Страница:
Такие фантазеры и сказочницы, считая себя рупорами общественного мнения, обижают хорошо работающих людей на Манежной площади, у подножия Поклонной горы, под куполами Христа Спасителя.
...В ясный ослепительно солнечный день поднялся я вместе с начальником стройки Юрием Мамошиным под купол. Сначала ехали в лифте внутри стен, где начинают работу штукатуры. Потом вышли на козырек, под струи ветра. Над головой навис громадный шар. По стремянкам лесов поднялись еще на тридцать метров ввысь, под крест. Его высота 103 метра. Золотой шар облепили кровельщики, придающие ему завершенность. Они укладывали гирлянды, венки, сложной формы лепестки.
Отсюда я снял Кремль, увидел Москву, как когда-то с колокольни Ивана Великого. Меня поразили тогда с высоты башни, дворцы, белокаменные высотки, окружавшие центр. Они, как прежде, восхитительны. Но теперь рядом с ними происходит процесс, коснувшийся не только уникальных зданий, тысяч рядовых строений. В московских дворах светятся обновленными крышами, мансардами особняки, те самые лилипуты, что висели гирей на ногах поверженных Гулливеров, храмов, дворцов, тонувших в море ветхих строений старой Москвы, которую мы чуть было не потеряли.
Ей больше не угрожают взрывами. Прикоснувшись к золотому куполу, я убедился еще раз, что Москва возрождается.
***
Когда Красная площадь готовила встречу Космонавту-1, возник вопрос: где были сделаны первые шаги на пути в космос?
Так произошла встреча с теми, кто запустил в небо Москвы первые советские ракеты - прообразы "Востока" и "Восхода".
Для этого не пришлось ехать на Байконур, откуда взлетел Юрий Гагарин. Все произошло вблизи Красной площади, на орбите Садового кольца.
Так оказалось, что Москва - колыбель космонавтики.
С САДОВОГО КОЛЬЦА - НА МАРС!
Улица, бесконечная, подобно орбите. Стальные рельсы обозначили ее кольцевую трассу. Бесчисленные витки совершал по ней трамвай "Б", или попросту "букашка". Со скоростью 10 километров в час дребезжал он по Садовым улицам.
Миновав Сухареву башню, вагоны спускались вниз к Орликову переулку, чтобы взять с разбегу подъем перед Красными воротами. Наперегонки с ними скакали извозчики. Но перемены были близки. В 200 метрах от трамвайной линии из-под земли вырастали бетонные лепестки станции метро.
У Красных ворот одни вгрызались в глубь земли, другие приезжали в дом №19 по Садовой-Спасской, чтобы проложить на ватмане будущую трассу в космос. Именно здесь, в Москве, на орбите Садового кольца весной 1932 года образовался центр советского ракетостроения. Отсюда планировались полеты к звездам вообще и на Марс в частности.
Инженер-ракетчик, который привел меня на Садовую-Спасскую, поначалу заблудился. Тридцать лет он не был в доме №19. Если бы кто-нибудь из старых жильцов попытался узнать инженера, то не узнал бы в седом мужчине одного из молодых обитателей нижнего, подвального этажа.
Но инженер не потерял дороги, не забыл то место, где прошли два незабываемых года его жизни. Он шел словно по старому следу, не исчезнувшему с 1932 года.
Достопримечательностью дома были складские подвалы. Радости не было конца, когда, "прочесав" районы Москвы, энтузиастам после долгих поисков удалось найти и арендовать эти просторные помещения.
У входа встал вахтер. Сегодня дверь не охраняет никто. Инженер осторожно открывает ее и быстро спускается вниз по крутой лестнице.
Многоступенчатая лестница не предназначалась для вдохновения создателей многоступенчатых ракет. Но они были благодарны безмерно этой лестнице, этим стенам, что приютили их, мечтателей, - инженеров и механиков, студентов и лаборантов, молодых парней и девушек с осоавиахимовскими значками.
О славе из них никто не помышлял. Сюда приходили не ради славы. Те, кто работал в подвале, мечтал о большем - о полетах на Марс и на Луну.
Никого не остановили пятна сырости на стенах и полумрак. Быстро вычистили мусор, отмыли стены.
Никто не знал, что творят беспокойные молодые люди. Но если бы можно было иметь вывеску у входной двери, появилась бы надпись: ГИРД. Так кратко называлась организация, разместившаяся на Садовой-Спасской.
ГИРД расшифровывается так: группа изучения реактивного движения. Она возникла в Москве осенью 1931 года при Центральном совете Осоавиахима предшественнике современного ДОСААФа. Инженеры-энтузиасты, создавшие ГИРД, имели много идей и мало средств. Остряки по-другому расшифровали ГИРД: группа инженеров, работающая даром.
В этой шутке была доля правды, но была и неточность. В группу входили не только инженеры, но и рабочие. С каждым днем требовалось все больше помощников. Один гирдовец приводил за собой в подвал другого...
Подвал вначале устраивал всех. Обжитый давным-давно, он служит и по сей день - в его стенах размещается мастерская. Ярко горят лампы под потолком, теплом дышат некогда мокрые стены.
Направо размещались производственные мастерские и комнаты бригад. Налево - кабинет Сергея Королева, будущего Главного конструктора, молодого инженера и летчика-испытателя. Руководитель ГИРД одно время работал в двух организациях: днем - в институте, вечером - в ГИРД. Бывало так, что днем он подписывал своим подчиненным заявления об уходе, а вечером принимал "уволенных" на работу в ГИРД.
Мечта рождалась по-разному. У одних - после чтения книг Циолковского, Рынина и Перельмана, у других - после бесед с Королевым, у третьих - после лекций профессора Ветчинкина...
Но всем, кого приглашали в ГИРД, говорили:
- Работы будет больше, зарплаты - меньше...
От комнаты Королева коридор вел к дверям библиотеки, хозчасти. Эта южная часть подвала, если можно так сказать, - официальная часть. Обстановку комнат как прежде, так и сейчас, составляют стулья и столы. Зайдем в первую комнату.
Не в этой ли комнате механики и инженеры ГИРД выкладывали содержимое своих карманов, когда иссякали деньги в скудной кассе? Сюда в "общий котел" приносили гирдовцы домашнее серебро. (Серебро необходимо было для пайки деталей.) В дело шли чайные ложечки, царские монеты, подстаканники и нательный крест... И этот крест вознесся в небо, впаянный в тело ракеты.
...Действие равно противодействию. Третий закон Ньютона, на котором основывалось движение ракеты, простерся и на ее создателей. Чем больше трудностей вставало на пути энтузиастов, тем больше неукротимой энергии рождалось в них.
