Страница:
Наша танковая группа проследовала в заданный район.
Откуда появились фашистские мотоциклисты, я до сих пор не знаю, да и задумываться над таким случаем не считаю необходимым.
В операции участвовало 17 танков, взвод мотоциклистов. Я был тогда представителем штаба, старшим лейтенантом. Для связи с нашей танковой частью и штабом Западного боевого участка мне выделили радиостанцию, оборудованную на штабном автобусе".
Вот такой источник утверждает про бой у Химок утром 16 октября.
Что еще пишут?
Москвичка З. Борисова:
"Утром того дня вдруг заговорило радио (черная тарелка). Без всякого представления кто-то сообщил, что Москва находится в угрожающем положении, и поэтому предлагается уезжать или уходить из города кто как может. Единственная дорога свободная - шоссе Энтузиастов, железная дорога Ярославская. Предлагалось получить двухнедельное пособие на службе. И все. Кто говорил, от чьего имени, так и осталось неизвестным.
Получила я тогда деньги, трудовую книжку. Домой шла в отчаянии.
В Столешниковом переулке было много людей. Все продавали замечательные книги, антикварные вещи и драгоценности. Никто ничего не покупал даже за бесценок. А в "китайском" магазине на Кировской улице давали конфеты, шоколад, печенье без карточек. Зашла я на почтамт, чтобы узнать, нельзя ли отправить посылку, но там никого не было. Уехала из Москвы на попутном грузовике по шоссе Энтузиастов, забитому народом".
"В ту же ночь, - пишет ветеран войны Ф. Курлат, - нас, второй батальон полка ОМСБОН, срочно вызвали в Москву. Хорошо помню тот день, в моем архиве сохранилось стихотворение, которое посылаю вам, так как оно созвучно той правде, о которой впервые пишете, спасибо за это "Московской правде".
16 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
Черный пепел солнце заслонил,
в небе кружит, на асфальт ложится,
Кто-то, видно, для себя решил,
что ясна уже судьба столицы!..
Кто-то спешно бросил кабинет
и умчался по восточной трассе.
Кто-то, ловко улучив момент,
"брал товар" без продавцов и кассы...
Но - усилен боевой патруль,
спешно ремонтируются танки,
и пунктир трассирующих пуль
встретил "юнкерсов" над Якиманкой.
Но - опять, как в первый день войны,
шла осада райвоенкоматов.
И в ответ на: "Рано!", "Не годны!"
вновь настойчиво звучало: "Надо!"
Взяли в руки женщины Москвы,
как винтовки, - тяжкие лопаты,
чтоб противотанковые рвы
встали на пути врага преградой!
...Кто пережил этот горький день,
знает, что и он был не напрасным:
каждого, как зоркий луч-рентген,
просветил он - до предела ясно!"
Западный фронт больше врагу прорвать не удалось. Хотя эвакуация продолжалась, вечером 19 октября, как мы знаем, в опустевшем Кремле состоялось историческое заседание Государственного Комитета Обороны.
Тогда было принято новое постановление ГКО - о введении в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения, вывешенное по всему городу: на тумбах, стенах домов. Его ни от кого не скрывали. Оно исходило из иной оценки реальности и, по сути, перечеркивало прежнее постановление, основанное на мысли о безнадежном, катастрофическом положении Москвы, то постановление, что предписывало, в частности, покинуть столицу товарищу Сталину на следующий день...
То был день 16 октября.
Далее перед нами - письмо майора А. Рыбина:
"В связи со статьей Льва Колодного считаю своим долгом уточнить некоторые факты и сообщить дополнительные сведения, касающиеся 16 октября 1941 года в Москве. С первых дней Великой Отечественной войны я был военным комендантом Большого театра СССР и являлся свидетелем и участником трех тревожных дней.
Что же способствовало возникновению непорядков в Москве? Вот что вспоминает бывший первый секретарь Свердловского РК ВКП(б) Москвы Илья Новиков: "В ночь с 15 на 16 октября 1941 года нас, первых секретарей московских райкомов партии, собрал Л. Берия в здании НКВД и в присутствии первого секретаря МК и МГК ВКП(б) А. Щербакова заявил: "Связь с фронтом прервана. Оставьте в районе по 500 человек актива для защиты Москвы. Стариков и детей сегодня ночью эвакуируйте из Москвы. Утром раздайте все продукты из магазинов населению, чтобы не достались врагу". После скоротечного совещания у Берии мы возвратились в районы и начали раздавать продукты из магазинов населению. Вследствие этого в столице возникли непорядки".
Где был в ту ночь Сталин? Рассказывает его личный шофер П. Митрюхин: "Вечером 15 октября Сталин собрался поехать на ближнюю дачу. Генерал В. Румянцев начал его убеждать в обратном, под предлогом того, что ведется демонтаж дачи. Однако Сталин сказал: "Едем на дачу". Он сел в машину и в сопровождении И. Хрусталева, В. Тукова, В. Круташева, Н. Кириллина выехал на "Зеленую". Подъехал к воротам, они закрыты. Навстречу выбежал пом. коменданта дачи И. Орлов и сообщил: "Товарищ Сталин, дача по указанию генерал В. Румянцева заминирована".
Верховный посмотрел на Орлова, кашлянул и сказал: "Подготовьте мне маленький домик, в нем я буду работать всю ночь. Дачу немедленно разминируйте".
Утром 16 октября Сталин проехал по улицам столицы и своими глазами увидел, как народ тащил из магазинов мясо, муку, колбасу и другие продукты.
"Заехав в Кремль, - рассказывает Н. Кириллин, - Сталин провел очень короткое совещание, на котором присутствовали Л. Берия, А. Щербаков и оказавшийся там А. Шахурин. Сталин несколько пожурил за непорядок в столице и предложил А. Щербакову выступить по радио, вселить уверенность в победу".
Ночью 16 октября по указанию Л. Берии и Г. Маленкова был заминирован Большой театр СССР. Одновременно заминировали сталинскую дачу в Семеновском. Вспоминает бывший комендант дачи С. Соловьев:
"Немцы подходили к даче. Мне предъявил ультиматум полковник от командующего 49-й армии генерала И. Захаркина - освободить дачу под штаб. Звоню в Москву своему шефу, генералу, спрашиваю, что делать, враг подходит. Взорвать дачу? Отвечает: "Взорвешь раньше - расстреляем. Оставишь немцам в целости - повесим. Решайте сами по обстановке". К счастью, немецкие войска не дошли до дачи. 49-я армия согласно приказу Верховного осталась на занимаемых позициях и 6 декабря пошла в наступление.
