Герролд Дэвид. Ярость мщения

   — Можно мне встать?
   — Сейчас встанете. Только сначала договоримся о главном.
   Он поднялся на ноги и вытащил из-под свитера пистолет, — Знаете, что это за вещь?
   Вещью был никелированный вальтер «ППК». Интересно, с чьего тела он снят?
   — Это пистолет.
   — Знаете, что им делают?
   — Им убивают людей.
   — Очень хорошо.
   Деландро поднес пистолет к моему лицу, причем так близко, что я не мог сфокусировать зрение. Дуло почти касалось моих ноздрей.
   — Пахнет порохом?
   Я заставил себя кивнуть.
   Он раздвинул дулом мои губы.
   — Чувствуете вкус металла?
   Я снова попытался кивнуть. Сердце мое стучало прямо в горле.
   — Хотите попробовать пулю?
   Очень медленно я покачал головой. Глаза слезились, но я боялся моргнуть.
   — Отлично. Джеймс Маккарти выбрал жизнь. Теперь вы готовы выслушать условия нашего соглашения. Я попрошу вас дать мне слово. Если вы нарушите его, я вас убью. Я вышибу из вас ваши вонючие мозги. Понятно?
   — Ум-гхм!
   — Опять начинается? — Он отвел пистолет от моего лица.
   — Да! — почти выкрикнул я в ужасе и, проглотив слюну, добавил: — Я понял. Если я нарушу слово, вы меня убьете.
   Деландро криво ухмыльнулся.
   — Очень хорошо, Джеймс. Это может стать твоим шансом, в конце концов.
   Он хотел было отойти от меня, как вдруг резко развернулся и снова присел передо мной на корточки. Его лицо было очень близко. Он смотрел мне прямо в глаза холодным взглядом.
   — Ты, скользкий мерзавец! Думаешь, одурачил меня хоть на минуту? Ты убил бы меня, не сходя с места, если бы был уверен, что сможешь потом безнаказанно смыться. Ты просто ждешь удобного случая, не так ли?
   Я не отвечал, просто с отвращением смотрел на него. Он выразительно помахал пистолетом.
   — Говори правду, Джеймс.
   — Все так, — ответил я. Это была правда.
   — Благодарю, — обезоруживающе улыбнулся Деландро, как будто мы были старинными друзьями. — Видишь, никакого наказания за правду не последовало, Джеймс. Можешь говорить все, что хочешь. Я переживу.
   — Вы не ошиблись. — Я не пытался больше скрывать ненависть. — Именно об этом я и думал.
   — Спасибо. — И Деландро неожиданно горячо добавил: — Я ценю твою искренность. Это очень хорошее начало. Понимаешь, — продолжал он, — убить меня хочешь не ты, а солдат, что сидит в тебе. Ты — жертва промывания мозгов. Они у тебя превратились в злобную армейскую машинку. Но я не слушаю, что она шипит, ибо знаю, откуда это берется. А также знаю, что под маской скрывается твоя истинная сущность. В действительности ты вообще не хочешь никого убивать.
