Кэролин Бэнкс. Вспомни о Флебе

побрела с выражением скуки на лице между креслами и сиденьями вверх по
террасе. Она была как раз на уровне кресла Хорзы, когда терраса позади нее
разразилась шумом и суматохой. Женщина остановилась и обернулась. Хорза тоже
повернулся. Даже через поле пара было слышно мужское рычание. Кажется, дело
дошло до драки. Двое охранников пытались помешать двум посетителям кататься
по полу. Толпа на террасе обступила их. Ее внимание делилось между
приготовлениями к игре-катастрофе и дракой на террасе. Наконец драчунов
поставили на ноги, но прочно держался на них только один -- молодой еще
мужчина, показавшийся Хорзе знакомым, хотя и был сейчас в светлом парике,
свалившемся с головы.
Другой драчун -- тоже мужчина -- вытащил из одежды карточку и показал
ее своему противнику, который все еще продолжал рычать. Потом оба охранника
в мундирах и размахивающий карточкой мужчина увели молодого человека.
Мужчина с карточкой что-то вынул из-за уха арестованного, и того повели к
входному туннелю. Молодая женщина с длинными белыми волосами скрестила руки
и снова пошла вверх. Круглый пятачок свободного места в толпе на верхней
террасе снова затянулся, как просвет в облаках.
Хорза смотрел вслед женщине, шедшей своей дорогой мимо далеких кресел,
пока она не покинула террасу и не скрылась из виду. Он поднял голову.
Дуэлирующие животные все еще прыгали и крутились. Их белая кровь, склеившая
жирный мех, казалась раскаленной. Они тихо рычали и рвали друг друга
длинными передними конечностями. Но акробатическая точность движений уже
пострадала, они постепенно становились вялыми и неуклюжими. Хорза перевел
взгляд на игровой стол. Там все было готово и игра вот-вот должна была
начаться.
"Катастрофа" в принципе была не чем иным, как необычной карточной
игрой: частью ловкость, частью удача и частью блеф. Интересной она была не
просто высокими суммами, на которые играли, и даже не тем, что игрок, когда
он проигрывал "жизнь", терял ее -- живое, дышащее человеческое существо.
Интересной она была применением сложного, изменяющего сознание
двунаправленного поля вокруг игрового стола.
Игрок с картами в руках мог изменять чувства другого игрока или иногда
даже нескольких. Страх, ненависть, отчаяние, любовь, дружелюбие, сомнение,
воодушевление, паранойя -- буквально любое эмоциональное состояние, на
которое способен человеческий мозг, могло проецироваться на другого игрока
или на самого себя. С достаточно большого расстояния или в полевом щите
рядом игра очень походила на времяпрепровождение душевнобольных или
слабоумных. Игрок мог вдруг выбросить свою лучшую карту; кто-то, у кого
практически ничего нет на руках, ставил подчас все кредиты, которые имел;
люди с плачем валились на пол или вдруг впадали в непреодолимые приступы
смеха; они стонали от любви к какому-нибудь игроку, который, как все знали,
был их злейшим врагом, или рвали свои ремни, потому что хотели освободиться,
чтобы убить лучшего друга.
Или убивали самих себя. Игроки никогда не вставали со стульев (если это
кому-то удавалось, ишлорсинами сбивал его тяжелым парализатором), но они
могли убить себя. Каждая игровая панель, из которой посылали соответствующие
чувства излучатели, на которой разыгрывались карты и которая показывала
игроку, сколько времени и сколько "жизней" у него еще оставалось, имела
маленькую полую кнопку, скрывающую наполненную ядом иглу, готовую вонзиться
в нажавший эту кнопку палец.
"Катастрофа" относилась к играм, в которых было неумно создавать себе
слишком много врагов. Только люди с очень большой силой воли могли
противостоять желанию самоубийства, внедренного в их мозг совместной атакой
половины игроков за столом.
В конце каждого круга, когда поставленные деньги были взяты игроком,
набравшим больше очков, все остальные участники игры теряли "жизнь". Если
"жизней" больше не оставалось или кончались деньги, они выходили из игры. По
правилам игра заканчивалась, когда только один игрок сохранял "жизни", но на
практике она прерывалась, когда остальные участники соглашались, что если
они собираются продолжать игру, то могут потерять в предстоящей катастрофе
свои собственные жизни. Самое интересное начиналось в самом конце игры,
когда миг уничтожения уже совсем близко, а раунд длится достаточно долго, в
нем большая ставка, и один или несколько игроков не согласны на прекращение
игры. Тогда по-настоящему умные отделялись от обезьян, и игра становилась в
высшей степени игрой нервов. Немало лучших игроков гибло, пытаясь превзойти
друг друга в отваге и упрямстве в таких обстоятельствах.
