Крысы вцепились в кость и бежали по ней к моей руке.
   Я отбросил кость назад.
   Кейт крушила крыс палкой, но их нельзя было остановить. Как наступающий прилив.
   У наших ног плескалась вода.
   – Надо плыть, – сказал я. – Иначе погибнем.
   – Поплывем, – ответила она, но глаза ее метались от моего лица к водам озера – ядовитому вареву из разлагающихся тел и отходов химзаводов, ржавеющих машин, мусорных свалок.
   – Готов?
   – Держись ко мне ближе. Поплывем вдоль берега. Когда уплывем от крыс, вернемся на берег.
   – А потом?
   – Потом побежим во все лопатки.
   – А крысы... – Она снова посмотрела на меня. – Они за нами не поплывут?
   – Кейт, они нас обгрызут до костей, если мы не поплывем.
   – Ладно, вперед.
   – Кейт, на счет “три”.
   – Рик, они лезут!
   – Раз, два... черт побери, это что еще?
   Они появились будто из-под земли.
   – Собаки! – крикнула Кейт, не веря своим глазам. – Они напали на крыс!
   Удивление перешло в облегчение – невероятное облегчение.
   – Смотри! – ахнула Кейт. – Сколько их?
   – Двадцать... тридцать?
   Собаки – низкорослые мускулистые терьеры – набросились на крыс. Они не кусали их до смерти – терьер хватал крысу за голову, резко встряхивал, ломая ей шею, и отбрасывал прочь. И тут же хватал следующую. И следующую. И следующую.
   Крысы попытались напасть на собак, но их зубы не прокусывали естественную броню шерсти. Псы рычали, бросались, подпрыгивали, сбрасывая крыс, и убивали, убивали.
   – Слава Богу, – выдохнул я, обнимая Кейт за плечи. – Собачья кавалерия подоспела вовремя.
   Я поднял глаза от крысиной бойни и увидел, что поодаль стоит Иисус и смотрит на нас, сложив руки на груди. Он усмехался. Ситуация его забавляла. Рядом с ним стоял тощий с непроницаемым выражением лица. Чуть дальше сгорбился Теско – его нос все еще был похож на кусок сырого мяса. Вид у него был зловещий. Я не сомневался ни секунды, что Теско с наслаждением смотрел бы, как крысы разорвут нас на части. Все трое стояли молча, цветные ленты у них на руках и ногах развевались на ветру.
   Потом тощий медленно пошел к нам. У него в руках была труба с него ростом, а на ее конце – что-то вроде раструба. За спиной у него был баллон как от акваланга. Раструб он опустил почти до земли и тут же оттуда вырвалось желтое пламя длиной с локоть.
   Он шел медленно, поводя раструбом из стороны в сторону прожигая себе путь через крыс. У решетки, откуда все еще лезли крысы, он уставил огнемет прямо в сток. Крысы, превращаясь в огненные шары, бежали и подыхали возле воды.
   Тощий вынул из кармана бутылку, потом, в своей неспешной манере, вылил ее содержимое в водосток и отступил. Направил раструб на решетку и нажал кнопку. Пламя метнулось внутрь, ухнуло, и из стока вырвался желтый маслянистый огонь.
   Теперь крысы уже не лезли. Они изжаривались прямо внизу.
   – Кажется, они победили, – сказала Кейт, кивнув в сторону собак.
   Я поглядел. Остатки крысиных полчищ бежали в озеро в поисках спасения. Собаки остановились возле воды, нервно подрагивая хвостами и тяжело дыша.
   Тощий свистнул. Собаки подбежали к нему, виляя хвостами, нюхая воздух, – они ждали, что их погладят.
   Мы с Кейт подошли под деревья, где стоял Иисус. Я чувствовал себя дураком. Мы ведь только и сделали, что вышли утром погулять. Еще пять минут – и попали бы крысам на завтрак.
   – Спасибо, – сказал я Иисусу (может, надо было сказать “спасибо, Иисус”, но мне еще было трудно назвать его этим именем).
   – Не за что, – улыбнулся он.
   Теско презрительно буркнул:
   – Смотри в другой раз, куда прешься, Кеннеди. А то потом тебя из дерьма вытаскивать.
