Как удалось избежать заразы коммунизма, которой переболело несколько поколений творцов, фабриковавших с 1917 года статуи Ильича во всех мыслимых позах, писавших без конца вождя и его соратников? Как при такой позиции удержался в первых рядах обласканных державой советских художников, ни дня не пребывая без госзаказов?
   С первых работ художник предстал далеким от политики, но близким к жизни в естественных ее проявлениях: любви и дружбе, цветам и деревьям, сказкам и преданиям, птицам и зверям... Семь лет числился Зураб Церетели в штате академического института этнографии и археологии, исходил Грузию и Кавказ, увидел древности, храмы, монастыри, фрески, иконы, изучил иконописцев, впитал все краски жаркой родины. И начал репродуцировать их, создавать мир образов, отличающихся детской фантазией и радостным звучанием.
   Краски - это застывшие звуки. Люди, заказывавшие советскую музыку, никогда не предлагали ему ничего такого, что шло бы в разрез с его устремлениями. Кода же задумали монументы для Москвы и Тбилиси в честь Георгиевского трактата, объединившего Грузию с Россией, то художник сразу согласился исполнить заказы, потому что и прежде, и теперь всей душой - за тесный союз русских и грузин, не представляет культуру вообще и личное творчество в частности запертыми в самую просторную, но одну национальную квартиру.
   Сплетенный из литер, русских и грузинских, триумфальный столп на Тишинской площади высится как прежде. А два сплетенных в тугой "Узел" стальных кольца уничтожили в Тбилиси, по словам автора, "психи". Лучше не скажешь, только потерей рассудка можно объяснить то, что сотворили с его родиной те, кто приказал разрушить стоявший перед въездом в Тбилиси по Военно-Грузинской дороге обелиск. Так далекий от политики художник оказался в гуще кровавой борьбы, лишился одной из замечательных композиций.
   Бесноватый президент объявил его "врагом народа". Услышав по телевидению этот приговор, мать художника скоропостижно скончалась, сидя перед почерневшим в ее глазах экраном. Этот вердикт Гамсахурдиа вынес после того, как позвонил в Москву и предложил художнику не принимать президента США Джорджа Буша, как "агента Кремля". Кто мог свободному, как птица, мастеру давать такие указания? За отказ Зураб жестоко поплатился. Если на Военно-Грузинской дороге стерли с лица земли монумент, то на Тверском бульваре бросили в окно его мастерской зажигательную смесь. Огонь ночью набросился на холсты и рамы. Несколько почерневших полотен удалось спасти, но около ста сгорело при пожаре, дополнившем костры, что полыхали на проспекте Руставели.
   Обгорела "Гитара Высоцкого", написанная, когда в Тбилиси жил у него в дни "медового месяца" с Мариной Влади певец, один из многих московских друзей молодости.
   Каждый видит на дороге в Тбилиси поднебесную композицию "Человек и солнце", фигуру, приглашающую в город, где сохранилось много работ художника и после того, как не стало "Узла". Самый поразительный проект воплощается в жизнь в эти трудные дни Грузии, на горе, где собирались установить памятник Сталину. Минувшим летом я увидел на вершине над Тбилисским морем бетонные монолиты, образующие квадрат. На каждом монтажники водружали бронзовые изваяния великих грузин всех веков, начиная с царицы Тамары и Шота Руставели. Сбывается давняя, долго державшаяся в тайне мечта, представить народу забытых предков. Еще при коммунистах начал Церетели ваять фигуры правителей Грузии. Чтобы ему не помешали довести задуманное до конца, заказ размещал на литейном заводе в далеком Минске, где грузинские монархи сходили за сказочные персонажи. Как видим, любовь к родине уживается у него в душе с любовью к России, патриотизм совмещается с интернационализмом. Церетели считает своими друзьями Шагала и Сикейроса, Пикассо и Нимейера, Пономарева и Глазунова.
   Его дом на горе в Багеби посещали самые высокие гости. В нем принимал английского премьера Маргарет Тэтчер. В Лондоне она позировала, там был написан ее портрет. Гонорар выразился в том, что группа студентов профессора живописи Церетели, пользуясь гостеприимством премьера, побывала в Англии. Мало кто знает, что портретировал художник короля Швеции с супругой. Создал портрет матери Терезы. Когда недавно в Москве гастролировала американская звезда Лайза Минелли, то и она позировала на Большой Грузинской улице, где теперь находится московская мастерская мастера.
