Гончаров Иван Александрович. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах Том 5

   

     
¹¹
   116
   Обломов объяснял некоторые части плана Штольцу и другим ‹л. 34› – все ободряли, радовались,

   

     
¹отдавали справедливость обдуманности, отчетливости, прекрасным намерениям Ильи Ильича. Оставалось только обдумать

   

     
²частности, потом изложить план [систематически] на бумагу, посоветоваться о каждой статье с опытными хозяевами да тогда уж и ехать в деревню, чтоб под личным руководством приводить свои замыслы в исполнение. Так Илья Ильич и полагает сделать.
   Так вот что занимает его теперь, вот на чем сосредоточивались главные и серьезные виды его в жизни. У кого же после этого достанет духа обвинить героя моего в праздности,

   

     
³когда он [зак‹рывшись›] взаперти, в тиши кабинета, все часы, употребляемые другими на мелкий, незаметный труд, посвящает такой важной, благородной мысли?

   

     
⁴Он, как встанет с постели,

   

     
⁵после чаю ляжет тотчас на диван, на бок, [положит] подопрет голову рукой и обдумывает, обдумывает, не щадя сил, до тех пор пока наконец голова утомится от тяжелой [умственной] работы и когда наконец совесть скажет: «Довольно сделано тобою

   

     
⁶для общего и своего блага».
   Тогда только решается он отдохнуть от трудов и переменить заботливую позу на другую, менее деловую и строгую, а более удобную для мечтаний и неги, для

   

     
⁷беззаботности, покоя, апатии и равнодушия ко всему на свете, смотря по тому, к чему он был в то время склонен.

   

     
⁸
   117
   Так полезно и приятно проходила его жизнь.

   

     
¹Илья Ильич, вследствие долговременного [лежанья] упражнения и опытности в лежанье, изучил до [такой тонкости] удивительной тонкости и разнообразия горизонтальное положение своего тела и все позы, какие оно способно принять, как не изучили его

   

     
²и древние ваятели. У него на каждый час дня [приспособлена была при‹ли›чная поза, которая], на всякое расположение духа была создана приличная поза. [Так в заботе, в обработывании дельной, серь‹езной›] В минуту важного труда, например работая над дельной мыслью, мучась [докучливой] заботой, он ложился на бок, упирал

   

     
³локоть в подушку, а ладонью подпирал голову: и положение корпуса, и расположение ног тоже выражали заботу и труд. Переходя от заботливого труда к покойному размышлению, он оставался всё на боку, ‹л. 34 об.› но голову [кла‹л›] [скло‹нял›)] клал на подушку, подложив под голову ладонь. Когда же он волновался [силь‹ными?›] страстями или предавался глубокому горю или необыкновенной радости, – словом, когда был во всем пафосе наслаждений и скорбей, то

   

     
⁴ложился иногда лицом к подушке. Но самою любимою и наиболее употребительною позой было у него лежанье на спине. Тихая ли грусть заберется ему в душу, посетит ли его счастливая мысль, захочется ли предаться

   

     
⁵неге мечты, воспоминаний, или осенит ли душу его важная и торжественная дума, он ложится на спину, иногда положит при этом локоть под голову, иногда закроет рукою глаза; наконец, и безразличное, неопределенное состояние духа его, то есть равнодушие, апатия,

   

     
⁶держали его в этой же позе, на спине.
   Но тут сказано только о трех или четырех главных категориях лежанья, имевших

   

     
⁷множество [отте‹нков›] подразделений [и оттенков].

   

     
⁸Какое-нибудь
   118
   особенное

   

     
¹положение руки или ноги,

   

     
²большее или меньшее наклонение плеча, бедры, выгиб коленки и т. п. – всё это сообщало новый, характеристический оттенок той или другой из четырех главных поз. Спал он, смотря по состоянию души во сне, во всех позах, но ложился всегда спать на спину.

   

     
³
    [«Волновался страстями», [да, страст‹и›] – сказано выше. ]Волнения, страсти! Да! страсти и волнения. Да не подумают, чтобы душа Обломова не покидала никогда, как тело дивана, тесной

   

     
⁴темницы и не улетала куда-нибудь в [исполи‹нские?›] свободные пространства неба или не боролась с какою-нибудь великою [всеми‹рною›] мировою мыслью или сердце его не горело

   

     
⁵огнем страшных бурь. Он

   

     
⁶жил

   

     
⁷полною, широкою жизнию.

