Страница:
Все это, конечно же, необычайно утяжеляло условия исторического развития и груз исторической ответственности России, ибо в пространство ее исторического бытия входили проблемы, которые не были специфически российскими и российского происхождения. Но именно они требовали нечеловеческого перенапряжения всех человеческих и исторических сил России, вталкивая ее в режим логики мобилизационного развития в истории, отвлекая от решения собственно российских проблем исторического бытия и развития.
Чего стоит в этой связи хотя бы неимоверная растрата жизненных и исторических сил России-СССР за период II Мировой войны, победа в которой стоила труда и жизней, соразмерных тем, которые в иных условиях уходят на всю историю целого народа. Но в этом сила России и своеобразие ее исторической судьбы, что она всегда обладала волей, сознанием и властью не обращать внимания на траты, когда дело шло о достижении раз поставленной цели, и тем более такой, которая определилась сохранением Великой России. А ведь, если не все, то большая часть тех проблем, которые вошли в нашу историю вместе с германским нашествием, не имели к ней никакого отношения. Это были проблемы и противоречия по преимуществу европейского исторического развития. В этом смысле, как это ни странно звучит на первый взгляд, сама Европа в своих отношениях с Россией сделала многое для того, чтобы придать ее истории масштаб специфики, тяготеющий к цивилизационным различиям. Европа достаточно часто выплескивала на Россию такие проблемы своего исторического развития, решение которых Россией не сближало, а дистанцировало ее от Европы.
Однако вернемся к главному - к принципиальному несовпадению этапов-стадий цивилизационного развития и, соответственно, их результатов в истории России и Европы. При сквозном взгляде на историю России в ней хорошо просматриваются пять периодов в развитии русско-российской цивилизации, которые не совпадают с периодами развития европейской цивилизации. Первый - Киевская Русь (Русь) - период, в течение которого происходил синтез славянской этнокультурной основы с культурным комплексом Византии и, прежде всего, с его духовной основой - Православием. Это период, предопределивший в истории России все, саму ее душу - систему архетипов социальности, культуры, духовности, сам способ проживания их в истории. Здесь, в этом периоде цивилизационного развития России сформировались самые глубокие ее духовные корни, корни ее русскости.
Второй - Московская Русь (Русь - Россия) - в этот период на сложившийся за период Киевской Руси культурно-этнический тип наложились сперва восточные, ордынские, а потом и новые южнославянские (XIV-XV вв.) культурные и духовные мотивы. Он характеризуется завершением формирования генетического кода истории России, основных спецификаций цивилизационных констант и ценностей, шедших по линии цивилизационных синтезов Киевской и Московской Руси, и прежде всего по линии саморазвития русско-российских духовных основ истории в основах человеческой души. Он характеризуется не столько заимствованием новых культурных и духовных ценностей, не столько цивилизационными синтезами, сколько саморазвитием собственного генетического кода истории, поиском самобытных ответов на вызовы истории и нахождением их в глубинах своего православного духа.
Итогом такого саморазвития стала Россия, превращение Руси в Великую Россию. Переломным моментом и символом этого перехода стала Куликовская битва 1380 года. На нее шла еще Московская Русь, а после битвы возвращалась уже Великая, непобедимая своим высоким и жертвенным духом Россия. Здесь, в этом периоде цивилизационного развития России сформировались самые глубокие духовные корни ее российскости.
Третий - Российская империя (Россия) - период крутой перестройки уже сложившихся, отмеченных глубокой традицией русско-российских архетипов социальности, культуры, духовности, самого способа их проживания в истории, связанной с петровскими реформами, с прививкой к стволу русско-российской цивилизации образцов западноевропейской культуры. Это период мощных цивилизационных синтезов. Именно в этот период Россия активно осваивала основные культурные итоги развития Европы - и Возрождения, и Реформации, и Просвещения.
Именно в этот период Россия принципиально сблизилась с Европой, но одновременно с этим заложила основы своего цивилизационного раскола на национальную и вненациональную Россию, принявшего на данном этапе классовую форму, так как европеизации подверглись в первую очередь элитные слои общества, в то время как основная, "тягловая" масса населения, крестьянская Россия, подверглась этим процессам в минимальной степени. Не только это, но и то, что петровские реформы в основном и в целом не покушались на основы национальной идентичности России, и прежде всего на духовные основы Православия, предопределило то, что период Российской империи не стал периодом цивилизационного переворота в России, а радикальной цивилизационной модернизацией, собственно, европеизацией России.
Это был мучительный и весьма противоречивый период поиска новых форм своей национальной, культурной и цивилизационной идентичности, который стал одновременно с этим и периодом испытания на прочность русско-российского ядра цивилизационных основ России при их прямом и весьма жестком столкновении с европейскими. Цивилизационная модернизация России, начатая Петром, стала ответом России на исторические изменения Европы, стремлением России встать вровень с Европой, но все-таки не самой Европой. От того, что русская армия организационно начала строиться по европейскому образцу, она не перестала воевать по-русски. Петр не требовал от страны и нации преодоления всего того, что делало и делает страну Россией, а нацию русской. Он брил бороды, а не менталитет.
Это стоит подчеркнуть особо, так как петровским реформам нередко придается значение, которое выходит далеко за границы и их первоначального замысла, и их действительного результата. "Реформа, совершенная Петром Великим,- писал по этому поводу В.О. Ключевский,- не имела своей прямой целью перестраивать ни политического, ни общественного, ни нравственного порядка, установившегося в этом государстве, не направлялась задачей поставить русскую жизнь на непривычные ей западноевропейские основы, ввести в нее новые заимствованные начала, а ограничивалась стремлением вооружить Русское государство и народ готовыми западноевропейскими средствами, умственными и материальными, и тем поставить государство в уровень с завоеванным им положением в Европе, поднять труд народа до уровня проявленных им сил"1.
Вот почему петровские реформы в конечном итоге стали изменением в России, но не стали изменением самой России, русско-российской сущности ее цивилизации, генетического кода ее истории. Петр Великий остался в истории России отцом Отечества, так как не навязал России бегство от самой себя как России, от русско-российской сущности своей цивилизации, а русским от своего Отечества и своей русскости. Подняв Россию на дыбы радикальной исторической модернизацией, он потребовал от России стать другой, но при этом остаться Россией.
В связи с этим отнюдь не случайно, что в результате петровских реформ национально-государственные интересы России во всех их основных проявлениях были не только защищены, но и приумножены. Они завершились новыми импульсами в развитии именно русско-российской сущности локальности России-цивилизации. В итоге период цивилизационного развития России, начатый петровскими реформами, стал дальнейшим развитием русско-российской сущности локальности России-цивилизации, но в европеизированных формах. Именно они, в конечном счете, и позволили России, оставаясь и утверждая себя в качестве России, вместе с тем усваивать и развивать на русско-российской основе основные формы и результаты развития европейской цивилизации и культуры, строить отношения с ними чуть ли не как со своими собственными формами бытия в истории. Разумеется, это имело и имеет "свое-другое". Такая близость к основам европейской цивилизации в определенных исторических условиях, в условиях новых вызовов истории провоцирует на неадекватность ответов, граничащих со сломом базовых форм идентичности в истории, на ответы не с позиций русско-российской цивилизационной идентичности в истории, а с позиций их преодоления.
И это стоит подчеркнуть особо, ибо архетип такого поведения в истории и отношения к России был заложен именно Петром Великим, проектом и методами его модернизации России. Именно с тех пор в России на систематической основе проявляется неадекватность понимания и отношения к собственным национальным интересам, больше и хуже того, к самоценности цивилизационных основ собственного бытия в истории. Фактами, подтверждающими сказанное, полнится послепетровская история России. Это и Бироновщина (1730-1740 гг.) при Анне Иоанновне, и исторические экзерсисы Петра III и Павла I, примитивизмы европейничания XIX столетия, сам спор западников и славянофилов, который был бы невозможен и бессмыслен, если бы цивилизационная хаотизация России не стала бы историческим фактом.
Думается, даже Октябрь 1917-го не был бы тем, чем он стал полномасштабной цивилизационной катастрофой России, если не был бы подготовлен и опосредован петровским цивилизационным архетипом поведения в истории и отношения к России. Это событие, как никакое другое в истории России, отразившее неадекватность ответов на новые вызовы истории с позиций преодоления русско-российской цивилизационной идентичности, положило начало принципиально новому периоду в цивилизационном развитии России.
Четвертый - Коммунистический (Россия - СССР) - период в цивилизационном развитии России, который стал цивилизационным переворотом. Всем изменениям в России был придан цивилизационный масштаб и направленность - они превратились в изменения самой России, генетического кода ее истории. Классовый раскол общества был доведен и переведен в цивилизационный - в раскол России на национальную и вненациональную Россию. Стране и нации было навязано преодоление всего того, что делало страну Россией, а нацию русской - слом основ исторической, национальной и цивилизационной идентичности.
Здесь, в этот период цивилизационного развития России предполагалось, с одной стороны, полностью преодолеть национально-цивилизационную специфику России. Он должен был стать отрицанием результатов всего предшествующего цивилизационного развития России. А с другой - стать периодом становления основ новой всечеловеческой цивилизации, построенной на основе не национального, а классового субъекта, на принципах только классовой идентичности и исключительности. Вполне очевидно, что в таком виде коммунистический исторический проект как цивилизационный не мог быть реализован. Своей цивилизационной составляющей он вошел в жестокое противоречие с основами локальности русско-российской цивилизации, стал их разрушением и хаотизацией. Но этот период стал не только этим.
Локальная цивилизация - это абсолютный максимум истории, она исчезает последней из истории, так как вместе с ней исчезает и сама история, и ее главный субъект - этнокультурная общность, нация. Вот почему здесь, в этом периоде цивилизационного развития России, который начался с разрушения основ русско-российской цивилизации, их подчинения целям и задачам мировой социальной революции, в конечном итоге произошла адаптация коммунистической цивилизационной утопии к реальностям, базовым константам и ценностям России-цивилизации. Естественно, что это не могло произойти без радикальной хаотизации России - цивилизационной, национальной, исторической.
Вот почему идентификационные проблемы России в настоящее время не стояли бы так остро (если бы стояли вообще), если не было бы большевизации России. Все родом из истории. И современные идентификационные проблемы России - это посткоммунистическая реакция на попытки слома базовых структур идентичности России и в ней русской нации, помноженная на мощнейший заряд катастройки новых вненациональных субъектных сил России, взращенных за период ее коммунизации и одержимых западнизацией России, идеей нового цивилизационного переворота в России.
