Страница:
Говард рассмеялся:
– Вот тебе вместо него мятная таблетка. – Он протянул мне трубочку.
– В вашей компании прекрасно заботятся о пассажирах.
– Это что, ты вот посмотришь, как я буду садиться. Обратно тогда захочешь идти пешком.
– Вряд ли. Там, внизу, пешком далеко не уйдешь.
– Грантэм, – сказала Кейт, показывая вниз в окно. – Или то, что от него осталось.
Я посмотрел. Железная дорога огибала город с запада, рельсы потускнели и проржавели. Но от самого Грантэма осталось чертовски мало. Я помнил этот приятный городок с кирпичными Домиками, с рынком скота и высоким церковным шпилем. На этом месте теперь была дыра.
Или, точнее сказать, кратер.
– Взрыв подземного газа, – сказала Кейт и взяла у меня бинокль, чтобы рассмотреть получше. – Площадь кратера с два футбольных поля.
– Черт! – Я встряхнул головой. – Будто водородная бомба жахнула. Видишь, дома покорежило?
Грантэм почти весь снесло с лица земли мощным взрывом: деревья повалились, будто их кто-то аккуратно разложил верхушками в сторону от эпицентра. Даже с высоты мне было видно, как силой взрыва начисто стесало все ветви с корой, и остались только стволы, как белые спички. Сам кратер на месте бывшего торгового центра “Исаак Ньютон” имел форму точного круга с крутыми земляными стенами, уходившими вниз, где на дне стояла вода. И склоны уже зазеленели под неумолимой контратакой растительной жизни. Если лет через пять я снова буду пролетать здесь – это если буду жив, то увижу только бескрайнюю зелень над тем местом, где был город. А посреди этой растительности будет кратер с прудом, и там заведутся утки и лягушки.
Это если наша дурацкая планета к тому времени не сгорит ко всем чертям.
А мы упорно летели на юг, и солнце ярко сияло на небе.
– Я на дорогах не видел машин, – сказал я. – И даже пешеходов.
– И я не видела, – согласилась Кейт.
– Из-за высоты, – заметил Говард, поправляя темные очки. – Если лететь достаточно низко, люди видны.
– Вон Питерборо, – показала Кейт. – Похоже, кто-то здесь неосторожно поиграл со спичками.
Почти весь город сгорел. То ли оказался на горячей точке, то ли от намеренного поджога, то ли от чьей-то небрежности – уже никто не скажет. Дома в центре города почернели от копоти. Пожарников теперь нет, и огонь беспрепятственно шел по городу.
Возле вокзала валялся соскочивший с рельсов пассажирский поезд. Вдоль насыпи перед мостом через реку валялись, как игрушечные, вагоны. Локомотив въехал в когда-то элитный дом у воды, пробив стены и сокрушив межэтажные перекрытия.
И снова я ощутил ту же спокойную, почти олимпийскую отстраненность. Может быть, это тоже был механизм выживания. Если все время воображать себе, что было бы, если бы этот локомотив проломил стену твоей спальни или как ты выскакиваешь из дому на грохот катастрофы и видишь выброшенных из вагонов людей, валяющихся в кровавых лужах, можно действительно свихнуться.
Мы летели, и у меня стало нарастать нетерпение – и страх. Мандраж бил все сильнее. Вдали в дымке уже были видны первые высотные кварталы Лондона. Всего полгода назад это был один из самых больших городов мира, дом для шести с лишним миллионов людей. Сколько же из этих миллионов выжили? Говард говорил, что низколежащие части города затоплены.
Сейчас он вез нас внутрь этой широкой зоны бетонных, кирпичных и каменных зданий, покрывших юго-восточную часть Англии, как гигантский струп.
– Вот теперь самое трудное, – сказал Говард. – Ищем тот остров.
– Что нам надо высматривать?
– Это недалеко от Хэмпстеда. Там высоко, и дороги не залиты водой. Если я их увижу, место уже найду. Сам по себе остров похож на восьмерку. Два острова, разделенных железнодорожной выемкой.
– То есть недавно он еще не был островом?
– Верно. Не знаю, что сталось с Темзой в нижнем течении, но она запружена – то ли из-за подвижек земли, то ли из-за подземных взрывов. И вся река хлынула назад.
– Тогда этот остров мог уже оказаться под водой? Говард покачал головой:
– Я думаю, что Темза уже нашла новый выход к морю. Уровень воды вроде стабилизировался. По крайней мере больше не прет, как прилив. А, черт, кажется, пропустил. Рик!
– Да?
– Глянь-ка назад. Видишь две башни, а посредине – шпиль белой церкви?
– Вижу. Точно позади.
– Отлично. Тогда я должен свернуть вправо – это будет слева от Хэмпстеда. Ага... вот, точно впереди. Это Кэмден, то есть то, что видно от него над потопом.
– Библейское зрелище, – сказал я. – Лондон, захлестнутый Всемирным Потопом.
– Бедняги, – шепнула Кейт. – Бедняги.
– Внимание, леди и джентльмены. Будьте добры погасить сигареты и привести спинки своих кресел в вертикальное положение. А кто хочет, может и глаза закрыть. Аэропорт у нас малость маловат.
– Аэропорт?
– Ладно, футбольное поле. – Он мрачно ухмыльнулся. – Зато оно твердое, плоское, а если повезет, то и длины хватит. Зажмурились? Поехали!
60
61
62
63
– Вот тебе вместо него мятная таблетка. – Он протянул мне трубочку.
– В вашей компании прекрасно заботятся о пассажирах.
– Это что, ты вот посмотришь, как я буду садиться. Обратно тогда захочешь идти пешком.
– Вряд ли. Там, внизу, пешком далеко не уйдешь.
– Грантэм, – сказала Кейт, показывая вниз в окно. – Или то, что от него осталось.
Я посмотрел. Железная дорога огибала город с запада, рельсы потускнели и проржавели. Но от самого Грантэма осталось чертовски мало. Я помнил этот приятный городок с кирпичными Домиками, с рынком скота и высоким церковным шпилем. На этом месте теперь была дыра.
Или, точнее сказать, кратер.
– Взрыв подземного газа, – сказала Кейт и взяла у меня бинокль, чтобы рассмотреть получше. – Площадь кратера с два футбольных поля.
– Черт! – Я встряхнул головой. – Будто водородная бомба жахнула. Видишь, дома покорежило?
Грантэм почти весь снесло с лица земли мощным взрывом: деревья повалились, будто их кто-то аккуратно разложил верхушками в сторону от эпицентра. Даже с высоты мне было видно, как силой взрыва начисто стесало все ветви с корой, и остались только стволы, как белые спички. Сам кратер на месте бывшего торгового центра “Исаак Ньютон” имел форму точного круга с крутыми земляными стенами, уходившими вниз, где на дне стояла вода. И склоны уже зазеленели под неумолимой контратакой растительной жизни. Если лет через пять я снова буду пролетать здесь – это если буду жив, то увижу только бескрайнюю зелень над тем местом, где был город. А посреди этой растительности будет кратер с прудом, и там заведутся утки и лягушки.
Это если наша дурацкая планета к тому времени не сгорит ко всем чертям.
А мы упорно летели на юг, и солнце ярко сияло на небе.
– Я на дорогах не видел машин, – сказал я. – И даже пешеходов.
– И я не видела, – согласилась Кейт.
– Из-за высоты, – заметил Говард, поправляя темные очки. – Если лететь достаточно низко, люди видны.
– Вон Питерборо, – показала Кейт. – Похоже, кто-то здесь неосторожно поиграл со спичками.
Почти весь город сгорел. То ли оказался на горячей точке, то ли от намеренного поджога, то ли от чьей-то небрежности – уже никто не скажет. Дома в центре города почернели от копоти. Пожарников теперь нет, и огонь беспрепятственно шел по городу.
Возле вокзала валялся соскочивший с рельсов пассажирский поезд. Вдоль насыпи перед мостом через реку валялись, как игрушечные, вагоны. Локомотив въехал в когда-то элитный дом у воды, пробив стены и сокрушив межэтажные перекрытия.
И снова я ощутил ту же спокойную, почти олимпийскую отстраненность. Может быть, это тоже был механизм выживания. Если все время воображать себе, что было бы, если бы этот локомотив проломил стену твоей спальни или как ты выскакиваешь из дому на грохот катастрофы и видишь выброшенных из вагонов людей, валяющихся в кровавых лужах, можно действительно свихнуться.
Мы летели, и у меня стало нарастать нетерпение – и страх. Мандраж бил все сильнее. Вдали в дымке уже были видны первые высотные кварталы Лондона. Всего полгода назад это был один из самых больших городов мира, дом для шести с лишним миллионов людей. Сколько же из этих миллионов выжили? Говард говорил, что низколежащие части города затоплены.
Сейчас он вез нас внутрь этой широкой зоны бетонных, кирпичных и каменных зданий, покрывших юго-восточную часть Англии, как гигантский струп.
– Вот теперь самое трудное, – сказал Говард. – Ищем тот остров.
– Что нам надо высматривать?
– Это недалеко от Хэмпстеда. Там высоко, и дороги не залиты водой. Если я их увижу, место уже найду. Сам по себе остров похож на восьмерку. Два острова, разделенных железнодорожной выемкой.
– То есть недавно он еще не был островом?
– Верно. Не знаю, что сталось с Темзой в нижнем течении, но она запружена – то ли из-за подвижек земли, то ли из-за подземных взрывов. И вся река хлынула назад.
– Тогда этот остров мог уже оказаться под водой? Говард покачал головой:
– Я думаю, что Темза уже нашла новый выход к морю. Уровень воды вроде стабилизировался. По крайней мере больше не прет, как прилив. А, черт, кажется, пропустил. Рик!
– Да?
– Глянь-ка назад. Видишь две башни, а посредине – шпиль белой церкви?
– Вижу. Точно позади.
– Отлично. Тогда я должен свернуть вправо – это будет слева от Хэмпстеда. Ага... вот, точно впереди. Это Кэмден, то есть то, что видно от него над потопом.
– Библейское зрелище, – сказал я. – Лондон, захлестнутый Всемирным Потопом.
– Бедняги, – шепнула Кейт. – Бедняги.
– Внимание, леди и джентльмены. Будьте добры погасить сигареты и привести спинки своих кресел в вертикальное положение. А кто хочет, может и глаза закрыть. Аэропорт у нас малость маловат.
– Аэропорт?
– Ладно, футбольное поле. – Он мрачно ухмыльнулся. – Зато оно твердое, плоское, а если повезет, то и длины хватит. Зажмурились? Поехали!
60
ОСТРОВ СПАРКИ. ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ. ВХОД ВОСПРЕЩЕН.
Именно это написала Кейт Робинсон мелом на стене, выходившей на новое озеро, созданное королем всех наводнений. Гладь озера нарушали только фонарные столбы, выставившие над ним стеклянные головы, крыши домов, верхушки деревьев (погибших и высохших).
Мы уже были здесь восемь часов. Говард даже не выключил мотор: мы выгрузили припасы, спальники, палатки, винтовки, и он тут же вырулил к краю футбольного поля, взлетел, развернулся над нами и взял курс на Фаунтен-Мур, на север. А нам сейчас Фаунтен-Мур казался дальше любой дальней планеты на краю солнечной системы.
– Добро пожаловать на Райский Остров, – сказала Кейт, надевая рюкзак.
– Если туземцы здесь дружелюбны.
– На это можешь не рассчитывать.
– О’кей, тогда его надо исследовать?
На это ушло немного времени. Остров в форме восьмерки занимал всего несколько акров. На половине острова, в нижней части, стояла пара складов. Здесь когда-то была промзона, и она почти вся оказалась под водой. Но склад провизии остался сухим и, как обещал Говард, до сих пор нетронутым. Мы обошли его, благоговейно разинув рты. В штабелях были тонны консервов. Мы даже иногда останавливались потрогать коробки с банками куриных консервов, или сладкой кукурузы, или говяжьей тушенки.
Из склада мы вышли в приподнятом настроении.
– Этого хватит на много месяцев!
– На зиму уж точно.
Кёйт чуть ли не подпрыгивала. Винтовка приплясывала у нее за спиной.
– Ты можешь поверить в такое количество еды? Тут же сто тысяч банок!
– Больше.
– Старина Говард молодец.
– Он заслуживает рыцарского звания.
– Как минимум.
Она засмеялась:
– Знаешь, давай тогда назовем остров в его честь.
– Ладно. Остров Спарки.
И вот почему Кейт написала извещение мелом на той стене, что выходила на мертвый Лондон.
Как и сказал Говард, на другую половину острова мы перешли по пешеходному мосту. Под ним прямая, как канал, шла затопленная выемка железной дороги. На дне лежал поезд, и волны чуть пошлепывали по крышам вагонов. На той стороне моста стоял ни к селу ни к городу велотренажер. Еще чуть дальше – “роллс-ройс” благородного синего цвета был брошен на проселочной дороге, заканчивавшейся среди группы деревьев. С другой стороны дорога уходила в пенистую черную воду.
Кейт подошла к “роллс-ройсу” и открыла дверь.
– Надо же, какую о нас заботу проявили!
– То есть?
– Нам оставили пакет с продуктами. – Она подняла сумку и заглянула внутрь. – Банка устриц, две баночки икры и три бутылки шампанского.
Острова были невелики, и обойти их удалось за час. Людей мы не нашли. То есть не нашли живых. На втором острове, поднимавшемся над водой небольшим холмом, было с полдесятка домов по шесть спален каждый. Настоящая улица миллионеров, на длинных подъездных дорожках стояли “мерседесы” и “БМВ”. При некоторых домах были плавательные бассейны – теперь зеленые от водорослей. Еще были веранды с барбекю, двойные гаражи, теплицы (полные мертвых растений, высохших и пожелтевших, как бумага). Возле одного дома в саду лазили по ветвям с десяток кошек, яростно зашипевших при нашем приближении.
Все дома были заперты.
– Похоже, у владельцев было время собраться спокойно, – сказала Кейт, заглядывая в окно. – Все прибрано. Я развел руками:
– Что ж... выбирайте, какой на вас смотрит, мисс Робинсон. – Она приподняла брови. Я пояснил: – Не имеет смысла ночевать на улице. Займем дом.
– Красиво, – сказала Кейт, приподнимаясь на цыпочки и потягиваясь по-кошачьи, будто какие-то чувственные вибрации этой кухни стимулировали каждый квадратный сантиметр ее кожи. – Ты посмотри на плиту – это же настоящая “Ага”! Смотри, она топится дровами. Здесь можно будет готовить.
У нее осветилось лицо. Она снова потянулась, выгнув стройную спину; зеленые глаза сияли чистой радостью.
– Ну что ж, остается играть в хозяев этого дома, – сказал я, проводя рукой по кафелю разделочного стола.
И снова нас обуяла радость. Мы – владельцы всех продуктов на том складе. Мы – владельцы дома миллионера. И сейчас нам было хорошо, как детям, которых оставили дома без взрослых. Мы полгода спали в палатках, а здесь был настоящий дом, настоящая мебель. Вы не можете себе представить, какое это счастье – снова сесть на диван с подушками или пройтись босиком по мягкому ковру. Мы бегали по дому и перекликались.
– Рик!
– Видишь причал Кэнэри-варф?
– А вон купол Святого Павла?
– Кейт, иди посмотри на это.
– Нет, это ты иди сюда и посмотри! Посмотри, какого размера ванная!
– Да нет, сама ванна какого размера!
– Да, в такой можно купаться с другом – и со всей его семьей. – Она подмигнула мне, и у меня по спине прошла дрожь.
Мы снова прошли по всему дому, любуясь спальнями, открывая гардеробы и шкафы, полные стильной одежды. На туалетном столике стояли дорогие духи.
– Как ты думаешь, чей это был дом?
– Кого-то, кто быстро разбогател. Все здесь новое, – сказал я. – Может, грабитель банков, которому повезло.
– Или кто-то в лотерею выиграл. – Она вздохнула. – Ладно, все это теперь наше – если захотим.
– Ты себя чувствуешь в чем-то виноватой? – спросил я, увидев, что ее зеленые глаза погрустнели.
– Нет. Нам приходится брать то, что нам нужно. И не важно, откуда это берется.
– Тогда ты не против будешь выпить со мной бокал шампанского?
Она снова заулыбалась:
– Почему бы и нет?
– Не могу обещать, что оно достаточно охладилось. – Какая разница! Давай, мы это заработали.
Дальше день слился в мелькающую полосу, когда мы сидели в гостиной и пили шампанское бокал за бокалом. Солнце сияло в окна. Мы лежали на двух одинаковых диванах друг напротив друга, разделенные стеклянным кофейным столиком, где валялся экземпляр журнала “Вог” и стояла деревянная скульптура, изображавшая в натуральную величину руку, держащую лимон между большим и указательным пальцем.
Не меньше другого нас подстегивал адреналин. Всего несколько часов назад закончился перелет, о котором мне было даже страшно подумать, мы нашли нетронутый склад, забитый провизией. Острова были необитаемы, и нам нечего было опасаться за барьером воды.
И мы чуть не каждую минуту звенели бокалами. Потом я открывал очередную бутылку, и мы ее тоже приканчивали.
У третьей бутылки пробка бабахнула, как ракета, и шампанское брызнуло мне в лицо.
– Ну вот, продукт пропадает! – засмеялась Кейт.
Я тоже смеялся; шампанское стекало с меня, пенясь.
– Дай мне свой бокал, и я в него волосы выжму.
– Тьфу! Свинья ты этакая!
Она встала и стала промокать мне лицо пачкой салфеток, и вдруг сказала:
– А интересно, как на вкус шампанское при температуре тела? – И тут же легонько лизнула меня в щеку. – М-м, ням-ням, – выдохнула она мне в ухо.
Все мои чувства в этот момент были полны Кейт. Я повернулся к ней, посмотрел прямо в зеленые миндалевидные глаза. Она поднесла палец к моей брови и легко, почти неощутимо стерла каплю шампанского. Я ощущал аромат шампанского, смешанный с ароматом мыла Кейт. И не успел подумать, как моя рука глубоко зарылась в ее волосы. Кейт тихонько ахнула. Этот взрыв эмоций ее тоже застал врасплох.
– Рик... это глупо.
– Глупо?
– Я чувствую себя так глупо! Я тебя боюсь и понятия не имею почему.
– Боишься? Меня? Тебе совсем нечего бояться.
– Вот почему это глупо. Но я очень боюсь.
– Бояться совсем не надо.
– Тогда можешь сделать мне одолжение?
– Все что хочешь.
– Тогда держи меня. Крепко, прошу тебя.
– Вот так?
– Да. Ох, как это мне было нужно! Вокруг такое безумие, люди погибают, и все время страх. Так нужен близкий человек!
Она обняла меня за талию и прижалась ко мне. Сердце у меня заколотилось. Она была красива. Я хотел притянуть ее к себе, целовать эти чудесные губы, но я сдержался. Ей нужна человеческая близость, а не сексуальная – по крайней мере не сейчас. Я не знал, к чему это приведет, но Кейт наполняла мое тело таким сокрушительным восторгом, будто мне вкололи наркотик. По всем венам и артериям разбегались горячие искры. И еще сильнее забилось сердце.
Она прижалась ко мне всем своим длинным телом. Оно дрожало.
И тут я поцеловал ее в губы. Она повернула голову. Сначала я подумал, что она отвернулась, не желая моего поцелуя, но она вдруг подняла ко мне лицо, обхватила меня руками за голову и поцеловала с почти дикой страстью.
Не прерывая поцелуя, мы оказались возле дивана. Пульс у меня колотился на грани взрыва.
Кейт глядела снизу мне в глаза, и когда наши взгляды встречались, мое сердце ударяло прямо в голову. А Кейт одной рукой освободила волосы, и они упали веером у нее за спиной на подушки дивана. Ее хриплое дыхание обжигало мне горло.
И тут я почувствовал, что она замерла.
Я слишком далеко зашел? Она не это имела в виду?
А, черт...
Но я заметил, что она глядит мне за спину с остекленелыми глазами.
Я обернулся.
Понятия не имею, откуда они взялись.
Но через всю комнату цепочкой выстроилась группа людей такого безумного вида, каких я никогда в жизни не видел.
Именно это написала Кейт Робинсон мелом на стене, выходившей на новое озеро, созданное королем всех наводнений. Гладь озера нарушали только фонарные столбы, выставившие над ним стеклянные головы, крыши домов, верхушки деревьев (погибших и высохших).
Мы уже были здесь восемь часов. Говард даже не выключил мотор: мы выгрузили припасы, спальники, палатки, винтовки, и он тут же вырулил к краю футбольного поля, взлетел, развернулся над нами и взял курс на Фаунтен-Мур, на север. А нам сейчас Фаунтен-Мур казался дальше любой дальней планеты на краю солнечной системы.
– Добро пожаловать на Райский Остров, – сказала Кейт, надевая рюкзак.
– Если туземцы здесь дружелюбны.
– На это можешь не рассчитывать.
– О’кей, тогда его надо исследовать?
На это ушло немного времени. Остров в форме восьмерки занимал всего несколько акров. На половине острова, в нижней части, стояла пара складов. Здесь когда-то была промзона, и она почти вся оказалась под водой. Но склад провизии остался сухим и, как обещал Говард, до сих пор нетронутым. Мы обошли его, благоговейно разинув рты. В штабелях были тонны консервов. Мы даже иногда останавливались потрогать коробки с банками куриных консервов, или сладкой кукурузы, или говяжьей тушенки.
Из склада мы вышли в приподнятом настроении.
– Этого хватит на много месяцев!
– На зиму уж точно.
Кёйт чуть ли не подпрыгивала. Винтовка приплясывала у нее за спиной.
– Ты можешь поверить в такое количество еды? Тут же сто тысяч банок!
– Больше.
– Старина Говард молодец.
– Он заслуживает рыцарского звания.
– Как минимум.
Она засмеялась:
– Знаешь, давай тогда назовем остров в его честь.
– Ладно. Остров Спарки.
И вот почему Кейт написала извещение мелом на той стене, что выходила на мертвый Лондон.
Как и сказал Говард, на другую половину острова мы перешли по пешеходному мосту. Под ним прямая, как канал, шла затопленная выемка железной дороги. На дне лежал поезд, и волны чуть пошлепывали по крышам вагонов. На той стороне моста стоял ни к селу ни к городу велотренажер. Еще чуть дальше – “роллс-ройс” благородного синего цвета был брошен на проселочной дороге, заканчивавшейся среди группы деревьев. С другой стороны дорога уходила в пенистую черную воду.
Кейт подошла к “роллс-ройсу” и открыла дверь.
– Надо же, какую о нас заботу проявили!
– То есть?
– Нам оставили пакет с продуктами. – Она подняла сумку и заглянула внутрь. – Банка устриц, две баночки икры и три бутылки шампанского.
Острова были невелики, и обойти их удалось за час. Людей мы не нашли. То есть не нашли живых. На втором острове, поднимавшемся над водой небольшим холмом, было с полдесятка домов по шесть спален каждый. Настоящая улица миллионеров, на длинных подъездных дорожках стояли “мерседесы” и “БМВ”. При некоторых домах были плавательные бассейны – теперь зеленые от водорослей. Еще были веранды с барбекю, двойные гаражи, теплицы (полные мертвых растений, высохших и пожелтевших, как бумага). Возле одного дома в саду лазили по ветвям с десяток кошек, яростно зашипевших при нашем приближении.
Все дома были заперты.
– Похоже, у владельцев было время собраться спокойно, – сказала Кейт, заглядывая в окно. – Все прибрано. Я развел руками:
– Что ж... выбирайте, какой на вас смотрит, мисс Робинсон. – Она приподняла брови. Я пояснил: – Не имеет смысла ночевать на улице. Займем дом.
* * *
Мы стояли посреди кухни.– Красиво, – сказала Кейт, приподнимаясь на цыпочки и потягиваясь по-кошачьи, будто какие-то чувственные вибрации этой кухни стимулировали каждый квадратный сантиметр ее кожи. – Ты посмотри на плиту – это же настоящая “Ага”! Смотри, она топится дровами. Здесь можно будет готовить.
У нее осветилось лицо. Она снова потянулась, выгнув стройную спину; зеленые глаза сияли чистой радостью.
– Ну что ж, остается играть в хозяев этого дома, – сказал я, проводя рукой по кафелю разделочного стола.
И снова нас обуяла радость. Мы – владельцы всех продуктов на том складе. Мы – владельцы дома миллионера. И сейчас нам было хорошо, как детям, которых оставили дома без взрослых. Мы полгода спали в палатках, а здесь был настоящий дом, настоящая мебель. Вы не можете себе представить, какое это счастье – снова сесть на диван с подушками или пройтись босиком по мягкому ковру. Мы бегали по дому и перекликались.
– Рик!
– Видишь причал Кэнэри-варф?
– А вон купол Святого Павла?
– Кейт, иди посмотри на это.
– Нет, это ты иди сюда и посмотри! Посмотри, какого размера ванная!
– Да нет, сама ванна какого размера!
– Да, в такой можно купаться с другом – и со всей его семьей. – Она подмигнула мне, и у меня по спине прошла дрожь.
Мы снова прошли по всему дому, любуясь спальнями, открывая гардеробы и шкафы, полные стильной одежды. На туалетном столике стояли дорогие духи.
– Как ты думаешь, чей это был дом?
– Кого-то, кто быстро разбогател. Все здесь новое, – сказал я. – Может, грабитель банков, которому повезло.
– Или кто-то в лотерею выиграл. – Она вздохнула. – Ладно, все это теперь наше – если захотим.
– Ты себя чувствуешь в чем-то виноватой? – спросил я, увидев, что ее зеленые глаза погрустнели.
– Нет. Нам приходится брать то, что нам нужно. И не важно, откуда это берется.
– Тогда ты не против будешь выпить со мной бокал шампанского?
Она снова заулыбалась:
– Почему бы и нет?
– Не могу обещать, что оно достаточно охладилось. – Какая разница! Давай, мы это заработали.
Дальше день слился в мелькающую полосу, когда мы сидели в гостиной и пили шампанское бокал за бокалом. Солнце сияло в окна. Мы лежали на двух одинаковых диванах друг напротив друга, разделенные стеклянным кофейным столиком, где валялся экземпляр журнала “Вог” и стояла деревянная скульптура, изображавшая в натуральную величину руку, держащую лимон между большим и указательным пальцем.
Не меньше другого нас подстегивал адреналин. Всего несколько часов назад закончился перелет, о котором мне было даже страшно подумать, мы нашли нетронутый склад, забитый провизией. Острова были необитаемы, и нам нечего было опасаться за барьером воды.
И мы чуть не каждую минуту звенели бокалами. Потом я открывал очередную бутылку, и мы ее тоже приканчивали.
У третьей бутылки пробка бабахнула, как ракета, и шампанское брызнуло мне в лицо.
– Ну вот, продукт пропадает! – засмеялась Кейт.
Я тоже смеялся; шампанское стекало с меня, пенясь.
– Дай мне свой бокал, и я в него волосы выжму.
– Тьфу! Свинья ты этакая!
Она встала и стала промокать мне лицо пачкой салфеток, и вдруг сказала:
– А интересно, как на вкус шампанское при температуре тела? – И тут же легонько лизнула меня в щеку. – М-м, ням-ням, – выдохнула она мне в ухо.
Все мои чувства в этот момент были полны Кейт. Я повернулся к ней, посмотрел прямо в зеленые миндалевидные глаза. Она поднесла палец к моей брови и легко, почти неощутимо стерла каплю шампанского. Я ощущал аромат шампанского, смешанный с ароматом мыла Кейт. И не успел подумать, как моя рука глубоко зарылась в ее волосы. Кейт тихонько ахнула. Этот взрыв эмоций ее тоже застал врасплох.
– Рик... это глупо.
– Глупо?
– Я чувствую себя так глупо! Я тебя боюсь и понятия не имею почему.
– Боишься? Меня? Тебе совсем нечего бояться.
– Вот почему это глупо. Но я очень боюсь.
– Бояться совсем не надо.
– Тогда можешь сделать мне одолжение?
– Все что хочешь.
– Тогда держи меня. Крепко, прошу тебя.
– Вот так?
– Да. Ох, как это мне было нужно! Вокруг такое безумие, люди погибают, и все время страх. Так нужен близкий человек!
Она обняла меня за талию и прижалась ко мне. Сердце у меня заколотилось. Она была красива. Я хотел притянуть ее к себе, целовать эти чудесные губы, но я сдержался. Ей нужна человеческая близость, а не сексуальная – по крайней мере не сейчас. Я не знал, к чему это приведет, но Кейт наполняла мое тело таким сокрушительным восторгом, будто мне вкололи наркотик. По всем венам и артериям разбегались горячие искры. И еще сильнее забилось сердце.
Она прижалась ко мне всем своим длинным телом. Оно дрожало.
И тут я поцеловал ее в губы. Она повернула голову. Сначала я подумал, что она отвернулась, не желая моего поцелуя, но она вдруг подняла ко мне лицо, обхватила меня руками за голову и поцеловала с почти дикой страстью.
Не прерывая поцелуя, мы оказались возле дивана. Пульс у меня колотился на грани взрыва.
Кейт глядела снизу мне в глаза, и когда наши взгляды встречались, мое сердце ударяло прямо в голову. А Кейт одной рукой освободила волосы, и они упали веером у нее за спиной на подушки дивана. Ее хриплое дыхание обжигало мне горло.
И тут я почувствовал, что она замерла.
Я слишком далеко зашел? Она не это имела в виду?
А, черт...
Но я заметил, что она глядит мне за спину с остекленелыми глазами.
Я обернулся.
Понятия не имею, откуда они взялись.
Но через всю комнату цепочкой выстроилась группа людей такого безумного вида, каких я никогда в жизни не видел.
61
Коротышка в кожаной ковбойской шляпе, с длинными волосами, увязанными в конский хвост, с вытатуированными на щеках слезами подтолкнул меня в спину дулом винтовки.
– Не надо останавливаться, – сказал он свистящим голосом. – Только-только стало интересно.
Кейт тихо ахнула. Бедная девочка перепугалась до смерти – она знала, что с ней станется через несколько минут.
Их было человек десять, все вооружены – ружья, винтовки, полуавтоматические пистолеты. У всех татуировка вокруг глаз и губ. Лица устрашающие. Длинные волосы либо заплетены в косички, либо увязаны в конские хвосты. У всех к рукам и ногам привязаны шелковые ленточки – ярко-красные или оранжевые, свисающие длинными хвостами. И при каждом движении эти хвосты шуршали как бумага.
В группе была и пара женщин. С суровыми лицами, осунувшимися, будто они ведут полуголодную жизнь.
Мужик в ковбойской шляпе ухмыльнулся, обнажив полный рот сгнивших зубов.
– А знаете что, люди? – спросил он, демонстрируя желтые пеньки и обломки.
– Что? – спросил я, чувствуя, как холодеет в груди.
– Пойдемте с нами.
– Послушайте, мы только пришли поискать еды...
– Ну-ну! – Он погрозил пальцем. – Вы оба пойдете с нами.
– Отпустите нас... пожалуйста, – попросила Кейт.
– Это мы можем. А почему нет? Только сначала заплатите за аренду дома. Авансом.
У меня кровь застыла в жилах.
– Зачем мы вам нужны? – спросила Кейт.
Мужчина оглядывали Кейт с головы до ног, облизываясь.
И меня стал пробирать мороз.
Голос ее дрожал, но она сказала как могла хладнокровнее:
– Ладно, если это то, что вам нужно. Только подходите по одному, пожалуйста.
Две суроволицые девицы весело переглянулись. А мужчина в ковбойской шляпе покачал головой:
– Вы слишком ценный товар, чтобы так вас расходовать. Вы нам нужны будете для шоу.
Я потряс головой. Оставил бы я при себе хоть один пистолет, кретин! Уж лучше погибнуть в перестрелке, чем вынести то, что готовит нам эта шайка психов.
– Пошли. – Ковбой наставил на меня винтовку. – Не можем же мы ждать целый день, тем более когда надо готовить спектакль.
Медленная пытка, пока боль не станет невыносимой. Когда блюешь. Кусаешь язык до крови.
Отрезают пальцы.
Железные пруты, раскаленные докрасна, прижимают мне к мошонке, к лицу и груди Кейт или вдвигают с силой в задний проход каждому из нас.
Слышишь крик, но не знаешь, она это кричит или ты. Ты тонешь в океане боли.
Кейт Робинсон, голая, висит на дереве. Ее бьют ремнями, пока не хлынет кровь. Волосы пропитывают бензином. Вспыхивает спичка.
Потом...
А, черт!
Выбирай на вкус. Они могут сделать все это вместе или по частям. Могут просто пустить нам пулю в лоб, но я так не думаю. Мы для них – развлечение. И можно ручаться, что они из него выжмут все, что смогут. Быстро нам не умереть.
– Сядьте сюда. На скамейку рядом с барбекю. Да, и руки на голову... пожалуйста.
Нас вывели в сад. Мы с Кейт сидели рядом на скамье, поставленной в центре выложенного камнем патио.
Психи стояли вокруг, ухмыляясь, явно довольные своей добычей. Я слышал дыхание Кейт – частое, неровное, испуганное. Ее можно было понять – эти типы ничего хорошего с ней не сделают. И она это знала.
Поднялся ветерок. Красные и оранжевые ленты, привязанные у психов к рукам и ногам, заполоскались как вымпелы.
Кто-то уже развел на газоне костер и деловито разламывал стулья о стену на дрова.
Мужик с пропирсованными губами и мрачной рожей потягивал водку из бутылки. Он передал бутылку тем двум теткам с никотиново-желтыми жидкими волосами. Они пили по очереди, оживленно разговаривая – наверное, обо мне, потому что все постреливали на меня крысиными глазками и смеялись.
Когда потрясение от неожиданного захвата прошло, осталось совсем другое чувство: как ни странно, гнев. Я был в полной их власти. Они могли сделать со мной что вздумается, не страшась ни малейшего возмездия: закон и порядок, тюрьма и суд провалились к динозаврам. Но ощущал я гнев. И начал заводиться.
– Что вы с нами собираетесь делать?
– Что-нибудь придумаем, – ответил мужик в ковбойской шляпе.
– Отпустите нас!
– С чего бы это?
– Потому что мы вам ничего плохого не сделали.
– Вы на нашем острове.
– Вы здесь не живете.
– Не живем?
– Нет.
– Как вы узнали, мистер Холмс?
– Слишком тут чисто. Психи вроде вас засрали бы его сплошным ковром.
– Рик... – тревожно начала Кейт.
– А, так он Рик? – Ковбой поставил на скамейку рядом со мной ногу в сапоге с настоящей шпорой. – Рик – висячий штык? Или Рик – получи втык?
– Рик Кеннеди. Мы из Лидса. Мы искали еду.
– Искали вы, может быть, и еду, а нашли меня. Зовут меня Ковбой, и я жуткая зараза.
– Меня зовут Кейт Робинсон. – Она заставила себя приветливо улыбнуться. – Пожалуйста, отпустите нас. Мы вам ничего плохого не сделали.
– Значит, – Ковбой зажег сигарету, а горящую спичку поднес к губам Кейт, – вы хотите домой?
Она снова заставила себя улыбнуться и задула спичку.
– Да, пожалуйста. Мы просим прощения, если... вторглись в ваши владения.
Ковбой оглядел своих. Они внимательно смотрели, ухмыляясь татуированными мордами.
– Я так понял, – сказал он, глубоко затягиваясь, – что вы хотите жить?
– Да.
– Но зачем?
– А тебе зачем? – спросил я задиристо.
– Можете назвать это миссией, – ответил он. – Через двадцать четыре часа вы будете мертвы. Я вас избавлю от боли и страданий выживания в этом страшном, страшном мире.
– Спасибо за заботу, – огрызнулся я. – Мы готовы рискнуть.
– Вы действительно думаете, что проживете больше двух лет? А что вы будете есть? Земля все горячее и горячее. Скоро придется все время бежать, чтобы ноги не загорелись.
– Я сказал, мы готовы рискнуть. Отпусти нас, и вы нас больше никогда не увидите.
– Не могу. – Ковбой выдул дым ноздрями. – Вы теперь наши.
– Вы же не обязаны это делать, – сказала Кейт тихим спокойным голосом. – Вы могли бы просто нас отпустить.
– Позвольте вам напомнить, моя дорогая, что теперь нет и уже никогда не будет ни телевизора, ни театра, ни оперы, ни балета. Нам нужны развлечения.
– Психи вы хреновы! – вызверился я. Но что я мог сделать, когда мне в спину упирались два ствола?
– О’кей. – Ковбой повернулся к своей банде. – Так что же нам делать с этой милой парой?
– Не надо останавливаться, – сказал он свистящим голосом. – Только-только стало интересно.
Кейт тихо ахнула. Бедная девочка перепугалась до смерти – она знала, что с ней станется через несколько минут.
Их было человек десять, все вооружены – ружья, винтовки, полуавтоматические пистолеты. У всех татуировка вокруг глаз и губ. Лица устрашающие. Длинные волосы либо заплетены в косички, либо увязаны в конские хвосты. У всех к рукам и ногам привязаны шелковые ленточки – ярко-красные или оранжевые, свисающие длинными хвостами. И при каждом движении эти хвосты шуршали как бумага.
В группе была и пара женщин. С суровыми лицами, осунувшимися, будто они ведут полуголодную жизнь.
Мужик в ковбойской шляпе ухмыльнулся, обнажив полный рот сгнивших зубов.
– А знаете что, люди? – спросил он, демонстрируя желтые пеньки и обломки.
– Что? – спросил я, чувствуя, как холодеет в груди.
– Пойдемте с нами.
– Послушайте, мы только пришли поискать еды...
– Ну-ну! – Он погрозил пальцем. – Вы оба пойдете с нами.
– Отпустите нас... пожалуйста, – попросила Кейт.
– Это мы можем. А почему нет? Только сначала заплатите за аренду дома. Авансом.
У меня кровь застыла в жилах.
– Зачем мы вам нужны? – спросила Кейт.
Мужчина оглядывали Кейт с головы до ног, облизываясь.
И меня стал пробирать мороз.
Голос ее дрожал, но она сказала как могла хладнокровнее:
– Ладно, если это то, что вам нужно. Только подходите по одному, пожалуйста.
Две суроволицые девицы весело переглянулись. А мужчина в ковбойской шляпе покачал головой:
– Вы слишком ценный товар, чтобы так вас расходовать. Вы нам нужны будете для шоу.
Я потряс головой. Оставил бы я при себе хоть один пистолет, кретин! Уж лучше погибнуть в перестрелке, чем вынести то, что готовит нам эта шайка психов.
– Пошли. – Ковбой наставил на меня винтовку. – Не можем же мы ждать целый день, тем более когда надо готовить спектакль.
* * *
Изнасилование. Пытка.Медленная пытка, пока боль не станет невыносимой. Когда блюешь. Кусаешь язык до крови.
Отрезают пальцы.
Железные пруты, раскаленные докрасна, прижимают мне к мошонке, к лицу и груди Кейт или вдвигают с силой в задний проход каждому из нас.
Слышишь крик, но не знаешь, она это кричит или ты. Ты тонешь в океане боли.
Кейт Робинсон, голая, висит на дереве. Ее бьют ремнями, пока не хлынет кровь. Волосы пропитывают бензином. Вспыхивает спичка.
Потом...
А, черт!
Выбирай на вкус. Они могут сделать все это вместе или по частям. Могут просто пустить нам пулю в лоб, но я так не думаю. Мы для них – развлечение. И можно ручаться, что они из него выжмут все, что смогут. Быстро нам не умереть.
– Сядьте сюда. На скамейку рядом с барбекю. Да, и руки на голову... пожалуйста.
Нас вывели в сад. Мы с Кейт сидели рядом на скамье, поставленной в центре выложенного камнем патио.
Психи стояли вокруг, ухмыляясь, явно довольные своей добычей. Я слышал дыхание Кейт – частое, неровное, испуганное. Ее можно было понять – эти типы ничего хорошего с ней не сделают. И она это знала.
Поднялся ветерок. Красные и оранжевые ленты, привязанные у психов к рукам и ногам, заполоскались как вымпелы.
Кто-то уже развел на газоне костер и деловито разламывал стулья о стену на дрова.
Мужик с пропирсованными губами и мрачной рожей потягивал водку из бутылки. Он передал бутылку тем двум теткам с никотиново-желтыми жидкими волосами. Они пили по очереди, оживленно разговаривая – наверное, обо мне, потому что все постреливали на меня крысиными глазками и смеялись.
Когда потрясение от неожиданного захвата прошло, осталось совсем другое чувство: как ни странно, гнев. Я был в полной их власти. Они могли сделать со мной что вздумается, не страшась ни малейшего возмездия: закон и порядок, тюрьма и суд провалились к динозаврам. Но ощущал я гнев. И начал заводиться.
– Что вы с нами собираетесь делать?
– Что-нибудь придумаем, – ответил мужик в ковбойской шляпе.
– Отпустите нас!
– С чего бы это?
– Потому что мы вам ничего плохого не сделали.
– Вы на нашем острове.
– Вы здесь не живете.
– Не живем?
– Нет.
– Как вы узнали, мистер Холмс?
– Слишком тут чисто. Психи вроде вас засрали бы его сплошным ковром.
– Рик... – тревожно начала Кейт.
– А, так он Рик? – Ковбой поставил на скамейку рядом со мной ногу в сапоге с настоящей шпорой. – Рик – висячий штык? Или Рик – получи втык?
– Рик Кеннеди. Мы из Лидса. Мы искали еду.
– Искали вы, может быть, и еду, а нашли меня. Зовут меня Ковбой, и я жуткая зараза.
– Меня зовут Кейт Робинсон. – Она заставила себя приветливо улыбнуться. – Пожалуйста, отпустите нас. Мы вам ничего плохого не сделали.
– Значит, – Ковбой зажег сигарету, а горящую спичку поднес к губам Кейт, – вы хотите домой?
Она снова заставила себя улыбнуться и задула спичку.
– Да, пожалуйста. Мы просим прощения, если... вторглись в ваши владения.
Ковбой оглядел своих. Они внимательно смотрели, ухмыляясь татуированными мордами.
– Я так понял, – сказал он, глубоко затягиваясь, – что вы хотите жить?
– Да.
– Но зачем?
– А тебе зачем? – спросил я задиристо.
– Можете назвать это миссией, – ответил он. – Через двадцать четыре часа вы будете мертвы. Я вас избавлю от боли и страданий выживания в этом страшном, страшном мире.
– Спасибо за заботу, – огрызнулся я. – Мы готовы рискнуть.
– Вы действительно думаете, что проживете больше двух лет? А что вы будете есть? Земля все горячее и горячее. Скоро придется все время бежать, чтобы ноги не загорелись.
– Я сказал, мы готовы рискнуть. Отпусти нас, и вы нас больше никогда не увидите.
– Не могу. – Ковбой выдул дым ноздрями. – Вы теперь наши.
– Вы же не обязаны это делать, – сказала Кейт тихим спокойным голосом. – Вы могли бы просто нас отпустить.
– Позвольте вам напомнить, моя дорогая, что теперь нет и уже никогда не будет ни телевизора, ни театра, ни оперы, ни балета. Нам нужны развлечения.
– Психи вы хреновы! – вызверился я. Но что я мог сделать, когда мне в спину упирались два ствола?
– О’кей. – Ковбой повернулся к своей банде. – Так что же нам делать с этой милой парой?
62
Эти сволочи действительно собирались стоять тут во дворе миллионерского дома, с барбекю, бассейном, детскими качелями, трельяжами роз на стене и обсуждать, как им замучить нас до смерти.
Кто-то включил си-ди плеер, и в саду загремел “Конец занятий” в исполнении Элиса Купера. Между деревьями серебристо блестела вода. Я подумал о Стивене. Он никогда не узнает, что со мной сталось. Говард Спаркмен прилетит и нас просто не найдет. Нигде.
А, черт!
Черт, черт, черт!
Ну нет, не дам я этим садистам надо мной кайф ловить.
Должен быть выход.
Или хотя бы способ прихватить с собой побольше этих мерзавцев.
Я постарался принять спокойный вид, будто смирился с судьбой, а они, перекрывая музыку, выкрикивали приходившие им в голову блестящие идеи.
– Ух, повеселимся! – вопил один высокий. У него расходились белые шрамы от губ, будто рот лежал в центре звезды. – Персик, а не девка!
– Ага, – вторил ему другой псих, – Кто первый засунет, Ковбой?
– Я, – ответил Ковбой. – Я здесь старший.
– Старший?
– Ага, я сегодня старший.
– А тогда почему не оставить ее для босса?
– А потому что его здесь нет.
– А может, ты подождешь?
– Так нечестно, Ковбой, – сказала девица с крысиной мордой. – Дай другим ребятам шанс пойти первыми.
– Это чтобы я после этой макаронной рожи?
– Ты кого назвал макаронной рожей, гнилозубый?
– А давайте вы ее все сразу, – сказала крысомордая.
Все заржали.
– Ладно, ладно, – ухмыльнулся Ковбой. – Так что с ней будем делать?
– Что-что! Не в “Савой” же ее вести на чашку чая? Я ее так оттрахаю, что она будет визжать, как кабан, которому яйца подпалили.
Я сидел с закрытым ртом и помертвевшими глазами. Пусть эти суки думают, что я в полной отключке.
– Посадить ее в железную бочку с десятком крыс.
– Это уже было!
– Ага, и та сука всех крыс поубивала.
– Это пока мы ей руки не связали.
– А тогда она стала их кусать.
– Поначалу, а потом они ее.
– Не буду я ни хрена этих крыс ловить!
Они спорили наперебой, как школьники. Двое из них нашли детские велосипеды и разъезжали по саду, выкрикивая “В бесконечность – и дальше!”
Псих с лепестками шрамов на морде не хотел расставаться со своей идеей.
– Железная бочка – классная штука.
– Теско, не буду я ловить твоих блядских крыс, думать забудь! Они мне все пальцы искусали!
– Я их сам наловлю, Доссер, если ты бздишь!
– Доссер крыс боится, бедняжечка! Доссер боится мышей и пауков, – стали дразниться две крысомордые девицы.
– А когда она была в бочке и крысы стали кусаться, помните, что она орала?
Вся кодла стала скандировать: “Все в тюрьму пойдете, все в тюрьму пойдете, все в тюрьму пойдете!”
Передразнив вопль умирающей женщины, они снова заржали.
Тот, кого звали Теско, осклабился в ухмылке:
– Пойду найду бочку.
– Бочку, бочку... Всегда ты с этими бочками, Теско. Ты без них чего-нибудь можешь придумать? Если котенка поймаем, что скажет Теско? “Пойду железную бочку искать”.
– Ладно, хрен ты моржовый! Пусть будет шкаф. Притащим его из спальни, запрем ее и поставим на огонь.
– Вот, блин! Что шкаф, что бочка – один хрен.
– Тебе обязательно надо людей запирать?
– А я хочу рожи видеть, – капризно заявила одна из девиц. – Когда их запрешь, рож не видно.
– Ну, садистка!
– Да, садистка – и что?
– Прибьем их гвоздями к дверям гаража.
– Ску-у-ука!
– Кислота?
– Было уже.
– Заставим яд проглотить.
– Долго.
– И крови мало!
– Вот чего: берем две машины, одну руку наручниками к одной за бампер, другую – ко второй машине...
– И разрываем пополам?
– Звучит заманчиво.
– Я знаю! – На морде Ковбоя изобразилось вдохновение. – Я знаю! Мы их заставим пытать друг друга!
– Класс!
– Блеск!
С воплями восторга они стали хлопать Ковбоя по спине.
– А кто будет кого пытать?
– Пусть она его?
– А как?
– Теско, если ты еще раз скажешь про железную бочку, я тебя самого в нее заварю и брошу в озеро.
– Боже мой, нет! – тихо простонала Кейт.
Я хотел бы успокоить ее, сказать, чтобы не тревожилась... Но что я мог сделать? Что я, черт меня побери, мог сделать?
Кто-то включил си-ди плеер, и в саду загремел “Конец занятий” в исполнении Элиса Купера. Между деревьями серебристо блестела вода. Я подумал о Стивене. Он никогда не узнает, что со мной сталось. Говард Спаркмен прилетит и нас просто не найдет. Нигде.
А, черт!
Черт, черт, черт!
Ну нет, не дам я этим садистам надо мной кайф ловить.
Должен быть выход.
Или хотя бы способ прихватить с собой побольше этих мерзавцев.
Я постарался принять спокойный вид, будто смирился с судьбой, а они, перекрывая музыку, выкрикивали приходившие им в голову блестящие идеи.
– Ух, повеселимся! – вопил один высокий. У него расходились белые шрамы от губ, будто рот лежал в центре звезды. – Персик, а не девка!
– Ага, – вторил ему другой псих, – Кто первый засунет, Ковбой?
– Я, – ответил Ковбой. – Я здесь старший.
– Старший?
– Ага, я сегодня старший.
– А тогда почему не оставить ее для босса?
– А потому что его здесь нет.
– А может, ты подождешь?
– Так нечестно, Ковбой, – сказала девица с крысиной мордой. – Дай другим ребятам шанс пойти первыми.
– Это чтобы я после этой макаронной рожи?
– Ты кого назвал макаронной рожей, гнилозубый?
– А давайте вы ее все сразу, – сказала крысомордая.
Все заржали.
– Ладно, ладно, – ухмыльнулся Ковбой. – Так что с ней будем делать?
– Что-что! Не в “Савой” же ее вести на чашку чая? Я ее так оттрахаю, что она будет визжать, как кабан, которому яйца подпалили.
Я сидел с закрытым ртом и помертвевшими глазами. Пусть эти суки думают, что я в полной отключке.
– Посадить ее в железную бочку с десятком крыс.
– Это уже было!
– Ага, и та сука всех крыс поубивала.
– Это пока мы ей руки не связали.
– А тогда она стала их кусать.
– Поначалу, а потом они ее.
– Не буду я ни хрена этих крыс ловить!
Они спорили наперебой, как школьники. Двое из них нашли детские велосипеды и разъезжали по саду, выкрикивая “В бесконечность – и дальше!”
Псих с лепестками шрамов на морде не хотел расставаться со своей идеей.
– Железная бочка – классная штука.
– Теско, не буду я ловить твоих блядских крыс, думать забудь! Они мне все пальцы искусали!
– Я их сам наловлю, Доссер, если ты бздишь!
– Доссер крыс боится, бедняжечка! Доссер боится мышей и пауков, – стали дразниться две крысомордые девицы.
– А когда она была в бочке и крысы стали кусаться, помните, что она орала?
Вся кодла стала скандировать: “Все в тюрьму пойдете, все в тюрьму пойдете, все в тюрьму пойдете!”
Передразнив вопль умирающей женщины, они снова заржали.
Тот, кого звали Теско, осклабился в ухмылке:
– Пойду найду бочку.
– Бочку, бочку... Всегда ты с этими бочками, Теско. Ты без них чего-нибудь можешь придумать? Если котенка поймаем, что скажет Теско? “Пойду железную бочку искать”.
– Ладно, хрен ты моржовый! Пусть будет шкаф. Притащим его из спальни, запрем ее и поставим на огонь.
– Вот, блин! Что шкаф, что бочка – один хрен.
– Тебе обязательно надо людей запирать?
– А я хочу рожи видеть, – капризно заявила одна из девиц. – Когда их запрешь, рож не видно.
– Ну, садистка!
– Да, садистка – и что?
– Прибьем их гвоздями к дверям гаража.
– Ску-у-ука!
– Кислота?
– Было уже.
– Заставим яд проглотить.
– Долго.
– И крови мало!
– Вот чего: берем две машины, одну руку наручниками к одной за бампер, другую – ко второй машине...
– И разрываем пополам?
– Звучит заманчиво.
– Я знаю! – На морде Ковбоя изобразилось вдохновение. – Я знаю! Мы их заставим пытать друг друга!
– Класс!
– Блеск!
С воплями восторга они стали хлопать Ковбоя по спине.
– А кто будет кого пытать?
– Пусть она его?
– А как?
– Теско, если ты еще раз скажешь про железную бочку, я тебя самого в нее заварю и брошу в озеро.
– Боже мой, нет! – тихо простонала Кейт.
Я хотел бы успокоить ее, сказать, чтобы не тревожилась... Но что я мог сделать? Что я, черт меня побери, мог сделать?
63
– Свяжи им руки и ноги! – Ковбой бросил одной из девиц моток клейкой ленты.
Девица осклабилась и шагнула вперед.
– Ручки сложи на молитву, – сказала она.
Мне в спину уперся ствол. Лента развернулась с клейким шорохом. Крысомордая стала связывать мне руки и запястья.
– И локти ему свяжи, – сказал Доссер.
На крысомордой был кожаный жакет. Она то и дело играла молнией вверх-вниз, показывая, что под ним у нее ничего нет. Груди у нее были усыпаны веснушками и подрагивали, когда она двигалась. Поймав мой взгляд, она хихикнула.
Девица осклабилась и шагнула вперед.
– Ручки сложи на молитву, – сказала она.
Мне в спину уперся ствол. Лента развернулась с клейким шорохом. Крысомордая стала связывать мне руки и запястья.
– И локти ему свяжи, – сказал Доссер.
На крысомордой был кожаный жакет. Она то и дело играла молнией вверх-вниз, показывая, что под ним у нее ничего нет. Груди у нее были усыпаны веснушками и подрагивали, когда она двигалась. Поймав мой взгляд, она хихикнула.