Страница:
Теперь же все могло сорваться. Виктор чувствовал, что не выдержит, не сможет хладнокровно наблюдать, как творится преступление, что-то сделает, чтобы не быть его соучастником… Но сейчас, в кабинете шефа Системы (он в этот миг не думал о Невелинге-старшем как об отце, Невелинг-старший был сейчас для него только шеф, хозяин страшной террористической машины!), в этом кабинете надо было сдержаться, сдержаться во что бы то ни стало, чтобы потом, постаравшись успокоиться, принять единственно нужное и правильное решение.
Таким решением и был звонок в газету, наивный шаг наивного, неопытного, неизощренного в работе спецслужб дилетанта. И было еще одно решение, запасное, на крайний случай…
— Еще пять минут, — полным азарта голосом сказал Гек, обернувшись к Пингвину, стоящему рядом с Виктором. — Если за эти пять минут они не сорвутся с крючка, дело будет сделано и можно будет сматываться отсюда, шеф!
Виктор напрягся, рука его незаметно скользнула на рукоятку кольта, торчащую на животе из-под брючного ремня и прикрытую курткой. И вдруг почувствовал, что в его левый бок уперся ствол пистолета.
— А ну, без глупостей, мальчик, — услышал он свистящий шепот. — Я тоже иногда нервничаю, — насмешливо и все тем же шепотом продолжал Пингвин, — и тоже иногда хватаюсь за оружие. Но стрелять друг в друга мы с твоим папенькой не договаривались. Так что сэкономить на нас ему не удастся, наши денежки ему придется выложить сполна… — С этими словами он ловко обнял растерявшегося Виктора сзади за талию, вытащил из-за его ремня кольт и сунул его себе в карман. Потом легонько подтолкнул Виктора вперед: — А теперь все в порядке. — Голос его стал насмешливым: — Извини, сынок, это на всякий случай.
Виктор в отчаянии обернулся к нему. Теперь он уже ничем не сможет им помешать. Этот профессиональный и хладнокровный убийца словно догадался, что собирался он сейчас сделать, и отнял у него последний шанс. Да, именно сейчас Виктор должен был выполнить свое решение, то самое запасное решение, которое он приберег на крайний случай: в упор расстрелять и радиста, и всю его чертову аппаратуру, чтобы потух вдруг этот проклятый «изогнутый луч», и обреченный на гибель самолет сорвался бы с крючка.
Он знал, чем это для него кончится. Он успеет выпустить лишь две-три пули, и только. И это будет конец: его тело рухнет в сухую, вытоптанную траву, изрешеченное пулями Пингвина и его бандитов. Но иного выхода не было. По дороге, когда ехал сюда, он представил себе, как встретился бы с Мэри после гибели самолета с президентом страны, поддерживающей борьбу АНК, борьбу Мэри, борьбу, в которую так недавно вступил и он, Виктор, ставший теперь соучастником убийц, нанятых от имени Системы его родным отцом.
Это было бы хуже, чем продолжать скрывать от нее, что он южноафриканец, отказываться от родины и стыдиться своей страны, залитой кровью, униженной, покрытой позором теми кому служит его отец. Виктор стиснул веки, в глазах завертелись круги, машина рыскнула в сторону, еще мгновение — и она слетела бы с серого полотна бетонки в буш, перевернулась или врезалась бы в какое-нибудь дерево, и… все было бы решено… так просто… Но инстинкт самосохранения сработал автоматически, глаза сами по себе открылись, и руки вывернули руль, машина послушно вернулась на бетон и понеслась дальше, словно перепуганный конь, уносящий седока — против его воли! — от гибельной пропасти.
Он выругался про себя, выругал себя за слабость, за бессилие, но тут же пришла мысль: а если это судьба? Если это судьба направляет его по предопределенному ему пути, если это судьба не позволяет ему уйти от предназначения — сорвать заговор, погибнуть не в бегстве, а в борьбе против заговора?
И сразу мысли пошли именно в этом направлении. Он хорошо знал, кто такой Пингвин. В банке информации, накопленной Системой, Виктор получил на него все данные: бывший кадровый сотрудник британской секретной службы, изобретателен, инициативен, энергичен, организатор многих дерзких и блестящих операций, за которые имеет высокие награды. Выйдя в отставку, создал частную службу «Уочгард», оказывающую деликатного рода услуги как частным лицам, так и правительствам. Ворочает крупными суммами и распоряжается солидным штатом высококвалифицированных профессионалов-исполнителей, сотрудничает со службами безопасности и разведками многих стран мира.
Да, такой готов к любой неожиданности, и все же надо попытаться хоть немного притупить его бдительность… Прежде всего он, конечно же, постарается прощупать Виктора — без особых подозрений, но обязательно… на всякий случай, это предсказывал и отец. Что ж, надо ему в этом пойти навстречу…
И когда Пингвин осмотрел оставленную Виктором «тойоту» и забрал оттуда «узи», да еще и пожурил его за небрежное хранение оружия, Виктор был доволен: теперь Пингвин должен успокоиться, не зная, что маленький кольт-бульдог — элегантная, надежная игрушка с коротким тупорылым стволом, — полученный от Невелинга-старшего и спрятанный под курткой, остался у Виктора. Теперь было важно не только не выдать себя раньше времени, но и не упустить тот единственный момент, когда нужно будет вступить в игру…
Глава 13
Таким решением и был звонок в газету, наивный шаг наивного, неопытного, неизощренного в работе спецслужб дилетанта. И было еще одно решение, запасное, на крайний случай…
— Еще пять минут, — полным азарта голосом сказал Гек, обернувшись к Пингвину, стоящему рядом с Виктором. — Если за эти пять минут они не сорвутся с крючка, дело будет сделано и можно будет сматываться отсюда, шеф!
Виктор напрягся, рука его незаметно скользнула на рукоятку кольта, торчащую на животе из-под брючного ремня и прикрытую курткой. И вдруг почувствовал, что в его левый бок уперся ствол пистолета.
— А ну, без глупостей, мальчик, — услышал он свистящий шепот. — Я тоже иногда нервничаю, — насмешливо и все тем же шепотом продолжал Пингвин, — и тоже иногда хватаюсь за оружие. Но стрелять друг в друга мы с твоим папенькой не договаривались. Так что сэкономить на нас ему не удастся, наши денежки ему придется выложить сполна… — С этими словами он ловко обнял растерявшегося Виктора сзади за талию, вытащил из-за его ремня кольт и сунул его себе в карман. Потом легонько подтолкнул Виктора вперед: — А теперь все в порядке. — Голос его стал насмешливым: — Извини, сынок, это на всякий случай.
