Кларк Саймон. Царь Кровь

   – А если нет?
   – Тогда чик-чик. —Он провел рукой у себя перед горлом.
   – Ты знаешь, что сейчас делают наши люди? – произнес Стивен, скривившись от боли в ране. – Ты ведь их видел. Тысячи серых. Они собираются напасть. Тебе все равно, что будет?
   – Все это в голове, – мотнул головой обожженный. – Так, Рик Кеннеди?
   – Ты знаешь?
   – О да, знаю. Конечно, я тоже сначала их видел. Как и все. Потом однажды я перестал видеть серых – просто перестал – и понял, что все это вот тут. – Он показал на обожженный висок. – Галлюцинации.
   – Но тебе было выгодно, чтобы люди в них верили?
   – Абсолютно верно.
   – Значит, – сказал я, – ты не собираешься подняться на палубу и не дать нашим людям открыть огонь по этим несчастным?
   – Ни в коем случае. Когда перед тобой враг, люди объединяются и идут за тобой. Они...
   Я воспользовался шансом.
   Схватив куртку с кресла, я швырнул ее ему в лицо. Он отбил ее взмахом ножа.
   Но я уже налетел, замахнувшись для полновесного удара.
   Огромный волдырь лопнул у меня под кулаком.
   Этот тип завопил и махнул на меня ножом.
   Я успел поймать его за запястье и толкнул его руку обратно. Нож разорвал еще один волдырь, лопнувший красным.
   Стивен поймал его за другую руку. Но мой брат был в плохом виде и еле мог стоять, не то что драться.
   Гэри Топп легко его отпихнул.
   Но атака Стивена отвлекла его на столько времени, сколько мне нужно было, чтобы прижать его руку к стальному косяку двери. Волдыри на тыльной стороне ладони брызнули гноем, заляпав пол. Топп заорал и выпустил нож.
   Я думал, сейчас начнется кулачный бой, но он просто отпихнул меня назад. Я повалился на Стивена.
   Когда я сумел вскочить на ноги, Гэри Топп уже захлопнул дверь каюты. Застучали, удаляясь, шаги.
   Я выглянул в иллюминатор. Масса беженцев была от нас метрах в трехстах, упорно пробираясь сквозь невидимый ядовитый газ. Молнии ветвились у них над головой. И все это время рожденное под землей электричество змеилось поверху голубыми щупальцами.
   Я поглядел на Стивена. Он побледнел как смерть, глаза его потускнели. Он тяжело дышал. Я помог ему лечь на койку.
   Он оттолкнул меня:
   – Найди его... Он схватит первый попавшийся под руку пистолет... и придет... закончить свою работу.
   – Стивен, у тебя кровь!
   – А хрена ли ты хотел? Этот гад пырнул меня ножом. Я что, супермен, что ли?
   – Я только...
   – Рик, брось меня! Я выкарабкаюсь. Сначала найди этого гада.

133

   С колотящимся сердцем, с пересохшим ртом я шел по палубе. На зубах скрипела падающая с неба гарь. Пепел на палубе доходил до щиколотки и скрипел под ногами, как снег самого Дьявола.
   Надо мной из бронированных башен нависали почерневшие от сажи стволы корабельных орудий. Они смотрели поверх голов изголодавшихся беженцев, а те все шли и шли своим смертным путем к кораблю, неся на плечах детей.
   На палубе не было никого – ни души.
   Прислонившись к ограждению, я задрал голову на верхнюю палубу. Оттуда на беженцев смотрели пятьдесят – шестьдесят стволов – винтовки и автоматы.
   Чего они ждут?
   Я знал, что наши люди на верхней палубе во власти галлюцинации. Они видят не остатки человечества – изголодавшиеся, почернелые, – а серых чудовищ с кровавыми глазами. А из земли летят искры. Дым висит над равниной, темный и зловещий, как предвестие смерти. Дым обжигает горло, жалит глаза, даже на языке оседает горьким слоем сажи.
   Задрав голову, я стал звать по имени людей, которых знал. Они не отвечали. Они были крепко заперты в собственном иллюзорном мире и ждали приказа стрелять.
   Я теперь двигался увереннее. Газ почти выветрился из крови, зрение прояснилось. Я знал, что должен сделать: найти этого психа раньше, чем он найдет оружие. Иначе – так же верно, как прорывается на землю огонь Ада, он убьет Стивена, а потом меня. Потом ничто ему не помешает занять место неоспоримого господина и хозяина наших народов. И я ни на миг не сомневался, что это будет тираническое правление.
   У кормы корабля я вышел на вертолетную площадку. Палуба была пуста – только всепокрывающий и всеудушающий пепел.
   Когда я возвращался к середине корабля, передо мной распахнулась дверь.
   Я отскочил, готовый к драке.
   – Кейт?
   – Рик? Что случилось? Там люди...
   Примерно за пять секунд я рассказал ей, что происходит и что я ищу человека, называющего себя Иисусом. Она взялась за ограждение, чтобы не упасть. Газ ее еще не отпустил.
   – Он сильно обожжен, – сказал я. – А плохо то, что он все равно может много натворить. Его надо найти, пока он не нашел себе оружия или кого-нибудь из своих людей, которые послушаются его, не задавая вопросов.
   Кейт кивнула и стала глубоко дышать, прокачивая кровь кислородом.
   – Иди налево, а я пойду направо. Встретимся в конце корабля.
   – Нет, Кейт, будем держаться вместе.
   – Времени нет, и ты это знаешь. – Она резко мотнула головой.
   – Ладно, Кейт, только, если его увидишь, не лезь ему под руку, а кричи – ясно?
   – Ясно.
   Она подняла на меня свои чудесные глаза. Зеленые, как луг, под бровями черными, как вороново крыло.
   Он стиснула мне руку, чуть улыбнулась, повернулась и легко побежала по палубе.
   Память того дня, когда погибла Кэролайн, нахлынула на меня снова. То же страшное чувство нависшего рока, плещущего смертоносными крыльями.
   Резкое предчувствие, что не пройдет и нескольких часов, как я потеряю тех, кого люблю.
   Стиснув кулаки, напрягая мышцы, я двигался в сторону носа корабля. Меня прошибал пот, зубы стучали в моей глупой голове. Кеннеди, ты мудак. Нельзя было отпускать Кейт искать этого психа в одиночку. Он ее убьет на месте.
   Рок бил крыльями ужаса, как чудовищный ворон. Мысленным взором я видел, как он парит над кораблем, и огромные черные крылья колотят воздух.
   Грязь, в которой залип корабль, продолжала трескаться, а из трещин хлестала смерть ядовитым газом. Вся эта проклятая земля разогревалась, и пепел, сухой пепел сыпался на лицо. Гром рокотал, мерцали в небе молнии.
   И шли в сторону корабля фаланги полумертвых людей, еще полгода назад бывших такими же, как вы и я. Они жили в обыкновенных домах, ездили на обыкновенных машинах. Они работали в магазинах, банках, конторах, школах, на заводах. Откладывали деньги на отпуск, на новый телевизор, на рождественский подарок ребенку, на новый велик для малыша Джейми.
   И вот эти забытые Богом бедняги идут по озеру ядовитого газа, доходящего им до середины голодных животов. И несут на ноющих плечах маленького Джейми, или Синди, или Бобби, или Люси. Они умирают от голода, они задыхаются от газа, он жжет им горло и глаза, искры жалят им лица; те, что идут босиком, ступают подушками волдырей по засохшей раскаленной грязи.
   У меня в голове сложилась горькая молитва:
   Господи Иисусе, как допустил ТЫ это?
   У тебя нет души?
   Нет совести?
   Нет сострадания?
   Со слезами на глазах я бежал по палубе.
   В любой момент мой народ вскинет к плечу приклады, оттянет затворы автоматов. И откроет огонь. Умирающие бедняги повалятся колосьями на горячую землю. И все потому, что электрические поля из этой самой земли заставляют нас видеть серых пугал вместо людей.