Вполне очевидно, Россия входит в новый пятый период своего цивилизационного развития, который характеризуется действием только формирующихся, но уже весьма противоречивых общественно-политических сил и тенденций развития, что затрудняет его точную характеристику. История этого периода еще не завершилась, она только началась, но уже сейчас можно констатировать действие нескольких тенденций цивилизационного развития совершенно разной направленности. Если не брать в расчет чисто реставрационных, связанных с актуализацией самых одиозных сторон коммунистического проекта и как формационного, и как цивилизационного в его классических политических формах советскости, то речь может идти о двух базовых цивилизационных тенденциях в развитии современной России: вненациональной и национальной. Все, что происходит на евразийских просторах современной России, все ее политическое многотравие и многоцветье, не должно вводить в заблуждение относительно исторической сути главных событий и главных действующих сил. Несмотря на всю распыленность экономических, социальных и политических сил по всему спектру формационных тенденций развития современной России, в исторически более глубоком, цивилизационном смысле все они суть силы либо национальной, либо вненациональной России.
И главным событием современной истории в России, опять-таки в цивилизационном смысле, оказывается не столько сама формационная модернизация России, ее формационный смысл - тактика, стратегия, средства и цели реформ, сколько их цивилизационная направленность: работают ли они на Россию или против нее как России, являются ли формационной модернизацией России на основе сохранения и развития ценностей идентичности, саморазвития основ локальности России-цивилизации или они средство их слома. Пора осознать, что поставлено на весы истории переживаемой исторической ситуации,- не только и не столько формационная, сколько цивилизационная судьба России, судьба локальности ее цивилизации, ее русско-российская суть и судьба.
Пора осознать, что за всеми "за" или "против" России стоят две основные тенденции в ее цивилизационном развитии, две главные цивилизационные силы. Первая - исторической и национальной России, которая ищет и находит истоки и средства для возрождения России в самой России, в саморазвитии генетического кода ее истории, в сохранении и утверждении основ ее национальной, цивилизационной, исторической идентичности. И вторая - вненациональной России, для которой Россия никогда не была исторической основой ее бытия, абсолютным максимумом истории, а потому всякий раз искавшая средства для исторической модернизации России на пути слома основ ее национальной и цивилизационной идентичности в истории, на пути ее преодоления как России.
Обе эти цивилизационные силы и тенденции в историческом развитии современной России порождены достаточно критическим отношением к сложившимся историческим реальностям за коммунистический период истории России. Но уже в этом между ними есть и принципиальная разница. В рамках вненациональной тенденции цивилизационного развития критическое отношение к коммунистическому периоду истории России доводится не только до его тотального отрицания, но и вслед за ним до отрицания самой локальности русско-российской цивилизации, до отрицания полноценности и цивилизационной продуктивности всех предшествующих цивилизационных периодов в истории России, самого типа и направленности цивилизационного бытия и развития России. Отрицание того, что уже ушло В ИСТОРИЮ, доводится до попыток выйти ИЗ самой ИСТОРИИ.
На этой основе ставится задача завершить слом цивилизационной и национальной идентичности России, начатый еще Октябрем 1917-го с вненациональных позиций. Но на этот раз преодоление русско-российских основ национального бытия в истории подчиняется не целям и задачам мировой социальной революции и становления всечеловеческой коммунистической цивилизации, а целями и задачами вхождения в локальность иной цивилизации, западной, основы которой на этот раз принимаются за общечеловеческие. Но главное не в этом, не в том, каким новым ценностям цивилизационной идентичности подчиняется слом своих собственных, национальных, главное что они подлежат неукоснительному и тотальному преодолению именно как национальные, как ценности национальной идентичности. Так большевизм в коммунистической упаковке с его больной идеей преодоления национального начала России и в ней русской нации благополучно перерождается в новые формы своей политической реальности - неолиберальные, однако, не переставая от этого быть большевизмом - крупномасштабной агрессией против исторической и национальной России.
С поразительным хладнокровием, с хорошо организованных и скоординированных антинациональных позиций в качестве главной исторической задачи переживаемого момента истории России вновь ставятся цели и задачи нового цивилизационного переворота. России, оказывается, предстоит "пережить самую драматическую эпоху своей многовековой истории - ломку архетипа (выделено мной.- К.Н.), связанную с необходимостью отказа от устойчивых в течение сотен лет архетипических реакций"1. Знаменем этой ломки неизбежно становится тотальная борьба с ценностями традиционализма, с самой возможностью исторической преемственности в пределах истории России. Ибо "ломка архетипа", как часть цивилизационного проекта по изменению исторической реальности России, может состояться только на основе преодоления ее и как реальности, и как исторической и, следовательно, как российской. Это добавляет повышенную и вполне оправданную подозрительность по отношению ко всем попыткам представить традиционную русскую культуру как "пережиток феодализма, подавляющий личностное самосознание".
Борьба за это "личностное самосознание" на просторах постсоветской России вообще превратилась в странную самоцель и вслед за этим в борьбу с ценностями исторической и национальной идентичности, с основами всякого исторического и национального бытия в России. В итоге это не могло не завершиться борьбой с самим подлинно личностным самосознанием в России, ибо оно ни как подлинное, ни как личностное не может состояться вне исторических и национальных основ своего бытия. Тем удивительнее, что автор выше цитированных строк не скрывает своего раздражения по поводу до сих пор не прекращающихся попыток "сформулировать пресловутую "русскую идею", содержание которой ищут в допетровском ...прошлом, заключая, что господствующие в нем православие и самодержавие ...и определяют характер российской интеллигенции".
Но в том-то и дело, что характер не только российской и в ней русской интеллигенции, но и русской нации в целом определяется всей историей России и всем, что было в истории России, в частности, и за советский период ее развития, с его стандартами внеисторического и вненационального отношения к собственной истории и нации - отношения, так сказать, "по избранным местам", с кристально чистых классовых позиций. Классические образцы именно такого отношения к истории России, правда, с несколько иных и в лучшем случае вненациональных позиций в данном случае и демонстрирует автор, считая недопустимым "двигаться вперед с головой, повернутой назад, оправдываясь красивыми формулами "верности традициям", "памяти предков", "национальной идентификации"1.
Но если нет "верности традициям", "памяти предков", "национальной идентификации", то верностью чему, памятью чего, ценностями идентичности какой нации и какой истории все это становится? Верностью ни к чему, памятью ничего, никакими ценностями идентичности - ничем и ни в какой истории - вот чем становится идея "ломки архетипа", отказ от ценностей традиции и традиционализма. Это часть проекта не исторической модернизации России, а ее исторической деморализации, ибо "которая земля переставляет свои обычаи, та земля долго не стоит".
В конце концов, надо считаться и с опытом истории, пытаться извлекать из него поучительные уроки. Ведь одна такая эпоха "ломки архетипа" в истории России в ХХ столетии уже состоялась и была связана с большевизацией России, с попыткой преодоления ее в истории в качестве России, втянувшей и страну, и нацию в невиданные потрясения цивилизационных основ ее бытия в истории. Так, может, хватит экспериментов над русской и союзными ей нациями, над национальными архетипическими основами их бытия в истории, хватит потрясений, обусловленных целями и задачами цивилизационного переворота. Может, все-таки сделать правильные выводы из собственной истории: дать возможность и стране, и нации начать жить ценностями собственной идентичности - национальной, исторической, цивилизационной, развиваться через их саморазвитие, а не через их преодоление в истории.
Тем более что национальные архетипы как национальные не преодолеваются в принципе. Это феномены, с которыми живут и умирают, больше того, за которые умирают, ибо это последние основания всякого бытия в истории, их национальные святыни. Они могут модернизироваться, но никак не преодолеваться, ибо с их преодолением преодолевается исторический субъект их носитель в истории и, следовательно, сама история. Вот почему всякое посягательство на ценности национальной идентичности в истории есть посягательство на сами основы бытия нации в истории. Ломка архетипов - это отказ от ценностей национальной идентичности - процесс, расчищающий геополитическое пространство для других наций, превращающий геоисторическое пространство в пространство господства других наций и культур, в другое цивилизационное пространство. Это процесс, завершающийся превращением национального субъекта в истории в этнографический материал для истории других наций и культур. Вот чем в итоге завершается "отказ от устойчивых в течение сотен лет архетипических реакций" - национальным и историческим предательством.
Но есть и другая цивилизационная тенденция в историческом развитии современной России - национальная. В ее пределах критическое отношение к коммунистическому периоду цивилизационного развития России (и не только к нему) не доводится до его тотального отрицания. Отрицанию подлежат лишь наиболее одиозные составляющие как самого коммунистического исторического проекта преобразования человечества и его истории, так и результаты его осуществления в России, и прежде всего те, с которыми связан слом национальной, цивилизационной и исторической идентичности России и в ней русской нации. По сути, ставится задача преодоления не самой исторической реальности, того, что уже ушло в историю. Здесь главная цель заключается в нечто принципиально другом - в том, чтобы примириться с ней как с историей - и с хорошим, и плохим в ней как, в конце концов, и с хорошим, и плохим в своей собственной истории, из которой следует извлекать уроки, но которой бессмысленно мстить и тем более пытаться преодолеть как историю.
А посему главная задача в отношении к собственной истории мыслится совершенно иначе - как задача преодоления такого отношения к ней, которое всякий раз на крутом ее переломе, провоцирует попытки выхода из нее как из национальной истории в пространство принципиально иной цивилизации и вненационального исторического развития. Здесь отрицание того, что уже ушло В историю, не доводится до попыток выйти ИЗ самой истории, до отрицания полноценности и цивилизационной продуктивности всех предшествующих цивилизационных периодов в истории России, самого типа и направленности цивилизационного развития России, базовых основ ее идентичности в истории. Напротив, ставится задача восстановления исторической преемственности в ее подлинных смыслах и исчерпывающем объеме между всеми цивилизационными периодами в развитии России, самого типа и направленности цивилизационного развития России в качестве России и, следовательно, русско-российских основ национальной идентичности и национального бытия в истории.
Таким образом, вся история России - это история поиска, хаотизации, разрушения, отстаивания и развития своей идентичности - исторической, цивилизационной, национальной. События ХХ века - и его начала, и его конца - это кульминационная точка всех этих процессов, в которой национальная составляющая истории играет особую роль, определяя его основного субъекта, базовую цивилизационную логику развития и основы идентичности русско-российской цивилизации, ее самые сакраментальные цели, ценности и смыслы бытия в истории. Ибо нельзя быть в истории, не будучи в ней в качестве субъекта-нации, в качестве национального субъекта. Всякая попытка выйти из субъектной основы истории в качестве нации, преодолеть себя в ней в качестве национального субъекта равносильна историческому суициду, попытке выйти из самой истории, преодолеть ее как историю.
Чего стоит в этой связи хотя бы неимоверная растрата жизненных и исторических сил России-СССР за период II Мировой войны, победа в которой стоила труда и жизней, соразмерных тем, которые в иных условиях уходят на всю историю целого народа. Но в этом сила России и своеобразие ее исторической судьбы, что она всегда обладала волей, сознанием и властью не обращать внимания на траты, когда дело шло о достижении раз поставленной цели, и тем более такой, которая определилась сохранением Великой России. А ведь, если не все, то большая часть тех проблем, которые вошли в нашу историю вместе с германским нашествием, не имели к ней никакого отношения. Это были проблемы и противоречия по преимуществу европейского исторического развития. В этом смысле, как это ни странно звучит на первый взгляд, сама Европа в своих отношениях с Россией сделала многое для того, чтобы придать ее истории масштаб специфики, тяготеющий к цивилизационным различиям. Европа достаточно часто выплескивала на Россию такие проблемы своего исторического развития, решение которых Россией не сближало, а дистанцировало ее от Европы.
Однако вернемся к главному - к принципиальному несовпадению этапов-стадий цивилизационного развития и, соответственно, их результатов в истории России и Европы. При сквозном взгляде на историю России в ней хорошо просматриваются пять периодов в развитии русско-российской цивилизации, которые не совпадают с периодами развития европейской цивилизации. Первый - Киевская Русь (Русь) - период, в течение которого происходил синтез славянской этнокультурной основы с культурным комплексом Византии и, прежде всего, с его духовной основой - Православием. Это период, предопределивший в истории России все, саму ее душу - систему архетипов социальности, культуры, духовности, сам способ проживания их в истории. Здесь, в этом периоде цивилизационного развития России сформировались самые глубокие ее духовные корни, корни ее русскости.
Второй - Московская Русь (Русь - Россия) - в этот период на сложившийся за период Киевской Руси культурно-этнический тип наложились сперва восточные, ордынские, а потом и новые южнославянские (XIV-XV вв.) культурные и духовные мотивы. Он характеризуется завершением формирования генетического кода истории России, основных спецификаций цивилизационных констант и ценностей, шедших по линии цивилизационных синтезов Киевской и Московской Руси, и прежде всего по линии саморазвития русско-российских духовных основ истории в основах человеческой души. Он характеризуется не столько заимствованием новых культурных и духовных ценностей, не столько цивилизационными синтезами, сколько саморазвитием собственного генетического кода истории, поиском самобытных ответов на вызовы истории и нахождением их в глубинах своего православного духа.
Итогом такого саморазвития стала Россия, превращение Руси в Великую Россию. Переломным моментом и символом этого перехода стала Куликовская битва 1380 года. На нее шла еще Московская Русь, а после битвы возвращалась уже Великая, непобедимая своим высоким и жертвенным духом Россия. Здесь, в этом периоде цивилизационного развития России сформировались самые глубокие духовные корни ее российскости.
Третий - Российская империя (Россия) - период крутой перестройки уже сложившихся, отмеченных глубокой традицией русско-российских архетипов социальности, культуры, духовности, самого способа их проживания в истории, связанной с петровскими реформами, с прививкой к стволу русско-российской цивилизации образцов западноевропейской культуры. Это период мощных цивилизационных синтезов. Именно в этот период Россия активно осваивала основные культурные итоги развития Европы - и Возрождения, и Реформации, и Просвещения.
Именно в этот период Россия принципиально сблизилась с Европой, но одновременно с этим заложила основы своего цивилизационного раскола на национальную и вненациональную Россию, принявшего на данном этапе классовую форму, так как европеизации подверглись в первую очередь элитные слои общества, в то время как основная, "тягловая" масса населения, крестьянская Россия, подверглась этим процессам в минимальной степени. Не только это, но и то, что петровские реформы в основном и в целом не покушались на основы национальной идентичности России, и прежде всего на духовные основы Православия, предопределило то, что период Российской империи не стал периодом цивилизационного переворота в России, а радикальной цивилизационной модернизацией, собственно, европеизацией России.
Это был мучительный и весьма противоречивый период поиска новых форм своей национальной, культурной и цивилизационной идентичности, который стал одновременно с этим и периодом испытания на прочность русско-российского ядра цивилизационных основ России при их прямом и весьма жестком столкновении с европейскими. Цивилизационная модернизация России, начатая Петром, стала ответом России на исторические изменения Европы, стремлением России встать вровень с Европой, но все-таки не самой Европой. От того, что русская армия организационно начала строиться по европейскому образцу, она не перестала воевать по-русски. Петр не требовал от страны и нации преодоления всего того, что делало и делает страну Россией, а нацию русской. Он брил бороды, а не менталитет.
Это стоит подчеркнуть особо, так как петровским реформам нередко придается значение, которое выходит далеко за границы и их первоначального замысла, и их действительного результата. "Реформа, совершенная Петром Великим,- писал по этому поводу В.О. Ключевский,- не имела своей прямой целью перестраивать ни политического, ни общественного, ни нравственного порядка, установившегося в этом государстве, не направлялась задачей поставить русскую жизнь на непривычные ей западноевропейские основы, ввести в нее новые заимствованные начала, а ограничивалась стремлением вооружить Русское государство и народ готовыми западноевропейскими средствами, умственными и материальными, и тем поставить государство в уровень с завоеванным им положением в Европе, поднять труд народа до уровня проявленных им сил"1.
Вот почему петровские реформы в конечном итоге стали изменением в России, но не стали изменением самой России, русско-российской сущности ее цивилизации, генетического кода ее истории. Петр Великий остался в истории России отцом Отечества, так как не навязал России бегство от самой себя как России, от русско-российской сущности своей цивилизации, а русским от своего Отечества и своей русскости. Подняв Россию на дыбы радикальной исторической модернизацией, он потребовал от России стать другой, но при этом остаться Россией.
В связи с этим отнюдь не случайно, что в результате петровских реформ национально-государственные интересы России во всех их основных проявлениях были не только защищены, но и приумножены. Они завершились новыми импульсами в развитии именно русско-российской сущности локальности России-цивилизации. В итоге период цивилизационного развития России, начатый петровскими реформами, стал дальнейшим развитием русско-российской сущности локальности России-цивилизации, но в европеизированных формах. Именно они, в конечном счете, и позволили России, оставаясь и утверждая себя в качестве России, вместе с тем усваивать и развивать на русско-российской основе основные формы и результаты развития европейской цивилизации и культуры, строить отношения с ними чуть ли не как со своими собственными формами бытия в истории. Разумеется, это имело и имеет "свое-другое". Такая близость к основам европейской цивилизации в определенных исторических условиях, в условиях новых вызовов истории провоцирует на неадекватность ответов, граничащих со сломом базовых форм идентичности в истории, на ответы не с позиций русско-российской цивилизационной идентичности в истории, а с позиций их преодоления.
И это стоит подчеркнуть особо, ибо архетип такого поведения в истории и отношения к России был заложен именно Петром Великим, проектом и методами его модернизации России. Именно с тех пор в России на систематической основе проявляется неадекватность понимания и отношения к собственным национальным интересам, больше и хуже того, к самоценности цивилизационных основ собственного бытия в истории. Фактами, подтверждающими сказанное, полнится послепетровская история России. Это и Бироновщина (1730-1740 гг.) при Анне Иоанновне, и исторические экзерсисы Петра III и Павла I, примитивизмы европейничания XIX столетия, сам спор западников и славянофилов, который был бы невозможен и бессмыслен, если бы цивилизационная хаотизация России не стала бы историческим фактом.
Думается, даже Октябрь 1917-го не был бы тем, чем он стал полномасштабной цивилизационной катастрофой России, если не был бы подготовлен и опосредован петровским цивилизационным архетипом поведения в истории и отношения к России. Это событие, как никакое другое в истории России, отразившее неадекватность ответов на новые вызовы истории с позиций преодоления русско-российской цивилизационной идентичности, положило начало принципиально новому периоду в цивилизационном развитии России.
Четвертый - Коммунистический (Россия - СССР) - период в цивилизационном развитии России, который стал цивилизационным переворотом. Всем изменениям в России был придан цивилизационный масштаб и направленность - они превратились в изменения самой России, генетического кода ее истории. Классовый раскол общества был доведен и переведен в цивилизационный - в раскол России на национальную и вненациональную Россию. Стране и нации было навязано преодоление всего того, что делало страну Россией, а нацию русской - слом основ исторической, национальной и цивилизационной идентичности.
Здесь, в этот период цивилизационного развития России предполагалось, с одной стороны, полностью преодолеть национально-цивилизационную специфику России. Он должен был стать отрицанием результатов всего предшествующего цивилизационного развития России. А с другой - стать периодом становления основ новой всечеловеческой цивилизации, построенной на основе не национального, а классового субъекта, на принципах только классовой идентичности и исключительности. Вполне очевидно, что в таком виде коммунистический исторический проект как цивилизационный не мог быть реализован. Своей цивилизационной составляющей он вошел в жестокое противоречие с основами локальности русско-российской цивилизации, стал их разрушением и хаотизацией. Но этот период стал не только этим.
Локальная цивилизация - это абсолютный максимум истории, она исчезает последней из истории, так как вместе с ней исчезает и сама история, и ее главный субъект - этнокультурная общность, нация. Вот почему здесь, в этом периоде цивилизационного развития России, который начался с разрушения основ русско-российской цивилизации, их подчинения целям и задачам мировой социальной революции, в конечном итоге произошла адаптация коммунистической цивилизационной утопии к реальностям, базовым константам и ценностям России-цивилизации. Естественно, что это не могло произойти без радикальной хаотизации России - цивилизационной, национальной, исторической.
Вот почему идентификационные проблемы России в настоящее время не стояли бы так остро (если бы стояли вообще), если не было бы большевизации России. Все родом из истории. И современные идентификационные проблемы России - это посткоммунистическая реакция на попытки слома базовых структур идентичности России и в ней русской нации, помноженная на мощнейший заряд катастройки новых вненациональных субъектных сил России, взращенных за период ее коммунизации и одержимых западнизацией России, идеей нового цивилизационного переворота в России.
Вполне очевидно, Россия входит в новый пятый период своего цивилизационного развития, который характеризуется действием только формирующихся, но уже весьма противоречивых общественно-политических сил и тенденций развития, что затрудняет его точную характеристику. История этого периода еще не завершилась, она только началась, но уже сейчас можно констатировать действие нескольких тенденций цивилизационного развития совершенно разной направленности. Если не брать в расчет чисто реставрационных, связанных с актуализацией самых одиозных сторон коммунистического проекта и как формационного, и как цивилизационного в его классических политических формах советскости, то речь может идти о двух базовых цивилизационных тенденциях в развитии современной России: вненациональной и национальной. Все, что происходит на евразийских просторах современной России, все ее политическое многотравие и многоцветье, не должно вводить в заблуждение относительно исторической сути главных событий и главных действующих сил. Несмотря на всю распыленность экономических, социальных и политических сил по всему спектру формационных тенденций развития современной России, в исторически более глубоком, цивилизационном смысле все они суть силы либо национальной, либо вненациональной России.
И главным событием современной истории в России, опять-таки в цивилизационном смысле, оказывается не столько сама формационная модернизация России, ее формационный смысл - тактика, стратегия, средства и цели реформ, сколько их цивилизационная направленность: работают ли они на Россию или против нее как России, являются ли формационной модернизацией России на основе сохранения и развития ценностей идентичности, саморазвития основ локальности России-цивилизации или они средство их слома. Пора осознать, что поставлено на весы истории переживаемой исторической ситуации,- не только и не столько формационная, сколько цивилизационная судьба России, судьба локальности ее цивилизации, ее русско-российская суть и судьба.
Пора осознать, что за всеми "за" или "против" России стоят две основные тенденции в ее цивилизационном развитии, две главные цивилизационные силы. Первая - исторической и национальной России, которая ищет и находит истоки и средства для возрождения России в самой России, в саморазвитии генетического кода ее истории, в сохранении и утверждении основ ее национальной, цивилизационной, исторической идентичности. И вторая - вненациональной России, для которой Россия никогда не была исторической основой ее бытия, абсолютным максимумом истории, а потому всякий раз искавшая средства для исторической модернизации России на пути слома основ ее национальной и цивилизационной идентичности в истории, на пути ее преодоления как России.
Обе эти цивилизационные силы и тенденции в историческом развитии современной России порождены достаточно критическим отношением к сложившимся историческим реальностям за коммунистический период истории России. Но уже в этом между ними есть и принципиальная разница. В рамках вненациональной тенденции цивилизационного развития критическое отношение к коммунистическому периоду истории России доводится не только до его тотального отрицания, но и вслед за ним до отрицания самой локальности русско-российской цивилизации, до отрицания полноценности и цивилизационной продуктивности всех предшествующих цивилизационных периодов в истории России, самого типа и направленности цивилизационного бытия и развития России. Отрицание того, что уже ушло В ИСТОРИЮ, доводится до попыток выйти ИЗ самой ИСТОРИИ.
На этой основе ставится задача завершить слом цивилизационной и национальной идентичности России, начатый еще Октябрем 1917-го с вненациональных позиций. Но на этот раз преодоление русско-российских основ национального бытия в истории подчиняется не целям и задачам мировой социальной революции и становления всечеловеческой коммунистической цивилизации, а целями и задачами вхождения в локальность иной цивилизации, западной, основы которой на этот раз принимаются за общечеловеческие. Но главное не в этом, не в том, каким новым ценностям цивилизационной идентичности подчиняется слом своих собственных, национальных, главное что они подлежат неукоснительному и тотальному преодолению именно как национальные, как ценности национальной идентичности. Так большевизм в коммунистической упаковке с его больной идеей преодоления национального начала России и в ней русской нации благополучно перерождается в новые формы своей политической реальности - неолиберальные, однако, не переставая от этого быть большевизмом - крупномасштабной агрессией против исторической и национальной России.
С поразительным хладнокровием, с хорошо организованных и скоординированных антинациональных позиций в качестве главной исторической задачи переживаемого момента истории России вновь ставятся цели и задачи нового цивилизационного переворота. России, оказывается, предстоит "пережить самую драматическую эпоху своей многовековой истории - ломку архетипа (выделено мной.- К.Н.), связанную с необходимостью отказа от устойчивых в течение сотен лет архетипических реакций"1. Знаменем этой ломки неизбежно становится тотальная борьба с ценностями традиционализма, с самой возможностью исторической преемственности в пределах истории России. Ибо "ломка архетипа", как часть цивилизационного проекта по изменению исторической реальности России, может состояться только на основе преодоления ее и как реальности, и как исторической и, следовательно, как российской. Это добавляет повышенную и вполне оправданную подозрительность по отношению ко всем попыткам представить традиционную русскую культуру как "пережиток феодализма, подавляющий личностное самосознание".
Борьба за это "личностное самосознание" на просторах постсоветской России вообще превратилась в странную самоцель и вслед за этим в борьбу с ценностями исторической и национальной идентичности, с основами всякого исторического и национального бытия в России. В итоге это не могло не завершиться борьбой с самим подлинно личностным самосознанием в России, ибо оно ни как подлинное, ни как личностное не может состояться вне исторических и национальных основ своего бытия. Тем удивительнее, что автор выше цитированных строк не скрывает своего раздражения по поводу до сих пор не прекращающихся попыток "сформулировать пресловутую "русскую идею", содержание которой ищут в допетровском ...прошлом, заключая, что господствующие в нем православие и самодержавие ...и определяют характер российской интеллигенции".
Но в том-то и дело, что характер не только российской и в ней русской интеллигенции, но и русской нации в целом определяется всей историей России и всем, что было в истории России, в частности, и за советский период ее развития, с его стандартами внеисторического и вненационального отношения к собственной истории и нации - отношения, так сказать, "по избранным местам", с кристально чистых классовых позиций. Классические образцы именно такого отношения к истории России, правда, с несколько иных и в лучшем случае вненациональных позиций в данном случае и демонстрирует автор, считая недопустимым "двигаться вперед с головой, повернутой назад, оправдываясь красивыми формулами "верности традициям", "памяти предков", "национальной идентификации"1.
Но если нет "верности традициям", "памяти предков", "национальной идентификации", то верностью чему, памятью чего, ценностями идентичности какой нации и какой истории все это становится? Верностью ни к чему, памятью ничего, никакими ценностями идентичности - ничем и ни в какой истории - вот чем становится идея "ломки архетипа", отказ от ценностей традиции и традиционализма. Это часть проекта не исторической модернизации России, а ее исторической деморализации, ибо "которая земля переставляет свои обычаи, та земля долго не стоит".
В конце концов, надо считаться и с опытом истории, пытаться извлекать из него поучительные уроки. Ведь одна такая эпоха "ломки архетипа" в истории России в ХХ столетии уже состоялась и была связана с большевизацией России, с попыткой преодоления ее в истории в качестве России, втянувшей и страну, и нацию в невиданные потрясения цивилизационных основ ее бытия в истории. Так, может, хватит экспериментов над русской и союзными ей нациями, над национальными архетипическими основами их бытия в истории, хватит потрясений, обусловленных целями и задачами цивилизационного переворота. Может, все-таки сделать правильные выводы из собственной истории: дать возможность и стране, и нации начать жить ценностями собственной идентичности - национальной, исторической, цивилизационной, развиваться через их саморазвитие, а не через их преодоление в истории.
Тем более что национальные архетипы как национальные не преодолеваются в принципе. Это феномены, с которыми живут и умирают, больше того, за которые умирают, ибо это последние основания всякого бытия в истории, их национальные святыни. Они могут модернизироваться, но никак не преодолеваться, ибо с их преодолением преодолевается исторический субъект их носитель в истории и, следовательно, сама история. Вот почему всякое посягательство на ценности национальной идентичности в истории есть посягательство на сами основы бытия нации в истории. Ломка архетипов - это отказ от ценностей национальной идентичности - процесс, расчищающий геополитическое пространство для других наций, превращающий геоисторическое пространство в пространство господства других наций и культур, в другое цивилизационное пространство. Это процесс, завершающийся превращением национального субъекта в истории в этнографический материал для истории других наций и культур. Вот чем в итоге завершается "отказ от устойчивых в течение сотен лет архетипических реакций" - национальным и историческим предательством.
Но есть и другая цивилизационная тенденция в историческом развитии современной России - национальная. В ее пределах критическое отношение к коммунистическому периоду цивилизационного развития России (и не только к нему) не доводится до его тотального отрицания. Отрицанию подлежат лишь наиболее одиозные составляющие как самого коммунистического исторического проекта преобразования человечества и его истории, так и результаты его осуществления в России, и прежде всего те, с которыми связан слом национальной, цивилизационной и исторической идентичности России и в ней русской нации. По сути, ставится задача преодоления не самой исторической реальности, того, что уже ушло в историю. Здесь главная цель заключается в нечто принципиально другом - в том, чтобы примириться с ней как с историей - и с хорошим, и плохим в ней как, в конце концов, и с хорошим, и плохим в своей собственной истории, из которой следует извлекать уроки, но которой бессмысленно мстить и тем более пытаться преодолеть как историю.
А посему главная задача в отношении к собственной истории мыслится совершенно иначе - как задача преодоления такого отношения к ней, которое всякий раз на крутом ее переломе, провоцирует попытки выхода из нее как из национальной истории в пространство принципиально иной цивилизации и вненационального исторического развития. Здесь отрицание того, что уже ушло В историю, не доводится до попыток выйти ИЗ самой истории, до отрицания полноценности и цивилизационной продуктивности всех предшествующих цивилизационных периодов в истории России, самого типа и направленности цивилизационного развития России, базовых основ ее идентичности в истории. Напротив, ставится задача восстановления исторической преемственности в ее подлинных смыслах и исчерпывающем объеме между всеми цивилизационными периодами в развитии России, самого типа и направленности цивилизационного развития России в качестве России и, следовательно, русско-российских основ национальной идентичности и национального бытия в истории.
Таким образом, вся история России - это история поиска, хаотизации, разрушения, отстаивания и развития своей идентичности - исторической, цивилизационной, национальной. События ХХ века - и его начала, и его конца - это кульминационная точка всех этих процессов, в которой национальная составляющая истории играет особую роль, определяя его основного субъекта, базовую цивилизационную логику развития и основы идентичности русско-российской цивилизации, ее самые сакраментальные цели, ценности и смыслы бытия в истории. Ибо нельзя быть в истории, не будучи в ней в качестве субъекта-нации, в качестве национального субъекта. Всякая попытка выйти из субъектной основы истории в качестве нации, преодолеть себя в ней в качестве национального субъекта равносильна историческому суициду, попытке выйти из самой истории, преодолеть ее как историю.