С точки зрения зрителя, особым аттракционом игры-катастрофы было то,
что чем ближе он находился к излучателю эмоций определенного игрока, тем
больше он получал от тех эмоций, которые ощущали игроки. И за те несколько
столетий с тех пор, как "катастрофа" развилась в одну из таких замкнутых, но
популярных игр, возникла целая субкультура людей, жадных до таких чувств из
третьих рук: моти.
Были и другие группы, игравшие в "катастрофу". Просто игроки кануна
разрушения были самыми знаменитыми и богатыми. Моти могли получать свои
эмоциональные уколы во многих других местах по всей Галактике, но только при
Большой Игре, только на краю аннигиляции, только с самыми лучшими игроками
(плюс несколько безнадежных) они переживали самые интенсивные эмоции. В
одного из таких несчастных и воплотился Хорза, когда обнаружил, что входной
билет стоит вдвое больше того, что он заработал на шаттле. Подкупить
привратника оказалось намного дешевле.
Настоящие моти сидели прямо за ограждением, отделявшим их от "жизней".
Шестнадцать плотно сгрудившихся групп потеющих, нервно переглядывающихся
людей -- как и игроки, это были главным образом мужчины -- толкались и
давились, только чтобы пробраться как можно ближе к столу, к игрокам.
Пока главный ишлорсинами раздавал карты, Хорза рассматривал их. Моти
подпрыгивали вверх, пытаясь рассмотреть, что происходит. Вдоль ограждения
патрулировали люди из службы безопасности в экранирующих эмоциональные
излучения шлемах, похлопывали себя дубинками по бедрам и бдительно не
сводили с них глаз.
-- ...Сарбл Глазастый... -- сказал кто-то рядом с Хорзой, и он
повернулся на голос. Бледный, как мертвец, мужчина, лежавший на диване слева
и позади Хорзы, разговаривал с другим мужчиной и показывал на террасу вверх,
где несколько минут назад была суматоха. Хорза услышал слова "Сарбл" и
"схвачен" еще несколько раз в других местах вокруг себя, пока эта новость
распространялась по залу. Он повернул голову, чтобы посмотреть на игру.
Игроки проверили свои карты; состязание началось. Хорза пожалел, что
репортера схватили, но это могло означать, что люди из службы безопасности
немного расслабятся и увеличатся шансы, что у него не спросят входного
билета.
Хорза сидел в добрых пятидесяти метрах от ближайшей к нему участницы
игры, женщины, имя которой он слышал, но уже забыл. В ходе первого круга в
его сознание проникали лишь слабые версии того, что она ощущала и что ее
заставляли ощущать. И все равно эти ощущения ему не понравились, и он с
помощью маленького пульта на подлокотнике кресла включил отражающее поле. Он
мог бы также отключить поле игрока, позади которого случайным образом
оказался, и заменить его эмоциями какого-либо другого игрока за столом.
Прием был бы далеко не таким интенсивным, как тот, который ощущали моти и
"жизни", но он дал бы ему вполне достаточное представление о том, что
происходило с игроками. Большинство других зрителей вокруг него использовали
пульты на креслах именно таким образом, и в попытках определить ситуацию
переключались с одного игрока на другого. Попозже Хорза намеревался
сконцентрироваться на излучаемых чувствах Крайклина, но сейчас он собирался
немного привыкнуть и уловить общий настрой игры.
Крайклин своевременно пасовал в первой игре, чтобы не потерять "жизни".
При небольшом запасе "жизней" это была самая умная тактика, если ему не
пришли очень уж хорошие карты. Хорза расслабленно откинулся назад и
внимательно следил за мужчиной, который не использовал свой передатчик
эмоций. Крайклин облизывал губы и вытирал лоб. В следующем круге Хорза
собирался послушать, что он проделывает, только чтобы посмотреть, каково
приходится игроку.