   — Вы правы. Я не хочу убивать. — Я произносил слова очень осторожно и очень спокойно. — Но вас убью при первой же возможности.
   — Какая отвага! — улыбнулся Деландро. — Типичный пример солдафонского мышления. — Он похлопал меня по плечу. — Можешь гордиться собой. Ты меня напугал.
   — Я не пугаю, — предупредил я. — Я действительно убью вас.
   Он изучающе посмотрел на меня.
   — Ты хоть понимаешь, как глубоко погряз в этой трясине?
   — Вероятно, мне потребуется время. Но можете не сомневаться: я убью вас.
   Деландро поднялся на ноги. Мои слова не произвели на него никакого впечатления.
   — Если бы я почувствовал, что это правда, — сообщил он, — то не стал бы нянчиться с тобой. — Он сунул пистолет за пояс и прикрыл его свитером. — Тебе понятны условия нашего соглашения?
   — Да — И что же тебе понятно? Я со злостью ответил: — Если я нарушу свое слово, вы убьете меня.
   — Таким образом… — подсказал он.
   — Жить мне, или нет, зависит от меня самого.
   — Очень хорошо! Повтори это, пожалуйста. Полностью.
   Губы не слушались меня, я едва мог говорить. Слова падали как камни.
   — Выбор между жизнью и смертью целиком в моей воле. Если я нарушу данное мною слово, вы убьете меня.
   — Прекрасно, Джим. Можешь встать и опустить руки. Я так и сделал.
   — А теперь, — сказал он, — дай мне слово честно отвечать на все вопросы, не пытаться бежать и по мере своих сил помогать нам.
   Я колебался.
   — Если ты думаешь о присяге, то забудь об этом. Ты — не военнопленный, Джим. Совсем наоборот. Ты получил свободу, но не воспринимаешь это как освобождение, верно?
   — Нет, не воспринимаю, — согласился я. — Если это настоящая свобода, зачем угрожать?
   — Правильно. Тебе известно, как дрессируют мулов? Я отрицательно покачал головой.
   — Сначала упрямого мула стегают плеткой, и лишь когда он обратит на тебя внимание, его начинают учить уму-разуму. Тебе понятна аналогия?
   — Да.
   — Отлично. Ты не ощущаешь свободы. Пока не ощущаешь. Не волнуйся, со временем это придет. А до тех пор я хочу заручиться твоим словом.
   Я по-прежнему колебался. Деландро изобразил удивление.
   — Тебе что-нибудь непонятно, Джеймс? Разве мы не договорились?
   Он сунул руку под свитер и взялся за рукоятку пистолета.
   — Даю слово.
   — Спасибо, — сказал Деландро.
   И помахал рукой кому-то за моей спиной.
   — Все в порядке. Расслабьтесь. Я оглянулся.
   Позади меня обосновались два червя. Крупнее того, которого называли Орри.
   Все это время они находились за моей спиной.

 

   Леди из индийской столицы

   Совсем никуда не годится,

   Она кушает фецес

   С добавлением специй.

   (Рецепт наколот на ее ягодицах.)

МИСТЕР ПРЕЗИДЕНТ

   Многое из того, что я говорю, воспринимают как политическую сатиру. Тут у меня много общего с Конгрессом.

Соломон Краткий

 
   Всего их было четырнадцать: восемь мужчин и шесть женщин. И три червя. И целая свора собак, тявкающих и скулящих. Я заметил, что собаки держатся подальше от червей.
   И еще была… кроликособака.
   Точнее, ее подобие.
   Но только не розовое, не толстенькое и не забавное. И выглядело оно отнюдь не дружелюбно. С метр ростом, тощая и гибкая, красновато-коричневая, тварь походила на кроликособаку, с которой ободрали пушистую щубку. Лапы твари напоминали крысиные, а глаза имели красноватый оттенок. Существо нахально шныряло между собаками, червями и людьми, принюхиваясь и попискивая, как белка; время от времени оно останавливалось, чтобы исследовать камень, растение — все, что попадалось. Его любопытство было ненасытным. Тварь вперевалку припрыгала к куче моих вещей и стала их разбирать. Подняла мой личный знак, понюхала его, попробовала на зуб.
   Деландро наклонился и, забрав медальон у голой кроликособаки, сказал: — Нет, нет, мистер Президент. Брось эту гадость. Мистер Президент сначала растерялся, но потом признательно запищал и занялся остальными вещами.
   — Джеймс, иди за мной.
   Деландро повернулся спиной к мистеру Президенту и остальным и пошел прочь от купола. Когда мы проходили мимо джипа, я увидел на земле много крови, но тел нигде не было. Ни Маккейна, ни девочки. Черви не оставляют трупов. Деландро продемонстрировал мне это зрелище, но задержаться не дал, а, крепко придерживая меня за локоть, потащил дальше.
   Мы обогнули купола станции. Позади них в тени высоких эвкалиптов был вкопан совершенно неуместный здесь стол для пикников.
   Деландро легонько дернул меня за руку.
   — Сядь, — приказал он.
   Я сел. Он устроился напротив.
   — Все в порядке, Джеймс. Где вы храните запасы продовольствия, оружия, горючего и медикаментов для этого лагеря?
   — Не знаю. — Я покачал головой.
   — Джеймс… По-моему, мы обо всем договорились?
   — Честное слово, не знаю. Я обследовал станцию, когда вы появились.
   Деландро напустил на себя глубокомысленный вид. Очевидно, пытался понять, вру я или нет. Я добавил: — У меня задание проверить заброшенные точки вроде этой. Здесь был крематорий. Тут ничего нет. Даже топлива.
   Деландро обдумал сказанное мною и спросил: — У тебя есть карта? Я кивнул.
   — На ней отмечены другие точки в этом штате? Я замешкался с ответом.
   Лицо Деландро напряглось. Я кивнул.
   — Спасибо, — поблагодарил он.
   — Судя по карте… — начал я и замолчал, чтобы проглотить ком в горле и откашляться. Говорить было трудно. — Судя по карте, на побережье есть местные станции того или иного назначения. На некоторых, возможно, и оборудованы склады, но только не здесь.
   — А где ближайший?
   — Трудно сказать. У нас неполные сведения. Возможно, пара находится близ Атаскадеро. Известны три точки вокруг Сан-Луис-Обиспо и одна в Бьюлтоне, но я не знаю, в каком они состоянии. Их закладывали как временные, только на период эпидемий.
   Деландро хмыкнул.
   — Их усиленно охраняют? В Бьюлтоне, например?
   — Не знаю. Сам Бьюлтон разрушен, там почти никого не осталось. Склад, наверное, законсервирован или обслуживается роботами.
   Мне не нравилось, что я делаю. Каждое слово застревало в горле.
   — Могло там остаться что-нибудь ценное?
   — Наверное. Трудно сказать. Все, что можно, переправили на контролируемую территорию, за линию обороны. Об этой станции могли и забыть.
   — Очень интересно, — заметил Деландро и потер шею тыльной стороной пальцев. Затем поднялся и пошел прочь, оставив меня в одиночестве.
   Я огляделся.
   На меня никто не обращал внимания. Люди Деландро тщательно обыскивали станцию и тащили все подряд. В их поведении не было и намека на торопливость. Они вели себя так спокойно, словно приехали за покупками в местный супермаркет.
   Время от времени кто-нибудь появлялся из купола-конторы и кричал: «Посмотрите, что я нашел!» Обычно это были какие-нибудь предметы обихода. Видимо, в здании размещались и жилые помещения. Кто-то из мужчин нашел розовую комбинацию, что дало повод для многочисленных шуток и веселого смеха в его адрес. Одна из женщин обнаружила кухонный комбайн.
   Они совсем забыли обо мне.
   В горле по-прежнему першило. Я сглотнул слюну и оглянулся.
   Три червя, принюхиваясь, как собаки, обследовали незнакомую территорию. Орри был самым маленьким из них и обладал наиболее яркими отличительными знаками — плывущими по бокам полосами розового, пурпурного, оранжевого и красного цветов. Два других имели похожую, но не столь пеструю окраску.
   Я находился примерно в двадцати метрах от деревьев; никто за мной не наблюдал. Что, если встать и прогулочным шагом отправиться восвояси?..
   Нет, нельзя. Это проверка. Деландро не настолько глуп. Кто-то проверяет, что я предприму и можно ли мне доверять.
   Я снова осмотрелся, на этот раз более внимательно.
   На крыше виднелось слуховое окно, но оно выходило не в мою сторону. Если кто-то и наблюдал за мной, я его не видел.
   Над этим следовало поразмыслить.
   Ренегаты начали складывать добычу на стол, за которым сидел я, и рядом с ним. Надо полагать, я тоже относился к трофеям. Никто не попросил меня помочь.
   Не спеша подошла беременная женщина и бросила на стол свой автомат. Присев в сторонке, она вынула из кармана рубашки пачку сигарет и, прикрыв огонек сложенными ладонями, закурила. У нее были жидкие волосы тускло-серого цвета, старческие морщинки вокруг глаз, но взгляд оставался твердым. Я бы не хотел стать ее врагом. Она заметила, что я наблюдаю за ней, и предложила: — Хочешь сигарету?
   Я вытащил сигарету из пачки и наклонился, чтобы прикурить от ее спички. При этом я мог бы схватить автомат…
   Откинувшись назад, я затянулся и выпустил дым в ее сторону.
   Она посмотрела на меня и улыбнулась.
   — А ты не глуп, да?
   — Во всяком случае, не совсем. — Я пожал плечами и обвел рукой людей, мельтешащих вокруг нас. — Из того, что я этого не вижу, вовсе не следует, что кто-нибудь не держит на прицеле мою башку.
   Женщина улыбнулась, изучая меня, и выпустила дым в сторону. Один из передних зубов у нее отсутствовал.
   — Никто не следит за тобой, — сказала она. — Ты преувеличиваешь собственную значимость. Можешь встать и уйти, если хочешь. Я знаю, что ты думаешь об этом. Так что, если есть желание, валяй.
   — Я не пройду и десяти метров, разве не так?
   Она пожала плечами, затянулась сигаретой и ответила: — Может, и пройдешь. Даже, может, доберешься до своего джипа. Только Орри сегодня еще не завтракал. Он вообще ничего не ел с утра, а потому сидит в джипе и поджидает тебя. Или кого-нибудь еще. Он получил разрешение сожрать любого, кто подойдет близко. Так что тебе придется прогуляться пешком.
   — И уйти удастся не слишком далеко. Я слышал, что черви даже лучшие ищейки, чем собаки. Это правда?
   — Я знаю способ, как проверить это, — рассмеялась она. — Меня зовут Джесси.
   — Сколько времени вы находитесь у Деландро?
   — Скоро год. Джейсон лучше всех. Знаешь, он — гений.
   — Нет, не знаю.
   — Правда гений. Сам увидишь. Даже больше, он — нечто выдающееся. Альфа. Знаешь, что это означает? Власть. Джейсон — источник. Я знаю, что тебе пока не понять этого. Но все образуется. Просто дай его знанию влиться в тебя. — Ее глаза сияли. — Тогда все поймешь.
   — Вы очень высокого мнения о нем, не так ли?
   Другую, более уклончивую формулировку я не смог придумать.
   Она повернулась ко мне, затянулась сигаретой, потом сказала: — Послушай, когда Джейсон подобрал меня, я была ходячей раненой. Ты ведь слышал о стадах?
   — Одно даже видел, в Сан-Франциско, — кивнул я.
   — Да, но там оно искусственное. Они собрали всех в одну кучу, потому что думают, будто так легче управлять ими — парой тысяч сразу. Я жила в настоящем стаде. — Она говорила об этом совершенно спокойно. — Ниже по побережью, в ЛосАнджелесе. Нас было всего тридцать или пятьдесят — это оптимальная численность. Мы не слишком жались друг к другу, просто бродили вокруг, как кучка ошеломленных зомби. Многого я не помню. Помню только, что постоянно хотелось есть, и мы ели все подряд, что можно и чего нельзя. А потом появился Джейсон и не позволил мне больше оставаться зомби. Он вернул меня к жизни. Теперь я живая. Я — частица нашего будущего. — Она с гордостью похлопала себя по животу. — У меня есть дело, которое надо выполнить.
   — Примите мои поздравления, — сухо сказал я и, затянувшись в последний раз, щелчком отбросил сигарету через поляну.
   Блестящая черная тысяченожка прошмыгнула по земле, схватила окурок и сожрала его — прямо с тлеющим концом. Один из червей скользнул вперед, сграбастал тысяченожку и затолкал себе в пасть.
   Джесси затушила сигарету о дощатую крышку стола.
   — Позволь предупредить тебя кое о чем. — Неожиданно она стала чрезвычайно серьезной. — Мы представляем новый порядок, новую жизнь во Вселенной. Мы живем в совершенно другом мире, отличном от твоего. И хотим поднять тебя на свой уровень — и поднимем в конечном итоге. Но сейчас ты продолжаешь хранить верность шайке высокопоставленных уголовников и готов убивать во имя этой мнимой преданности. Поэтому ты пока представляешь для нас опасность, и мы вынуждены эту опасность нейтрализовать. Мы не хотим убивать тебя, но убьем, если потребуется.
   — Да, конечно, — дерзко ответил я. — Это ведь часть нового образа жизни. Вы без этого не можете, не так ли?
   Она удивленно посмотрела на меня.
   — Между прочим, да. — И горячо добавила: — Но разница заключается в том, что мы способны контролировать свои поступки. Это — заслуга Джейсона. Настоящая свобода! Мы свободны от оков преданности кому бы то ни было и ложных идеалов, которые ты считаешь жизнью. Ты хочешь жить полноценной жизнью, Джим? Мы научим тебя жить в понимании этого слова — более того, подарим тебе свободу, о которой ты даже не подозреваешь! Однако фокус состоит в следующем: все, что будет с тобой происходить, особенно то, что мы будем делать, чтобы разрушить твои ложные убеждения и глупую преданность, ты воспримешь как угрозу своему существованию. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Я посмотрел на нее: — Понимаю. Вы не просто спятившая с ума болтунья. Вы — офицер службы пропаганды, верно?
   Она даже глазом не моргнула.
   — Я задала вопрос. Ты понял меня?
   — О да. Я понял. — Во мне снова закипела враждебность. — Даже больше, чем вы думаете.
   — Глупости, ничего ты не понял. Ты по-прежнему относишься к неразбуженным.
   — Неразбуженным?
   — Ты по-прежнему зомби, — пояснила Джесси. — Бродишь вокруг да около в своем трансе. Ты думаешь, что живешь, а на самом деле даже не знаешь, что такое жизнь. Пока не знаешь.
   Я отвернулся. Глядел на небо, на деревья, на дома — на все, что угодно, только не на нее. Джесси терпеливо ждала. Наконец я снова встретился с ней взглядом.
   — Я хочу пить.
   Она передала мне фляжку. Вода была теплой.
   — С тобой все в порядке?
   — Нет, — ответил я. — А вы ожидали другого?
   — Тебе страшно?
   Я сделал еще глоток. Опустил глаза на землю. Покачал головой. Я не отвечал на вопрос, и она могла подумать, что так оно и есть. Но я в это время думал: «О, мамочка Маккарти, куда вляпался твой сын на этот раз?» Не поднимая глаз, я вернул флягу.
   — Не надо волноваться. Это пройдет. И, встав, Джесси пошла прочь от меня.

 

   Представьте такую картину:

   Хоровод ведут мужчины.

   А кто-то прилег на бочок

   И свой канифолит смычок.

   Вот бы прервать их концерт посредине!

ЛУЛИ

   Параноики имеют свойство надоедать добрым людям.

Соломон Краткий

 
   У них было три мотоцикла, два военных грузовика с брезентовым верхом и микроавтобус. А теперь еще и мой джип.
   — С кем ты хочешь ехать? — спросила меня Джесси. — С нами в микроавтобусе или с Орри в грузовике?
   Я немного подумал. По крайней мере, точно известно, чего следует ждать от Орри.
   — Если можно, в микроавтобусе. Спасибо.
   Я забрался в него через заднюю дверцу. Внутри тихонько сидела та самая малышка и раскрашивала картинки в альбоме. Увидев меня, она подняла голову: — Привет. Ты поедешь с нами?
   — Он наш гость, Лули, — сказала Джесси, поднявшись в автобус следом за мной. — Садись здесь, — показала она мне.
   — О, — сказала Лули. — Хочешь бутерброд? А может, воды?
   — Что? Нет, спасибо.
   Внезапно я почувствовал себя отвратительно. Болван! Лули — приманка.
   — Я сама сделала бутерброды, — похвасталась она. Я слабо улыбнулся.
   — Не хочу, спасибо.
   Это не ее вина, сказал я себе. Она еще слишком мала, чтобы понимать. Между прочим, сколько ей лет? Трудно сказать. Впрочем, какая разница. Теперь это не имеет значения. Маккейн мертв. Должно быть, она знает о этом. Как она могла не понимать, что делает? Я заставил себя разжать кулаки. Хотелось схватить Лули и трясти. изо всех сил. Пока глаза у нее не вылезут, пока она не подавится собственным языком, пока кости у нее не захрустят…
   Чертова кукла! Я откинулся на сиденье и, скрестив руки на груди, злобно уставился перед собой, чувствуя, что схожу с ума.
   Нет, я давно спятил, а сейчас становлюсь еще более сумасшедшим.
   Один из мужчин уселся за руль. Рядом с ним разместилась очень худая девушка с мрачным выражением темных глаз. На коленях у нее лежал мой пистолет. Интересно, хочет ли она по-прежнему убить меня? Наконец я вспомнил.
   Чтобы удостовериться, я, подавив злость, наклонился к Лули и шепотом спросил: — Ее зовут Марси? — и показал на девушку.
   — Угу, — кивнула девочка.
   — Так я и думал.
   — Ты ее знаешь?
   — Когда-то знал.
   Три года назад Марси находилась в Денвере. Она потеряла свою собаку по кличке Рангл. Это был нечесаный лохматый белый пес. Он скулил и пытался убежать, а когда червь обрушился на него, страшно завизжал. Но Марси не знала об этом. Я ей никогда не рассказывал. Вместо этого я переспал с ней. Помнит ли она об этом? Может быть, здесь и кроется причина ее ненависти ко мне?
   Лули польстило мое доверие. Она предложила: — Хочешь, покажу тебе мой зверинец?
   — Твой зверинец?
   — Угу! Там у нас есть свинообраз, и вампир, и детеныш…
   — Лули! — строго одернула ее Джесси, подсев к нам. — Ты ведь знаешь правила. Гостям нельзя все рассказывать.
   — Да, Джесси. Извини меня, пожалуйста.
   Лули повернулась ко мне и выразительно прижала палец к губам.
   Водитель вывел микроавтобус вперед, и машины выстроились в походную колонну. Я повернулся к окну: может, удастся запомнить дорогу.
   Впереди ехали два мотоциклиста, явно выполняя роль разведки. За ними следовал грузовик с двумя большими червями, потом фургон, сзади — грузовик с Орри и Де-ландро. За ними Франкенштейн вел мой джип, нагруженный добычей, поверх которой восседал мистер Президент. Голая кроликособака с любопытством смотрела в мой бинокль, приложив его к глазам не тем концом. Третий мотоциклист замыкал конвой.
   Я посмотрел на Джесси: — Могу я спросить?
   Она пошарила в холодильнике и извлекла оттуда свежее яблоко.
   — Можешь. — Она вгрызлась в яблоко. — Но ответить не обещаю.
   — Как вам, вернее, Джейсону удалось приручить трех червей?
   — А мы их не приручали. Такого понятия, как ручной червь, вообще не существует.
   — Но… — Я оглянулся на едущий сзади грузовик. — Три-то червя у вас есть.
   — Это заслуга Орри. Он привел двух других.
   — Да?
   Она с гордостью кивнула: — Орри вообще особенный. Он — юный бог.
   — Ну ладно, его-то как приручили? Джесси холодно посмотрела меня: — Бога нельзя приручить, Джеймс.
   — Простите.
   — Да нет, все нормально. Это все от твоей неопытности. Возможно, со стороны он и выглядит дрессированным — для непосвященных. С таким же успехом я могу расценить твой личный знак как свидетельство того, что тебя тоже приручили.
   Я промолчал. Развивать эту мысль не хотелось. Но Джесси не унималась; — Чтобы приручить кого-нибудь, Джим, ты должен не уважать его, видеть в нем неодушевленный предмет или животное; и это унижает тебя в еще большей мере, чем того, кого ты хочешь приручить. Ты еще раз отрицаешь, что Бог есть во всех нас. Но если ты сможешь проникнуть глубже и разглядеть душу, то установишь контакт с любым одушевленным существом, с любой частицей Бога на этой планете — независимо от того, в каком теле она обитает. Нельзя выдрессировать душу — можно лишь научиться партнерству с ней.
   — Простите, но я не вижу разницы.
   — Увидишь, — сказала Джесси. — После тренировки.
   — Меня будут тренировать? Она кивнула с набитым ртом.
   — М-м… А что, если я не захочу?
   — Ты уже сделал выбор, — напомнила она. — Вернее, сделала твоя машинка.
   — Еще раз простите, но этого я тоже не понимаю. Она протянула руку и постучала пальцем по моему лбу.
   — Вот твоя машинка, там, внутри. Ты программировал ее со дня рождения. Ты не знал, что программируешь самого себя, но все время занимался этим. Строил логические связи, принимал решения, давал заключения и оценки — и все это лишь на основании того, что варилось в твоем черепе. В любой ситуации ты подсознательно пользовался только одним критерием: причинит ли это вред лично тебе. Подсознательно — подсознательные установки всегда нацелены на выживание. Ты это уже продемонстрировал. Но если ты пробудишься, Джим, то увидишь, как запрограммированность на выживание держит тебя в ловушке.
   — И вы собираетесь разбудить меня?
   — Нет. Ты проснешься сам. Или не проснешься. — Джесси задумчиво жевала яблоко. — Джейсон предоставил тебе единственный выбор, на который ты способен в своем нынешнем состоянии: жизнь или смерть. Ты назвал жизнь. Это твой выбор.
   — А если бы я решил умереть? Что тогда? Джейсон убил бы меня?
   — Джеймс, — терпеливо сказала она, — прислушайся к себе. Если бы ты действительно пробудился, стремление выжить не было бы для тебя самоцелью. Ты не выдержал проверки.
   Я поразмыслил над ее словами.
   — Простите, но мне трудно в это поверить.
   Джесси уклончиво пожала плечами. В течение всей нашей беседы я как бы чувствовал ее эмоциональную отстраненность.
   — То, во что ты веришь, не имеет никакого значения.
   — Для меня имеет, — возразил я. Джесси промолчала. — Ладно. Что ждет меня дальше?
   — Ты будешь нашим гостем. Тебе предоставится возможность сотрудничать с нами любым удобным для тебя способом. Это шанс проснуться и присоединиться к Племени. Или не присоединиться.
   — А что произойдет, если я провалюсь на каком-нибудь из этих этапов?
   — Непременно провалишься.
   — Да?
   Она снова кивнула.
   Я растерялся.
   — Вы чего-то недоговариваете?
   — Нет.
   — Нет?
   Джесси погладила Лули по длинным каштановым волосам и нежно поцеловала. Потом посмотрела на меня: — Понимаешь, тебе кажется, что провал имеет какое-то значение. Ничего подобного. Неудача — еще не смерть. Если ты провалишься, мы дадим тебе столько попыток, сколько потребуется. Мы хотим, чтобы ты победил.
   — А как насчет угроз убить меня?
   — Мы вовсе не угрожали твоей жизни, Джим. Никто. Мы попросили тебя дать слово. Ты его дал. Джейсон объяснил, что произойдет, если ты его нарушишь, и ты дал слово. С этого момента — неужели ты не заметил, Джим? — никто не целился в тебя, никто не охранял и вообще никто не угрожал. Все это тебе только кажется.
   — Однако при попытке бежать вы убили бы меня, разве нет?
   — Убегая, ты нарушил бы свое слово, разве нет?
   — У меня не было выбора… Разговор начал меня немного утомлять.
   — У тебя был выбор.
   — Ага, под пистолетом, приставленным к моей голове!
   — Ну и что?
   — А то, что это ненастоящий выбор.
   — Самый настоящий! Пистолет сделал его очень даже настоящим. Ты выбрал — решил действовать по заложенной в мозгу программе, а сейчас казнишь себя, считая, что сделал неверный выбор. Но ты сделал его.