Виктор в отчаянии обернулся к нему. Теперь он уже ничем не сможет им помешать. Этот профессиональный и хладнокровный убийца словно догадался, что собирался он сейчас сделать, и отнял у него последний шанс. Да, именно сейчас Виктор должен был выполнить свое решение, то самое запасное решение, которое он приберег на крайний случай: в упор расстрелять и радиста, и всю его чертову аппаратуру, чтобы потух вдруг этот проклятый «изогнутый луч», и обреченный на гибель самолет сорвался бы с крючка.
Он знал, чем это для него кончится. Он успеет выпустить лишь две-три пули, и только. И это будет конец: его тело рухнет в сухую, вытоптанную траву, изрешеченное пулями Пингвина и его бандитов. Но иного выхода не было. По дороге, когда ехал сюда, он представил себе, как встретился бы с Мэри после гибели самолета с президентом страны, поддерживающей борьбу АНК, борьбу Мэри, борьбу, в которую так недавно вступил и он, Виктор, ставший теперь соучастником убийц, нанятых от имени Системы его родным отцом.
Это было бы хуже, чем продолжать скрывать от нее, что он южноафриканец, отказываться от родины и стыдиться своей страны, залитой кровью, униженной, покрытой позором теми кому служит его отец. Виктор стиснул веки, в глазах завертелись круги, машина рыскнула в сторону, еще мгновение — и она слетела бы с серого полотна бетонки в буш, перевернулась или врезалась бы в какое-нибудь дерево, и… все было бы решено… так просто… Но инстинкт самосохранения сработал автоматически, глаза сами по себе открылись, и руки вывернули руль, машина послушно вернулась на бетон и понеслась дальше, словно перепуганный конь, уносящий седока — против его воли! — от гибельной пропасти.
Он выругался про себя, выругал себя за слабость, за бессилие, но тут же пришла мысль: а если это судьба? Если это судьба направляет его по предопределенному ему пути, если это судьба не позволяет ему уйти от предназначения — сорвать заговор, погибнуть не в бегстве, а в борьбе против заговора?
И сразу мысли пошли именно в этом направлении. Он хорошо знал, кто такой Пингвин. В банке информации, накопленной Системой, Виктор получил на него все данные: бывший кадровый сотрудник британской секретной службы, изобретателен, инициативен, энергичен, организатор многих дерзких и блестящих операций, за которые имеет высокие награды. Выйдя в отставку, создал частную службу «Уочгард», оказывающую деликатного рода услуги как частным лицам, так и правительствам. Ворочает крупными суммами и распоряжается солидным штатом высококвалифицированных профессионалов-исполнителей, сотрудничает со службами безопасности и разведками многих стран мира.
Да, такой готов к любой неожиданности, и все же надо попытаться хоть немного притупить его бдительность… Прежде всего он, конечно же, постарается прощупать Виктора — без особых подозрений, но обязательно… на всякий случай, это предсказывал и отец. Что ж, надо ему в этом пойти навстречу…
И когда Пингвин осмотрел оставленную Виктором «тойоту» и забрал оттуда «узи», да еще и пожурил его за небрежное хранение оружия, Виктор был доволен: теперь Пингвин должен успокоиться, не зная, что маленький кольт-бульдог — элегантная, надежная игрушка с коротким тупорылым стволом, — полученный от Невелинга-старшего и спрятанный под курткой, остался у Виктора. Теперь было важно не только не выдать себя раньше времени, но и не упустить тот единственный момент, когда нужно будет вступить в игру…
Глава 13
И все же в первые же часы после приезда в лагерь Виктор чуть было не выдал себя, когда принялся расспрашивать Гека о его «изогнутом луче». Это произошло помимо его воли, он сделал это, не подумав: просто не выдержал напряжения игры, в которую решил вступить. А когда спохватился, понял, что Пингвин насторожился. И тогда Виктор искренне пожалел, что в кабинете шефа Системы, при инструктаже, он растерялся и не выяснил: как будет взорвана банка с взрывчаткой, которую ему предстоит примагнитить к «лендроверу» Пингвина?
Из занятий в спецшколе он знал, что мины такого типа приводятся в действие обычно одним из двух способов: с помощью часового механизма или передачей направленного радиосигнала. В данном случае часовой механизм исключался — это было бы слишком громоздко даже при всех достижениях современной электроники. Значит, оставался радиосигнал… Но кто и когда подаст его, чтобы уничтожить ненужных Системе исполнителей и свидетелей? Центр? Мощная радиотехническая служба Системы из Претории? На такое большое расстояние? Но как в таком случае Центр определит точный момент подачи сигнала, взрыва, который уберет Пингвина и его команду, как определит, что операция завершена?
Нет, здесь что-то не так… Виктор, уединившись к вечеру в оставленной в буше «тойоте», вновь и вновь вспоминал инструктаж шефа Системы: «Ты покинешь их лагерь немедленно, как только операция группы Пингвина будет закончена. Повторяю: немедленно! Уедешь первым, пока они будут свертывать лагерь и заметать следы. Поедешь по дороге «С» — она единственная пригодна для быстрой езды. Через тридцать миль… ты съедешь в буш и будешь там ждать, пока они проедут мимо тебя, затем подождешь еще минут пять и… и включишь рацию… на передачу на волне… (цифру эту Виктор запомнил на всю жизнь). Затем поедешь следом. Если кто-нибудь из них после взрыва останется в живых… тогда (кивок на оружие, кивок, означающий, что раненых Виктор должен будет добить) это тебе пригодится».
Вот тогда и нужно было задавать вопрос, над которым сейчас приходится ломать голову, ругал себя Виктор. А теперь остается только разгадывать загадки.
Он взглянул на рацию «тойоты», машинально протянул руку к тумблеру включения… и поспешно отдернул ее. «…Пока они проедут мимо тебя… подождешь примерно пять минут и… включишь рацию… на передачу…» — вдруг вспомнился ему жесткий, размеренный голос Невелинга-старшего.
— Включишь рацию на передачу, — повторил Виктор шепотом, — на передачу.