   – Теско, разговаривай с этим человеком вежливо, – очень спокойно сказал Иисус. – Он и мисс Робинсон – наши желанные гости.
   Теско растянул губы в ухмылке. Вблизи его лопнувший нос был еще больше похож на сырое мясо.
   – И чего вам было не прошвырнуться ближе к отелю? – спросил он. – Завтрак ровно в восемь.
   – Спасибо, – дипломатично сказала Кейт. Она увидела, что между мной и Теско может начаться драка. – Пойдем, Рик.
   Она взяла меня под руку.
   – Ах да, кстати, – сказал Иисус, будто вспомнил какую-то мелочь. – Вы не собирались сегодня утром нас покинуть?
   – Не попрощавшись, – добавил Теско, снова осклабясь.
   – Нет, – ответила Кейт. – Мы собирались только погулять.
   Иисус кивнул, будто такое объяснение его вполне удовлетворило. Потом он небрежно заметил:
   – Просто Теско увидел, как вы смотрите на каноэ – они там, за этими деревьями.
   Я сердито глянул на Теско, он – на меня.
   – Мы просто интересовались, как вы тут живете, – сказала Кейт, стараясь говорить непринужденно. – У вас очень хорошая организация.
   – Это да, – согласился Иисус с той же благожелательной улыбкой. – Если бы не серые, лучшего бы не надо было желать. У нас запасов хватит года на три. – Он улыбнулся веселее. – Пойдите позавтракайте. Надеюсь, крысы вам не испортили аппетит.
   Мы пошли в сторону отеля.
   – Да, еще одно, – сказал Иисус нам вслед. – Не надо пытаться от нас убежать. Во-первых, без нашей помощи вы на этом озере погибнете. А во-вторых, если вы только попробуете удрать и оставить нас в дураках, вам придется познакомиться с неприятными сторонами моего характера. Это понятно?
   Что мы могли сделать?
   Мы кивнули.
   Потом вернулись в отель.

72

   Завтрак был хорош. Даже великолепен. Настолько, что я даже забыл про крыс.
   – Апельсиновый сок? – удивилась Кейт. – Апельсиновый сок. Я его сто лет не пробовала.
   – Бекон. М-м... – Я потянул в себя воздух. – Жареный бекон. Черт возьми, ты на это посмотри. Колбаса! Настоящая колбаса!
   – Рик!
   – Что?
   – Ты знаешь, когда ты сегодня утром увидел те каноэ... что тебе пришло на ум?
   – Правду?
   – Правду.
   Я огляделся. В столовой никого не было. В кухне возился тощий, размешивая что-то в миске.
   – Правда в том, – шепнул я, – что этому типу Иисусу я ни на грош не доверяю.
   – Ты думаешь, он что-то задумал?
   Я кивнул.
   – Только не знаю что. Но у него припасен туз в рукаве на тот момент, когда его люди попадут на Фаунтен-Мур.
   – Ты веришь, что у него есть корабль?
   – Думаю, да. Только я не верю, будто он хочет, чтобы мы были на этом корабле, когда он отплывет.
   – И потому ты решил, что можно бы удрать на каноэ?
   – Как вариант.
   – Но ты слышал, что он сказал, Рик. На озере опасно. Крыс помнишь?
   – Помню, – сказал я с чувством. – И еще помню, что они хотели сделать с нами на том острове. Может, я и повторяюсь, Кейт, но я не доверяю этому типу.
   – И потому ты думаешь...
   – Тихо! Спичечный Человек идет.
   Мы завтракали, а он нам подавал. Мне было чего прожевать в голове. Я не доверял Иисусу – в долгосрочной перспективе. А пока что я не доверял Теско. В этом человеке было что-то недоброе. И я не сомневался, что вскоре он попытается мне отомстить за расквашенный нос.
* * *
   То утро на острове Парадиз осталось у меня в памяти. Мы с Кейт после завтрака обошли середину острова (придерживаясь населенных мест, подальше от крысиного водостока). Осталось оно у меня в памяти, потому что тогда мы с Кейт Робинсон стали любовниками.