Круг закончился. Выиграл Уилгри. Он помахал рукой и поблагодарил толпу
за приветственные крики. Несколько моти были уже без сил. На другом конце
эллипсоида в своей клетке рычал роготур. Пять игроков потеряли "жизни"; пять
человек, безнадежно отчаявшихся под действием эмоционального поля, вдруг
обвисли на своих стульях. Шлемы послали сквозь их черепа удар тока,
достаточно сильный, чтобы парализовать сидящих рядом и заставить вздрогнуть
ближайших моти и игрока, которому принадлежала каждая "жизнь".
Ишлорсинами расстегнули ремни на сиденьях уже мертвых людей и их унесли
вниз, к входной рампе. Остальные "жизни" понемногу приходили в себя, но
сидели так же вяло, как и раньше. Ишлорсинами утверждали, что они убедились,
что каждая предложившая себя "жизнь" настоящая и что средство, которое они
им дали, лишь не дает им впасть в истерику. Но ходил слух, что экранировку
ишлорсинами можно обойти, и некоторые люди уже устраняли своих врагов, с
помощью гипноза или наркотиков заставляя их объявить себя "добровольцами"
для игры.
Начался второй круг. Хорза включил монитор своего кресла, чтобы
сопереживать эмоциям Крайклина. Беловолосая женщина вернулась назад по
центральному проходу и села на свое место перед Хорзой, впереди террасы,
закутавшись, как будто устала.
Хорза слишком мало знал о "катастрофе" как карточной игре, чтобы
уверенно следить за тем, как она идет, с помощью чтения различных эмоций,
окружавших стол, или анализа каждого законченного кона. Первый кон был уже
проанализирован орущими трехногими рядом с Хорзой, когда на экране
управления ареной зажглись карты, розданные участникам игры в первом круге.
Но он подключился к чувствам Крайклина только для того, чтобы узнать эти
чувства.
Капитан "Вихря чистого воздуха" обстреливался с разных направлений.
Некоторые эмоции противоречили друг другу, из чего Хорза заключил, что
всеобщей атаки против Крайклина не было; он подвергался лишь рассеянному
излучению остальных. Там был довольно сильный напор любить Уилгри -- такой
привлекательный голубой цвет... с этими смешными четырьмя ножками он же не
мог представлять настоящей угрозы. Действительно, немного клоун, несмотря на
все его деньги... А вот женщина, что сидит справа от Крайклина, --
обнаженная до талии, без грудей, на голой спине ножны церемониального
меча... с ней надо держать ухо востро... Вообще-то смешно... Ничего на самом
деле важного; все шутка, жизнь, игра... Одна карта так похожа на другую,
если подумать... Собственно, я даже могу швырнуть свои карты в воздух... Уже
приближалась его очередь заходить... Если бы не эта плоскогрудая неряха...
Ну, парень, у него же была карта, и он побил бы ее...
Хорза снова отключился. Он не был уверен, действительно ли слышал
собственные мысли Крайклина об этой женщине или кто-то пытался заставить
Крайклина так о ней думать.
Позже, в одном из кругов, когда женщина сбросила карты, Хорза еще раз
прослушал мысли Крайклина. (Хорза коротко взглянул на беловолосую женщину,
лежавшую на диванчике чуть дальше внизу. Очевидно, она тоже следила за
игрой, но одна ее нога свисала через край диванчика и покачивалась, будто
мысли ее были очень далеко.) Крайклин чувствовал себя хорошо. Неряха рядом с
ним не играла, и он был уверен, что подействовали карты, которыми он зашел,
но было там еще какое-то внутреннее ликование... Он здесь, играет с лучшими
игроками Галактики... с игроками. Он. Он (внезапная мысль блокировала имя,
которое он хотел подумать)... и держится он совсем неплохо... Более того,
он... Действительно, у него чертовски хорошие карты... Наконец все пошло
так, как должно быть... Он кое-что выиграет... Слишком много до этого... Ну,
теперь все позади... Сосредоточься на картах! (вдруг) Сконцентрируйся на
"сейчас" и "здесь"! Да, карты... Давай-ка, посмотрим... А этого жирного
синего нахала я сейчас козырем...
Хорза снова отключился.
Он вспотел. Хорза понятия не имел, какой была обратная связь с мозгами
игроков. Он думал, на них излучаются только эмоции. Ему бы и во сне не
приснилось, что он сможет побывать внутри мозга Крайклина. И все-таки это
было только намеком на то, что в полную силу ощущали моти, сам Крайклин и
"жизни" за его спиной. Настоящая обратная связь, лишь едва сдерживаемая у
той самой границы, за которой становилась эмоциональным эквивалентом
громкого рева, созданного для разрушения. Теперь Оборотень понял
притягательную силу игры и причину, почему во время нее люди сходили с ума.