   Бог ты мой! Мне хотелось рыдать и смеяться, истерически, безумно, бессмысленно. Что мы с собой делаем?
   Мы стираем себя с лица земли, потому что сама земля ленится это сделать.
   – Рик, Рик, он здесь! Он...
   Раскат грома.
   – Кейт!
   Нет ответа.
   Я уже добежал до носа по левому борту. Теперь я метнулся назад вдоль правого борта, туда, где должна была быть Кейт.
   Я бежал изо всех сил, стуча ботинками по палубе, перепрыгивая через брошенные тросы, веревки, бочки из-под горючего, стреляные гильзы от артиллерийских снарядов.
   И чуть не налетел на этого психа.
   Он лихорадочно двигал руками, заряжая помповое ружье, хватая горстями оранжевые патроны из бумажного мешка и почти все их рассыпая.
   На меня глянули бешеные глаза – белые диски на обожженном лице.
   Кейт стояла на палубе по ту сторону от него.
   – Назад, Кейт! – крикнул я. И снова призрак рока повис над кораблем. Крылья смерти медленно шевелились, темные, очень темные... выжидая момент броска.
   Обожженный осклабился – неестественно яркие зубы на обугленном лице. Волдырь наливался жидкостью, лицо раздувалось воздушным шаром.
   – Попались, мистер Кеннеди, – крикнул он, довольный сам собой. – Наконец попались.
   Обожженные пальцы впихнули в магазин ружья очередной патрон.
   Сильнее ударили крылья рока, и гром зарокотал над головой. Но я слышал только один звук – мрачную мелодию судьбы. Обреченности.
   Обожженный выпрямился, на изуродованном лице вспыхнуло выражение триумфа. Он запел надтреснутым голосом:
   – Убью я вас, мистер Кеннеди. Прострелю вам ноги, прострелю вам член. И будете вы целовать ствол моего ружья, чтобы я нажал на спуск. О, как будет вам сладко.
   Я пробирался по палубе шаг за шагом. Но этот человек не беспокоился. Он пел дальше:
   – А когда я убью вас, мистер Кеннеди, я уберу вашего брата. Но сначала на ваших глазах убью вашу шлюху.
   Рок спустился ниже над кораблем. Сама ткань воздуха превращалась в саван боли, отчаяния, смерти.
   Плескали смертельные крылья, слышался их шорох в каждом раскате грома.
   Кейт, прижимаясь спиной к стальной переборке в десяти шагах от безумца, пыталась сжаться, стать поменьше. Но для дробовика она была легкой мишенью.
   Меня прошиб пот. Охватил ужас. Стало трудно дышать.
   Черт, нет, только не теперь!
   От нервного напряжения я снова попал под влияние поля. Двое передо мной начали сереть на глазах. Волосы Кейт превратились в черную гриву, продолжающую костистый гребень, глаза налились кровью.
   И то же случилось с человеком, называвшим себя Иисусом. Волдыри на лице исчезли, оно посерело, губы почернели. Выступили жилы на разбухших мускулах.
   Монстр оскалил зубы и зарычал. Как в тумане, донесся из-за рычания человеческий голос.
   – Опять то же самое, Рик Кеннеди? Видите нас в виде серых пугал? Черт, такая месть еще слаще.
   Меня пробил ужас. Я хотел завопить.
   Но тут до меня наконец дошло.
   Галлюцинация, наводимый, ею беспредельный ужас, не бесцельны. Их можно использовать. Когда Стенно напал на меня в гараже Фуллвуда – он тогда был напуган до смерти, увидев во мне серого монстра. Но тот же ужас дал ему силу и – как ни странно – смелость напасть, а не бежать.
   Да, это можно использовать.
   Вместе с ужасом по моему телу стала разливаться чудовищная энергия. Запела в жилах кровь, я чувствовал, что обжигающий жар рвется из моей кожи.
   Да, электрическое поле нарушило мои мыслительные процессы, но что-то в голове включилось – не только компенсируя это нарушение, но и помогая мне поставить его на службу выживания вида.
   Движения обгоревшего психа вдруг стали тягучими, как при замедленном показе. Он загонял в магазин очередной патрон, и каждое движение было медленным до боли. Еле заметно заскользил в сторону ружья зажатый у него в пальцах патрон. Потом ему надо будет переместить руку, чтобы загнать патрон в ствол. Потом повернуться к Кейт и нажать на спуск. Разнести ей лицо почти в упор.
   Инстинкт слился с источаемой из земли энергий. Эти галлюцинации не деструктивны – они пойдут мне на пользу. Это сила в моих руках. Они обострили мои чувства, ускорили реакцию, они плеснули адреналином мне в кровь, сделав меня сильным, как никогда.
   Я прыгнул, зарычав.
   Подстегнутые адреналином мышцы бросили меня с такой силой, что я будто полетел на сумасшедшего.
   Он вскинул глаза – изображение плыло и дрожало, меняясь от серого лица с кровавыми глазами до волдырей вокруг белых глаз безумца.
   Самодовольное выражение этих глаз сменилось изумлением, потом ошеломлением и ужасом, когда до него дошло, что я двигаюсь быстро, так быстро, что ему никак не вскинуть вовремя ствол, не выстрелить мне навстречу.
   И снова – как в замедленном показе. Мой кулак врезался ему в челюсть, голова дернулась назад.
   Одним движением я сомкнул руки на его бицепсе, вывернул ему руку на сто восемьдесят градусов, ударил его о поручень и выбросил за борт.
   Он с криком полетел все в том же замедленном темпе, кувыркаясь в воздухе, бешено размахивая руками, будто действительно умел летать.
   Уменьшаясь на глазах, его тело ударилось оземь, взметнув клубы пепла. Рядом с ним упало ружье, подняв такой же клуб.
   Я подбежал к поручню, впился руками в сталь. Он лежал внизу на спине, раскинув руки в позе распятия.
   И тут случилось невозможное.
   Этот человек поднял голову. Потом медленно и болезненно сел.
   Протянув руку, он взял ружье за ствол и, опираясь на него как на костыль, смог встать. И стоял на собственных ногах.
   Кейт подбежала и стала смотреть, не веря своим глазам.
   – Боже мой... этот человек... его не убить... почему он не разбился?
   Обожженный посмотрел на нас снизу вверх. Я видел горящие безумные глаза, бешеный оскал.
   Он, опираясь на ружье, отошел от корабля назад, хромая, и закричал своим людям на верхней палубе, над нами с Кейт:
   – ТЕСКО! РОЛЛЕ! ЭКСМЕН! – заорал он. – Слушайте меня! Среди нас предатели! Рик Кеннеди и Кейт Робинсон убили Дина Скилтона, убили Викторию! Они на палубе под вами! Убейте их, пока они никого больше не убили! – Он набрал побольше воздуху и заорал, указывая на нас кулаком: – УБЕЙТЕ ИХ НЕМЕДЛЕННО!

134

   – Вот черт! – шепнул я. У меня упало сердце. – Если мы их не убедим, что убийца он, а не мы...
   Я не договорил и растерянно поглядел вниз, не зная, что же делать дальше.
   Внизу на равнине этот человек стоял, опираясь на ружье, и кричал своим людям, что мы с Кейт – коварные убийцы, что пока мы живы, всем грозит опасность.
   А в ста метрах от него по запекшейся грязи шли тысячи изголодавшихся отравленных газом беженцев, шли к кораблю, как зомби. И несли на плечах детей из последних сил.
   И безостановочно кричал человек, называющий себя Иисусом:
   – Убейте Рика и Кейт! Убейте, как только увидите! Иначе они перебьют вас всех по одному...
   Он вдруг перестал кричать и застыл, глядя на корабль. Что-то он увидел такое, что парализовало его страхом.
   Я перегнулся через поручень и посмотрел на верхнюю палубу. Его народ и мой шагнули вперед, держа оружие наготове.
   Я увидел их лица.
   Сердце подпрыгнуло.
   Я узнал это выражение лица.
   Зрачки и радужки сомкнулись в точку.
   И обожженный внизу тоже это увидел. Он понял, что эти люди, вооруженные дробовиками, винтовками, автоматами и револьверами видят в нем серого.
   Я смотрел, как он орет:
   – Нет! НЕТ! Вы, кретины! Это я! Глаза протрите! Меня зовут Иисус, дебилы! Я – Иисус. Я – ИИСУС! Он бросил ружье и замахал руками над головой. Это серый гад, думали они. Один из тех, кто убил старика, кто перебил половину нации.
   – Нет! Протрите глаза! Меня зовут Иисус! Меня зовут...
   Треск выстрелов заглушил его голос.
   Сотни пуль вспенили пыль вокруг этого человека. Он вскрикнул и взметнул руку, как регулировщик, останавливающий автомобиль в каком-то кошмаре. Но пули не хотели останавливаться.
   Куски металла впились ему в живот, в грудь, в ноги. Он кричал, он поднял руку повыше. Над головой рявкали ружья. Зарядом дроби Иисусу оторвало пальцы, но он все держал руку ладонью наружу. И кровь толчками хлестала из обрубков.
   Затрещал пулемет, взрывая землю вокруг него. Пули вспороли ему ноги от колена вниз.
   Он вскрикнул и рухнул на колени.
   И ревел голосом, в котором смешались ужас и боль:
   – Я – ИИСУС! МЕНЯ НЕ УБИТЬ! Я ЖИВОЙ! Я ЖИВОЙ!
   Заговорили винтовки. Красные трассеры метнулись указателями ему в лицо.
   Между глазами раскрылось пулевое отверстие – такое, что палец можно просунуть. Одновременно разлетелся затылок этого человека, расплескав мозги веером по горячей грязи. Они зашипели и запеклись, как яйцо на сковородке.
   У меня руки болели – так я вцепился в поручень.
   Не могу поверить.
   На этот раз он мертв.
   Упавший труп валялся тряпичной куклой на земле, разбросав изжеванные пулями руки и раскрыв искаженный рот, будто собираясь выкрикнуть оскорбление небу.

* * *

   Издав глубокий вздох облегчения, я обтер лицо и сказал:
   – Он мертв... слава Богу. На этот раз он действительно мертв.
   И я повторил это еще раз. И в третий раз. Чтобы убедить самого себя.
   Кейт потянула меня за руку, желая отвлечь мое внимание от трупа ради кое-чего другого. Люди с верхней палубы потекли вниз по трапу. Оружие они небрежно несли в руках дулами вниз. Они терли глаза, трясли головами, как будто только что пробудились от глубокого сна. Галлюцинации их оставили. Некоторые оглядывались по сторонам, еще оглушенные эффектом электрического поля, другие с глуповатым недоумением смотрели на останки человека, который называл себя Иисусом, но этих было мало. Почти все глядели на лавину беженцев, текущую к кораблю через горячий пепел.
   Они были уже ближе пятидесяти метров. На их лица легла печать изнеможения, убравшая из глаз выражение боли, несмотря на покрытые волдырями босые ноги, на обожженные ядовитым газом легкие. У них был вид почти безмятежный, заставляющий вспомнить иконы святых мучеников. Даже намека на агрессивность не было ни в одном из этих тысяч людей. Единственное, что им было нужно – спасти детей. Только это имело значение.
   – Рик! – вдруг неожиданно тихо сказала Кейт. – Они бегут не от газа. Ты видишь истинную причину?
   Я покачал головой, продолжая оглядывать толпу.
   – Нет, Рик, не на людей смотри. Посмотри на равнину за ними. Видишь?
   Я увидел и покрылся гусиной кожей.
   – Боже мой! – вырвалось у меня вполголоса. Теперь я видел, что так безжалостно погнало людей через горящую пустыню.

135

   Врубил бы я тогда свои ленивые мозги да схватил бы видеокамеру, мог бы записать то, что было дальше, чтобы знало все человечество.
   Вместо этого я теперь пишу эти слова. Мне лишь хочется отдать справедливость тому, что я видел. И отдать справедливость этим обгорелым остаткам человечества на равнине.
   Вот представьте себе:
   Стоит корабль.
   Стоит на суше за двадцать с лишним километров от океана. Торчат пушки. С одного кабестана спущена якорная цепь и лежит внизу ржавой грудой. Снарядные ящики в пятнах сажи. Неподалеку от места, где я стою, остатки сходней в переплетении тросов. Они свисают наружу – сначала от корабля, потом вниз под острым углом, похожие на остатки прыжкового трамплина. Но висит этот трамплин не над бассейном, а над запекшейся грязью.
   На корабле человек шестьдесят уцелевших из группы Стивена и племени человека, который называл себя Иисусом. Сам он лежит на спине в пепле. Рот его навсегда застыл в посмертном крике.
   Небо закрыто низкими давящими тучами, где змеятся молнии. Музыкой рока звучит гром.
   Равнина трескается, извергая газ. Летят вверх красные искры.
   И большим полукругом, вроде лунного серпа, упавшего на землю, идут изможденные уцелевшие из оазиса.
   Сколько их? Двадцать тысяч? Двадцать пять? Сорок? Не знаю.
   Вот они. Такие же люди, как мы. Они несут детей на плечах, они еле бредут. Даже не чувствуется движения. Молчание абсолютное. Ни один ребенок не всхлипнет. Дети даже не морщатся под раскаленными искрами с земли, бьющими в лицо.
   А за ними – то, что гонит их к кораблю.
   Оно уже близко.
   Наводнение.
   Как будто прилив затопляет берег.
   Огромная гладь воды плавно тянется к кораблю. Ни одной высотки, на которую могли бы подняться беженцы. Единственная их надежда – корабль.
   На моих глазах вода подобралась людям к лодыжкам, потекла дальше к кораблю.
   Она шла быстро, гоня перед собой желтоватую пену, смыла изорванное пулями тело безумца, вода затекала в трещины, тут же соприкасаясь с раскаленным камнем, булькала и шипела, как заливаемый костер.
   Вырвались сотни миниатюрных гейзеров, взметая кипяток и пар на высоту человеческого роста.
   Медленно брели к кораблю беженцы, уже по колено в воде.
   И только тут я увидел отдельных людей, а не полумертвую человеческую толпу.
   Я видел лица мужчин, женщин и детей. Я видел людей, похожих на врачей, учителей, продавцов, водителей автобусов... на друзей, которых знал в прошлом. Когда-то вон тот молодой человек с изголодавшимся лицом мог бы обслуживать меня в кафе. Я бы сидел рядом вон с той блондинкой, у которой на руках младенец. Она почернела от пепла, глаза у нее ввалились, но еще недавно я мог бы сидеть рядом с ней в баре и любоваться ее формами и думать, наберусь ли я храбрости предложить ей выпить.
   Трехлетняя белая девочка сидела на плечах черного гиганта. Она прижимала к груди плюшевого медведя. У гиганта была в груди пулевая пробоина – когда люди с корабля отчаянно стреляли по сумасшедшему, находясь в тисках галлюцинации, пули попадали и в беженцев.
   Вода поднялась выше колен. Течение тянуло вперед, как в сильном прибое.
   Я стоял, не в силах шевельнуться. Огромность зрелища подавляла, я чувствовал себя крошечным и бесполезным. Катастрофа произойдет на моих глазах, и я ничего – совсем ничего – не могу сделать.
   Я беспомощно оглядывал лица людей. Десятилетняя девочка приподнимала над водой двухлетнего мальчика, и руки у нее дрожали от непосильного напряжения. И вдруг я увидел, что их сотни – детей, поднимающих вверх младших братьев и сестер. А в середине плотной толпы стояла старая женщина и держала картину в раме, изображающую Мадонну с Младенцем.
   А слева от нее кто-то держал щенка. Справа мать поднимала над головой новорожденного младенца, завернутого в джинсовую куртку.
   Напор воды гнал люден к кораблю.
   Вода дошла до пояса.
   Тут у меня в голове щелкнуло.
   – Эй, вы! – крикнул я людям на палубе. – Шевелитесь! Надо их оттуда вытащить!
   Они все еще смотрели как одурманенные. Я толкнул Теско в грудь.
   – Теско! Помоги мне! Найди веревку, которая достанет до земли!
   Он глядел на меня, будто я его просил оседлать орла и улететь на луну.
   – Теско!
   Он так же пялился, не понимая ни единого слова.
   Слезы хлынули из глаз Кейт. Вода дошла беженцам почти до груди. У некоторых уже кончались силы. Они один за другим слабели и исчезали под водой, и детей, которые были у них на плечах, уносило течением.
   Черный гигант с ребенком на плечах пересадил девочку на одно плечо, а другой рукой выловил из потока двухлетнего мальчика и посадил на другое плечо. Дети вцепились ему в шею, а он выловил из воды еще одного младенца и прижал к раненой груди.
   – Мы должны их спасти! – крикнул я. – Нельзя же стоять и смотреть, как они потонут! Ну, давайте! ДАВАЙТЕ ЖЕ!
   И только остекленелые глаза. Ни один человек на палубе не шевельнулся. Они смотрели на поднимающуюся воду, будто были за миллион километров отсюда.
   – Черт с вами, стоите и глазейте! Я сам все сделаю!
   Я побежал к сходням, повисшим над стоящими в воде людьми. Они были слишком высоко, чтобы схватиться. Но я видел, что если доберусь до конца, то смогу протянуть руки вниз и взять детей, которых поднимут взрослые.
   Я ступил на сходни – они затрещали. Я сделал еще шаг. Сходни закачались под ногами. Их держало только переплетение спутанных тросов.
   Но я знал, что даже если эта штука оборвется и сбросит меня в воду, я должен попытаться.
   И я осторожно стал продвигаться по сходням. Они уходили вниз круче лестницы. Я цеплялся за тросы, протянутые над ступенями сходен на столбиках, как перила.
   У конца сходен я протянул руки вниз, схватив девочку, сидевшую на плечах седой женщины. Та благодарно улыбнулась и скрылась под водой.
   – Рик!
   Я посмотрел вверх. Кейт спустилась до середины сходней и протягивала руки. Я передал ей девочку, и Кейт изо всех сил потянулась наверх и поставила ребенка на палубу.
   Одна есть. Осталось сорок тысяч.
   Кому я морочу голову? Мне же не спасти всех. Но я знал, что должен вытаскивать детей из воды, пока могу.
   А вода прибывала чертовски быстро. Уже взрослым было выше чем по грудь. Десятилетним – по плечи. Долго они не выстоят.
   И никто не кричал. Я ожидал криков: “Спасите меня! Спасите моего ребенка!”
   Но их не было. Люди молчали. Они спокойно держали детей над водами потопа. Будто из мистического сочувствия, затих и гром. Глубокая, неестественная тишина накрыла эту сцену.
   Я на спине съехал по сходням ниже, понимая, что одно неверное движение – и я съеду в воду, как в бассейн с водяной горки.
   Я протянул руки великану, который сверхчеловеческим усилием держал шестерых детей, не давая им уйти под воду. И это с пулей в груди.
   Я снял у него со спины китайского мальчика. Человек посмотрел на меня большими темными глазами, столь же мудрыми, сколь изможденными. И одобрительно кивнул.
   Я повернулся всползти вверх по трапу.
   Но мне преградила путь высокая фигура. Усталое лицо смотрело мрачно, но это было самое приятное зрелище за всю мою жизнь.
   – Я думаю, тебе бы не помешала помощь, брат.
   – Я тоже так думаю, брат.
   Мой брат протянул мне руку. Я передал ему мальчика, он передал его Кейт.
   Я видел кровь, залившую рубашку моего брата, но ничего не сказал.
   Говорить не мог. Мне горло перекрыли эмоции.
   А в воде гигант уже держал маленькую девочку. Остальные крепко обхватили его за шею, сопротивляясь струям бурлящего потока, которые пытались унести их куда-то навстречу смерти из этой залитой равнины.