Страница:
Ее опять швырнуло на спину, и в легкие ворвалась вода. Перед затуманенным взором мелькнули деревья. Бишу попыталась поплыть к ним, но водоворот подхватил ее и закружил волчком. Она свернулась в клубок, зарыв голову в живот, но вода сама вырвала ее из своего плена — мощный поток подхватил Бишу и, вертя, как- пушинку, бросил к берегу… И вот она уже ощутила под собой мягкий ил, и всякое движение прекратилось.
Долгое время Бишу лежала не шевелясь, не в силах заставить себя отползти в какое-нибудь укрытие. Когда она на мгновение подняла непослушную голову, все вокруг — илистый берег, деревья и кусты, желтые, алые и пурпурные огоньки орхидей и стреляющая боль в голове — слилось в мелькающий калейдоскоп.
Боль взорвалась внутри, и Бишу, не в силах дальше сдерживаться, жалобно заскулила и впала в забытье.
Высоко в ветвях сгрудилась стайка обезьян. Они разглядывали Бишу и возбужденно вопили. Один детеныш, нескольких недель от роду, жалобно хныкал. Бишу лежала, глубоко погрузившись в шоколадный ил — безжизненная, словно буровато-желтый комок спутанной мокрой шкуры. Рев бурлящей воды и грохот водопада были ей не слышны.
Глава 9
Глава 10
Долгое время Бишу лежала не шевелясь, не в силах заставить себя отползти в какое-нибудь укрытие. Когда она на мгновение подняла непослушную голову, все вокруг — илистый берег, деревья и кусты, желтые, алые и пурпурные огоньки орхидей и стреляющая боль в голове — слилось в мелькающий калейдоскоп.
Боль взорвалась внутри, и Бишу, не в силах дальше сдерживаться, жалобно заскулила и впала в забытье.
Высоко в ветвях сгрудилась стайка обезьян. Они разглядывали Бишу и возбужденно вопили. Один детеныш, нескольких недель от роду, жалобно хныкал. Бишу лежала, глубоко погрузившись в шоколадный ил — безжизненная, словно буровато-желтый комок спутанной мокрой шкуры. Рев бурлящей воды и грохот водопада были ей не слышны.
Глава 9
Он поклялся, что отыщет следы, и он отыскал их.
Урубелава был уверен, что один из таинственных богов, которым он изредка молился, помог ему найти следы. Сейчас, стоя по колено в черном иле, индеец перетаскивал громоздкий, но, несмотря на это, легкий плот через пороги, где стремительное течение грозило вырвать из рук и унести утлое сооружение. Урубелава знал, что впереди, ниже по течению, находится водопад, поэтому хотел заранее переместить плот на более спокойную воду.
При помощи грубого весла, которое выстругал своим мачете, Урубелава осторожно вел плот возле самого берега, где густой ил и водоросли замедляли скорость течения. Время от времени плот застревал в иле или на мелководье, и Урубелава с трудом удерживался, в то время как вода стремилась вырвать бальсовые бревна у него из-под ног.
Индеец срезал длинную лиану и бросил дочери, чтобы та привязала лиану к одной из низко нависавших над водой ветвей. Теперь плот медленно, по нескольку ярдов спускался по направлению к узкой протоке, которая отшнуровывалась от реки вблизи того места, где вода устремлялась в пропасть (в пропасти — индейцу это было точно известно — обитали лесные дьяволы).
Внезапно девочка остановилась, опустила толстенную лиану и, стоя по пояс в илистой воде, уставилась на берег. Высохшее, но все еще ярко раскрашенное крылышко погибшей птички висело подобно раскрытому вееру, зацепившись за пучок зеленовато-желтых лиан, свешивавшихся до самой воды с высоченного эвкалипта. Урубелава считал, что он ублажает злых духов приятным ароматом. Вот и сейчас он решил, что Марика, заметив эвкалипты, подумала, не стоит ли разжечь костер, чтобы духи помогли найти ягуара. Но девочка смотрела не на стройные деревья и даже не на яркие перья, которые в любое другое время обрадовали и восхитили бы ее.
В следующий миг Марика обернулась к отцу и тут же поспешно, почти виновато отвела взгляд в сторону.
— Что там, дочка? Эвкалипт? Я вижу его! — крикнул Урубелава.
Девочка не ответила, и в том, как она пыталась не смотреть на отца, было что-то неестественное, словно она старалась солгать.
Урубелава подождал, пока Марика обвязала лиану вокруг корня мангрового дерева, и пустил плот по течению. Потом, вместо того чтобы последовать за дергавшимся из стороны в сторону на конце лианы плотом, решительно направился к раскрашенным перьям. Течение было сильным, и индеец с трудом рассекал широкой грудью мутную воду. Добравшись до берега, он увидел их…
По илистому берегу вела цепочка глубоких, четко очерченных следов. Их было шесть, семь, восемь — больше, чем он мог сосчитать… Индеец сразу заметил, что одна передняя лапа едва касалась земли, а следы располагались неравномерно, как будто животное хромало. Он тихо промолвил:
— Это мой ягуар.
В лесу обитали тысячи ягуаров, но этот отличался от остальных для наметанного взгляда индейца, как один человек от другого.
Урубелава взглянул на дочь. Девочка опустилась на землю и сидела сгорбившись, удрученная, не решаясь посмотреть на отца, что опечалило Урубелаву несравненно больше, чем ложь ее молчания.
На какой-то миг он подумал, что должен ударить ее разок, не слишком сильно. Потом решил этого не делать и, несмотря на то что был очень разгневан, спокойно спросил:
— Неужели животное тебе дороже собственного отца?
Девочка заплакала, но Урубелава не знал, отчего она плакала: осознав свою вину или жалея «бедное создание». Он сказал:
— Вставай. Мы пойдем по следам.
Марика медленно поднялась на ноги, взглянула на плот и спросила:
— Мне снова тянуть лиану?
Урубелава отрицательно помотал головой и ответил:
— Нам больше не нужен плот.
— Нельзя оставлять его здесь.
— Я знаю, — сказал Урубелава. — Ведь если плот обнаружат десатитос…
Он спрыгнул в воду и одним ударом мачете обрубил лиану. Течение подхватило плот и понесло к водопаду. Урубелава расхохотался, глядя, как плот, на постройку которого у него ушло два дня, налетев на скалу, встал на дыбы, взлетел в воздух и славно завис на мгновение, прежде чем рухнул вниз и раскололся. Индеец показал пальцем на рассыпавшиеся бревна и громко крикнул, перекрывая рев водопада:
— Пусть он достанется дьяволам!