Как бы мало ни понравился ему этот опыт, Хорза ощутил прилив уважения к
человеку, которого хотел устранить и занять его место, а вероятнее всего, и
убить.
У Крайклина было какое-то преимущество, так как мысли и ощущения,
которые на него излучались, по крайней мере частично исходили из его
собственной головы, в противовес чему "жизни" и моти вынуждены были
выдерживать экстремально сильные удары чувств, которые целиком и полностью
излучались другими. И все же требовались весьма сильный характер или очень
суровые тренировки, чтобы выдержать то, с чем явно справлялся Крайклин.
Хорза опять подключился и подумал: Как это выдерживают моти? И: Будь
осторожен, может быть, они тоже когда-то начинали так же.
Два круга спустя Крайклин проиграл. И Нипорлакс, этот полуслепой
альбинос, был побит, а Суут загреб выигрыш. Его стальное лицо заблестело в
свете, отбрасываемом лежащими перед ним эойшанскими кредитами. Крайклин
обмяк на стуле, и Хорза видел, как ему было смертельно плохо. Какая-то
покорная, почти благодарная агония прокатилась по его телу, когда умерла его
первая "жизнь", и даже Хорза почувствовал ее. Они с Крайклином разом
вздрогнули.
Хорза отключился и посмотрел на часы. С тех пор как он обманом
проскользнул мимо охранников у ворот арены, прошло меньше часа. У него было
что перекусить на низеньком столике рядом с диваном, но он оставил все,
встал и поднялся по террасе к следующему проходу, где ждали закусочные и
бары.
Люди из безопасности проверяли билеты. Хорза увидел, как они двигались
по террасе от одного к другому. Он повернулся лицом вперед, но глаза его
бегали из стороны в сторону, наблюдая за ними. Двигавшаяся в его направлении
контролерша как раз склонилась над старой на вид женщиной. Зрительница
лежала на надувной кровати, от ее голых тонких ног струились запахи
косметики, а сама она с широкой улыбкой на лице следила за игрой. Прошло
некоторое время, прежде чем она заметила сотрудницу. Хорза зашагал чуть
быстрее, чтобы пройти мимо женщины, пока она не выпрямилась.
Старая дама показала свои документы и снова быстро повернулась к игре.
Контролер вытянула руку перед Хорзой.
-- Могу я посмотреть ваш билет, сэр?
Хорза остановился и посмотрел в лицо молодой, коренастой женщине.
Взгляд его скользнул назад, к диванчику, на котором он только что сидел.
-- Мне очень жаль, но я, кажется, оставил его там, внизу. Я через
секунду вернусь; можно, я покажу его вам потом? Я немного спешу. -- Он
перенес свой вес с ноги на ногу и чуть согнулся в талии. -- Последний круг
был таким напряженным, мне не хотелось уходить. Перед игрой выпил немного
лишнего, никак не научусь. Порядок?
Он поднял ладони, немного смущенно потупил взгляд и сделал вид, что
собирается похлопать ее по плечу. Потом снова начал переминаться с ноги на
ногу. Контролер посмотрела вниз, туда, где Хорза будто бы оставил свой
билет.
-- Только на минутку, сэр. Я посмотрю ваш билет позже. Вам не следовало
уходить и оставлять его. Никогда так больше не делайте.
-- Конечно! Спасибо вам! -- Хорза засмеялся и быстро зашагал прочь по
кольцевому проходу, а потом к туалету, только на всякий случай, если вдруг
за ним наблюдают. Там он вымыл лицо и руки, послушал пение пьяной женщины в
гулком помещении где-то по соседству, потом покинул туалет через второй
выход и побрел вокруг арены в другой сектор, где взял поесть и выпить. Потом
за взятку снова раздобыл место на террасе, на этот раз более дорогой, чем
первая, так как она находилась рядом с той, где сидели наложницы Уилгри.
Сзади них и по бокам была установлена мягкая стена из черного блестящего
материала, чтобы оградить их от взглядов соседей, но запахи их тел мощными
волнами овевали террасу, на которой сидел Хорза. Гаремные женщины еще до
рождения с помощью генных манипуляций получали не только захватывающую для
множества гуманоидных мужчин привлекательность, но и повышенное выделение
феромонов, повышающих половую возбудимость. Хорза еще не понял, что
произошло, как у него появилась эрекция и он снова вспотел. Большинство
мужчин и женщин вокруг него находились в состоянии явного сексуального
возбуждения, и те, что не были захвачены игрой, были заняты эротикой, если
не половыми актами. Хорза снова заставил поработать свои иммунные железы и
чопорно прошагал к переднему краю террасы. Там было пять пустых диванчиков;
двое мужчин и три женщины, совокупляясь, катались по полу прямо перед ними,
у самого ограждения. Голова одной из женщин, вся в жемчужинах пота,
ненадолго вынырнула из переплетения извивающихся тел, посмотрела на Хорзу и
прохрипела: -- Не мучай себя, и если желаешь... Глаза ее закатились, она
застонала и исчезла. Хорза помотал головой, выругался и совсем покинул
террасу. Его попытка получить деньги назад была встречена сочувственным
смешком.
В конце концов Хорза уселся на табуретке перед комбинацией бара и
тотализатора. Он заказал чашечку наркотика и сделал небольшую ставку на
победу Крайклина в следующем круге, пока его тело отходило от воздействия,
вызванного искусственно измененными потовыми железами наложниц. Пульс и
дыхание постепенно успокоились. Пот прекратил сбегать со лба. Он пригубил
чашку, вдохнул пары и увидел, как Крайклин проиграл сначала один, а потом и
другой круг, хотя в первом спасовал достаточно рано, чтобы не потерять
"жизнь". И все равно у него теперь осталась только одна. Игроку в
"катастрофе" разрешалось ставить и свою собственную жизнь, если у него за
спиной уже не оставалось "жизней", но такое происходило редко, и в играх,
где самые лучшие игроки встречались с подающими надежды, ишлорсинами обычно
были склонны запрещать это.
Капитан "Вихря чистого воздуха" не рисковал. Он всякий раз пасовал до
того, как потерять "жизнь". Очевидно, он ждал карту, которая была бы почти
небитой, прежде чем решиться на ставку, которая станет в этой игре
последней. Хорза ел. Хорза пил. Хорза нюхал. Иногда он старался поглядывать
на террасу, где сидел сначала, но из-за прожекторов ничего не мог
разглядеть. Время от времени он глядел на сражающихся животных на трапециях.
Те уже выдохлись от тяжелых ран. От недавней гармоничной хореографии их
движений ничего не осталось, они просто висели на одной конечности и с
яростной решимостью ударяли когтями другой, когда случайно оказывались
достаточно близко друг к другу. Редким снегом падали капли белой крови и
оставались лежать на невидимом силовом поле в двадцати метрах под ними.
"Жизни" все умирали и умирали. Игра продолжалась. Время тянулось или
неслось, для кого как. Цены напитков и продуктов медленно росли по мере
того, как приближался миг разрушения. Сквозь все еще прозрачный купол старой
арены время от времени были видны огни стартующих кораблей. Двое спорщиков у
бара затеяли драку. Хорза встал и ушел, пока не вмешались сотрудники
безопасности.
Он пересчитал деньги. Оставалось только две десятых эойшанского кредита
плюс немного денег на переводных кредитных карточках, пользоваться которыми
становилось все труднее, так как принимающие их компьютеры постепенно
отключались от финансовой сети орбитали.
Он привалился к барьеру у края кольцевого прохода. Игра за столом внизу
продолжалась. Вел Уилгри; Суут шел следом за ним. Они оба потеряли равное
количество "жизней", но у голубого гиганта было больше денег. Двое из
подающих надежды покинули игру; один после того, как безуспешно пытался
уговорить старшего ишлорсинами разрешить ему поставить собственную жизнь.
Крайклин еще играл, но по увеличенному изображению его лица, которое Хорза
мимоходом увидел на экране наркобара, было видно, что путь его был
тернистым.
Хорза поигрывал десятой эойшанского кредита и страстно желал, чтобы
игра закончилась или по крайней мере Крайклин выбыл из нее. Монетка прилипла
к ладони, и он опустил на нее взгляд. Казалось, он смотрит в тонкую,
бесконечно длинную трубу, освещенную откуда-то далеко-далеко снизу. Если ее
поднести к глазу и закрыть второй, может закружиться голова.