Путь по коридору ведет туда, где работали и жили пионеры космонавтики. Разве можно отказать в этом звании инженерам, конструкторам, механикам ГИРД, запустившим в небо Москвы свои первые ракеты на жидком топливе? Они стали первыми инженерами космонавтики, первыми конструкторами космонавтики!
"Самые яркие, самые творческие были гирдовские дни", - вспоминают создатели ракет.
Шаг от двери вправо - и под ногами оказывалось треугольное "летающее крыло" - планер "БИЧ" конструкции Б. И. Чарановского. Его собирали на полу производственной мастерской те, кто работал в бригаде руководителя ГИРД.
Далее стояли старенькие токарные станки ТН-1 и "самоточка". Между "станочным парком" и конструкторскими комнатами шла окончательная сборка "изделия" - так называли ракету много лет назад, так называют ракету и теперь те, кто ее создает.
Двигатель ракет принадлежал к знаменитому классу двигателей, тому классу, что сокращенно называют ЖРД - жидкостными ракетными двигателями, то есть работающими на жидком топливе. Именно этим двигателям было под силу поднять в небо первых космонавтов. "В центре внимания - ракетный мотор" такова была установка руководителя ГИРД.
Коридор из производственных мастерских вел в комнаты бригад конструкторов. Шесть окон стены подвала бригады поделили между собой. В окна никогда не заглядывало солнце не только потому, что были они на северной стороне. От глаз любопытных их плотно зашторивали.
Работа кипела днем и ночью. Никто не работал по звонку - ведь это была "организация", где собирались лететь на Марс.
ГИРД спешил, экономил время. Вся страна тогда жила лозунгом: "Пятилетку - за четыре года!" Хотя никто еще в 1932 году не планировал полеты на другие планеты, гирдовцы - имели свою пятилетку. Поэтому с полным правом лучшим они вручали грамоты, такие же, какие вручали на заводах и фабриках Москвы. Вот текст одной из них:
ГРАМОТА
"Штаб штурма и социалистического соревнования при ГИРД награждает Флорова Бориса Васильевича почетным званием ударника пятилетки, передового борца на фронте социалистического строительства, активно проявившего себя в борьбе за выполнение пятилетки в 4 года, за повышение производительности труда и ударное проведение штурма".
Штурм космоса начался в подвале. В конце 1932 года была объявлена "неделя штурма". Задачу штаб поставил сложную: собрать и сдать комиссии узлы к первым двигателям и ракетам.
Время работало на тех, кто день и ночь зимой 1932 года готовился к запуску ракет. С каждым днем все более шумно становилось под сводами дома №19. Образовались сборочный, инструментальный и медницкий "цехи". В медницком гнули трубы - этим искусством овладевали все: рабочие и инженеры.
Но рассказ об историческом помещении не будет полным без упоминания еще одного, самого глухого и укромного места ГИРД, где вообще не было окон. Попасть сюда можно было через массивную дверь со смотровой щелью. В отсеке между толстыми каменными стенами находилась испытательная, где установили двухцилиндровый авиамотор, аэрогидродинамическую трубу, компрессор. Здесь решалось, быть или не быть новым конструкциям.
В зеркале, подвешенном напротив смотровой щели, отражались испытываемые предметы, производящие много шума и нагонявшие страх на тех, кто жил над подвалом.
В тот момент, когда испытывалась камера с медленно горящей смесью, инженер Зинаида Ивановна Круглова всматривалась через щель в зеркало, пытаясь увидеть, как происходит горение. Она увидела... как зеркало раскололось. Инженеры, стоявшие у двери, зашатались. Зашатались не только люди, но и стены. Это вырвалась на волю взрывная волна! В верхних этажах дома со стен попадали картины...
Дым повалил во двор, сбежались жильцы и напали на... безвинного сторожа. Худо бы ему пришлось, если бы не шутник-механик, крикнувший: "Надевай противогазы!"
Двор мигом опустел, а вскоре развеялся и дым.
Во все концы полетели от жильцов жалобы на "поджигателей". Пошли комиссия за комиссией. Стали гирдовцы подыскивать новое место для работы...
РАКЕТОДРОМ № 1
Один из поселков под Москвой, о котором хочу рассказать, не отмечен громкой славой. Но именно здесь, у Нахабино, произошло событие, увековечившее поселок в истории.
Отсюда был сделан первый шаг в космос, были запущены первые советские ракеты - "09" и "ГИРД-Х".
Мы ехали на ракетодром втроем - бывшие механики ГИРД Борис Флоров, Михаил Воробьев, обремененные грузом воспоминаний, и я, с радостью перекладывающий этот груз на страницы своего блокнота. Флоров и Воробьев не раз ехали этим маршрутом. Накануне 25 ноября 1933 года механики вместе с другими товарищами вышли из подвала ГИРД с бесценным грузом - ракетой, получившей название "ГИРД-Х".
Первым рейсом на полигон ушел по подмосковному шоссе грузовик с баком жидкого кислорода. Наступила ночь, машина за ракетой не возвращалась. Пришлось инженерам и механикам располагаться на столах и стульях подвала и (в который раз!) коротать таким образом длинную ноябрьскую ночь. А под утро решили двигаться в путь без машины. Запеленали ракету в брезент, открыли дверь и увидели - снег, первый снег. За ночь он завалил Москву.
Прополз по путям снегоочиститель, за ним потянулся первый в то утро трамвай.
Ракету везли на трамвае. Кондуктор взял за провоз завернутой в брезент "трубы" дополнительную плату - 1 рубль. Затем пересадка у площади - на трамвай до вокзала. Следующая пересадка - на поезд.
Ракету потянул паровоз. Ее, способную развивать третью космическую скорость - 16 километров в секунду, паровоз тащил на "малом клапане" - со скоростью 15 километров в час. Поезд, как и трамвай, с трудом пробивался через снежные заносы.
Но в конце концов старенький поезд не смог одолеть последние километры. Снег окончательно преградил путь.
Ракету несли на плечах. Растянувшись по шпалам, шла пусковая бригада с нелегкой ношей.
Только на подходе к полигону встретила свою машину, застрявшую в снегу. Пришлось нести и груз, что лежал в машине.
Да стартовой площадки добирались полдня...
"Волга" достигла полигона за полчаса. Знакомый переезд. Но дальше гирдовцам хочется идти пешком по проторенной дороге между соснами. Где-то среди сосен и берез затерялась опушка, впервые огласившаяся победными звуками ракеты и ликующими криками ее создателей.
Не сразу нашли мы ракетодром №1 - кругом все переменилось: новый лес поднялся вровень со старым. Подсказало дорогу старое, смешное происшествие. Местных рабочих полигона поражало, что гирдовцы после испытаний выливали спирт на землю. Они как-то выпросили остатки и выпили их - полигон вышел из строя...
Когда спустя много лет ракетчики долго не могли найти свою опушки, им встретился на пути старый рабочий полигона.
- Это там, где спирт пили? - уточнил он и привел всех туда, где когда-то стоял пусковой станок.
Бетонная площадка поросла мхом.
Молча стоят на пожухлой траве те, кто ни минуты не мог устоять на месте спокойно в день запуска - 25 ноября 1933 года. Все было так, как сейчас, - хмурое небо, лес, озеро, бетонный блиндаж..
Возле блиндажа смонтировали пусковую установку.
Лифт заменяла табуретка. Став на нее, можно было достать до вершины ракеты. В обшивке ракеты проглядывал циферблат манометра - первый и единственный прибор "ГИРД-Х".
Механики подсоединили трубопровод к телу ракеты, началась заправка горючим. Один бак заполнили спиртом, другой - жидким кислородом. Трубопровод, по которому поступал охлажденный кислород, покрылся белым инеем.
Как-то все удалось в тот день - 25 ноября. Залиты кислород и спирт, заполнен бак со сжатым воздухом, опробован двигатель.
По местам!
Для зрителей места - за деревьями, метрах в пятидесяти, для пусковой команды - в блиндаже, в трех шагах от пусковой установки. Подходим к остаткам бетонного блиндажа. За его стенами укрывалась пусковая команда. Ракета соединялась с ними только тремя нитями: крученой веревкой - от кранов со спиртом и жидким кислородом, шнуром электрозажигания и проволокой-рычагом - от воздушного бака. Рычаг, веревка, шнур повисли между установкой и смотровым окном блиндажа. В него были видны не только ракета, но и манометр, вделанный в ее корпус.
У каждого свои обязанности. Руководитель запуска держал в руках секундомер, один механик - конец рычага и веревки, другой - ручку магнето. Пусковой кнопки не было. Ее заменяла ручка магнето, которой давали искру зажигания.
Открыты краны кислорода и спирта. Стрелка манометра поползла к цифре 25.
- Контакт!
Отчаянно вращается ручка магнето. Искра!
Темный блиндаж озарило светом. Ужасом наполнились глаза механика, открывавшего кран. Он увидел, что узел на конце его веревки застрял в щели смотрового окна. Ракета была на привязи.
Но узел оборвался, веревку разорвало, ракета освободилась от пут... Это была первая преграда, разорванная ракетой так же легко, как через двадцать четыре года - цепи земного притяжения.
Что было потом, никто не помнит. Радость, восторг, ликование. В дверях блиндажа случилась пробка: все ринулись к выходу - смотреть летящую ракету.
Вслед за ракетой в небо полетели шапки тех, кто наблюдал старт "ГИРД-Х" на опушке леса.
Растаял в небе огненный след "ГИРД-Х". Но на земле остался след, напоминающий о днях запуска первых ракет.
Там, где стояла пусковая установка, мы установили памятный столб. Люди отметят ракетодром №1 навечно. А пока на доске пишем слова:
"На этом месте в 1933 году
были запущены
первые советские ракеты
"09" и "ГИРД-Х".
Я фотографирую на память лесную опушку, блиндаж, пионеров космонавтики, памятный столб - первый верстовой столб на бесконечном пути во Вселенную!
ВСЛЕД ЗА ВЗРЫВОМ
Сапер, говорят, ошибается один раз. Взрывнику тоже лучше не ошибаться, особенно когда он берет в забой двадцать килограммов аммонита и пятьдесят дистанционных взрывателей. Это обычная норма для одного взрыва, которые гремят в недрах Москвы вот уже свыше сорока лет, с того времени, как началось сооружение Московского метрополитена.
Взрывы эти не регистрируются сейсмическими приборами, и никто из москвичей их не слышит, но проходчики отмечают ими каждый свой шаг вперед. Один взрыв - метр движения.
Можно сказать, Метрострой продвигается в толще недр на гребне взрывной волны.
Ее раскаты можно услышать в любой шахте, где прокладываются туннели глубокого заложения. На каждом рудном дворе, не ближе чем в 20 метрах от шахтной клети, можно, если внимательно посмотреть, увидеть дверь, куда имеют право входить лишь немногие из работающих под землей.
Спустившись в ствол шахты на Пионерских прудах, там, где прокладывалась линия метро между Пушкинской площадью и Красной Пресней, я вскоре оказался перед железной дверью склада взрывчатых веществ, или, как его тут называют, взрывсклада, - самого сухого, самого светлого и самого чистого помещения, построенного с учетом всех мер безопасности и всех правил хранения опасного. Его, кстати, тоже построили с помощью аммонита, проложив под землей длинный туннель, своей конфигурацией напоминающий букву Г.
Склад сделан длинным, как коридор, чтобы ослабить шальную взрывчатую волну: из отсека, где хранятся ящики с аммонитом, она попадет в отбойную камеру, бетонную западню. На стены пошел крепчайший бетон марки "400". Все тут сделано на совесть, так, чтобы склад пригодился будущим поколениям метростроевцев. Им тоже не обойтись без силы управляемого взрыва, ставшей незаменимой под землей.
А сила эта столь велика, что позволяет разрушать миллионы тонн известняка любой категории прочности, заменяет труд тысяч рабочих и облегчает нелегкое дело - прохождение в земной тверди.
- Московский Метрострой ежегодно расходует 120-130 тонн аммонита, сообщил мне начальник буровзрывных работ Метростроя.
В самом дальнем углу взрывсклада хранятся деревянные ящики с надписью: "Аммонит патронированный для подземных и открытых работ".
Я пришел как раз к тому часу, когда кладовщик, бывший старший взрывник Владимир Иванович Леонов, выдавал порцию взрывчатки своему давнему товарищу Алексею Тихоновичу Федосову, готовящемуся к выходу в забой. Его брезентовую сумку заполнили патроны, завернутые в красную бумагу. Желтоватая масса крупинок в них не теряет своей силы даже в воде, которая под землей всюду, кроме взрывсклада.
В другом отсеке склада хранятся взрыватели. С ними надо быть особенно осторожным. Поэтому, получив для работы тонкие, как карандаш, латунные стержни-детонаторы, взрывники уходят с ними в другой отсек - зарядную камеру. Здесь два стола. На одном в минуты отдыха стучат костями домино.