   

     
⁸Ему доступны были наслаждения высоких помыслов, он не чужд был всеобщих человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал иногда

   

     
⁹над бедствиями человечества, его посещали безвестные, безымянные страдания и тоска

   

     
¹⁰и стремление куда-то вдаль, [иногда] а то так

   

     
¹¹вдруг сердце его наполнится

   

     
¹²радостью и потекут сладкие восторженные слезы,

   

     
¹³[плачет от] [любовью к ближнему…] когда он подумает о вселенной, [о высоких, святых] о святом предназначении человека, об обещанных благах за гробом… и сладкие,
   119
   благор‹од›ные слезы потекут по щекам его…

   

     
¹‹л. 35›
   В другое время его возмутит какой-нибудь порок ближнего или разгорится он желанием свершить [подвиг] великий труд,

   

     
²и [ро‹ждаются›] вдруг рождаются у него мысли, встают и бушуют, [как волны] ходят и гуляют в голове,

   

     
³потом вырастают в намерения, задвигаются мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в стремления: он, [в одну минуту] [изменит] [быстро] движимый нравственной силой, в одну минуту быстро изменит две-три позы, забыв иногда всякий порядок и [всякую] последовательность между ними,

   

     
⁴привстанет до половины на постели

   

     
⁵и странно, грозно, вдохновенно озирается кругом… вот

   

     
⁶стремление, того гляди,

   

     
⁷осуществится, обратится в подвиг… и тогда, Господи! каких чудес, каких [послед‹ствий›] благих последствий могли бы [наде‹яться›] ожидать от этого

   

     
⁸высокого усилия… Но смотришь, день клонится

   

     
⁹к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы Обломова: он уж лежит на спине и тихо, задумчиво, со вздохом,

   

     
¹⁰с грустью провожает глазами садящееся за четырехэтажный дом солнце.

   

     
¹¹
   120
   Наутро опять жизнь, опять волнения [или], мечты. Он [подле] вдруг вообразит

   

     
¹себя

   

     
²каким-нибудь непобедимым полководцем, перед которым не только Наполеон, но и Еруслан Лазаревич ничего не значит; выдумает какую-нибудь войну и причину ее, больше на образец древних – Африки, например, с Европой,

   

     
³или устроит

   

     
⁴новые крестовые походы да и воюет, решает участь народов, разоряет города, щадит, казнит, оказывает подвиги добра и великодушия; а то так покажется ему, что он философ, писатель или великий художник; все его знают, все поклоняются ему; он пожинает лавры, толпа гоняется за ним, восклицая: «Вот Обломов, вот наш великий

   

     
⁵Илья Ильич!» В другой раз он переходит к скромным

   

     
⁶мечтам о своем счастье, будущем житье-бытье, создает себе жену-красавицу, круг друзей и блаженствует.

   

     
⁷Иногда так, напротив, вспоминает свои несчастья, заботы,

   

     
⁸мучится и терзается, перевертывается с боку на бок, ляжет лицом ‹л. 35 об.› вниз и лежит до того, что лицо увлажнится испариной, а подушка слезами.
   Иногда даже совсем потеряется, дойдет до отчаяния: тогда он сползет с постели и, став на колена, начнет молиться жарко и усердно.

   

     
⁹Потом, сдав попечение о своей участи небесам, делается покоен и равнодушен ко всему на свете.

   

     
¹⁰Так пускал он в ход свои нравственные силы, так волновался он часто по целым дням и только тогда разве очнется с глубоким вздохом от обаятельной мечты или от мучительной заботы, когда
   121
   день станет клониться

   

     
¹к вечеру и солнце [вели‹чественно›] начнет величественно, шаром опускаться

   

     
²за чей-то огромный четырехэтажный дом. Тогда он, по обыкновению с грустью, задумчиво, проводит его печальной улыбкой и мирно заснет.

   

     
³
   Никто не знал и не видал этой внутренней жизни Ильи Ильича: все думали, что Обломов так себе, ничего весь век не делает, только лежит да кушает на здоровье, и что больше от него нечего ждать: он ни к чему не способен.

   

     
⁴О способностях его [подробно], о его пылком сердце и горячей голове и об этой внутренней, исполненной тревог жизни

   

     
⁵мог бы свидетельствовать Штольц, [да дру‹га›] но Штольца почти никогда не было в Петербурге. [Мог бы, конечно, еще подробнее смекнуть кое-что об этом и Захар] Один только Захар, обращающийся

   

     
⁶около [Иль‹и› ‹Ильича›] своего барина, как спутник около планеты, [да он] [да ему] [да пристрастен
   122
   был к бари‹ну›] [что] [и видел ясно, что] [да в его сфер‹у›] [мог бы знать] знал еще подробнее весь внутренний быт барина, [но один] [он только мог зн‹ать›] [был] но он был убежден, что [и] они с барином делают дело

   

     
¹и живут так,

   

     
²как должно, и иначе не следует.