Девочка тоже рассмеялась. Ее печаль рассеялась столь же быстро, как налетела, к тому же она догадалась, почему смеется отец. На какой-то миг рассыпавшийся плот напомнил дом Акурибы, который обрушился сразу после того, как хозяин закончил его постройку. Акуриба был их соседом по поселку и делал все не так, как надо, а его обвалившийся дом уже долгое время служил мишенью для насмешек. Урубелава сказал, покатываясь от хохота:
— Дом Акурибы помнишь?
Это было одно из веселых происшествий, о которых никогда не забывали.
Урубелава воткнул в отпечатки на земле еще несколько веток, посмотрел на получившуюся линию и уверенно зашагал вдоль берега, не оглядываясь. Он знал, что дочь следует по пятам. Скоро он сбился со следа, но наткнулся на развороченный муравейник, кишащий белыми муравьями; возле муравейника на берегу виднелся сплошь облепленный муравьями рыбий остов.
Индеец приник к траве, внимательно рассматривая ее, потом сказал:
— Она лежала здесь на берегу. Она поймала корбину, съела ее и пошла туда, к белой воде возле скал. — Тут он заметил следы тапира, возле которых разглядел знакомые отпечатки лап ягуара. — Нет, — уверенно произнес он, — она не пошла к скалам. Она пыталась поймать тапира, но даже такой медлительный зверь скрылся от нее. Без еды она скоро погибнет. Животное, как и человек, не проживет без пищи; если она погибнет, ее растерзают грифы — и от шкуры ничего не останется. Мы должны торопиться…
Урубелава двигался уже быстрее, почти бегом, посматривая вверх на алых ибисов, круживших высоко в голубом небе.
Достигнув гранитного выступа на краю водопада, он присел на корточки и внимательно осмотрелся. Потом встал и, вытянув шею, посмотрел на противоположный берег.
— Вот где она пересекла реку, — указал он на цепочку камней, тянувшихся вдоль края водопада.
— Зачем животному понадобилось перебираться через реку? — изумилась Марика. — Ведь один берег ничем не отличается от другого.
Урубелава взглянул на дочь и рассмеялся:
— Ты глупая женщина. Животное спешит домой, в горы по другую сторону реки. Оно не знает, что умрет, прежде чем их достигнет. Оно не знает, что придет Урубелава со своими стрелами и убьет его. Одной стрелой, говорю тебе. — Ткнув себя в шею коротким мясистым пальцем, он добавил: — Вот сюда, в шею, попадет моя стрела. Шкура не будет испорчена.
Они стояли бок о бок и смотрели на заводь далеко внизу, куда низвергался с большой высоты водный поток. Девочка заметила, что отец перевел взгляд на цепочку камней на гребне водопада, словно оценивая расстояние между ними на тот случай, если придется переправляться. Подумав об этом, она невольно поежилась.
— Подожди здесь, — велел Урубелава.
Он вытащил мачете и пошел в лес. Вскоре он возвратился, неся в руках длинный стволик стройной цезальпинии и на ходу обрезая ветви, пока деревце не стало похоже на гигантское копье.
Сидя на корточках, Марика наблюдала, как отец, балансируя на плоском камне, потыкал шестом камни впереди, испытывая их устойчивость. Затем он легко перемахнул на серую гранитную глыбу. Глыба была скользкая от воды и мха, но индеец прочно стоял на своих сильных ногах, пальцы которых не уступали в цепкости пальцам некоторых животных. Опустив шест в воду и не нащупав дна, он поскреб рукой шрамы на груди — девочке в одиночку не преодолеть такую преграду.
Вернувшись на берег, Урубелава срезал длинную лиану и бросил один конец дочери, чтобы та повязала лиану вокруг талии. Затем, посмеиваясь над страхом Марики, он перебрался вместе с ней на гранитную глыбу. Потом, держа в руках конец лианы, легко перескочил на белые камни, настолько острые, что они поранили огрубевшие ступни его мозолистых ног. Обернувшись к дочери, он крикнул, пытаясь перекрыть грохот водопада:
— Давай! Прыгай!
Девочка послушно прыгнула так далеко и высоко, как только могла. Она почувствовала, что лиана врезалась в талию, а через мгновение ее босые ноги ощутили под собой острые камни, и она, споткнувшись, упала; но Урубелава крепко натягивал лиану и помог дочери подняться на ноги. Она порезала о камни руки, но смеялась, потому что отец тоже смеялся.
— Теперь совсем легко — два шага, потом еще один… — Урубелава потыкал шестом в воду, показывая, что дальше уже мелко.
Скоро они выбрались на мокрую траву по другую сторону реки.
Урубелава еще долго покатывался от хохота, представляя, как они могли поскользнуться и сорваться в пропасть, где обитали дьяволы. В мире индейцев не было ничего забавнее несчастья, которое не случилось.
Вскоре он поднялся на ноги и принялся рыскать по сторонам, разыскивая следы. Не найдя их, он взглянул на солнце и сказал:
— У нас еще есть время. Сначала нужно поесть, а потом мы найдем животное.
Урубелава заострил конец шеста и отправился к небольшому речному рукаву, где течение было не столь сильное, но достаточно быстрое, чтобы вода оставалась прозрачной. Он замер на берегу, держа над головой шест, как копье, и с первого же удара пронзил замечательную арапаиму, более четырех футов в длину и такую тяжелую, что ему пришлось призвать на помощь дочь, чтобы вытащить рыбу на берег. Пока Марика потрошила и чистила добычу, Урубелава разжег костер. Они насадили рыбину на шест, словно на вертел, и изжарили. Наевшись до отвала, индеец внезапно заметил кровь на ногах дочери и вспомнил про острые камни; достав пригоршню пепла, он аккуратно втер его в раны себе и дочери.
Теперь они отдохнут. Потом со свежими силами отыщут ягуара.
Задние лапы служили мощным оружием. Ими она убивала: подтянув к животу, распрямляла их с неимоверной силой словно стальные пружины. А теперь эти прекрасные лапы отказывались ей повиноваться. Бишу тихо скулила, сознавая собственную беспомощность.
Она инстинктивно посмотрела вверх, вспомнив грифов и исполинского кондора, которого умертвила с помощью задних лап.
Бишу не знала, сколько пролежала без сознания; она снова ощущала голодные рези в желудке, но понимала, что уже не в состоянии облегчить муки голода, чтобы сохранить силы, необходимые для выживания. Инстинкт выживания довлел над ее сознанием, заглушая боль, голод и остальные чувства.