Другой стол покрыт резиной: никто по ней не стучит, а, наоборот, тут плавно и легко проверяют калибр электродетонаторов. В крышке стола есть отверстие, а под ним - ящик с песком. Вот в него и опускают взрыватели, чтобы проверить их сопротивление. Их на одну серию взрывов идет пятьдесят. Работа эта несложная, но делать ее можно только на совесть. Если взрыватель не сработает, значит, в забое может случиться такой сюрприз, за который не говорят спасибо.
- Каждый стерженек - это мина, которая срабатывает или мгновенно, или с нужным интервалом, что на воде, что на воздухе. Хорошо рвется, - говорит взрывник, начинавший свою службу в те годы, когда еще применяли для этого бикфордовы шнуры, доставлявшие много хлопот. Остерегаться его нужно было, как огня, и ретироваться подальше, когда он поджигался. Да и вода нередко тушила огонь.
Сейчас ничего поджигать не надо. Все осуществляется с помощью электрического заряда, дистанционно. Федосов - взрывник шестого разряда, четверть века работает под землей, а начинал еще на "Киевской" кольцевой.
Последний электродетонатор проверен, все сосчитано, все концы соединены, чтобы уберечь их от блуждающих токов, все уложено в брезентовую сумку. В руки берется рогатка с проводом и электрическая машинка, генератор импульса. С такой нелегкой ношей взрывник выходит в забой, получив от начальника смены задание на взрыв в левом перегоне шахты №835.
Идем почти километр по круглому туннелю, облицованному бетонными плитами, ведущему в сторону Пушкинской площади. Под ногами хлюпает вода. Когда-то тут хозяйничало древнее море, оно оставило после себя известняки четвертой категории прочности. Куски белых глыб, груженные в вагонетки, вывозят нам навстречу.
Все, кто есть в забое, покидают его, уступая дорогу взрывникам. Для них тут уже все готово. Два часа проходчики бурили 50 глубоких отверстий. В них свободно проходит метровая деревянная палка. Она-то и помогает просунуть патрон в толщу известняка, отливающего на свету голубоватым цветом. Почти вплотную упирается в известняк укладчик блоков с поднятой железной рукой - эректором. Эта махина защищена железными листами от взрывной волны.
Тихо в забое. Взрывники работают молча. Один изготовляет боевик, заталкивая в патрон детонатор, другой набивает патронами шпуры, пробуренные по всей площади круга. Силы особой для этого не надо, но, взяв в руки боевик, нельзя уронить его, оставить под ногами.
Когда все 50 отверстий заполнены, концы детонаторов, как у лампочек на елке, последовательно соединяют в одну цепь, оставляя свободными всего два конца. Вот тогда взрывник командует:
- Пошли!
Теперь из забоя уходят все.
Федосов разматывает и тащит за собой длинный провод. В последний раз дает оглушительный свисток, оповещая о предстоящем взрыве. Все укрываются в безопасной зоне: камни при взрыве летят на 200 метров.
...Пора взять в руки взрывную машинку и крутануть ручку. Замигавшая лампочка - знак того, что можно нажимать кнопку. В то же мгновение по туннелю прокатывается ударная волна, и уши закладывает от канонады. Слышен треск мельчайших камешков, пулями пролетающих в вентиляционной трубе. Запахло взрывчаткой, загудела вентиляция, отсасывая пыль и газы. Заряды подрывались не сразу, а один за другим, словно во время артиллерийского салюта.
Когда мы снова подходим к забою, путь к стене преграждает гора больших и малых камней - 60 тонн породы ожидают теперь погрузки.
Сюда уже спешат поезда с порожними вагонетками. Облегчивший свою сумку взрывник возвращается на взрывсклад, он выполнил свою работу. Навстречу ему идут в забой проходчики.
ПОСЛЕДНИЙ ПЛОТ НЕГЛИНКИ
- Гуляли мы на плоту от Александровского сада до устья Неглинки, сказал мне Алексей Прокофьевич Ивлев, старый капитан московских подземных рек. Сказал так и пожалел, что сказал мне. Начиная с плохой погоды, кончая техникой безопасности - все было против повторения поездки на плоту. Пришлось убеждать мастера: "На дно Баренцева моря спускался".
Мастер ничего не ответил на это, а велел ждать погоды.
Как всякое водное путешествие, поездка по Неглинке зависит от погоды. Мы запрокидывали головы, смотрели в небо. Нас страшил ливень, как летчиков гроза. В проливной дождь уровень реки стремительно поднимается, и тому, кто не успеет быстро выбраться из подземного русла, - крышка.
Ее можно увидеть на мостовой - круглую железную заслонку на пути к подземной реке Неглинке, текущей по огромным трубам от Марьиной рощи до Большого Каменного моста.
Если вы все же хотите посмотреть реку, приходите на Большой Каменный мост. С его высоты увидите, как клубится волной Неглинка, впадающая в Москву через арку, прорубленную в гранитных камнях Кремлевской набережной.
Берега обеих рек одели в каменные одежды, одну из них упрятали под землю. Но ничего не в силах помешать их слиянию, превращению малого в большое: притока - в реку, реки - в море, моря - в океан.
Глядя, как исподтишка разливается мутными кругами по Москве-реке посеревшая Неглинка, трудно представить, что каких-то двести с лишним лет назад, а точнее 28 июля 1728 года, было, как гласят документы, "отпущено в Лефортовский императорский дом из Неглинских прудов к столовому кушанию живой рыбы, а именно: стерлядей ушных 6 по 8 вершков, окуней 20, плотиц 20".
В Москве давно забыли о стерляди из Неглинки, о ее прудах, нанизанных по руслу там, где сейчас цветет Александровский сад, о плотинах и мельницах, долго махавших своими крыльями над болотистыми берегами. Забыли и о самой реке, отдавшей свое название улице Неглинной. Только в дни больших ливней дает о себе знать покоренная река, переполняя трубу, вырываясь бушующими потоками из колодцев, заливая Трубную площадь.
Но в любую погоду, каждый день о Неглинке думают несколько работников во главе с Ивлевым, которым Москва отдала на попечение реку.
Наступил срок спускаться под землю в реку. Автобус, груженный шпалами, ломами, топорами, водолазными костюмами, отправился к Кремлю и остановился у входа в Александровский сад, напротив железной решетки. Рядом на асфальте красовалась старинная тяжелая плита.
Если круглые колодцы - дверь в подземную реку, то широкая плита ворота в подземное хозяйство, царство Неглинки. У него свои законы, свои границы, свои правители. Один из них поднимает рычагом плиту, и, раньше чем глаза освоились с темнотой подземелья, я услышал шум воды.
...В ясный ослепительно солнечный день поднялся я вместе с начальником стройки Юрием Мамошиным под купол. Сначала ехали в лифте внутри стен, где начинают работу штукатуры. Потом вышли на козырек, под струи ветра. Над головой навис громадный шар. По стремянкам лесов поднялись еще на тридцать метров ввысь, под крест. Его высота 103 метра. Золотой шар облепили кровельщики, придающие ему завершенность. Они укладывали гирлянды, венки, сложной формы лепестки.
Отсюда я снял Кремль, увидел Москву, как когда-то с колокольни Ивана Великого. Меня поразили тогда с высоты башни, дворцы, белокаменные высотки, окружавшие центр. Они, как прежде, восхитительны. Но теперь рядом с ними происходит процесс, коснувшийся не только уникальных зданий, тысяч рядовых строений. В московских дворах светятся обновленными крышами, мансардами особняки, те самые лилипуты, что висели гирей на ногах поверженных Гулливеров, храмов, дворцов, тонувших в море ветхих строений старой Москвы, которую мы чуть было не потеряли.
Ей больше не угрожают взрывами. Прикоснувшись к золотому куполу, я убедился еще раз, что Москва возрождается.
***
Когда Красная площадь готовила встречу Космонавту-1, возник вопрос: где были сделаны первые шаги на пути в космос?
Так произошла встреча с теми, кто запустил в небо Москвы первые советские ракеты - прообразы "Востока" и "Восхода".
Для этого не пришлось ехать на Байконур, откуда взлетел Юрий Гагарин. Все произошло вблизи Красной площади, на орбите Садового кольца.
Так оказалось, что Москва - колыбель космонавтики.
С САДОВОГО КОЛЬЦА - НА МАРС!
Улица, бесконечная, подобно орбите. Стальные рельсы обозначили ее кольцевую трассу. Бесчисленные витки совершал по ней трамвай "Б", или попросту "букашка". Со скоростью 10 километров в час дребезжал он по Садовым улицам.
Миновав Сухареву башню, вагоны спускались вниз к Орликову переулку, чтобы взять с разбегу подъем перед Красными воротами. Наперегонки с ними скакали извозчики. Но перемены были близки. В 200 метрах от трамвайной линии из-под земли вырастали бетонные лепестки станции метро.
У Красных ворот одни вгрызались в глубь земли, другие приезжали в дом №19 по Садовой-Спасской, чтобы проложить на ватмане будущую трассу в космос. Именно здесь, в Москве, на орбите Садового кольца весной 1932 года образовался центр советского ракетостроения. Отсюда планировались полеты к звездам вообще и на Марс в частности.
Инженер-ракетчик, который привел меня на Садовую-Спасскую, поначалу заблудился. Тридцать лет он не был в доме №19. Если бы кто-нибудь из старых жильцов попытался узнать инженера, то не узнал бы в седом мужчине одного из молодых обитателей нижнего, подвального этажа.
Но инженер не потерял дороги, не забыл то место, где прошли два незабываемых года его жизни. Он шел словно по старому следу, не исчезнувшему с 1932 года.
Достопримечательностью дома были складские подвалы. Радости не было конца, когда, "прочесав" районы Москвы, энтузиастам после долгих поисков удалось найти и арендовать эти просторные помещения.
У входа встал вахтер. Сегодня дверь не охраняет никто. Инженер осторожно открывает ее и быстро спускается вниз по крутой лестнице.
Многоступенчатая лестница не предназначалась для вдохновения создателей многоступенчатых ракет. Но они были благодарны безмерно этой лестнице, этим стенам, что приютили их, мечтателей, - инженеров и механиков, студентов и лаборантов, молодых парней и девушек с осоавиахимовскими значками.
О славе из них никто не помышлял. Сюда приходили не ради славы. Те, кто работал в подвале, мечтал о большем - о полетах на Марс и на Луну.
Никого не остановили пятна сырости на стенах и полумрак. Быстро вычистили мусор, отмыли стены.
Никто не знал, что творят беспокойные молодые люди. Но если бы можно было иметь вывеску у входной двери, появилась бы надпись: ГИРД. Так кратко называлась организация, разместившаяся на Садовой-Спасской.
ГИРД расшифровывается так: группа изучения реактивного движения. Она возникла в Москве осенью 1931 года при Центральном совете Осоавиахима предшественнике современного ДОСААФа. Инженеры-энтузиасты, создавшие ГИРД, имели много идей и мало средств. Остряки по-другому расшифровали ГИРД: группа инженеров, работающая даром.
В этой шутке была доля правды, но была и неточность. В группу входили не только инженеры, но и рабочие. С каждым днем требовалось все больше помощников. Один гирдовец приводил за собой в подвал другого...
Подвал вначале устраивал всех. Обжитый давным-давно, он служит и по сей день - в его стенах размещается мастерская. Ярко горят лампы под потолком, теплом дышат некогда мокрые стены.
Направо размещались производственные мастерские и комнаты бригад. Налево - кабинет Сергея Королева, будущего Главного конструктора, молодого инженера и летчика-испытателя. Руководитель ГИРД одно время работал в двух организациях: днем - в институте, вечером - в ГИРД. Бывало так, что днем он подписывал своим подчиненным заявления об уходе, а вечером принимал "уволенных" на работу в ГИРД.
Мечта рождалась по-разному. У одних - после чтения книг Циолковского, Рынина и Перельмана, у других - после бесед с Королевым, у третьих - после лекций профессора Ветчинкина...
Но всем, кого приглашали в ГИРД, говорили:
- Работы будет больше, зарплаты - меньше...
От комнаты Королева коридор вел к дверям библиотеки, хозчасти. Эта южная часть подвала, если можно так сказать, - официальная часть. Обстановку комнат как прежде, так и сейчас, составляют стулья и столы. Зайдем в первую комнату.
Не в этой ли комнате механики и инженеры ГИРД выкладывали содержимое своих карманов, когда иссякали деньги в скудной кассе? Сюда в "общий котел" приносили гирдовцы домашнее серебро. (Серебро необходимо было для пайки деталей.) В дело шли чайные ложечки, царские монеты, подстаканники и нательный крест... И этот крест вознесся в небо, впаянный в тело ракеты.
...Действие равно противодействию. Третий закон Ньютона, на котором основывалось движение ракеты, простерся и на ее создателей. Чем больше трудностей вставало на пути энтузиастов, тем больше неукротимой энергии рождалось в них.
Путь по коридору ведет туда, где работали и жили пионеры космонавтики. Разве можно отказать в этом звании инженерам, конструкторам, механикам ГИРД, запустившим в небо Москвы свои первые ракеты на жидком топливе? Они стали первыми инженерами космонавтики, первыми конструкторами космонавтики!
"Самые яркие, самые творческие были гирдовские дни", - вспоминают создатели ракет.
Шаг от двери вправо - и под ногами оказывалось треугольное "летающее крыло" - планер "БИЧ" конструкции Б. И. Чарановского. Его собирали на полу производственной мастерской те, кто работал в бригаде руководителя ГИРД.
Далее стояли старенькие токарные станки ТН-1 и "самоточка". Между "станочным парком" и конструкторскими комнатами шла окончательная сборка "изделия" - так называли ракету много лет назад, так называют ракету и теперь те, кто ее создает.
Двигатель ракет принадлежал к знаменитому классу двигателей, тому классу, что сокращенно называют ЖРД - жидкостными ракетными двигателями, то есть работающими на жидком топливе. Именно этим двигателям было под силу поднять в небо первых космонавтов. "В центре внимания - ракетный мотор" такова была установка руководителя ГИРД.
Коридор из производственных мастерских вел в комнаты бригад конструкторов. Шесть окон стены подвала бригады поделили между собой. В окна никогда не заглядывало солнце не только потому, что были они на северной стороне. От глаз любопытных их плотно зашторивали.
Работа кипела днем и ночью. Никто не работал по звонку - ведь это была "организация", где собирались лететь на Марс.
ГИРД спешил, экономил время. Вся страна тогда жила лозунгом: "Пятилетку - за четыре года!" Хотя никто еще в 1932 году не планировал полеты на другие планеты, гирдовцы - имели свою пятилетку. Поэтому с полным правом лучшим они вручали грамоты, такие же, какие вручали на заводах и фабриках Москвы. Вот текст одной из них:
ГРАМОТА
"Штаб штурма и социалистического соревнования при ГИРД награждает Флорова Бориса Васильевича почетным званием ударника пятилетки, передового борца на фронте социалистического строительства, активно проявившего себя в борьбе за выполнение пятилетки в 4 года, за повышение производительности труда и ударное проведение штурма".
Штурм космоса начался в подвале. В конце 1932 года была объявлена "неделя штурма". Задачу штаб поставил сложную: собрать и сдать комиссии узлы к первым двигателям и ракетам.
Время работало на тех, кто день и ночь зимой 1932 года готовился к запуску ракет. С каждым днем все более шумно становилось под сводами дома №19. Образовались сборочный, инструментальный и медницкий "цехи". В медницком гнули трубы - этим искусством овладевали все: рабочие и инженеры.
Но рассказ об историческом помещении не будет полным без упоминания еще одного, самого глухого и укромного места ГИРД, где вообще не было окон. Попасть сюда можно было через массивную дверь со смотровой щелью. В отсеке между толстыми каменными стенами находилась испытательная, где установили двухцилиндровый авиамотор, аэрогидродинамическую трубу, компрессор. Здесь решалось, быть или не быть новым конструкциям.
В зеркале, подвешенном напротив смотровой щели, отражались испытываемые предметы, производящие много шума и нагонявшие страх на тех, кто жил над подвалом.
В тот момент, когда испытывалась камера с медленно горящей смесью, инженер Зинаида Ивановна Круглова всматривалась через щель в зеркало, пытаясь увидеть, как происходит горение. Она увидела... как зеркало раскололось. Инженеры, стоявшие у двери, зашатались. Зашатались не только люди, но и стены. Это вырвалась на волю взрывная волна! В верхних этажах дома со стен попадали картины...
Дым повалил во двор, сбежались жильцы и напали на... безвинного сторожа. Худо бы ему пришлось, если бы не шутник-механик, крикнувший: "Надевай противогазы!"
Двор мигом опустел, а вскоре развеялся и дым.
Во все концы полетели от жильцов жалобы на "поджигателей". Пошли комиссия за комиссией. Стали гирдовцы подыскивать новое место для работы...
РАКЕТОДРОМ № 1
Один из поселков под Москвой, о котором хочу рассказать, не отмечен громкой славой. Но именно здесь, у Нахабино, произошло событие, увековечившее поселок в истории.
Отсюда был сделан первый шаг в космос, были запущены первые советские ракеты - "09" и "ГИРД-Х".
Мы ехали на ракетодром втроем - бывшие механики ГИРД Борис Флоров, Михаил Воробьев, обремененные грузом воспоминаний, и я, с радостью перекладывающий этот груз на страницы своего блокнота. Флоров и Воробьев не раз ехали этим маршрутом. Накануне 25 ноября 1933 года механики вместе с другими товарищами вышли из подвала ГИРД с бесценным грузом - ракетой, получившей название "ГИРД-Х".
Первым рейсом на полигон ушел по подмосковному шоссе грузовик с баком жидкого кислорода. Наступила ночь, машина за ракетой не возвращалась. Пришлось инженерам и механикам располагаться на столах и стульях подвала и (в который раз!) коротать таким образом длинную ноябрьскую ночь. А под утро решили двигаться в путь без машины. Запеленали ракету в брезент, открыли дверь и увидели - снег, первый снег. За ночь он завалил Москву.
Прополз по путям снегоочиститель, за ним потянулся первый в то утро трамвай.
Ракету везли на трамвае. Кондуктор взял за провоз завернутой в брезент "трубы" дополнительную плату - 1 рубль. Затем пересадка у площади - на трамвай до вокзала. Следующая пересадка - на поезд.
Ракету потянул паровоз. Ее, способную развивать третью космическую скорость - 16 километров в секунду, паровоз тащил на "малом клапане" - со скоростью 15 километров в час. Поезд, как и трамвай, с трудом пробивался через снежные заносы.
Но в конце концов старенький поезд не смог одолеть последние километры. Снег окончательно преградил путь.
Ракету несли на плечах. Растянувшись по шпалам, шла пусковая бригада с нелегкой ношей.
Только на подходе к полигону встретила свою машину, застрявшую в снегу. Пришлось нести и груз, что лежал в машине.
Да стартовой площадки добирались полдня...
"Волга" достигла полигона за полчаса. Знакомый переезд. Но дальше гирдовцам хочется идти пешком по проторенной дороге между соснами. Где-то среди сосен и берез затерялась опушка, впервые огласившаяся победными звуками ракеты и ликующими криками ее создателей.
Не сразу нашли мы ракетодром №1 - кругом все переменилось: новый лес поднялся вровень со старым. Подсказало дорогу старое, смешное происшествие. Местных рабочих полигона поражало, что гирдовцы после испытаний выливали спирт на землю. Они как-то выпросили остатки и выпили их - полигон вышел из строя...
Когда спустя много лет ракетчики долго не могли найти свою опушки, им встретился на пути старый рабочий полигона.
- Это там, где спирт пили? - уточнил он и привел всех туда, где когда-то стоял пусковой станок.
Бетонная площадка поросла мхом.
Молча стоят на пожухлой траве те, кто ни минуты не мог устоять на месте спокойно в день запуска - 25 ноября 1933 года. Все было так, как сейчас, - хмурое небо, лес, озеро, бетонный блиндаж..
Возле блиндажа смонтировали пусковую установку.
Лифт заменяла табуретка. Став на нее, можно было достать до вершины ракеты. В обшивке ракеты проглядывал циферблат манометра - первый и единственный прибор "ГИРД-Х".
Механики подсоединили трубопровод к телу ракеты, началась заправка горючим. Один бак заполнили спиртом, другой - жидким кислородом. Трубопровод, по которому поступал охлажденный кислород, покрылся белым инеем.
Как-то все удалось в тот день - 25 ноября. Залиты кислород и спирт, заполнен бак со сжатым воздухом, опробован двигатель.
По местам!
Для зрителей места - за деревьями, метрах в пятидесяти, для пусковой команды - в блиндаже, в трех шагах от пусковой установки. Подходим к остаткам бетонного блиндажа. За его стенами укрывалась пусковая команда. Ракета соединялась с ними только тремя нитями: крученой веревкой - от кранов со спиртом и жидким кислородом, шнуром электрозажигания и проволокой-рычагом - от воздушного бака. Рычаг, веревка, шнур повисли между установкой и смотровым окном блиндажа. В него были видны не только ракета, но и манометр, вделанный в ее корпус.
У каждого свои обязанности. Руководитель запуска держал в руках секундомер, один механик - конец рычага и веревки, другой - ручку магнето. Пусковой кнопки не было. Ее заменяла ручка магнето, которой давали искру зажигания.
Открыты краны кислорода и спирта. Стрелка манометра поползла к цифре 25.
- Контакт!
Отчаянно вращается ручка магнето. Искра!
Темный блиндаж озарило светом. Ужасом наполнились глаза механика, открывавшего кран. Он увидел, что узел на конце его веревки застрял в щели смотрового окна. Ракета была на привязи.
Но узел оборвался, веревку разорвало, ракета освободилась от пут... Это была первая преграда, разорванная ракетой так же легко, как через двадцать четыре года - цепи земного притяжения.
Что было потом, никто не помнит. Радость, восторг, ликование. В дверях блиндажа случилась пробка: все ринулись к выходу - смотреть летящую ракету.
Вслед за ракетой в небо полетели шапки тех, кто наблюдал старт "ГИРД-Х" на опушке леса.
Растаял в небе огненный след "ГИРД-Х". Но на земле остался след, напоминающий о днях запуска первых ракет.
Там, где стояла пусковая установка, мы установили памятный столб. Люди отметят ракетодром №1 навечно. А пока на доске пишем слова:
"На этом месте в 1933 году
были запущены
первые советские ракеты
"09" и "ГИРД-Х".
Я фотографирую на память лесную опушку, блиндаж, пионеров космонавтики, памятный столб - первый верстовой столб на бесконечном пути во Вселенную!
ВСЛЕД ЗА ВЗРЫВОМ
Сапер, говорят, ошибается один раз. Взрывнику тоже лучше не ошибаться, особенно когда он берет в забой двадцать килограммов аммонита и пятьдесят дистанционных взрывателей. Это обычная норма для одного взрыва, которые гремят в недрах Москвы вот уже свыше сорока лет, с того времени, как началось сооружение Московского метрополитена.
Взрывы эти не регистрируются сейсмическими приборами, и никто из москвичей их не слышит, но проходчики отмечают ими каждый свой шаг вперед. Один взрыв - метр движения.
Можно сказать, Метрострой продвигается в толще недр на гребне взрывной волны.
Ее раскаты можно услышать в любой шахте, где прокладываются туннели глубокого заложения. На каждом рудном дворе, не ближе чем в 20 метрах от шахтной клети, можно, если внимательно посмотреть, увидеть дверь, куда имеют право входить лишь немногие из работающих под землей.
Спустившись в ствол шахты на Пионерских прудах, там, где прокладывалась линия метро между Пушкинской площадью и Красной Пресней, я вскоре оказался перед железной дверью склада взрывчатых веществ, или, как его тут называют, взрывсклада, - самого сухого, самого светлого и самого чистого помещения, построенного с учетом всех мер безопасности и всех правил хранения опасного. Его, кстати, тоже построили с помощью аммонита, проложив под землей длинный туннель, своей конфигурацией напоминающий букву Г.
Склад сделан длинным, как коридор, чтобы ослабить шальную взрывчатую волну: из отсека, где хранятся ящики с аммонитом, она попадет в отбойную камеру, бетонную западню. На стены пошел крепчайший бетон марки "400". Все тут сделано на совесть, так, чтобы склад пригодился будущим поколениям метростроевцев. Им тоже не обойтись без силы управляемого взрыва, ставшей незаменимой под землей.
А сила эта столь велика, что позволяет разрушать миллионы тонн известняка любой категории прочности, заменяет труд тысяч рабочих и облегчает нелегкое дело - прохождение в земной тверди.
- Московский Метрострой ежегодно расходует 120-130 тонн аммонита, сообщил мне начальник буровзрывных работ Метростроя.
В самом дальнем углу взрывсклада хранятся деревянные ящики с надписью: "Аммонит патронированный для подземных и открытых работ".
Я пришел как раз к тому часу, когда кладовщик, бывший старший взрывник Владимир Иванович Леонов, выдавал порцию взрывчатки своему давнему товарищу Алексею Тихоновичу Федосову, готовящемуся к выходу в забой. Его брезентовую сумку заполнили патроны, завернутые в красную бумагу. Желтоватая масса крупинок в них не теряет своей силы даже в воде, которая под землей всюду, кроме взрывсклада.
В другом отсеке склада хранятся взрыватели. С ними надо быть особенно осторожным. Поэтому, получив для работы тонкие, как карандаш, латунные стержни-детонаторы, взрывники уходят с ними в другой отсек - зарядную камеру. Здесь два стола. На одном в минуты отдыха стучат костями домино.
Другой стол покрыт резиной: никто по ней не стучит, а, наоборот, тут плавно и легко проверяют калибр электродетонаторов. В крышке стола есть отверстие, а под ним - ящик с песком. Вот в него и опускают взрыватели, чтобы проверить их сопротивление. Их на одну серию взрывов идет пятьдесят. Работа эта несложная, но делать ее можно только на совесть. Если взрыватель не сработает, значит, в забое может случиться такой сюрприз, за который не говорят спасибо.
- Каждый стерженек - это мина, которая срабатывает или мгновенно, или с нужным интервалом, что на воде, что на воздухе. Хорошо рвется, - говорит взрывник, начинавший свою службу в те годы, когда еще применяли для этого бикфордовы шнуры, доставлявшие много хлопот. Остерегаться его нужно было, как огня, и ретироваться подальше, когда он поджигался. Да и вода нередко тушила огонь.
Сейчас ничего поджигать не надо. Все осуществляется с помощью электрического заряда, дистанционно. Федосов - взрывник шестого разряда, четверть века работает под землей, а начинал еще на "Киевской" кольцевой.
Последний электродетонатор проверен, все сосчитано, все концы соединены, чтобы уберечь их от блуждающих токов, все уложено в брезентовую сумку. В руки берется рогатка с проводом и электрическая машинка, генератор импульса. С такой нелегкой ношей взрывник выходит в забой, получив от начальника смены задание на взрыв в левом перегоне шахты №835.
Идем почти километр по круглому туннелю, облицованному бетонными плитами, ведущему в сторону Пушкинской площади. Под ногами хлюпает вода. Когда-то тут хозяйничало древнее море, оно оставило после себя известняки четвертой категории прочности. Куски белых глыб, груженные в вагонетки, вывозят нам навстречу.
Все, кто есть в забое, покидают его, уступая дорогу взрывникам. Для них тут уже все готово. Два часа проходчики бурили 50 глубоких отверстий. В них свободно проходит метровая деревянная палка. Она-то и помогает просунуть патрон в толщу известняка, отливающего на свету голубоватым цветом. Почти вплотную упирается в известняк укладчик блоков с поднятой железной рукой - эректором. Эта махина защищена железными листами от взрывной волны.
Тихо в забое. Взрывники работают молча. Один изготовляет боевик, заталкивая в патрон детонатор, другой набивает патронами шпуры, пробуренные по всей площади круга. Силы особой для этого не надо, но, взяв в руки боевик, нельзя уронить его, оставить под ногами.
Когда все 50 отверстий заполнены, концы детонаторов, как у лампочек на елке, последовательно соединяют в одну цепь, оставляя свободными всего два конца. Вот тогда взрывник командует:
- Пошли!
Теперь из забоя уходят все.
Федосов разматывает и тащит за собой длинный провод. В последний раз дает оглушительный свисток, оповещая о предстоящем взрыве. Все укрываются в безопасной зоне: камни при взрыве летят на 200 метров.
...Пора взять в руки взрывную машинку и крутануть ручку. Замигавшая лампочка - знак того, что можно нажимать кнопку. В то же мгновение по туннелю прокатывается ударная волна, и уши закладывает от канонады. Слышен треск мельчайших камешков, пулями пролетающих в вентиляционной трубе. Запахло взрывчаткой, загудела вентиляция, отсасывая пыль и газы. Заряды подрывались не сразу, а один за другим, словно во время артиллерийского салюта.
Когда мы снова подходим к забою, путь к стене преграждает гора больших и малых камней - 60 тонн породы ожидают теперь погрузки.
Сюда уже спешат поезда с порожними вагонетками. Облегчивший свою сумку взрывник возвращается на взрывсклад, он выполнил свою работу. Навстречу ему идут в забой проходчики.
ПОСЛЕДНИЙ ПЛОТ НЕГЛИНКИ
- Гуляли мы на плоту от Александровского сада до устья Неглинки, сказал мне Алексей Прокофьевич Ивлев, старый капитан московских подземных рек. Сказал так и пожалел, что сказал мне. Начиная с плохой погоды, кончая техникой безопасности - все было против повторения поездки на плоту. Пришлось убеждать мастера: "На дно Баренцева моря спускался".
Мастер ничего не ответил на это, а велел ждать погоды.
Как всякое водное путешествие, поездка по Неглинке зависит от погоды. Мы запрокидывали головы, смотрели в небо. Нас страшил ливень, как летчиков гроза. В проливной дождь уровень реки стремительно поднимается, и тому, кто не успеет быстро выбраться из подземного русла, - крышка.
Ее можно увидеть на мостовой - круглую железную заслонку на пути к подземной реке Неглинке, текущей по огромным трубам от Марьиной рощи до Большого Каменного моста.
Если вы все же хотите посмотреть реку, приходите на Большой Каменный мост. С его высоты увидите, как клубится волной Неглинка, впадающая в Москву через арку, прорубленную в гранитных камнях Кремлевской набережной.
Берега обеих рек одели в каменные одежды, одну из них упрятали под землю. Но ничего не в силах помешать их слиянию, превращению малого в большое: притока - в реку, реки - в море, моря - в океан.
Глядя, как исподтишка разливается мутными кругами по Москве-реке посеревшая Неглинка, трудно представить, что каких-то двести с лишним лет назад, а точнее 28 июля 1728 года, было, как гласят документы, "отпущено в Лефортовский императорский дом из Неглинских прудов к столовому кушанию живой рыбы, а именно: стерлядей ушных 6 по 8 вершков, окуней 20, плотиц 20".
В Москве давно забыли о стерляди из Неглинки, о ее прудах, нанизанных по руслу там, где сейчас цветет Александровский сад, о плотинах и мельницах, долго махавших своими крыльями над болотистыми берегами. Забыли и о самой реке, отдавшей свое название улице Неглинной. Только в дни больших ливней дает о себе знать покоренная река, переполняя трубу, вырываясь бушующими потоками из колодцев, заливая Трубную площадь.
Но в любую погоду, каждый день о Неглинке думают несколько работников во главе с Ивлевым, которым Москва отдала на попечение реку.
Наступил срок спускаться под землю в реку. Автобус, груженный шпалами, ломами, топорами, водолазными костюмами, отправился к Кремлю и остановился у входа в Александровский сад, напротив железной решетки. Рядом на асфальте красовалась старинная тяжелая плита.
Если круглые колодцы - дверь в подземную реку, то широкая плита ворота в подземное хозяйство, царство Неглинки. У него свои законы, свои границы, свои правители. Один из них поднимает рычагом плиту, и, раньше чем глаза освоились с темнотой подземелья, я услышал шум воды.