Пока Иисус рассказывал Кейт о жизни в Парадизе (так они называли свой остров), я выглянул в окно. Дети играли на улице в футбол. Малышка с виду не старше Ли тащила кукольную коляску. На натянутых в садах лесках висела яркая одежда. С фонарных столбов свисали желтые и оранжевые ленты – увеличенные версии тех, которыми украшало себя племя Иисуса. Вдали пророкотал гром.
   Как и говорил этот человек, они построили себе уютное гнездышко в торчащем из воды бывшем жилом пригороде Лондона. Но я помнил надписи на стене подвала. И я помнил, что Ковбой, Теско, Дебил и вся шайка рвались с нами сделать. По всем правилам нам с Кейт уже полагалось бы плыть по реке в виде объеденных крысами трупов, а мы сидим тут с Иисусом, жуем пиццу, пьем дорогие вина. Что же случилось?
   Вот что мне хотелось знать. Подозрение металось у меня внутри, как пес, унюхавший что-то в кустах. Что переменилось?
   Сторожевой пес Подозрение нюхал воздух и чуял крысу. Эта вежливая беседа наверняка к чему-то клонится. И я решил выяснить, к чему же именно.
   – Иисус, несколько часов назад твои люди тщательно искали самый впечатляющий способ нас убить. Почему они передумали?
   – Рик! – Кейт бросила на меня предостерегающий взгляд.
   – Нет, Кейт. Я должен знать.
   Иисус огладил бороду.
   – Эти люди пережили Ад. Удивительно ли, что они время от времени сходят с ума?
   – Мне кажется очевидным, что если во вторник тебя подвергают смертным мукам, а в среду подают пиццу, то это означает фундаментальное – ладно, чертовски странное изменение отношения.
   – Рик... – начала Кейт.
   Но я напирал. Письмена на стене подвала от людей, убитых этими безумцами, резали мне кожу, как терновые иглы. Может, я плохо подумал, может, за эти вопросы меня убьют. Но я был готов на все, чтобы получить ответы.
   – Рик, – спокойно заговорил Иисус. – Мир теперь стал другим. И люди стали другими.
   – Но факт в том, что вы передумали. Почему? Я делаю вывод, что у нас есть что-то, что нужно вам. Что это – я не могу себе представить. Точно не рецепт шоколадных печений моей матушки.
   – Ты не любишь держать кота в мешке? – Иисус налил мне бокал доверху. – Режешь правду-матку?
   – Именно.
   – Рик, остынь, а? – взмолилась Кейт.
   – Черта с два. Блин, ты видела надписи на стенах подвала? Пятна крови заметила? Эти психи пытали людей десятками, может, сотнями. И пытали до смерти.
   Человек, которого называли Иисусом, спросил:
   – Ты хочешь, чтобы я стал это отрицать?
   – Я хочу знать, что тебе нужно от нас настолько сильно, что ты не дал своим дрессированным психам нас зажарить смеха ради.
   Впервые я увидел, как сверкнула злость в карих глазах Иисуса.
   – Ладно, о’кей. Хочешь в открытую?
   Снова зарокотал отдаленный гром.
   – Я весь внимание.
   – Как я уже говорил, мир стал другим. Он заставляет и нас быть другими, а потому мы...
   – Да-да, эту отеческую проповедь я уже слышал.
   – Дай мне закончить. Почему живут браки? Что держит вместе мужчину и женщину?
   – Какое это имеет отношение...
   – Это имеет самое прямое отношение ко всему, что здесь происходит. Пары остаются вместе по целой пачке причин. Некоторые из причин, которые долго держат вместе двоих, можно назвать. Например: им хорошо в постели, у них есть дети – они любят детей, они хотят быть с ними, и это не дает паре распасться. Может, у них одинаковые увлечения.
   – Но вы убивали людей!