В 2 часа ночи 16 октября полковник Груздев приказал мне закрыть подъездные пути к железнодорожному тупику за Крестьянской заставой. Это означало установить посты и взять под контроль окружение тупика. Перед нами раскинулось множество железнодорожных путей, которые шли от Курского вокзала к тупику. Этот железнодорожный тупик использовался как дровяной и строительный склады. Он был огорожен глухим забором. Как оказалось, там стоял спецпоезд, предназначенный для отправки в Куйбышев Верховного Главнокомандующего. Там, в разное время, у спецпоезда я увидел знакомых мне коллег по работе у товарища Сталина: П. Лозтачева, И. Хрусталева, С. Афанасьева, Н. Альтшулера, В. Тукова, П. Шитоха, В. Круташева, А. Белехова, С. Кашеварова, Е. Жеребятьева, К. Ишметова, шофера разъездной машины М. Гагача. Днем 16 октября немцы произвели налет на тупик, сбросили две авиабомбы мелкого калибра и обстреляли вагоны из пулемета. Две пули попали в вагон, ранив проводника выбитыми оконными стеклами. Укрывались в это время кто где. Например, И. Хрусталев, С. Афанасьев в цементной трубе крупного диаметра".
Однако Сталин там не появлялся ни 16-го, ни в последующие дни октября. Вспоминает С. Соловов: "Я уже кое-что перевез из вещей с дачи в вагон спецпоезда. Сталин увидел мои хлопоты, спросил: "Что за перевозка?" Я ответил: "Товарищ Сталин, готовимся к эвакуации в Куйбышев". Сталин: "Никакой эвакуации, остаемся здесь до победы".
Рассказывает полковник в отставке Н. Кириллин:
"16 октября днем мы с Н. Сусловым (сотрудник для поручений Л. Кагановича) поехали посмотреть готовность спецпоезда. Возвратились в Кремль. Смотрю, Л. Каганович выходит от Верховного и на высокой ноте зовет Суслова. Тот подбежал. Л. Каганович: "Сталин сейчас дал мне нагоняй, уберите спецпоезд".
С утра 16 октября 1941 года командование Управления охраны НКВД приказало установить автоматчиков для охраны четырех самолетов Ставки Верховного Главнокомандования на аэродроме имени Фрунзе, в том числе у самолета "дуглас" Сталина. В условиях налетов вражеской авиации автоматчики Ю. Корольков, А. Сусанин, А. Жуков, П. Писеев надежно несли охрану самолетов, а я, как разводящий, производил смену постов. Сталин в период обороны Москвы на аэродроме не появлялся".
Из воспоминаний сотрудника личной охраны Сталина С. Кашеварова:
"В эти дни мне посчастливилось стоять в Кремле у кабинета Сталина. Непрерывно к нему проходили военачальники Г. Жуков, А. Василевский, адмирал Н. Кузнецов и другие. В эти дни был прорван под Вязьмой наш фронт. Но Сталин вел себя спокойно, нервозности не проявлял, и это весьма благотворно сказывалось на его окружении. В Кремле функционировали только Спасские ворота, остальные были забаррикадированы толстыми тяжелыми бревнами. Командовал кремлевской охраной богатырского телосложения генерал Н. Шпигов, который нередко бывал у Верховного и получал от него указания по ряду вопросов гарнизона Кремля.
Ближайшие люди из охраны Сталина, генералы Р. Власик, В. Румянцев, полковники А. Раков, С. Кузьмичев, постоянно находились в Кремле, а без них выезд Сталина на вокзал или аэродром полностью исключался".
Рассказывает сотрудник для поручений Сталина подполковник М. Старостин: "Всех нас ночью вызвал Сталин и заявил: "Из Москвы я не поеду, и вы все остаетесь со мной". Из воспоминаний старшей сестры-хозяйки В. Истоминой: "Однажды меня вызвал к столу Сталин. там сидели некоторые члены Политбюро, Сталин как бы шутя спросил меня: "Валентина Васильевна, вы собираетесь эвакуироваться?" Я ответила, что Москва - наш родной дом, ее надо защищать до последнего. Сталин повернулся к А. Щербакову и заметил ему: "Видите, как москвичи думают".
Берия с Маленковым подготовили для Сталина в Куйбышеве дом, комендантом которого был назначен подполковник Мосжухин. Начальник правительственной охраны генерал Н. Власик переправил в Куйбышев личную библиотеку Сталина. Когда Верховный узнал об этом, сразу отреагировал: "Этого делать не следовало. Из Москвы я не поеду".
Вспоминает личный шофер Сталина А. Кривченко: "Как-то в эти дни едем в машине, зашел разговор об обороне столицы. Сталин, завершая разговор, резюмировал: "Остаюсь в Москве с русским народом". Продолжает И. Орлов: "Сталин в это время проживал и работал в Кремле и на ближней даче. Надо сказать, что укрытие на даче было подготовлено только 7 марта 1942 года". В этой связи вспоминал бывший комендант Московского Кремля генерал-лейтенант И. Спиридонов: "Я первый предложил правительству создать в Кремле бомбоубежище. Однако В. Молотов всячески этому препятствовал и говорил, что это преждевременное и ненужное мероприятие. В действительности это укрытие способствовало бы бесперебойной работе правительства в условиях ежедневных налетов вражеской авиации на Москву. В общей сложности на территорию Кремля было сброшено немецкими летчиками до 15 авиабомб, которые причинили немалый материальный ущерб, а главное - понесены в результате бомбежки большие человеческие жертвы".
С 1975 года я возглавляю комиссию по организации встреч участников фронтовых артистических бригад Большого театра СССР. На одну из таких встреч, 11 ноября 1976 года, мы пригласили бывшего командующего МВО и Московской зоны обороны генерал-полковника П. А. Артемьева и попросили его обрисовать положение Москвы в октябре - ноябре 1941 года. Вот что Павел Артемьевич рассказал тогда: "Не скрою, у нас были колебания: устоит ли Москва? Но железная, настойчивая, порой жестокая воля Сталина наводила повсюду порядок и вселяла уверенность в победе. Мы отдаем должное Г. К. Жукову в защите Москвы, но и он на некоторое время растерялся. Когда враг полуокружал Москву, Г.К. Жуков попросил Верховного перевести свой штаб из Перхушкова в Москву, на Белорусский вокзал. Сталин ему ответил: "Если вы попятитесь до Белорусского вокзала, то я в Перхушкове займу ваше место". Больше Жуков по этому вопросу к Верховному не обращался. Вследствие создавшихся непорядков началось массовое бегство из Москвы. Бежали в основном лица из среднего руководящего состава на машинах, нагруженных продуктами. Тогда я дал указание поставить заслоны на всех дорогах из Москвы. Так удалось остановить это бегство".
Генерал-лейтенант В. Румянцев, близкий к Сталину человек, рассказывал: "В критический момент обороны Москвы я и полковник авиации А. Голованов находились в кабинете Сталина. В это время раздался звонок из "ВЧ" армейского комиссара Н. Степанова. Между ними состоялся такой разговор. Степанов: "Товарищ Сталин, разрешите нам перевести штаб ВВС Западного фронта за восточную окраину Москвы?" Пауза. Сталин: "У вас есть лопаты?" Степанов: "Какие нужны лопаты?" Сталин: "Все равно, какие найдутся". Степанов: "Найдем лопаты". Сталин: "Товарищ Степанов, дайте каждому вашему товарищу по лопате в руки, пусть роют себе братскую могилу. Вы останетесь в Перхушкове, а я в Москве. Отступления не будет. Только вперед".
Г. К. Жуков в своей книге "Воспоминания и размышления" писал: "Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я отвечаю: битва за Москву. Сталин своей жестокой требовательностью добивался, можно сказать, почти невозможного".
А. Рыбин,
бывший военный комендант ГАБТа СССР,
майор в отставке".
Письмо А. Рыбина комментирует ученый:
"Письмо А. Рыбина представляет несомненный интерес как свидетельство одного из участников событий, происходивших в дни обороны Москвы 15-16 октября 1941 года. Свое основное утверждение - "Москву сдавать не собирались" - автор попытался подкрепить рядом воспоминаний бывших сотрудников охраны И. Сталина, личных шоферов последнего, старшей сестры-хозяйки из обслуживающего персонала и других.
Сталин выглядит у А. Рыбина как человек спокойный, уравновешенный, благотворно влиявший на всех окружающих, пожалуй, больше всех уверенный, что враг не пройдет в Москву, и поэтому не собиравшийся ее оставлять.
Однако при внимательном чтении письма нетрудно убедиться, что приводимые в нем отдельные факты как раз говорят и об обратном. Даже малосведущий читатель может усомниться в том, что широкие эвакуационные мероприятия в столице, раздача продуктов "из магазинов населению, чтобы не достались врагу", минирование сталинских дач ("Зеленой" и в Семеновском), да и Большого театра, подготовка спецэвакопоезда и т.п., - что все это проходило помимо Верховного, исключительно по инициативе окружения Сталина и без какого-либо согласования с ним.
Между тем документальные источники говорят о том, что положение советской столицы к середине октября 1941 года было чрезвычайно серьезным и опасным и твердой уверенности у Сталина в ее неприступности, конечно, не было.
12 октября ГКО принял постановление о создании вокруг столицы Московской зоны обороны, состоявшей из двух оборонительных рубежей. На это заседание ГКО были приглашены секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б) А.С. Щербаков, председатель исполкома Моссовета В.П. Пронин и другие работники советского и партийного аппаратов.
На следующий день состоялось собрание актива Московской городской партийной организации, на котором с докладом "О текущем моменте" выступил А.С. Щербаков. Сообщив, что за истекшую неделю военное положение ухудшилось, он остановился на практических мероприятиях, которые в сложившейся обстановке должны были провести коммунисты столицы. Перед лицом возросшей опасности все коммунисты, комсомольцы и все трудящиеся Москвы мобилизовывались на ее защиту.
Между тем с 13 октября упорные и ожесточенные бои развернулись уже на Волоколамском, Можайском, Малоярославецком и Калужском направлениях.
15 октября ГКО выносит постановление "Об эвакуации столицы СССР г. Москвы". Текст этого документа был обнаружен мною в одном из архивов более четверти века назад. В нем говорилось:
"Ввиду неблагоприятного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС - т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД - т. Берия организует их охрану).
2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем Председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позже, смотря по обстановке).
3. Немедленно эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба - в г. Арзамас.
4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД т. Берии и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)".
Чтобы иметь четкое представление о том, собирались или нет сдавать Москву, обратимся также к воспоминаниям А. И. Микояна, который так описывает ту критическую обстановку:
"15 октября в 8 часов утра вдруг меня будит сотрудник охраны и сообщает, что Сталин просит в 9 часов зайти к нему... Как я помню, вместе со мной пришли В.М. Молотов, Г.М. Маленков, Л. П. Берия, Н. А. Вознесенский, А.С. Щербаков, Л.М. Каганович. Сталин внешне держался спокойно. Коротко изложил обстановку, сказал при этом, что до подхода наших войск немцы попытаются раньше подбросить свои резервы и фронт под Москвой может быть прорван. Он предложил срочно, сегодня же, эвакуировать правительство и важнейшие учреждения, видных политических и государственный деятелей, подготовить город на случай прорыва фронта противником и вторжения его в Москву. Сталин приказал заминировать важнейшие машиностроительные заводы и другие предприятия, которые в случае занятия столицы могут быть использованы неприятелем для военных нужд и производства боеприпасов... Кроме того, он приказал командующему войсками Московского военного округа генералу П. А. Артемьеву, солидному, серьезному человеку, подготовить план обороны столицы, имея в виду удержать если не весь город, то хотя бы большую часть до подхода главных резервов из Сибири и с Дальнего Востока. Это даст возможность организовать контрнаступление и изгнать немцев из-под Москвы.
Сталин сказал, что правительство надо эвакуировать в Куйбышев, туда же направить иностранные посольства, а наркоматы - в другие города. Молотову и мне было предложено срочно вызвать всех наркомов и объяснить им, что необходимо срочно, в течение суток, организовать эвакуацию всех наркоматов.
Тут же я пошел в комнату Поскребышева и позвонил управляющему делами Совнаркома Чадаеву, чтобы он срочно вызвал наркомов по неотложному вопросу.
