Страница:
холодом, она почувствовала опасность и снова подумала, не выйти ли из
транса, спросила себя, сколько она уже тут сидит, охраняют ее или нет).
Опять закружилась голова, и она еще глубже зарыла ладони в снег. Перчатки
сжали замерзшие снежинки, и когда она это сделала, она вспомнила себя.
Она увидела перед собой узор из замерзшей пены, она опять стояла у края
болота, у маленького водопада и пруда, где нашла линзу из вспененного льда.
Она держала ее в руках, и та не звучала, когда по ней постукивали пальцем, и
у нее был вкус обыкновенной воды и только, когда она касалась ее языком... и
дыхание облачком веяло над ней, еще одной вихревой картиной в воздухе. И это
была она.
И это было то, что это значило. Что-то, за что можно было ухватиться.
Кто мы?
Мы то, чем являемся. Просто то, что мы представляем собой как существа.
То, что мы знаем и делаем. Не меньше и не больше.
Дополнительная информация. Узоры, галактики, звездные системы, планеты
-- все развивается. И материя подвержена изменениям. Жизнь -- более быстрая
сила, заново организуется, находит новые ниши, начинает формировать себя.
Разум -- сознание -- на целый порядок быстрее, еще один новый уровень. То,
что лежало по ту сторону, было незнакомо, слишком неопределенно, чтобы быть
понятым (спроси Дра'Азон и подожди ответа)... Все было только уточнением,
процессом сделать это правильнее (если само "правильно" было правильным)...
Стало быть, мы испортили свое наследство... ну и что? Что мы могли
испортить с большим правом? Если мы делаем ошибки, то только потому, что
глупы, а не потому, что плоха идея. И если мы больше не находимся у
ломающегося края волны, то вот это неудача. Мы передаем дальше эстафету, и
лучшие желания, множество удовольствий.
Все подле нас, все вокруг нас, все, что мы знаем и можем узнать,
состоит, в конце концов, из узоров Ничто. Это основная линия, окончательная
правда. И если мы вдруг установим, что можем контролировать определенный
узор, почему бы нам не переделать его по нашим представлениям об
элегантности, сделать радостнее и лучше? Да, мы гедонисты, мистер Бора Хорза
Гобучул. Мы ищем удовольствий и, допустим, мы сами настроили себя так, что
можем ощущать их сильнее. Мы то, что мы есть. А ты? Во что превращает это
тебя? Кто ты? Кто ты?
Оружие. Вещь, сделанная давно умершими, чтобы обманывать и убивать.
Весь подвид Оборотней -- пережиток старой войны, такой давней войны, что
никто уже не помнит, кто против кого воевал или когда и за что. Никто не
помнит и того, на стороне победителей были Оборотни или нет.
Но на всякий случай тебя сделали, Хорза. Ты не продукт эволюции,
которую ты назвал бы "естественной", а продукт тщательных раздумий и
генетических манипуляций, военного планирования и обдуманного
проектирования... и войны. Только война ответственна за твое создание, ты ее
дитя, ее завещание. Оборотень, обратись в самого себя... но ты этого не
можешь, не хочешь. Ты можешь только стараться не думать об этом. И все-таки
это знание есть, информация эта вросла в самые глубокие твои глубины.
Возможно, что ты можешь легко жить с этим знанием, но я не думаю, что ты с
ним справишься...
И мне жаль тебя, потому что мне кажется, что теперь я знаю, кого ты
ненавидишь на самом деле.
Она быстро вышла из транса, когда выделение секрета из желез в ее шее и
позвоночнике прекратилось. Связи, образовавшиеся в мозгу девочки,
разорвались, освобождая ее.
Ее окружала реальность, ветер холодил кожу. Она вытерла пот со лба. В
глазах стояли слезы, она осушила их, засопела и потерла покрасневший нос.
Опять промах, горько подумала она. Но это был молодой, нестабильный вид
горечи, так сказать, подражание ему, что-то, в чем она некоторое время
нравилась себе, как ребенок примеряет одежду взрослого. Она мгновение
наслаждалась чувством старости и отчаяния, но потом сбросила его. Настроение
ей не подходило. Еще будет время для настоящей версии старости, подумала она
с сарказмом и улыбнулась ряду гор по другую сторону равнины.
Но все равно это было промахом. Она надеялась, что ей придет идея... об
идиранах, или Бальведе, или Оборотне, или войне, или... о чем-нибудь...
Вместо этого все было большей частью старой территорией, известными,
уже усвоенными фактами.
Известное отвращение к человеческому, понимание гордого презрения,
которое идиране ощущали к их расе, еще одно подтверждение, что по крайней
мере эта вещь имеет свое собственное значение; и, вероятно, обманчивый,
вероятно, сопровождаемый избытком симпатии взгляд в характер мужчины,
которого она никогда не видела и никогда не увидит и который отделен от нее
большей частью Галактики и совершенно иной этикой.
Достаточно мало, чтобы тащить все с собой вниз с замерзшей вершины.
Она вздохнула. Дул ветер, и массы облаков собирались над высокой горной
цепью. Надо спускаться, если она хочет успеть до бури. Она будет чувствовать
себя обманутой, если доберется до дома не на собственных парах, и Джез
станет ругаться, если условия станут такими плохими, что ее придется
вытаскивать с помощью флайера.
Фел'Нгистра встала. Вернулась боль в ноге -- сигналы ее слабых мест.
Она мгновение подождала, еще раз проверила состояние сломанной кости,
решила, что она выдержит, и начала спускаться в незамерзающий мир внизу.
Его ласково трясли.
-- Проснись же! Ну, проснись! Идем же, ты должен проснуться!
Он узнал голос Ксоралундры. Старый идиранин пытался его разбудить.
Хорза сделал вид, что продолжает спать.
-- Я знаю, что ты проснулся. Ну давай, пора вставать!
Он с наигранной усталостью открыл глаза. Ксоралундра был тут, в
ярко-голубой круглой комнате. В альковах, вделанных в голубой материал,
стояла масса больших кроватей. Сверху нависало белое небо с черными
облаками. В комнате очень светло. Прикрывая глаза, Хорза посмотрел на
идиранина.
-- Куда надевалась Командная Система? -- спросил он и оглядел круглую
голубую комнату.
-- Сон кончился. Ты хорошо сделал свое дело, с развевающимися
знаменами. Академия и я очень гордимся тобой.
Он не мог удержаться от радости. Его будто окутало теплое сияние, и на
лице невольно появилась улыбка.
-- Спасибо, -- сказал он. Кверл кивнул.
-- Ты хорошо держался в качестве Боры Хорзы Гобучула, -- сказал
Ксоралундра мощным громовым голосом. -- И теперь можешь немного насладиться
свободой. Иди и поиграй с Гирашелл!
Хорза сбросил ноги с постели и уже хотел было спрыгнуть на пол, когда
Ксоралундра сказал это. Он улыбнулся старому кверлу.
-- С кем?
-- С твоей подругой Гирашелл, -- ответил идиранин.
-- Ты имеешь в виду Кирачелл, -- возразил он с улыбкой. Должно быть,
Ксоралундра действительно старел.
-- Я имею в виду Гирашелл, -- холодно подчеркнул идиранин, отступил
назад и странно на него посмотрел. -- Кто такая Кирачелл?
-- Ты хочешь сказать, что не знаешь? Но как же тогда ты сумел так
исказить ее имя? -- Он покачал головой над глупостью кверла. Или это все еще
часть какого-то теста?
-- Минуточку. -- Ксоралундра посмотрел на предмет в своей руке, который
отбрасывал разноцветные отблески на его широкое блестящее лицо. Потом второй
рукой шлепнул себя по рту. С выражением удивления он повернулся к Хорзе и
сказал: -- О! Прошу прощения!
И вдруг толкнул Хорзу назад, в...
Он сидел прямо. Что-то выло ему в ухо.
Хорза снова медленно лег на спину, пытаясь разглядеть в зернистой тьме,
не наблюдал ли кто-нибудь за ним, но все молчали. Он приказал телесенсору
выключить тревогу. Вой в ухе смолк. За высоким мостиком было хорошо видно
тело Юнахи-Клоспа.
Хорза открыл окно шлема и вытер пот со лба и носа. Несомненно, робот
всякий раз замечал, когда он просыпался. Что он теперь думает обо мне? --
спросил себя Хорза. Достаточно ли хорошо видела машина, чтобы понять, что у
него кошмары? Могла ли она сквозь смотровое стекло разглядеть его лицо или
заметить легкие подрагивания тела, когда мозг создавал собственные картины
из кусков его жизни? Он затемнил стекло шлема и установил скафандр так,
чтобы тот казался распластанным и застывшим.
Хорза представил себе, как это должно выглядеть для машины: маленькая,
мягкая, голая штука, извивающаяся в жестком коконе под влиянием ассоциаций,
охвативших его в коме.
Ночь прошла, и Отряд Вольных Наемников проснулся в темноте лабиринта.
Робот ни словом не обмолвился о том, как Хорза вскакивал во сне, а
расспрашивать его Хорза не стал. Он выставлял напоказ фальшивую радость и
сердечность, ходил от одного к другому, смеялся, хлопал по спине,
рассказывал, как они сегодня пойдут на станцию "семь" и там включат
освещение и введут в действие транзитные трубы.
-- Что я хотел тебе сказать, Вабслин. -- Он улыбнулся инженеру, трущему
глаза. -- Давай попробуем, не удастся ли нам запустить один из этих больших
поездов... так, шутки ради.
Вабслин зевнул.
-- Если он будет в порядке...
-- А почему нет? -- Хорза развел руками. -- Я думаю, мистер Адекват дал
нам свободу действий; решил закрыть глаза на все это дело. Давай-ка заставим
разогнаться один из этих суперпоездов, а?
Вабслин потянулся, улыбнулся и кивнул.
-- Ну да, на первый взгляд это вполне хорошая идея.
Хорза широко улыбнулся, подмигнул Вабслину и пошел освобождать
Бальведу. Как будто отпускаю дикого зверя, подумал он, отодвигая пустой
барабан из-под кабеля, которым была заблокирована дверь. Он почти ожидал,
что Бальведа сбежала, необъяснимым образом освободившись от пут и исчезнув
из комнаты, не открывая дверей. Но когда он заглянул внутрь, она спокойно
лежала в своих теплых одеждах. Кандалы продавили борозды в меховой куртке и
по-прежнему были прикреплены к стене, как зацепил их Хорза.
-- Доброе утро, Перостек! -- бодро поприветствовал он.
-- Хорза, -- сказала женщина угрюмо, медленно села и пошевелила плечами
и шеей, -- после двадцати лет в доме моей матери -- это больше, чем мне
хотелось бы насчитать, -- когда я, бодрая и дерзкая молодая штучка,
наслаждалась всеми радостями, которые когда-либо могла предложить Культура,
одного или двух лет зрелости, семнадцати в Контакте и четырех в "ОО" я по
утрам давно уже не та, с кем приятно познакомиться или кто быстро
просыпается. У вас, случайно, нет воды? Я слишком долго спала; было
неудобно, холодно и темно, снились кошмары, которые казались мне насквозь
ужасными, пока я не проснулась и не осознала, как выглядит реальность... я
только что упомянула о воде, вы слышали? Или мне не положено?
-- Я принесу, -- сказал он и пошел назад. У двери он остановился. --
Вообще-то вы правы. По утрам вы довольно ужасны.
Бальведа покачала в темноте головой, сунула палец в рот и потерла одну
сторону, будто массировала десны или чистила зубы. Потом просто села,
опустив голову меж колен и уставившись в смолянисто-черное ничто древнего
каменного пола, и спросила себя, не настал ли тот день, когда она умрет.
* * *
Они стояли в большой полукруглой галерее, вырубленной в скале, и
смотрели через темное помещение зоны ремонта и обслуживания станции
"четыре". Площадь пещеры была триста квадратных метров или чуть больше, и от
галереи, в которой они стояли, вниз до пола широкой пещеры, набитой машинами
и оборудованием, было метров тридцать.
С потолка в тридцатиметровой сумрачной высоте над ними свисали большие
руки кранов, которые могли поднимать и держать целый поезд Командной
Системы. На половине этой высоты над пещерой тянулся висячий мост, связывая
галерею на одной стороне с галереей на противоположной, и делил темную
пещеру пополам.
Они были готовы к отправлению; Хорза отдал приказ.
Вабслин и Нейсин полетели на антигравах через маленькие боковые трубы к
главному туннелю Командной Системы и транзитной трубе. Добравшись туда, они
будут держаться на одной высоте с главным отрядом. Хорза включил свой
антиграв, приподнялся примерно на метр и полетел вдоль бокового туннеля
пешеходной галереи. Потом он медленно двинулся сквозь тьму к станции "пять",
находящейся в тридцати километрах. Остальные, тоже по воздуху, последуют за
ним. Бальведа расположилась на поддоне со снаряжением.
Хорза улыбнулся, когда Бальведа уселась на поддон. Она вдруг напомнила
ему Фви-Зонга на неподъемных носилках в солнечном свете того места, которое
теперь уже исчезло. Сравнение показалось ему чудесно абсурдным.
Он парил вдоль пешеходного туннеля, останавливаясь у каждой
появляющейся боковой трубы, проверяя ее и всякий раз связываясь с
остальными. Сенсоры его скафандра были установлены на максимальную емкость;
любой свет, тишайший звук, изменения в воздушном потоке, даже вибрация камня
вокруг -- улавливалось все. Регистрировались даже необычные запахи, и
энергия, что текла по кабелям в стенах туннеля, и любой вид связи по радио.
Он подумал было, не вызвать ли идиран на марше, но отказался от этой
мысли. Со станции "четыре" он отправил единственный короткий сигнал и не
получил на него ответа.
Сигналы дорогой слишком многое выдали бы, если идиране (как он полагал)
были не в настроении вступать с ними в контакт.
Он двигался в темноте, будто сидя в невидимом кресле с
когерентно-лучевым эмиссионным ружьем в руках. Он слышал удары своего
сердца, дыхание и тихое веяние холодного и довольно безвкусного воздуха
вокруг скафандра. Скафандр ощущал неопределенное фоновое излучение от
гранитных стен, пронизываемое толчками космических лучей. На лицевой
пластине шлема Хорза видел созданное лучом радара призрачное изображение
туннеля, который вился сквозь скалу.
В некоторых местах туннель шел прямо, и когда Хорза оборачивался, он
мог видеть основной отряд, следующий за ним в полукилометре. Потом туннель
снова описывал ряд пологих кривых и ограничивал обзор радара до двухсот
метров и менее, и тогда казалось, будто он парит в холодной черноте один.
На станции "пять" они нашли поле боя.
Скафандр Хорзы уловил странные запахи, и это оказалось первым
признаком: молекулы обугленной и сгоревшей органики в воздухе. Он приказал
остальным остановиться и осторожно полетел вперед.
У стены темной и покинутой пещеры лежали четыре мертвых меджеля. Их
обгоревшие и изуродованные тела были будто эхом формации окоченевших
Оборотней в базе на поверхности. На стене над павшими были выжжены
религиозные символы идиран.
Здесь произошла перестрелка. Стены станции усеивали мелкие кратеры и
длинные шрамы от лазеров. Хорза нашел останки лазерного ружья; оно было
разбито, и в нем торчал маленький кусок металла. Тела меджелей были изорваны
сотнями таких же мелких пуль.
В задней части станции за полуразрушенной входной рампой он нашел
разбросанные куски какой-то примитивной машины, своего рода оружия на
колесах, вроде маленького танка. Развороченная башня все еще хранила запас
пулевых патронов, а часть пуль летучими семенами разбросало по опаленным
огнем останкам корпуса. Увидев обломки, Хорза слегка улыбнулся и взвесил в
ладони горсть неиспользованных патронов.
-- Мозг? -- спросил Вабслин, опустив взгляд на то, что осталось от
маленькой машины, и почесал голову. -- Это он построил эту штуку?
-- Должно быть, он. -- Хорза увидел, как Йелсон осторожно, держа ружье
наготове, постучала сапогом по разорванному металлу останков. -- Ничего
похожего в мое время здесь внизу не было, но его можно было изготовить в
одной из мастерских; несколько старых машин еще работали. Конечно, сложно,
но если мозг располагает несколькими полями-манипуляторами и одним-двумя
дистанционно управляемыми роботами, то он вполне мог это сделать. Ведь время
у него было.
-- Довольно примитивно. -- Вабслин повертел в руках кусок оружейного
механизма, посмотрел на лежащие поодаль трупы меджелей и закончил: -- Но
эффективно.
-- По моим расчетам, меджелей больше не осталось, -- сказал Хорза.
-- Но остались еще два идиранина, -- мрачно заявила Йелсон и пнула
маленькое резиновое колесо. Оно прокатилось два метра по обломкам и упало
подле Нейсина, который как раз отмечал обнаружение мертвых меджелей глотком
из своей фляжки.
-- А ты уверен, что этих идиран здесь уже нет?
Эвигер испуганно огляделся. Доролоу тоже посмотрела в темноту и сделала
знак Огненного Круга.
-- Абсолютно, -- ответил Хорза. -- Я удостоверился.
Осмотреть станцию "пять" было несложно; она была всего лишь разъездом,
скоплением стрелок, техническим устройством в двойной петле Командной
Системы и местом, где поезда могли останавливаться и связываться с
коммуникационными линиями на поверхности планеты. Рядом с главной пещерой
располагались несколько складов и камер, но не было никаких коммутационных
устройств, жилых помещений и пунктов управления, а также никаких ремонтных и
обслуживающих зон. Следы в пыли показывали, куда ушли идиране после боя с
примитивным автоматом мозга. Они отправились к станции "шесть".
-- Ты думаешь, на следующей станции стоит поезд? -- спросил Вабслин.
Хорза кивнул:
-- Должен.
Инженер тоже кивнул, направив пустой взгляд на блестящий в полу станции
двойной ряд стальных рельсов.
Бальведа спрыгнула с поддона, чтобы размять ноги. Инфракрасный сенсор
от скафандра Хорзы был еще включен, и Хорза видел, как изо рта агента
Культуры слабо светящимся облаком веяло теплое дыхание. Она похлопывала
ладонями и стучала ногами об пол.
-- Все еще не слишком тепло, верно? -- сказала она.
-- Ничего, -- проворчал из-под поддона робот. -- Вполне возможно, что я
скоро перегреюсь, и тогда некоторое время тебе будет уютнее, пока мне совсем
не придет конец.
Бальведа улыбнулась, снова уселась на поддон и сказала Хорзе:
-- Все еще думаете убедить своих трехногих друзей, что вы на их
стороне?
-- Ху! -- сделал робот.
-- Посмотрим, -- гласил полный ответ Хорзы.
Снова его дыхание, стук сердца, медленное движение пресного воздуха.
Туннели вели в глубокую ночь древней скалы, как коварный круговой
лабиринт.
-- Война не закончится, -- заявил Эвигер. -- Она просто отомрет.
Хорза парил вдоль туннеля и вполуха слушал по открытому каналу беседы
летевших следом. Он переключил внешние микрофоны скафандра от динамика шлема
на маленький экран у щеки; картина показывала только тишину.
-- Все думают, Культура сдастся, -- продолжал Эвигер. -- Но я думаю
иначе. По-моему, люди Культуры будут продолжать воевать, так как верят в
свое дело. Идиране тоже не сдадутся; они будут воевать до последнего, а
потому они с Культурой будут продолжать нападать друг на друга по всей
Галактике, и их оружие, бомбы и лучи будут становиться все лучше и лучше, и
тогда, в конце концов, полем боя станет вся Галактика, будут уничтожены все
звезды, планеты, орбитали и все остальное, где достаточно места, чтобы жить;
потом они станут уничтожать большие корабли противника, а потом и маленькие
корабли, пока все люди не станут жить в отдельных скафандрах и обстреливать
друг друга из оружия, которое в состоянии разрушать планеты... и на этом все
кончится. Тогда, возможно, начнут изобретать все более мелкое оружие и
роботов, и эти все уменьшающиеся и уменьшающиеся машины будут воевать внутри
того, что осталось от Галактики, и уже не останется никого и ничего, кто
помнил бы, как все это вообще начиналось.
-- Это по-настоящему забавно, -- сказал Юнаха-Клосп. -- А что будет,
если дела пойдут совсем плохо?
-- Слишком негативная точка зрения на войну, Эвигер, -- вмешался
высокий голос Доролоу. -- Будь позитивнее. Состязание требует развития,
война -- экзамен, война -- часть жизни и эволюционного процесса. На ее
внешней границе мы находим самих себя.
-- ...обычно в дерьме, -- прокомментировала Йелсон. Хорза улыбнулся.
-- Йелсон! -- взорвалась Доролоу. -- Даже если ты не...
-- Тихо, вы там! -- вдруг приказал Хорза. Экран у его щеки замигал. --
Подождите там! Впереди какой-то звук.
Он остановился, тихо сел в воздухе и вывел поступающий снаружи шум на
динамик шлема.
Низкий гул, как от далекого тяжелого прибоя или непогоды в далеких
горах.
-- Да, там действительно какой-то шум, -- сказал Хорза.
-- Сколько еще до следующей станции? -- осведомилась Йелсон.
-- Около двух километров.
-- Думаешь, это идиране?
Голос Нейсина прозвучал нервно.
-- Вероятно, -- ответил Хорза. -- Ладно. Я лечу вперед. Йелсон,
Бальведу в кандалы. Каждый присматривает за своим оружием. И тихо! Вабслин,
Нейсин, медленно летите дальше. Остановитесь, как только увидите станцию.
Попробую поговорить с этими парнями.
Неясный шум усилился и напоминал удары по камню, будто в руднике
глубоко внутри горы.
Хорза приближался к станции. За углом показалась герметичная дверь. До
станции должно было оставаться не более ста метров. Хорза слышал громовой
грохот. Звук доносился через темный туннель, низкий и переменчивый, едва
приглушаемый расстоянием. Там будто переключали большие стрелки, укрепляли
тяжелые цепи. Скафандр зарегистрировал в воздухе органические молекулы --
это был запах идиран. Хорза пролетел мимо края двери и увидел станцию.
На станции "шесть" горел свет, тусклый и желтый, как от слабого
карманного фонаря. Хорза подождал, пока Вабслин и Нейсин не сообщили, что
тоже видят станцию из своих туннелей, и подлетел поближе.
На станции "шесть" стоял поезд Командной Системы. Его округлая масса в
три этажа высотой и триста метров длиной наполовину заполняла цилиндрическую
пещеру. Свет шел от дальнего конца поезда и сверху, где была кабина
управления. И шум тоже доносился от поезда. Хорза пролетел поперек
пешеходного туннеля, чтобы увидеть всю станцию. У дальнего конца перрона в
воздухе парил мозг. Хорза мгновение пристально смотрел на него, потом
увеличил картину, чтобы двигаться увереннее. Мозг выглядел настоящим,
эллипсоид метров пятнадцати в длину и, возможно, метра три диаметром,
серебристо-желтый в падающем из кабины поезда слабом свете. Хорза посмотрел
на сенсор массы скафандра; тот регистрировал только размытый сигнал реактора
поезда и ничего больше.
-- Йелсон... -- прошептал он, хотя знал, что это бесполезно, -- твой
датчик массы что-нибудь показывает?
-- Только слабый след; по-моему, реактор.
-- Вабслин, -- сказал Хорза, -- там что-то в дальнем конце станции.
Очень похоже на мозг, но на обоих датчиках пусто. Может, это его антиграв
делает его невидимым?
-- Вообще-то нет, -- растерянно ответил Вабслин. -- Это могло бы
обмануть сенсор пассивной гравитации, а не...
От поезда донесся громкий звук, как от ломающегося металла. Скафандр
Хорзы показал резкое повышение локального излучения.
-- Яйца спасителя! -- выругался Хорза.
-- Что случилось? -- спросила Йелсон. По станции снова пронесся сухой
треск. На нижней стороне вагона с реактором в центре поезда засветился
второй слабый желтый огонек.
-- Что-то мастерят с реактором, вот что, -- ответил Хорза.
-- Боже мой, -- простонал Вабслин. -- Разве они не знают, какой старый
весь этот поезд?
-- Зачем они это делают? -- поинтересовался Эвигер.
-- Может быть, пытаются заставить поезд двигаться на собственной
энергии, -- задумчиво сказал Хорза. -- С ума сошли, сволочи!
-- Может, они слишком ленивы для пешего перехода назад, на поверхность,
-- сказал робот.
-- Эти... эти атомные реакторы, они ведь не могут взорваться, да? --
спросил Эвигер, и в то же мгновение из-под средней части поезда брызнул
ослепительный голубой свет. Хорза вздрогнул и закрыл глаза. Он услышал, как
что-то закричал Вабслин и стал ждать ударной волны, грома, смерти...
Он открыл глаза. Свет под вагоном-реактором все еще вспыхивал и
искрился. Время от времени доносился треск, как от статического
электричества.
-- Хорза! -- крикнула Йелсон.
-- Мать твою! -- выругался Вабслин. -- Я чуть не навалил в штаны.
-- Все в порядке, -- успокоил всех Хорза. -- Я думал, они поднимут эту
штуку на воздух. Что это, Вабслин?
-- По-моему, сварка, -- ответил тот. -- Дуговая.
-- Тогда надо заставить этих безумцев отложить инструменты, пока они не
разнесли тут все вместе с нами, -- решил Хорза. -- Йелсон, ко мне! Доролоу,
присоединяйся к Вабслину! Эвигер, останешься с Бальведой!
Перегруппировка заняла несколько минут. Хорза не сводил глаз с яркого,
мигающего голубого света, трещавшего под центром поезда. Потом свет погас, и
станцию освещали только два слабых огонька у кабины и вагона с реактором.
Йелсон спланировала вниз по пешеходному туннелю и мягко приземлилась подле
Хорзы.
-- Готово, -- сообщила по интеркому Доролоу. Потом вспыхнул экран в
шлеме Хорзы, а возле уха пискнул динамик. Рядом с ними что-то излучило
сигнал, но он исходил не от их скафандров и не от робота.
-- Что это? -- спросил Вабслин. -- Смотри-ка, вон там! На полу. Похоже
на коммуникатор.
Хорза с Йелсон обменялись взглядами.
-- Хорза, -- сказал Вабслин, -- здесь, в туннеле на полу лежит
коммуникатор; мне кажется, включенный. Он должен был засечь шум от
приземления Доролоу. Это он послал сигнал; они используют его к качестве
"клопа".
-- Мне очень жаль, -- извинилась Доролоу.
-- Не трогайте эту штуку! -- резко крикнула Йелсон. -- Она может
взорваться.
-- Так. Теперь они знают, что мы здесь, -- констатировал Эвигер.
-- Они все равно скоро узнали бы, -- сказал Хорза. -- Попытаюсь их
вызвать. Будьте готовы на случай, если у них нет желания разговаривать.
Хорза отключил антиграв и прошел к концу туннеля, почти до подъемника.
Там лежал еще один коммуникатор и передавал звук дальше. Хорза оглядел
транса, спросила себя, сколько она уже тут сидит, охраняют ее или нет).
Опять закружилась голова, и она еще глубже зарыла ладони в снег. Перчатки
сжали замерзшие снежинки, и когда она это сделала, она вспомнила себя.
Она увидела перед собой узор из замерзшей пены, она опять стояла у края
болота, у маленького водопада и пруда, где нашла линзу из вспененного льда.
Она держала ее в руках, и та не звучала, когда по ней постукивали пальцем, и
у нее был вкус обыкновенной воды и только, когда она касалась ее языком... и
дыхание облачком веяло над ней, еще одной вихревой картиной в воздухе. И это
была она.
И это было то, что это значило. Что-то, за что можно было ухватиться.
Кто мы?
Мы то, чем являемся. Просто то, что мы представляем собой как существа.
То, что мы знаем и делаем. Не меньше и не больше.
Дополнительная информация. Узоры, галактики, звездные системы, планеты
-- все развивается. И материя подвержена изменениям. Жизнь -- более быстрая
сила, заново организуется, находит новые ниши, начинает формировать себя.
Разум -- сознание -- на целый порядок быстрее, еще один новый уровень. То,
что лежало по ту сторону, было незнакомо, слишком неопределенно, чтобы быть
понятым (спроси Дра'Азон и подожди ответа)... Все было только уточнением,
процессом сделать это правильнее (если само "правильно" было правильным)...
Стало быть, мы испортили свое наследство... ну и что? Что мы могли
испортить с большим правом? Если мы делаем ошибки, то только потому, что
глупы, а не потому, что плоха идея. И если мы больше не находимся у
ломающегося края волны, то вот это неудача. Мы передаем дальше эстафету, и
лучшие желания, множество удовольствий.
Все подле нас, все вокруг нас, все, что мы знаем и можем узнать,
состоит, в конце концов, из узоров Ничто. Это основная линия, окончательная
правда. И если мы вдруг установим, что можем контролировать определенный
узор, почему бы нам не переделать его по нашим представлениям об
элегантности, сделать радостнее и лучше? Да, мы гедонисты, мистер Бора Хорза
Гобучул. Мы ищем удовольствий и, допустим, мы сами настроили себя так, что
можем ощущать их сильнее. Мы то, что мы есть. А ты? Во что превращает это
тебя? Кто ты? Кто ты?
Оружие. Вещь, сделанная давно умершими, чтобы обманывать и убивать.
Весь подвид Оборотней -- пережиток старой войны, такой давней войны, что
никто уже не помнит, кто против кого воевал или когда и за что. Никто не
помнит и того, на стороне победителей были Оборотни или нет.
Но на всякий случай тебя сделали, Хорза. Ты не продукт эволюции,
которую ты назвал бы "естественной", а продукт тщательных раздумий и
генетических манипуляций, военного планирования и обдуманного
проектирования... и войны. Только война ответственна за твое создание, ты ее
дитя, ее завещание. Оборотень, обратись в самого себя... но ты этого не
можешь, не хочешь. Ты можешь только стараться не думать об этом. И все-таки
это знание есть, информация эта вросла в самые глубокие твои глубины.
Возможно, что ты можешь легко жить с этим знанием, но я не думаю, что ты с
ним справишься...
И мне жаль тебя, потому что мне кажется, что теперь я знаю, кого ты
ненавидишь на самом деле.
Она быстро вышла из транса, когда выделение секрета из желез в ее шее и
позвоночнике прекратилось. Связи, образовавшиеся в мозгу девочки,
разорвались, освобождая ее.
Ее окружала реальность, ветер холодил кожу. Она вытерла пот со лба. В
глазах стояли слезы, она осушила их, засопела и потерла покрасневший нос.
Опять промах, горько подумала она. Но это был молодой, нестабильный вид
горечи, так сказать, подражание ему, что-то, в чем она некоторое время
нравилась себе, как ребенок примеряет одежду взрослого. Она мгновение
наслаждалась чувством старости и отчаяния, но потом сбросила его. Настроение
ей не подходило. Еще будет время для настоящей версии старости, подумала она
с сарказмом и улыбнулась ряду гор по другую сторону равнины.
Но все равно это было промахом. Она надеялась, что ей придет идея... об
идиранах, или Бальведе, или Оборотне, или войне, или... о чем-нибудь...
Вместо этого все было большей частью старой территорией, известными,
уже усвоенными фактами.
Известное отвращение к человеческому, понимание гордого презрения,
которое идиране ощущали к их расе, еще одно подтверждение, что по крайней
мере эта вещь имеет свое собственное значение; и, вероятно, обманчивый,
вероятно, сопровождаемый избытком симпатии взгляд в характер мужчины,
которого она никогда не видела и никогда не увидит и который отделен от нее
большей частью Галактики и совершенно иной этикой.
Достаточно мало, чтобы тащить все с собой вниз с замерзшей вершины.
Она вздохнула. Дул ветер, и массы облаков собирались над высокой горной
цепью. Надо спускаться, если она хочет успеть до бури. Она будет чувствовать
себя обманутой, если доберется до дома не на собственных парах, и Джез
станет ругаться, если условия станут такими плохими, что ее придется
вытаскивать с помощью флайера.
Фел'Нгистра встала. Вернулась боль в ноге -- сигналы ее слабых мест.
Она мгновение подождала, еще раз проверила состояние сломанной кости,
решила, что она выдержит, и начала спускаться в незамерзающий мир внизу.
Его ласково трясли.
-- Проснись же! Ну, проснись! Идем же, ты должен проснуться!
Он узнал голос Ксоралундры. Старый идиранин пытался его разбудить.
Хорза сделал вид, что продолжает спать.
-- Я знаю, что ты проснулся. Ну давай, пора вставать!
Он с наигранной усталостью открыл глаза. Ксоралундра был тут, в
ярко-голубой круглой комнате. В альковах, вделанных в голубой материал,
стояла масса больших кроватей. Сверху нависало белое небо с черными
облаками. В комнате очень светло. Прикрывая глаза, Хорза посмотрел на
идиранина.
-- Куда надевалась Командная Система? -- спросил он и оглядел круглую
голубую комнату.
-- Сон кончился. Ты хорошо сделал свое дело, с развевающимися
знаменами. Академия и я очень гордимся тобой.
Он не мог удержаться от радости. Его будто окутало теплое сияние, и на
лице невольно появилась улыбка.
-- Спасибо, -- сказал он. Кверл кивнул.
-- Ты хорошо держался в качестве Боры Хорзы Гобучула, -- сказал
Ксоралундра мощным громовым голосом. -- И теперь можешь немного насладиться
свободой. Иди и поиграй с Гирашелл!
Хорза сбросил ноги с постели и уже хотел было спрыгнуть на пол, когда
Ксоралундра сказал это. Он улыбнулся старому кверлу.
-- С кем?
-- С твоей подругой Гирашелл, -- ответил идиранин.
-- Ты имеешь в виду Кирачелл, -- возразил он с улыбкой. Должно быть,
Ксоралундра действительно старел.
-- Я имею в виду Гирашелл, -- холодно подчеркнул идиранин, отступил
назад и странно на него посмотрел. -- Кто такая Кирачелл?
-- Ты хочешь сказать, что не знаешь? Но как же тогда ты сумел так
исказить ее имя? -- Он покачал головой над глупостью кверла. Или это все еще
часть какого-то теста?
-- Минуточку. -- Ксоралундра посмотрел на предмет в своей руке, который
отбрасывал разноцветные отблески на его широкое блестящее лицо. Потом второй
рукой шлепнул себя по рту. С выражением удивления он повернулся к Хорзе и
сказал: -- О! Прошу прощения!
И вдруг толкнул Хорзу назад, в...
Он сидел прямо. Что-то выло ему в ухо.
Хорза снова медленно лег на спину, пытаясь разглядеть в зернистой тьме,
не наблюдал ли кто-нибудь за ним, но все молчали. Он приказал телесенсору
выключить тревогу. Вой в ухе смолк. За высоким мостиком было хорошо видно
тело Юнахи-Клоспа.
Хорза открыл окно шлема и вытер пот со лба и носа. Несомненно, робот
всякий раз замечал, когда он просыпался. Что он теперь думает обо мне? --
спросил себя Хорза. Достаточно ли хорошо видела машина, чтобы понять, что у
него кошмары? Могла ли она сквозь смотровое стекло разглядеть его лицо или
заметить легкие подрагивания тела, когда мозг создавал собственные картины
из кусков его жизни? Он затемнил стекло шлема и установил скафандр так,
чтобы тот казался распластанным и застывшим.
Хорза представил себе, как это должно выглядеть для машины: маленькая,
мягкая, голая штука, извивающаяся в жестком коконе под влиянием ассоциаций,
охвативших его в коме.
Ночь прошла, и Отряд Вольных Наемников проснулся в темноте лабиринта.
Робот ни словом не обмолвился о том, как Хорза вскакивал во сне, а
расспрашивать его Хорза не стал. Он выставлял напоказ фальшивую радость и
сердечность, ходил от одного к другому, смеялся, хлопал по спине,
рассказывал, как они сегодня пойдут на станцию "семь" и там включат
освещение и введут в действие транзитные трубы.
-- Что я хотел тебе сказать, Вабслин. -- Он улыбнулся инженеру, трущему
глаза. -- Давай попробуем, не удастся ли нам запустить один из этих больших
поездов... так, шутки ради.
Вабслин зевнул.
-- Если он будет в порядке...
-- А почему нет? -- Хорза развел руками. -- Я думаю, мистер Адекват дал
нам свободу действий; решил закрыть глаза на все это дело. Давай-ка заставим
разогнаться один из этих суперпоездов, а?
Вабслин потянулся, улыбнулся и кивнул.
-- Ну да, на первый взгляд это вполне хорошая идея.
Хорза широко улыбнулся, подмигнул Вабслину и пошел освобождать
Бальведу. Как будто отпускаю дикого зверя, подумал он, отодвигая пустой
барабан из-под кабеля, которым была заблокирована дверь. Он почти ожидал,
что Бальведа сбежала, необъяснимым образом освободившись от пут и исчезнув
из комнаты, не открывая дверей. Но когда он заглянул внутрь, она спокойно
лежала в своих теплых одеждах. Кандалы продавили борозды в меховой куртке и
по-прежнему были прикреплены к стене, как зацепил их Хорза.
-- Доброе утро, Перостек! -- бодро поприветствовал он.
-- Хорза, -- сказала женщина угрюмо, медленно села и пошевелила плечами
и шеей, -- после двадцати лет в доме моей матери -- это больше, чем мне
хотелось бы насчитать, -- когда я, бодрая и дерзкая молодая штучка,
наслаждалась всеми радостями, которые когда-либо могла предложить Культура,
одного или двух лет зрелости, семнадцати в Контакте и четырех в "ОО" я по
утрам давно уже не та, с кем приятно познакомиться или кто быстро
просыпается. У вас, случайно, нет воды? Я слишком долго спала; было
неудобно, холодно и темно, снились кошмары, которые казались мне насквозь
ужасными, пока я не проснулась и не осознала, как выглядит реальность... я
только что упомянула о воде, вы слышали? Или мне не положено?
-- Я принесу, -- сказал он и пошел назад. У двери он остановился. --
Вообще-то вы правы. По утрам вы довольно ужасны.
Бальведа покачала в темноте головой, сунула палец в рот и потерла одну
сторону, будто массировала десны или чистила зубы. Потом просто села,
опустив голову меж колен и уставившись в смолянисто-черное ничто древнего
каменного пола, и спросила себя, не настал ли тот день, когда она умрет.
* * *
Они стояли в большой полукруглой галерее, вырубленной в скале, и
смотрели через темное помещение зоны ремонта и обслуживания станции
"четыре". Площадь пещеры была триста квадратных метров или чуть больше, и от
галереи, в которой они стояли, вниз до пола широкой пещеры, набитой машинами
и оборудованием, было метров тридцать.
С потолка в тридцатиметровой сумрачной высоте над ними свисали большие
руки кранов, которые могли поднимать и держать целый поезд Командной
Системы. На половине этой высоты над пещерой тянулся висячий мост, связывая
галерею на одной стороне с галереей на противоположной, и делил темную
пещеру пополам.
Они были готовы к отправлению; Хорза отдал приказ.
Вабслин и Нейсин полетели на антигравах через маленькие боковые трубы к
главному туннелю Командной Системы и транзитной трубе. Добравшись туда, они
будут держаться на одной высоте с главным отрядом. Хорза включил свой
антиграв, приподнялся примерно на метр и полетел вдоль бокового туннеля
пешеходной галереи. Потом он медленно двинулся сквозь тьму к станции "пять",
находящейся в тридцати километрах. Остальные, тоже по воздуху, последуют за
ним. Бальведа расположилась на поддоне со снаряжением.
Хорза улыбнулся, когда Бальведа уселась на поддон. Она вдруг напомнила
ему Фви-Зонга на неподъемных носилках в солнечном свете того места, которое
теперь уже исчезло. Сравнение показалось ему чудесно абсурдным.
Он парил вдоль пешеходного туннеля, останавливаясь у каждой
появляющейся боковой трубы, проверяя ее и всякий раз связываясь с
остальными. Сенсоры его скафандра были установлены на максимальную емкость;
любой свет, тишайший звук, изменения в воздушном потоке, даже вибрация камня
вокруг -- улавливалось все. Регистрировались даже необычные запахи, и
энергия, что текла по кабелям в стенах туннеля, и любой вид связи по радио.
Он подумал было, не вызвать ли идиран на марше, но отказался от этой
мысли. Со станции "четыре" он отправил единственный короткий сигнал и не
получил на него ответа.
Сигналы дорогой слишком многое выдали бы, если идиране (как он полагал)
были не в настроении вступать с ними в контакт.
Он двигался в темноте, будто сидя в невидимом кресле с
когерентно-лучевым эмиссионным ружьем в руках. Он слышал удары своего
сердца, дыхание и тихое веяние холодного и довольно безвкусного воздуха
вокруг скафандра. Скафандр ощущал неопределенное фоновое излучение от
гранитных стен, пронизываемое толчками космических лучей. На лицевой
пластине шлема Хорза видел созданное лучом радара призрачное изображение
туннеля, который вился сквозь скалу.
В некоторых местах туннель шел прямо, и когда Хорза оборачивался, он
мог видеть основной отряд, следующий за ним в полукилометре. Потом туннель
снова описывал ряд пологих кривых и ограничивал обзор радара до двухсот
метров и менее, и тогда казалось, будто он парит в холодной черноте один.
На станции "пять" они нашли поле боя.
Скафандр Хорзы уловил странные запахи, и это оказалось первым
признаком: молекулы обугленной и сгоревшей органики в воздухе. Он приказал
остальным остановиться и осторожно полетел вперед.
У стены темной и покинутой пещеры лежали четыре мертвых меджеля. Их
обгоревшие и изуродованные тела были будто эхом формации окоченевших
Оборотней в базе на поверхности. На стене над павшими были выжжены
религиозные символы идиран.
Здесь произошла перестрелка. Стены станции усеивали мелкие кратеры и
длинные шрамы от лазеров. Хорза нашел останки лазерного ружья; оно было
разбито, и в нем торчал маленький кусок металла. Тела меджелей были изорваны
сотнями таких же мелких пуль.
В задней части станции за полуразрушенной входной рампой он нашел
разбросанные куски какой-то примитивной машины, своего рода оружия на
колесах, вроде маленького танка. Развороченная башня все еще хранила запас
пулевых патронов, а часть пуль летучими семенами разбросало по опаленным
огнем останкам корпуса. Увидев обломки, Хорза слегка улыбнулся и взвесил в
ладони горсть неиспользованных патронов.
-- Мозг? -- спросил Вабслин, опустив взгляд на то, что осталось от
маленькой машины, и почесал голову. -- Это он построил эту штуку?
-- Должно быть, он. -- Хорза увидел, как Йелсон осторожно, держа ружье
наготове, постучала сапогом по разорванному металлу останков. -- Ничего
похожего в мое время здесь внизу не было, но его можно было изготовить в
одной из мастерских; несколько старых машин еще работали. Конечно, сложно,
но если мозг располагает несколькими полями-манипуляторами и одним-двумя
дистанционно управляемыми роботами, то он вполне мог это сделать. Ведь время
у него было.
-- Довольно примитивно. -- Вабслин повертел в руках кусок оружейного
механизма, посмотрел на лежащие поодаль трупы меджелей и закончил: -- Но
эффективно.
-- По моим расчетам, меджелей больше не осталось, -- сказал Хорза.
-- Но остались еще два идиранина, -- мрачно заявила Йелсон и пнула
маленькое резиновое колесо. Оно прокатилось два метра по обломкам и упало
подле Нейсина, который как раз отмечал обнаружение мертвых меджелей глотком
из своей фляжки.
-- А ты уверен, что этих идиран здесь уже нет?
Эвигер испуганно огляделся. Доролоу тоже посмотрела в темноту и сделала
знак Огненного Круга.
-- Абсолютно, -- ответил Хорза. -- Я удостоверился.
Осмотреть станцию "пять" было несложно; она была всего лишь разъездом,
скоплением стрелок, техническим устройством в двойной петле Командной
Системы и местом, где поезда могли останавливаться и связываться с
коммуникационными линиями на поверхности планеты. Рядом с главной пещерой
располагались несколько складов и камер, но не было никаких коммутационных
устройств, жилых помещений и пунктов управления, а также никаких ремонтных и
обслуживающих зон. Следы в пыли показывали, куда ушли идиране после боя с
примитивным автоматом мозга. Они отправились к станции "шесть".
-- Ты думаешь, на следующей станции стоит поезд? -- спросил Вабслин.
Хорза кивнул:
-- Должен.
Инженер тоже кивнул, направив пустой взгляд на блестящий в полу станции
двойной ряд стальных рельсов.
Бальведа спрыгнула с поддона, чтобы размять ноги. Инфракрасный сенсор
от скафандра Хорзы был еще включен, и Хорза видел, как изо рта агента
Культуры слабо светящимся облаком веяло теплое дыхание. Она похлопывала
ладонями и стучала ногами об пол.
-- Все еще не слишком тепло, верно? -- сказала она.
-- Ничего, -- проворчал из-под поддона робот. -- Вполне возможно, что я
скоро перегреюсь, и тогда некоторое время тебе будет уютнее, пока мне совсем
не придет конец.
Бальведа улыбнулась, снова уселась на поддон и сказала Хорзе:
-- Все еще думаете убедить своих трехногих друзей, что вы на их
стороне?
-- Ху! -- сделал робот.
-- Посмотрим, -- гласил полный ответ Хорзы.
Снова его дыхание, стук сердца, медленное движение пресного воздуха.
Туннели вели в глубокую ночь древней скалы, как коварный круговой
лабиринт.
-- Война не закончится, -- заявил Эвигер. -- Она просто отомрет.
Хорза парил вдоль туннеля и вполуха слушал по открытому каналу беседы
летевших следом. Он переключил внешние микрофоны скафандра от динамика шлема
на маленький экран у щеки; картина показывала только тишину.
-- Все думают, Культура сдастся, -- продолжал Эвигер. -- Но я думаю
иначе. По-моему, люди Культуры будут продолжать воевать, так как верят в
свое дело. Идиране тоже не сдадутся; они будут воевать до последнего, а
потому они с Культурой будут продолжать нападать друг на друга по всей
Галактике, и их оружие, бомбы и лучи будут становиться все лучше и лучше, и
тогда, в конце концов, полем боя станет вся Галактика, будут уничтожены все
звезды, планеты, орбитали и все остальное, где достаточно места, чтобы жить;
потом они станут уничтожать большие корабли противника, а потом и маленькие
корабли, пока все люди не станут жить в отдельных скафандрах и обстреливать
друг друга из оружия, которое в состоянии разрушать планеты... и на этом все
кончится. Тогда, возможно, начнут изобретать все более мелкое оружие и
роботов, и эти все уменьшающиеся и уменьшающиеся машины будут воевать внутри
того, что осталось от Галактики, и уже не останется никого и ничего, кто
помнил бы, как все это вообще начиналось.
-- Это по-настоящему забавно, -- сказал Юнаха-Клосп. -- А что будет,
если дела пойдут совсем плохо?
-- Слишком негативная точка зрения на войну, Эвигер, -- вмешался
высокий голос Доролоу. -- Будь позитивнее. Состязание требует развития,
война -- экзамен, война -- часть жизни и эволюционного процесса. На ее
внешней границе мы находим самих себя.
-- ...обычно в дерьме, -- прокомментировала Йелсон. Хорза улыбнулся.
-- Йелсон! -- взорвалась Доролоу. -- Даже если ты не...
-- Тихо, вы там! -- вдруг приказал Хорза. Экран у его щеки замигал. --
Подождите там! Впереди какой-то звук.
Он остановился, тихо сел в воздухе и вывел поступающий снаружи шум на
динамик шлема.
Низкий гул, как от далекого тяжелого прибоя или непогоды в далеких
горах.
-- Да, там действительно какой-то шум, -- сказал Хорза.
-- Сколько еще до следующей станции? -- осведомилась Йелсон.
-- Около двух километров.
-- Думаешь, это идиране?
Голос Нейсина прозвучал нервно.
-- Вероятно, -- ответил Хорза. -- Ладно. Я лечу вперед. Йелсон,
Бальведу в кандалы. Каждый присматривает за своим оружием. И тихо! Вабслин,
Нейсин, медленно летите дальше. Остановитесь, как только увидите станцию.
Попробую поговорить с этими парнями.
Неясный шум усилился и напоминал удары по камню, будто в руднике
глубоко внутри горы.
Хорза приближался к станции. За углом показалась герметичная дверь. До
станции должно было оставаться не более ста метров. Хорза слышал громовой
грохот. Звук доносился через темный туннель, низкий и переменчивый, едва
приглушаемый расстоянием. Там будто переключали большие стрелки, укрепляли
тяжелые цепи. Скафандр зарегистрировал в воздухе органические молекулы --
это был запах идиран. Хорза пролетел мимо края двери и увидел станцию.
На станции "шесть" горел свет, тусклый и желтый, как от слабого
карманного фонаря. Хорза подождал, пока Вабслин и Нейсин не сообщили, что
тоже видят станцию из своих туннелей, и подлетел поближе.
На станции "шесть" стоял поезд Командной Системы. Его округлая масса в
три этажа высотой и триста метров длиной наполовину заполняла цилиндрическую
пещеру. Свет шел от дальнего конца поезда и сверху, где была кабина
управления. И шум тоже доносился от поезда. Хорза пролетел поперек
пешеходного туннеля, чтобы увидеть всю станцию. У дальнего конца перрона в
воздухе парил мозг. Хорза мгновение пристально смотрел на него, потом
увеличил картину, чтобы двигаться увереннее. Мозг выглядел настоящим,
эллипсоид метров пятнадцати в длину и, возможно, метра три диаметром,
серебристо-желтый в падающем из кабины поезда слабом свете. Хорза посмотрел
на сенсор массы скафандра; тот регистрировал только размытый сигнал реактора
поезда и ничего больше.
-- Йелсон... -- прошептал он, хотя знал, что это бесполезно, -- твой
датчик массы что-нибудь показывает?
-- Только слабый след; по-моему, реактор.
-- Вабслин, -- сказал Хорза, -- там что-то в дальнем конце станции.
Очень похоже на мозг, но на обоих датчиках пусто. Может, это его антиграв
делает его невидимым?
-- Вообще-то нет, -- растерянно ответил Вабслин. -- Это могло бы
обмануть сенсор пассивной гравитации, а не...
От поезда донесся громкий звук, как от ломающегося металла. Скафандр
Хорзы показал резкое повышение локального излучения.
-- Яйца спасителя! -- выругался Хорза.
-- Что случилось? -- спросила Йелсон. По станции снова пронесся сухой
треск. На нижней стороне вагона с реактором в центре поезда засветился
второй слабый желтый огонек.
-- Что-то мастерят с реактором, вот что, -- ответил Хорза.
-- Боже мой, -- простонал Вабслин. -- Разве они не знают, какой старый
весь этот поезд?
-- Зачем они это делают? -- поинтересовался Эвигер.
-- Может быть, пытаются заставить поезд двигаться на собственной
энергии, -- задумчиво сказал Хорза. -- С ума сошли, сволочи!
-- Может, они слишком ленивы для пешего перехода назад, на поверхность,
-- сказал робот.
-- Эти... эти атомные реакторы, они ведь не могут взорваться, да? --
спросил Эвигер, и в то же мгновение из-под средней части поезда брызнул
ослепительный голубой свет. Хорза вздрогнул и закрыл глаза. Он услышал, как
что-то закричал Вабслин и стал ждать ударной волны, грома, смерти...
Он открыл глаза. Свет под вагоном-реактором все еще вспыхивал и
искрился. Время от времени доносился треск, как от статического
электричества.
-- Хорза! -- крикнула Йелсон.
-- Мать твою! -- выругался Вабслин. -- Я чуть не навалил в штаны.
-- Все в порядке, -- успокоил всех Хорза. -- Я думал, они поднимут эту
штуку на воздух. Что это, Вабслин?
-- По-моему, сварка, -- ответил тот. -- Дуговая.
-- Тогда надо заставить этих безумцев отложить инструменты, пока они не
разнесли тут все вместе с нами, -- решил Хорза. -- Йелсон, ко мне! Доролоу,
присоединяйся к Вабслину! Эвигер, останешься с Бальведой!
Перегруппировка заняла несколько минут. Хорза не сводил глаз с яркого,
мигающего голубого света, трещавшего под центром поезда. Потом свет погас, и
станцию освещали только два слабых огонька у кабины и вагона с реактором.
Йелсон спланировала вниз по пешеходному туннелю и мягко приземлилась подле
Хорзы.
-- Готово, -- сообщила по интеркому Доролоу. Потом вспыхнул экран в
шлеме Хорзы, а возле уха пискнул динамик. Рядом с ними что-то излучило
сигнал, но он исходил не от их скафандров и не от робота.
-- Что это? -- спросил Вабслин. -- Смотри-ка, вон там! На полу. Похоже
на коммуникатор.
Хорза с Йелсон обменялись взглядами.
-- Хорза, -- сказал Вабслин, -- здесь, в туннеле на полу лежит
коммуникатор; мне кажется, включенный. Он должен был засечь шум от
приземления Доролоу. Это он послал сигнал; они используют его к качестве
"клопа".
-- Мне очень жаль, -- извинилась Доролоу.
-- Не трогайте эту штуку! -- резко крикнула Йелсон. -- Она может
взорваться.
-- Так. Теперь они знают, что мы здесь, -- констатировал Эвигер.
-- Они все равно скоро узнали бы, -- сказал Хорза. -- Попытаюсь их
вызвать. Будьте готовы на случай, если у них нет желания разговаривать.
Хорза отключил антиграв и прошел к концу туннеля, почти до подъемника.
Там лежал еще один коммуникатор и передавал звук дальше. Хорза оглядел