   – Да, и это помогает, Рик Кеннеди, можешь мне поверить. Если люди вместе переживают такие эмоции и разделяют их с другими, это соединяет крепче любви и кровных уз. Понимаешь, люди, пережившие авиакатастрофы, так потом держатся друг друга, что эта дружба длится годы. То же самое, когда идешь с толпой на концерт, в кино или на футбол. У всех эмоции одни и те же. И чем сильнее общие эмоции, тем крепче они цементируют индивидуальности в целое.
   – Но убийство невинных людей?
   – “Но убийство невинных людей”, – передразнил он, и глаза его вспыхнули смешанным огнем рвения проповедника и обычной злости. – Но убийство невинных людей? Смотрите на вещи реально, Кеннеди. Мир изменился. Надо адаптироваться к этим изменениям – или погибнуть.
   Кейт потрясла головой, ошеломленная.
   – И вы сделали убийство чужаков ритуалом?
   – Сделали. И это всегда были чужаки – никогда никто из наших людей.
   – И это вас сплотило.
   Иисус кивнул.
   – Это сплотило нас в тесную общину. Мы горячо преданы друг другу – и все общество горячо лояльно к каждому своему члену. Это нужно нам, чтобы выжить, – преданность нашей новой семье, семье, за которую мы готовы погибнуть.
   – И убить тоже.
   – А вы? – спросил он, и взгляд его вдруг заострился. – Вы убивали ради своей семьи?
   Я вспомнил трех беженцев, которых мы поймали за кражей еды. Черт, мы ничем не лучше других.
   Иисус кивнул.
   – Убивали. Убей или тебя убьют. И поверьте мне, приходится включать программы в голове, те программы, которые использовали наши предки в доисторические времена. Будь беспощаден. Будь предан своему племени.
   – О’кей, – кивнул я. – Я понимаю. Но не одобряю.
   – Нам не нужно ваше одобрение, Рик Кеннеди.
   – О’кей, мое одобрение вам не нужно. А что нужно?
   – Правду?
   – Правду, – кивнул я.
   – О’кей, Рик Кеннеди. Правда вот в чем: если мы останемся в Лондоне, мы погибнем. И знаешь, что еще?
   – Что?
   Гром теперь рокотал непрерывно, будто где-то великаны катали бочки.
   – Если ваша группа останется на Фаунтен-Мур, ее тоже ждет смерть.
   – Вот почему мы должны вернуться и начать поиск провизии.
   – Нет, – мрачно улыбнулся он. – Голод – самая простая из ваших проблем.
   – Если земля слишком разогреется, мы можем просто уйти, – сказала Кейт.
   И снова мрачно улыбнулся Иисус:
   – Вы все еще не понимаете, Кейт и Рик, что на самом деле происходит. Вот что... Возьмите бокалы, посмотрим шоу с крыши отеля.
   – Шоу? Какое шоу?
   – Сначала давайте нальем.
   – Какое шоу? – повторил я.
   Из тех садистских шоу, где нам сначала планировали роль? Сейчас какого-нибудь беднягу заставят танцевать на битом стекле или еще что-нибудь для укрепления сплоченности группы.
   – Идемте за мной. Шоу началось двадцать минут назад.
   Гром рокотал. Зловещий звук, будто первобытный бог бормочет и грозится разрушением и катастрофой.

69

   Иисус не повел нас наружу, а стал подниматься по укрытой толстым ковром лестнице. Мы с Кейт, обмениваясь настороженными взглядами, пошли за ним.
   По приглашению Иисуса я прихватил с собой полную бутылку вина. На первой площадке я уже решил, что разобью бутылку о стену и всажу розочку ему в шею. Это если он попытается что-нибудь выкинуть.
   Вот здесь разденешься ты. Вот здесь – я. А теперь смотри, Рик, как я буду овладевать красавицей Кейт Робинсон.
   Я вполне мог себе представить, как он это говорит. Без проблем.
   Но он продолжал подниматься, держа бокал вина в руке, и сандалии его хлопали по босым подошвам.
   – Иисус, какое шоу? – спросил я еще раз.
   – Подожди и увидишь, – ответил он загадочно. – Но я думаю, оно тебя убедит, что для вас главная угроза – не голод и не разогрев земли.
   На последнем этаже он открыл дверь в чулан с вениками. Там были ступени, ведущие вверх, – голый бетон. Мы последовали за Иисусом к двери на крышу.
   Гром гремел громче.
   Мы вышли на плоскую крышу.
   Теперь я видел остров Иисуса на всем протяжении. Обойти береговую линию можно было минут за десять. Отсюда остров казался густо усаженным деревьями, кое-где меж ветвей проглядывали крыши домов. Отель стоял на перекрестке. Отсюда были видны дороги, уходящие в озеро.
   Только сейчас было уже почти темно. Новое озеро, покрывшее центр Лондона, было красиво странной красотой. Луна стояла над водами, и дрожала на воде лунная дорожка – эфирная тропа к нам через водную гладь.
   Из озера поднимались сотни зданий, при луне похожие на гробницы. Вот массивный силуэт Кэнэри-Варф, купол Святого Павла и сотни безымянных башенок. Я вздрогнул.
   Ток воды в конце концов размоет фундаменты. Через год или два начнут рассыпаться большие дома. С громовым ревом они ухнут в озеро – жуткое в своей величественности зрелище. И не останется и следа от самого могущественного когда-то города на Земле. Когда-то он превзошел Афины, Багдад, Рим, Константинополь. А скоро останется только широкое мелкое озеро.
   Гром гремел в ночном воздухе. Я поднял глаза к мерцавшим во тьме звездам.
   И снова задрожал. Земля делала то, что делает каждые несколько тысяч лет. В основном она действует ледниковыми периодами. На этот раз она выбрала жаркий период, или огненный век. Я знал, стоя здесь между Иисусом и Кейт, что планета Земля стирает со своего лица определенные формы жизни. Как учитель, который напутал на доске в формуле и стирает тряпкой, чтобы начать снова. Вот эта тряпка из огня и потопа. Мы стерты. Какая же появится новая, исправленнаяверсия жизни?
   Кейт нашла мою руку и сжала ее. Я ответил пожатием, пытаясь найти в себе уверенность. Она думала о том же.
   Мы обречены?
   Все бесполезно?
   Только еще некоторое время будем обшаривать местность в поисках консервов?
   Гром зарокотал громче.
   Иисус повернулся к нам, и в его силуэте было неуловимое сходство с Христом.
   – Видите причину грома?
   – Нет. – Я озадаченно качнул головой.
   – На западе зарницы, – сказала Кейт. Она не отпустила моей руки. – Вон там. На горизонте.
   – Посмотрите выше вспышек, – сказал он тихо. – Что вы видите?
   – О Боже мой, теперь вижу, – удивленно сказала Кейт.
   – А ты, Рик?
   – Нет. Ничего. – Я всмотрелся сильнее. И у меня на голове зашевелились волосы. – Да. Вижу.
   – Это артиллерия, – выдохнула Кейт.
   – Если внимательно присмотритесь, увидите даже снаряды, – сказал Иисус.
   Целых пять минут мы стояли на крыше отеля, держа в руках бокалы с вином, глядя на вспышки из дул тяжелых орудий. Снаряды взлетали в небо будто в замедленной съемке. Они парили, раскаляясь добела, как падающие звезды, и улетали вдаль. Я не видел, где они падают. Наверное, грохот разрывов сливался с грохотом выстрелов, и это был тот постоянный гром, который мы слышали в ресторане.
   – Огневые позиции к северу отсюда, – показал рукой Иисус. – Но они стреляют по цели к западу от Лондона. Это не регулярная армия – ее больше нет. Насколько я могу судить, это группа отставников и штатских, организовавших нечто вроде гражданской обороны.
   – Ты знаешь, по какой цели они бьют?
   – По какой цели? – Он кивнул и обыденным голосом сообщил: – По серым.
   – По серым?
   – Ты их еще не видал? Скоро встретишь. Они захватывают эту страну.
   Кейт поглядела на меня, потом на человека, которого эти люди называли Иисусом.
   – Вы хотите сказать, что видели этих серых?
   – Разумеется.
   – Давайте говорить прямо, – медленно произнес я. – Эти серые – они крепко сложены, серая кожа, как шкура носорога, и...
   – И глаза красные, как кровь. – Он кивнул. – Эти чудовища – причина всему. И они захватывают страну. – Он потянул носом воздух, заглянул в бокал и снова посмотрел на нас. – На самом деле они захватывают всю планету. Африку, Новую Зеландию, Австралию. США. Они идут. Идут, чтобы опрокинуть человечество в море.

70

   Через десять минут мы ушли с крыши и вернулись в бар. Кейт и Иисус вели непринужденную беседу. Порывы ветра дергали листья на деревьях. Несмотря на темноту, я еще видел, как волны разбиваются желтоватой пеной там, где каменная дорога уходила в озеро.
   Сквозь двойные зеркальные стекла дальний грохот артиллерии, обстреливающей серых к западу от Лондона, звучал тихим рокотом, и его легко заглушило шипение шампанского, которое наливал нам Иисус.
   Это внезапное вторжение роскоши в мою жизнь – чистая одежда, горячая ванна, шампанское, пицца такая вкусная, что я никак не мог остановиться, хотя у меня уже живот лопался, – все это как-то не сочеталось с новым миром охоты за едой и внезапной насильственной смерти.
   За двести километров к северу от этого зала, где я сижу с бокалом шампанского, Стивен, Говард, Дин, малышка Ли залезают в палатки, отгораживаясь от холода брезентом. И у них из головы не идет мысль, что запасы тают на глазах. Уже, быть может, им придется терпеть голодные боли ближайшие восемь часов мороза и тьмы до завтрака из жидкой овсяной болтушки.
   – Две трудности. Первая: Темза ниже Лондона не судоходна. Геологические катаклизмы образовали там плотину, перегородившую реку. Вторая: на корабле всего три человека. У них не хватит опыта довести корабль до устья Темзы.
   – Значит, получается как с Магометом и горой? – спросила Кейт.
   Иисус кивнул.
   – Что нам надо – это как-то переправить нашу группу – всех пятьдесят четырех человек – в Уитби, чтобы сесть на корабль.
   – А в Лондоне у вас есть опытные моряки?
   – Есть. По крайней мере их хватит, чтобы увести корабль как можно дальше отсюда.
   – Пеший переход до Уитби исключается?
   – С детьми и беременными женщинами? Идти двести километров? По стране, наводненной миллионами голодающих? – Иисус присвистнул сквозь зубы. – На второй день от нас останутся только обглоданные скелеты.
   – Если я правильно понял, – вступил я, – ты надеешься, что мы переправим твоих людей в Уитби?
   – Всех пятьдесят четырех, – серьезно кивнул Иисус. – И это, Рик, действительно вопрос жизни и смерти.
   – А нам это зачем? – Я потряс головой, не понимая. – Нам это что даст?
   Иисус поглядел на меня, как равный на равного.
   – Шанс выжить.
* * *
   Темнота за окном сгущалась. По улице прошли двое, держась за руки, освещенные только светом из окон отеля. Вдали сверкали серебряные вспышки – это все еще взлетали в воздух снаряды и падали на далекую цель к западу от Лондона.
   Кейт поглядела на меня, потом на Иисуса.
   – Если говорить прямо, вы предлагаете нам объединить силы?
   – Именно это я и предлагаю, – кивнул Иисус. – Вы на своем самолете перевозите моих людей в Уитби, потом привозите своих. Садимся на корабль, а потом... он пожал плечами, – плывем на юг и начинаем новую жизнь. Проще простого.
   Я поднял руки:
   Возникло и стало нарастать чувство вины. Я глядел на хрустальный бокал у себя в руке; пузырьки поднимались в золоте вина.
   Разве это правильно? Черта с два. Я должен не роскошествовать на этом островке под названием Парадиз, а мерзнуть на Фаунтен-Мур. Я там нужен. Я должен вместе со Стивеном придумать план, где нам добыть еду и найти укрытие от убийственной зимы. А зима будет либо огненной, если земля разогреется, либо неимоверно холодной от закрывших небо пыли и мусора из тысяч вулканов.
   Я покачал головой. Влип я в дерьмо. В самое глубокое дерьмо на свете.
   И сижу в нем выше головы.
   Иисус считает, что настоящая проблема, настоящая угроза выживанию – это вторжение серых, кто бы они ни были на самом деле и откуда бы они ни пришли. И этот Иисус что-то от нас хочет. И хочет сильно, иначе не был бы таким обаятельным и гостеприимным и не поил бы нас дорогими винами.
   Когда он подливал нам шампанское, я решил выяснить, что же это. И спросил в лоб:
   – О’кей, так что вам нужно от нас?
   Он рассеянно сунул бутылку обратно в лед, сделал глубокий вдох, будто решаясь сделать уже давно обдуманное, и сделать прямо сейчас.
   Он посмотрел мне в глаза.
   – У побережья возле Уитби в Северном Йоркшире на якоре стоит корабль.
   – Хорошо, а при чем тут мы?
   – У вас есть самолет.
   – А! – До меня начало доходить. – Значит, мы еще живы потому, что у нас есть самолет?
   Кейт подняла брови:
   – Самолет? Зачем вам самолет?
   – Кейт, Рик, ситуация очень проста. Мы знаем, что должны покинуть Лондон, пока сюда не пришли серые. Артобстрел может их задержать самое большее на две-три недели. У нас есть корабль, на котором мы хотим уплыть на острова Южных Морей. Проблема в том, что этот корабль на другом конце страны.
   Кейт покачала головой:
   – Но у вас есть лодки. Можно же посадить на них всех ваших людей и спуститься по Темзе?
   – А почему мы должны тебе верить? Что тебе помешает погрузить на корабль своих людей и уплыть без нас?
   – Хорошо, – дипломатично сказал Иисус. – Вы везете партию своих людей. Потом партию моих. Может быть, будете летать по очереди в Лондон и в Фаунтен-Мур, чтобы ни одна группа не могла перехитрить другую. Согласны?
   – Есть проблемы.
   – Проблемы?
   – Проблемы технические, – пояснил я. – У нас четырехместный легкий самолет. Поскольку он может перевезти только троих, то речь идет о восемнадцати рейсах туда-обратно.
   – При этом в день может быть только один рейс, – добавила Кейт. – Значит, не меньше восемнадцати дней.
   – Восемнадцать дней подходит.
   – И это, если будет восемнадцать дней летной погоды и если самолет не развалится, – сказала Кейт.
   – И еще нам понадобятся рейсы на доставку продуктов в наш лагерь, – добавил я.
   – Значит, у вас кончаются продукты?
   Черт, трепло. Я прикусил губу. Не надо было говорить Иисусу о нашем дефиците. Это слабость, которой он сможет воспользоваться.
   – Их мало, – быстро сказала Кейт, – но опасности пока нет.
   – И мы все время пополняем запасы.
   Это я попытался сказать уверенно, но этот человек не мог не понимать, что если мы предприняли далекую и рискованную экспедицию в Лондон, то мы чертовски близки к голоду.
   Иисус улыбнулся.
   – Я не говорил, что перевезти воздухом пятьдесят четыре человека отсюда – плюс еще сколько вас там – на берег Йоркшира будет легко. Но это возможно – если вы согласитесь.
   – Другого способа доставить туда ваших людей нет?
   – Вы сами знаете, что нет, Кейт. Даже если мы сможем добраться до твердой земли на севере и найти машины, все дороги блокированы вооруженными бандами. И, как я уже говорил, идти пешком мы не можем. Надо лететь. – Он пристально поглядел на каждого из нас. – И вы знаете, что ваша группа либо умрет от голода, либо падет жертвой серых.
   – Тогда, – сказал я после паузы, – мы нужны друг другу, чтобы выжить.
   – Примерно такова ситуация. Теперь позвольте наполнить ваши бокалы, и выпьем за наше сотрудничество.
   Минутку! – Я выставил ладонь. – Я не уполномочен говорить от имени группы. И уж наверняка не могу заключать подобные сделки без ее согласия.
   Иисус задумался.
   – Хорошо... но надо действовать быстро. Когда придет зима, нам уже никуда не деться.
   – Ты знаешь остров, где твои люди нас нашли?
   Иисус кивнул.
   – Туда завтра утром должен прилететь наш самолет. Мы полетим домой, обсудим твое предложение с нашей группой, потом...
   – Потом вернетесь и сообщите мне ваше решение?
   – Да.
   – Нет, мистер Кеннеди.
   – Нет?
   – Нет. – Он улыбнулся, качая головой. – Что вам помешает захватить наш корабль?
   – У нас нет никого, кто мог бы им управлять.
   – Мне это неизвестно, – возразил Иисус, отпивая шампанское. – Вы погрузитесь на корабль и – фьюить! Счастливо, фраера! А нам оставаться гнить здесь.
   – Значит, – сказала Кейт, – вы оставите нас у себя заложниками?
   Он покачал головой:
   – Гостями. Вы бы ведь на моем месте сделали то же самое?
   Я вздохнул и кивнул.
   – Так что, опять в подвал?
   – Нет. Вам отведут комнату. Вас будут кормить. Выходите и возвращайтесь, когда хотите.
   – А что будет завтра, когда наш пилот прилетит и увидит, что нас нет? Он вернется в Фаунтен-Мур и уже никогда не прилетит.
   – Вы встретите своего пилота, Рик. Объясните ему ситуацию, изложите мое предложение – объединить силы и вместе уплыть в Южные Моря.
   Я небрежно задал следующий вопрос:
   – Иисус, ты женат?
   – Я уже говорил. У меня в Ливерпуле была жена и...
   – Нет, здесь. У тебя есть жена или подруга?
   – Есть, – кивнул он. – Девушка по имени Кэнди. А что?
   – Тогда отправь Кэнди с обратным рейсом самолета. И пусть она изложит нашей группе твой план.
   – А заодно произойдет обмен заложниками? Разумно, Рик. Я поговорю с Кэнди. – Он поднял бокал. – Ну что, тост? За нас.
   Я не сразу поднял бокал, а сперва глянул на Кейт. Наши глаза встретились. В телепатию я не верю, но в тот момент я мог читать у нее в уме, как в открытой книге. Она думала, что Иисус – улыбчивый, обаятельный, гостеприимный – получил все, что решил от нас получить. Он был доволен тем, что все идет по егоплану. Я понял, что недооценил его – с этой бородой под Христа, маленькими глазками, татуировкой на пальцах, в особенности с этим простецким именем “Гэри Топп”. У человека, который называл себя Иисусом, глаза были с хитрецой. И под христоподобной улыбкой ощущалось что-то кремневое, беспощадное. Он был из тех, кто получает то, что хочет.
   Но я знал еще одно: мы с Кейт попали в его империю. И должны были – по крайней мере сейчас – играть по его правилам.

71

   – Крысы!
   Кейт, беги к дому!
   Из водостока хлынули крысы. Как будто показали кино наоборот для смеху. Представьте себе, как коричневый ливневый поток хлещет в канализацию, такой бурный, что голова кружится смотреть.
   Теперь представьте себе то же самое наоборот – вода прет из канализации обратно. Густая и бурая.
   А теперь представьте себе, что это не вода, а крысы. Тысячи крыс выливались вверх и наружу между прутьями решетки. Их было столько, что отдельных крыс даже и видно не было – только бурый потоп.
   – Кейт, через изгородь... беги к дому.
   – Не могу! – крикнула она. – Они из канавы тоже лезут! Их сотни.
   – Хватай вот это! – Я сунул ей палку от метлы, найденную возле воды. И стал раскидывать кучу нанесенного водой мусора, перепутанного с человеческими костями.
   Палку.
   Ветку.
   Что-нибудь, чем можно отмахнуться от полчищ голодных крыс, надвигающихся на нас. Сомневаться не приходилось – дни собирались обедать.
   Я нагнулся разгрести выброшенную на берег груду сумок, щепок, ботинок, шмоток, дохлых голубей.
   Черт побери, ничего!
   Ничего похожего на дубину.
   – А, блин... вот это сойдет.
   Я подобрал человеческую бедренную кость. Длинная, тяжелая – идеальная дубинка. На ней еще висели клочки мяса засохшими макаронинами. Хоть бы пластиковым пакетом обмотать конец, чтобы взяться, но времени нет. Я охватил кость ладонью, передернувшись от мокрого прикосновения прядей мыши.
   – Рик, вот они! А, черт!
   Кейт ударила палкой, промахнулась. Еще ударила – на этот раз с размаху, как клюшкой.
   Крыса пискнула. С глухим стуком палка от метлы сбросила ее в воду.
   Мы вышли из отеля сразу после восхода – погулять по острову и посмотреть, что на ближайшие недели будет нашим домом. Мы прошли через рощицу, в которой кое-где стояли дорогие коттеджи. И только у самой воды я заметил крыс.
   Когда они хлынули из-под решетки стока, я глазам своим не поверил. А они все хлестали из земли непрерывным бурым потоком.
   Теперь они надвигались. Подбирались поближе короткими перебежками.
   Толстые розовые хвосты хлестали на бегу воздух, как бичи. Они подобрались так близко, что видны были блестящие глазки, мелькание розовых язычков – они предвкушали, как вцепятся нам в плоть острыми зубами, со скрипом раздирая кожу.
   Я отчаянно огляделся. Нас оттеснили к воде. Бежать было некуда. И никого не видно, кто мог бы нас спасти.
   Придется выбираться самим.
   Кейт держала палку от метлы, как самурайский меч. Она глянула на меня, и глаза ее блестели от страха.
   – У нас два выхода, – сказала она быстро. – Или спасаться вплавь, или бежать прямо через них – авось доберемся до дому.
   – Их тысячи, они нас с головой накроют. Кейт, мы должны... а, черт!
   Крысы бросились вперед. Я пригнулся, отбивая костью наседавших крыс. Тук, тук, тук – стучала кость.
   Трах! Размозженный крысиный череп.
   Трах!
   Трах!
   Я прыгал по земле, колотя по крысам.
   – Рик, на ноге!
   Крыса успела взбежать по моей ноге до колена, цепляясь коготками за ткань джинсов. Она разинула пасть. Я увидел зубы острее бритвы, шевелящиеся усы, голодные глаза, блестящую мокрую шерсть. И застыл.
   Крыса была жирная, почти распухшая. Наверняка начинена микробами, смертельными вирусами, сожранными во время пира на гниющем человеческом мясе.
   Она была уверена в своей безнаказанности, в том, что человек для нее более не угроза, и хотела жрать живую добычу.
   Меня.
   Потом Кейт.
   Мы стали кормом для крыс.
   Все это длилось меньше секунды, но перед моими глазами прошло как замедленная съемка.
   Крыса цеплялась когтями за мои джинсы. Они кололи сквозь ткань. Она принюхалась повыше, впивая розовым носом аромат потовых желез на моих яйцах.
   Может, это был самый сладкий запах. Именно туда она хотела всадить зубы. Прокусить кожу и впиться в железу. Потом жадно слизывать кровь.
   – Рик, не двигайся!
   Загудела в воздухе палка от метлы. Я не сводил глаз с крысы. Не мог шевельнуть и мускулом.
   Палка загудела громче.
   Мелькнула.
   Удар.
   Крыса отлетела в сторону.
   Я мигнул, сбрасывая с себя оцепенение.