Сталин предложил всем членам Политбюро и ГКО выехать сегодня же, "а я выеду завтра утром", - сказал он.
Я по своей вспыльчивости спросил: "Почему ты можешь ехать завтра, а мы должны сегодня? Мы тоже можем поехать завтра. Вот, например, Щербаков и Берия должны покинуть город последними". Далее я сказал: "Мне тоже нечего сегодня ехать, я останусь и завтра вместе с тобой поеду". Другие молчали. Вообще постановка этого вопроса была так неожиданна, что не вызвала даже споров...
Через несколько часов я зашел к Сталину в кабинет. Там был Молотов. На столе лежала рельефная карта западной части Москвы, включая Бородинский мост через Москву-реку, где были обозначены оборонительные рубежи. Молотов указкой показал Сталину, как будут отходить войска..."
16 октября в газете "Правда" была напечатана статья "Враг продолжает наступать - все силы на отпор врагу". В этот день, когда осуществлялась массовая эвакуация населения, московских предприятий и учреждений, в городе возникла довольно сложная и напряженная обстановка. Преступные элементы попытались использовать ее для грабежей и нарушения общественного порядка. Но их действия, как и отдельные проявления паники, были решительно пресечены. "Жители Москвы дали достойный отпор пособникам врага паникерам", - вспоминал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Растерянность проявила лишь небольшая часть жителей. Подавляющее же большинство москвичей было убеждено, что враг не пройдет в Москву. И они удваивали свои усилия, чтобы увеличить выпуск продукции, необходимой для фронта, шли в партийные комитеты и военкоматы с требованием направить их на передовые рубежи защитников столицы. Повсеместно продолжалось создание коммунистических батальонов, которые позднее стали называться рабочими.
Еще в ночь с 15 на 16 октября в Красном зале Моссовета были собраны командиры и комиссары добровольческих подразделений. Здесь им зачитали приказ о переходе батальонов на боевые позиции на ближних подступах к столице. Он требовал превратить город в неприступную для врага крепость. К 16 октября формирование рабочих батальонов во всех районах Москвы в основном завершилось, и они заняли наиболее важные рубежи обороны.
Боевым призывом для патриотов-москвичей стали обращенные к ним слова Московского комитета партии: "Коммунисты и комсомольцы - бойцы рабочих батальонов! Ваше место в авангарде борьбы. Ваше место там, где наиболее сложна обстановка, где наиболее серьезное положение. Своим личным примером увлекайте остальных бойцов на решительный бой и ратный подвиг во имя великого и благородного дела защиты Москвы".
Таковы исторические факты. Невероятным напряжением всех сил Москва выстояла в октябрьские дни 1941 года. Однако реальная угроза захвата ее противником была еще весьма велика. Защитников советской столицы ожидали новые тяжелые бои и сражения, в ходе которых требовалось не только выстоять, но и разгромить врага на полях Подмосковья.
Г. Куманев,
доктор исторических наук, профессор".
ЭТО БЫЛО НА "МАЯКОВСКОЙ"
По традиции они происходят в дни октябрьского праздника торжественное заседание Моссовета и парад на Красной площади.
Традиция не была нарушена и тогда, когда у стен города шла битва. Радио Москвы в те дни слушал весь мир, все народы, чья судьба решалась на полях Подмосковья. Среди военных маршей, сводок Совинформбюро вдруг прозвучала весть о праздновании 24-й годовщины Октября. Какое неожиданное и волнующее известие из осажденного города! Уже в тот вечер, 6 ноября 1941 года, современники оценили происшедшее событие как историческое. Не требовалось время, чтобы понять: такого еще не бывало, такое не забудется никогда!
"Мы все запомним в этот исторический вечер, - писала газета "Известия", - и длинный ряд матовых люстр, освещающих зал, и настороженную, притихшую массу, устремленную вперед к трибуне, полной мирных цветов..."
Скупы и по-фронтовому кратки заметки репортеров из зала заседания они торопились дать отчеты в номер. Они не могли тогда, в условиях военного времени, многое сказать. Место проведения заседания не называлось.
Годы летят. Всякий раз, когда наступает очередная годовщина Октября, мы вновь вспоминаем ту из них, что отмечалась так необычно в 41-м. Поэтому мне хочется дополнить написанный в дни войны репортаж с торжественного заседания Московского Совета.
...Во время одного из докладов Верховному Главнокомандующему Сталину о готовности Москвы к обороне командующий Московским военным округом генерал П. Артемьев вдруг неожиданно получил устный приказ - провести парад войск гарнизона на Красной площади. Ошеломленный приказом генерал спросил:
- На какой час назначить парад?
- Решите сами. 6 ноября состоится тожественное заседание, посвященное 24-й годовщине Октябрьской революции. После заседания доложите мне, ответил Сталин.
Город привык к воздушным тревогам. Заводы не прекращали работы под бомбежками. Но как праздновать под бомбами? Большой театр, где проходили в мирные дни торжественные заседания Московского Совета, опустел. Труппа эвакуировалась в Куйбышев. В вестибюле театра зияла огромная воронка от фугасной бомбы. Стена между знаменитой колоннадой и вестибюлем треснула, у края воронки белели обломки скульптуры.
Бомбы падали на территорию Кремля, одна из них попала в Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца, но не разорвалась...
Были в Москве дворцы, которым не угрожали никакие бомбы. Они находились глубоко под землей. Это станции метро. О них зашла речь, когда члены Государственного Комитета Обороны обсуждали вопрос, где проводить заседание.
- В ночь с 4 на 5 ноября на командный пункт метрополитена поступил приказ, - вспоминает бывший начальник московского метро И. Новиков, - в течение часа дать сведения о трех станциях глубокого заложения с большими площадями среднего зала.
Планы имели на командном пункте под рукой. Но и без них на КП могли охарактеризовать все станции. Ведь прежде чем начать эксплуатировать, руководители их строили. Были названы три станции - "Площадь Свердлова", "Динамо" и "Маяковская".
Выбор пал на "Маяковскую". Она самая большая. И красивая. Ее макетом восхищались посетители Международной выставки в Нью-Йорке, она являлась одним из архитектурных шедевров. Тридцать пять мозаичных картин станции выполнены по эскизам известного художника А. Дейнеки. У станции в дни войны было еще одно преимущество: на ней находился узел связи.
Откуда появились фашистские мотоциклисты, я до сих пор не знаю, да и задумываться над таким случаем не считаю необходимым.
В операции участвовало 17 танков, взвод мотоциклистов. Я был тогда представителем штаба, старшим лейтенантом. Для связи с нашей танковой частью и штабом Западного боевого участка мне выделили радиостанцию, оборудованную на штабном автобусе".
Вот такой источник утверждает про бой у Химок утром 16 октября.
Что еще пишут?
Москвичка З. Борисова:
"Утром того дня вдруг заговорило радио (черная тарелка). Без всякого представления кто-то сообщил, что Москва находится в угрожающем положении, и поэтому предлагается уезжать или уходить из города кто как может. Единственная дорога свободная - шоссе Энтузиастов, железная дорога Ярославская. Предлагалось получить двухнедельное пособие на службе. И все. Кто говорил, от чьего имени, так и осталось неизвестным.
Получила я тогда деньги, трудовую книжку. Домой шла в отчаянии.
В Столешниковом переулке было много людей. Все продавали замечательные книги, антикварные вещи и драгоценности. Никто ничего не покупал даже за бесценок. А в "китайском" магазине на Кировской улице давали конфеты, шоколад, печенье без карточек. Зашла я на почтамт, чтобы узнать, нельзя ли отправить посылку, но там никого не было. Уехала из Москвы на попутном грузовике по шоссе Энтузиастов, забитому народом".
"В ту же ночь, - пишет ветеран войны Ф. Курлат, - нас, второй батальон полка ОМСБОН, срочно вызвали в Москву. Хорошо помню тот день, в моем архиве сохранилось стихотворение, которое посылаю вам, так как оно созвучно той правде, о которой впервые пишете, спасибо за это "Московской правде".
16 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
Черный пепел солнце заслонил,
в небе кружит, на асфальт ложится,
Кто-то, видно, для себя решил,
что ясна уже судьба столицы!..
Кто-то спешно бросил кабинет
и умчался по восточной трассе.
Кто-то, ловко улучив момент,
"брал товар" без продавцов и кассы...
Но - усилен боевой патруль,
спешно ремонтируются танки,
и пунктир трассирующих пуль
встретил "юнкерсов" над Якиманкой.
Но - опять, как в первый день войны,
шла осада райвоенкоматов.
И в ответ на: "Рано!", "Не годны!"
вновь настойчиво звучало: "Надо!"
Взяли в руки женщины Москвы,
как винтовки, - тяжкие лопаты,
чтоб противотанковые рвы
встали на пути врага преградой!
...Кто пережил этот горький день,
знает, что и он был не напрасным:
каждого, как зоркий луч-рентген,
просветил он - до предела ясно!"
Западный фронт больше врагу прорвать не удалось. Хотя эвакуация продолжалась, вечером 19 октября, как мы знаем, в опустевшем Кремле состоялось историческое заседание Государственного Комитета Обороны.
Тогда было принято новое постановление ГКО - о введении в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения, вывешенное по всему городу: на тумбах, стенах домов. Его ни от кого не скрывали. Оно исходило из иной оценки реальности и, по сути, перечеркивало прежнее постановление, основанное на мысли о безнадежном, катастрофическом положении Москвы, то постановление, что предписывало, в частности, покинуть столицу товарищу Сталину на следующий день...
То был день 16 октября.
Далее перед нами - письмо майора А. Рыбина:
"В связи со статьей Льва Колодного считаю своим долгом уточнить некоторые факты и сообщить дополнительные сведения, касающиеся 16 октября 1941 года в Москве. С первых дней Великой Отечественной войны я был военным комендантом Большого театра СССР и являлся свидетелем и участником трех тревожных дней.
Что же способствовало возникновению непорядков в Москве? Вот что вспоминает бывший первый секретарь Свердловского РК ВКП(б) Москвы Илья Новиков: "В ночь с 15 на 16 октября 1941 года нас, первых секретарей московских райкомов партии, собрал Л. Берия в здании НКВД и в присутствии первого секретаря МК и МГК ВКП(б) А. Щербакова заявил: "Связь с фронтом прервана. Оставьте в районе по 500 человек актива для защиты Москвы. Стариков и детей сегодня ночью эвакуируйте из Москвы. Утром раздайте все продукты из магазинов населению, чтобы не достались врагу". После скоротечного совещания у Берии мы возвратились в районы и начали раздавать продукты из магазинов населению. Вследствие этого в столице возникли непорядки".
Где был в ту ночь Сталин? Рассказывает его личный шофер П. Митрюхин: "Вечером 15 октября Сталин собрался поехать на ближнюю дачу. Генерал В. Румянцев начал его убеждать в обратном, под предлогом того, что ведется демонтаж дачи. Однако Сталин сказал: "Едем на дачу". Он сел в машину и в сопровождении И. Хрусталева, В. Тукова, В. Круташева, Н. Кириллина выехал на "Зеленую". Подъехал к воротам, они закрыты. Навстречу выбежал пом. коменданта дачи И. Орлов и сообщил: "Товарищ Сталин, дача по указанию генерал В. Румянцева заминирована".
Верховный посмотрел на Орлова, кашлянул и сказал: "Подготовьте мне маленький домик, в нем я буду работать всю ночь. Дачу немедленно разминируйте".
Утром 16 октября Сталин проехал по улицам столицы и своими глазами увидел, как народ тащил из магазинов мясо, муку, колбасу и другие продукты.
"Заехав в Кремль, - рассказывает Н. Кириллин, - Сталин провел очень короткое совещание, на котором присутствовали Л. Берия, А. Щербаков и оказавшийся там А. Шахурин. Сталин несколько пожурил за непорядок в столице и предложил А. Щербакову выступить по радио, вселить уверенность в победу".
Ночью 16 октября по указанию Л. Берии и Г. Маленкова был заминирован Большой театр СССР. Одновременно заминировали сталинскую дачу в Семеновском. Вспоминает бывший комендант дачи С. Соловьев:
"Немцы подходили к даче. Мне предъявил ультиматум полковник от командующего 49-й армии генерала И. Захаркина - освободить дачу под штаб. Звоню в Москву своему шефу, генералу, спрашиваю, что делать, враг подходит. Взорвать дачу? Отвечает: "Взорвешь раньше - расстреляем. Оставишь немцам в целости - повесим. Решайте сами по обстановке". К счастью, немецкие войска не дошли до дачи. 49-я армия согласно приказу Верховного осталась на занимаемых позициях и 6 декабря пошла в наступление.
В 2 часа ночи 16 октября полковник Груздев приказал мне закрыть подъездные пути к железнодорожному тупику за Крестьянской заставой. Это означало установить посты и взять под контроль окружение тупика. Перед нами раскинулось множество железнодорожных путей, которые шли от Курского вокзала к тупику. Этот железнодорожный тупик использовался как дровяной и строительный склады. Он был огорожен глухим забором. Как оказалось, там стоял спецпоезд, предназначенный для отправки в Куйбышев Верховного Главнокомандующего. Там, в разное время, у спецпоезда я увидел знакомых мне коллег по работе у товарища Сталина: П. Лозтачева, И. Хрусталева, С. Афанасьева, Н. Альтшулера, В. Тукова, П. Шитоха, В. Круташева, А. Белехова, С. Кашеварова, Е. Жеребятьева, К. Ишметова, шофера разъездной машины М. Гагача. Днем 16 октября немцы произвели налет на тупик, сбросили две авиабомбы мелкого калибра и обстреляли вагоны из пулемета. Две пули попали в вагон, ранив проводника выбитыми оконными стеклами. Укрывались в это время кто где. Например, И. Хрусталев, С. Афанасьев в цементной трубе крупного диаметра".
Однако Сталин там не появлялся ни 16-го, ни в последующие дни октября. Вспоминает С. Соловов: "Я уже кое-что перевез из вещей с дачи в вагон спецпоезда. Сталин увидел мои хлопоты, спросил: "Что за перевозка?" Я ответил: "Товарищ Сталин, готовимся к эвакуации в Куйбышев". Сталин: "Никакой эвакуации, остаемся здесь до победы".
Рассказывает полковник в отставке Н. Кириллин:
"16 октября днем мы с Н. Сусловым (сотрудник для поручений Л. Кагановича) поехали посмотреть готовность спецпоезда. Возвратились в Кремль. Смотрю, Л. Каганович выходит от Верховного и на высокой ноте зовет Суслова. Тот подбежал. Л. Каганович: "Сталин сейчас дал мне нагоняй, уберите спецпоезд".
С утра 16 октября 1941 года командование Управления охраны НКВД приказало установить автоматчиков для охраны четырех самолетов Ставки Верховного Главнокомандования на аэродроме имени Фрунзе, в том числе у самолета "дуглас" Сталина. В условиях налетов вражеской авиации автоматчики Ю. Корольков, А. Сусанин, А. Жуков, П. Писеев надежно несли охрану самолетов, а я, как разводящий, производил смену постов. Сталин в период обороны Москвы на аэродроме не появлялся".
Из воспоминаний сотрудника личной охраны Сталина С. Кашеварова:
"В эти дни мне посчастливилось стоять в Кремле у кабинета Сталина. Непрерывно к нему проходили военачальники Г. Жуков, А. Василевский, адмирал Н. Кузнецов и другие. В эти дни был прорван под Вязьмой наш фронт. Но Сталин вел себя спокойно, нервозности не проявлял, и это весьма благотворно сказывалось на его окружении. В Кремле функционировали только Спасские ворота, остальные были забаррикадированы толстыми тяжелыми бревнами. Командовал кремлевской охраной богатырского телосложения генерал Н. Шпигов, который нередко бывал у Верховного и получал от него указания по ряду вопросов гарнизона Кремля.
Ближайшие люди из охраны Сталина, генералы Р. Власик, В. Румянцев, полковники А. Раков, С. Кузьмичев, постоянно находились в Кремле, а без них выезд Сталина на вокзал или аэродром полностью исключался".
Рассказывает сотрудник для поручений Сталина подполковник М. Старостин: "Всех нас ночью вызвал Сталин и заявил: "Из Москвы я не поеду, и вы все остаетесь со мной". Из воспоминаний старшей сестры-хозяйки В. Истоминой: "Однажды меня вызвал к столу Сталин. там сидели некоторые члены Политбюро, Сталин как бы шутя спросил меня: "Валентина Васильевна, вы собираетесь эвакуироваться?" Я ответила, что Москва - наш родной дом, ее надо защищать до последнего. Сталин повернулся к А. Щербакову и заметил ему: "Видите, как москвичи думают".
Берия с Маленковым подготовили для Сталина в Куйбышеве дом, комендантом которого был назначен подполковник Мосжухин. Начальник правительственной охраны генерал Н. Власик переправил в Куйбышев личную библиотеку Сталина. Когда Верховный узнал об этом, сразу отреагировал: "Этого делать не следовало. Из Москвы я не поеду".
Вспоминает личный шофер Сталина А. Кривченко: "Как-то в эти дни едем в машине, зашел разговор об обороне столицы. Сталин, завершая разговор, резюмировал: "Остаюсь в Москве с русским народом". Продолжает И. Орлов: "Сталин в это время проживал и работал в Кремле и на ближней даче. Надо сказать, что укрытие на даче было подготовлено только 7 марта 1942 года". В этой связи вспоминал бывший комендант Московского Кремля генерал-лейтенант И. Спиридонов: "Я первый предложил правительству создать в Кремле бомбоубежище. Однако В. Молотов всячески этому препятствовал и говорил, что это преждевременное и ненужное мероприятие. В действительности это укрытие способствовало бы бесперебойной работе правительства в условиях ежедневных налетов вражеской авиации на Москву. В общей сложности на территорию Кремля было сброшено немецкими летчиками до 15 авиабомб, которые причинили немалый материальный ущерб, а главное - понесены в результате бомбежки большие человеческие жертвы".
С 1975 года я возглавляю комиссию по организации встреч участников фронтовых артистических бригад Большого театра СССР. На одну из таких встреч, 11 ноября 1976 года, мы пригласили бывшего командующего МВО и Московской зоны обороны генерал-полковника П. А. Артемьева и попросили его обрисовать положение Москвы в октябре - ноябре 1941 года. Вот что Павел Артемьевич рассказал тогда: "Не скрою, у нас были колебания: устоит ли Москва? Но железная, настойчивая, порой жестокая воля Сталина наводила повсюду порядок и вселяла уверенность в победе. Мы отдаем должное Г. К. Жукову в защите Москвы, но и он на некоторое время растерялся. Когда враг полуокружал Москву, Г.К. Жуков попросил Верховного перевести свой штаб из Перхушкова в Москву, на Белорусский вокзал. Сталин ему ответил: "Если вы попятитесь до Белорусского вокзала, то я в Перхушкове займу ваше место". Больше Жуков по этому вопросу к Верховному не обращался. Вследствие создавшихся непорядков началось массовое бегство из Москвы. Бежали в основном лица из среднего руководящего состава на машинах, нагруженных продуктами. Тогда я дал указание поставить заслоны на всех дорогах из Москвы. Так удалось остановить это бегство".
Генерал-лейтенант В. Румянцев, близкий к Сталину человек, рассказывал: "В критический момент обороны Москвы я и полковник авиации А. Голованов находились в кабинете Сталина. В это время раздался звонок из "ВЧ" армейского комиссара Н. Степанова. Между ними состоялся такой разговор. Степанов: "Товарищ Сталин, разрешите нам перевести штаб ВВС Западного фронта за восточную окраину Москвы?" Пауза. Сталин: "У вас есть лопаты?" Степанов: "Какие нужны лопаты?" Сталин: "Все равно, какие найдутся". Степанов: "Найдем лопаты". Сталин: "Товарищ Степанов, дайте каждому вашему товарищу по лопате в руки, пусть роют себе братскую могилу. Вы останетесь в Перхушкове, а я в Москве. Отступления не будет. Только вперед".
Г. К. Жуков в своей книге "Воспоминания и размышления" писал: "Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я отвечаю: битва за Москву. Сталин своей жестокой требовательностью добивался, можно сказать, почти невозможного".
А. Рыбин,
бывший военный комендант ГАБТа СССР,
майор в отставке".
Письмо А. Рыбина комментирует ученый:
"Письмо А. Рыбина представляет несомненный интерес как свидетельство одного из участников событий, происходивших в дни обороны Москвы 15-16 октября 1941 года. Свое основное утверждение - "Москву сдавать не собирались" - автор попытался подкрепить рядом воспоминаний бывших сотрудников охраны И. Сталина, личных шоферов последнего, старшей сестры-хозяйки из обслуживающего персонала и других.
Сталин выглядит у А. Рыбина как человек спокойный, уравновешенный, благотворно влиявший на всех окружающих, пожалуй, больше всех уверенный, что враг не пройдет в Москву, и поэтому не собиравшийся ее оставлять.
Однако при внимательном чтении письма нетрудно убедиться, что приводимые в нем отдельные факты как раз говорят и об обратном. Даже малосведущий читатель может усомниться в том, что широкие эвакуационные мероприятия в столице, раздача продуктов "из магазинов населению, чтобы не достались врагу", минирование сталинских дач ("Зеленой" и в Семеновском), да и Большого театра, подготовка спецэвакопоезда и т.п., - что все это проходило помимо Верховного, исключительно по инициативе окружения Сталина и без какого-либо согласования с ним.
Между тем документальные источники говорят о том, что положение советской столицы к середине октября 1941 года было чрезвычайно серьезным и опасным и твердой уверенности у Сталина в ее неприступности, конечно, не было.
12 октября ГКО принял постановление о создании вокруг столицы Московской зоны обороны, состоявшей из двух оборонительных рубежей. На это заседание ГКО были приглашены секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б) А.С. Щербаков, председатель исполкома Моссовета В.П. Пронин и другие работники советского и партийного аппаратов.
На следующий день состоялось собрание актива Московской городской партийной организации, на котором с докладом "О текущем моменте" выступил А.С. Щербаков. Сообщив, что за истекшую неделю военное положение ухудшилось, он остановился на практических мероприятиях, которые в сложившейся обстановке должны были провести коммунисты столицы. Перед лицом возросшей опасности все коммунисты, комсомольцы и все трудящиеся Москвы мобилизовывались на ее защиту.
Между тем с 13 октября упорные и ожесточенные бои развернулись уже на Волоколамском, Можайском, Малоярославецком и Калужском направлениях.
15 октября ГКО выносит постановление "Об эвакуации столицы СССР г. Москвы". Текст этого документа был обнаружен мною в одном из архивов более четверти века назад. В нем говорилось:
"Ввиду неблагоприятного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС - т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД - т. Берия организует их охрану).
2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем Председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позже, смотря по обстановке).
3. Немедленно эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба - в г. Арзамас.
4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД т. Берии и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)".
Чтобы иметь четкое представление о том, собирались или нет сдавать Москву, обратимся также к воспоминаниям А. И. Микояна, который так описывает ту критическую обстановку:
"15 октября в 8 часов утра вдруг меня будит сотрудник охраны и сообщает, что Сталин просит в 9 часов зайти к нему... Как я помню, вместе со мной пришли В.М. Молотов, Г.М. Маленков, Л. П. Берия, Н. А. Вознесенский, А.С. Щербаков, Л.М. Каганович. Сталин внешне держался спокойно. Коротко изложил обстановку, сказал при этом, что до подхода наших войск немцы попытаются раньше подбросить свои резервы и фронт под Москвой может быть прорван. Он предложил срочно, сегодня же, эвакуировать правительство и важнейшие учреждения, видных политических и государственный деятелей, подготовить город на случай прорыва фронта противником и вторжения его в Москву. Сталин приказал заминировать важнейшие машиностроительные заводы и другие предприятия, которые в случае занятия столицы могут быть использованы неприятелем для военных нужд и производства боеприпасов... Кроме того, он приказал командующему войсками Московского военного округа генералу П. А. Артемьеву, солидному, серьезному человеку, подготовить план обороны столицы, имея в виду удержать если не весь город, то хотя бы большую часть до подхода главных резервов из Сибири и с Дальнего Востока. Это даст возможность организовать контрнаступление и изгнать немцев из-под Москвы.
Сталин сказал, что правительство надо эвакуировать в Куйбышев, туда же направить иностранные посольства, а наркоматы - в другие города. Молотову и мне было предложено срочно вызвать всех наркомов и объяснить им, что необходимо срочно, в течение суток, организовать эвакуацию всех наркоматов.
Тут же я пошел в комнату Поскребышева и позвонил управляющему делами Совнаркома Чадаеву, чтобы он срочно вызвал наркомов по неотложному вопросу.
