Страница:
Крысы вцепились в кость и бежали по ней к моей руке.
Я отбросил кость назад.
Кейт крушила крыс палкой, но их нельзя было остановить. Как наступающий прилив.
У наших ног плескалась вода.
– Надо плыть, – сказал я. – Иначе погибнем.
– Поплывем, – ответила она, но глаза ее метались от моего лица к водам озера – ядовитому вареву из разлагающихся тел и отходов химзаводов, ржавеющих машин, мусорных свалок.
– Готов?
– Держись ко мне ближе. Поплывем вдоль берега. Когда уплывем от крыс, вернемся на берег.
– А потом?
– Потом побежим во все лопатки.
– А крысы... – Она снова посмотрела на меня. – Они за нами не поплывут?
– Кейт, они нас обгрызут до костей, если мы не поплывем.
– Ладно, вперед.
– Кейт, на счет “три”.
– Рик, они лезут!
– Раз, два... черт побери, это что еще?
Они появились будто из-под земли.
– Собаки! – крикнула Кейт, не веря своим глазам. – Они напали на крыс!
Удивление перешло в облегчение – невероятное облегчение.
– Смотри! – ахнула Кейт. – Сколько их?
– Двадцать... тридцать?
Собаки – низкорослые мускулистые терьеры – набросились на крыс. Они не кусали их до смерти – терьер хватал крысу за голову, резко встряхивал, ломая ей шею, и отбрасывал прочь. И тут же хватал следующую. И следующую. И следующую.
Крысы попытались напасть на собак, но их зубы не прокусывали естественную броню шерсти. Псы рычали, бросались, подпрыгивали, сбрасывая крыс, и убивали, убивали.
– Слава Богу, – выдохнул я, обнимая Кейт за плечи. – Собачья кавалерия подоспела вовремя.
Я поднял глаза от крысиной бойни и увидел, что поодаль стоит Иисус и смотрит на нас, сложив руки на груди. Он усмехался. Ситуация его забавляла. Рядом с ним стоял тощий с непроницаемым выражением лица. Чуть дальше сгорбился Теско – его нос все еще был похож на кусок сырого мяса. Вид у него был зловещий. Я не сомневался ни секунды, что Теско с наслаждением смотрел бы, как крысы разорвут нас на части. Все трое стояли молча, цветные ленты у них на руках и ногах развевались на ветру.
Потом тощий медленно пошел к нам. У него в руках была труба с него ростом, а на ее конце – что-то вроде раструба. За спиной у него был баллон как от акваланга. Раструб он опустил почти до земли и тут же оттуда вырвалось желтое пламя длиной с локоть.
Он шел медленно, поводя раструбом из стороны в сторону прожигая себе путь через крыс. У решетки, откуда все еще лезли крысы, он уставил огнемет прямо в сток. Крысы, превращаясь в огненные шары, бежали и подыхали возле воды.
Тощий вынул из кармана бутылку, потом, в своей неспешной манере, вылил ее содержимое в водосток и отступил. Направил раструб на решетку и нажал кнопку. Пламя метнулось внутрь, ухнуло, и из стока вырвался желтый маслянистый огонь.
Теперь крысы уже не лезли. Они изжаривались прямо внизу.
– Кажется, они победили, – сказала Кейт, кивнув в сторону собак.
Я поглядел. Остатки крысиных полчищ бежали в озеро в поисках спасения. Собаки остановились возле воды, нервно подрагивая хвостами и тяжело дыша.
Тощий свистнул. Собаки подбежали к нему, виляя хвостами, нюхая воздух, – они ждали, что их погладят.
Мы с Кейт подошли под деревья, где стоял Иисус. Я чувствовал себя дураком. Мы ведь только и сделали, что вышли утром погулять. Еще пять минут – и попали бы крысам на завтрак.
– Спасибо, – сказал я Иисусу (может, надо было сказать “спасибо, Иисус”, но мне еще было трудно назвать его этим именем).
– Не за что, – улыбнулся он.
Теско презрительно буркнул:
– Смотри в другой раз, куда прешься, Кеннеди. А то потом тебя из дерьма вытаскивать.
– Теско, разговаривай с этим человеком вежливо, – очень спокойно сказал Иисус. – Он и мисс Робинсон – наши желанные гости.
Теско растянул губы в ухмылке. Вблизи его лопнувший нос был еще больше похож на сырое мясо.
– И чего вам было не прошвырнуться ближе к отелю? – спросил он. – Завтрак ровно в восемь.
– Спасибо, – дипломатично сказала Кейт. Она увидела, что между мной и Теско может начаться драка. – Пойдем, Рик.
Она взяла меня под руку.
– Ах да, кстати, – сказал Иисус, будто вспомнил какую-то мелочь. – Вы не собирались сегодня утром нас покинуть?
– Не попрощавшись, – добавил Теско, снова осклабясь.
– Нет, – ответила Кейт. – Мы собирались только погулять.
Иисус кивнул, будто такое объяснение его вполне удовлетворило. Потом он небрежно заметил:
– Просто Теско увидел, как вы смотрите на каноэ – они там, за этими деревьями.
Я сердито глянул на Теско, он – на меня.
– Мы просто интересовались, как вы тут живете, – сказала Кейт, стараясь говорить непринужденно. – У вас очень хорошая организация.
– Это да, – согласился Иисус с той же благожелательной улыбкой. – Если бы не серые, лучшего бы не надо было желать. У нас запасов хватит года на три. – Он улыбнулся веселее. – Пойдите позавтракайте. Надеюсь, крысы вам не испортили аппетит.
Мы пошли в сторону отеля.
– Да, еще одно, – сказал Иисус нам вслед. – Не надо пытаться от нас убежать. Во-первых, без нашей помощи вы на этом озере погибнете. А во-вторых, если вы только попробуете удрать и оставить нас в дураках, вам придется познакомиться с неприятными сторонами моего характера. Это понятно?
Что мы могли сделать?
Мы кивнули.
Потом вернулись в отель.
72
73
74
Я отбросил кость назад.
Кейт крушила крыс палкой, но их нельзя было остановить. Как наступающий прилив.
У наших ног плескалась вода.
– Надо плыть, – сказал я. – Иначе погибнем.
– Поплывем, – ответила она, но глаза ее метались от моего лица к водам озера – ядовитому вареву из разлагающихся тел и отходов химзаводов, ржавеющих машин, мусорных свалок.
– Готов?
– Держись ко мне ближе. Поплывем вдоль берега. Когда уплывем от крыс, вернемся на берег.
– А потом?
– Потом побежим во все лопатки.
– А крысы... – Она снова посмотрела на меня. – Они за нами не поплывут?
– Кейт, они нас обгрызут до костей, если мы не поплывем.
– Ладно, вперед.
– Кейт, на счет “три”.
– Рик, они лезут!
– Раз, два... черт побери, это что еще?
Они появились будто из-под земли.
