Герролд Дэвид. Ярость мщения

   — Вроде бы.
   — Да, мне здесь тоже не нравится, ну и что? Работа есть работа, и ее надо делать. Я буду стараться изо всех сил. И ты тоже. Все понял?
   Ухмылка исчезла.
   А что я чувствую — кому какое собачье дело. Я повернулся и пошел к джипу.
   Телефон на сиденье по-прежнему верещал без умолку. Я подобрал его и закрепил наушник.
   — Говорит Джимбо. Все в порядке. Пострадавших нет. А на своего «Паука» можете больше не рассчитывать.
   Ответив еще на несколько вопросов, я дал отбой и повернулся к мальчишке. Он стоял навытяжку на почтительном расстоянии от джипа.
   — Чего ждешь?
   — Ваших приказаний, сэр, — четко ответил он.
   — Правильно. — Я ткнул большим пальцем. — Садись за руль, поведешь машину. — Вынув из гнезда бортовой терминал, я включил его.
   — Слушаюсь, сэр.
   — Маккейн.
   — Сэр?
   — Не надо становиться роботом. Вполне достаточно ответственности.
   — Слушаюсь, сэр.
   Мальчишка плюхнулся за руль, искоса взглянул на меня — и расслабился.
   Он повел джип к автостраде, а я тем временем балансировал терминалом на колене, набирая отчет об уничтожении «Паука».
   — Сэр, можно спросить?
   — Спроси.
   — Я об этом «Пауке». Мне казалось, что они предназначены только для уничтожения червей.
   Я кивнул.
   — Такова исходная программа. Но потом мы стали терять их. Ренегаты подбивали машины, чтобы снять с них вооружение. Тогда командованию пришлось их запрограммировать и против партизан. Теперь, невзирая на форму одежды и личный позывной, «пауки» считают всех встречных врагами до тех пор, пока не будет доказано обратное. И поступают соответственно.
   — Вы подразумеваете… уничтожение?
   — Только если они не сдаются в плен. — Я пожал плечами. — Кое в чем новая программа не продумана до конца. Даже абсурдна.
   Мальчишка надолго замолчал, сосредоточившись на дороге. Узкий проселок, казалось, состоял из одних поворотов.
   Потом он нерешительно спросил: — И много здесь таких штуковин?
   — «Макдоннел-Дуглас» производит триста пятьдесят в неделю. Львиная доля идет на экспорт — в Южную Америку, Африку, Азию. На этой планете вдруг появилась масса незаселенных мест. Но я думаю, что по крайней мере пара тысчонок патрулирует Западное побережье. Правда, не все они модели «Бдительный» и вряд ли следующий встречный «Паук» будет сумасшедшим.
   — Это не очень успокаивает.
   Я улыбнулся: — Ты похож на меня.
   — Что?
   — Если бы ты знал статистику эффективности «Пауков», то еще не так бы забеспокоился.
   — Плохо работают? Я пожал плечами.
   — Свое дело они делают хорошо. — И добавил: — У них есть лишь одно бесспорное преимущество.
   Парень с удивлением посмотрел на меня: — Какое?
   — Не надо сообщать родственникам, если кто-то из них погибает.
   — О!
   Мальчишка снова замолчал, глядя на дорогу.
   Проблема же заключалась в том, что черви научились избегать «пауков». Ходили даже слухи, что они начали устраивать западни для машин: ловили их в ямы, как мамонтов. Но точно я не знал, потому что потерял право допуска ко многим документам.
   — Эй, — неожиданно сказал Маккейн. — Почему вы начали читать лимерики?
   — Что? О! — Я отвлекся от своих мыслей. — Это было единственное, что пришло в голову. — В свободное время я сочиняю лимерики.
   — Шутите?
   — Ничуть.
   Мальчишка выехал на шоссе и свернул по направлению к автостраде 101.
   — Прочтите еще какой-нибудь.