Эойшане были расой банкиров, и кредиты являлись их величайшим
изобретением. Они были настолько хороши в качестве единой валюты, что были
признаны везде и каждый давал право владельцу обменять монеты на
какой-нибудь стабильный элемент определенного веса, кусок территории на
свободной орбитали или компьютер с установленным быстродействием или
емкостью. Эойшане гарантировали обмен и всегда выполняли свой долг, и хотя
курс иногда колебался довольно сильно -- как это происходило во время войны
между идиранами и Культурой, -- реальная и теоретическая стоимость валюты
оставалась в общем и целом достаточно определенной, чтобы представлять
надежное торговое покрытие в неспокойные времена, а вовсе не мечту
спекулянта. Ходил слух -- как всегда, достаточно противоречивый, чтобы
верить в него без оговорок, -- что наибольший запас этих монет в Галактике
имела Культура, как раз то самое общество на цивилизованной сцене, которое
наиболее воинственно выступало за отмену денег. Хорза не очень в это верил.
Он считал, что это слух из тех, которые распространяет о себе сама Культура.
Он сунул деньги во внутренний карман куртки, когда увидел, что Крайклин
придвинул несколько монет к уже высокой стопке в центре игрового стола.
Теперь Оборотень смотрел в оба. Он прошел по кольцевому проходу к ближайшему
бару обмена денег, получил восемь сотых за свою последнюю десятую
(чудовищные комиссионные даже по меркам Вавача) и использовал часть
разменных денег, чтобы купить вход на террасу с множеством незанятых мест.
Там он подключился к мыслям Крайклина.
Кто ты? Вопрос прыгнул к нему, ворвался в него.
Это было как головокружение, как грандиозное помутнение сознания,
чудовищно усиленный эквивалент чувства дезориентации, охватывающего иногда,
когда направишь взгляд на простой периодической узор, который передает мозгу
неверную информацию о расстоянии, а находящийся в неположенном месте фокус
притягивает взгляд; мускулы против нервов, реальность против ощущений. У
Хорзы не кружилась голова, но казалось, что он, несмотря на отчаянное
сопротивление, куда-то погружается.
Кто ты? (Кто я?) Кто ты?
Пенг, пенг, пенг: звук заградительного огня, звук захлопывающихся
дверей, захвата и заключения в тюрьму, взрыва и Разрушения, всего разом.
Ничего, только маленькая неудача. Незначительная ошибка. Так уж вышло.
Игра-катастрофа и классный импрессионист... неудачная комбинация. Два
безвредных реактива, которые, если их смешать... Обратная связь, рев, будто
боль и что-то еще, что крушит и ломает...
Душа между зеркалами. Она тонет в отражениях самой себя (что-то
сломалось), падает сквозь них. Бледнеющая часть его -- часть, которая не
спала? Да? Нет? -- визжала из глубокой, темной пропасти, в которую он падал:
Оборотень... Оборотень... Оборо... (и-и-и)...
...Шум стихал, замирал до шепота, становился стоном уставшего ветра в
мертвых голых деревьях на зимнем солнцевороте, на зимнем солнцестоянии души
у какого-то спокойного, твердого места.
Он знал...
(Начни еще раз сначала!)
Кто-то знал, что в большом зале в городе... на обреченном небесном теле
на стуле сидел человек, занятый... игрой (игрой, которая убивала). Этот
человек все еще был там, живой, дышащий... Но его глаза не видели, его уши
не слышали. У него осталось лишь единственное чувство: вот это чувство,
здесь, внутри.
Шепот: Кто я?
Маленький несчастный случай (жизнь -- последовательность несчастий,
эволюция зависит от их смеси, всякий прогресс -- функция недоразумения)...
Он (и забыл, кто этот "он", просто принял безымянное выражение, пока
это уравнение решается само собой)... он -- человек на стуле в зале на
небесном теле, падающий в самого себя, куда-то внутрь... кого-то другого.
Дубля, копии, кого-то, кто притворяется им.
...В этой теории что-то неверно...
(Начни еще раз сначала!)
Нужно привести мысли в порядок.
Нужны указания, реперные точки для сравнения, что-нибудь, за что я мог
бы ухватиться.
Воспоминание о быстро делящейся, как при цейтрафферной съемке, клетке,
самом первом начале независимой жизни, хотя все еще пока зависимой.
Удерживай эту картину!
Слова (имена): мне нужны слова.
Еще нет, но... что-то о выворачивающемся наизнанку, о каком-то месте...
Что я ищу?
Душу.
Чью?
(Молчание.)