Бишу заставила себя пошевелиться и, подтягивая отяжелевшее тело передними лапами, с трудом заползла под укрытие прохладных папоротников.
Рядом проползла змея, плотное серое туловище которой на спине украшали крупные ромбы, а плоская треугольная голова была снизу окрашена в ярко-желтый цвет. Это была кайсака, копьеголовая змея, способная напасть без предупреждения. Змея внимательно следила за Бишу, уставившись прямо в глаза, зрачки у нее были как у кошки. Бишу отвернулась и заползла глубже в кусты. Вытянув передние лапы, она вцепилась когтями в обломок ствола пальмы, подтянула тело и оглянулась. Змея исчезла, но Бишу даже не слышала, как она уползла. У самого основания пальмы тесно переплелись в клубок желтовато-коричневые суруруку. Бишу инстинктивно не любила змей, хотя знала, что большинство из них не причинит ей вреда. Она заметила коралито, несколько анаконд и еще одну кайсаку — любая из змей способна наброситься, если ее потревожить. Бишу боялась здесь оставаться. Она решила во что бы то ни стало выбраться из этого сырого и гиблого места.
Скользкий глинистый берег, на который предстояло взобраться Бишу, был к тому же и крут. Несколько раз она терпела неудачу — добравшись почти до середины предательского склона, срывалась и съезжала вниз. Но постепенно Бишу приноровилась: медленно подтягиваясь, цепляясь лапами за малейший выступ, она забралась на берег.
Там, наверху, она отыскала укромное место, чтобы отлежаться и передохнуть. Устроившись поудобнее, вконец обессилевшая и голодная, она мгновенно заснула.
Внезапно Бишу проснулась — до ее чуткого слуха донесся шорох. Она учуяла запах добычи: невдалеке, ничего не подозревая, несколько оленей пощипывали нежные побеги акации. Бишу поняла, что олени уже заметили ее, так как самец внезапно оторвался от еды и уставился прямо на нее — но страха в его глазах не было. Неужели она так ослабела, что даже безобидные олени поняли это? Она попыталась подняться, но ноги подогнулись, а олени умчались прочь, скрывшись в густых зарослях. Издали донесся охотничий клич другого ягура; где-то совсем рядом крикнул водяной опоссум, плескавшийся на мелководье. Бишу поползла к воде, но опоссум услышал ее приближение и спрятался. Рыжевато-коричневая обезьянка мармозетка с длинным хвостом и с мордочкой, похожей на черную маску, как у ночного грабителя, охотилась на спящих бабочек в ветвях над головой Бишу. Стайка дурукули с пушистыми хвостами и красноватым мехом отлавливала насекомых на ствола Адеревьев. Глаза Бишу слезились, и она потерла голову о влажную траву.
Далеко на горизонте виднелись горы — синевато-пурпурные, с золотистыми полосками там, где их заливали последние лучи заходящего солнца. Высоко в горах за обширной равниной был дом Бишу.
Рано утром, проснувшись, Бишу учуяла родной запах. Опираясь на передние лапы, она осторожно выглянула из-под поваленного дерева, под которым пряталась. Она ничего не увидела. Тогда она медленно поползла вперед и наконец заметила их.
Совсем близко в кустах стояли и настороженно смотрели на нее два маленьких, несколько недель от роду, детенышей ягуара. Сначала они не двигались с места, потом самый смелый из них — это был самец — опасливо приблизился и обнюхал Бишу, но тут же, точно устрашившись, отступил. Подождав немного, он снова подкрался к Бишу, словно желая выяснить, почему она не отвечает на приветствие.
Второй детеныш — самка — присоединился к нему. Вдвоем они обнюхали Бишу, потом самочка вытянула маленькую лапу и легонько ударила Бишу по носу. Видя, что Бишу не хочет с ними играть, маленькие ягуарята заскулили и потрусили прочь. Вскоре они примчались обратно, с ходу налетев на Бишу и перекатившись через ее спину. Некоторое время они продолжали играть, но Бишу лежала неподвижно. Наконец ягуарята устали, принялись широко зевать и побрели восвояси — только зеленые вайи папоротников выдавали их путь.
Когда они ушли, Бишу опять заснула. Открыв глаза, она увидела, что уже наступила ночь. Муки терзавшего ее голода были невыносимы.
И вдруг появилась пища.
Сперва Бишу учуяла запах, а потом услышала шорох в кустах. Маленький самец волочил за собой ножку только что убитого детеныша тапира — тапир был совсем крошкой, не старше двух Юных ягуаров. Детеныш убил детеныша. Закон сельвы: тот, кто не может выжить, отдает свою жизнь, чтобы выжил другой. Маленький ягуар, напрягая короткие, неокрепшие лапы, подтащил мясо ближе к Бишу и сбросил на землю возле ее головы. Маленькая самочка за его спиной облизнула губы и широко зевнула во всю пасть, давая понять, что происходящее ее не интересует. Бишу вытянула лапу, подтянула свежее мясо к себе и жадно впилась в него зубами. Давно она так не пировала!
Ягуарята оставались рядом, наблюдая, как она ест. Когда взошло солнце и сельву окутал удушливый запах испарявшейся ночной влаги, маленькие ягуары незаметно ушли и больше уже не возвращались.
Наевшись досыта, Бишу забылась в глубоком сне.
Во сне она потянулась задними лапами, но даже не почувствовала, что в измученные мышцы вновь возвращаются силы. А когда спустилась ночь, Бишу медленно выбралась из своего убежища, постояла, глядя на залитый лунным светом лес, на таинственные тени и яркие пятна голубого света. Потом уверенно, лишь чуть-чуть прихрамывая, углубилась в сельву.
Урубелава был уверен, что один из таинственных богов, которым он изредка молился, помог ему найти следы. Сейчас, стоя по колено в черном иле, индеец перетаскивал громоздкий, но, несмотря на это, легкий плот через пороги, где стремительное течение грозило вырвать из рук и унести утлое сооружение. Урубелава знал, что впереди, ниже по течению, находится водопад, поэтому хотел заранее переместить плот на более спокойную воду.
При помощи грубого весла, которое выстругал своим мачете, Урубелава осторожно вел плот возле самого берега, где густой ил и водоросли замедляли скорость течения. Время от времени плот застревал в иле или на мелководье, и Урубелава с трудом удерживался, в то время как вода стремилась вырвать бальсовые бревна у него из-под ног.
Индеец срезал длинную лиану и бросил дочери, чтобы та привязала лиану к одной из низко нависавших над водой ветвей. Теперь плот медленно, по нескольку ярдов спускался по направлению к узкой протоке, которая отшнуровывалась от реки вблизи того места, где вода устремлялась в пропасть (в пропасти — индейцу это было точно известно — обитали лесные дьяволы).