Сталин предложил всем членам Политбюро и ГКО выехать сегодня же, "а я выеду завтра утром", - сказал он.
Я по своей вспыльчивости спросил: "Почему ты можешь ехать завтра, а мы должны сегодня? Мы тоже можем поехать завтра. Вот, например, Щербаков и Берия должны покинуть город последними". Далее я сказал: "Мне тоже нечего сегодня ехать, я останусь и завтра вместе с тобой поеду". Другие молчали. Вообще постановка этого вопроса была так неожиданна, что не вызвала даже споров...
Через несколько часов я зашел к Сталину в кабинет. Там был Молотов. На столе лежала рельефная карта западной части Москвы, включая Бородинский мост через Москву-реку, где были обозначены оборонительные рубежи. Молотов указкой показал Сталину, как будут отходить войска..."
16 октября в газете "Правда" была напечатана статья "Враг продолжает наступать - все силы на отпор врагу". В этот день, когда осуществлялась массовая эвакуация населения, московских предприятий и учреждений, в городе возникла довольно сложная и напряженная обстановка. Преступные элементы попытались использовать ее для грабежей и нарушения общественного порядка. Но их действия, как и отдельные проявления паники, были решительно пресечены. "Жители Москвы дали достойный отпор пособникам врага паникерам", - вспоминал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Растерянность проявила лишь небольшая часть жителей. Подавляющее же большинство москвичей было убеждено, что враг не пройдет в Москву. И они удваивали свои усилия, чтобы увеличить выпуск продукции, необходимой для фронта, шли в партийные комитеты и военкоматы с требованием направить их на передовые рубежи защитников столицы. Повсеместно продолжалось создание коммунистических батальонов, которые позднее стали называться рабочими.
Еще в ночь с 15 на 16 октября в Красном зале Моссовета были собраны командиры и комиссары добровольческих подразделений. Здесь им зачитали приказ о переходе батальонов на боевые позиции на ближних подступах к столице. Он требовал превратить город в неприступную для врага крепость. К 16 октября формирование рабочих батальонов во всех районах Москвы в основном завершилось, и они заняли наиболее важные рубежи обороны.
Боевым призывом для патриотов-москвичей стали обращенные к ним слова Московского комитета партии: "Коммунисты и комсомольцы - бойцы рабочих батальонов! Ваше место в авангарде борьбы. Ваше место там, где наиболее сложна обстановка, где наиболее серьезное положение. Своим личным примером увлекайте остальных бойцов на решительный бой и ратный подвиг во имя великого и благородного дела защиты Москвы".
Таковы исторические факты. Невероятным напряжением всех сил Москва выстояла в октябрьские дни 1941 года. Однако реальная угроза захвата ее противником была еще весьма велика. Защитников советской столицы ожидали новые тяжелые бои и сражения, в ходе которых требовалось не только выстоять, но и разгромить врага на полях Подмосковья.
Г. Куманев,
доктор исторических наук, профессор".
ЭТО БЫЛО НА "МАЯКОВСКОЙ"
По традиции они происходят в дни октябрьского праздника торжественное заседание Моссовета и парад на Красной площади.
Традиция не была нарушена и тогда, когда у стен города шла битва. Радио Москвы в те дни слушал весь мир, все народы, чья судьба решалась на полях Подмосковья. Среди военных маршей, сводок Совинформбюро вдруг прозвучала весть о праздновании 24-й годовщины Октября. Какое неожиданное и волнующее известие из осажденного города! Уже в тот вечер, 6 ноября 1941 года, современники оценили происшедшее событие как историческое. Не требовалось время, чтобы понять: такого еще не бывало, такое не забудется никогда!
"Мы все запомним в этот исторический вечер, - писала газета "Известия", - и длинный ряд матовых люстр, освещающих зал, и настороженную, притихшую массу, устремленную вперед к трибуне, полной мирных цветов..."
Скупы и по-фронтовому кратки заметки репортеров из зала заседания они торопились дать отчеты в номер. Они не могли тогда, в условиях военного времени, многое сказать. Место проведения заседания не называлось.
Годы летят. Всякий раз, когда наступает очередная годовщина Октября, мы вновь вспоминаем ту из них, что отмечалась так необычно в 41-м. Поэтому мне хочется дополнить написанный в дни войны репортаж с торжественного заседания Московского Совета.
...Во время одного из докладов Верховному Главнокомандующему Сталину о готовности Москвы к обороне командующий Московским военным округом генерал П. Артемьев вдруг неожиданно получил устный приказ - провести парад войск гарнизона на Красной площади. Ошеломленный приказом генерал спросил:
- На какой час назначить парад?
- Решите сами. 6 ноября состоится тожественное заседание, посвященное 24-й годовщине Октябрьской революции. После заседания доложите мне, ответил Сталин.
Город привык к воздушным тревогам. Заводы не прекращали работы под бомбежками. Но как праздновать под бомбами? Большой театр, где проходили в мирные дни торжественные заседания Московского Совета, опустел. Труппа эвакуировалась в Куйбышев. В вестибюле театра зияла огромная воронка от фугасной бомбы. Стена между знаменитой колоннадой и вестибюлем треснула, у края воронки белели обломки скульптуры.
Бомбы падали на территорию Кремля, одна из них попала в Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца, но не разорвалась...
Были в Москве дворцы, которым не угрожали никакие бомбы. Они находились глубоко под землей. Это станции метро. О них зашла речь, когда члены Государственного Комитета Обороны обсуждали вопрос, где проводить заседание.
- В ночь с 4 на 5 ноября на командный пункт метрополитена поступил приказ, - вспоминает бывший начальник московского метро И. Новиков, - в течение часа дать сведения о трех станциях глубокого заложения с большими площадями среднего зала.
Планы имели на командном пункте под рукой. Но и без них на КП могли охарактеризовать все станции. Ведь прежде чем начать эксплуатировать, руководители их строили. Были названы три станции - "Площадь Свердлова", "Динамо" и "Маяковская".
Выбор пал на "Маяковскую". Она самая большая. И красивая. Ее макетом восхищались посетители Международной выставки в Нью-Йорке, она являлась одним из архитектурных шедевров. Тридцать пять мозаичных картин станции выполнены по эскизам известного художника А. Дейнеки. У станции в дни войны было еще одно преимущество: на ней находился узел связи.