   Но такие выдающиеся личности - не предмет охоты, хотя Зураб Церетели автор сотен портретов. Пишет постоянно никому не известных людей: друзей, знакомых, сотрудников, с кем встречается повседневно. Портреты появляются на больших холстах быстро, за один-два сеанса. Сходство достигается за минуты, но стремится мастер не к нему. Его цель, как он говорит, "поймать характер", трудноуловимые движения души, затаенные мысли, чувства, бурлящие где-то в области бессознательного. Могу, как очевидец, позировав несколько раз, сказать, что не просто узнаю себя на портретах, но и вижу, что схвачено скрываемое мое настроение.
   В Тбилиси принимал первого секретаря МГК партии Бориса Ельцина, который был поражен увиденным. Двор в Багеби уставлен бронзовыми изваяниями сказочных и реальных существ. Стены большого дома заполнены живописью как в музее. Сотни картин, портретов, натюрмортов одного автора. Других нет.
   Будущий президент России захотел реализовать давнюю мечту художника о городе для детей. В Нижних Мневниках нашли триста гектаров зеленой земли, омываемой со всех сторон водами. Заложили на этом острове первый камень будущего города, начали земляные работы, которые не прекращаются, хотя идут медленнее, чем хотелось бы.
   Но другие планы воплотились. После той встречи президент ни минуты не сомневался в безграничных возможностях художника, поэтому Юрий Лужков поручил именно ему создать на Поклонной горе памятник Победы. Так была решена проблема, которая не поддавалась власти и творцам почти полвека.
   Без газетной шумихи, интервью, рекламы создал Зураб Церетели композиции во многих странах. Их нужно долго перечислять. Перед небоскребом Организации Объединенных Наций стоит в "две натуры" статуя Георгия Победоносца на коне, поражающего не только дракона, но и поверженные ракеты, американский "першинг" и нашу родную "СС-20". Они натуральные, предоставлены скульптору президентами СССР и США. Там же, в Америке, в университете Нью-Йорка, в Брокпорте, установлен "Прометей" и пять высоких монументов, похожих и на подсолнухи, и на людей, протягивающих руки к небу и земле. В Лондоне, в Сити, водружена статуя юноши, олицетворяющая "Свободу", она - в память о разрушенной Берлинской стене.
   Скульптор в общении больше всего ценит радость, улыбку, шутку. Страдает из-за того, что в Москве не все работают с душой, не держат слово. Он испытал на Поклонной горе чудовищное напряжение не только из-за обычных трудностей стройки. Главным образом из-за неизжитой советской страсти начальников учить художников, вмешиваться грубо в творческий процесс. Одному из них сгоряча влепил пощечину. Я видел, как, еще секунда, и вцепился бы мастер в министра, обличавшего православного грузина (крещенного в детстве, с малых лет следовавшего заветам Христа), в отступлении от канонов православия. Министр не только убеждал публично в этом мэра, но и препятствовал поднимать на стены храма Георгия Победоносца бронзовые рельефные иконы, благословенные патриархом Алексием II. Когда же их водрузили, пообещал эти иконы через год снять. Вряд ли ему это удастся, потому что храм на Поклонной горе с иконами Зураба Церетели полюбился народу, в чем я убедился, читая сотни записей в книге отзывов.
   Во время церемонии открытия монумента на Поклонной горе президент Билл Клинтон сказал автору в присутствии Бориса Ельцина:
   - Зураба я каждый день вспоминаю. Скульптура, которую он мне подарил, у меня в Белом доме.
   Президент имел в виду модель памятника Колумбу, который должен подняться над берегом Тихого океана. Этот монумент задуман с американским размахом, высотой в 126 метров. Фактически это не только скульптура, но и многоэтажный дом, культурно-торговый центр со смотровой площадкой.
   После того как над Поклонной горой поднялся за несколько месяцев тысячетонный обелиск высотой в 141,8 метра, я ни на минуту не сомневаюсь в реальности новой творческой задачи. После триумфа в мае на Поклонной горе Зураб Церетели пережил еще один праздник, в октябре. На этот раз в Испании, в Севильи на берегу реки, откуда ушли в плавание каравеллы Колумба. На этом месте открыли необыкновенный монумент. Из парусов трех прославленных каравелл изваял скульптор "колумбово яйцо". Я его видел. Внутри композиции, словно под шатром, стоит во весь рост молодой адмирал с картушем в руках, где прочерчен маршрут великой экспедиции из Европы в Америку.
   Называется эта скульптура "Рождение Нового человека", потому что знаменитый мореплаватель представляется автору Новым человеком, который сокрушил средневековые представления о нашей планете, вдохновил современников на открытие новых земель, покорение вершин в искусстве и науке. Так у Церетели всегда. Вполне реальный образ, в данном случае Колумба, он стремится представить философски-обобщенным. По этой причине святой, поражающий дракона, не просто Георгий Победоносец, это символ "Добра, побеждающего Зло". Так официально называется скульптура, украшающая штаб-квартиру ООН. Колумб, отлитый в бронзе для Соединенных Штатов, называется "Рождение Нового Света". Ведь Колумб не только открыл неизведанный путь, но и Новый Свет, где демократия нашла необъятное жизненное пространство...
   Есть еще один парадокс в жизни мастера. Он заканчивал живописный факультет. Рисовать его учили петербургские мастера, сосланные в Грузию за отступления от официальной живописи, соцреализма. "Это счастье для Кавказа", - сказал по поводу той ссылки бывший ученик русских художников. Рисовать учил Шухаев, обладавший таким же талантом, как знаменитый Чистяков, воспитавший плеяду замечательных живописцев. Он "мучил меня", со смехом вспоминает сегодня уроки Шухаева мастер, заставлял рисовать, когда натурщица была за моей спиной, по памяти, по первому впечатлению, быстро и точно, учил анатомии, видеть конструкцию любого предмета. Да, Церетели прошел отличную школу живописца.
   А стал знаменитым монументалистом, чьи мозаики, барельефы, скульптуры, витражи, эмали украшают города. В Москве его зовут постоянно, чтобы художественно осмыслить общественные здания, крупнейшие архитекторы, построившие в последние годы Генеральный штаб на Арбатской площади, гостиницу "Измайловская", Хаммер-центр на Краснопресненской набережной... Теперь на его плечи взвалилась новая тяжесть - комплекс на Манежной площади. Еще одна забота - Московский Зоопарк, где так недостает красоты. На Поклонной горе не только создал памятник Победы. Для парка и здания музея Отечественной войны выполнил фонари, конные статуи, люстры, витражи, монументальные двери, капители, триумфальные венки... Труд, посильный титану.
   Чем объяснить, что живописец стал монументалистом?
   "Хорошие люди всегда на меня хорошо действуют. От людей я много получил", - так ответил он на мой вопрос и подробно рассказал, что это были за "хорошие люди", как они подействовали. Один из помощников генерала де Голля оказался родственником княжны Андрониковой, а значит, родственником его жены. Княжна познакомила Церетели с Пикассо. Общались с помощью переводчика. Побывав не раз в его мастерской, Зураб увидел, что великий художник занимается не только живописью, но и скульптурой, керамикой, витражами. "Тогда в моей жизни произошел перелом", - говорит Церетели.
   Во Франции увидел, как делает витражи Марк Шагал. С ним познакомил друг, поэт Андрей Вознесенский. При общении с этим гением переводчик был не нужен. Зураб поразился умению девяностолетнего мастера работать подолгу каждый день с коротким перерывом на чай. Увидев живопись Церетели, Шагал сказал в его адрес много лестных слов, которые известны пока что только ему и дочери, он удивился, что яркие краски на картинах Церетели не привозные.
   Еще один гигант нашего века мексиканец Сикейрос сам вышел на Зураба, приехал в Грузию, жил у него дома, побывал в Адлере, где создавал Церетели большие композиции. И от мексиканца "много получил".
   Четвертый "хороший человек" Оскар Нимейер, с которым Церетели общался год, работая в Бразилии над интерьерами посольства СССР, в то время, когда архитектор строил церковь. Нимейер убедил, что в XX веке нельзя, занимаясь церковным искусством, слепо повторять византийские формы четвертого века, в чем его пытался убедить наш московский министр, занимавшийся вопросами инженерного обеспечения и параллельно, как подрядчик, строительством церкви Георгия Победоносца.
   Монументалист выставлял картины на всех республиканских и всесоюзных выставках в Манеже. Персональные состоялись две. Не в Москве. Одна в Париже, в центре современного искусства Помпиду. Другая - в США, где жил год, преподавая живопись и пластику на художественном факультете университета Нью-Йорка, будучи профессором. На той выставке представлено было ровно сто картин. На 99 из них после вернисажа белели визитные карточки американцев, желавших приобрести выставленные работы. Среди этих коллекционеров оказалась жена президента США. Только один портрет, где был изображен пожилой профессор университета, не нашел покупателя.
   Картины тогда не продал, не решаясь осложнений с родной советской властью. Американцы, заметив интерес к автомобилям, преподнесли ему в качеств сувенира ключ от "мерседеса", который вместе с ним пересек океан и до сих пор ездит по московским улицам.
   Да, ни одной персональной выставки Церетели-живописца Москва пока не видела. Это при том, что почти каждый день хоть час, но стоит он за мольбертом перед большой палитрой, отягченной горой красок. Весь большой московский дом, подвал, мастерская стали хранилищем и выставкой картин, число которых никто не знает. В вышедшем недавно альбоме насчитывается пятьсот репродукций, большей частью картин.
   Под занавес процитирую бывшего государственного секретаря Соединенных Штатов Америки Бейкера. Будучи в Москве, он был очарован живописью Церетели и уехал домой с подарком, натюрмортом, где изображен букет цветов. На церемонии открытия Георгия Победоносца перед зданием ООН госсекретарь сказал, что просыпается дома всегда с радостью и вместе с женой в хорошем настроении пребывает целый день, потому что у него перед глазами в спальне висят цветы Зураба.
   Да, смысл существования Церетели выражается в двух словах - радость жизни. Если ее день не было, значит, прожит зря. С утра в душе должна царить радость. Она выражается в каждой картине, в изображениях самых будничных предметов, казалось бы, не имеющих право быть объектом живописи. Есть у него полотна под названием: "Пара сапог", "Натюрморт с вениками", "Швейная машинка". Я сфотографировал натюрморт, где изображен бело-синий фирменный толчок с плоским бачком, созданным каким-то импортным дизайнером. Зураб этот бачок запечатлел на холсте, взяв его в раму. И повесил в гостиной.
   Но самый любимый объект натуры - цветы. Натюрмортов много, больше чем обелисков, статуй, настенных панно, барельефов, хотя им тоже счет утрачен. Цветов тьма, больше чем в ботаническом саду, есть и такие, что нигде не растут. Почти каждый день рождаются на свет на всегда готовом к сеансу холсте, перед которым выдавлены яркие сочные краски и стоит букет живых цветов. По-видимому, эта страсть к истинному цвету позволила противостоять искушениями, подстерегавшим в прошлом советских художников. Она же придает силы на 64-м году жизни.
   ГОРОД-ГЕРОЙ
   Когда отмечалось четверть века Московской битвы, в редакции на Чистых прудах мы увидели маршалов Рокоссовского, Еременко, Катукова, генерала армии Горбатова и других прославленных полководцев. Всем отделом информации побывали на Сивцевом Вражке у маршала Василевского. Я связался по телефону с маршалом Жуковым, который высказал жгучую обиду: на страницах нашей газеты, как и всех других, его имя даже не упоминалось. Он отказался дать интервью, потому что лучше меня знал: военные цензоры не пропустят публикацию.
   Тогда же пришел к нам Гаик Шадунц, бывший зенитчик, воевавший в 41-м году сержантом. Он предложил мне поехать с ним на позицию, которую занимала его батарея на северо-западных подступах к городу. Там линия фронта располагалась на самом ближнем расстоянии к городу; достигнув этих мест, немцы заявили миру, что видят Москву в хороший артиллерийский бинокль. Теоретически это было возможно, поскольку по прямой от Красной Поляны до Кремля оставалось тридцать километров.
   Так я начал военную тему, описав вслед за тем детально торжественное заседание на станции метро "Маяковская", военный парад 1941 года на Красной площади, парад Победы 1945 года, эвакуацию и панику в городе, возникшую 16 октября 1941 года - но об этом трагическом эпизоде войны удалось рассказать только в годы перестройки.
   ГДЕ БЫЛА СТАВКА
   Когда наступает очередная годовщина Московской битвы, вспоминаешь о самых суровых и героических днях, какие только выпадали на долю нашего города...
   Неприметный, обыкновенный с виду дом с мезонином притаился в глубине улицы. Дом с мезонином довольно часто можно встретить на старых московских улицах, особенно на такой исторической, как Мясницкая, и в ее переулках. И тот дом, о котором идет речь, с архитектурной точки зрения считается рядовым, не является памятником зодчества, какие находятся на государственной охране.
   За зеленью деревьев виден особняк классического стиля, с шестиколонным ионическим портиком; над ним уютный мезонин в четыре окна. По четыре окна и за колоннами портика, и по обеим сторонам от него. Все уравновешенно, спокойно - типичный дом старой Москвы классического образца.
   Без малого полвека, до 1901 г., владел им знаменитый "мясницкий меценат" Козьма Солдатенков. Звали его так потому, что улица, где он жил, называлась Мясницкой. На средства этого мецената построена всем известная Боткинская больница. Он же передал Москве великолепную картинную галерею и замечательную библиотеку. Корреспондент А. Герцена, прогрессивно настроенный издатель, К. Солдатенков оставил неизгладимый след в истории русской культуры, впервые выпустив стихотворения Н. Огарева и Н. Некрасова, 12-томное Собрание сочинений В. Белинского, труды историка Москвы И. Забелина и других летописцев России. Книги и картины, хранившиеся в этом особняке, перешли Румянцевскому музею; теперь они в Третьяковской галерее и библиотеке на Воздвиженке.
   Особняк сохранил до наших дней кое-что из художественных ценностей. За порогом дома посетителя встречают искусственный мрамор стен, зеркала, камины, резные двери. Но самое поразительное - потолок в бывшей столовой. Вся площадь его покрыта резными деревянными ячейками, между ними - овальные ниши для люстр. У стены монументальный буфет красного дерева, резной, украшенный головами львов, оленей... Стена отделяет столовую от смежного зала с лепным потолком, расписанным красками. Комнаты и залы образуют две смежные анфилады. Особенно уютна бывшая курительная комната, отделанная орнаментом в восточном стиле.
   Есть у этого особняка еще одна слава - ратная. Тихий, уютный дом в начале минувшей войны стал одним из самых охраняемых и секретных военных объектов: в нем располагались Ставка Верховного Главнокомандования и Государственный Комитет Обороны. Здесь же был кабинет начальника Генерального штаба.
   Впервые я узнал о нем, когда отмечалась 25-я годовщина Московской битвы, от гостя "Московской правды" генерала армии Д.Д. Лелюшенко. Он и тогда по старой привычке не назвал номера дома, хотя в нем уже располагался детский сад. Это дом №37. Он многократно упомянут на страницах книг о Московской битве и о Великой Отечественной войне: полководцы часто пишут о нем на страницах воспоминаний.
   Как получилось, что для Ставки выбрали особняк на одной из центральных и оживленных улиц Москвы, запруженной людьми и транспортом? Такое решение, в частности, предопределялось тем, что вблизи особняка располагалась станция метро "Кировская", (ныне - "Чистые пруды"), построенная глубоко в земле; как говорят метростроевцы, она "глубокого заложения". Ей не страшны были самые мощные фугасные бомбы (среднего зала тогда у станции не было, его сделали позднее). Вот что пишет бывший нарком Военно-Морского Флота СССР адмирал Н.Г. Кузнецов: "В первые месяцы войны Ставка и ГКО работали в Кремле или особняке на Кировской улице, а станцию метро "Кировская" временно использовали как убежище на случай тревоги".
   Как вспоминает генерал С.М. Штеменко, когда начались бомбежки Москвы, Генштаб по вечерам перебирался для работы на станцию метро "Белорусская"; он занимал один из перронов, а на другом ночевали жители Москвы. Это было неудобно. "Вскоре мы отказались от этого и перебрались в здание на улице им. С.М. Кирова. Станция метро "Кировская" тоже была полностью в нашем распоряжении. Поезда здесь уже не останавливались. Перрон, на котором мы расположились, отгораживался от путей высокой фанерной стеной. В одном его углу - узел связи, в другом - кабинет для Сталина, а в середине - шеренга столиков, за которыми работали мы. Место начальника Генштаба - рядом с кабинетом Верховного". И такое соседство вполне понятно, потому что Генштаб являлся, по словам маршала А. Василевского, основным рабочим органом Ставки по руководству вооруженной борьбой советского народа.
   Ну а теперь послушаем тех, кто работал в этих стенах в дни Московской битвы. Маршал Александр Михайлович Василевский еще до выхода своей книги рассказывал мне, что в самые критические для Москвы дни Генштаб эвакуировали из столицы, но в городе оставалась его оперативная рабочая группа - не более десяти человек - во главе с ним. "Мой кабинет был тогда рядом с кабинетом Верховного".
   В книге "Дело всей жизни" маршал А. М. Василевский отмечал, полемизируя с неточными сведениями некоторых мемуаристов: "Приходилось читать, что Сталин не был в первые месяцы войны во время налетов немецко-фашистской авиации на Москву в особняке на улице Кирова и станции метро "Кировская". Это, конечно, не верно. Сталин многократно бывал и в доме на улице Кирова, и в станции "Кировская", где для членов Политбюро ЦК ВКП(б) была оборудована специальная комната".
   Более подробную картину рисует в мемуарах бывший член Ставки адмирал Н. Г. Кузнецов: "Не так давно мне довелось побывать в этом особняке и восстановить в памяти обстановку тех дней. В небольшом зале особняка был оборудован кабинет для И. В. Сталина, рядом с ним размещался начальник Генерального штаба маршал Б. М. Шапошников. Оперативная группа Генштаба находилась в соседнем доме и в любой момент была готова доложить о последних событиях с фронтов или передать фронтам приказы Ставки.
   Верховный Главнокомандующий приезжал в особняк обычно вечером и, если воздушной тревоги не было, работал там далеко за полночь. Когда радиорепродукторы возвещали: "Граждане! Воздушная тревога!", все находившиеся в особняке спускались в метро..."
   Вот какую роль играл в начале войны и в дни Московской битвы неприметный особняк на Кировской, где - придет время - установят мемориальную доску как на замечательном памятнике Великой Отечественной войны.
   Особняк этот после войны был жилым домом, где, в частности, жил маршал Л. Говоров. Одно время в нем был детский сад. Побывав здесь, я увидел ветеранов минувшей войны, обращающихся сюда по делам; видел бережно охраняемые исторические залы и комнаты.
   Хочу процитировать слова Жукова, сказанные мне в беседе о значении Московской битвы. Подбирая каждое слово, точно чеканя фразы, бывший командующий Западным фронтом сказал: "Великая победа народа. Тяжелая победа. Враг шел на Москву самый тяжелый. И мы его разгромили".
   На следующий день после этой публикации в газете в редакцию позвонили:
   - В дни войны я был комендантом объекта ГКО "Ставка", могу дополнить написанное в газете...
   Так мы встретились с Александром Самуиловичем Черкасским. Встретились, когда закончился рабочий день в одном из районных комитетов партии, где он работал внештатным инструктором.
   Ветеран достал папку с документами, и вот у меня в руках бережно хранимые довоенные пропуска на правительственные мероприятия с пометкой "проход всюду", пропуск военных лет с тремя буквами "НКО" и надписью "Московский фронт противовоздушной обороны", пожелтевшие фотографии 20-х и 30-х годов. По ним можно представить жизненный путь, который прошел до войны Александр Черкасский, начав трудовую биографию рабочим. Перед ним, как и перед всеми молодыми пролетариями, были открыты все дороги: на учебу, работу, в спортивные залы, на аэродромы. И с пылом юности он старался все успеть. Помимо основной работы и комсомольских поручений, занимался спортом: штангой, верховой ездой, автомобильно-мотоциклетным спортом.
   Вскоре Александру Черкасскому предложили новую ответственную службу. Сняв штатский костюм, надел форму НКВД, чекиста, получил специальное образование. В его петлицах появились кубики. Перед началом войны было три, как тогда говорили, "кубаря". И в эти годы он продолжает заниматься автомотоспортом, прыгает с парашютом, в 1933 году принимает участие в историческом автопробеге Москва-Каракумы-Москва, избирается комсоргом автопробега.