просто дать в грудь рукояткой. За ним преувеличен но осторожно крался Шиза, водя по сторонам стволом-обрубком своего «борза».
   — Ну, блин, тухлятина, — поморщился Кот, открыв очередную дверь. За ней горел синий свет, стояли прямоугольные баки, опутанные шлангами. Несло прокисшим бельем и еще чем-то смрадным, неживым, тошнотворным.
   — Иди туда, проверь вон те двери, — хрипло проговорил Ганс, которому тоже скрутило горло or здешних ароматов. — А ты, — он подтолкнул локтем Шизу, — погляди дальше по коридору. Там тоже дверь — вон, возле стеклянной стенки со шторами.
   — Там свет, — забеспокоился Шиза.
   — Вот и погляди...
   Шиза по очереди вытер вспотевшие ладошки о штаны, перехватил поудобнее автомат и тихонько прокрался к двери. Увидев, что она заперта снаружи, он чуть осмелел и даже опустил оружие. Щелкнул задвижкой, скользнул внутрь...
   Всего секунду длилась тишина, затем раздался такой жуткий вопль, что Ганс непроизвольно отскочил за угол. В следующее мгновение грянул автомат — два выстрела слились в один, а на третьем заклинило патрон.
   Шиза вылетел из-за двери, почему-то без маски, его лицо было обескровлено. Ганс впервые увидел, что означает «волосы дыбом» — рыжая шевелюра приятеля стояла торчком, напоминая сапожную щетку.
   Он отступал шаг за шагом на подгибающихся ногах, держа замолчавший автомат судорожно сведенными руками.
   — Ты что?! — зарычал Ганс. Шиза тихо взвизгнул от его голоса, прыгнул в сторону. Но, увидев своих, перевел дыхание. Он ничего не говорил, только тряс головой и таращил глаза. Ганс и подоспевший Кот уставились на дверь, непроизвольно направив на нее оружие. Прошло несколько томительных секунд, пальцы дрожали на крючках, но ничего не происходило.
   Ганс, кивнув Коту, начал медленно приближаться к двери. За спиной громко, едва ли не в голос, дышал потрясенный Шиза. Ганс вошел первым — и у него моментально взмокла спина. Ему захотелось бежать отсюда, бежать куда угодно, лишь бы подальше и поскорей. Сзади сдавленно всхлипнул от испуга и изумления Кот.
   Прямо перед ними корчилось на кушетке немыслимое чудище, косматое, заросшее шипами и иглами. Оно хрипело, выгибаясь змеей, шипы царапали стену, оставляя белые следы на обивке.
   Ганс застыл, боясь, что эта тварь от малейшего его движения может броситься и запросто откусить голову. Он поднял ослабевшие руки. Пистолет скользил в потных ладонях и дрожал, не давая взять монстра в прицел. Тут он заметил, что взгляд косых желтых глаз застыл на нем. Чудище перестало извиваться, оно Съежилось, словно бы став короче раза в полтора.
   И тут произошло вовсе невероятное. Сквозь хриплое дыхание монстра и грохот собственного сердца Ганс услышал что-то похожее на членораздельную речь.
   — Не... Не стреляй... Пожалуйста... Больно...
   — Кот! — шепотом проговорил Ганс. — Ты слышал? А?
   — Он что-то сказал, — подтвердил Кот, готовый в любой момент выпрыгнуть через дверь.
   Тем временем отошел от своей первой истерики Шиза. Он выглядывал из-за спин приятелей, его глаза по-прежнему были полны изумления.
   — Я в него попал, — быстро заговорил он, словно оправдывался. — Вон его как корежит. Я попал...
   — А ну, на пол! — громко и отчетливо сказал вдруг Ганс.
   — Ты чего? — встревожился Кот.
   —Заткнись, не с тобой говорю. На пол, а то стреляю! — повторил он, перехватывая поудобнее пистолет.
   Чудище притихло, водя желтыми глазами по сторонам. Одной из своих когтистых лап оно с силой чесало грудь, и вдруг на пол что-то со стуком упало. Это была пуля. Пуля из чеченского автомата, застрявшая в панцирной пластине.
   — А-а-а... — тихо выдохнул Шиза.
   — Ну! — прошипел Ганс, делая вид, что вот-вот выстрелит.
   Косматая образина медленно поползла с кушетки, не сводя с Ганса своих желтых глаз. Ганс в свою очередь не отрывался от двух пар острых рогов на носу противника, боясь ощутить их у себя под ребрами. За коротким колючим телом на пол свалился ДЛИННЫЙ ХВОСТ.
   — Гляди — оно дрессированное! — заворожено проговорил Кот.
   — А теперь рожей вниз! — приказал Ганс, и в его голосе уже просквозило торжество.
   Он уже приводил мысли и чувства в порядок. Если оно слушается, если просит не стрелять, значит, боится. А если так, надо не теряться, а брать ситуацию в свои руки. Вот оно — все перед ним. Руки, ноги, хребет, хвост с шипом. Пожалуй, таким хвостом можно проткнуть, как саблей. Но это вряд ли, оно же боится!
   — Кот! Подходи и цель прямо в башку. Если только дернется — мочи!
   — Ты что?! Ты что придумал-то? — перепугался Кот.
   — Делай! — процедил Ганс. — Плачу валютой. Сам он, настороженно поглядывая на хвост-саблю, зашел с другой стороны. Переложил пистолет в левую руку, вытащил из кармана джинсов наручники.
   — Хваталки свои — назад! — скомандовал он и ткнул чудище ногой в бок, стараясь не наколоться.
   Обмирая от страха и отвращения, он наклонился и нацепил наручники на конечности монстра. Браслеты удобно устроились между шипами, плотно обхватив запястья.
   — А теперь я его забираю, — сказал он своим приятелям. — И все. На сегодня приключений хватит. А ну, подъем! — И он снова пнул пленника в бок, удивившись, какие твердые у него ребра.
   Чудище подтянуло под себя ноги и с большим трудом поднялось на них, скрипнув о пол когтями. Оно с трудом держало равновесие. В нем было не больше полутора метров роста, не считая хвоста, который бессильно валялся на полу. Несмотря на жуткий внешний вид, существо уже не казалось опасным — слишком мало в нем было сейчас сил.
   — Так и пойдешь с ним по улице? — поинтересовался Шиза, который все еще предпочитал держаться подальше.
   Ганс не успел ответить, поскольку в коридоре показался Япон.
   — Пацаны, — беспечно сказалон, — а у нас еще один клиент наверху.
   * * *
   Майор собирался остановить свой «Москвич» в удобном месте за квартал от клиники, но с удивлением увидел, что там, в тени развесистых кустов, уже кем-то оставлена пустая «Хонда» с горящими габаритами.
   Он не придал этому значения. Рядом был жилой пятиэтажный дом, чуть дальше — круглосуточный магазин, и хозяева оставленной машины могли быть где угодно.
   Как и предлагал Божеродов, майор подошел к клинике со стороны двора, где нашел неприметную железную дверь. Покосился по сторонам, потом толкнул ее. Все совпадало с планом, дверь свободно открылась.
   Он пошел по коридору, ожидая, что навстречу выйдет агент. Но здание казалось пустым, не доносилось ничего, кроме шума работающей аппаратуры. Майор остановился, прислушиваясь. Ему не нравилось, что Божеродов до сих пор не вышел. Конечно, объяснение этому могло быть простым — вызвали на пульт, например, или просто отошел в туалет...
   В эту секунду из-за большого деревянного ящика появился Япон. Он выпрыгнул, как кошка, на лету распрямляя ногу для удара. Соляков согнулся от боли в груди, и сразу же Япон весьма сноровисто добавил ему рукояткой пистолета по затылку, заставив упасть на колени.
   У майора еще был шанс откатиться в сторону и выхватить пистолет, но, падая, он задел виском угол ящика, от чего на секунду «поплыл».
   Когда в глазах рассеялась муть, майор обнаружил, что незнакомец уже сидит на нем верхом и деловито обшаривает карманы.
   — Очухался, дядя? — ухмыльнулся Япон и, приподняв голову противника за волосы, отработанным боксерским ударом в челюсть отправил майора в нокаут.
   Соляков выключился не полностью. Сквозь клочья желтого тумана, стремительно летящего перед глазами, он вроде бы слышал какие-то голоса, видел, что вокруг стоят люди без лиц, что мимо проводят какое-то животное на ремне — медведя или обезьяну. Потом появились еще какие-то люди...
   Окончательно придя в сознание, он обнаружил себя лежащим на узком столе, пристегнутым прочными ремнями. Мучительно ныла голова, хотя синяки и ссадины, похоже, были обработаны и заклеены.
   Рядом на таком же столе лежал Божеродов — он или спал, или был без сознания. Если не считать этих железных столов на шарнирах, комната была почти пуста, и от этого делалось немного жутко.
   Вошли двое незнакомых людей. Впрочем, кого-то они майору напоминали — возможно, он видел их фотографии, сделанные оперативниками, — но вспомнить имена не мог. Один — молодой, смуглый, с сильной спортивной фигурой. С ним пришел человек постарше, с растрепанными грязными волосами и красным мясистым лицом. Молодой крутил в руке пластиковый пакет, в котором можно было различить контур пистолета и бордовый прямоугольник — видимо, удостоверение.
   — Вот, значит, как... — проговорил старый усталым, горестным голосом. — Уже, получается, спецура к нам пролезла.
   Молодой не спеша подошел к Божеродову, повернул его голову, осматривая следы ударов.
   — Кто же их так уделал? Друг друга они, что ли?..
   — Нечего гадать, — проговорил старый неожиданно жестким тоном. — Обоих — к Павлову. Допросить под химией, а потом... — и он сделал непонятный жест рукой.
   — Все ясно, Ярослав Михайлович, — спокойно, даже с ленцой ответил молодой.
   Майор почувствовал, как его ногти непроизвольно впиваются в обивку стола, а сердце начинает стучать в два раза чаще положенного. Но он ничего не мог сделать. Путы были очень крепкими.
   * * *
   Светлана позвонила Григорию утром и успела застать его в кабинете.
   — Я уже неделю тебя не видела, — сказала она.
   — Извини, но... — начал было Гриша, однако вовремя удержал на языке дежурную ссылку на занятость. — Ох, неужели прошла целая неделя?
   Он и в самом деле все последние дни был занят до предела, страшно уставал и поздно приходил с работы. Но он понимал: нельзя говорить «не было времени» человеку, который тебя ждет. Это означает, что живой человек для тебя на втором месте после каких-то абстрактных дел, что в жизни твоей есть что-то более важное, чем этот человек. И это очень горько слышать.
   — Скажешь, был занят? — спросила Светлана. — Говори, не бойся. Я тебе поверю.
   — Не поверишь, — горько усмехнулся Григорий.
   — А ты докажи. Правда, докажи, а то я буду думать, что ты меня просто забыл, что я тебе надоела...
   — Нет, Светик, все не так. Не злись на меня, я тебя не забыл, просто у нас тут... — он с досадой замолчал.
   — Ну, что? Ладно, молчи. Я и так знаю, что ты — незаменимый и безотказный. А я — просто нахалка, которая требует внимания и отрывает от важных дел.
   — Света, что с тобой? — У Григория упало сердце, он уловил в голосе Светланы что-то необычное, чего раньше никогда не было.
   — Ничего, я просто соскучилась, и мне очень грустно. — Она замолчала, а потом заговорила как-то по-другому, словно стала дальше на тысячу километров: — Знаешь, я этого всегда боялась.
   — Чего?
   — Что интересные книжки быстрее всего кончаются, Гриша. Нет, я не обижаюсь на тебя, мне просто так грустно... Ты не виноват.
   — Света, перестань, — строго сказал Григорий.
   — Я всегда этого боялась, — с грустью повторила она.
   — Все, молчи. Через пятнадцать минут я буду у тебя.
   — Не надо, ты же на работе. Не обещай...
   — Все, я сказал! — он повесил трубку.
   Он вытер вспотевший лоб. Как же так — оказывается, прошла целая неделя, а он даже не позвонил. Замотался со своими подопечными, забыл про все и про всех.
   Он давно знал, он чувствовал, что Светлану постоянно беспокоит навязчивый страх потерять его. Это выражалось в неприметных деталях, словах, жестах, двусмысленностях, которые не всегда можно было точно истолковать. Она дрожала над ним. Она словно бы не верила, что он реален, что он надолго.
   Если бы не это, она не принимала бы с такой болью и грустью его просчеты, случайную невнимательность, неосторожно сказанные слова.
   Все, что Григорий сейчас мог, это поскорей приехать и успокоить. Но обязательно лично, глядя в глаза. По телефону ничего не скажешь, ничего не добьешься.
   Он уже собирался закрывать кабинет, как снова затрезвонил телефон.
   — Через две минуты общий сбор у главного, — сообщили из канцелярии.
   Досадуя и чертыхаясь, Гриша прибежал во флигель. В тесном кабинетике Шамановского собрались в основном руководители подразделений. Стульев не хватало, многие стояли, подпирая стены.