   Эксперты говорят, что страх, дикий страх, часто сменяется таким же диким сексуальным желанием.
   Должен признать, что эпизод с крысами напугал меня больше, чем я могу передать. А сейчас я был рядом с Кейт. Мы стояли на улице, которая на этом острове сходила за проспект, и болтали о том о сем – прилетит ли Говард Спаркмен, уменьшится ли популяция крыс, когда иссякнет источник питания, где эти люди берут кур, и много еще чего. Но я был так невероятно заряжен сексом – ладно, если честно – заряжен дикой похотью. Вся кожа, все внутренности сгорали этим желанием.
   И рядом стояла Кейт, совсем такая, как я увидел ее на вечеринке Бена Кавеллеро. Это было полжизни, три четверти жизни тому назад. Она стояла в саду под светом лампы, держала в руке бокал, высокая и небывало красивая.
   Сейчас эти чудесные зеленые глаза смотрели, как светловолосый мальчик лет четырех тащится по улице на поводке за щенком.
   – Нет, Джонти! Не туда, – молил он. – Давай обратно. Тебе обедать пора... Джонти... Джонти...
   Кейт смотрела, умиленно улыбаясь, чуть прикусив зубами ноготь, как Джонти тащит мальчишку, уговаривающего его вернуться домой пообедать.
   – А знаешь, – сказала она, ярко блестя глазами, – они неплохие люди.
   – Наверное. Не хуже других. Мы все стараемся, как можем, выжить в этой катастрофе. А это означает думать по-другому и поступать по-другому. И не дать помешать нам этим старым привычкам, сознанию, что мы поступаем несообразно с так называемыми цивилизованными обычаями. Если единственный способ выжить – это каннибализм или ритуальные убийства чужаков... – Я пожал плечами.
   – Но ведь выживание не требует полного одичания? – спросила она.
   – Хочется верить. Но оно требует, чтобы мы подумали, что мы будем делать – и что будем есть – через пару лет.
   Я замолчал – к нам подошел коротышка с копной курчавых волос. На нем была распахнутая школьная куртка.
   Кейт прочла надпись у него на футболке: “Привет, меня зовут Ангел”. И улыбнулась:
   – Привет, Ангел.
   Человечек посмотрел на нас двоих, прикрыв глаза рукой, будто разглядывал небоскреб. И изобразил удивление.
   – Ну, вы и... это...
   – Высокие? – Кейт повернулась ко мне и засмеялась. – Наверное. Потому мы такая странная пара, правда?
   – Но вы же такие... ну просто ну...
   На миг я взглянул на Кейт его глазами. Такое тело, длинное, изящное, и снова на меня накатила похоть. Черт, действительно она была великолепна.
   – Я вроде как... – начал коротышка. – Странно ведь?
   – Что странно? – ласково спросила Кейт.
   – Что вы такие... – Он снова вытянул вверх руки. – Вот как это. Вверх. В облака...
   Он сморщился от напряжения мысли. Я понял, что ему трудно составлять слова в предложения. И вдруг разозлился на Иисуса. Я ему не верил. Я почти был бы не против, если бы он вел себя откровенно жестоко и деспотично, как негодяй из комиксов. Но он собрал людей, которых общество выбросило на улицу. Иисус за ними ухаживал, одевал, кормил, вернул им достоинство и счастье.
   Коротышка улыбался, но глаза у него были грустными.
   – Забавно, только я... я не знаю, понимаете? Я не знаю, как это...
   Он вздохнул, понимая, что слова его подводят. Чувствовалось, как он печалится. Глаза у него наполнились влагой, и вдруг он взял Кейт за руку.
   Она бросила на меня тревожный взгляд.
   Коротышка второй рукой взял меня за руку и положил наши руки себе на голову. До сих пор помню жесткую щетку его курчавых волос и тепло кожи.
   Он снова вздохнул.
   – Странно. Я не знаю, кто я. Не знаю, где я. Я просто не знаю... Может, кто-то знает, как мне помочь. – Он поглядел на нас, все еще держа наши руки у себя на голове, как ребенок, который хочет, чтобы его успокоили. – Что со мной? – Он снова вздохнул. – Я потерялся. Почему потерялся? Почему?