Значит… Значит… именно его рация, настроенная на известную ему волну, подаст сигнал для взрыва, его должен послать он, Виктор! А что, если это сделать сейчас, не дожидаясь, пока свершится преступление? Банку с взрывчаткой ему уже удалось незаметно прикрепить к «лендроверу» с адской аппаратурой. Теперь — настроить рацию на известную ему волну и подать радиосигнал смерти, упакованный в банку из-под сардин. Нет! Все это было бы слишком просто. Но почему ему приказано включить рацию лишь тогда, когда он будет от лагеря на довольно-таки значительном расстоянии? Видимо, сигнал сработает лишь на определенном расстоянии, примерно на том, которое «лендровер» на средней скорости преодолеет за пять минут. А здесь на такой близости от мины сигнал бессилен, и взрыва не произойдет. Поэтому пока можно крутить ручки настройки столько, сколько захочется.
И вдруг в груди у него вскипела шальная дерзость. Ты думал о смерти — так вот она, с тобою рядом, сыграй с нею в чет и нечет, проверь, прав ты или не прав в том выводе, к которому только что пришел. Ну, что ты медлишь?
И Виктор включил рацию… Сначала, если, конечно, в рации нет какого-нибудь смертельного сюрприза… на прием. Она была настроена на спецволну военных подразделений, переброшенных в эти дни в район готовившейся операции. Приказ гласил: маневры и отработка действий на случай массового вторжения из-за границы крупных отрядов террористов и регулярных частей армии соседнего государства. Район маневров закрыт вплоть до особого, распоряжения. И Виктор слушал, как эфир заполняли дурацкие кодированные фразы военных радистов: «Джек собирает хворост… Подбросьте муки для мельницы… У тети Элизабет разболелся зуб мудрости. Нужен дантист… нужен дантист…»
Кто-то в ответ обещал прислать муки и предлагал тете Элизабет обойтись без дантиста, кто-то сыпал нецензурщиной в адрес олухов, которые не годятся даже в сторожа на городской свалке, кто-то…
Виктор глубоко вдохнул, задержал дыхание, нашел на шкале нужную волну и… переключился на передачу. Секунда… другая… и ничего не произошло. В лагере Пингвина взрыва не прогремело. Значит, пока что расчеты его правильны. Он было обрадовался этому и тут же огорчился: как бы было хорошо, если бы все там полетело прямо в преисподнюю! И сразу же мозг пронзила иная мысль: «Но… если отъехать на какое-то расстояние, прикинув, сколько может «лендровер» проехать по сносной дороге за пять минут, попробовать рацию на передачу раз, другой… В конце концов мина сработает!»
Он протянул уже руку к ключу зажигания, когда неожиданно раздался голос Пингвина:
— Уж не собираетесь ли вы покинуть нас, молодой человек! И в самый ответственный момент. Ай-ай-ай! Что же скажет по этому поводу мой старый коллега, ваш батюшка? И я уверен, вы нам здесь еще обязательно понадобитесь. Словом, как вы хотите, но я вас не отпущу. — И с добродушной усмешкой он кивнул на рацию: — А что в эфире? Шумно?
— Шумно, — принял его тон Виктор, поняв, что радист Пингвина тоже слушает разговоры заполнивших весь эфир военных. — Идут маневры.
Пингвин недовольно вздохнул:
— В мое время мы предпочитали тишину и не считали, что тот, кто платит деньги, может заказывать даже самую плохую музыку. Но… это я к слову. — И сразу сменил тему: — Так что пойдем?
Он взял Виктора, вышедшего из «тойоты», под руку и не торопясь направился к лагерю.
Они вышли на поляну, где стояла палатка, возле которой парни Пингвина готовились жарить мясо на гриле, и Пингвин отпустил руку Виктора, заглянул ему в глаза и понизил голос:
— У меня к тебе просьба, сынок… С этого момента рацией пользоваться я тебе запрещаю. Аппаратура у Гека — сверхчувствительная. А рация твоя, как ты сам понимаешь, источник радиопомех. Луч может исказиться, и тогда… рыбка сорвется с крючка. — Голос его окреп: — Словом, до конца операции ты к своей машине ходить перестанешь… Это приказ. Понятно?
Виктор машинально кивнул: в голосе Пингвина звучала нескрываемая угроза.
— Ну, вот и хорошо, — одобрил его реакцию Пингвин. — Так-то лучше. И вообще, я обещал твоему отцу, что присмотрю здесь за тобой… как когда-то присматривал за ним. И, как видишь, моя наука пошла ему на пользу.
Виктор отвернулся, стараясь спрятать глаза от острого, буравящего взгляда Пингвина. Ему чудилось, что Пингвин читает его мысли, что он уже понял, о чем думает Виктор и что хочет предпринять. Кольт, прижатый ремнем, больно врезался в тело, казалось, что Пингвин знает и о нем.
Весь остаток дня Виктор старался казаться как можно более беззаботным, перекидывался шутками с парнями Пингвина, весело смеялся, что-то беспечно напевал — и все время подмечал: чтобы он ни делал, где бы ни был, Пингвин внимательно наблюдает за ним, даже нежась под лучами мягкого солнца в шезлонге, прикрыв в сладкой дреме свои короткие веки.
И Виктор благодарил бога за то, что почти сразу же после своего приезда в лагерь ему удалось улучить момент и «примагнитить» мину под крыло заднего правого колеса «лендровера» — незаметно, с внутренней его стороны. Правда, теперь надежда его была только на кольт. Пустить его в ход Виктор надеялся в самый последний момент, когда погашенный им «изогнутый луч» уже поздно будет оживлять…
И вот все сорвалось. Теперь кольт был в руках у Пингвина…
Томительно текли последние минуты операции. По тому, как напрягся Гек, как судорожно вцепились его пальцы в приборную доску, Виктор понял, что именно сейчас должно произойти непоправимое. И весь он тоже в отчаянии напрягся, изготовясь к самоубийственному броску — к броску на радиста Гека и его аппарат-убийцу.
Пингвин, многоопытный Пингвин, заметил это, и сейчас же ствол кольта вдавился в спину Виктора:
— Спокойно, сынок, спокойно!
И Виктор понял, что, если он шевельнется, его не спасет ни один из приемов, освоенных им у лучших преподавателей спецшколы Системы.
Да, он проиграл. Безнадежно проиграл. Где-то в глубине ночного неба уже слышался гул приближающегося самолета. Он быстро нарастал, и вот уже вдали показались зыбкие огни. Самолет стремительно шел на снижение. В груди у Виктора все похолодело, его охватило отчаяние, кулаки его сжались…
— Спокойно, парень! — хрипло, срывающимся от волнения голосом крикнул Пингвин. — Это конец…
Рев самолета обрушил небо на землю, вихрь воздуха ударил Виктора по лицуГвзметнул волосы на голове, и они вздыбились, словно от ужаса, все тело обдало жаром, пронзительный вой хлестанул по ушам — и темная громада пронеслась над ними так низко, что казалось, ее можно было достать рукой. Еще через мгновение где-то совсем рядом раздался треск рвущегося на куски железа, земля дрогнула и глухо застонала от многотонного удара. Виктор инстинктивно зажал ладонями уши, ожидая взрыва, но взрыва не было.
Уже потом он узнал, что самолет скользнул по склону горы, ломая кусты и невысокие деревья и разваливаясь на куски, — видимо, в самый последний момент летчики все-таки что-то сделали, чтобы не произошло взрыва и чтобы спасти хоть кого-нибудь из тех, кто находился в гибнущей машине… Но это Виктор узнал лишь потом!
На несколько мгновений вокруг воцарилась жуткая тишина, все вокруг словно оцепенело: и ночь, и буш, и люди. Даже цикады, неугомонные цикады, без которых ночной буш немыслим, и те замолкли, словно во внезапном шоке.
И тут же в тишине прогремел решительный голос Пингвина.
— Свернуть лагерь и уходить. Немедленно! — властно приказал он, словно стараясь взломать охватившее всех оцепенение, подстегнуть, отвлечь от того, что только что произошло, закрутить в бешеной деятельности.
И сразу же Гек быстрыми и точными движениями отключил свою аппаратуру от питания и принялся расчленять ее на узлы, готовя к упаковке в картонные ящики. Джей и Грег уже тащили к «лендроверу» кожаные сумки с заранее сложенными лагерными принадлежностями и частями палатки, тоже снятой и упакованной заранее. Бросив все это у машины, они принялись с фонариками в руках старательно прочесывать поляну — не забыли ли чего в темноте, не оставили ли каких-нибудь уличающих их следов.
— Ну, вот и все, сынок, — с облегчением вздохнул Пингвин, протягивая Виктору его кольт. — Возьми свою игрушку. Теперь — ол райт. И не расстраивайся — привыкнешь. И не такое бывает. По себе знаю: потеряешь вдруг голову… такого натворить можешь, сам потом жалеть будешь. А я тебя… так… на всякий случай… можно сказать — подстраховал.
Виктор молча взял кольт и сунул его за ремень брюк, круто повернулся и пошел к «тойоте». Ноги его были ватными, носки ботинок по-стариковски цеплялись за землю.
Он дошел до своей машины словно во сне, сел за руль, не глядя на приборный щиток, протянул руку к оставленным им в замке зажигания ключам — и не нашел их. Да, ключей в замке зажигания не было! Он тряхнул головой, стряхивая наваждение и стараясь сообразить, что могло произойти, включил в кабине свет и посмотрел на пол — может быть, ключи как-нибудь выпали? Но и на полу их не было… Кто-то забрал их. Но кто? И сразу пришла мысль: это мог сделать только Пингвин. А раз так, значит, Пингвин продолжает ему не доверять и что-то задумал. Все рушилось.
— Ну, что ж, поехали, — раздался в этот момент из темноты спокойный голос Пингвина, и он влез в кабину, тяжело плюхнувшись на сиденье рядом с водителем. — Кстати, вот твои ключи. Извини, сынок, я прибрал их… на всякий случай… В буше много чужих… А вдруг кому-то захотелось бы покататься на твоей «тойоте»?
Виктор выхватил у него ключи и поспешил завести двигатель.
— Заодно не забудь выключить свет в кабине, — насмешливо напомнил Пингвин. — Светиться нам сейчас совсем уж ни к чему. И вообще… поздравляю с удачей. — Он сам, не дожидаясь, пока это сделает Виктор, выключил свет в кабине и продолжал: — Я решил поехать вместе с тобою: парни здесь на некоторое время еще задержатся, а нам это совсем ни к чему. Да и тебе лучше не оставаться сейчас одному. Оно и понятно. Когда я впервые участвовал в серьезном деле, мне было не легче, чуть не вывернуло всего наизнанку… Ну, так чего ты еще ждешь? Поехали!
И только теперь в голове у Виктора начало проясняться. Отчаяние охватило его. Для него все было кончено. Казалось, весь мир рухнул и потеряно всё: Мэри, ее друзья, все те, кто поверил в него там, в Париже, кто надеялся на его помощь в борьбе за родину — их и его родину. Что теперь — после того, что только что произошло, — значат самые секретные сведения о судьбе патриотов, оказавшихся в застенках Системы! Что из того, что он сумел проникнуть в святая святых этого кровожадного спрута и перед ним открыты коридоры власти, высшие эшелоны режима… Теперь на нем кровь, Да, он, Виктор Невелинг, сын Леона Невелинга, шефа Системы, не сумел предотвратить преступление и сам стал его соучастником, соучастником преступления против всей свободной Африки и тех, кто борется за свободу его, Виктора, родины. И значит, он стал преступником против… своей родины.
И тут холодная ярость поднялась из глубины его души, захлестнула мозг, который сразу же заработал быстро и четко, подстегнутый ею. Он не мог больше оставаться сторонним наблюдателем. Он должен был немедленно начать действовать.
Осторожно, словно пробуя самого себя, свои силы, он тронул «тойоту» с места, включил ближний свет фар и малым ходом стал выбираться по бездорожью буша в направлении дороги «С» — осторожна, объезжая бугры и камни, стараясь не наткнуться на скрытый сухой травой пень или рухнувший ствол дерева. Пингвин удовлетворенно хмыкнул; расслабленно откинувшись на спинку сиденья, он сидел, смежив короткие веки. На лице его было полное безразличие к происходящему — он отдыхал от напряжения всех этих последних дней, приходил в себя после тяжелого боя. Виктор бросил на него быстрый взгляд, стараясь определить, не задремал ли он. Но по глазам Пингвина этого понять было нельзя: из-под смеженных коротких век в отсвете приборов стыло поблескивали узкие черные лезвия.
…Дорога «С» возникла в темноте неожиданно. «Тойота» раздвинула радиатором молодые кусты и выкатилась на хорошо накатанный красный грейдер, матово засветившийся в ближнем свете ее фар. Виктор бросил взгляд на спидометр, засекая взглядом цифры километража: отсюда (а может быть, и не отсюда, может быть, правее, а может быть, левее от места, где «тойота» выскочила на дорогу «С») предстояло проехать согласно инструктажу тридцать миль. Конечно, расстояние было приблизительным. Виктор это понимал, но проехать он собирался ровно тридцать миль, ровно тридцать миль — не больше и не меньше!
— Мы на дороге «С», - вполголоса сказал Виктор, обращаясь к Пингвину, чтобы все-таки проверить, действительно ли он расслабился и задремал или старый лис только притворяется.
— Угу, — зевнул Пингвин и сладко потянулся. — Теперь, сынок, поаккуратнее. А я уж и в самом деле подремлю… Извини, возраст…
И, как-то ловко свернувшись на сиденье и повернувшись к Виктору спиной, он сонно засопел; теперь его лица Виктор не видел.
Дорога «С» для буша была действительно хороша, местные власти за ней явно присматривали, спрямляли и выравнивали ее поверхность, подсыпали и укатывали. Свидетельством тому были площадки, стоянки для дорожной техники, попадавшиеся то на одной, то на другой стороне дороги. Они были плотно утрамбованы и оборудованы навесами из веток, под которыми можно было укрыться в самую жару и людям, и технике. Пустые железные бочки из-под горючего окружали невысокими стенками площадку с трех сторон, оставляя ее открытой только со стороны дороги и отрезая от буша.
Виктор ехал, то и дело поглядывая на спидометр, отсчитывая в уме оставшиеся ему мили и гадая, что окажется на тридцатой — такое вот придорожное сооружение или же буш. В буш съезжать не хотелось. Сейчас Виктор аккуратно объезжал каждый бугорок, каждую впадинку, стараясь, чтобы машину не тряхнуло и от встряски не проснулся бы Пингвин: тогда ему пришлось бы как-то объяснять остановку и пятиминутное ожидание, полагавшееся согласно инструктажу Невелинга-старшего. В то, что в машине что-то неисправно, Пингвин не поверил бы, во всяком случае, стал бы проверять сам, — что он хорошо разбирается в технике, Виктор не сомневался.
Конечно, лучше было бы, чтобы Пингвин все это спокойно проспал: остановку на тридцатой миле, и пятиминутное выжидание, и тот момент, когда будет включена рация «тойоты»…
«Семь… шесть… пять… четыре мили… — вел про себя отсчет Виктор, — три… две…»
Теперь, потихоньку снижая скорость, он все чаще косился на Пингвина, по-прежнему повернувшегося к нему спиной и, видимо, в самом деле спящего.
По обе стороны дороги тянулся все тот же буш, и Виктор понял, что съезжать в него с ровненького грейдера все-таки придется. Оставалось только выбрать съезд поровнее. Одно место показалось в свете фар ему подходящим, и он остановился, вышел из машины, обошел ее сзади и подошел к пологому съезду с дороги. Постоял, что-то выжидая, вытащил из-за ремня кольт, взвел курок, с оружием в руках углубился в редкие кусты, сквозь которые «тойота» могла пройти совершенно спокойно, и обнаружил за ними небольшую полянку — сюда можно было съехать с грейдера и постоять в ожидании, пока мимо пройдет «лендровер» с командой Пингвина.
Руку с кольтом, курок которого был все еще взведен, он держал в кармане куртки наготове, он почему-то был уверен, что стрелять ему придется, обязательно придется, и был готов выстрелить в любой момент… Хлопнула дверца «тойоты», и он услышал, как Пингвин, по-стариковски закряхтев, спрыгнул с ее высокой подножки. Затем зашуршали осторожные шаги по гравию на обочине, кусты раздвинулись, и в просвете появилась темная фигура Пингвина.
Они увидели друг друга одновременно и замерли. Молчание длилось с минуту.
— А ты все-таки что-то задумал, сынок? — словно констатируя это для самого себя, заговорил Пингвин первым. — Значит, я недаром не доверял тебе Но если ты хочешь, чтобы твой батюшка не узнал о твоих шашнях с красными, тебе придется со мною подружиться. — Он сделал осторожный шаг к Виктору. — Ты меня понял, сынок?
«Так вот оно в чем дело! — обожгло Виктора. Вот почему этот старый лис так принюхивался ко мне все это время!»
До «Уочгарда» что-то дошло о нем и о его друзьях; конечно же, дошло — Пингвин готовит свои операции тщательно, как никто, и его агенты действуют во всех… перспективных… (с точки зрения «Уочгарда») направлениях.
— Ну, что ж ты молчишь? Когда ведешь двойную игру, надо заранее быть готовым и к таким разговорам, как наш.
Он сделал еще один осторожный, почти скользящий шаг вперед, держа правую руку в кармане своей охотничьей куртки. И Виктору сразу же вспомнились уроки в спецшколе — стрельба из кармана, вслепую, с возможно более близкого расстояния. Он стиснул рукоятку своего кольта и невольно порадовался: короткоствольное оружие вывернуть в тесном кармане можно на доли секунды быстрее — во всяком случае, быстрее, чем «берету» Пингвина.
— Так вот, — деловым тоном продолжал Пингвин. — Раз уж ты стал агентом-двойником, то что тебе помешает работать и на третьего хозяина, например на «Уочгард»? Нам нужны свои люди и в хозяйстве твоего батюшки, и у красных. В конце концов, наше дело коммерция, а не политика. И мы готовы оказывать наши услуги тем, кто их лучше оплачивает. Мы берем дорого, но и наши «профи» на нас не обижаются. Высокие оклады и гонорары, а при выходе «с холода» — хорошая пенсия и надежные латиноамериканские документы. Так что? Договоримся?
Из занятий в спецшколе он знал, что мины такого типа приводятся в действие обычно одним из двух способов: с помощью часового механизма или передачей направленного радиосигнала. В данном случае часовой механизм исключался — это было бы слишком громоздко даже при всех достижениях современной электроники. Значит, оставался радиосигнал… Но кто и когда подаст его, чтобы уничтожить ненужных Системе исполнителей и свидетелей? Центр? Мощная радиотехническая служба Системы из Претории? На такое большое расстояние? Но как в таком случае Центр определит точный момент подачи сигнала, взрыва, который уберет Пингвина и его команду, как определит, что операция завершена?
Нет, здесь что-то не так… Виктор, уединившись к вечеру в оставленной в буше «тойоте», вновь и вновь вспоминал инструктаж шефа Системы: «Ты покинешь их лагерь немедленно, как только операция группы Пингвина будет закончена. Повторяю: немедленно! Уедешь первым, пока они будут свертывать лагерь и заметать следы. Поедешь по дороге «С» — она единственная пригодна для быстрой езды. Через тридцать миль… ты съедешь в буш и будешь там ждать, пока они проедут мимо тебя, затем подождешь еще минут пять и… и включишь рацию… на передачу на волне… (цифру эту Виктор запомнил на всю жизнь). Затем поедешь следом. Если кто-нибудь из них после взрыва останется в живых… тогда (кивок на оружие, кивок, означающий, что раненых Виктор должен будет добить) это тебе пригодится».
Вот тогда и нужно было задавать вопрос, над которым сейчас приходится ломать голову, ругал себя Виктор. А теперь остается только разгадывать загадки.
Он взглянул на рацию «тойоты», машинально протянул руку к тумблеру включения… и поспешно отдернул ее. «…Пока они проедут мимо тебя… подождешь примерно пять минут и… включишь рацию… на передачу…» — вдруг вспомнился ему жесткий, размеренный голос Невелинга-старшего.
— Включишь рацию на передачу, — повторил Виктор шепотом, — на передачу.
Значит… Значит… именно его рация, настроенная на известную ему волну, подаст сигнал для взрыва, его должен послать он, Виктор! А что, если это сделать сейчас, не дожидаясь, пока свершится преступление? Банку с взрывчаткой ему уже удалось незаметно прикрепить к «лендроверу» с адской аппаратурой. Теперь — настроить рацию на известную ему волну и подать радиосигнал смерти, упакованный в банку из-под сардин. Нет! Все это было бы слишком просто. Но почему ему приказано включить рацию лишь тогда, когда он будет от лагеря на довольно-таки значительном расстоянии? Видимо, сигнал сработает лишь на определенном расстоянии, примерно на том, которое «лендровер» на средней скорости преодолеет за пять минут. А здесь на такой близости от мины сигнал бессилен, и взрыва не произойдет. Поэтому пока можно крутить ручки настройки столько, сколько захочется.
И вдруг в груди у него вскипела шальная дерзость. Ты думал о смерти — так вот она, с тобою рядом, сыграй с нею в чет и нечет, проверь, прав ты или не прав в том выводе, к которому только что пришел. Ну, что ты медлишь?
И Виктор включил рацию… Сначала, если, конечно, в рации нет какого-нибудь смертельного сюрприза… на прием. Она была настроена на спецволну военных подразделений, переброшенных в эти дни в район готовившейся операции. Приказ гласил: маневры и отработка действий на случай массового вторжения из-за границы крупных отрядов террористов и регулярных частей армии соседнего государства. Район маневров закрыт вплоть до особого, распоряжения. И Виктор слушал, как эфир заполняли дурацкие кодированные фразы военных радистов: «Джек собирает хворост… Подбросьте муки для мельницы… У тети Элизабет разболелся зуб мудрости. Нужен дантист… нужен дантист…»
Кто-то в ответ обещал прислать муки и предлагал тете Элизабет обойтись без дантиста, кто-то сыпал нецензурщиной в адрес олухов, которые не годятся даже в сторожа на городской свалке, кто-то…
Виктор глубоко вдохнул, задержал дыхание, нашел на шкале нужную волну и… переключился на передачу. Секунда… другая… и ничего не произошло. В лагере Пингвина взрыва не прогремело. Значит, пока что расчеты его правильны. Он было обрадовался этому и тут же огорчился: как бы было хорошо, если бы все там полетело прямо в преисподнюю! И сразу же мозг пронзила иная мысль: «Но… если отъехать на какое-то расстояние, прикинув, сколько может «лендровер» проехать по сносной дороге за пять минут, попробовать рацию на передачу раз, другой… В конце концов мина сработает!»
Он протянул уже руку к ключу зажигания, когда неожиданно раздался голос Пингвина:
— Уж не собираетесь ли вы покинуть нас, молодой человек! И в самый ответственный момент. Ай-ай-ай! Что же скажет по этому поводу мой старый коллега, ваш батюшка? И я уверен, вы нам здесь еще обязательно понадобитесь. Словом, как вы хотите, но я вас не отпущу. — И с добродушной усмешкой он кивнул на рацию: — А что в эфире? Шумно?
— Шумно, — принял его тон Виктор, поняв, что радист Пингвина тоже слушает разговоры заполнивших весь эфир военных. — Идут маневры.
Пингвин недовольно вздохнул:
— В мое время мы предпочитали тишину и не считали, что тот, кто платит деньги, может заказывать даже самую плохую музыку. Но… это я к слову. — И сразу сменил тему: — Так что пойдем?
Он взял Виктора, вышедшего из «тойоты», под руку и не торопясь направился к лагерю.
Они вышли на поляну, где стояла палатка, возле которой парни Пингвина готовились жарить мясо на гриле, и Пингвин отпустил руку Виктора, заглянул ему в глаза и понизил голос:
— У меня к тебе просьба, сынок… С этого момента рацией пользоваться я тебе запрещаю. Аппаратура у Гека — сверхчувствительная. А рация твоя, как ты сам понимаешь, источник радиопомех. Луч может исказиться, и тогда… рыбка сорвется с крючка. — Голос его окреп: — Словом, до конца операции ты к своей машине ходить перестанешь… Это приказ. Понятно?
Виктор машинально кивнул: в голосе Пингвина звучала нескрываемая угроза.
— Ну, вот и хорошо, — одобрил его реакцию Пингвин. — Так-то лучше. И вообще, я обещал твоему отцу, что присмотрю здесь за тобой… как когда-то присматривал за ним. И, как видишь, моя наука пошла ему на пользу.
Виктор отвернулся, стараясь спрятать глаза от острого, буравящего взгляда Пингвина. Ему чудилось, что Пингвин читает его мысли, что он уже понял, о чем думает Виктор и что хочет предпринять. Кольт, прижатый ремнем, больно врезался в тело, казалось, что Пингвин знает и о нем.
Весь остаток дня Виктор старался казаться как можно более беззаботным, перекидывался шутками с парнями Пингвина, весело смеялся, что-то беспечно напевал — и все время подмечал: чтобы он ни делал, где бы ни был, Пингвин внимательно наблюдает за ним, даже нежась под лучами мягкого солнца в шезлонге, прикрыв в сладкой дреме свои короткие веки.
И Виктор благодарил бога за то, что почти сразу же после своего приезда в лагерь ему удалось улучить момент и «примагнитить» мину под крыло заднего правого колеса «лендровера» — незаметно, с внутренней его стороны. Правда, теперь надежда его была только на кольт. Пустить его в ход Виктор надеялся в самый последний момент, когда погашенный им «изогнутый луч» уже поздно будет оживлять…
И вот все сорвалось. Теперь кольт был в руках у Пингвина…
Томительно текли последние минуты операции. По тому, как напрягся Гек, как судорожно вцепились его пальцы в приборную доску, Виктор понял, что именно сейчас должно произойти непоправимое. И весь он тоже в отчаянии напрягся, изготовясь к самоубийственному броску — к броску на радиста Гека и его аппарат-убийцу.
Пингвин, многоопытный Пингвин, заметил это, и сейчас же ствол кольта вдавился в спину Виктора:
— Спокойно, сынок, спокойно!
И Виктор понял, что, если он шевельнется, его не спасет ни один из приемов, освоенных им у лучших преподавателей спецшколы Системы.
Да, он проиграл. Безнадежно проиграл. Где-то в глубине ночного неба уже слышался гул приближающегося самолета. Он быстро нарастал, и вот уже вдали показались зыбкие огни. Самолет стремительно шел на снижение. В груди у Виктора все похолодело, его охватило отчаяние, кулаки его сжались…
— Спокойно, парень! — хрипло, срывающимся от волнения голосом крикнул Пингвин. — Это конец…
Рев самолета обрушил небо на землю, вихрь воздуха ударил Виктора по лицуГвзметнул волосы на голове, и они вздыбились, словно от ужаса, все тело обдало жаром, пронзительный вой хлестанул по ушам — и темная громада пронеслась над ними так низко, что казалось, ее можно было достать рукой. Еще через мгновение где-то совсем рядом раздался треск рвущегося на куски железа, земля дрогнула и глухо застонала от многотонного удара. Виктор инстинктивно зажал ладонями уши, ожидая взрыва, но взрыва не было.
Уже потом он узнал, что самолет скользнул по склону горы, ломая кусты и невысокие деревья и разваливаясь на куски, — видимо, в самый последний момент летчики все-таки что-то сделали, чтобы не произошло взрыва и чтобы спасти хоть кого-нибудь из тех, кто находился в гибнущей машине… Но это Виктор узнал лишь потом!
На несколько мгновений вокруг воцарилась жуткая тишина, все вокруг словно оцепенело: и ночь, и буш, и люди. Даже цикады, неугомонные цикады, без которых ночной буш немыслим, и те замолкли, словно во внезапном шоке.
И тут же в тишине прогремел решительный голос Пингвина.
— Свернуть лагерь и уходить. Немедленно! — властно приказал он, словно стараясь взломать охватившее всех оцепенение, подстегнуть, отвлечь от того, что только что произошло, закрутить в бешеной деятельности.
И сразу же Гек быстрыми и точными движениями отключил свою аппаратуру от питания и принялся расчленять ее на узлы, готовя к упаковке в картонные ящики. Джей и Грег уже тащили к «лендроверу» кожаные сумки с заранее сложенными лагерными принадлежностями и частями палатки, тоже снятой и упакованной заранее. Бросив все это у машины, они принялись с фонариками в руках старательно прочесывать поляну — не забыли ли чего в темноте, не оставили ли каких-нибудь уличающих их следов.
— Ну, вот и все, сынок, — с облегчением вздохнул Пингвин, протягивая Виктору его кольт. — Возьми свою игрушку. Теперь — ол райт. И не расстраивайся — привыкнешь. И не такое бывает. По себе знаю: потеряешь вдруг голову… такого натворить можешь, сам потом жалеть будешь. А я тебя… так… на всякий случай… можно сказать — подстраховал.
Виктор молча взял кольт и сунул его за ремень брюк, круто повернулся и пошел к «тойоте». Ноги его были ватными, носки ботинок по-стариковски цеплялись за землю.
Он дошел до своей машины словно во сне, сел за руль, не глядя на приборный щиток, протянул руку к оставленным им в замке зажигания ключам — и не нашел их. Да, ключей в замке зажигания не было! Он тряхнул головой, стряхивая наваждение и стараясь сообразить, что могло произойти, включил в кабине свет и посмотрел на пол — может быть, ключи как-нибудь выпали? Но и на полу их не было… Кто-то забрал их. Но кто? И сразу пришла мысль: это мог сделать только Пингвин. А раз так, значит, Пингвин продолжает ему не доверять и что-то задумал. Все рушилось.
— Ну, что ж, поехали, — раздался в этот момент из темноты спокойный голос Пингвина, и он влез в кабину, тяжело плюхнувшись на сиденье рядом с водителем. — Кстати, вот твои ключи. Извини, сынок, я прибрал их… на всякий случай… В буше много чужих… А вдруг кому-то захотелось бы покататься на твоей «тойоте»?
Виктор выхватил у него ключи и поспешил завести двигатель.
— Заодно не забудь выключить свет в кабине, — насмешливо напомнил Пингвин. — Светиться нам сейчас совсем уж ни к чему. И вообще… поздравляю с удачей. — Он сам, не дожидаясь, пока это сделает Виктор, выключил свет в кабине и продолжал: — Я решил поехать вместе с тобою: парни здесь на некоторое время еще задержатся, а нам это совсем ни к чему. Да и тебе лучше не оставаться сейчас одному. Оно и понятно. Когда я впервые участвовал в серьезном деле, мне было не легче, чуть не вывернуло всего наизнанку… Ну, так чего ты еще ждешь? Поехали!
И только теперь в голове у Виктора начало проясняться. Отчаяние охватило его. Для него все было кончено. Казалось, весь мир рухнул и потеряно всё: Мэри, ее друзья, все те, кто поверил в него там, в Париже, кто надеялся на его помощь в борьбе за родину — их и его родину. Что теперь — после того, что только что произошло, — значат самые секретные сведения о судьбе патриотов, оказавшихся в застенках Системы! Что из того, что он сумел проникнуть в святая святых этого кровожадного спрута и перед ним открыты коридоры власти, высшие эшелоны режима… Теперь на нем кровь, Да, он, Виктор Невелинг, сын Леона Невелинга, шефа Системы, не сумел предотвратить преступление и сам стал его соучастником, соучастником преступления против всей свободной Африки и тех, кто борется за свободу его, Виктора, родины. И значит, он стал преступником против… своей родины.
И тут холодная ярость поднялась из глубины его души, захлестнула мозг, который сразу же заработал быстро и четко, подстегнутый ею. Он не мог больше оставаться сторонним наблюдателем. Он должен был немедленно начать действовать.
Осторожно, словно пробуя самого себя, свои силы, он тронул «тойоту» с места, включил ближний свет фар и малым ходом стал выбираться по бездорожью буша в направлении дороги «С» — осторожна, объезжая бугры и камни, стараясь не наткнуться на скрытый сухой травой пень или рухнувший ствол дерева. Пингвин удовлетворенно хмыкнул; расслабленно откинувшись на спинку сиденья, он сидел, смежив короткие веки. На лице его было полное безразличие к происходящему — он отдыхал от напряжения всех этих последних дней, приходил в себя после тяжелого боя. Виктор бросил на него быстрый взгляд, стараясь определить, не задремал ли он. Но по глазам Пингвина этого понять было нельзя: из-под смеженных коротких век в отсвете приборов стыло поблескивали узкие черные лезвия.
…Дорога «С» возникла в темноте неожиданно. «Тойота» раздвинула радиатором молодые кусты и выкатилась на хорошо накатанный красный грейдер, матово засветившийся в ближнем свете ее фар. Виктор бросил взгляд на спидометр, засекая взглядом цифры километража: отсюда (а может быть, и не отсюда, может быть, правее, а может быть, левее от места, где «тойота» выскочила на дорогу «С») предстояло проехать согласно инструктажу тридцать миль. Конечно, расстояние было приблизительным. Виктор это понимал, но проехать он собирался ровно тридцать миль, ровно тридцать миль — не больше и не меньше!
— Мы на дороге «С», - вполголоса сказал Виктор, обращаясь к Пингвину, чтобы все-таки проверить, действительно ли он расслабился и задремал или старый лис только притворяется.
— Угу, — зевнул Пингвин и сладко потянулся. — Теперь, сынок, поаккуратнее. А я уж и в самом деле подремлю… Извини, возраст…
И, как-то ловко свернувшись на сиденье и повернувшись к Виктору спиной, он сонно засопел; теперь его лица Виктор не видел.
Дорога «С» для буша была действительно хороша, местные власти за ней явно присматривали, спрямляли и выравнивали ее поверхность, подсыпали и укатывали. Свидетельством тому были площадки, стоянки для дорожной техники, попадавшиеся то на одной, то на другой стороне дороги. Они были плотно утрамбованы и оборудованы навесами из веток, под которыми можно было укрыться в самую жару и людям, и технике. Пустые железные бочки из-под горючего окружали невысокими стенками площадку с трех сторон, оставляя ее открытой только со стороны дороги и отрезая от буша.
Виктор ехал, то и дело поглядывая на спидометр, отсчитывая в уме оставшиеся ему мили и гадая, что окажется на тридцатой — такое вот придорожное сооружение или же буш. В буш съезжать не хотелось. Сейчас Виктор аккуратно объезжал каждый бугорок, каждую впадинку, стараясь, чтобы машину не тряхнуло и от встряски не проснулся бы Пингвин: тогда ему пришлось бы как-то объяснять остановку и пятиминутное ожидание, полагавшееся согласно инструктажу Невелинга-старшего. В то, что в машине что-то неисправно, Пингвин не поверил бы, во всяком случае, стал бы проверять сам, — что он хорошо разбирается в технике, Виктор не сомневался.
Конечно, лучше было бы, чтобы Пингвин все это спокойно проспал: остановку на тридцатой миле, и пятиминутное выжидание, и тот момент, когда будет включена рация «тойоты»…
«Семь… шесть… пять… четыре мили… — вел про себя отсчет Виктор, — три… две…»
Теперь, потихоньку снижая скорость, он все чаще косился на Пингвина, по-прежнему повернувшегося к нему спиной и, видимо, в самом деле спящего.
По обе стороны дороги тянулся все тот же буш, и Виктор понял, что съезжать в него с ровненького грейдера все-таки придется. Оставалось только выбрать съезд поровнее. Одно место показалось в свете фар ему подходящим, и он остановился, вышел из машины, обошел ее сзади и подошел к пологому съезду с дороги. Постоял, что-то выжидая, вытащил из-за ремня кольт, взвел курок, с оружием в руках углубился в редкие кусты, сквозь которые «тойота» могла пройти совершенно спокойно, и обнаружил за ними небольшую полянку — сюда можно было съехать с грейдера и постоять в ожидании, пока мимо пройдет «лендровер» с командой Пингвина.
Руку с кольтом, курок которого был все еще взведен, он держал в кармане куртки наготове, он почему-то был уверен, что стрелять ему придется, обязательно придется, и был готов выстрелить в любой момент… Хлопнула дверца «тойоты», и он услышал, как Пингвин, по-стариковски закряхтев, спрыгнул с ее высокой подножки. Затем зашуршали осторожные шаги по гравию на обочине, кусты раздвинулись, и в просвете появилась темная фигура Пингвина.
Они увидели друг друга одновременно и замерли. Молчание длилось с минуту.
— А ты все-таки что-то задумал, сынок? — словно констатируя это для самого себя, заговорил Пингвин первым. — Значит, я недаром не доверял тебе Но если ты хочешь, чтобы твой батюшка не узнал о твоих шашнях с красными, тебе придется со мною подружиться. — Он сделал осторожный шаг к Виктору. — Ты меня понял, сынок?
«Так вот оно в чем дело! — обожгло Виктора. Вот почему этот старый лис так принюхивался ко мне все это время!»
До «Уочгарда» что-то дошло о нем и о его друзьях; конечно же, дошло — Пингвин готовит свои операции тщательно, как никто, и его агенты действуют во всех… перспективных… (с точки зрения «Уочгарда») направлениях.
— Ну, что ж ты молчишь? Когда ведешь двойную игру, надо заранее быть готовым и к таким разговорам, как наш.
Он сделал еще один осторожный, почти скользящий шаг вперед, держа правую руку в кармане своей охотничьей куртки. И Виктору сразу же вспомнились уроки в спецшколе — стрельба из кармана, вслепую, с возможно более близкого расстояния. Он стиснул рукоятку своего кольта и невольно порадовался: короткоствольное оружие вывернуть в тесном кармане можно на доли секунды быстрее — во всяком случае, быстрее, чем «берету» Пингвина.
— Так вот, — деловым тоном продолжал Пингвин. — Раз уж ты стал агентом-двойником, то что тебе помешает работать и на третьего хозяина, например на «Уочгард»? Нам нужны свои люди и в хозяйстве твоего батюшки, и у красных. В конце концов, наше дело коммерция, а не политика. И мы готовы оказывать наши услуги тем, кто их лучше оплачивает. Мы берем дорого, но и наши «профи» на нас не обижаются. Высокие оклады и гонорары, а при выходе «с холода» — хорошая пенсия и надежные латиноамериканские документы. Так что? Договоримся?