– Собаки! – крикнула Кейт, не веря своим глазам. – Они напали на крыс!
Удивление перешло в облегчение – невероятное облегчение.
– Смотри! – ахнула Кейт. – Сколько их?
– Двадцать... тридцать?
Собаки – низкорослые мускулистые терьеры – набросились на крыс. Они не кусали их до смерти – терьер хватал крысу за голову, резко встряхивал, ломая ей шею, и отбрасывал прочь. И тут же хватал следующую. И следующую. И следующую.
Крысы попытались напасть на собак, но их зубы не прокусывали естественную броню шерсти. Псы рычали, бросались, подпрыгивали, сбрасывая крыс, и убивали, убивали.
– Слава Богу, – выдохнул я, обнимая Кейт за плечи. – Собачья кавалерия подоспела вовремя.
Я поднял глаза от крысиной бойни и увидел, что поодаль стоит Иисус и смотрит на нас, сложив руки на груди. Он усмехался. Ситуация его забавляла. Рядом с ним стоял тощий с непроницаемым выражением лица. Чуть дальше сгорбился Теско – его нос все еще был похож на кусок сырого мяса. Вид у него был зловещий. Я не сомневался ни секунды, что Теско с наслаждением смотрел бы, как крысы разорвут нас на части. Все трое стояли молча, цветные ленты у них на руках и ногах развевались на ветру.
Потом тощий медленно пошел к нам. У него в руках была труба с него ростом, а на ее конце – что-то вроде раструба. За спиной у него был баллон как от акваланга. Раструб он опустил почти до земли и тут же оттуда вырвалось желтое пламя длиной с локоть.
Он шел медленно, поводя раструбом из стороны в сторону прожигая себе путь через крыс. У решетки, откуда все еще лезли крысы, он уставил огнемет прямо в сток. Крысы, превращаясь в огненные шары, бежали и подыхали возле воды.
Тощий вынул из кармана бутылку, потом, в своей неспешной манере, вылил ее содержимое в водосток и отступил. Направил раструб на решетку и нажал кнопку. Пламя метнулось внутрь, ухнуло, и из стока вырвался желтый маслянистый огонь.
Теперь крысы уже не лезли. Они изжаривались прямо внизу.
– Кажется, они победили, – сказала Кейт, кивнув в сторону собак.
Я поглядел. Остатки крысиных полчищ бежали в озеро в поисках спасения. Собаки остановились возле воды, нервно подрагивая хвостами и тяжело дыша.
Тощий свистнул. Собаки подбежали к нему, виляя хвостами, нюхая воздух, – они ждали, что их погладят.
Мы с Кейт подошли под деревья, где стоял Иисус. Я чувствовал себя дураком. Мы ведь только и сделали, что вышли утром погулять. Еще пять минут – и попали бы крысам на завтрак.
– Спасибо, – сказал я Иисусу (может, надо было сказать “спасибо, Иисус”, но мне еще было трудно назвать его этим именем).
– Не за что, – улыбнулся он.
Теско презрительно буркнул:
– Смотри в другой раз, куда прешься, Кеннеди. А то потом тебя из дерьма вытаскивать.
– Теско, разговаривай с этим человеком вежливо, – очень спокойно сказал Иисус. – Он и мисс Робинсон – наши желанные гости.
Теско растянул губы в ухмылке. Вблизи его лопнувший нос был еще больше похож на сырое мясо.
– И чего вам было не прошвырнуться ближе к отелю? – спросил он. – Завтрак ровно в восемь.
– Спасибо, – дипломатично сказала Кейт. Она увидела, что между мной и Теско может начаться драка. – Пойдем, Рик.
Она взяла меня под руку.
– Ах да, кстати, – сказал Иисус, будто вспомнил какую-то мелочь. – Вы не собирались сегодня утром нас покинуть?
– Не попрощавшись, – добавил Теско, снова осклабясь.
– Нет, – ответила Кейт. – Мы собирались только погулять.
Иисус кивнул, будто такое объяснение его вполне удовлетворило. Потом он небрежно заметил:
– Просто Теско увидел, как вы смотрите на каноэ – они там, за этими деревьями.
Я сердито глянул на Теско, он – на меня.
– Мы просто интересовались, как вы тут живете, – сказала Кейт, стараясь говорить непринужденно. – У вас очень хорошая организация.
– Это да, – согласился Иисус с той же благожелательной улыбкой. – Если бы не серые, лучшего бы не надо было желать. У нас запасов хватит года на три. – Он улыбнулся веселее. – Пойдите позавтракайте. Надеюсь, крысы вам не испортили аппетит.
Мы пошли в сторону отеля.
– Да, еще одно, – сказал Иисус нам вслед. – Не надо пытаться от нас убежать. Во-первых, без нашей помощи вы на этом озере погибнете. А во-вторых, если вы только попробуете удрать и оставить нас в дураках, вам придется познакомиться с неприятными сторонами моего характера. Это понятно?
Что мы могли сделать?
Мы кивнули.
Потом вернулись в отель.
72
Завтрак был хорош. Даже великолепен. Настолько, что я даже забыл про крыс.
– Апельсиновый сок? – удивилась Кейт. – Апельсиновый сок. Я его сто лет не пробовала.
– Бекон. М-м... – Я потянул в себя воздух. – Жареный бекон. Черт возьми, ты на это посмотри. Колбаса! Настоящая колбаса!
– Рик!
– Что?
– Ты знаешь, когда ты сегодня утром увидел те каноэ... что тебе пришло на ум?
– Правду?
– Правду.
Я огляделся. В столовой никого не было. В кухне возился тощий, размешивая что-то в миске.
– Правда в том, – шепнул я, – что этому типу Иисусу я ни на грош не доверяю.
– Ты думаешь, он что-то задумал?
Я кивнул.
– Только не знаю что. Но у него припасен туз в рукаве на тот момент, когда его люди попадут на Фаунтен-Мур.
– Ты веришь, что у него есть корабль?
– Думаю, да. Только я не верю, будто он хочет, чтобы мы были на этом корабле, когда он отплывет.
– И потому ты решил, что можно бы удрать на каноэ?
– Как вариант.
– Но ты слышал, что он сказал, Рик. На озере опасно. Крыс помнишь?
– Помню, – сказал я с чувством. – И еще помню, что они хотели сделать с нами на том острове. Может, я и повторяюсь, Кейт, но я не доверяю этому типу.
– И потому ты думаешь...
– Тихо! Спичечный Человек идет.
Мы завтракали, а он нам подавал. Мне было чего прожевать в голове. Я не доверял Иисусу – в долгосрочной перспективе. А пока что я не доверял Теско. В этом человеке было что-то недоброе. И я не сомневался, что вскоре он попытается мне отомстить за расквашенный нос.
Эксперты говорят, что страх, дикий страх, часто сменяется таким же диким сексуальным желанием.
Должен признать, что эпизод с крысами напугал меня больше, чем я могу передать. А сейчас я был рядом с Кейт. Мы стояли на улице, которая на этом острове сходила за проспект, и болтали о том о сем – прилетит ли Говард Спаркмен, уменьшится ли популяция крыс, когда иссякнет источник питания, где эти люди берут кур, и много еще чего. Но я был так невероятно заряжен сексом – ладно, если честно – заряжен дикой похотью. Вся кожа, все внутренности сгорали этим желанием.
И рядом стояла Кейт, совсем такая, как я увидел ее на вечеринке Бена Кавеллеро. Это было полжизни, три четверти жизни тому назад. Она стояла в саду под светом лампы, держала в руке бокал, высокая и небывало красивая.
Сейчас эти чудесные зеленые глаза смотрели, как светловолосый мальчик лет четырех тащится по улице на поводке за щенком.
– Нет, Джонти! Не туда, – молил он. – Давай обратно. Тебе обедать пора... Джонти... Джонти...
Кейт смотрела, умиленно улыбаясь, чуть прикусив зубами ноготь, как Джонти тащит мальчишку, уговаривающего его вернуться домой пообедать.
– А знаешь, – сказала она, ярко блестя глазами, – они неплохие люди.
– Наверное. Не хуже других. Мы все стараемся, как можем, выжить в этой катастрофе. А это означает думать по-другому и поступать по-другому. И не дать помешать нам этим старым привычкам, сознанию, что мы поступаем несообразно с так называемыми цивилизованными обычаями. Если единственный способ выжить – это каннибализм или ритуальные убийства чужаков... – Я пожал плечами.
– Но ведь выживание не требует полного одичания? – спросила она.
– Хочется верить. Но оно требует, чтобы мы подумали, что мы будем делать – и что будем есть – через пару лет.
Я замолчал – к нам подошел коротышка с копной курчавых волос. На нем была распахнутая школьная куртка.
Кейт прочла надпись у него на футболке: “Привет, меня зовут Ангел”. И улыбнулась:
– Привет, Ангел.
Человечек посмотрел на нас двоих, прикрыв глаза рукой, будто разглядывал небоскреб. И изобразил удивление.
– Ну, вы и... это...
– Высокие? – Кейт повернулась ко мне и засмеялась. – Наверное. Потому мы такая странная пара, правда?
– Но вы же такие... ну просто ну...
На миг я взглянул на Кейт его глазами. Такое тело, длинное, изящное, и снова на меня накатила похоть. Черт, действительно она была великолепна.
– Я вроде как... – начал коротышка. – Странно ведь?
– Что странно? – ласково спросила Кейт.
– Что вы такие... – Он снова вытянул вверх руки. – Вот как это. Вверх. В облака...
Он сморщился от напряжения мысли. Я понял, что ему трудно составлять слова в предложения. И вдруг разозлился на Иисуса. Я ему не верил. Я почти был бы не против, если бы он вел себя откровенно жестоко и деспотично, как негодяй из комиксов. Но он собрал людей, которых общество выбросило на улицу. Иисус за ними ухаживал, одевал, кормил, вернул им достоинство и счастье.
Коротышка улыбался, но глаза у него были грустными.
– Забавно, только я... я не знаю, понимаете? Я не знаю, как это...
Он вздохнул, понимая, что слова его подводят. Чувствовалось, как он печалится. Глаза у него наполнились влагой, и вдруг он взял Кейт за руку.
Она бросила на меня тревожный взгляд.
Коротышка второй рукой взял меня за руку и положил наши руки себе на голову. До сих пор помню жесткую щетку его курчавых волос и тепло кожи.
Он снова вздохнул.
– Странно. Я не знаю, кто я. Не знаю, где я. Я просто не знаю... Может, кто-то знает, как мне помочь. – Он поглядел на нас, все еще держа наши руки у себя на голове, как ребенок, который хочет, чтобы его успокоили. – Что со мной? – Он снова вздохнул. – Я потерялся. Почему потерялся? Почему?
Трудно было не растрогаться. Может быть, это была просто эмпатия. Год назад, встреть я такого человека на улице, мне стало бы его жаль. Человека, который потерялся в душевной болезни.
Но сейчас мы все потерялись. Мир стал чужим и страшным. Мы не знали, как это случилось. Мы не знали, как нам вернуться домой. Или не знали, как вернуться к равновесию нормы и к безопасности, которую когда-то принимали как должное.
Печаль прозвенела во мне долгим ударом погребального колокола.
Коротышка снова вздохнул, улыбнулся нам грустно и ушел. И я знал, что сейчас скажу Кейт. Пусть она даст мне пощечину. Пусть повернется и убежит и никогда больше не станет со мной разговаривать. Но я знал, что нашел правильные слова.
– Кейт, это звучит грубо и в лоб, но... – Я набрал побольше воздуху и прыгнул в воду. – Но я хочу... я хочу тебя.
Она поглядела на меня, и зеленые глаза стали больше. Потом она откинула с лица волосы.
– Рик Кеннеди! – Лицо ее расплылось в улыбке. – Я уж отчаялась ждать, когда ты это скажешь.
Она повернулась и пошла к отелю.
Я стоял, огорошенный настолько, что не знал, что делать дальше.
Она оглянулась, улыбнулась, протянула руку.
– Рик Кеннеди, какого черта ты стоишь столбом? – Она улыбнулась шире. – Вдвоем этим заниматься интереснее, как по-твоему?
Я взял ее за руку, и мы вместе пошли обратно к отелю.
– Апельсиновый сок? – удивилась Кейт. – Апельсиновый сок. Я его сто лет не пробовала.
– Бекон. М-м... – Я потянул в себя воздух. – Жареный бекон. Черт возьми, ты на это посмотри. Колбаса! Настоящая колбаса!
– Рик!
– Что?
– Ты знаешь, когда ты сегодня утром увидел те каноэ... что тебе пришло на ум?
– Правду?
– Правду.
Я огляделся. В столовой никого не было. В кухне возился тощий, размешивая что-то в миске.
– Правда в том, – шепнул я, – что этому типу Иисусу я ни на грош не доверяю.
– Ты думаешь, он что-то задумал?
Я кивнул.
– Только не знаю что. Но у него припасен туз в рукаве на тот момент, когда его люди попадут на Фаунтен-Мур.
– Ты веришь, что у него есть корабль?
– Думаю, да. Только я не верю, будто он хочет, чтобы мы были на этом корабле, когда он отплывет.
– И потому ты решил, что можно бы удрать на каноэ?
– Как вариант.
– Но ты слышал, что он сказал, Рик. На озере опасно. Крыс помнишь?
– Помню, – сказал я с чувством. – И еще помню, что они хотели сделать с нами на том острове. Может, я и повторяюсь, Кейт, но я не доверяю этому типу.
– И потому ты думаешь...
– Тихо! Спичечный Человек идет.