   

     
³[Захару было за 50 лет.

   

     
⁴] ‹л. 36›
   Захару было лет пятьдесят.

   

     
⁵Это был

   

     
⁶уже не прямой потомок

   

     
⁷тех русских Калебов, [тех] рыцарей

   

     
⁸преданности к господам до самозабвения, которые отличались всеми добродетелями и не имели никаких пороков. Этот рыцарь был двумя или тремя поколениями моложе

   

     
⁹и был рыцарь со страхом и упреком.

   

     
¹⁰[Он носил на себе печать и старого, и нового времени.] Он принадлежал двум эпохам, [в одну родился, воспи‹тался›] [от одних заимств‹овал›] [подле] и обе положили на него печать свою. От [старого времени перешла] одной перешла к нему по наследству преданность

   

     
¹¹к дому Обломовых, а [новое] от [нового множество пороков] другой, позднейшей, – утонченность и развращение нравов [философия всех росших в передней]. Страстно преданный барину, он, однако ж, редко

   

     
¹²в чем

   

     
¹³не лгал;

   

     
¹⁴не бывши

   

     
¹⁵пьяницей, он пропадал иногда на целый день, однако ж никогда не отказывался от приятельской пирушки и напивался пьян.

   

     
¹⁶Слуга старого времени удерживал,
   123
   бывало, и барина от расточительности и невоздержания, а Захар сам любил выпить с приятелями;

   

     
¹прежний слуга был целомудрен,

   

     
²а этот [бе‹гал›] всё бегал к куме подозрительного качества. [Тому, бывало, барские деньги отдав‹али›] Тот, бывало, крепче всякого сундука сбережет барские деньги, а Захар норовит усчитать у барина, при какой-нибудь издержке, гривенник и непременно украдет лежащую на столе медную гривну или пятак.

   

     
³‹л. 37 об.› Важнее сумм он, конечно, не украдет,

   

     
⁴может быть, потому, что потребности свои измеряет

   

     
⁵гривнами и гривенниками [и, может быть, потому, что боялся] или боялся.

   

     
⁶
   Прежний

   

     
⁷Калеб [не тронет] умрет скорей, как

   

     
⁸охотничья собака, над съестным, которое ему поручат,

   

     
⁹а этот так и выглядывает, как бы съесть

   

     
¹⁰и то, чего не поручают. Тот [смот‹рел›] заботился только о том, чтоб барин кушал,

   

     
¹¹и [изнывал] тосковал, когда он не кушает, а этот [заботится] [держит ухо востро, чтобы барин не с‹ъел›] тоскует, когда барин съедает дотла всё, что ни положит на тарелку. Сверх того, Захар и сплетник. В кухне, в лавочке, на сходке у ворот он [твер‹дит›] каждый день жалуется, что житья нет; что эдакого дурного барина еще и не слыхано: и капризен-то он,

   

     
¹²и скуп, и прожорлив,

   

     
¹³и сердит, и несправедлив;
   124
   что у него на уме и то и другое, и всё пустяков требует от него,

   

     
¹что не угодишь ему ни в чем, что, словом, лучше умереть.

   

     
²Но ежели б тут

   

     
³кто-нибудь из слушателей осмелился [что-нибудь сказать] [отметить] также сказать сентенцию не в пользу Ильи Ильича, или разделить мнение Захара, что барин его действительно хоть брось, или даже просто поддакнуть злословию Захара на барина,

   

     
⁴Захар [обращался] вдруг [изменял‹ся›] опрокидывался с яростию и на него, и на его барина, ежели у него есть барин, и на родных его барина,

   

     
⁵и на то, что он от других слышал о его барине или барыне. Тут он повторял [всё слышанное] с удивительною точностию [всё, что] все клеветы, слышанные в искренних беседах им от этого человека [прежде], или тут же изобретал новые, – словом, приходил в неистовство и кончал [защи‹той›] жаркой защитой своего барина, с экстазом вычислял его достоинства, ум, [богатство, знатность] ласковость, щедрость, доброту, и если у барина его не хватало качеств для панегирика, он мгновенно

   

     
⁶заимствовал у других и придавал ему знатность, богатство, [силу и т. п.] необычайное могущество и уходил обыкновенно с яростью, грозя навлечь гнев Ильи Ильича и [неслы‹ханные›] оттого неслыханные несчастия и прибавляя: «А вы тут все мерзавцы, сколько вас ни есть».

   

     
⁷Он [от с‹куки›] иногда, от скуки ли,

   

     
⁸или
   125
   чтоб придать себе важность,

   

     
¹вдруг пропускал про барина какую-нибудь [новость] небывальщину. «Вон всё к той вдове ходит,

   

     
²– хрипел он тихо,

   

     
³– вчера [к кондитеру посыла‹л›»] посылал меня за цветами».

   

     
⁴
   Захар и неопрятен, и неловок.

   

     
⁵Он бреется редко [руки] [а лицо и моет, хотя] [он хотя моет руки и лицо] и хотя и моет руки и лицо, но в самом деле

   

     
⁶больше делает вид, что моет, а в самом деле

   

     
⁷только потрет их горстью воды;

   

     
⁸‹л. 38› тогда как ему и ушата бы недостало вымыть их,

   

     
⁹да и никаким мылом не отмоешь их.

   

     
¹⁰Когда он бывает в бане, то руки из черных сделаются только часа на два красными, а потом опять черными.
   Он очень неловок: станет ли отворять ворота

   

     
¹¹– отворяет одну половинку, другая затворяется, побежит к той, та затворяется.

   

     
¹²Сразу он никогда не поднимет [вещи] с полу платка или другой какой-нибудь вещи, а нагнется всегда раза три, как будто ловит ее, и уж разве в четвертый поднимет, и то еще иногда уронит опять. Если он несет через комнату кучу посуды или других вещей, то, с первого же шага, верхние вещи начинают дезертировать на пол; сначала полетит одна,
   126
   он в испуге забудет,

   

     
¹что у него обе руки заняты,

   

     
²вдруг сделает движение,

   

     
³чтобы

   

     
⁴помешать ей упасть, и уронит еще две [три-четыре], [в] [глядя] [в смущении] он глядит

   

     
⁵[только] на падающие вещи, а не на те, которые остаются на руке, и оттого держит поднос косо, а вещи продолжают падать, и так иногда придет на другой конец

   

     
⁶с одной рюмкой или тарелкой.

   

     
⁷Проходя по комнате, он заденет

   

     
⁸и за стол, и за стул, не всегда попадет прямо в дверь,

   

     
⁹а зацепит

   

     
¹⁰плечом другую

   

     
¹¹и обругает

   

     
¹²или обе половинки, или хозяина дома, или плотника, который их делал. У Обломова в кабинете переломаны и перебиты почти все вещи, особенно мелкие, требующие осторожного обращения с ними, и всё по милости Захара.

   

     
¹³[Он бросал‹ся›] Надобно ли ему поднять или вытереть какую-нибудь вещь, он бросится и схватит ее так, как будто ему заказано уничтожить ее.

   

     
¹⁴Всё это [вероятно]
   127
   происходило, вероятно,

   

     
¹от того, что он [привык в деревне] [первое] приобретал манеры в деревне, [где привык] проходя различные должности, [от] начиная от дворового мальчишки до мажордома

   

     
²включительно.

   

     
³Там он привык к обращению с более солидными и здоровыми инструментами,

   

     
⁴как-то с лопатой, ломом, железными

   

     
⁵дверными скобками и такими стульями, которых [не] с места не сдвинешь.

   

     
⁶[Начнет он чистить] [Начнет] Иная вещь, подсвечник, лампа, транспарант, пресс-папье, стоит года три-четыре на месте – ничего; чуть он тронет ее с места, смотришь – и развалится у него в руках.

   

     
⁷«Ах, – скажет он иногда при этом Обломову с удивлением,

   

     
⁸– какая диковина: взял только в руки вот эту штучку, а она и развалилась. ‹л. 38 об.› И добро бы придавил ее как-нибудь, а то полегошеньку взял!

   

     
⁹» Или вовсе ничего не скажет, а тайком поставит

   

     
¹⁰опять на свое место и после уверит барина, что это он сам разбил, а иногда оправдывается тем, что и вещь должна же иметь конец, [что] хоть будь она железная, что не век же ей жить. В первых двух случаях еще можно было спорить и доказывать,

   

     
¹¹но когда он в крайности прибегал к последнему аргументу,

   

     
¹²то уже всякое противоречие было бесполезно, [и дело реша‹лось›] и он оставался правым без [всякой] апелляции.
   128
   Захар определил

   

     
¹себе [кажется] однажды навсегда [в жизни] определенный круг деятельности, за который добровольно никогда не преступал. Он утром ставил самовар, чистил сапоги и то платье, которое барин спрашивал, но отнюдь не то, которое висит в шкапе,

   

     
²хоть виси оно там

   

     
³десять лет. Потом он [чист‹ил›] мел, не всякий день, однако ж, середину комнаты, [не простир‹ая›] не добираясь до углов, и обтирал пыль с пустого стола,

   

     
⁴на котором ничего не стояло, чтоб не снимать вещей. Потом

   

     
⁵он уже считал себя вправе дремать на лежанке или болтать с Анисьей в кухне и с дворней у ворот.