   — М-м, ладно. Я сейчас как раз работаю над одним. Пациент лежал по имени Чак…
   Мальчишка весело захихикал, предвкушая рифму, — догадаться было нетрудно.
   — Дальше, дальше.
   — Он утку любил — такой был чудак. Жареную и отварную, а больше всего заливную…
   Я замолчал.
   — Ну, ну, дальше. Я покачал головой: — Пока это все. — Все?!
   Я пожал плечами: — Никак не могу придумать рифму для последней строчки.
   — Шутите!
   — Шучу.

 

   Суэц была стройна и красива,

   Только шлюхой слыла прямо на диво.

   Даже с масонов Снимала кальсоны

   И говорила: «Я не брезглива».

МОДУЛИРОВАНИЕ: ДЕНЬ ВТОРОЙ

   Иисус поведал нам лишь половину. Познав правду, ты станешь свободным. Если прежде не уписаешься от нее.

Соломон Краткий

 
   Первый день занятий был посвящен принятию решения.
   Я вошел в зал — и замер в удивлении.
   Я не знал заранее, чего ожидать, но такое, во всяком случае, даже не приходило в голову, Помещение было очень большое, больше спортивного зала колледжа, и пустое. К тому же спортивные залы в колледжах не выстилают темносерым ковровым покрытием. Стены светло-серые и абсолютно голые. Казалось, они уходят куда-то далеко-далеко.
   Прямо в центре возвышался широкий квадратный помост. На каждой из четырех сторон помоста ровными рядами стояли стулья, разделенные широким проходом на два квадрата: восемь рядов по восемь стульев. На возвышении стояли пюпитр и председательское кресло.
   Над помостом висели четыре больших экрана, обращенных к каждой из четырех сторон. Виднелись громкоговорители.
   У самого входа стояла женщина в белом комбинезоне без знаков различия и с абсолютно ничего не выражающим лицом. Судя по нашивке на груди, ее звали «Седьмая". Не отрывая от меня взгляда, она указала на стулья: — Займите место поближе к сцене и проходу, пожалуйста.
   — Э… спасибо.
   Я медленно двинулся к стульям. Не люблю такие взгляды.
   На полпути встретился другой ассистент с точно таким же пустым взором. «Пятнадцатый».
   — Маккарти? — Да.
   — Сядьте поближе к сцене и к проходу.
   — Э-э… О'кей.
   — И не разговаривайте с соседями.
   — Слушаюсь, сэр.
   Я выбрал второй ряд северной секции. Стулья быстро заполнялись. Оказавшись между майором и полковником, я осмотрелся и не обнаружил никого чином ниже лейтенанта.
   Еще я заметил, что некоторые одеты в легкие коричневые комбинезоны — неизвестную мне форму. Может, штатские? Люди входили в зал с четырех сторон. Лица у всех выражали… тревогу. Интересно, как выгляжу я? Идея записаться на курсы больше не казалась мне удачной. Между прочим, сколько нас здесь?
   Я повернулся, чтобы сосчитать стулья. Правильные ряды, составляющие абсолютно безупречные квадраты по шестьдесят четыре стула, внушали безотчетный страх. Два квадрата с каждой стороны помоста. Сто двадцать восемь на четыре. Свободных мест, насколько я мог видеть, не осталось. Значит, всего пятьсот двенадцать слушателей.
   Я привстал и огляделся. Столы ассистентов занимали стратегические позиции — в основном вдоль стен, а также чуть позади стульев с каждой из четырех сторон. За столами сидели люди с непроницаемыми лицами, все в комбинезонах без знаков различия, с номерными нашивками.
   Я занервничал. Меня пробирал озноб. В зале было прохладно.
   В конце ряда тихо переговаривались две незнакомые мне седые дамы-полковники с кислым выражением на лицах. Было совершенно очевидно, что им здесь не нравится и они обсуждают это. Одна из ассистенток подошла к нашему ряду и остановилась рядом с ними. Ее лицо было абсолютно бесстрастным.
   — Не разговаривайте, — предупредила она.
   — Это почему? — возмутилась одна из дам. Ассистентка ничего не ответила и пошла дальше по проходу. Полковник разозлилась. Она явно не привыкла, чтобы ее игнорировали. Скрестив руки на груди, она метала испепеляющие взоры. Соседка поддержала ее.
   Мои часы пропищали. Ровно девять.
   Его Высокопреосвященство Достопочтенный Дэни-ель Джеффри Форман, доктор медицины, доктор философии, решительными шагами прошел к центру зала, поднялся на помост и обвел взглядом аудиторию. На нем были темные брюки и тонкий серый свитер. Белые волосы нимбом окружали голову. Взгляд острый, пронзительный. Он повернулся вокруг, словно оценивая каждого и всех вместе, и мне почудилось, что он сумел заглянуть в каждую пару глаз в этом зале.
   Закончив осмотр, Форман перевел взгляд в глубь зала и кивнул. Экраны над его головой зажглись, и на них крупным планом возникло его лицо.
   — Доброе утро. Спасибо, что пришли сюда. — Он улыбнулся. — Можете пожелать доброго утра и мне, если хотите.
   Послышались нестройные голоса, какое-то мычание, слившееся в неясное: «Добрр…» Я промолчал.
   Форман улыбнулся так, словно только он один смог оценить шутку. Потом поднял голову и энергично начал: — Отлично. Приступим к работе. Сегодняшняя наша задача — создание контекста всего курса. На привычном вам языке это означает, что встреча должна подготовить вас к остальным занятиям, дать вам ориентиры. Сегодня мы будем отвечать на ваши вопросы. — И как бы вскользь добавил: — А завтра начнем задавать вопросы вам.
   Итак, первое: мы постараемся выяснить, туда ли вы попали. Результат обучения будет зависеть от того, насколько ответственно вы отнесетесь к делу, так что вы сами должны решить, стоит ли здесь оставаться. Если что-то вас беспокоит, не держите это в себе, спросите. Когда человек сидит и гадает, он зажат. Пока вы не почувствуете себя раскованно, мы не сможем двинуться вперед. Если у вас есть вопрос, будьте уверены, что по меньшей мере у дюжины присутствующих возник тот же самый вопрос, только они боятся спросить. Сделайте доброе дело и спрашивайте. Так сообща мы пойдем дальше.
   Форман энергично шагнул к левой стороне помоста. Камеры тут же изменили угол съемки — экраны все время показывали его в фас.
   — Когда вы уясните цель наших занятий и причины, приведшие вас сюда, мы попросим вас дать обязательство прослушать курс полностью. Это означает, что вы пообещаете являться на каждое занятие, причем только потому, что дали обещание. Таким образом, вам предстоит решить, способны ли вы дать слово и сдержать его.
   Если вы не рискнете дать такое обязательство, у вас будет возможность уйти — единственная возможность. Вы должны совершенно отчетливо понимать: либо вам придется пробыть здесь до конца курса, либо уйти сразу. Это всем понятно?
   Форман выжидающе обвел аудиторию пронзительным взглядом.
   Все молчали. Всем понятно.
   — Спасибо. — Форман подошел к возвышению, рядом с которым стоял пюпитр, открыл лежавший на нем конспект, перевернув несколько страниц, нашел то, что искал, и углубился в изучение. Потом кивнул и шагнул к другой стороне помоста, обращаясь к новой группе слушателей. Камеры снова развернулись. Я видел его спину, но мог наблюдать на экране за его лицом. С какой бы частью аудитории он ни разговаривал, создавалось впечатление, что он обращается лично ко мне.
   Голос Формана, чистый и резкий, слегка резонировал, как хорошо настроенная виолончель.
   — Прежде всего, ваше появление здесь — не ошибка. Кто из вас удивился, куда он попал?
   Больше половины подняли руки. Я тоже.
   — Прекрасно, — сказал Форман. — Так и должно быть. Удивление — часть познания. Теперь позвольте мне заявить: никакой ошибки нет. Вы здесь потому, что должны быть здесь. Независимо от того, как вы, по вашему мнению, попали сюда. Одних пригласили, другие обратились сами, третьим порекомендовали. Я знаю, что некоторые считают это обманом. Кто так думает?
   Несколько человек подняли руки. Я подумал и присоединился к ним.
   — Хорошо. Спасибо за признание. Разумеется, это чепуха — насчет обмана, — но тем не менее благодарю за искренность. Это хорошее начало. Наш курс учит говорить правду. Правду о том, что вы видите, чувствуете, переживаете, знаете. Здесь, в отличие от реального мира, никакого наказания за правду не последует. Напротив, мы требуем правды. Если у вас нет желания быть искренними, уходите. Не теряйте попусту время и не отнимайте его у меня.
   Правда заключается в следующем: вы находитесь здесь потому, что захотели. Какие бы причины вы ни изобретали в оправдание вашего присутствия в этом зале, в их основе лежит чистое любопытство и даже подспудное согласие принять на себя некие обязательства. Никого не тащили сюда силком. Я это точно знаю, потому что стоял в стороне и наблюдал, как вы собирались. Каждый явился сюда самостоятельно. Это была проверка, и вы ее прошли.
   Вы преодолели самую трудную часть курса — пришли. Примите мои поздравления. — Форман довольно улыбался. Эффект был потрясающий. — Можете поздравить себя, если хотите.
   Он захлопал, и мы подхватили, правда не без растерянности.
   Форман продолжал: — Именно это я и подразумевал. Поздравляю. Быть здесь — привилегия. Большинство людей на планете лишены такой возможности. Многие предпочли бы умереть, чем оказаться здесь. — Форман сделал паузу, чтобы тезис хорошенько улегся в наших головах. — Вас здесь пятьсот двенадцать человек. Двести восемьдесят две женщины и двести тридцать мужчин. Ваша роль — быть представителями рода человеческого. На время занятий вы олицетворяете собой все человечество; По окончании курса, вернувшись к прежним обязанностям или получив новые назначения, вы будете принимать решения, влияющие на судьбы человечества. Наш курс научит вас брать ответственность на себя, научит обращаться с ней.
   Встала женщина, похожая на китаянку, с прической «афро». Четвертый мир?
   — Доктор Форман, я протестую. Форман посмотрел на часы.
   — Гм, мы опережаем график. — Он спустился с возвышения. Женщина была из «коричневых комбинезо-нов». — Я вас слушаю, доктор Чин.
   — Не слишком ли бесцеремонно считать собравшихся здесь представителями всего человечества? Я не слепая и вижу, что процент африканцев, китайцев и арабов в этом зале ниже, чем на земном шаре. На каком основании мы можем принимать решения за людей, которых не имеем права представлять? Здесь слишком много белых.
   Сквозь вежливый тон доктора Чин пробивалось раздражение.
   Форман хмыкнул.
   — Хотите получить ответ?
   — Да, хочу.
   Форман демонстрировал редкостное спокойствие — или это чувство собственного превосходства?
   — Единственный ответ, который я могу дать, не удовлетворит вас. Более того, он вам не понравится, — сказал он.
   — Позвольте мне самой судить об этом.
   Форман задумчиво кивнул. Он обвел взглядом аудиторию, словно проверяя, кто из присутствующих разделяет точку зрения Чин.
   — Верно, — начал он. — Здесь слишком много белых. Но от хторранских эпидемий белая и желтая расы понесли гораздо большие потери, чем негры. Вы действительно можете расценить процентное соотношение цветов кожи в этом зале как свидетельство дискриминации — если хотите. В таком случае никакие доказательства того, что при отборе расовая принадлежность не принималась во внимание, вас не удовлетворят. Кто везде ищет дискриминацию, тот всегда найдет ее признаки.
   — А разве их нет? — обвинительным тоном возразила доктор Чин.
   Форман спокойно выдержал ее взгляд.
   — Я предупреждал, что ответ не удовлетворит вас.
   Он был прав: доктор Чин отнюдь не выглядела удовлетворенной.
   — Могу я узнать, какие критерии использовались при отборе?
   — Да, можете, но это неправильный вопрос. Никаких критериев не было вообще. Мы не отбирали вас. Вы сами себя выбрали.
   Форман вернулся на возвышение и заглянул в свои записи.
   — Единственное наше условие — точнее, условие Агентства, организовавшего эти курсы, — знание английского языка и желание попасть сюда. Все остальное зависело от вас самих.
   Форман сошел с возвышения и что-то тихо сказал ассистентке. Потом снова обратился к доктору Чин. Но теперь он говорил не только с ней, а со всеми нами: — Вас пригласили сюда, потому что вы продемонстрировали исключительные личные качества. Каждый из вас тем или иным способом оказал важную услугу человечеству. Этого достаточно, чтобы привлечь к себе внимание Агентства и получить приглашение на курсы. Вы пришли в зал по собственному желанию — это, собственно, и есть отбор. Все остальное к делу не относится.
   — Вы хотите сказать, что не отбирали никого из сидящих здесь?
   — Совершенно верно. Мы лишь поставили пятьсот двенадцать стульев и объявили, что на них сядут пятьсот двенадцать самых лучших задниц планеты. Такова уж натура стульев — притягивать задницы. Посмотрите вокруг. Именно это и произошло. Задницы так и тянутся к стульям, как мухи к меду. Вышло так, что на этот раз прилипли ваши. Лучшие из лучших, как мы считаем.
   По залу прокатился смешок. Форман даже не улыбнулся. Он продолжал, обращаясь к доктору Чин: — Но мне кажется, что вы хотите получить другой ответ, не так ли?
   — Если вас не затруднит, — сдерживаясь, сказала Чин.
   — Ничуть. Мы можем уделить этому целый день, если потребуется. Но в действительности все очень просто. Когда вам нужно полчашки стирального порошка, вам ведь все равно, какие именно его частицы выпадут из коробки, не так ли? Главное, чтобы они сделали свое дело — выстирали, верно? Вот и у нас есть работа, которую надо сделать, а вы — те частицы человечества, которые, как мы ожидаем, эту работу выполнят. Вот и все. В следующий раз мы зачерпнем пятьсот двенадцать других частиц.
   Форман взял у ассистентки записку, быстро пробежал ее взглядом и, отрицательно покачав головой, вернул обратно, затем прошел за последний ряд той секции, в которой сидел я. Смотреть на него стало неудобно, поэтому я продолжал следить за экраном. Теперь он был поделен пополам, вторую половину занимало изображение доктора Чин.
   Она все еще стояла с сердитым видом.
   — Все это очень умно, доктор Форман, но я все-таки не могу согласиться с результатами отбора.
   Форман перестал улыбаться.
   — Очень плохо. Но мы собрались здесь не для выборов. Они уже проведены. И должен вас огорчить: вы их выиграли.
   Раздался смех и даже редкие аплодисменты. Подняв руку, Форман остановил веселье.
   — Не задирайте нос, — предупредил он. — Вы лишь выиграли право подписать бессрочный контракт на борьбу с самым большим несчастьем в истории человечества.
   Смех замер.
   — А теперь действительно плохие новости. Возможно, вы недостаточно подготовлены для курса. Все вы можете оказаться неумехами и неудачниками. Мы узнаем об этом, когда будет уже поздно что-либо изменить. Но с чего-то надо начинать.
   Доктор Чин по-прежнему не садилась. Вид у нее был недовольный. Похоже, что это ее нормальное состояние. Форман посмотрел на нее поверх рядов.
   — Да?
   — Я не уверена, что хочу остаться.
   — Кажется, вы слегка опоздали. Вы уже здесь.
   — Я передумала.
   — Понятно.
   Форман обогнул стулья и приблизился к доктору Чин вплотную. Для этого ему пришлось пройти через весь зал.
   — Сначала вы хотите посмотреть, что здесь будут делать, верно? — мягко сказал он. — Вы хотите убедиться, что происходящее вам понравится или не будет противоречить вашим убеждениям, и только потом решите, принять ли в этом участие? Удобная отговорка, чтобы стоять одной ногой в дверях, если дела пойдут туго. Вы заранее готовите почву для отступления, я прав?
   — Нет! — ответила она, пожалуй, чересчур запальчиво и вся сжалась, готовая к отпору, тогда как Форман сохранял устало-равнодушный вид. — Откуда вам знать мои мысли? — воскликнула Чин. — Я не привыкла принимать необдуманные решения и пока еще размышляю.
   — Я понял. Вы не любите принимать ответственные решения, вы любите только размышлять о них.
   — Чтобы не ошибиться.
   — Гм. Все достаточно прозрачно. Самый лучший способ отказаться — это пообещать подумать. Таким образом снимаешь с себя всякую ответственность. Фраза «я подумаю» представляет собой вежливую форму отказа — когда хотят от когонибудь избавиться. Эти слова насквозь лживы. На самом деле вы говорите: «Я не хочу даже думать об этом. Отстаньте от меня». — Доктор Форман обвел взглядом аудиторию. — Кто из вас пользовался таким приемом?
   Не меньше половины подняли руки. В том числе и я. Но Форман даже не взглянул на результат, он снова насел на доктора Чин: — А хторране не собираются ждать, пока вы все обдумаете. И мы тоже. Откладывать больше нельзя. Вы должны сделать выбор сейчас. Итак, вы остаетесь или уходите? — Он терпеливо ждал ответа.
   — Не выношу принуждения, — резко бросила доктор Чин. Ее глаза засверкали.
   — Потрясающе. А я не люблю клизму. Но в данном случае наше «нравится — не нравится» не имеет отношения к выбору, который надо сделать, — невозмутимо парировал Форман. — Ну что, остаетесь или еще подумаете? Учтите, раз начав колебаться, человек уже никогда не остановится. Он будет подыскивать новые и новые поводы для этого, отравляя себе жизнь.
   Доктор Чин расстроилась и, казалось, готова была заплакать. Если бы меня не раздражала задержка в занятиях, я бы, наверное, пожалел ее.
   — Ну почему я должна решать это сию минуту? — с отчаянием воскликнула она.
   — Потому что выбор Дороти Чин является частью нашего курса. Мы не сможем двигаться дальше, пока каждый не решит для себя этот вопрос. Иными словами, больше нельзя уходить от ответственности — мол, я должен или должна еще раз подумать.
   — Подождите. — Дороти Чин выставила вперед ладони, словно отталкивая от себя Формана. — Еще минуту.
   Форман выждал несколько секунд и вежливо поинтересовался: — Ну как?
   — Я хочу знать: для чего мы собрались здесь, с какой целью?
   — Хороший вопрос, — одобрил Форман. — Я отвечу, но прежде хочу обратить ваше внимание на то, что это лишь иная тактика проволочек, — Он повернулся, как бы приглашая к разговору остальных. — Пожалуйста, обратите внимание, потому что это касается всех. Перед вами наглядный пример того, что мы творим вместо выбора. Дело не в одной Дороти. Повторяю, это касается всех. Дороти лишь пример. — Форман повернулся к Дороти Чин: — Сейчас я отвечу на ваш вопрос, а потом попрошу ответить на мой.
   Он вернулся на помост и обратился ко всей аудитории: — Правительство Соединенных Штатов, согласовав вопрос с правительствами двадцати трех союзных государств, санкционировало данный постоянно действующий проект. Его цель — подготовить так называемую базисную группу. Это неофициальное название. Группа отнюдь не отборная и никаких привилегий не имеет. Она отличается только тем, что ее участники проявили способность добиваться результата и выразили желание усовершенствовать эту способность. В сердцевинную группу войдут люди, которые примут на себя тяжелейший груз ответственности в войне с Хторром. Чтобы стать членом группы, тренировка не обязательна. Участие в ней — отнюдь не особая честь и не принудительная обязанность. Просто такое деление удобно для широкомасштабного планирования в рамках проекта.
   Тренировка должна помочь вам успешно работать в самых разных областях вашей основной деятельности. Вы — не первые слушатели и не последние. И ваши заслуги будут оцениваться не по успехам в обучении, а по дальнейшим результатам.
   Хочу особо подчеркнуть, что данный курс не имеет политической ориентации. Он на это не претендует, и относиться к нему надо соответственно. Нас не интересуют ваши политические убеждения. Мы предлагаем лишь систему управления. Управления собой. В целях лучшего достижения наилучших результатов. Перед вами открывается возможность войти в круг людей, которые, я цитирую, «посвятили себя решению самой важной проблемы человечества».
   — Что это за проблема?
   Форман остановился и обвел взглядом аудиторию, как бы проверяя, слушают ли его. Он с грустью смотрел на нас с экранов, как отец смотрит на неразумных чад. Мы ждали продолжения.
   Он сошел с помоста и направился к Дороти Чин.
   — Вы спрашиваете, что это за проблема? Ответ очень прост: как нам выжить?
   Форман повернулся, приглашая к беседе остальных: — Вам это кажется очевидным? В действительности это обманчивая очевидность. Проблема оставалась бы насущной, даже если бы наша планета не подверглась нападению со стороны Хторра. Хторранское заражение лишь поставило нас лицом к лицу с неизбежностью.
   Форман снова повернулся к доктору Чин и посмотрел ей прямо в глаза.
   — Дороти Чин, я выдвигаю аксиому. Знаете, что такое аксиома? Исходное утверждение. Оно может быть верным или ошибочным, но доказать его нельзя. Я утверждаю: то, что мы делаем как отдельные личности и как биологический вид в целом, не всегда является теми действиями, которые необходимы для обеспечения нашего выживания. Мы ведем себя так потому, что мы, каждый в отдельности и вид в целом, неправильно понимаем, принимая ложное за истинное, что такое выживание в действительности.
   Обращаясь ко всей аудитории, он продолжал: — Выживание разума мы путаем с выживанием индивидуума, выживание идеологии — с выживанием нации. Выживание человека как вида мы воспринимаем как выживание его мироощущения. А императивы каждого из восприятий выживания разрушают наше собственное «я».
   Он повернулся к Дороти Чин: — В первую очередь сердцевинная группа призвана изучить возможные варианты выхода для человечества. Она будет отвечать за создание ситуационного фона, опираясь на который человечество могло бы выбирать пути, оценивать их и следовать по ним. Попутно группа должна нивелировать устремления научной, политической и военной ветвей общества. Здесь, в этом зале, вас будут готовить к тому, чтобы вы смогли взять на себя такую ответственность.
   Вот какие возможности открываются перед вами. — Доктор Форман снова обращался ко всем нам. — То, для чего мы собрались здесь, не более и не менее как созидание будущего для человечества. — Он резко развернулся к доктору Чин: — Хотите играть в такие игры?
   Она, нервничая., с трудом подбирая слова, проговорила: — Я нахожу затею абсурдной. Ваши речи, эта группа, ее цели — все кажется мне неудачной шуткой. Нет, диким кошмаром. Кто дал вам право принимать решения за все человечество? Кто назначил вас богом?