Герролд Дэвид. Ярость мщения

   Но на этот раз номер не прошел. Куратор была непоколебима. Она смотрела на него как на большого капризного ребенка.
   — Еще рано. Вы же дали обещание выполнять инструкции, не так ли? Согласно инструкции на сегодняшнее утро, вы должны были войти в зал и сесть на свое место. Вы это выполнили?
   — Но ведь ничего не последовало!..
   Метод не приносил успеха, и это ставило его в тупик. Куратор окинула мужчину безразличным взглядом.
   — Вы согласились выполнять инструкции, а теперь собираетесь нарушить слово?
   — Я хочу знать, чем вызвана задержка!
   Голос стал громче, а вид еще агрессивнее. На них смотрели все собравшиеся.
   Меня невольно восхищало самообладание нашего куратора. Ярость мужчины никак не отразилась на ее невозмутимом лице.
   — Вчера вам все объяснили, — сказала она. — Занятие не начнется, пока все не займут свои места. До сих пор остаются незанятыми тринадцать стульев. Один из них — ваш. Вы сами задерживаете остальных.
   Здоровяк разозлился еще больше. Я заметил, как его руки сжались в кулаки, но сказать ему было нечего. Создавалось впечатление, что он знал все ответы, на которые мог рассчитывать. Так что ему не оставалось ничего другого, как вернуться на место.
   Он шумно выдохнул, раздраженно поморщился, покачал головой и пожал плечами, словно говоря: «С такими самодурами бороться бесполезно», — потом повернулся и пошел на свое место. Его шаги звучали громко и возмущенно, как бы посылая ее и всех нас тоже к чертовой матери. Он сел и скрестил руки на груди, являя собой воплощение праведного гнева.
   Прошло еще некоторое время, но ничего нового не произошло.
   Мы сидели и ждали.
   Это начинало надоедать.
   А потом, сменяя это чувство, во всех стало нарастать озлобление. Мы сидели и потихоньку кипятились. Испепеляли взглядами ассистентов — и друг друга. Мы ненавидели опаздывающих, которые заставляли нас ждать.
   Я хотел было, встать и громко выразить простест, но передумал.
   Побоялся.
   Другие тоже боялись. Я повернулся и осмотрелся. Некоторые прятали глаза. Одна женщина тихонько плакала, закрыв лицо ладонями. Никто не обращал на это внимания.
   Я начал испытывать ненависть к ассистентам.
   Потом вернулась скука.
   А потом внезапно меня осенило! Я понял, что происходит. Это была проверка! Мы должны сидеть здесь и ждать. И кое-что понять во время этого ожидания.
   Я встрепенулся. Огляделся, проверяя, чем заняты другие. Я оказался не единственным. Еще парочка слушателей с интересом крутила головами. Они узнали меня и улыбнулись. Я расплылся в ответной улыбке. Мы поняли соль! Вопрос в том, как мы умеем ждать!
   Кто-то неуверенно хихикнул, и вскоре хохотал весь зал. Я отыскал взглядом куратора. Она продолжала сидеть с каменным лицом. С каменным ли? Прикрыв рот ладонью, она закашлялась и отвернулась к стене.
   Когда смех начал стихать, одна из дверей открылась, пропустив в зал шестерых из двенадцати пропавших слушателей. Двое ассистентов развели их по местам.
   Секунду спустя своей энергичной походкой вошел Форман. Он двинулся по проходу, что был прямо напротив меня, и поднялся на сцену. Сегодня он надел свободную блузу цвета меди и широкие спортивные брюки.
   — Доброе утро, — поздоровался он и посмотрел на часы. — Сейчас десять сорок пять. Мы начинаем с опозданием на час сорок пять минут. По правилам, ни одно занятие не может начаться, пока все не будут сидеть на своих местах. Шестеро из вас до сих пор отсутствуют. Еще сорок два человека опоздали. Итого — сорок восемь человек, которые не сдержали данного ими слова. Почти каждый десятый! Вот вам показатель честности группы. Десять процентов времени вам нельзя доверять! И вы еще удивляетесь, почему у вас что-то не получается.
   Он был зол. Или это представление? Я бы не поручился, что нет. Форман сошел с помоста и направился прямиком к куратору. Несколько минут они тихо беседовали, по-том. он вернулся на сцену и снова обвел нас взглядом.
   — Итак, вас тревожит отсутствие шестерых коллег. Никакой загадки тут нет. Они больше не появятся. Они вышли из игры, когда не явились сюда сегодня утром. Эти люди не прошли испытания. У них нет способностей к самоконтролю. Предрасположенность к поражению оказалась сильнее, чем стремление к победе.
   Мы не ставим вам оценок. Здесь не существует правильных и неправильных решений. Единственный способ провалиться — это вообще не явиться на занятия. Если же вы пришли, то независимо от того, что случится здесь, вы автоматически считаетесь успевающими. Здесь все как в жизни, где существует только один путь к поражению — смерть.
   Поэтому мы попросили вас сидеть здесь, на своем месте, в назначенное время каждый день в течение шести недель. Каждый дал слово выполнять это, и вот как вы держите слово. Каждому десятому нельзя доверять. Впечатляющим началом это не назовешь.
   Я хочу кое-что продемонстрировать. — Форман пробежал взглядом по рядам, словно искал кого-то. — Кто из вас опоздал сегодня утром? Встаньте, пожалуйста.
   Около тридцати человек поднялось с мест.
   — В девять ноль-ноль пустовало сорок два стула. Если вы не сидели на своем месте, как обещали, встаньте, пожалуйста.
   Поднялось еще несколько слушателей, потом еще и еще. В конце концов встали сорок два человека.
   — Хорошо, спасибо. — Форман повернулся на помосте, чтобы посмотреть на них всех. — Подойдите сюда, пожалуйста. Вы тоже. И вы. Будьте любезны, станьте в ряд.
   Среди вызванных оказался краснолицый здоровяк, устроивший сцену куратору, и одна из парочки седовласых дам-полковников, которые без перерыва чесали языками.
   — Остальные могут сесть. Спасибо. А теперь, прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы все знали: передо мной мог оказаться любой из вас. Я задам несколько вопросов и хочу, чтобы каждый, оставшийся на своем месте, ответил на них сам для себя.
   Форман повернулся к шеренге вызванных. Было заметно, как они нервничают.
   — Вы можете держать данное вами слово? — спросил он их.
   Те замешкались, не зная, должны ли они отвечать. Форман начал с того конца шеренги, где стояла седая болтунья, и спросил ее: — Вы можете сдержать обещание? Она ответила: — Да. Я всегда держу слово.
   — Чушь! Вы нарушили его сегодня утром. В девять часов вас не было на месте. Обстоятельства показывают обратное. Но я спрашиваю о другом: можете ли вы сдержать свое обещание? Вы в состоянии это делать?
   Она поколебалась немного, потом кивнула. Форман посмотрел на нее.
   — Вам хотелось бы уверить меня в этом, не так ли? Что ж, сейчас проверим. — Он перевел взгляд в дальний конец зала и сделал знак куратору. — Дайте мне тестер на искренность, пожалуйста.
   Куратор курса подошла к нему с плоской деревянной коробкой в руках. Форман открыл ее и вынул зловещего вида вороненый армейский револьвер сорок пятого калибра.
   — Всем видно? — спросил Форман, подняв револьвер над головой. Он прошел по кругу, чтобы все могли рассмотреть оружие. Над сценой, зажужжав, спустились центральные экраны, показывающие крупный план. Я поискал камеры. Они прятались за стеклами узких прорезей в стенах под самым потолком.
   Я снова посмотрел на Формана. Он направил дуло револьвера на седую дамуполковника.
   — Как вы думаете: если я нажму на курок, вы умрете? Та не могла отвести взгляд от оружия.
   — Он не заряжен. Вы просто пытаетесь взять меня на пушку.
   — Ничего подобного, — заверил ее Форман. — Я говорю серьезно.
   Он отвернулся от нее, шагнул вперед и встал в стойку, слегка расставив ноги и взяв револьвер обеими руками. Высоко подняв его, он зажмурил один глаз, прицелился в дальний угол и нажал на спуск. Револьвер бабахнул, как пушка! Пуля срикошетила от потолка, ударилась о стену, брызнув пластиком и известкой, и запрыгала по натертому паркету. Эхо выстрела загуляло по залу.
   Форман повернулся к даме.
   — Ну а теперь? — спросил он снова. — Вы умрете, если я выстрелю?
   — Вы не сделаете этого, — сказала она не очень уверенно.
   Вся шеренга явно нервничала.
   — Почему? — возразил Форман. — Вы рискнете поставить свою жизнь на это?
   — Вы лишь хотите заострить вопрос, — предположила дама.
   Форман обратился ко всей аудитории: — Между прочим, у меня есть письменное разрешение президента Соединенных Штатов на любые действия, которые я сочту необходимыми, — вплоть до убийства любого из слушателей в этом зале. — Он посмотрел куда-то поверх наших голов. — Дайте, пожалуйста, разрешение на экраны. Просто на всякий случай, если кто-нибудь сомневается.
   Экраны вспыхнули, и на них появился официального вида документ. Я узнал печать президента и подпись.
   — Спасибо, — поблагодарил Форман. — По понятным причинам мне бы не хотелось им воспользоваться, но сейчас другого выхода нет. — Он повернулся к седовласой даме-полковнику. — Итак, возможно, вы правы по поводу обострения ситуации. Вопрос заключается в том, насколько далеко при этом я зайду. Ведь вы, по сути, не знаете, нажму ли я на курок.
   — Э-э, надеюсь, что нет.
   — Я не спрашиваю, на что вы надеетесь. Вы заметили, что ни разу не ответили на мои вопросы? Вы их комментируете, таким способом увиливая от ответственности. Между тем я прошу вас лишь ответить: да или нет? На это вы способны?
   — Я думаю, да. Форман поморщился.
   — Да, — торопливо поправилась полковник.
   — Спасибо. — Он снова направил на нее револьвер. — Итак, умрете вы, если я нажму на курок?
   — Возможно.
   — Возможно?! — Форман произнес это нарочито ошеломленно. Он обвел нас взглядом, словно приглашая вместе позабавиться шуткой. По аудитории пронесся нервный смешок.
   — Я хотела сказать, что это зависит от того, куда вы попадете.
   — Вот видите, вы не можете ответить просто: да или нет.
   — Но вы выразились неточно. Существует довольно большая вероятность, что я останусь в живых после выстрела.
   — Я выразился неточно?! — Форман даже приоткрыл рот от изумления. — У меня в руках армейский револьвер сорок пятого калибра. Гарантирую стопроцентную смерть. Я же выстрелю в упор. Неужели вы не понимаете этого?
   Но дама по-прежнему стояла на своем: — Это вы так считаете.
   — Ладно, — вздохнул Форман. — Давайте уточним условия специально для вас, чтобы не оставалось никаких сомнений.
   Он быстро шагнул вперед и приставил ствол к ее рту. Несколько человек с криками вскочили со своих мест… Форман, обернувшись, рявкнул: — Сядьте! Вы дали слово выполнять инструкции! Если вы не будете им подчиняться, ничего не выйдет. А ну сядьте!
   Они сели.
   Меня начало трясти. Я знал, что последует за этим. Форман повернулся к полковнику и снова поднес револьвер к ее губам.
   — Ну как? Умрете вы, если я спущу курок?
   Она с ужасом скосила широко раскрытые глаза на ствол револьвера, кивнула, словно это было единственное, что ей по силам, и промычала: — Угм-хм.
   — Отлично. Вы дали очень четкий ответ. Значит, насчет последствий мы больше не сомневаемся, да?
   — Угм-хм.
   — Хорошо. А теперь, если я попрошу вас держать свое слово и быть каждый день в этом зале на своем месте вовремя и пообещаю, что в противном случае вышибу ваши мозги, вы будете его держать?
   Женщина колебалась с ответом. Я дрожал за нее.
   — Вопрос очень простой, — сказал Форман. — Однако не торопитесь. Я хочу, чтобы вы были уверены в своем ответе, потому что действительно могу заключить такое соглашение. — И он снова повторил: — Если вы знаете, что должны быть здесь, на своем месте, вовремя, каждый день — а в противном случае я прострелю вам голову, — сможете вы это выполнить?
   Полковник кивнула.
   — Конечно сможете. Вы сделаете все, что потребуется, только бы сохранить жизнь. Если вы знаете, что сдержать данное вами слово необходимо для выживания, вы выполните это, не так ли?
   — Угм-хм.
   — Прекрасно. Благодарю вас. — Форман убрал револьвер. — Итак, теперь мы знаем, что вы можете держать слово. Вопрос в том, захотите ли вы держать его?
   Женщина не ответила. Она упала без чувств. Форман нагнулся над ней.
   — Это тоже не поможет, полковник Ирвинг! Вы не спрячетесь за этим. Я спрашиваю, будете вы держать слово?
   Полковник Ирвинг громко всхлипывала. Два ассистента направились к сцене. Форман жестом остановил их.
   — Вы согласились следовать инструкциям. Если вы сейчас же не подниметесь, полковник Притворяшка, я вышибу из вас мозги.
   В наступившей тишине щелчок взведенного курка прозвучал неправдоподобно громко.
   Полковник Ирвинг мгновенно вскочила на ноги.
   — Спасибо, — поблагодарил ее Форман и повернулся к аудитории. — Видели, что заставляет некоторых из вас держать слово? Начинаете понимать, чем занимаются некоторые из вас вместо этого?
   Я дрожал так сильно, что едва мог усидеть на стуле. Форман убрал «тестер на искренность» в ящик, куратор курса унесла его. Форман посмотрел на нас: — Поняли, в чем суть? Вы можете держать слово, но не держите! Вы делаете это, только если от его соблюдения зависит ваша жизнь. Вы придаете так мало значения словам, слетающим с ваших уст, что готовы ляпнуть что угодно, лишь бы выглядеть получше. Так вот, наш курс посвящен не умению производить впечатление…
   — Я думал, ваш курс посвящен сути человечности! — выкрикнул кто-то с места.
   Форман повернулся к крикуну: — Вы дали обязательство не открывать рот, пока вас не попросят. А что касается курса, то он весь посвящен сути человечности — только мы не можем начать обсуждение, потому что вы до сих пор находитесь на уровне шимпанзе.
   — Лично я пришел вовремя! — возразил мужчина.
   Я вытянул шею, чтобы получше рассмотреть его. Он встал, тощий, красный и очень сердитый. Форман хранил невозмутимость.
   — Значит, вы считаете, что чисты только потому, что вы явились вовремя? Ошибаетесь. Мы здесь находимся на другом уровне, который вам еще не доводилось испытывать. Отнюдь не случайно вы оказались в группе, которой нельзя доверять на десять процентов. Ваша чистота — на общем уровне.
   Тощий мужчина запротестовал: — Но я не вижу, каким боком это касается войны.
   — Все очень просто, — ответил Форман. — Если мы хотим победить Хторр, нам необходимо быть чистыми на уровне вида. Не меньше. Мы не остановим хторран благодаря счастливому случаю. Это произойдет только в результате согласованных, контролируемых и целенаправленных действий. Только чистота дает результат. А теперь внимание! Все настолько просто, что вы, с вашей обезьяньей логикой, легко пропустите это мимо ушей. Чистота есть не что иное, как умение держать свое слово — и помогать окружающим держать слово, данное ими.
   Он сделал паузу дабы это улеглось в наших головах, а тем временем подошел к кафедре и положил в рот таблетку, чтобы не пересыхало горло. Когда Форман вернулся на место, скрипучие нотки в его голосе исчезли и он снова звучал свободно.
   — Итак, — энергично продолжил он, — сегодняшнее занятие посвящено правде. Большинство из вас не имеет понятия, как говорить правду, — потому что вы не можете распознать ее. Существует большая разница между тем, во что вы верите и что реально существует. У вас будет возможность прочувствовать эту разницу здесь. Для большинства это будет откровением. Буквально откровением…
   И тут я вскочил со стула с криком: — Нет! О, только не это опять!
   Меня перехватили на полпути к двери. Только вшестером они сумели повалить меня на пол, но даже тогда я не перестал сопротивляться…

 

   Редкой длины был пенис у Боба,

   И жена его была красивой особой.

   Как-то он проснулся

   И громко ужаснулся:

   «Эй, жена! Чем мы заняты оба?»

ДЖЕЙСОН ДЕЛАНДРО

   Человека оценивают по его врагам.

Соломон Краткий

 
   Я опрометью выскочил из купола.
   И едва не врезался в червя. Маленького. Ярко-красного. Впрочем, такого чуда, как маленький червь, не существует! Этот был длиной метра три и доходил мне до пояса…
   Что-то дернуло меня за ноги, ружье отлетело в сторону, и я плашмя грохнулся на землю…
   Кто-то прямо надо мной палил из автомата! Я закрыл голову руками и изо всех сил вжался в землю. Однако червь не спешил обрушиться на меня.
   Похоже, он и не собирался. Все черви, которых я встречал до сих пор, перед нападением приподнимались. У меня даже была теория насчет этого, правда непроверенная.
   Внезапно наступила тишина.
   И я был еще жив.
   Может быть, поднимаясь, червь бросал вызов, давал противнику последний шанс отступить? И еще, возможно, стоящие люди кажутся хторрам агрессивными, готовыми вот-вот напасть. Очевидно, поэтому черви почти всегда атакуют людей, оказавшихся в поле их зрения. И очевидно, поэтому я еще жив.
   Я лежал, уткнувшись в землю, боясь поднять голову.
   Что делает червь?
   Я слышал, как он приближается. Почувствовал, как что-то легонько коснулось моих рук. Мех червя? Волоски покалывали.
   Я даже слышал дыхание: долгие, медленные, глубокие вдохи. Ощущал его тепло. Его запах был… пряным?
   Что-то легонько похлопало меня по спине. Антенны? Нет, скорее клешни.
   Я лежал, прижавшись лицом к земле, и ждал смерти. Но одновременно меня терзало любопытство: что делает червь? Хотелось посмотреть хоть одним глазком.
   Убьет он меня, если я приподниму голову?
   Я еще собирался с духом, когда послышалась призывная трель и червь отполз.
   Человеческий голос сказал: — Вставай.
   Что за чертовщина?
   — Встань! — повторил голос.
   Ярость мщения Я поднял голову. Их было шестеро: четверо мужчин, две женщины. И червь. Кроваво-красный, с розовыми и оранжевыми полосами, медленно плывущими по его бокам.
   Они расположились напротив меня неровным полукругом. Все с оружием. Все мужчины, кроме одного, бородаты. Один из бородачей — чудовищно огромный человеческий экземпляр. Одна из женщин беременна. Другая, худая и смуглая, показалась мне знакомой.
   Ни Маккейна, ни маленькой девочки я не увидел.
   Главарь выглядел лет на тридцать пять, хотя мог быть и старше. Он единственный из мужчин не носил бороды. Очки в роговой оправе; длинные волосы песочного цвета чуть тронуты сединой на висках. Одежда его состояла из свободного свитера, брюк хаки и тяжелых башмаков. Если бы не автомат на плече, он походил бы на университетского профессора в отпуске. А если бы не червь рядом с ним, выглядел бы даже дружелюбно.
   Он махнул червю рукой: — Место.
   Потом кивнул мне: — Поднимайтесь. Орри вас не тронет. Орри?
   Я стоял уже на четвереньках, когда худая женщина сказала: — Пока достаточно. Я замер.
   И не мог оторвать глаз от червя. Неужели они его приручили? Как? Это ведь считалось невозможным. Человек с песочными волосами кивнул гиганту: — Обыщи его.
   Гигант навис надо мной, как чудовище Франкенштейна. Шестьсот фунтов одушевленных мускулов. Он зашел сзади, взял меня под мышки и, одним рывком поставив на ноги, начал вынимать вещи.
   Отстегнул мою кобуру с пистолетом и отбросил ее в сторону.
   Задрал мне штанину и вынул из ботинка нож. Снял с меня рюкзак и портупею. Ощупал талию и карманы. Вынул из них все и побросал в сторону. Где рюкзак? Если бы удалось дотянуться до запястья, я бы вряд ли остался в живых, но многих захватил бы с собой.
   Теперь Франкенштейн обыскивал меня так медленно и методично, что я усомнился в его умственных способностях. Сначала он зажал своими огромными ладонями мою правую руку и ощупал ее вплоть до кисти, потом принялся за левую, снял с меня часы и бросил их к остальным вещам. Ту же процедуру он проделал с моими ногами. Его лапищи были размером с лопату каждая; меня словно промассировали двумя окороками.
   Он провел ладонями по моему торсу — сзади, по бокам и спереди. Вынул все из нагрудных карманов. Нащупав мой личный знак, он хрюкнул и, сорвав его вместе с цепочкой, швырнул в общую кучу. С каменной мордой проверил пах.
   Не обращая на него внимания, я искоса посмотрел на главаря. Он твердо встретил мой взгляд. Да, определенно университетский профессор. Интересно, какой предмет он преподавал? Что-нибудь околонаучное. Вроде американского жаргона. Я намеренно уставился на червя.
   Тем временем Франкенштейн закончил обыск. Он ухватил меня за плечи и поставил на колени, затем осторожно, словно ребенка, заставил меня положить руки на голову. Классическая поза военнопленного. Потом он отступил на шаг, и я услышал лязг затвора.
   Главарь по-прежнему изучающе смотрел на меня. Решал мою участь? По его лицу ничего нельзя было понять.
   Холодные капли пота, щекоча, стекали по моей спине. Червь поворачивал глаза то так, то эдак, разглядывая меня.
   Он напоминал большую розовую марионетку, управляемую сумасшедшим кукловодом. Зрелище было бы комичным, если бы не наводило ужас.
   Червь начал тревожно подергивать челюстями. Это напоминало нервный тик — или предвкушение удовольствия.
   Неужели они ждали, что я начну хныкать?
   В течение полусекунды я взвесил такую возможность. Что-нибудь изменится от этого? Нет.
   Человек с песочными волосами подошел к моим вещам и мыском башмака разбросал кучу. Затем занялся моим личным медальоном.
   — Армия Соединенных Штатов. Плохо дело.
   — Убей его, — сказала худая женщина. Я по-прежнему не мог вспомнить, где ее видел.
   Главарь не обратил на нее внимания. От него не укрылось, как я смотрю на червя.
   — Орри, — сказал он чудовищу. — На разведку. — И помахал ему рукой.
   Червь свистнул в ответ и втянул глаза. Затем плавно покатился вперед, обнюхивая землю.
   Человек с песочными волосами приказал двум мужчинам: — Ступайте с ним. Посмотрите, нет ли там кого-нибудь еще. — Потом повернулся ко мне и потряс медальоном. — Леди, — обратился он к женщинам. — Рад представить вам лейтенанта Джеймса Эдварда Маккарти, Вооруженные силы США. — Он сделал паузу для пущего эффекта. — Только что ушедшего в отставку. — И уронил мой личный знак на землю. Он задумчиво смотрел на меня сверху вниз пронзительно синими глазами. — Вопрос, стоящий перед нами, очень прост. Не так ли, лейтенант Маккарти?
   — Разве мое мнение учитывается?
   Он задумчиво потер шею, потом как бы вскользь заметил: — Почему люди всегда все так усложняют?
   Шагнув ко мне и с глубокомысленным видом скрестив руки на груди — при этом его толстый свитер собрался спереди складками, — он стал сверлить меня пристальным взглядом. Чтобы посмотреть на него, мне приходилось выворачивать шею. Этот подонок специально так встал.
   — Я хочу задать вам один вопрос, — сказал он. — Вы должны ответить на него: «да» или «нет». Изворачиваться не советую. Любой ответ, кроме «да», будет расценен как «нет». Вам все понятно? — Его взгляд был неприятно пристальным.
   — Да, — ответил я.
   — Прекрасно. — Он задумчиво посмотрел на меня. — Итак, вопрос: вы хотите жить? — И в ожидании ответа склонил голову набок.
   Я облизал губы. В горле вдруг пересохло. Я чувствовал, как пульсирует кровь в висках. Вопрос задан неспроста. Этот человек — сумасшедший. Если я произнесу что-нибудь кроме «да», он убьет меня.
   — Да, — прохрипел я.
   — Отлично. — По его лицу скользнула тень удивления. Он повернулся к женщинам: — С каким трудом им даются очевидные ответы, верно?
   Женщины прыснули. Главарь посмотрел на меня решительно и деловито.
   — Это зависит исключительно от вашего выбора — жизнь или смерть. Вы понимаете?
   — Да. — Я ненавидел его. — Понимаю.
   — Вы сделаете выбор сами — никто иной.
   Я заколебался, но потом все-таки сумел выдавить: — Да… И это я понимаю.
   — Очень хорошо, лейтенант Маккарти. Бывший лейтенант Маккарти.
   Он присел передо мной на корточки, так что мы оказались лицом к лицу.
   — Меня зовут доктор Джейсон Деландро. Я здесь главный. Вы это поняли?
   — Да…
   — Вы освобождены от прежней службы. Это тоже вам понятно?
   — Э-э… нет.
   Он подобрал медальон и показал его мне.
   — Существует группа людей, которые называют себя правительством Соединенных Штатов…
   — Мне приходилось слышать о них.
   — Не острите, — сказал Деландро. — Избыток остроумия может довести до могилы. Вы поняли?
   — Да.
   — Эта группа — правительство Соединенных Штатов — считает, что представляет население всего континента. Вы учились в школе, Джеймс Эдвард Маккарти?
   — Да.
   — Вас учили, что правительство должно быть подотчетно рядовым избирателям?
   — Да.
   — Вас учили, что, если правительство нарушает это обязательство, люди имеют право сменить его?
   — Это записано в Декларации независимости.
   — Вы изучали ее? — спросил Деландро, тщательно имитируя терпение.
   — Да.
   — Вы изучали ее просто так? — повторил он. — Или для того, чтобы нести гражданскую ответственность?
   — Э-э… чтобы нести ответственность.
   — Сомневаюсь, — возразил Деландро. — Очень сильно сомневаюсь.
   — Может быть, некоторые понимают ответственность несколько иначе, чем вы, — предположил я.
   — Вот здесь я с вами абсолютно согласен, — сказал он, впервые улыбнувшись. — На этом материке есть люди, не желающие больше терпеть того, чтобы так называемое правительство Соединенных Штатов самозвано выступало и действовало от их имени. Это вам понятно?
   — Да…
   — Ой ли? — Он смотрел так, словно хотел заглянуть в мою душу. — Или вы просто говорите «да», чтобы не мучить себя и не слышать моих слов?
   Я перевел дыхание и твердо посмотрел ему в глаза.
   — Нет. Я вас понял.
   Мои колени болели, руки затекли. Пот стекал ручьями. К тому же не давала покоя мысль о моем мальчишке.