   Трудно было не растрогаться. Может быть, это была просто эмпатия. Год назад, встреть я такого человека на улице, мне стало бы его жаль. Человека, который потерялся в душевной болезни.
   Но сейчас мы все потерялись. Мир стал чужим и страшным. Мы не знали, как это случилось. Мы не знали, как нам вернуться домой. Или не знали, как вернуться к равновесию нормы и к безопасности, которую когда-то принимали как должное.
   Печаль прозвенела во мне долгим ударом погребального колокола.
   Коротышка снова вздохнул, улыбнулся нам грустно и ушел. И я знал, что сейчас скажу Кейт. Пусть она даст мне пощечину. Пусть повернется и убежит и никогда больше не станет со мной разговаривать. Но я знал, что нашел правильные слова.
   – Кейт, это звучит грубо и в лоб, но... – Я набрал побольше воздуху и прыгнул в воду. – Но я хочу... я хочу тебя.
   Она поглядела на меня, и зеленые глаза стали больше. Потом она откинула с лица волосы.
   – Рик Кеннеди! – Лицо ее расплылось в улыбке. – Я уж отчаялась ждать, когда ты это скажешь.
   Она повернулась и пошла к отелю.
   Я стоял, огорошенный настолько, что не знал, что делать дальше.
   Она оглянулась, улыбнулась, протянула руку.
   – Рик Кеннеди, какого черта ты стоишь столбом? – Она улыбнулась шире. – Вдвоем этим заниматься интереснее, как по-твоему?
   Я взял ее за руку, и мы вместе пошли обратно к отелю.

73

   Закрытые шторы отсекли вид из окна отеля. Исчезли офисные небоскребы, церковные шпили, мертвые верхушки деревьев, крыши домов над водами потопа. Дул ветер, шелестели осенние листья, как шуршащий у берега прибой.
   Мы были одни в полусвете полудня за закрытыми шторами. Кейт лежала на постели лицом вниз. Она была обнажена. Длинные волосы лились волнами. Я не мог оторвать глаз от вытянутых ног, прекрасных ног танцовщицы.
   Она положила голову на подбородок, опираясь локтями на кровать.
   Когда она улыбалась, казалось, что в мире все хорошо. И я сам себе казался таким же.
   Господи, да мне казалось, что и будущеевпереди есть.
   – Иди сюда, – сказала она тихим и нежным голосом. – Я хочу, чтобы ты снова меня обнял.
   Я улыбнулся:
   – А я хочу тебя целовать.
   – Договорились, – сказала она. – Твое объятие в обмен на мой поцелуй.
   Я обнял ее, провел пальцами вниз по спине. Она вздрогнула, покрылась гусиной кожей.
   – Ох! – шепнула она. – Не может быть, что твое прикосновение со мной делает. Оно такое горячее!
   Она перевернулась на спину, взяла мою руку и прижала себе выше груди.
   Я целовал ее губы, подбородок, шею, потом – груди. Они были плотными и больше, чем мне казалось, с темными круглыми сосками. Стоило их коснуться, и кожа на них напряглась, и соски застыли твердыми кнопками.
   – О Господи! – простонала она. – Я тебя отсюда не выпущу. Долго еще не выпущу.
   Машина завелась, и я дал ей власть над собой. Схватив руками эти прекрасные волосы, я целовал ее в губы, снова и снова.
   Она глубоко дышала. Ее руки гладили мне спину, потом схватили за ягодицы и потянули на себя.
   Черт, как было хорошо – офигительно хорошо!
   Ощущение ее плоти, охватившей меня крепче, чем наручник охватывает запястье; красивые холмы грудей, упершиеся мне в ребра, твердые соски, как кончики щупающих пальцев.
   Какой почти удивленный взгляд был у этих чудных глаз, когда я вбил себя в нее поглубже.
   – Рик... как это чудесно!
   Я бил вниз бедрами, наши лобковые волосы хрустели друг о друга. Я хрипло дышал, потерявшись в шелковом ощущении самых интимных участков ее кожи.
   Она подняла ноги вверх, впуская меня глубже. Я задвигался быстрее, слушая легкий стук наших лобковых костей. Она задышала резче, и все время стонала мне на ухо:
   – Как хорошо... целуй... не кончай, не останавливайся, да, вот так, никогда не останавливайся... как чудно... Господи, как приятно коснуться твоей кожи... она у тебя гладкая... нежная... Как я ее люблю...
   – Как я тебя всегда хотел, – выдохнул я. – Как хотел... Ты это знаешь? Ох... вот это... так просто не бывает...
   – Рик... Рик... на спину. Ложись... да, я хочу вот так... Я хочу... какой ты вкусный... м-м-м... это ховофо, ховофо...
   Черт побери. Я уплыл, потерялся в лабиринте наслаждения. Она нажимала у меня в мозгу такие кнопки, о которых я даже не знал. Глядя вниз, я видел ее склоненную голову, она поворачивалась из стороны в сторону, длинные волосы чувственно гладили мой живот. Контуры ее поднятого зада будто повторяли контуры лопаток – те же два холма, та же лощина посередине. Эротическое возбуждение, животное в своей силе, сотрясало ее тело, как электрошок, кожа Кейт горела ярко-розовым.
   Она сдвинулась, оседлав мою ногу и терлась об нее, обрабатывая мой ствол неутомимым языком.
   – Ох; – выдохнула она. – Я хочу, чтобы ты был внутри. Внутри... Не могу остановиться... Ох!
   В один миг я оказался сверху. Потом внутри. Сильно вдвигая. Ритм и силу подсказывал внутренний инстинкт. Она застонала; ее ногти вонзились мне в спину. Глаза она крепко зажмурила, будто в эту секунду все ее существо сосредоточилось где-то глубоко внутри, там, куда ударяли содрогания.
   Я не останавливался.
   И не мог бы.
   Жал на все рычаги.
   Бил быстрее.
   Сильнее.
   Ох, черт, это лучше всего на свете.
   Так трахаться... лучше всего на свете.
   Слышать ее частое дыхание.
   Видеть ее лицо с зажмуренными глазами и сжатыми губами.
   Чувствовать, как затопляет ее это ощущение.
   Прижиматься к ней так близко, что будто часть моей души (а также тела) ушла в глубину ее существа, касаться этих волшебных мест изнутри, нажимая на кнопки, чтобы освободить.
   – А-ах! —вскрикнула она.
   И снова вскрикнула.
   Вдруг ее глаза распахнулись, раскрылись, разверзлись.
   Они не отрывались от меня, пока тело ее сотрясалось в оргазме.
   – АААХ!
   Я тоже взорвался. Взорвался жаром у нее внутри.
   Да, видит Бог, мы были как динамит, к которому поднесли спичку. От экстаза закружилась голова, перехватило дыхание, я не знал, где я, знал только, что со мной Кейт, она обвивает меня руками и ногами, лицо ее, горячее от жара, прижато к моей шее, и ее тихие слова плывут мне в мозг.
* * *
   Мы лежали, остывая. Ветер шелестел в ветвях, бриз раздувал шторы.
   Номер был похож на все номера всех гостиниц. Большая двуспальная кровать (надпись в ногах матраса для давно, наверное, мертвой горничной: “Переворачивать матрасы каждые шесть месяцев”), мини-электрочайник с тщательно свернутым проводом, корзина, где когда-то были пакетики чая, кофе и молока, пачка шоколадного печенья.
   Плюшевые ярко-синие ковры (не обращайте внимания на пятна – там когда-то вино пролили), обычные тумбочки у кровати, Библия, справочник Томсона по Лондону, радио, навеки замолчавший телефон. В углу телевизор.
   Обычный номер обычного отеля, думал я, лежа на спине и уплывая на волне чудесной расслабленности, и Кейт Робинсон чуть посапывала рядом, касаясь меня своей обнаженной кожей. Обычный номер. Мне бы не раз пришлось останавливаться в таком, если бы наш “Сандер Баг” имел успех. Мы бы мотались от побережья до побережья, играли бы на Эм-ти-ви. Я бы повесил электрогитару на стену с золотыми и платиновыми дисками в своей квартире, которую бы я купил... Где? В Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Париже, а может, и в Лондоне на этой самой улице.
   Я обнял рукой за спину лежащую рядом красавицу.
   Мечты больше нет. Рок-звездой я никогда не буду. Не буду давать концерты на двадцатитысячных стадионах. Реальность нынче другая. Затопленный город. Ползущий из ядра Земли огонь, поджигающий почву у тебя под ногами.
   Конвейер суровой реальности унес и тот факт, что я любил Кэролайн. Потом я ее лишился и должен был сжечь когда-то прекрасное тело в погребальном костре на холме.
   Я легонько тронул волосы Кейт. Я был от нее без ума. Если я лишусь и ее, смогу ли я вынести эту боль?
   Она легонько поцеловала меня в подбородок.
   – Рик!
   – Что?
   – Я рада, что ты меня нашел.
   – Я тоже рад... очень рад.
   Слова были искренни, но произнести их было трудно. Почти то же самое я говорил Кэролайн в день, когда она погибла. Когда я ощутил тот страх, голый животный страх, нависший над нами чудовищным нетопырем.
   Ждущим секунды, чтобы ударить.
   На миг я снова ощутил то же чудовищное присутствие.
   Ну нет. Кейт потерять я не могу. Мне не вынести этого грубого ощущения – самого чувства, что я снова один.
   Я прижал ее к себе покрепче.
   Ветер шелестел в листьях, снова будто прибой шуршит о песок. Громкий резкий шорох, потом шелест, и снова накат прибоя.
   Глаза у меня закрылись.
   Мы бежали. Сон был необычно ясен. Мы бежали по холму от моего дома в Ферберне. Мой брат Стивен, точно такой, каким он тогда был: шелковая рубашка надулась ветром. Он держал на руках малышку Ли. И я видел Кэролайн, ее обнаженные плечи, ее лицо были красны, как вино, ошпаренные кипящим гейзером. И она тоже бежит, глаза расширены от страха. Вот Дин, Говард, Рут, даже десятилетний Джим Келлер, лишившийся больших пальцев – и жизни – в катастрофе десять лет назад.
   И вот я. Мне снова десять лет. Кроссовочки у меня на ногах молотят гаревую дорожку.
   А на шее у меня болтается пластиковая маска Робокопа.
   Мы спасаемся бегством.
   За нами гонится тварь с огромными крыльями; глаз у нее нет, но из черепа торчат уши нетопыря. В распахнутой пасти – неимоверной величины крысиные зубы.
   Я знаю, что она умеет летать.
   Пока у меня в голове лихорадочно мелькают мысли, тварь расправляет крылья и бросается вперед. Планирует на нас. Я гляжу вверх, вижу крылья. Перья на них серые.
   И снова я гляжу вверх и на этот раз уже не ошибаюсь. Это не перья, это ряды за рядами серых людей, приклеенных бок о бок и друг над другом. Глаза у них открыты, и они красные. Как кровь. И смотрят на меня.
   И я знаю, что это именно я им нужен.
   Тварь бьет крыльями. Они мощно хлопают, от этого звука у меня вибрируют кости черепа.
   Бум, бум, бум...
   Тварь пикирует на меня.
   Бум, бум, бум...
   – Эй вы там, вставайте!
   – Рик... Рик!
   Я открыл глаза. Кейт стояла на коленях возле кровати и трясла меня за плечо.
   бум, бум, бум...
   Кто-то настойчиво колотил в дверь номера.
   – Эи, вставайте!
   – Это Теско, – сказала Кейт. – Осторожнее, он мог что-то задумать.
   – Черт, вы что, не слышите? – заорал Теско. – Откройте к чертовой матери дверь!
   – Зачем? – спросил я.
   – Открой дверь!
   – Что случилось?
   – Открой, а то будет поздно!
   Мы начали натягивать одежу. Что, если Теско стоит с ружьем, готовый разнести мне череп? Я подозрительным голосом спросил:
   – Что стряслось?
   – Если откроешь эту гребаную дверь, я тебе скажу!
   – Осторожно, Рик! – предупредила Кейт.
   – Кеннеди, если ты не откроешь, я дверь высажу!
   Я знал, что у меня нет выбора.
   – Давай, Кеннеди, я тебе чего скажу. И побыстрее давай, дело важное.
   Я глубоко вздохнул и открыл дверь.

74

   Теско отвел нас вниз, где у входа в отель ждал Иисус. Мы все четверо вышли на улицу. Иисус ничего не говорил, но ощущалась напряженность, почти как электрическая. Шелковые ленты, привязанные к рукам и ногам Теско, хлопали и полоскались на ветру.
   Я не знал, куда мы вообще идем и что там произойдет. Может, Иисус передумал насчет рейса в Южные Моря?
   И сейчас нас прикуют цепями у берега к столбу, а потом вернутся крысы. И собачьей кавалерии на этот раз не будет. Крысы нас обдерут заживо.
   Вдруг Иисус заговорил, не замедляя быстрого шага:
   – Кейт, Рик, ситуация следующая. Помните остров, где вы приземлились?
   Я глянул на Теско:
   – Помним ли? Вряд ли я его смогу забыть.
   Иисус говорил дальше:
   – Так вот, там сел самолет где-то полчаса назад.
   – Самолет?
   – Ваш самолет. Четырехместная “сессна”.
   – Тпру, погоди минутку, – сказал я. – Мы не ждали самолета до завтра, до среды.
   – Значит, он прилетел на день раньше, – отрезал Теско.
   – Вы говорили с летчиком? – спросил я.
   – Нет. – Иисус остановился. – Мы не хотели его спугнуть. Ковбой и еще двое тайно наблюдают за островом.
   – Но он прилетел днем раньше, – сказала Кейт. – Мы не можем быть уверены, что это наш самолет.
   Иисус посмотрел на Теско:
   – У нас есть номер самолета?
   – Нет, но у нас есть его описание. Как ты и сказал, это четырехместная “сессна”.
   Я вздохнул:
   – “Сессна” – самый обычный тип самолета. Может, это вообще не наш.
   – А знаешь, Кеннеди, может, ты и прав. – Звездчатые губы Теско осклабились в улыбке.
   Улыбка эта мне не понравилась. И я понял, что это может придать ситуации неожиданный и опасный поворот.
   – Ладно, – поморщился Иисус. – Так есть описание этого самолета?
   – Есть. Таттс все записала.
   – Где она?
   – Ждет на пирсе.
   – Тогда пошли, – нетерпеливо произнес Иисус. – Не будем терять время, ваш летчик может решить больше не ждать.
   Теско ухмылялся, и мне это не нравилось.
   – Погоди. Таттс говорила про цвет самолета.
   Иисус поглядел на меня.
   – Какого цвета ваш самолет?
   – Белого.
   Теско заухмылялся совсем зловеще.
   – Жаль... потому что у этого цвет желтый.
   – Пошли, – повторил Иисус. – Надо добраться до острова, пока летчик не взлетел.
   – После вас, мисс Робинсон, мистер Кеннеди. – Теско преувеличенно поклонился, цветные ленты затрепетали. Я не мог не заметить, как он положил ладонь на приклад торчащего из-за пояса обреза.
   Я шел рядом с Кейт. Разговор между нами шел отрывистым шепотом, чтобы идущий сзади Теско и спешащий впереди Иисус не услышали.
   – Понимаешь, в чем дело? – спросил я.
   – К сожалению, да. Похоже, это не наш самолет.
   – И мы снова в заднице.
   – Я так понимаю, что они попробуют договориться с этим пилотом так же, как с нами?
   – Ага. И тогда нас исключат из сделки. – Я посмотрел на нее. – И как только мы перестанем быть им нужны, они придумают какой-нибудь интересный способ нас прикончить.
   Мы дошли до лодок. Они стояли у причала, сложенного из старых кирпичей, подвесные моторы крутились на холостом ходу, люди Иисуса держали в руках швартовы, чтобы быстро отчалить.
   Таттс вылезла из лодки и побежала к нам, плеща на ветру шелковыми лентами.
   – Прилетел ваш самолет! – кричала она. – Рик, ваш самолет прилетел! Урра!
   Теско злобно ухмыльнулся:
   – А это не их самолет.
   – Их это самолет, – сказала она и сжала мою руку. Теско покачал головой: