Страница:
Мэлори (1485 г.), "Роман о Ренаре" (около 1481 г.), ряд исторических
сочинений. Всего им было издано около 90 книг. Вскоре у Кэкстона нашлись
подражатели. В 1480 г. Джон Леттоу открыл новую типографию в Лондоне, со
многими техническими нововведениями; Кэкстон тотчас же воспользовался ими. В
1478 г. типография открыта была в Оксфорде, в 1480 г. - в Сент-Альбансе. За
время с открытия Вестминстерской типографии и до конца XV столетия (до 1500
г.) в Англии было напечатано около 400 книг.
Английская литература XV столетия носит переходный характер - от
средневековья к Ренессансу. В ней еще очень сильны старые традиции; она все
еще тяготеет к старым формам, но постепенно эти формы заполняются новым
содержанием, которое видоизменяет и ломает их. Эпопея тяготеет к роману и
хронике, место поэзии занимает проза.
Тяготение к прозе получает свое подкрепление в широко развившейся
переводческой деятельности. В XV в. в Англии переводят латинские трактаты,
французские романы и разнообразнее сочинения, имеющие приложение к жизни.
Литература получает специфически практическое назначение, которого она не
имела раньше, и начинает в гораздо более широких размерах обслуживать
многочисленные потребности населения. Каталоги английских рукописей XV
столетия пестрят трактатами об охоте и рыбной ловле, военном искусстве и
фортификационном деле, в разведении плодовых садов, сельском хозяйстве и
домоустройстве. Медицина и воспитание, поваренные книги и правила этикета
встречаются здесь чаще, чем теологические сочинения или произведения
художественной литературы в собственном смысле слова. Особенно многочисленны
книги, связанные с торговой деятельностью: коммерческие справочники и
путеводители для странствующих купцов, сочинений географического или
экономического характера.
В первой половине XV в. все подобные произведения, включая и учебные
книги, пишутся преимущественно стихами; второй половине столетия стихи
заменяет проза, техника которой уже приобретает некоторую устойчивость,
вырабатывая общие литературно-грамматические нормы.
Типичным примером стихотворного произведения чисто практического
назначения может служить весьма любопытная "Книжица английской политики"
(Lybelle of Englishe Polycye, 1486 г.), написанная неизвестным лицом в целях
поучения английского купечества. Она выдвигает широкую программу
правительственных мероприятий, необходимых, по мнению автора, для
дальнейшего процветания страны, в тот период, когда Англия, действительно,
все очевиднее переходит к активной торговой деятельности, к завоеванию новых
рынков. Истинный путь обогащения английского государства автор видит в том,
чтобы всеми силами защищать торговлю и с помощью флота и вооружения
господствовать "над узким морем", т. е. Ламаншем, между обоими, английскими
в то время, портами - Дувром и Кале.
"Прежде всего будем господами моря, - говорит он, - и пусть защитит оно
нас, как стена защищает окруженный ею город". "Книжица" подробно перечисляет
хозяйственные продукты Пруссии, Фландрии, Франции, Испании, Португалии и
хвалится тем, что "без английской шерсти не могут существовать ни Испания,
ни Фландрия". Правительственное покровительство торговле есть необходимое
условие успеха. До тех пор, пока купцы в Англии будут, пользоваться
благоволением и покровительством, "мы ни в чем не будем знать нужды. Если
они богаты, тогда будет благоденствовать наша страна..." При Тюдорах
подобные мысли становятся руководящими принципами английской политики.
Новые тенденции английской литературы в особенности ясно проявляют себя
в сочинениях теологического и историко-публицистического содержания. Среди
наук в Англии XV столетия теология доминировала попрежнему. Догматические
проблемы все еще стояли на первом плане, но рядом с ними нарождались уже и
новые этические интересы, которые выдвигала сама жизнь, помимо богословия и
в стороне от него. Апологеты католической ортодоксии в это время
пользовались латинским языком для своих полемических сочинений. Исключение
составляют лишь богословские работы Реджинальда Пикока, бывшего одним из
важнейших английских прозаиков XV столетия.
Реджинальд Пикок (Reginald Pecock, 1395?-1460? гг.) был замечательной,
но парадоксальной и глубоко трагической фигурой своего времени. Его
английские сочинения имели для XV в. такое же языковое и литературное
значение, как сомнения Виклифа для XIV в. Будучи строгим приверженцем
католицизма, Пикок писал многочисленные догматические и апологетические
сочинения, но рано втянулся в богословскую полемику с "извратителями"
католического учения. Он, естественно, видел их не среди ученых-теологов
своего времени, но в рядах низшего духовенства и в народной массе,
окончательно совращенной, по его мнению, с истинного пути лоллардами;
поэтому его полемические сочинения написаны не по-латыни, как его прочие
работы, а, главным образом, по-английски. Еще в начале 40-х гг. он написал
своего "Доната" - изложение основ, христианской веры в форме диалога между
отцом и сыном, - за которым последовали его продолжения в том же роде. С
конца 40-х гг. он работал над другим большим сочинением, которое закончено
было к 1455 г. Это была его "Отповедь тем, кто чрезмерно поносит
духовенство" (The Represser of overmuch blaming of the Clergie). Задача этой
книга состояла в оправдании тех институтов католической церкви, которые
подвергались особым нареканиям со стороны "еретиков-лоллардов". Но в то же
время "Отповедь" Пикока содержала в себе многие поразительные для того
времени истины, делающие его прямым предшественником рационалистов XVI-XVII
вв. Он знал о подложности так называемого "Константинова дара", утверждал
апокрифичность некоторых священных книг, боролся, наконец, с тем
фанатическим культом библии, который был свойственен виклифитам и который
Пикоку казался слишком ограниченным и формальным. Виклиф хотел все найти в
библии и, например, отрицал паломничества на том основании, что библия о них
не говорит. "Но в таком случае, - рассуждает Пикок, - мы будем в
затруднении, смеем ли мы носить сапоги, о которых библия тоже ничего не
говорит! Как сможем мы оправдать употребление часов для того, чтобы знать
время?.. Где в библии найдешь, что ее следует переводить на английский
язык?"
Ортодоксальные католические богословы, естественно, были не только
скандализованы столь неожиданной защитой своей веры, но прямо напуганы
доводами этого ее апологета. В 1457 г. Пикок был призван к ответу духовными
властями. После церковного суда над ним, в воскресенье 4 декабря 1457 г., в
Лондоне состоялась церемония его осуждения. При огромном стечении народа, в
присутствии высшего епископата, во главе с епископом Кентерберийским Пикок
принужден был принести всенародное покаяние, а затем передать свои сочинения
палачу, который тут же сжег их на костре. Но месть правоверных католиков
этим не ограничилась, Пикок был заточен в монастырскую тюрьму и умер здесь
от голода и истощения.
В исторической и публицистической литературе XV в., так же как и в
других областях письменности, латинский язык постепенно уступает место,
английскому.
Примером исторических трудов переходного периода могут служить
сочинения Джона Кэпгрева (John Capgrave, 1393-1464 гг.), августинского
монаха и плодовитейшего писателя. Кэпгрев, подобно многим своим
современникам-писателям, также находился в сношениях с герцогом Гемфри
Глостерским и посвящал ему свои труды. В них, однако, не чувствуется еще
веяний гуманистической мысли. Сочинения его писаны по-латыни и по-английски;
среди них находятся и сочинения по догматическому богословию, и комментарии
к библии, и жития святых (в том числе написанное английскими стихами житие
св. Екатерины) и, наконец, исторические труды. Сочинение Кэпгрева "Книга о
сиятельных Генрихах", несмотря на свой странный план (здесь говорится о
шести императорах Генрихах, затем об английских королях вплоть до Генриха
VI, наконец, о двенадцати принцах и высокопоставленных лицах, носивших это
имя), заключает в себе некоторые интересные данные; их еще больше в его
"Хронике Англии" (Chronicle of England) - важнейшем из английских
исторических трудов первой половины XV в. Значение "Хроники" увеличивается
по мере того, как автор приближается к своему времени; в особенности
интересно повествование Кэпгрева о событиях английской истории от вступления
на трон Генриха III (1216 г.) и до 1417 г., на котором его хроника
обрывается.
Английская публицистика XV в, рождалась не в стенах монастыря, но в
водовороте политических страстей и кровавых междоусобий. Первый крупный
политический писатель Англии, Джон Фортескью (John Fortescue, около
1395-1476 гг.), стоял в самом центре династической борьбы за престол и
литературную деятельность свою начал как автор злободневных политических
памфлетов. Важнейшее из его латинских сочинений, написанное им для принца
Эдуарда Ланкастерского, - трактат "О природе естественного закона" (De
natura legis naturae), первая часть которого говорит о различных формах
государственного строя; неограниченной монархии (dominium regale),
республике (dominium politicum) и конституционной монархии (dominium
politicum et regale). Фортескью написал также для принца Ланкастерского
латинский трактат "Похвала английским законам" (De laudibus legum Angliae,
1470 г.). Это сочинение замечательно во многих отношениях. Исходя из
различия абсолютной и ограниченной монархии, примером которых служит для
нега Франция Людовика XI и Англия его времени, Фортескью всячески старается
доказать преимущества второй над первой. Английская действительность при
этом представляется ему в явно идеализированном виде. Спокойную жизнь и
хозяйственное благосостояние английских йоменов Фортескью противопоставляет
бедствиям крестьянству Франции, где народ "едва живет" питаясь ржаным
хлебом, не зная мяса, кроме требухи, и иной одежды, кроме сермяги; он
превозносит английское законодательство, которое получает юридическую силу
лишь с согласия всего "королевства", и т. д. Важнейшее из его сочинений -
написанный на английском языке трактат об "Английском правлении" (The
Governance of England) - считается одним из ранних обоснований
конституционно-монархического строя. Исторической заслугой Фортескью
является то, что в своем трактате он сумел свести "науку политики" с небес
на землю, открыв этим новую эру в истории английской политической мысли, а
также возвыситься до понимания задач общенациональной политики, которая
сделается лозунгом следующего XVI столетия. Фортескью дает замечательный
анализ исторических основ английского государственного порядка, намечает
"договорную теорию" происхождения государства и подробно обсуждает "болезни"
английского государственною организма, к числу которых, между прочим,
отнесены слишком большой политический авторитет представителей аристократии
и недостаточное внимание королей к нуждам среднего класса. Правда, Фортескью
не является защитником "народа" в целом; одним из доводов, который он
приводит в пользу политики поддержания народного благосостояния, является та
легкость, с которой, по его мнению, неимущие устраивают мятежи: "Зажиточный
люд неохотно идет на это из страна потерять свой достаток. Однако часто и
ему приходится подниматься вследствие угроз грабежа со стороны бедноты в
случае отказа". Обнищание народа привело бы к тому, что случилось в Чехии,
где народ из-за бедности поднялся против знати и сделал их имущество общим".
В XV в. в Англии получает широкое распространение частная переписка и
даже расцветает эпистолярный прозаический жанр. От этого времени до нас
дошел ряд интереснейших семейных архивов. Таковы письма семьи Пастон
(Paston, 1421-1509 гг.), письма и бумаги семьи Сели (Cely, 1475-1488 гг.),
письма семьи Стонор (Stonor, 1420-1482 гг., изданы в 1919 г.), частная
переписка Джона Шиллингфорда (Shillingford), мэра города Эксетера в
Девоншире (написаны в 1447-1450 гг.). Особенно интересны среди них первые -
письма семьи Пастон, принадлежащие сельскому помещику Джону Пастону
(1421-1466 гг.), его жене Маргарет и некоторым другим членам той же семьи.
Пастон много жил в Лондоне; во время его частых отлучек в столицу жена его
подробно описывала ему в письмах жизнь в их норфолькском имении, дела
семейные и общественные, а супруг, в свою очередь, сообщал лондонские
новости. События четырех царствований (Генриха VI, Эдуарда IV, Ричарда III и
Генриха VII) отражены в этом громадном собрании семейных документов и
переписки, представляющем, прежде всего, конечно, ценнейший историко-бытовой
источник. Но письма Пастонов, как и аналогичные им собрания семейных бумаг
XV в., имеют немалый интерес и для истории английского языка, и для истории
английского просвещения. С лингвистической точки зрения они интересны как
свидетельство утверждения лондонского диалекта, некоей языковой нормы,
постепенно вытесняющей диалектальные формы провинций. В качестве бытового
документа эти письма интересны как свидетельство пробуждавшихся в широкой
массе умственных запросов и стремления к образованию. Деревенские помещики
научились рассуждать о книгах, собирать библиотеки, излагать свои мысли
хорошим повествовательным слогом и даже при случае (ср. письмо Джона Пастона
от 21 сентября 1465 г.) сообщать в своих письмах сочиненные экспромптом
шуточные стихи.
Художественная литература в собственном смысле слова, однако,
значительно более скудна в Англии XV в., чем в предшествующем столетии.
Поэты подражают Чосеру и долго не могут найти, собственные творческие пути;
прозаики немногочисленны: рядом с Кэкстоном-переводчиком стоит лишь им же
изданный Томас Мэлори с его единственной книгой повествований о рыцарях
"Круглого Стола". Но в XV столетии в Англии, как бы в противовес
сравнительно бедной книжной поэзии, расцветает народная поэзия. Баллады
Англии и Шотландии - наиболее оригинальный и жизнеспособный вид поэзии этого
времени - оказывают сильнейшее влияние и на последующее литературное
развитие. Со всей полнотой жизни цветет в эту пору также народная драма,
которая окажет могущественное воздействие на английский театр эпохи
Возрождения.
ЭПИГОНЫ ЧОСЕРА
Смерть Чосера в 1400 г: была непоправимым ударом для английской поэзии.
Место, которое он в ней занимал, осталось незаполненным. Он настолько
опередил, свое время, что никто из считавших себя его учениками не был в
состоянии продолжить те пути, по которым он шел; младшим современникам
великого поэта выпала на долю лишь задача усвоения и популяризации его
наследия.
Важнейшими из английских поэтов-"чосерианцев" ближайшего к нему
поколения являются Томас Окклив и Джон Лидгейт, оба считавшие Чосера своим
учителем. Из них первый ближе к Чосеру, если не хронологически, то, по
крайней мере, по некоторым особенностям своего творчества.
Жизнь Томаса Окклива (Thomas Hocclive, или Occleve, 1368?-1450? гг.)
нам плохо известна; важнейшее из того, что мы знаем о нем, сообщил он сам в
своих произведениях. Он родился в Лондоне и, повидимому, получил довольно
тщательное образование. Восемнадцати лет он поступил писцом в одну из
Лондонских правительственных канцелярий. Здесь он прослужил почти четверть
века, все это время не переставая грезить о лучшей жизни и утешая себя тем,
что его скромная должность чиновника - лишь случайная ступень к более
счастливому будущему. С полной искренностью Окклив рассказывает о своей
молодости в поэме "Дурное поведение" (La Male Regle, около 1406 г.)
Пока он был молод и полон сил, веселое общество собутыльников в
лондонских тавернах влекло его к себе сильней, чем утомительное сидение в
канцелярии. Оккливо свойственна склонность к исповеданию перед читателями.
Он сообщает, что он был желанным гостем во всех известнейших лондонских
кабаках, что часы, свободные от попоек и кутежей, он проводил на набережной
Темзы у новоприбывших кораблей, что в своих любовных приключениях он терпел
неудачи, так как был робок и боязлив от природы, что он делал долги, которые
был не в состоянии погасить, и т. д. Житейское неустройство и материальные
неурядицы с годами возросли, здоровье ухудшилось, круг друзей поредел.
"Дурное поведение" - не исповедь раскаявшегося грешника, а рассказ
неудачника. Последняя строфа поэмы обращена к лорду Фернивалю, тогдашнему
лорду-казначею; поэт убеждает казначея выплатить ему его скромное жалованье,
задержанное больше чем на полгода.
Отчаявшись получить церковный приход, Окклив женился. Из случайных
документов известно, что в 1424 г. он получил пожизненную должность
пребендария в Сазувикском приорстве. Дошедшее до нас стихотворное обращение
Окклива к герцогу Йоркскому свидетельствует, что около 1448 г. он еще был
жив.
Окклив называл себя учеником Чосера. Из посвященных Чосеру строф,
включенных им в различные части его поэмы "Об обычаях государей", можно
заключить, что Окклив знал Чосера лично, давал ему на просмотр свои
рукописи, пользовался его наставлениями. Несомненно, что Окклив стоял к
Чосеру значительно ближе, чем Лидгейт, но и он сумел перенять у Чосера лишь
немногое. В поэме "Об обычаях государей" Окклив сам простодушно признается,
что он в те времена "был влюблен и воспринял немного". С другой стороны, все
дошедшие до нас произведения Окклива написаны в XV в., и о влиянии на них
Чосера можно говорить лишь с большими ограничениями.
С Чосером Окклива связывают прежде всего метрические особенности; он
охотно пользуется чосеровской восьмистрочной строфой, но в его поэмах она
лишена чосеровской чистоты и изящества; его стихи, напротив, нередко наивны,
неуклюжи и грешат против правил стихосложения. Помимо метрической структуры
его произведений, Окклива до известной степени связывает с Чосером присущий
ему в некоторых случаях добродушный юмор, далекий, однако, от чосеровской
проникновенности.
Поэма Окклива "Письмо Купидона" (Letter of Cupid, около 1402 г.) имеет
в качестве основного источника французскую поэму Христины Пизанской, но
обнаруживает, кроме того, знакомство с "Легендой о славных женщинах" Чосера
и отмечена также некоторыми чертами оригинальности. "Послание бога любви"
Христины Пизанской, которому подражал Окклив, обратило на себя внимание во
Франции в первые годы XV столетия. Христина возымела смелость напасть в
своем произведении на превозносимого всеми Жана де Мэна, чтобы взять под
свою защиту оскорбленный его суровым морализмом женский пол. Произведение
Христины вызвало полемику. Споры еще не были окончены, когда произведением
их вызвавшим, воспользовался для своих целей Томас Окклив. В "Письме
Купидона" Окклив стоит на стороне Христины, большей частью просто
пересказывая ее произведение английскими стихами; но его защита женщин не
безусловна: правдивых, хороших, добродетельных женщин он ставит очень
высоко, но заурядных он не хочет оправдывать до конца. В этом ограничении
чувствуется еще средневековая аскетическая закваска. Окклив и другие ранние
"чосерианцы" допускали культ женщины не столько по своей склонности к
традициям французской куртуазной поэзии, сколько исходя из культа "пресвятой
девы Марии" и посвященной ей религиозной лирики. Поэтому в творчестве
Окклива рядом с "Письмом Купидона" много ортодоксально-религиозных
стихотворений, славящих "матерь божию".
О поэме Окклива "Дурное поведение" мы уже говорили в связи с
содержащимися в ней данными для биографии поэта. Это подробное исповедание
юношеских заблуждений интересно правдивыми картинками лондонского быта конца
XIV и начала XV столетия.
Знание света и житейский опыт, однако, покидали Окклива, когда, вместо
того, чтобы описывать лично пережитое, он сочинял свои стихотворные истории
или старался преподать читателям какой-нибудь нравственный урок. Чосер мог
вдохнуть жизнь в старый средневековый сюжет и насытить его большой
психологической правдой, основанной на глубоком и тонком понимании
человеческих характеров; Оккливу это было недоступно. Создавая свои
стихотворные повествования, форма которых, вероятно, была внушена ему
"Кентерберийскими рассказами", он предлагал своим читателям лишь бледные,
однотонные произведения, которым недоставало именно жизненных красок. Таковы
несколько небольших поэм Окклива, сюжеты которых взяты из "Римских деяний".
История добродетельной жены легендарного короля Джерелауса близка по своей
основной тенденции к "Письму Купидона", так как прославляет целомудрие и
терпеливую верность женщин; в сюжетном отношении это стихотворение имеет
некоторое сходство с чосеровским рассказом законника о добродетельной
Констанции. Другое стихотворное повествование Окклива - о принце Джонатане
(Jonathas) - показывает женскую природу в отрицательном свете; здесь
рассказывается о некоей Феликуле, которая похищает у принца три драгоценных
дара: кольцо, доставляющее его обладателю всеобщую любовь, кошель,
обеспечивающий ему вечное богатство, и плащ, который на манер
"ковра-самолета" переносит в любое место. Но принцу все же удается
возвратить себе все эти драгоценности и наказать похитительницу. Этот сюжет
также был взят Оккливом из "Римских деяний".
Самым крупным поэтическим произведением Окклива был его стихотворный
трактат, написанный чосеровской стрОфой, "Об управлении государей" (The
Regement of Princes, 1411-1412 гг., 5463 стиха). Одним из его важнейших
источников был одноименный латинский моралистический трактат XIII в. Гвидо
делле Колонне. Помимо этого, источниками Оккливу служили "Тайная тайных"
Псевдо-Аристотеля - один из наиболее распространенных средневековых
трактатов восточного происхождения, а также аллегорическое руководство к
шахматной игре доминиканца Якова де Сесоли (de Cessolis), впоследствии
напечатанное в Англии Кэкстоном. Все эти произведения учили искусству
властвовать, воспитанию хорошего правителя, наставляли в добродетелях и
отвращали от пороков. Свой трактат Окклив предназначал для принца Уэльского,
вскоре ставшего королем Генрихом V. В целях придания своему произведению
большей занимательности Окклив уснастил его различными "примерами",
назидательными историями и анекдотами, заимствуя их из библии, из отцов
церкви, из классических писателей и из английской истории. В поэме
встречаются постоянные намеки на современность, длинные отступления, в
которых подробно анализируется состояние Англии, ее государственные дела и
общественный быт и, наконец, длинные автобиографические вставки.
Теоретическая часть книги Окклива, в общем, мало оригинальна: здесь
говорится об обязанностях короля по отношению к самому себе и к своим
подданным, превозносится, в качестве основных добродетелей государя,
кротость, целомудрие и послушание церкви. Но там, где Окклив не может
удержаться от личных впечатлений или воспоминаний, он дает действительно
ценные культурно-исторические подробности: например, длинный пролог,
составляющий почти треть произведения. Следует также упомянуть, и о более
мелких стихотворных откликах Окклива на различные исторические события его
времени. В произведениях Окклива его век встает перед нами отраженным в
сознании боязливого, порой даже недальновидного человека, плывущего по
общему течению и не умеющего разобраться в противоречиях действительности.
Ему свойственны гуманные чувства и стремление к всеобщему миру, он чувствует
нечто вроде шалости даже к бедствиям Франции, своего национального врага, но
он занимает непримиримую позицию по отношению к "еретикам", "лоллардам" и
последователям Виклифа. Примечательно в этом отношении стихотворение Окклива
"Сэр Джон Олдкастль" (Sir John Oldcastle, 1415 г.), в котором он имеет в
виду знаменитого вельможу своего времени, сэра Джона Олдкастла, лорда
Кобхема, обвиненного в еретической приверженности к виклифитам накануне
знаменитого французского похода Генриха V. В этом стихотворении Окклив
всячески убеждает Олдкастля отказаться от его гибельных заблуждений. Поэт
делает это с жаром фанатика-католика, стараясь исчерпать все доводы как
теологического, так и чисто житейского свойства.
В особом стихотворении 1416 г. Окклив просит, у короля и у рыцарей
Ордена Подвязки искоренить "ересь" в Англии со всею строгостью и без всякого
милосердия. В поэтическом отношении во всех этих поздних стихотворениях
Окклива уже явственно ощущается значительное ослабление его творческих сил;
поэтическая техника их слаба, стиль вял и бесцветен. Одним из его последних
крупных произведений была поэма "Искусство умирать" (Ars moriendi),
представляющая собою диалог между умирающим и его учеником (discipulus).
Оккливу Принадлежит также ряд "баллад", адресованных различныv влиятельным
или высокопоставленным людям, но они лишены художественных достоинств.
Джон Лидгейт был натурой более даровитой, чем Окклив. В ранний период
его деятельности ему было свойственно более острое чувство жизни, более
сильный поэтический темперамент" большая широта литературного горизонта. Из
всех "чосерианцев" Лидгейт был, во всяком случае, наиболее значительной и
ценимой его современниками фигурой. Это один из плодовитейших английских
сочинений. Всего им было издано около 90 книг. Вскоре у Кэкстона нашлись
подражатели. В 1480 г. Джон Леттоу открыл новую типографию в Лондоне, со
многими техническими нововведениями; Кэкстон тотчас же воспользовался ими. В
1478 г. типография открыта была в Оксфорде, в 1480 г. - в Сент-Альбансе. За
время с открытия Вестминстерской типографии и до конца XV столетия (до 1500
г.) в Англии было напечатано около 400 книг.
Английская литература XV столетия носит переходный характер - от
средневековья к Ренессансу. В ней еще очень сильны старые традиции; она все
еще тяготеет к старым формам, но постепенно эти формы заполняются новым
содержанием, которое видоизменяет и ломает их. Эпопея тяготеет к роману и
хронике, место поэзии занимает проза.
Тяготение к прозе получает свое подкрепление в широко развившейся
переводческой деятельности. В XV в. в Англии переводят латинские трактаты,
французские романы и разнообразнее сочинения, имеющие приложение к жизни.
Литература получает специфически практическое назначение, которого она не
имела раньше, и начинает в гораздо более широких размерах обслуживать
многочисленные потребности населения. Каталоги английских рукописей XV
столетия пестрят трактатами об охоте и рыбной ловле, военном искусстве и
фортификационном деле, в разведении плодовых садов, сельском хозяйстве и
домоустройстве. Медицина и воспитание, поваренные книги и правила этикета
встречаются здесь чаще, чем теологические сочинения или произведения
художественной литературы в собственном смысле слова. Особенно многочисленны
книги, связанные с торговой деятельностью: коммерческие справочники и
путеводители для странствующих купцов, сочинений географического или
экономического характера.
В первой половине XV в. все подобные произведения, включая и учебные
книги, пишутся преимущественно стихами; второй половине столетия стихи
заменяет проза, техника которой уже приобретает некоторую устойчивость,
вырабатывая общие литературно-грамматические нормы.
Типичным примером стихотворного произведения чисто практического
назначения может служить весьма любопытная "Книжица английской политики"
(Lybelle of Englishe Polycye, 1486 г.), написанная неизвестным лицом в целях
поучения английского купечества. Она выдвигает широкую программу
правительственных мероприятий, необходимых, по мнению автора, для
дальнейшего процветания страны, в тот период, когда Англия, действительно,
все очевиднее переходит к активной торговой деятельности, к завоеванию новых
рынков. Истинный путь обогащения английского государства автор видит в том,
чтобы всеми силами защищать торговлю и с помощью флота и вооружения
господствовать "над узким морем", т. е. Ламаншем, между обоими, английскими
в то время, портами - Дувром и Кале.
"Прежде всего будем господами моря, - говорит он, - и пусть защитит оно
нас, как стена защищает окруженный ею город". "Книжица" подробно перечисляет
хозяйственные продукты Пруссии, Фландрии, Франции, Испании, Португалии и
хвалится тем, что "без английской шерсти не могут существовать ни Испания,
ни Фландрия". Правительственное покровительство торговле есть необходимое
условие успеха. До тех пор, пока купцы в Англии будут, пользоваться
благоволением и покровительством, "мы ни в чем не будем знать нужды. Если
они богаты, тогда будет благоденствовать наша страна..." При Тюдорах
подобные мысли становятся руководящими принципами английской политики.
Новые тенденции английской литературы в особенности ясно проявляют себя
в сочинениях теологического и историко-публицистического содержания. Среди
наук в Англии XV столетия теология доминировала попрежнему. Догматические
проблемы все еще стояли на первом плане, но рядом с ними нарождались уже и
новые этические интересы, которые выдвигала сама жизнь, помимо богословия и
в стороне от него. Апологеты католической ортодоксии в это время
пользовались латинским языком для своих полемических сочинений. Исключение
составляют лишь богословские работы Реджинальда Пикока, бывшего одним из
важнейших английских прозаиков XV столетия.
Реджинальд Пикок (Reginald Pecock, 1395?-1460? гг.) был замечательной,
но парадоксальной и глубоко трагической фигурой своего времени. Его
английские сочинения имели для XV в. такое же языковое и литературное
значение, как сомнения Виклифа для XIV в. Будучи строгим приверженцем
католицизма, Пикок писал многочисленные догматические и апологетические
сочинения, но рано втянулся в богословскую полемику с "извратителями"
католического учения. Он, естественно, видел их не среди ученых-теологов
своего времени, но в рядах низшего духовенства и в народной массе,
окончательно совращенной, по его мнению, с истинного пути лоллардами;
поэтому его полемические сочинения написаны не по-латыни, как его прочие
работы, а, главным образом, по-английски. Еще в начале 40-х гг. он написал
своего "Доната" - изложение основ, христианской веры в форме диалога между
отцом и сыном, - за которым последовали его продолжения в том же роде. С
конца 40-х гг. он работал над другим большим сочинением, которое закончено
было к 1455 г. Это была его "Отповедь тем, кто чрезмерно поносит
духовенство" (The Represser of overmuch blaming of the Clergie). Задача этой
книга состояла в оправдании тех институтов католической церкви, которые
подвергались особым нареканиям со стороны "еретиков-лоллардов". Но в то же
время "Отповедь" Пикока содержала в себе многие поразительные для того
времени истины, делающие его прямым предшественником рационалистов XVI-XVII
вв. Он знал о подложности так называемого "Константинова дара", утверждал
апокрифичность некоторых священных книг, боролся, наконец, с тем
фанатическим культом библии, который был свойственен виклифитам и который
Пикоку казался слишком ограниченным и формальным. Виклиф хотел все найти в
библии и, например, отрицал паломничества на том основании, что библия о них
не говорит. "Но в таком случае, - рассуждает Пикок, - мы будем в
затруднении, смеем ли мы носить сапоги, о которых библия тоже ничего не
говорит! Как сможем мы оправдать употребление часов для того, чтобы знать
время?.. Где в библии найдешь, что ее следует переводить на английский
язык?"
Ортодоксальные католические богословы, естественно, были не только
скандализованы столь неожиданной защитой своей веры, но прямо напуганы
доводами этого ее апологета. В 1457 г. Пикок был призван к ответу духовными
властями. После церковного суда над ним, в воскресенье 4 декабря 1457 г., в
Лондоне состоялась церемония его осуждения. При огромном стечении народа, в
присутствии высшего епископата, во главе с епископом Кентерберийским Пикок
принужден был принести всенародное покаяние, а затем передать свои сочинения
палачу, который тут же сжег их на костре. Но месть правоверных католиков
этим не ограничилась, Пикок был заточен в монастырскую тюрьму и умер здесь
от голода и истощения.
В исторической и публицистической литературе XV в., так же как и в
других областях письменности, латинский язык постепенно уступает место,
английскому.
Примером исторических трудов переходного периода могут служить
сочинения Джона Кэпгрева (John Capgrave, 1393-1464 гг.), августинского
монаха и плодовитейшего писателя. Кэпгрев, подобно многим своим
современникам-писателям, также находился в сношениях с герцогом Гемфри
Глостерским и посвящал ему свои труды. В них, однако, не чувствуется еще
веяний гуманистической мысли. Сочинения его писаны по-латыни и по-английски;
среди них находятся и сочинения по догматическому богословию, и комментарии
к библии, и жития святых (в том числе написанное английскими стихами житие
св. Екатерины) и, наконец, исторические труды. Сочинение Кэпгрева "Книга о
сиятельных Генрихах", несмотря на свой странный план (здесь говорится о
шести императорах Генрихах, затем об английских королях вплоть до Генриха
VI, наконец, о двенадцати принцах и высокопоставленных лицах, носивших это
имя), заключает в себе некоторые интересные данные; их еще больше в его
"Хронике Англии" (Chronicle of England) - важнейшем из английских
исторических трудов первой половины XV в. Значение "Хроники" увеличивается
по мере того, как автор приближается к своему времени; в особенности
интересно повествование Кэпгрева о событиях английской истории от вступления
на трон Генриха III (1216 г.) и до 1417 г., на котором его хроника
обрывается.
Английская публицистика XV в, рождалась не в стенах монастыря, но в
водовороте политических страстей и кровавых междоусобий. Первый крупный
политический писатель Англии, Джон Фортескью (John Fortescue, около
1395-1476 гг.), стоял в самом центре династической борьбы за престол и
литературную деятельность свою начал как автор злободневных политических
памфлетов. Важнейшее из его латинских сочинений, написанное им для принца
Эдуарда Ланкастерского, - трактат "О природе естественного закона" (De
natura legis naturae), первая часть которого говорит о различных формах
государственного строя; неограниченной монархии (dominium regale),
республике (dominium politicum) и конституционной монархии (dominium
politicum et regale). Фортескью написал также для принца Ланкастерского
латинский трактат "Похвала английским законам" (De laudibus legum Angliae,
1470 г.). Это сочинение замечательно во многих отношениях. Исходя из
различия абсолютной и ограниченной монархии, примером которых служит для
нега Франция Людовика XI и Англия его времени, Фортескью всячески старается
доказать преимущества второй над первой. Английская действительность при
этом представляется ему в явно идеализированном виде. Спокойную жизнь и
хозяйственное благосостояние английских йоменов Фортескью противопоставляет
бедствиям крестьянству Франции, где народ "едва живет" питаясь ржаным
хлебом, не зная мяса, кроме требухи, и иной одежды, кроме сермяги; он
превозносит английское законодательство, которое получает юридическую силу
лишь с согласия всего "королевства", и т. д. Важнейшее из его сочинений -
написанный на английском языке трактат об "Английском правлении" (The
Governance of England) - считается одним из ранних обоснований
конституционно-монархического строя. Исторической заслугой Фортескью
является то, что в своем трактате он сумел свести "науку политики" с небес
на землю, открыв этим новую эру в истории английской политической мысли, а
также возвыситься до понимания задач общенациональной политики, которая
сделается лозунгом следующего XVI столетия. Фортескью дает замечательный
анализ исторических основ английского государственного порядка, намечает
"договорную теорию" происхождения государства и подробно обсуждает "болезни"
английского государственною организма, к числу которых, между прочим,
отнесены слишком большой политический авторитет представителей аристократии
и недостаточное внимание королей к нуждам среднего класса. Правда, Фортескью
не является защитником "народа" в целом; одним из доводов, который он
приводит в пользу политики поддержания народного благосостояния, является та
легкость, с которой, по его мнению, неимущие устраивают мятежи: "Зажиточный
люд неохотно идет на это из страна потерять свой достаток. Однако часто и
ему приходится подниматься вследствие угроз грабежа со стороны бедноты в
случае отказа". Обнищание народа привело бы к тому, что случилось в Чехии,
где народ из-за бедности поднялся против знати и сделал их имущество общим".
В XV в. в Англии получает широкое распространение частная переписка и
даже расцветает эпистолярный прозаический жанр. От этого времени до нас
дошел ряд интереснейших семейных архивов. Таковы письма семьи Пастон
(Paston, 1421-1509 гг.), письма и бумаги семьи Сели (Cely, 1475-1488 гг.),
письма семьи Стонор (Stonor, 1420-1482 гг., изданы в 1919 г.), частная
переписка Джона Шиллингфорда (Shillingford), мэра города Эксетера в
Девоншире (написаны в 1447-1450 гг.). Особенно интересны среди них первые -
письма семьи Пастон, принадлежащие сельскому помещику Джону Пастону
(1421-1466 гг.), его жене Маргарет и некоторым другим членам той же семьи.
Пастон много жил в Лондоне; во время его частых отлучек в столицу жена его
подробно описывала ему в письмах жизнь в их норфолькском имении, дела
семейные и общественные, а супруг, в свою очередь, сообщал лондонские
новости. События четырех царствований (Генриха VI, Эдуарда IV, Ричарда III и
Генриха VII) отражены в этом громадном собрании семейных документов и
переписки, представляющем, прежде всего, конечно, ценнейший историко-бытовой
источник. Но письма Пастонов, как и аналогичные им собрания семейных бумаг
XV в., имеют немалый интерес и для истории английского языка, и для истории
английского просвещения. С лингвистической точки зрения они интересны как
свидетельство утверждения лондонского диалекта, некоей языковой нормы,
постепенно вытесняющей диалектальные формы провинций. В качестве бытового
документа эти письма интересны как свидетельство пробуждавшихся в широкой
массе умственных запросов и стремления к образованию. Деревенские помещики
научились рассуждать о книгах, собирать библиотеки, излагать свои мысли
хорошим повествовательным слогом и даже при случае (ср. письмо Джона Пастона
от 21 сентября 1465 г.) сообщать в своих письмах сочиненные экспромптом
шуточные стихи.
Художественная литература в собственном смысле слова, однако,
значительно более скудна в Англии XV в., чем в предшествующем столетии.
Поэты подражают Чосеру и долго не могут найти, собственные творческие пути;
прозаики немногочисленны: рядом с Кэкстоном-переводчиком стоит лишь им же
изданный Томас Мэлори с его единственной книгой повествований о рыцарях
"Круглого Стола". Но в XV столетии в Англии, как бы в противовес
сравнительно бедной книжной поэзии, расцветает народная поэзия. Баллады
Англии и Шотландии - наиболее оригинальный и жизнеспособный вид поэзии этого
времени - оказывают сильнейшее влияние и на последующее литературное
развитие. Со всей полнотой жизни цветет в эту пору также народная драма,
которая окажет могущественное воздействие на английский театр эпохи
Возрождения.
ЭПИГОНЫ ЧОСЕРА
Смерть Чосера в 1400 г: была непоправимым ударом для английской поэзии.
Место, которое он в ней занимал, осталось незаполненным. Он настолько
опередил, свое время, что никто из считавших себя его учениками не был в
состоянии продолжить те пути, по которым он шел; младшим современникам
великого поэта выпала на долю лишь задача усвоения и популяризации его
наследия.
Важнейшими из английских поэтов-"чосерианцев" ближайшего к нему
поколения являются Томас Окклив и Джон Лидгейт, оба считавшие Чосера своим
учителем. Из них первый ближе к Чосеру, если не хронологически, то, по
крайней мере, по некоторым особенностям своего творчества.
Жизнь Томаса Окклива (Thomas Hocclive, или Occleve, 1368?-1450? гг.)
нам плохо известна; важнейшее из того, что мы знаем о нем, сообщил он сам в
своих произведениях. Он родился в Лондоне и, повидимому, получил довольно
тщательное образование. Восемнадцати лет он поступил писцом в одну из
Лондонских правительственных канцелярий. Здесь он прослужил почти четверть
века, все это время не переставая грезить о лучшей жизни и утешая себя тем,
что его скромная должность чиновника - лишь случайная ступень к более
счастливому будущему. С полной искренностью Окклив рассказывает о своей
молодости в поэме "Дурное поведение" (La Male Regle, около 1406 г.)
Пока он был молод и полон сил, веселое общество собутыльников в
лондонских тавернах влекло его к себе сильней, чем утомительное сидение в
канцелярии. Оккливо свойственна склонность к исповеданию перед читателями.
Он сообщает, что он был желанным гостем во всех известнейших лондонских
кабаках, что часы, свободные от попоек и кутежей, он проводил на набережной
Темзы у новоприбывших кораблей, что в своих любовных приключениях он терпел
неудачи, так как был робок и боязлив от природы, что он делал долги, которые
был не в состоянии погасить, и т. д. Житейское неустройство и материальные
неурядицы с годами возросли, здоровье ухудшилось, круг друзей поредел.
"Дурное поведение" - не исповедь раскаявшегося грешника, а рассказ
неудачника. Последняя строфа поэмы обращена к лорду Фернивалю, тогдашнему
лорду-казначею; поэт убеждает казначея выплатить ему его скромное жалованье,
задержанное больше чем на полгода.
Отчаявшись получить церковный приход, Окклив женился. Из случайных
документов известно, что в 1424 г. он получил пожизненную должность
пребендария в Сазувикском приорстве. Дошедшее до нас стихотворное обращение
Окклива к герцогу Йоркскому свидетельствует, что около 1448 г. он еще был
жив.
Окклив называл себя учеником Чосера. Из посвященных Чосеру строф,
включенных им в различные части его поэмы "Об обычаях государей", можно
заключить, что Окклив знал Чосера лично, давал ему на просмотр свои
рукописи, пользовался его наставлениями. Несомненно, что Окклив стоял к
Чосеру значительно ближе, чем Лидгейт, но и он сумел перенять у Чосера лишь
немногое. В поэме "Об обычаях государей" Окклив сам простодушно признается,
что он в те времена "был влюблен и воспринял немного". С другой стороны, все
дошедшие до нас произведения Окклива написаны в XV в., и о влиянии на них
Чосера можно говорить лишь с большими ограничениями.
С Чосером Окклива связывают прежде всего метрические особенности; он
охотно пользуется чосеровской восьмистрочной строфой, но в его поэмах она
лишена чосеровской чистоты и изящества; его стихи, напротив, нередко наивны,
неуклюжи и грешат против правил стихосложения. Помимо метрической структуры
его произведений, Окклива до известной степени связывает с Чосером присущий
ему в некоторых случаях добродушный юмор, далекий, однако, от чосеровской
проникновенности.
Поэма Окклива "Письмо Купидона" (Letter of Cupid, около 1402 г.) имеет
в качестве основного источника французскую поэму Христины Пизанской, но
обнаруживает, кроме того, знакомство с "Легендой о славных женщинах" Чосера
и отмечена также некоторыми чертами оригинальности. "Послание бога любви"
Христины Пизанской, которому подражал Окклив, обратило на себя внимание во
Франции в первые годы XV столетия. Христина возымела смелость напасть в
своем произведении на превозносимого всеми Жана де Мэна, чтобы взять под
свою защиту оскорбленный его суровым морализмом женский пол. Произведение
Христины вызвало полемику. Споры еще не были окончены, когда произведением
их вызвавшим, воспользовался для своих целей Томас Окклив. В "Письме
Купидона" Окклив стоит на стороне Христины, большей частью просто
пересказывая ее произведение английскими стихами; но его защита женщин не
безусловна: правдивых, хороших, добродетельных женщин он ставит очень
высоко, но заурядных он не хочет оправдывать до конца. В этом ограничении
чувствуется еще средневековая аскетическая закваска. Окклив и другие ранние
"чосерианцы" допускали культ женщины не столько по своей склонности к
традициям французской куртуазной поэзии, сколько исходя из культа "пресвятой
девы Марии" и посвященной ей религиозной лирики. Поэтому в творчестве
Окклива рядом с "Письмом Купидона" много ортодоксально-религиозных
стихотворений, славящих "матерь божию".
О поэме Окклива "Дурное поведение" мы уже говорили в связи с
содержащимися в ней данными для биографии поэта. Это подробное исповедание
юношеских заблуждений интересно правдивыми картинками лондонского быта конца
XIV и начала XV столетия.
Знание света и житейский опыт, однако, покидали Окклива, когда, вместо
того, чтобы описывать лично пережитое, он сочинял свои стихотворные истории
или старался преподать читателям какой-нибудь нравственный урок. Чосер мог
вдохнуть жизнь в старый средневековый сюжет и насытить его большой
психологической правдой, основанной на глубоком и тонком понимании
человеческих характеров; Оккливу это было недоступно. Создавая свои
стихотворные повествования, форма которых, вероятно, была внушена ему
"Кентерберийскими рассказами", он предлагал своим читателям лишь бледные,
однотонные произведения, которым недоставало именно жизненных красок. Таковы
несколько небольших поэм Окклива, сюжеты которых взяты из "Римских деяний".
История добродетельной жены легендарного короля Джерелауса близка по своей
основной тенденции к "Письму Купидона", так как прославляет целомудрие и
терпеливую верность женщин; в сюжетном отношении это стихотворение имеет
некоторое сходство с чосеровским рассказом законника о добродетельной
Констанции. Другое стихотворное повествование Окклива - о принце Джонатане
(Jonathas) - показывает женскую природу в отрицательном свете; здесь
рассказывается о некоей Феликуле, которая похищает у принца три драгоценных
дара: кольцо, доставляющее его обладателю всеобщую любовь, кошель,
обеспечивающий ему вечное богатство, и плащ, который на манер
"ковра-самолета" переносит в любое место. Но принцу все же удается
возвратить себе все эти драгоценности и наказать похитительницу. Этот сюжет
также был взят Оккливом из "Римских деяний".
Самым крупным поэтическим произведением Окклива был его стихотворный
трактат, написанный чосеровской стрОфой, "Об управлении государей" (The
Regement of Princes, 1411-1412 гг., 5463 стиха). Одним из его важнейших
источников был одноименный латинский моралистический трактат XIII в. Гвидо
делле Колонне. Помимо этого, источниками Оккливу служили "Тайная тайных"
Псевдо-Аристотеля - один из наиболее распространенных средневековых
трактатов восточного происхождения, а также аллегорическое руководство к
шахматной игре доминиканца Якова де Сесоли (de Cessolis), впоследствии
напечатанное в Англии Кэкстоном. Все эти произведения учили искусству
властвовать, воспитанию хорошего правителя, наставляли в добродетелях и
отвращали от пороков. Свой трактат Окклив предназначал для принца Уэльского,
вскоре ставшего королем Генрихом V. В целях придания своему произведению
большей занимательности Окклив уснастил его различными "примерами",
назидательными историями и анекдотами, заимствуя их из библии, из отцов
церкви, из классических писателей и из английской истории. В поэме
встречаются постоянные намеки на современность, длинные отступления, в
которых подробно анализируется состояние Англии, ее государственные дела и
общественный быт и, наконец, длинные автобиографические вставки.
Теоретическая часть книги Окклива, в общем, мало оригинальна: здесь
говорится об обязанностях короля по отношению к самому себе и к своим
подданным, превозносится, в качестве основных добродетелей государя,
кротость, целомудрие и послушание церкви. Но там, где Окклив не может
удержаться от личных впечатлений или воспоминаний, он дает действительно
ценные культурно-исторические подробности: например, длинный пролог,
составляющий почти треть произведения. Следует также упомянуть, и о более
мелких стихотворных откликах Окклива на различные исторические события его
времени. В произведениях Окклива его век встает перед нами отраженным в
сознании боязливого, порой даже недальновидного человека, плывущего по
общему течению и не умеющего разобраться в противоречиях действительности.
Ему свойственны гуманные чувства и стремление к всеобщему миру, он чувствует
нечто вроде шалости даже к бедствиям Франции, своего национального врага, но
он занимает непримиримую позицию по отношению к "еретикам", "лоллардам" и
последователям Виклифа. Примечательно в этом отношении стихотворение Окклива
"Сэр Джон Олдкастль" (Sir John Oldcastle, 1415 г.), в котором он имеет в
виду знаменитого вельможу своего времени, сэра Джона Олдкастла, лорда
Кобхема, обвиненного в еретической приверженности к виклифитам накануне
знаменитого французского похода Генриха V. В этом стихотворении Окклив
всячески убеждает Олдкастля отказаться от его гибельных заблуждений. Поэт
делает это с жаром фанатика-католика, стараясь исчерпать все доводы как
теологического, так и чисто житейского свойства.
В особом стихотворении 1416 г. Окклив просит, у короля и у рыцарей
Ордена Подвязки искоренить "ересь" в Англии со всею строгостью и без всякого
милосердия. В поэтическом отношении во всех этих поздних стихотворениях
Окклива уже явственно ощущается значительное ослабление его творческих сил;
поэтическая техника их слаба, стиль вял и бесцветен. Одним из его последних
крупных произведений была поэма "Искусство умирать" (Ars moriendi),
представляющая собою диалог между умирающим и его учеником (discipulus).
Оккливу Принадлежит также ряд "баллад", адресованных различныv влиятельным
или высокопоставленным людям, но они лишены художественных достоинств.
Джон Лидгейт был натурой более даровитой, чем Окклив. В ранний период
его деятельности ему было свойственно более острое чувство жизни, более
сильный поэтический темперамент" большая широта литературного горизонта. Из
всех "чосерианцев" Лидгейт был, во всяком случае, наиболее значительной и
ценимой его современниками фигурой. Это один из плодовитейших английских