Внезапно девочка остановилась, опустила толстенную лиану и, стоя по пояс в илистой воде, уставилась на берег. Высохшее, но все еще ярко раскрашенное крылышко погибшей птички висело подобно раскрытому вееру, зацепившись за пучок зеленовато-желтых лиан, свешивавшихся до самой воды с высоченного эвкалипта. Урубелава считал, что он ублажает злых духов приятным ароматом. Вот и сейчас он решил, что Марика, заметив эвкалипты, подумала, не стоит ли разжечь костер, чтобы духи помогли найти ягуара. Но девочка смотрела не на стройные деревья и даже не на яркие перья, которые в любое другое время обрадовали и восхитили бы ее.
В следующий миг Марика обернулась к отцу и тут же поспешно, почти виновато отвела взгляд в сторону.
— Что там, дочка? Эвкалипт? Я вижу его! — крикнул Урубелава.
Девочка не ответила, и в том, как она пыталась не смотреть на отца, было что-то неестественное, словно она старалась солгать.
Урубелава подождал, пока Марика обвязала лиану вокруг корня мангрового дерева, и пустил плот по течению. Потом, вместо того чтобы последовать за дергавшимся из стороны в сторону на конце лианы плотом, решительно направился к раскрашенным перьям. Течение было сильным, и индеец с трудом рассекал широкой грудью мутную воду. Добравшись до берега, он увидел их…
По илистому берегу вела цепочка глубоких, четко очерченных следов. Их было шесть, семь, восемь — больше, чем он мог сосчитать… Индеец сразу заметил, что одна передняя лапа едва касалась земли, а следы располагались неравномерно, как будто животное хромало. Он тихо промолвил:
— Это мой ягуар.
В лесу обитали тысячи ягуаров, но этот отличался от остальных для наметанного взгляда индейца, как один человек от другого.
Урубелава взглянул на дочь. Девочка опустилась на землю и сидела сгорбившись, удрученная, не решаясь посмотреть на отца, что опечалило Урубелаву несравненно больше, чем ложь ее молчания.
На какой-то миг он подумал, что должен ударить ее разок, не слишком сильно. Потом решил этого не делать и, несмотря на то что был очень разгневан, спокойно спросил:
— Неужели животное тебе дороже собственного отца?
Девочка заплакала, но Урубелава не знал, отчего она плакала: осознав свою вину или жалея «бедное создание». Он сказал:
— Вставай. Мы пойдем по следам.
Марика медленно поднялась на ноги, взглянула на плот и спросила:
— Мне снова тянуть лиану?
Урубелава отрицательно помотал головой и ответил:
— Нам больше не нужен плот.
— Нельзя оставлять его здесь.
— Я знаю, — сказал Урубелава. — Ведь если плот обнаружат десатитос…
Он спрыгнул в воду и одним ударом мачете обрубил лиану. Течение подхватило плот и понесло к водопаду. Урубелава расхохотался, глядя, как плот, на постройку которого у него ушло два дня, налетев на скалу, встал на дыбы, взлетел в воздух и славно завис на мгновение, прежде чем рухнул вниз и раскололся. Индеец показал пальцем на рассыпавшиеся бревна и громко крикнул, перекрывая рев водопада:
— Пусть он достанется дьяволам!
Девочка тоже рассмеялась. Ее печаль рассеялась столь же быстро, как налетела, к тому же она догадалась, почему смеется отец. На какой-то миг рассыпавшийся плот напомнил дом Акурибы, который обрушился сразу после того, как хозяин закончил его постройку. Акуриба был их соседом по поселку и делал все не так, как надо, а его обвалившийся дом уже долгое время служил мишенью для насмешек. Урубелава сказал, покатываясь от хохота:
— Дом Акурибы помнишь?
Это было одно из веселых происшествий, о которых никогда не забывали.
* * *
Когда следы исчезли на каменистой почве, Урубелава пометил последний из отпечатков, воткнув в него длинную палку, которую мог увидеть издалека. Потом он описал вокруг палки круг, внимательно разглядывая землю; ничего не обнаружив, он проделал еще один круг, большего радиуса. С третьей попытки индеец заметил в одном месте примятую траву и сломанную веточку, а немного поодаль увидел на коре дерева свежие царапины от когтей.Урубелава воткнул в отпечатки на земле еще несколько веток, посмотрел на получившуюся линию и уверенно зашагал вдоль берега, не оглядываясь. Он знал, что дочь следует по пятам. Скоро он сбился со следа, но наткнулся на развороченный муравейник, кишащий белыми муравьями; возле муравейника на берегу виднелся сплошь облепленный муравьями рыбий остов.
Индеец приник к траве, внимательно рассматривая ее, потом сказал:
— Она лежала здесь на берегу. Она поймала корбину, съела ее и пошла туда, к белой воде возле скал. — Тут он заметил следы тапира, возле которых разглядел знакомые отпечатки лап ягуара. — Нет, — уверенно произнес он, — она не пошла к скалам. Она пыталась поймать тапира, но даже такой медлительный зверь скрылся от нее. Без еды она скоро погибнет. Животное, как и человек, не проживет без пищи; если она погибнет, ее растерзают грифы — и от шкуры ничего не останется. Мы должны торопиться…
Урубелава двигался уже быстрее, почти бегом, посматривая вверх на алых ибисов, круживших высоко в голубом небе.
Достигнув гранитного выступа на краю водопада, он присел на корточки и внимательно осмотрелся. Потом встал и, вытянув шею, посмотрел на противоположный берег.
— Вот где она пересекла реку, — указал он на цепочку камней, тянувшихся вдоль края водопада.
— Зачем животному понадобилось перебираться через реку? — изумилась Марика. — Ведь один берег ничем не отличается от другого.
Урубелава взглянул на дочь и рассмеялся:
— Ты глупая женщина. Животное спешит домой, в горы по другую сторону реки. Оно не знает, что умрет, прежде чем их достигнет. Оно не знает, что придет Урубелава со своими стрелами и убьет его. Одной стрелой, говорю тебе. — Ткнув себя в шею коротким мясистым пальцем, он добавил: — Вот сюда, в шею, попадет моя стрела. Шкура не будет испорчена.
Они стояли бок о бок и смотрели на заводь далеко внизу, куда низвергался с большой высоты водный поток. Девочка заметила, что отец перевел взгляд на цепочку камней на гребне водопада, словно оценивая расстояние между ними на тот случай, если придется переправляться. Подумав об этом, она невольно поежилась.
— Подожди здесь, — велел Урубелава.
Он вытащил мачете и пошел в лес. Вскоре он возвратился, неся в руках длинный стволик стройной цезальпинии и на ходу обрезая ветви, пока деревце не стало похоже на гигантское копье.
Сидя на корточках, Марика наблюдала, как отец, балансируя на плоском камне, потыкал шестом камни впереди, испытывая их устойчивость. Затем он легко перемахнул на серую гранитную глыбу. Глыба была скользкая от воды и мха, но индеец прочно стоял на своих сильных ногах, пальцы которых не уступали в цепкости пальцам некоторых животных. Опустив шест в воду и не нащупав дна, он поскреб рукой шрамы на груди — девочке в одиночку не преодолеть такую преграду.
Вернувшись на берег, Урубелава срезал длинную лиану и бросил один конец дочери, чтобы та повязала лиану вокруг талии. Затем, посмеиваясь над страхом Марики, он перебрался вместе с ней на гранитную глыбу. Потом, держа в руках конец лианы, легко перескочил на белые камни, настолько острые, что они поранили огрубевшие ступни его мозолистых ног. Обернувшись к дочери, он крикнул, пытаясь перекрыть грохот водопада:
— Давай! Прыгай!
Девочка послушно прыгнула так далеко и высоко, как только могла. Она почувствовала, что лиана врезалась в талию, а через мгновение ее босые ноги ощутили под собой острые камни, и она, споткнувшись, упала; но Урубелава крепко натягивал лиану и помог дочери подняться на ноги. Она порезала о камни руки, но смеялась, потому что отец тоже смеялся.
— Теперь совсем легко — два шага, потом еще один… — Урубелава потыкал шестом в воду, показывая, что дальше уже мелко.
Скоро они выбрались на мокрую траву по другую сторону реки.
Урубелава еще долго покатывался от хохота, представляя, как они могли поскользнуться и сорваться в пропасть, где обитали дьяволы. В мире индейцев не было ничего забавнее несчастья, которое не случилось.
Вскоре он поднялся на ноги и принялся рыскать по сторонам, разыскивая следы. Не найдя их, он взглянул на солнце и сказал:
— У нас еще есть время. Сначала нужно поесть, а потом мы найдем животное.
Урубелава заострил конец шеста и отправился к небольшому речному рукаву, где течение было не столь сильное, но достаточно быстрое, чтобы вода оставалась прозрачной. Он замер на берегу, держа над головой шест, как копье, и с первого же удара пронзил замечательную арапаиму, более четырех футов в длину и такую тяжелую, что ему пришлось призвать на помощь дочь, чтобы вытащить рыбу на берег. Пока Марика потрошила и чистила добычу, Урубелава разжег костер. Они насадили рыбину на шест, словно на вертел, и изжарили. Наевшись до отвала, индеец внезапно заметил кровь на ногах дочери и вспомнил про острые камни; достав пригоршню пепла, он аккуратно втер его в раны себе и дочери.
Теперь они отдохнут. Потом со свежими силами отыщут ягуара.
* * *
Когда Бишу пришла в себя, ей сначала показалось, что задние лапы отнялись — она их не почувствовала.Задние лапы служили мощным оружием. Ими она убивала: подтянув к животу, распрямляла их с неимоверной силой словно стальные пружины. А теперь эти прекрасные лапы отказывались ей повиноваться. Бишу тихо скулила, сознавая собственную беспомощность.
Она инстинктивно посмотрела вверх, вспомнив грифов и исполинского кондора, которого умертвила с помощью задних лап.
Бишу не знала, сколько пролежала без сознания; она снова ощущала голодные рези в желудке, но понимала, что уже не в состоянии облегчить муки голода, чтобы сохранить силы, необходимые для выживания. Инстинкт выживания довлел над ее сознанием, заглушая боль, голод и остальные чувства.
Бишу заставила себя пошевелиться и, подтягивая отяжелевшее тело передними лапами, с трудом заползла под укрытие прохладных папоротников.
Рядом проползла змея, плотное серое туловище которой на спине украшали крупные ромбы, а плоская треугольная голова была снизу окрашена в ярко-желтый цвет. Это была кайсака, копьеголовая змея, способная напасть без предупреждения. Змея внимательно следила за Бишу, уставившись прямо в глаза, зрачки у нее были как у кошки. Бишу отвернулась и заползла глубже в кусты. Вытянув передние лапы, она вцепилась когтями в обломок ствола пальмы, подтянула тело и оглянулась. Змея исчезла, но Бишу даже не слышала, как она уползла. У самого основания пальмы тесно переплелись в клубок желтовато-коричневые суруруку. Бишу инстинктивно не любила змей, хотя знала, что большинство из них не причинит ей вреда. Она заметила коралито, несколько анаконд и еще одну кайсаку — любая из змей способна наброситься, если ее потревожить. Бишу боялась здесь оставаться. Она решила во что бы то ни стало выбраться из этого сырого и гиблого места.
Скользкий глинистый берег, на который предстояло взобраться Бишу, был к тому же и крут. Несколько раз она терпела неудачу — добравшись почти до середины предательского склона, срывалась и съезжала вниз. Но постепенно Бишу приноровилась: медленно подтягиваясь, цепляясь лапами за малейший выступ, она забралась на берег.
Там, наверху, она отыскала укромное место, чтобы отлежаться и передохнуть. Устроившись поудобнее, вконец обессилевшая и голодная, она мгновенно заснула.
Внезапно Бишу проснулась — до ее чуткого слуха донесся шорох. Она учуяла запах добычи: невдалеке, ничего не подозревая, несколько оленей пощипывали нежные побеги акации. Бишу поняла, что олени уже заметили ее, так как самец внезапно оторвался от еды и уставился прямо на нее — но страха в его глазах не было. Неужели она так ослабела, что даже безобидные олени поняли это? Она попыталась подняться, но ноги подогнулись, а олени умчались прочь, скрывшись в густых зарослях. Издали донесся охотничий клич другого ягура; где-то совсем рядом крикнул водяной опоссум, плескавшийся на мелководье. Бишу поползла к воде, но опоссум услышал ее приближение и спрятался. Рыжевато-коричневая обезьянка мармозетка с длинным хвостом и с мордочкой, похожей на черную маску, как у ночного грабителя, охотилась на спящих бабочек в ветвях над головой Бишу. Стайка дурукули с пушистыми хвостами и красноватым мехом отлавливала насекомых на ствола Адеревьев. Глаза Бишу слезились, и она потерла голову о влажную траву.
Далеко на горизонте виднелись горы — синевато-пурпурные, с золотистыми полосками там, где их заливали последние лучи заходящего солнца. Высоко в горах за обширной равниной был дом Бишу.
Рано утром, проснувшись, Бишу учуяла родной запах. Опираясь на передние лапы, она осторожно выглянула из-под поваленного дерева, под которым пряталась. Она ничего не увидела. Тогда она медленно поползла вперед и наконец заметила их.
Совсем близко в кустах стояли и настороженно смотрели на нее два маленьких, несколько недель от роду, детенышей ягуара. Сначала они не двигались с места, потом самый смелый из них — это был самец — опасливо приблизился и обнюхал Бишу, но тут же, точно устрашившись, отступил. Подождав немного, он снова подкрался к Бишу, словно желая выяснить, почему она не отвечает на приветствие.
Второй детеныш — самка — присоединился к нему. Вдвоем они обнюхали Бишу, потом самочка вытянула маленькую лапу и легонько ударила Бишу по носу. Видя, что Бишу не хочет с ними играть, маленькие ягуарята заскулили и потрусили прочь. Вскоре они примчались обратно, с ходу налетев на Бишу и перекатившись через ее спину. Некоторое время они продолжали играть, но Бишу лежала неподвижно. Наконец ягуарята устали, принялись широко зевать и побрели восвояси — только зеленые вайи папоротников выдавали их путь.
Когда они ушли, Бишу опять заснула. Открыв глаза, она увидела, что уже наступила ночь. Муки терзавшего ее голода были невыносимы.
И вдруг появилась пища.
Сперва Бишу учуяла запах, а потом услышала шорох в кустах. Маленький самец волочил за собой ножку только что убитого детеныша тапира — тапир был совсем крошкой, не старше двух Юных ягуаров. Детеныш убил детеныша. Закон сельвы: тот, кто не может выжить, отдает свою жизнь, чтобы выжил другой. Маленький ягуар, напрягая короткие, неокрепшие лапы, подтащил мясо ближе к Бишу и сбросил на землю возле ее головы. Маленькая самочка за его спиной облизнула губы и широко зевнула во всю пасть, давая понять, что происходящее ее не интересует. Бишу вытянула лапу, подтянула свежее мясо к себе и жадно впилась в него зубами. Давно она так не пировала!
Ягуарята оставались рядом, наблюдая, как она ест. Когда взошло солнце и сельву окутал удушливый запах испарявшейся ночной влаги, маленькие ягуары незаметно ушли и больше уже не возвращались.
Наевшись досыта, Бишу забылась в глубоком сне.
Во сне она потянулась задними лапами, но даже не почувствовала, что в измученные мышцы вновь возвращаются силы. А когда спустилась ночь, Бишу медленно выбралась из своего убежища, постояла, глядя на залитый лунным светом лес, на таинственные тени и яркие пятна голубого света. Потом уверенно, лишь чуть-чуть прихрамывая, углубилась в сельву.
Глава 10
Замешательство индейца было очевидным. Он сощурился, поскреб ногтями подбородок, покачал головой из стороны в сторону и снова, в который раз, принялся рассматривать только ему видимые следы в траве, иле, на песке и камнях. Затем присел на корточки и легонько прикоснулся к земле, словно пальцы могли сказать больше, чем острое зрение. Выпрямившись, он поцокал языком и, словно не веря своим глазам, в недоумении помотал головой.
— Посмотри на эту илистую промоину, посмотри хорошенько, — сказал Урубелава и пошел вдоль заполненного грязью и илом полувысохшего рукава реки, описывающего полукруг радиусом около сотни футов, чтобы вновь возвратиться к реке…
— Понимаешь, что это значит? — спросил он, пройдя вдоль всего рукава и вернувшись обратно. — Животное, выбравшись из воды, должно было пересечь эту грязную полосу. Но здесь нет никаких следов. Мы видели, где оно переправилось через реку. Верно? Поэтому животное могло выбраться на берег только здесь, где вся земля, на которой мы сейчас стоим, окружена полоской ила, вроде той канавы, что Акуриба пытался вырыть вокруг своего дома, помнишь? — На этот раз, вспомнив про Акурибу, он даже не улыбнулся — он был слишком озадачен и обеспокоен. Урубелава продолжал: — Там, где животное проходит по грязи, оно оставляет следы, по которым его можно выследить. Я прав?
Марика энергично закивала. Великий охотник не мог ошибиться.
Урубелава широко развел руками:
— Не могло ведь животное спрыгнуть с водопада?
Девочка засмеялась и сказала:
— Все-таки ягуар спрыгнул.
Долгое время Урубелава молчал, затем мрачно промолвил:
— Именно так я и думал. Животное спрыгнуло вниз с водопада.
Сказав, он пожалел, что выдал эту идею за свою собственную, так как отступить теперь не сможет. Надо было ответить презрительным тоном: «Как могло животное спрыгнуть вниз? Ведь оно погибло бы…» Но, поразмыслив, Урубелава решил, что ягуар и впрямь мог упасть с водопада и теперь лежит, отдавшись на милость грифов или дьяволов или дожидаясь, пока придет кто-нибудь с острым ножом и снимет с него шкуру Чем больше индеец думал об этом, тем сильнее убеждался, что так все и обстоит на самом деле, а посмотрев на дочь, принял окончательное решение. Марика догадалась, куда клонит отец, и не на шутку перепугалась. Урубелава, заметив волнение дочки, успокаивающе произнес:
— Не бойся. Подожди здесь. Я спущусь вниз и посмотрю, не прячется ли там наш ягуар.
— Но там же дьяволы!
— Я сумею постоять за себя. Только найди мне юкку.
Юкка — сочное, мясистое растение ярко-желтого цвета, произрастающее по берегам рек и, по поверью, смертельно ядовитое. Пока девочка искала растение, Урубелаве удалось подстрелить тукана. Он обвязал ножки убитой птицы тонкой лианой, спустился по реке к заводи и сбросил тушку в воду, не выпуская конец лианы из рук.
Ничего не произошло. Тогда Урубелава вытащил тукана из воды, продвинулся немного выше по течению и повторил манипуляцию. С шестой попытки он добился, чего хотел: вода внезапно закипела и стая свирепых пираний набросилась на мертвую птицу. Кровожадные рыбки вмиг растерзали добычу, и Урубелава вытянул на берег все, что осталось от тукана, — на конце лианы болтался белый, дочиста обглоданный скелетик.
Бережно сжимая в руках скелетик, чтобы не повредить его, Урубелава возвратился к тому месту, где расстался с дочерью. Марика успела отыскать юкку и уже варила растение в котелке, непрерывно помешивая отвар палочкой; варево приобрело ядовито-желтую окраску. Индеец одобрительно покачал головой, присмотрелся и сказал:
— Достаточно.
Пользуясь пучком травы как кисточкой, Урубелава осторожно выкрасил белый костяк. Закончив, он подвесил скелетик на ветку, чтобы высушить, а сам уселся в тени, не проронив ни слова, пока краска не высохла. Тогда он отломил несколько блестящих желтых косточек, нанизал на обрывок тонкой лианы и повесил это ожерелье на шею. Потом приказал дочери:
— Хорошенько промой котелок, чтобы не рассердить духов. Марика уже оттирала мокрым песком пожелтевшие стенки.
Она не очень верила в духов и в ритуал с костями, но миссионер однажды поведал ей историю, как люди, которые ели из посуды, где варились стебли юкки, умерли в страшных муках… В отличие от отца, девочка не была суеверной, но на всякий случай принялась еще усерднее тереть котелок песком. Урубелава потрогал желтое ожерелье и сказал:
— Теперь дьяволы не причинят мне зла. Я хорошо защищен.
Он еще сильнее заточил лезвие мачете, время от времени испытывая его остроту ногтем, потом подошел к водопаду и начал спускаться в пропасть, куда низвергалась вода.
Грохот потока вселил в него страх. Спускаясь на шаг, Урубелава прикасался к желтым косточкам и громко бормотал.
— Юкка, юкка, юкка…
Чем ниже он спускался, тем больше боялся, начиная всерьез сожалеть, что столь безрассудно похвастал перед дочерью своей храбростью. Внизу, над водой, сияла радуга, а серые скалы, мокрые от водяной пыли, то тут, то там были покрыты зелеными ростками невиданных пышных растений. «Уж не они ли составляют пищу дьяволов?» — подумалось Урубелаве.
Крутой спуск становился все более и более предательским. Крупный валун, о который оперся индеец, внезапно пошатнулся и загрохотал вниз по склону, увлекая Урубелаву за собой. В последний миг индеец удержался, схватившись за лиану. Но при этом выпустил из рук лук. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что лук застрял в кроне высокого высохшего дерева. Урубелава с проворством обезьяны вскарабкался по стволу и вдруг столкнулся нос к носу с огромной, более семи футов в длину, серо-зеленой кайсакой. Рассвирепевшая от непрошеного вторжения змея шипела и угрожающе раскачивала головой, готовясь нанести смертоносный удар. Урубелава в панике выбросил перед собой руку с ножом и отсек змее голову. Какое счастье, что он заточил мачете перед опасным спуском! Спустившись с дерева, он побрел к воде и вдруг, пробираясь через заросли камыша, ощутил болезненный укол в лодыжку.
Урубелава перепуганно заорал, убежденный, что попал в лапы дьяволов, и схватился за ожерелье, но, вытащив ногу, увидел, что в лодыжку вцепилась смертоносная маленькая коралито, бразильская кобра; казалось, что пламя охватило ногу и быстро поднимается вверх. Он инстинктивно полоснул коралито ножом, но змея не разжимала челюсти, повиснув на ноге, словно отвратительная гигантская пиявка. Урубелава, рискуя поранить ногу, отрубил туловище и отбросил прочь голову пресмыкающегося, челюсти которого продолжали конвульсивно сжиматься и разжиматься.
Опасаясь, что в зарослях могут скрываться другие змеи, он поспешно отбежал подальше от гиблого места и ничком свалился на мокрый мох, уже чувствуя острую резь в глазах. Сделав несколько глубоких надрезов на коже вокруг ранки, Урубелава попытался отсосать яд, но укус пришелся на внешнюю сторону лодыжки, и он не сумел дотянуться ртом до болезненного места. Тогда он взял с земли острый камень и принялся исступленно колотить им по ране, подползая при этом ближе к воде.
Болела уже вся нога, а бедро угрожающе распухло, но Урубелава знал, что если бить камнем по ране, то яд выйдет с кровью наружу. Всю мякоть вокруг раны надо превратить в кровавую массу, из которой яд вытечет в воду; только не повредить при этом кость и успеть все сделать прежде, чем лишишься чувств.
Вскоре Урубелава без сил откинулся на спину, тяжело дыша и закусив губы от боли. Какое счастье, что он приказал дочери оставаться наверху! Она сейчас все глаза выплакала бы, думая, что отец умирает Урубелава знал, что Марика не поверила в магическую силу его амулета. Он благодарно прикоснулся рукой к желтым косточкам, убежденный, что только им обязан тем, что выжил. Превозмогая безумную боль, он старался не шевелиться. Шаманы всегда твердили: «Лежи спокойно, и боль пройдет».
Внезапно все тело свела судорога, и из горла индейца вырвался нечеловеческий вопль; спина непроизвольно выгнулась, и он заметался по траве, как рыба, выброшенная на берег. Боль была сильнее, чем он мог вытерпеть.
— Посмотри на эту илистую промоину, посмотри хорошенько, — сказал Урубелава и пошел вдоль заполненного грязью и илом полувысохшего рукава реки, описывающего полукруг радиусом около сотни футов, чтобы вновь возвратиться к реке…
— Понимаешь, что это значит? — спросил он, пройдя вдоль всего рукава и вернувшись обратно. — Животное, выбравшись из воды, должно было пересечь эту грязную полосу. Но здесь нет никаких следов. Мы видели, где оно переправилось через реку. Верно? Поэтому животное могло выбраться на берег только здесь, где вся земля, на которой мы сейчас стоим, окружена полоской ила, вроде той канавы, что Акуриба пытался вырыть вокруг своего дома, помнишь? — На этот раз, вспомнив про Акурибу, он даже не улыбнулся — он был слишком озадачен и обеспокоен. Урубелава продолжал: — Там, где животное проходит по грязи, оно оставляет следы, по которым его можно выследить. Я прав?
Марика энергично закивала. Великий охотник не мог ошибиться.
Урубелава широко развел руками:
— Не могло ведь животное спрыгнуть с водопада?
Девочка засмеялась и сказала:
— Все-таки ягуар спрыгнул.
Долгое время Урубелава молчал, затем мрачно промолвил:
— Именно так я и думал. Животное спрыгнуло вниз с водопада.
Сказав, он пожалел, что выдал эту идею за свою собственную, так как отступить теперь не сможет. Надо было ответить презрительным тоном: «Как могло животное спрыгнуть вниз? Ведь оно погибло бы…» Но, поразмыслив, Урубелава решил, что ягуар и впрямь мог упасть с водопада и теперь лежит, отдавшись на милость грифов или дьяволов или дожидаясь, пока придет кто-нибудь с острым ножом и снимет с него шкуру Чем больше индеец думал об этом, тем сильнее убеждался, что так все и обстоит на самом деле, а посмотрев на дочь, принял окончательное решение. Марика догадалась, куда клонит отец, и не на шутку перепугалась. Урубелава, заметив волнение дочки, успокаивающе произнес:
— Не бойся. Подожди здесь. Я спущусь вниз и посмотрю, не прячется ли там наш ягуар.
— Но там же дьяволы!
— Я сумею постоять за себя. Только найди мне юкку.
Юкка — сочное, мясистое растение ярко-желтого цвета, произрастающее по берегам рек и, по поверью, смертельно ядовитое. Пока девочка искала растение, Урубелаве удалось подстрелить тукана. Он обвязал ножки убитой птицы тонкой лианой, спустился по реке к заводи и сбросил тушку в воду, не выпуская конец лианы из рук.
Ничего не произошло. Тогда Урубелава вытащил тукана из воды, продвинулся немного выше по течению и повторил манипуляцию. С шестой попытки он добился, чего хотел: вода внезапно закипела и стая свирепых пираний набросилась на мертвую птицу. Кровожадные рыбки вмиг растерзали добычу, и Урубелава вытянул на берег все, что осталось от тукана, — на конце лианы болтался белый, дочиста обглоданный скелетик.
Бережно сжимая в руках скелетик, чтобы не повредить его, Урубелава возвратился к тому месту, где расстался с дочерью. Марика успела отыскать юкку и уже варила растение в котелке, непрерывно помешивая отвар палочкой; варево приобрело ядовито-желтую окраску. Индеец одобрительно покачал головой, присмотрелся и сказал:
— Достаточно.
Пользуясь пучком травы как кисточкой, Урубелава осторожно выкрасил белый костяк. Закончив, он подвесил скелетик на ветку, чтобы высушить, а сам уселся в тени, не проронив ни слова, пока краска не высохла. Тогда он отломил несколько блестящих желтых косточек, нанизал на обрывок тонкой лианы и повесил это ожерелье на шею. Потом приказал дочери:
— Хорошенько промой котелок, чтобы не рассердить духов. Марика уже оттирала мокрым песком пожелтевшие стенки.
Она не очень верила в духов и в ритуал с костями, но миссионер однажды поведал ей историю, как люди, которые ели из посуды, где варились стебли юкки, умерли в страшных муках… В отличие от отца, девочка не была суеверной, но на всякий случай принялась еще усерднее тереть котелок песком. Урубелава потрогал желтое ожерелье и сказал:
— Теперь дьяволы не причинят мне зла. Я хорошо защищен.
Он еще сильнее заточил лезвие мачете, время от времени испытывая его остроту ногтем, потом подошел к водопаду и начал спускаться в пропасть, куда низвергалась вода.
Грохот потока вселил в него страх. Спускаясь на шаг, Урубелава прикасался к желтым косточкам и громко бормотал.
— Юкка, юкка, юкка…
Чем ниже он спускался, тем больше боялся, начиная всерьез сожалеть, что столь безрассудно похвастал перед дочерью своей храбростью. Внизу, над водой, сияла радуга, а серые скалы, мокрые от водяной пыли, то тут, то там были покрыты зелеными ростками невиданных пышных растений. «Уж не они ли составляют пищу дьяволов?» — подумалось Урубелаве.
Крутой спуск становился все более и более предательским. Крупный валун, о который оперся индеец, внезапно пошатнулся и загрохотал вниз по склону, увлекая Урубелаву за собой. В последний миг индеец удержался, схватившись за лиану. Но при этом выпустил из рук лук. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что лук застрял в кроне высокого высохшего дерева. Урубелава с проворством обезьяны вскарабкался по стволу и вдруг столкнулся нос к носу с огромной, более семи футов в длину, серо-зеленой кайсакой. Рассвирепевшая от непрошеного вторжения змея шипела и угрожающе раскачивала головой, готовясь нанести смертоносный удар. Урубелава в панике выбросил перед собой руку с ножом и отсек змее голову. Какое счастье, что он заточил мачете перед опасным спуском! Спустившись с дерева, он побрел к воде и вдруг, пробираясь через заросли камыша, ощутил болезненный укол в лодыжку.
Урубелава перепуганно заорал, убежденный, что попал в лапы дьяволов, и схватился за ожерелье, но, вытащив ногу, увидел, что в лодыжку вцепилась смертоносная маленькая коралито, бразильская кобра; казалось, что пламя охватило ногу и быстро поднимается вверх. Он инстинктивно полоснул коралито ножом, но змея не разжимала челюсти, повиснув на ноге, словно отвратительная гигантская пиявка. Урубелава, рискуя поранить ногу, отрубил туловище и отбросил прочь голову пресмыкающегося, челюсти которого продолжали конвульсивно сжиматься и разжиматься.
Опасаясь, что в зарослях могут скрываться другие змеи, он поспешно отбежал подальше от гиблого места и ничком свалился на мокрый мох, уже чувствуя острую резь в глазах. Сделав несколько глубоких надрезов на коже вокруг ранки, Урубелава попытался отсосать яд, но укус пришелся на внешнюю сторону лодыжки, и он не сумел дотянуться ртом до болезненного места. Тогда он взял с земли острый камень и принялся исступленно колотить им по ране, подползая при этом ближе к воде.
Болела уже вся нога, а бедро угрожающе распухло, но Урубелава знал, что если бить камнем по ране, то яд выйдет с кровью наружу. Всю мякоть вокруг раны надо превратить в кровавую массу, из которой яд вытечет в воду; только не повредить при этом кость и успеть все сделать прежде, чем лишишься чувств.
Вскоре Урубелава без сил откинулся на спину, тяжело дыша и закусив губы от боли. Какое счастье, что он приказал дочери оставаться наверху! Она сейчас все глаза выплакала бы, думая, что отец умирает Урубелава знал, что Марика не поверила в магическую силу его амулета. Он благодарно прикоснулся рукой к желтым косточкам, убежденный, что только им обязан тем, что выжил. Превозмогая безумную боль, он старался не шевелиться. Шаманы всегда твердили: «Лежи спокойно, и боль пройдет».
Внезапно все тело свела судорога, и из горла индейца вырвался нечеловеческий вопль; спина непроизвольно выгнулась, и он заметался по траве, как рыба, выброшенная на берег. Боль была сильнее, чем он мог вытерпеть.