Мы завтракали, а он нам подавал. Мне было чего прожевать в голове. Я не доверял Иисусу – в долгосрочной перспективе. А пока что я не доверял Теско. В этом человеке было что-то недоброе. И я не сомневался, что вскоре он попытается мне отомстить за расквашенный нос.
* * *
То утро на острове Парадиз осталось у меня в памяти. Мы с Кейт после завтрака обошли середину острова (придерживаясь населенных мест, подальше от крысиного водостока). Осталось оно у меня в памяти, потому что тогда мы с Кейт Робинсон стали любовниками.Эксперты говорят, что страх, дикий страх, часто сменяется таким же диким сексуальным желанием.
Должен признать, что эпизод с крысами напугал меня больше, чем я могу передать. А сейчас я был рядом с Кейт. Мы стояли на улице, которая на этом острове сходила за проспект, и болтали о том о сем – прилетит ли Говард Спаркмен, уменьшится ли популяция крыс, когда иссякнет источник питания, где эти люди берут кур, и много еще чего. Но я был так невероятно заряжен сексом – ладно, если честно – заряжен дикой похотью. Вся кожа, все внутренности сгорали этим желанием.
И рядом стояла Кейт, совсем такая, как я увидел ее на вечеринке Бена Кавеллеро. Это было полжизни, три четверти жизни тому назад. Она стояла в саду под светом лампы, держала в руке бокал, высокая и небывало красивая.
Сейчас эти чудесные зеленые глаза смотрели, как светловолосый мальчик лет четырех тащится по улице на поводке за щенком.
– Нет, Джонти! Не туда, – молил он. – Давай обратно. Тебе обедать пора... Джонти... Джонти...
Кейт смотрела, умиленно улыбаясь, чуть прикусив зубами ноготь, как Джонти тащит мальчишку, уговаривающего его вернуться домой пообедать.
– А знаешь, – сказала она, ярко блестя глазами, – они неплохие люди.
– Наверное. Не хуже других. Мы все стараемся, как можем, выжить в этой катастрофе. А это означает думать по-другому и поступать по-другому. И не дать помешать нам этим старым привычкам, сознанию, что мы поступаем несообразно с так называемыми цивилизованными обычаями. Если единственный способ выжить – это каннибализм или ритуальные убийства чужаков... – Я пожал плечами.
– Но ведь выживание не требует полного одичания? – спросила она.
– Хочется верить. Но оно требует, чтобы мы подумали, что мы будем делать – и что будем есть – через пару лет.
Я замолчал – к нам подошел коротышка с копной курчавых волос. На нем была распахнутая школьная куртка.
Кейт прочла надпись у него на футболке: “Привет, меня зовут Ангел”. И улыбнулась:
– Привет, Ангел.
Человечек посмотрел на нас двоих, прикрыв глаза рукой, будто разглядывал небоскреб. И изобразил удивление.
– Ну, вы и... это...
– Высокие? – Кейт повернулась ко мне и засмеялась. – Наверное. Потому мы такая странная пара, правда?
– Но вы же такие... ну просто ну...
На миг я взглянул на Кейт его глазами. Такое тело, длинное, изящное, и снова на меня накатила похоть. Черт, действительно она была великолепна.
– Я вроде как... – начал коротышка. – Странно ведь?
– Что странно? – ласково спросила Кейт.
– Что вы такие... – Он снова вытянул вверх руки. – Вот как это. Вверх. В облака...
Он сморщился от напряжения мысли. Я понял, что ему трудно составлять слова в предложения. И вдруг разозлился на Иисуса. Я ему не верил. Я почти был бы не против, если бы он вел себя откровенно жестоко и деспотично, как негодяй из комиксов. Но он собрал людей, которых общество выбросило на улицу. Иисус за ними ухаживал, одевал, кормил, вернул им достоинство и счастье.
Коротышка улыбался, но глаза у него были грустными.
– Забавно, только я... я не знаю, понимаете? Я не знаю, как это...
Он вздохнул, понимая, что слова его подводят. Чувствовалось, как он печалится. Глаза у него наполнились влагой, и вдруг он взял Кейт за руку.
Она бросила на меня тревожный взгляд.
Коротышка второй рукой взял меня за руку и положил наши руки себе на голову. До сих пор помню жесткую щетку его курчавых волос и тепло кожи.
Он снова вздохнул.
– Странно. Я не знаю, кто я. Не знаю, где я. Я просто не знаю... Может, кто-то знает, как мне помочь. – Он поглядел на нас, все еще держа наши руки у себя на голове, как ребенок, который хочет, чтобы его успокоили. – Что со мной? – Он снова вздохнул. – Я потерялся. Почему потерялся? Почему?
Трудно было не растрогаться. Может быть, это была просто эмпатия. Год назад, встреть я такого человека на улице, мне стало бы его жаль. Человека, который потерялся в душевной болезни.
Но сейчас мы все потерялись. Мир стал чужим и страшным. Мы не знали, как это случилось. Мы не знали, как нам вернуться домой. Или не знали, как вернуться к равновесию нормы и к безопасности, которую когда-то принимали как должное.
Печаль прозвенела во мне долгим ударом погребального колокола.
Коротышка снова вздохнул, улыбнулся нам грустно и ушел. И я знал, что сейчас скажу Кейт. Пусть она даст мне пощечину. Пусть повернется и убежит и никогда больше не станет со мной разговаривать. Но я знал, что нашел правильные слова.
– Кейт, это звучит грубо и в лоб, но... – Я набрал побольше воздуху и прыгнул в воду. – Но я хочу... я хочу тебя.
Она поглядела на меня, и зеленые глаза стали больше. Потом она откинула с лица волосы.
– Рик Кеннеди! – Лицо ее расплылось в улыбке. – Я уж отчаялась ждать, когда ты это скажешь.
Она повернулась и пошла к отелю.
Я стоял, огорошенный настолько, что не знал, что делать дальше.
Она оглянулась, улыбнулась, протянула руку.
– Рик Кеннеди, какого черта ты стоишь столбом? – Она улыбнулась шире. – Вдвоем этим заниматься интереснее, как по-твоему?
Я взял ее за руку, и мы вместе пошли обратно к отелю.
73
Закрытые шторы отсекли вид из окна отеля. Исчезли офисные небоскребы, церковные шпили, мертвые верхушки деревьев, крыши домов над водами потопа. Дул ветер, шелестели осенние листья, как шуршащий у берега прибой.
Мы были одни в полусвете полудня за закрытыми шторами. Кейт лежала на постели лицом вниз. Она была обнажена. Длинные волосы лились волнами. Я не мог оторвать глаз от вытянутых ног, прекрасных ног танцовщицы.
Она положила голову на подбородок, опираясь локтями на кровать.
Когда она улыбалась, казалось, что в мире все хорошо. И я сам себе казался таким же.
Господи, да мне казалось, что и будущеевпереди есть.
– Иди сюда, – сказала она тихим и нежным голосом. – Я хочу, чтобы ты снова меня обнял.
Я улыбнулся:
– А я хочу тебя целовать.
– Договорились, – сказала она. – Твое объятие в обмен на мой поцелуй.
Я обнял ее, провел пальцами вниз по спине. Она вздрогнула, покрылась гусиной кожей.
– Ох! – шепнула она. – Не может быть, что твое прикосновение со мной делает. Оно такое горячее!
Она перевернулась на спину, взяла мою руку и прижала себе выше груди.
Я целовал ее губы, подбородок, шею, потом – груди. Они были плотными и больше, чем мне казалось, с темными круглыми сосками. Стоило их коснуться, и кожа на них напряглась, и соски застыли твердыми кнопками.
– О Господи! – простонала она. – Я тебя отсюда не выпущу. Долго еще не выпущу.
Машина завелась, и я дал ей власть над собой. Схватив руками эти прекрасные волосы, я целовал ее в губы, снова и снова.
Она глубоко дышала. Ее руки гладили мне спину, потом схватили за ягодицы и потянули на себя.
Черт, как было хорошо – офигительно хорошо!
Ощущение ее плоти, охватившей меня крепче, чем наручник охватывает запястье; красивые холмы грудей, упершиеся мне в ребра, твердые соски, как кончики щупающих пальцев.
Какой почти удивленный взгляд был у этих чудных глаз, когда я вбил себя в нее поглубже.
– Рик... как это чудесно!
Я бил вниз бедрами, наши лобковые волосы хрустели друг о друга. Я хрипло дышал, потерявшись в шелковом ощущении самых интимных участков ее кожи.
Она подняла ноги вверх, впуская меня глубже. Я задвигался быстрее, слушая легкий стук наших лобковых костей. Она задышала резче, и все время стонала мне на ухо:
– Как хорошо... целуй... не кончай, не останавливайся, да, вот так, никогда не останавливайся... как чудно... Господи, как приятно коснуться твоей кожи... она у тебя гладкая... нежная... Как я ее люблю...
– Как я тебя всегда хотел, – выдохнул я. – Как хотел... Ты это знаешь? Ох... вот это... так просто не бывает...
– Рик... Рик... на спину. Ложись... да, я хочу вот так... Я хочу... какой ты вкусный... м-м-м... это ховофо, ховофо...
Черт побери. Я уплыл, потерялся в лабиринте наслаждения. Она нажимала у меня в мозгу такие кнопки, о которых я даже не знал. Глядя вниз, я видел ее склоненную голову, она поворачивалась из стороны в сторону, длинные волосы чувственно гладили мой живот. Контуры ее поднятого зада будто повторяли контуры лопаток – те же два холма, та же лощина посередине. Эротическое возбуждение, животное в своей силе, сотрясало ее тело, как электрошок, кожа Кейт горела ярко-розовым.
Она сдвинулась, оседлав мою ногу и терлась об нее, обрабатывая мой ствол неутомимым языком.
– Ох; – выдохнула она. – Я хочу, чтобы ты был внутри. Внутри... Не могу остановиться... Ох!
В один миг я оказался сверху. Потом внутри. Сильно вдвигая. Ритм и силу подсказывал внутренний инстинкт. Она застонала; ее ногти вонзились мне в спину. Глаза она крепко зажмурила, будто в эту секунду все ее существо сосредоточилось где-то глубоко внутри, там, куда ударяли содрогания.
Я не останавливался.
И не мог бы.
Жал на все рычаги.
Бил быстрее.
Сильнее.
Ох, черт, это лучше всего на свете.
Так трахаться... лучше всего на свете.
Слышать ее частое дыхание.
Видеть ее лицо с зажмуренными глазами и сжатыми губами.
Чувствовать, как затопляет ее это ощущение.
Прижиматься к ней так близко, что будто часть моей души (а также тела) ушла в глубину ее существа, касаться этих волшебных мест изнутри, нажимая на кнопки, чтобы освободить.
– А-ах! —вскрикнула она.
И снова вскрикнула.
Вдруг ее глаза распахнулись, раскрылись, разверзлись.
Они не отрывались от меня, пока тело ее сотрясалось в оргазме.
– АААХ!
Я тоже взорвался. Взорвался жаром у нее внутри.
Да, видит Бог, мы были как динамит, к которому поднесли спичку. От экстаза закружилась голова, перехватило дыхание, я не знал, где я, знал только, что со мной Кейт, она обвивает меня руками и ногами, лицо ее, горячее от жара, прижато к моей шее, и ее тихие слова плывут мне в мозг.
Номер был похож на все номера всех гостиниц. Большая двуспальная кровать (надпись в ногах матраса для давно, наверное, мертвой горничной: “Переворачивать матрасы каждые шесть месяцев”), мини-электрочайник с тщательно свернутым проводом, корзина, где когда-то были пакетики чая, кофе и молока, пачка шоколадного печенья.
Плюшевые ярко-синие ковры (не обращайте внимания на пятна – там когда-то вино пролили), обычные тумбочки у кровати, Библия, справочник Томсона по Лондону, радио, навеки замолчавший телефон. В углу телевизор.
Обычный номер обычного отеля, думал я, лежа на спине и уплывая на волне чудесной расслабленности, и Кейт Робинсон чуть посапывала рядом, касаясь меня своей обнаженной кожей. Обычный номер. Мне бы не раз пришлось останавливаться в таком, если бы наш “Сандер Баг” имел успех. Мы бы мотались от побережья до побережья, играли бы на Эм-ти-ви. Я бы повесил электрогитару на стену с золотыми и платиновыми дисками в своей квартире, которую бы я купил... Где? В Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Париже, а может, и в Лондоне на этой самой улице.
Я обнял рукой за спину лежащую рядом красавицу.
Мечты больше нет. Рок-звездой я никогда не буду. Не буду давать концерты на двадцатитысячных стадионах. Реальность нынче другая. Затопленный город. Ползущий из ядра Земли огонь, поджигающий почву у тебя под ногами.
Конвейер суровой реальности унес и тот факт, что я любил Кэролайн. Потом я ее лишился и должен был сжечь когда-то прекрасное тело в погребальном костре на холме.
Я легонько тронул волосы Кейт. Я был от нее без ума. Если я лишусь и ее, смогу ли я вынести эту боль?
Она легонько поцеловала меня в подбородок.
– Рик!
– Что?
– Я рада, что ты меня нашел.
– Я тоже рад... очень рад.
Слова были искренни, но произнести их было трудно. Почти то же самое я говорил Кэролайн в день, когда она погибла. Когда я ощутил тот страх, голый животный страх, нависший над нами чудовищным нетопырем.
Ждущим секунды, чтобы ударить.
На миг я снова ощутил то же чудовищное присутствие.
Ну нет. Кейт потерять я не могу. Мне не вынести этого грубого ощущения – самого чувства, что я снова один.
Я прижал ее к себе покрепче.
Ветер шелестел в листьях, снова будто прибой шуршит о песок. Громкий резкий шорох, потом шелест, и снова накат прибоя.
Глаза у меня закрылись.
Мы бежали. Сон был необычно ясен. Мы бежали по холму от моего дома в Ферберне. Мой брат Стивен, точно такой, каким он тогда был: шелковая рубашка надулась ветром. Он держал на руках малышку Ли. И я видел Кэролайн, ее обнаженные плечи, ее лицо были красны, как вино, ошпаренные кипящим гейзером. И она тоже бежит, глаза расширены от страха. Вот Дин, Говард, Рут, даже десятилетний Джим Келлер, лишившийся больших пальцев – и жизни – в катастрофе десять лет назад.
И вот я. Мне снова десять лет. Кроссовочки у меня на ногах молотят гаревую дорожку.
А на шее у меня болтается пластиковая маска Робокопа.
Мы спасаемся бегством.
За нами гонится тварь с огромными крыльями; глаз у нее нет, но из черепа торчат уши нетопыря. В распахнутой пасти – неимоверной величины крысиные зубы.
Я знаю, что она умеет летать.
Пока у меня в голове лихорадочно мелькают мысли, тварь расправляет крылья и бросается вперед. Планирует на нас. Я гляжу вверх, вижу крылья. Перья на них серые.
И снова я гляжу вверх и на этот раз уже не ошибаюсь. Это не перья, это ряды за рядами серых людей, приклеенных бок о бок и друг над другом. Глаза у них открыты, и они красные. Как кровь. И смотрят на меня.
И я знаю, что это именно я им нужен.
Тварь бьет крыльями. Они мощно хлопают, от этого звука у меня вибрируют кости черепа.
Бум, бум, бум...
Тварь пикирует на меня.
Бум, бум, бум...
– Эй вы там, вставайте!
– Рик... Рик!
Я открыл глаза. Кейт стояла на коленях возле кровати и трясла меня за плечо.
бум, бум, бум...
Кто-то настойчиво колотил в дверь номера.
– Эи, вставайте!
– Это Теско, – сказала Кейт. – Осторожнее, он мог что-то задумать.
– Черт, вы что, не слышите? – заорал Теско. – Откройте к чертовой матери дверь!
– Зачем? – спросил я.
– Открой дверь!
– Что случилось?
– Открой, а то будет поздно!
Мы начали натягивать одежу. Что, если Теско стоит с ружьем, готовый разнести мне череп? Я подозрительным голосом спросил:
– Что стряслось?
– Если откроешь эту гребаную дверь, я тебе скажу!
– Осторожно, Рик! – предупредила Кейт.
– Кеннеди, если ты не откроешь, я дверь высажу!
Я знал, что у меня нет выбора.
– Давай, Кеннеди, я тебе чего скажу. И побыстрее давай, дело важное.
Я глубоко вздохнул и открыл дверь.
Мы были одни в полусвете полудня за закрытыми шторами. Кейт лежала на постели лицом вниз. Она была обнажена. Длинные волосы лились волнами. Я не мог оторвать глаз от вытянутых ног, прекрасных ног танцовщицы.
Она положила голову на подбородок, опираясь локтями на кровать.
Когда она улыбалась, казалось, что в мире все хорошо. И я сам себе казался таким же.
Господи, да мне казалось, что и будущеевпереди есть.
– Иди сюда, – сказала она тихим и нежным голосом. – Я хочу, чтобы ты снова меня обнял.
Я улыбнулся:
– А я хочу тебя целовать.
– Договорились, – сказала она. – Твое объятие в обмен на мой поцелуй.
Я обнял ее, провел пальцами вниз по спине. Она вздрогнула, покрылась гусиной кожей.
– Ох! – шепнула она. – Не может быть, что твое прикосновение со мной делает. Оно такое горячее!
Она перевернулась на спину, взяла мою руку и прижала себе выше груди.
Я целовал ее губы, подбородок, шею, потом – груди. Они были плотными и больше, чем мне казалось, с темными круглыми сосками. Стоило их коснуться, и кожа на них напряглась, и соски застыли твердыми кнопками.
– О Господи! – простонала она. – Я тебя отсюда не выпущу. Долго еще не выпущу.
Машина завелась, и я дал ей власть над собой. Схватив руками эти прекрасные волосы, я целовал ее в губы, снова и снова.
Она глубоко дышала. Ее руки гладили мне спину, потом схватили за ягодицы и потянули на себя.
Черт, как было хорошо – офигительно хорошо!
Ощущение ее плоти, охватившей меня крепче, чем наручник охватывает запястье; красивые холмы грудей, упершиеся мне в ребра, твердые соски, как кончики щупающих пальцев.
Какой почти удивленный взгляд был у этих чудных глаз, когда я вбил себя в нее поглубже.
– Рик... как это чудесно!
Я бил вниз бедрами, наши лобковые волосы хрустели друг о друга. Я хрипло дышал, потерявшись в шелковом ощущении самых интимных участков ее кожи.
Она подняла ноги вверх, впуская меня глубже. Я задвигался быстрее, слушая легкий стук наших лобковых костей. Она задышала резче, и все время стонала мне на ухо:
– Как хорошо... целуй... не кончай, не останавливайся, да, вот так, никогда не останавливайся... как чудно... Господи, как приятно коснуться твоей кожи... она у тебя гладкая... нежная... Как я ее люблю...
– Как я тебя всегда хотел, – выдохнул я. – Как хотел... Ты это знаешь? Ох... вот это... так просто не бывает...
– Рик... Рик... на спину. Ложись... да, я хочу вот так... Я хочу... какой ты вкусный... м-м-м... это ховофо, ховофо...
Черт побери. Я уплыл, потерялся в лабиринте наслаждения. Она нажимала у меня в мозгу такие кнопки, о которых я даже не знал. Глядя вниз, я видел ее склоненную голову, она поворачивалась из стороны в сторону, длинные волосы чувственно гладили мой живот. Контуры ее поднятого зада будто повторяли контуры лопаток – те же два холма, та же лощина посередине. Эротическое возбуждение, животное в своей силе, сотрясало ее тело, как электрошок, кожа Кейт горела ярко-розовым.
Она сдвинулась, оседлав мою ногу и терлась об нее, обрабатывая мой ствол неутомимым языком.
– Ох; – выдохнула она. – Я хочу, чтобы ты был внутри. Внутри... Не могу остановиться... Ох!
В один миг я оказался сверху. Потом внутри. Сильно вдвигая. Ритм и силу подсказывал внутренний инстинкт. Она застонала; ее ногти вонзились мне в спину. Глаза она крепко зажмурила, будто в эту секунду все ее существо сосредоточилось где-то глубоко внутри, там, куда ударяли содрогания.
Я не останавливался.
И не мог бы.
Жал на все рычаги.
Бил быстрее.
Сильнее.
Ох, черт, это лучше всего на свете.
Так трахаться... лучше всего на свете.
Слышать ее частое дыхание.
Видеть ее лицо с зажмуренными глазами и сжатыми губами.
Чувствовать, как затопляет ее это ощущение.
Прижиматься к ней так близко, что будто часть моей души (а также тела) ушла в глубину ее существа, касаться этих волшебных мест изнутри, нажимая на кнопки, чтобы освободить.
– А-ах! —вскрикнула она.
И снова вскрикнула.
Вдруг ее глаза распахнулись, раскрылись, разверзлись.
Они не отрывались от меня, пока тело ее сотрясалось в оргазме.
– АААХ!
Я тоже взорвался. Взорвался жаром у нее внутри.
Да, видит Бог, мы были как динамит, к которому поднесли спичку. От экстаза закружилась голова, перехватило дыхание, я не знал, где я, знал только, что со мной Кейт, она обвивает меня руками и ногами, лицо ее, горячее от жара, прижато к моей шее, и ее тихие слова плывут мне в мозг.
* * *
Мы лежали, остывая. Ветер шелестел в ветвях, бриз раздувал шторы.Номер был похож на все номера всех гостиниц. Большая двуспальная кровать (надпись в ногах матраса для давно, наверное, мертвой горничной: “Переворачивать матрасы каждые шесть месяцев”), мини-электрочайник с тщательно свернутым проводом, корзина, где когда-то были пакетики чая, кофе и молока, пачка шоколадного печенья.
Плюшевые ярко-синие ковры (не обращайте внимания на пятна – там когда-то вино пролили), обычные тумбочки у кровати, Библия, справочник Томсона по Лондону, радио, навеки замолчавший телефон. В углу телевизор.
Обычный номер обычного отеля, думал я, лежа на спине и уплывая на волне чудесной расслабленности, и Кейт Робинсон чуть посапывала рядом, касаясь меня своей обнаженной кожей. Обычный номер. Мне бы не раз пришлось останавливаться в таком, если бы наш “Сандер Баг” имел успех. Мы бы мотались от побережья до побережья, играли бы на Эм-ти-ви. Я бы повесил электрогитару на стену с золотыми и платиновыми дисками в своей квартире, которую бы я купил... Где? В Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Париже, а может, и в Лондоне на этой самой улице.
Я обнял рукой за спину лежащую рядом красавицу.
Мечты больше нет. Рок-звездой я никогда не буду. Не буду давать концерты на двадцатитысячных стадионах. Реальность нынче другая. Затопленный город. Ползущий из ядра Земли огонь, поджигающий почву у тебя под ногами.
Конвейер суровой реальности унес и тот факт, что я любил Кэролайн. Потом я ее лишился и должен был сжечь когда-то прекрасное тело в погребальном костре на холме.
Я легонько тронул волосы Кейт. Я был от нее без ума. Если я лишусь и ее, смогу ли я вынести эту боль?
Она легонько поцеловала меня в подбородок.
– Рик!
– Что?
– Я рада, что ты меня нашел.
– Я тоже рад... очень рад.
Слова были искренни, но произнести их было трудно. Почти то же самое я говорил Кэролайн в день, когда она погибла. Когда я ощутил тот страх, голый животный страх, нависший над нами чудовищным нетопырем.
Ждущим секунды, чтобы ударить.
На миг я снова ощутил то же чудовищное присутствие.
Ну нет. Кейт потерять я не могу. Мне не вынести этого грубого ощущения – самого чувства, что я снова один.
Я прижал ее к себе покрепче.
Ветер шелестел в листьях, снова будто прибой шуршит о песок. Громкий резкий шорох, потом шелест, и снова накат прибоя.
Глаза у меня закрылись.
Мы бежали. Сон был необычно ясен. Мы бежали по холму от моего дома в Ферберне. Мой брат Стивен, точно такой, каким он тогда был: шелковая рубашка надулась ветром. Он держал на руках малышку Ли. И я видел Кэролайн, ее обнаженные плечи, ее лицо были красны, как вино, ошпаренные кипящим гейзером. И она тоже бежит, глаза расширены от страха. Вот Дин, Говард, Рут, даже десятилетний Джим Келлер, лишившийся больших пальцев – и жизни – в катастрофе десять лет назад.
И вот я. Мне снова десять лет. Кроссовочки у меня на ногах молотят гаревую дорожку.
А на шее у меня болтается пластиковая маска Робокопа.
Мы спасаемся бегством.
За нами гонится тварь с огромными крыльями; глаз у нее нет, но из черепа торчат уши нетопыря. В распахнутой пасти – неимоверной величины крысиные зубы.
Я знаю, что она умеет летать.
Пока у меня в голове лихорадочно мелькают мысли, тварь расправляет крылья и бросается вперед. Планирует на нас. Я гляжу вверх, вижу крылья. Перья на них серые.
И снова я гляжу вверх и на этот раз уже не ошибаюсь. Это не перья, это ряды за рядами серых людей, приклеенных бок о бок и друг над другом. Глаза у них открыты, и они красные. Как кровь. И смотрят на меня.
И я знаю, что это именно я им нужен.
Тварь бьет крыльями. Они мощно хлопают, от этого звука у меня вибрируют кости черепа.
Бум, бум, бум...
Тварь пикирует на меня.
Бум, бум, бум...
– Эй вы там, вставайте!
– Рик... Рик!
Я открыл глаза. Кейт стояла на коленях возле кровати и трясла меня за плечо.
бум, бум, бум...
Кто-то настойчиво колотил в дверь номера.
– Эи, вставайте!
– Это Теско, – сказала Кейт. – Осторожнее, он мог что-то задумать.
– Черт, вы что, не слышите? – заорал Теско. – Откройте к чертовой матери дверь!
– Зачем? – спросил я.
– Открой дверь!
– Что случилось?
– Открой, а то будет поздно!
Мы начали натягивать одежу. Что, если Теско стоит с ружьем, готовый разнести мне череп? Я подозрительным голосом спросил:
– Что стряслось?
– Если откроешь эту гребаную дверь, я тебе скажу!
– Осторожно, Рик! – предупредила Кейт.
– Кеннеди, если ты не откроешь, я дверь высажу!
Я знал, что у меня нет выбора.
– Давай, Кеннеди, я тебе чего скажу. И побыстрее давай, дело важное.
Я глубоко вздохнул и открыл дверь.
74
Теско отвел нас вниз, где у входа в отель ждал Иисус. Мы все четверо вышли на улицу. Иисус ничего не говорил, но ощущалась напряженность, почти как электрическая. Шелковые ленты, привязанные к рукам и ногам Теско, хлопали и полоскались на ветру.
Я не знал, куда мы вообще идем и что там произойдет. Может, Иисус передумал насчет рейса в Южные Моря?
И сейчас нас прикуют цепями у берега к столбу, а потом вернутся крысы. И собачьей кавалерии на этот раз не будет. Крысы нас обдерут заживо.
Вдруг Иисус заговорил, не замедляя быстрого шага:
– Кейт, Рик, ситуация следующая. Помните остров, где вы приземлились?
Я глянул на Теско:
– Помним ли? Вряд ли я его смогу забыть.
Иисус говорил дальше:
– Так вот, там сел самолет где-то полчаса назад.
– Самолет?
– Ваш самолет. Четырехместная “сессна”.
– Тпру, погоди минутку, – сказал я. – Мы не ждали самолета до завтра, до среды.
– Значит, он прилетел на день раньше, – отрезал Теско.
– Вы говорили с летчиком? – спросил я.
– Нет. – Иисус остановился. – Мы не хотели его спугнуть. Ковбой и еще двое тайно наблюдают за островом.
– Но он прилетел днем раньше, – сказала Кейт. – Мы не можем быть уверены, что это наш самолет.
Иисус посмотрел на Теско:
– У нас есть номер самолета?
– Нет, но у нас есть его описание. Как ты и сказал, это четырехместная “сессна”.
Я вздохнул:
– “Сессна” – самый обычный тип самолета. Может, это вообще не наш.
– А знаешь, Кеннеди, может, ты и прав. – Звездчатые губы Теско осклабились в улыбке.
Улыбка эта мне не понравилась. И я понял, что это может придать ситуации неожиданный и опасный поворот.
– Ладно, – поморщился Иисус. – Так есть описание этого самолета?
– Есть. Таттс все записала.
– Где она?
– Ждет на пирсе.
– Тогда пошли, – нетерпеливо произнес Иисус. – Не будем терять время, ваш летчик может решить больше не ждать.
Теско ухмылялся, и мне это не нравилось.
– Погоди. Таттс говорила про цвет самолета.
Иисус поглядел на меня.
– Какого цвета ваш самолет?
– Белого.
Теско заухмылялся совсем зловеще.
– Жаль... потому что у этого цвет желтый.
– Пошли, – повторил Иисус. – Надо добраться до острова, пока летчик не взлетел.
– После вас, мисс Робинсон, мистер Кеннеди. – Теско преувеличенно поклонился, цветные ленты затрепетали. Я не мог не заметить, как он положил ладонь на приклад торчащего из-за пояса обреза.
Я шел рядом с Кейт. Разговор между нами шел отрывистым шепотом, чтобы идущий сзади Теско и спешащий впереди Иисус не услышали.
– Понимаешь, в чем дело? – спросил я.
– К сожалению, да. Похоже, это не наш самолет.
– И мы снова в заднице.
– Я так понимаю, что они попробуют договориться с этим пилотом так же, как с нами?
– Ага. И тогда нас исключат из сделки. – Я посмотрел на нее. – И как только мы перестанем быть им нужны, они придумают какой-нибудь интересный способ нас прикончить.
Мы дошли до лодок. Они стояли у причала, сложенного из старых кирпичей, подвесные моторы крутились на холостом ходу, люди Иисуса держали в руках швартовы, чтобы быстро отчалить.
Таттс вылезла из лодки и побежала к нам, плеща на ветру шелковыми лентами.
– Прилетел ваш самолет! – кричала она. – Рик, ваш самолет прилетел! Урра!
Теско злобно ухмыльнулся:
– А это не их самолет.
– Их это самолет, – сказала она и сжала мою руку. Теско покачал головой:
Я не знал, куда мы вообще идем и что там произойдет. Может, Иисус передумал насчет рейса в Южные Моря?
И сейчас нас прикуют цепями у берега к столбу, а потом вернутся крысы. И собачьей кавалерии на этот раз не будет. Крысы нас обдерут заживо.
Вдруг Иисус заговорил, не замедляя быстрого шага:
– Кейт, Рик, ситуация следующая. Помните остров, где вы приземлились?
Я глянул на Теско:
– Помним ли? Вряд ли я его смогу забыть.
Иисус говорил дальше:
– Так вот, там сел самолет где-то полчаса назад.
– Самолет?
– Ваш самолет. Четырехместная “сессна”.
– Тпру, погоди минутку, – сказал я. – Мы не ждали самолета до завтра, до среды.
– Значит, он прилетел на день раньше, – отрезал Теско.
– Вы говорили с летчиком? – спросил я.
– Нет. – Иисус остановился. – Мы не хотели его спугнуть. Ковбой и еще двое тайно наблюдают за островом.
– Но он прилетел днем раньше, – сказала Кейт. – Мы не можем быть уверены, что это наш самолет.
Иисус посмотрел на Теско:
– У нас есть номер самолета?
– Нет, но у нас есть его описание. Как ты и сказал, это четырехместная “сессна”.
Я вздохнул:
– “Сессна” – самый обычный тип самолета. Может, это вообще не наш.
– А знаешь, Кеннеди, может, ты и прав. – Звездчатые губы Теско осклабились в улыбке.
Улыбка эта мне не понравилась. И я понял, что это может придать ситуации неожиданный и опасный поворот.
– Ладно, – поморщился Иисус. – Так есть описание этого самолета?
– Есть. Таттс все записала.
– Где она?
– Ждет на пирсе.
– Тогда пошли, – нетерпеливо произнес Иисус. – Не будем терять время, ваш летчик может решить больше не ждать.
Теско ухмылялся, и мне это не нравилось.
– Погоди. Таттс говорила про цвет самолета.
Иисус поглядел на меня.
– Какого цвета ваш самолет?
– Белого.
Теско заухмылялся совсем зловеще.
– Жаль... потому что у этого цвет желтый.
– Пошли, – повторил Иисус. – Надо добраться до острова, пока летчик не взлетел.
– После вас, мисс Робинсон, мистер Кеннеди. – Теско преувеличенно поклонился, цветные ленты затрепетали. Я не мог не заметить, как он положил ладонь на приклад торчащего из-за пояса обреза.
Я шел рядом с Кейт. Разговор между нами шел отрывистым шепотом, чтобы идущий сзади Теско и спешащий впереди Иисус не услышали.
– Понимаешь, в чем дело? – спросил я.
– К сожалению, да. Похоже, это не наш самолет.
– И мы снова в заднице.
– Я так понимаю, что они попробуют договориться с этим пилотом так же, как с нами?
– Ага. И тогда нас исключат из сделки. – Я посмотрел на нее. – И как только мы перестанем быть им нужны, они придумают какой-нибудь интересный способ нас прикончить.
Мы дошли до лодок. Они стояли у причала, сложенного из старых кирпичей, подвесные моторы крутились на холостом ходу, люди Иисуса держали в руках швартовы, чтобы быстро отчалить.
Таттс вылезла из лодки и побежала к нам, плеща на ветру шелковыми лентами.
– Прилетел ваш самолет! – кричала она. – Рик, ваш самолет прилетел! Урра!
Теско злобно ухмыльнулся:
– А это не их самолет.
– Их это самолет, – сказала она и сжала мою руку. Теско покачал головой: