Как сложится всемирная история - покажет будущее, но уже сейчас не вызывает сомнений более фундаментальный характер цивилизационной логики истории по сравнению с формационной, цивилизационных противоречий по сравнению с формационными, цивилизационной исторической реальности по сравнению с формационной. В любом случае не вызывает сомнений другое: наступающая историческая эпоха становится эпохой господства цивилизационных закономерностей, временем цивилизационного самоопределения истории, историей консолидации и размежевания локальных цивилизаций - освобождения от всего того, что им не принадлежит и ими не является и интеграции со всем тем, что им принадлежит и ими является.
   Отражением именно этих тенденций стала идея многополюсного мира как основы представлений о строении современного мира и природе межгосударственных отношений в нем, имеющая, таким образом, локально цивилизационную основу. Идея многополюсного мира является иным, доктринальным выражением в принципах внешнеполитической деятельности двух взаимосвязанных и фундаментальнейших фактов новейшей исторической реальности: первый - современный мир состоит из истории множества взаимосвязанных локальных цивилизаций; второй - отношения между ними составляют и в научно обозримой перспективе будут составлять основное содержание не просто текущей политики, но и на этой основе мировой истории в целом.
   Все это указывает на феномен локальной цивилизации и цивилизационную логику истории как на историческую реальность, место, роль и сущность которой в мировой истории до сих пор в полной мере не осознается, а потому и в полной мере не учитывается в практике исторического творчества. Не в меру ангажированные универсалистскими схемами истории, навязанными формационной логикой истории, мы заметно преуспели в преодолении цивилизационной реальности истории и как реальности нашего исторического сознания, и как реальности самой истории. Итогом этого стало то, что стало: нет, не просто примитивизация представлений об истории, но примитивизация и хаотизация самой истории, те цивилизационные тупики и потрясения, которые мы с неослабевающими усилиями втягиваем на евразийские просторы СССР, а теперь и России.
   При этом справедливость сказанного нисколько не колеблет справедливости другого - бесспорной фундаментальности феномена общественно-экономической формации и формационной логики истории. Формационная историческая реальность - это реальность, которая была, есть и остается. Другое дело, она не является единственной, которой исчерпывается вся историческая реальность, вся логика истории. Это становится очевидным при сравнительном анализе феноменов локальной цивилизации и общественно-экономической формации. И, в первую очередь, основ их бытия в истории.
   3. ОСНОВЫ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ
   РЕАЛЬНОСТИ
   Действительно, локальная цивилизация и общественно-экономическая формация отличаются друг от друга, прежде всего, основами своего бытия в истории. В этой связи для понимания исторической сущности любой формации определяющее значение имеют ведущие формационные качества любого общества отношения собственности и власти, группирующиеся вокруг и на основе формационнообразующего основания любой формации - способа производства материальных благ, этого исторически конкретного способа существования общества в природе, производства и воспроизводства основ его материального бытия. Но непосредственно именно господствующая форма собственности определяет историческое качество господствующих в нем экономических отношений, а господствующая форма политической власти - историческое качество господствующих в обществе социально-политических отношений.
   Что же касается всех остальных явлений и процессов общественной жизни, то они оказываются производными от отношений собственности и власти, но при этом таким образом, что все они, не исключая и самой власти, приобретают социальное качество в зависимости, в конечном счете, от господствующей формы собственности, пронизываются ее содержанием, определяются ее исторической сущностью. Материальное бытие и в нем отношение собственности ведет за собой все остальные формы бытия человека в обществе.
   Так складывается целостная органическая система общества, объединенная единым основанием, ведущими формационно-образующими качествами, придающими соответствующее формационное качество всем остальным явлениям общества, его свойствам, связям и отношениям, превращая его из общества вообще в исторически конкретное общество, в общество определенной формации-стадии исторического развития. Естественно, все это базируется на исторически определенном характере и уровне развития производительных сил определенном типе и уровне отношения с природой, формационная разновидность и конкретность которых порождает формационную разновидность и конкретность всех отношений людей друг к другу - экономических, социальных, политических?
   Все это достаточно общеизвестные положения, как и то, что с точки зрения своих оснований формация фактически полностью выражает материальные основы общественной жизни. Формационное бытие общества есть, прежде всего, его материальное бытие, а формационная логика истории, соответственно, есть логика производства и воспроизводства материальных основ бытия общества в природе. Естественно, все это затрудняет поиск специфических материальных основ локальной цивилизации, на которых она базирует свое бытие не как формация, а как именно локальная цивилизация. Очевидно, что они должны быть, ибо общество не может жить одной культурой, как не могли жить одной философией Древняя Греция, одним правом - Древний Рим, одной религией Средние Века, одной политикой - Новое и Новейшее время, а вся мировая история одними войнами. Любой период истории человечества был, есть и всегда будет периодом производства и воспроизводства обществом материальных основ своего бытия и, следовательно, периодом экономического бытия общества. Однако поиски материальных основ локальной цивилизации, специфичных по отношению к формационным, пока не завершились нахождением таковых. Если не считать попыток специфику материальных основ цивилизации связать с технико-технологическим базисом, а формации - с экономическим.
   Технико-технологический базис своими корнями восходит к производительным силам, есть их предметная, вещественная составляющая. Он есть результат опредмечивания технологических функций человека посредством превращения вещества природы и естественных процессов в рабочее вещество и технологические процессы. Корни экономического базиса восходят к производственным отношениям, то есть к той социальной форме, в которой существуют производительные силы. А потому лишь в абстракции можно отделить технико-технологический базис общества от экономического, как лишь в абстракции могут существовать отдельно друг от друга производительные силы общества от производственных отношений.
   Но главное заключается в другом - локальная цивилизация не может жить одними производительными силами, хуже того, базировать свое материальное бытие на бытие лишь технико-технологического базиса, а формация не может жить лишь одними производственными отношениями, базировать свое материальное бытие на бытии лишь экономического базиса. Для нормального бытия в истории необходимо и то и другое - единство технико-технологического базиса с экономическим, производительных сил с производственными отношениями. Но это означает, что у локальной цивилизации нет своих специфических материальных основ, отличных от таковых общественно-экономической формации. И это именно так.
   Формационная и цивилизационная реальность - две взаимосвязанные стороны одной и той же исторической реальности, базирующейся на одной и той же материальной основе. Она едина для всей исторической реальности, а потому не может быть одной для формационной и другой для цивилизационной. Локальная цивилизация живет теми же материальными основами, что и формация, и у нее нет и не может быть неких своих цивилизационных материальных основ, отличных от формационных, так как формационные основы истории и есть ее материальные основы. Следовательно, локальная цивилизация живет теми формационными материальными основами общества, которые являются господствующими на данном этапе его исторического развития. Она есть способ проживания обществом своих формационных качеств в их предельно конкретной исторической специфике, которая порождается как раз цивилизационной исторической реальностью как конечным источником всех спецификаций истории.
   Таким образом, и это симптоматично, она находится не в формационной, а именно в цивилизационной исторической реальности и логике истории. Именно здесь концентрируются не только локально-цивилизационные архетипы социальности, культуры, духовности, но и специфический способ их объективации в истории. Именно с ними входят в историю этнокультурные общности в качестве главных субъектов цивилизационной логики истории и именно к ним они адаптируют все осваиваемые новые формационные качества и свойства общества, которые именно в этой связи и на этой основе приобретают свою локально-цивилизационную специфику.
   В итоге оказывается, что исторического универсализма больше в формации и формационной логике истории, чем в цивилизации и цивилизационной. А потому, если формация испытывает давление исторической спецификации, то оно восходит к локальной цивилизации как к своей конечной исторической причине, к формам исторической активности этнокультурных общностей, которые и только которые придают историческое своеобразие всему, что попадает в пространство их исторического творчества. Формация живет цивилизацией как формой и способом своего предельно конкретного воплощения в истории.
   В этом смысле формационный потенциал истории может быть реализован только на базе локальной цивилизации и цивилизационной логики истории. Нет ни капитализма, ни феодализма, на рабовладения вообще, есть исторически конкретные формы их бытия, которые они приобретают в связи и на основе цивилизационной реальности. Они - историческая реальность только как составная часть цивилизационной реальности, только став японским, американским или российским капитализмом, только тогда, когда реализуют свой формационный потенциал развития на базе определенной локальной цивилизации, ее саморазвития.
   Она дает им реальность, как формационным качествам, лишь в той связи и мере, в какой они становятся формационными качествами конкретной локальной цивилизации, которая есть одновременно исходное и конечное основание исторической реальности, то, что порождает из себя конкретность истории и что воплощает ее в себе. Локальная цивилизация есть альфа и омега исторического существования, пространство и время абсолютной полноты его бытия. Все, что существует в истории, существует лишь только постольку, поскольку способно стать и становится моментом цивилизационной реальности. Все, что не обладает такой способностью, не обладает способностью просто быть, стать моментом исторической реальности вообще.
   Локальная цивилизация выступает своеобразным критерием отбора на историчность, того, что вообще может стать исторической реальностью. Не все, что возможно в истории вообще, в частности, в истории одной цивилизации, может стать реальностью в другой. Не может Европа стать Азией, арабский Восток китайским Востоком, Россия Америкой; русский не может жить как японец, американец как китаец, немец как индус? Всему этому противится история, культура, социальность, духовность, сам способ их проживания в истории. Всему этому противится все и вместе с тем не столько собственность и власть, специфика отношений, ими порождаемая, сколько более глубокая реальность, восходящая к архетипическим особенностям сознания и бессознательного.
   Всему этому противится не столько формационная, сколько цивилизационная реальность, которая, следовательно, обладает, если не большей, то более фундаментальной реальностью, чем формационная. Поэтому именно она адаптирует к себе формационные качества общества, а не формация цивилизационные. При всей неизбежной взаимоадаптируемости их друг другу, локальная цивилизация выступает адаптирующей, а не адаптируемой частью исторической реальности в том числе и потому, что есть не просто самая фундаментальная часть исторической реальности, а такая, с которой связан эффект ее целостности. Историческая реальность приобретает формы целостности как раз по мере того, как приобретает формы бытия локальной цивилизации. А диалектика части и целого такова, что, в конечном счете, не целое адаптирует себя к части, а часть адаптирует себя к целому и именно это делает ее частью, а не целым.
   Все это указывает на феномен локальной цивилизации и цивилизационной логики истории не просто как на часть исторической реальности, а такую, которая обладает всеми свойствами особой фундаментальности. И это несмотря на то, что в основе материальных основ локальной цивилизации лежат формационные основы, лишь адаптированные к особенностям локальной цивилизации. В этом смысле цивилизационная логика истории неотделима от логики формационной. Локальная цивилизация вместе с формацией проживает свою историю. И стадия формационного развития общества есть одновременно с этим и стадия исторического развития локальной цивилизации, но не она определяет историческую сущность локальной цивилизации.
   Не феодализм, не капитализм, не социализм определяют историческую сущность России. То, что делает Россию Россией, Китай Китаем, Америку Америкой, лежит в совершенно иной плоскости развития истории, чем та, в которой находятся формационные качества общества. Это со всей очевидностью свидетельствует о том, что есть основы общества и его истории, которые, не будучи материальными и формационными, несмотря на это, являются не менее фундаментальными. Они и составляют основу локальной цивилизации, ее глубинную и истинную сущность.
   В самом деле, в основе локальной цивилизации не может лежать ни экономика, ни политика, ни отношение собственности, ни отношение власти. Не в том смысле слова, что локальная цивилизация обладает невозможным способностью обходиться без экономики и без политики, а в том, что не они составляют основу и сущность локальной цивилизации. Ведь смена не только основных, но и всех формационных качеств общества, происходящих в пределах одной и той же локальной цивилизации, не влечет за собой ее смены. Она как раз сохраняет себя при всех формационных изменениях, ибо сохраняется ее основа, то, что делает ее локальной цивилизацией. Очевидно, то, что остается неизменным, что сохраняет одну и ту же цивилизацию при всех исторических изменениях, и будет ее основой как локальной цивилизации. Что же не изменяется или почти не изменяется во всех формационных и исторических изменениях, сохраняя неизменной локальную цивилизацию и как локальную, и как цивилизацию? Просматриваются несколько оснований устойчивости.
   Прежде всего, это сам субъект локальной цивилизации - этнокультурная общность. Историю делают не исторические законы, не божественный промысел, не великие идеи сами по себе, не бытие, которое определяет сознание, историю делают люди, а потому она сохраняется до тех пор, пока сохраняются сами люди, а точнее те социокультурные общности, которые они создают, вступая в историческое творчество. Оно - удел не отдельной, пусть даже и сверходаренной личности, а только общности людей. Нельзя творить историю, пусть в гордом, но в одиночестве, она предмет коллективных усилий людей, объединенных общими интересами, целями и смыслами исторического существования, всеми факторами интеграции и идентификации.
   Именно поэтому история есть только там, где есть общности людей и ее, как истории, больше там, где эти общности не просто большие, а лучше организованны и более глубоко объединены общими факторами интеграции и идентификации. И до тех пор, пока будут существовать общности людей, в данном случае этнокультурная, будет существовать история, в данном случае как история локальных цивилизаций. Этнокультурная общность, ее уникальность и устойчивость есть исходное условие уникальности и устойчивости локальной цивилизации. Поэтому все, что разрушает этнокультурную общность, разрушает локальную цивилизацию и все, что способствует ее сохранению, способствует сохранению локальной цивилизации. Что же способствует сохранению этнокультурной общности и как этнической, и как культурной?
   С одной стороны, это тотальное изменение, изменение всего, что можно изменить. И об этой стороне сохранения этнокультурной общности как субъекта локальной цивилизации следует сказать особо, чтобы не сложилось впечатление, что исторический застой, стагнация - чуть ли не единственное средство сохранения в истории. Как раз наоборот: история принадлежит одной партии - партии вечного изменения. Все, что хочет сохраниться в истории, должно изменяться. Но это должен быть не хаотический поток изменений, а исторический, то есть изменение должно быть изменением с сохранением исторической преемственности и основных форм идентичности в истории исторической, культурной, духовной. В первом случае историческая преемственность не позволяет истории при всяком историческом изменении начинаться как бы заново. Она превращает историю в собственно историю - не просто в процесс взаимосвязанный во времени, а в такой, в пределах которого происходит аккумуляция исторического содержания, благодаря чему история превращается в историческое развитие.
   Таким образом, историческая преемственность и есть то, что позволяет сохраняться прошлому в настоящем, что актуализирует его бытие на всем пространстве бытия истории, превращая всякое изменение в истории в процесс сохранения самой истории. При всех реальных и возможных изменениях в истории в ней неизбежно, а потому всегда в той или иной мере сохраняется связь времен, "времен связующая нить". И это происходит благодаря не только исторической преемственности, но еще и тому, что лежит в основе самой преемственности. На эту сторону устойчивости истории, сохранения этнокультурной общности и вслед за ней самой локальной цивилизации стоит обратить особое внимание, ибо историческая преемственность - это только механизм сохранения истории, но еще не сама история, не то, собственно, что в ней сохраняется при всех изменениях.
   А это, судя по всему, основы идентичности - исторической, культурной, духовной. Именно они сохраняются во всех изменениях истории, на этой основе сохраняя саму историю, образуя основу ее воспроизводства не в качестве истории вообще, а в качестве определенной истории, с конкретным культурным и духовным наполнением. При этом основы идентичности не могут измениться в принципе, так как в противном случае должна будет измениться сама история, культура, духовность, а точнее - они должны будут исчезнуть, уступив место другой истории, культуре, духовности, с другими основами идентификации.
   Следовательно, история - это не только и не просто состояние экономики, социальности, политики, это еще и состояние души и в ней человеческого сознания. В конечном итоге все, что совершается в истории человечества, совершается не столько для человеческого тела, сколько для человеческой души. Полнота исторического бытия - это, в первую очередь, полнота бытия человеческой души. Там, в ее основах история находит все, что делает ее историей, что придает ей и ценность, и цель, и смысл. Там же находится и то, что умирает последним - основы идентичности - связующее начало всех времен и всех народов. Оно же является чуть ли не единственным персистирующим началом истории, то есть таким, которое присутствует и сохраняется во всех состояниях истории, культуры, духовности. В истории все течет, все изменяется, многое исчезает, но неизменными остаются основы идентичности - основы человеческой истории в основах человеческой души. Измените основы человеческой души, основы ее идентичности, и вы измените человеческую историю, она станет историей другой души, другой культуры и духовности - просто другой историей.
   Таким образом, основы идентичности - исторической, культурной, духовной и есть то, что сохраняется во всех изменениях истории, сохраняет этнокультурную общность в качестве субъекта локальной цивилизации и на этой основе саму локальную цивилизацию и как локальную, и как цивилизацию. Их место в основах локальной цивилизации и истории в целом позволяет говорить о ценностях идентичности как о своеобразном генетическом коде истории коде цивилизационной идентичности истории, благодаря которому в сознании человека происходит акт идентификации по всем азимутам исторического, культурного и духовного бытия, что превращается в акт идентификации самой истории. В актах цивилизационной идентификации на любой стадии формационного развития и отчасти независимо от них сама история воспроизводит себя в качестве истории и в том цивилизационном и историческом качестве, которое определяется конкретностью содержания генетического кода истории. Место и роль генетического кода истории в истории человечества во многом оказывается аналогичным тому, которое занимает в истории эволюции жизни на Земле генетический код жизни.
   Подобно тому, как генотип определяет то, какой будет форма жизни, ее видоспецифические особенности, так и генетический код истории определяет то, какой будет история - социальность, культура, духовность, сам способ их объективации в истории и самой истории, какими будут локальные особенности исторического творчества, локально цивилизационные особенности истории. При этом генетический код истории архетипичен. В нем аккумулируется вся история локальной цивилизации. А потому его изменение - занятие с крайне сомнительным смыслом, так как в этом случае предполагается изменение всей истории. Но это не по силам даже Богу. Даже Бог не может сделать бывшее не бывшим или, тем более, иным. Прошлое самодовлеет в настоящем, история в истории. По этой причине при любых масштабах насилия над историей, ее генетическим кодом, побеждает история, ее генетический код. Основы идентичности истории, культуры, духовности вновь будут воспроизводить себя и, следовательно, саму историю только в более извращенных формах.
   Взлом цивилизационной идентичности, ее исторических, культурных и духовных основ, подобно взлому основ идентичности отдельной личности, ведущему к личностной патологии - шизофреническому раздвоению личности, ведет к исторической патологии - исторической шизофрении, раздвоению и растроению исторического, культурного и духовного самосознания и на этой основе к полной хаотизации истории, когда люди лишаются основ для бытия своей души и вслед за этим основ самого своего бытия в истории, которые исчезают вместе с исчезновением цивилизационной идентичности, ее исторических, культурных и духовных основ. История превращается в историю цивилизационных потрясений, потрясений основ истории и в той самой мере, в какой становится потрясением основ человеческой души. Пространство истории превращается в пространство безудержного разгула любых символов Веры, любых ценностей, любых смыслов, любой логики развития. История вместе с утратой своего генетического кода истории - основ идентичности лишается своего самоорганизующего начала.
   В этом смысле генетический код истории и есть порядок в беспорядке. Он не позволяет истории быть какой угодно, осуществляться по произвольной логике истории, а только такой, которая соответствует цивилизационным основам и логике данной локальной цивилизации. Как архетипический феномен, генетический код истории отвечает за воспроизводство истории как истории локальной цивилизации, ее культуры и духовности, начиная с архетипических глубин. А потому генетический код истории есть абсолютный исторический феномен с абсолютной исторической величиной, который и которая не меняются в своей сущности в зависимости от исторического времени или исторических обстоятельств. Вопреки им, вопреки всему, что происходит в истории, генетический код истории упорно воспроизводит ту историю и ту логику истории, которые соответствуют его содержанию как архетипической основе истории. Все это требует более внимательно отнестись к его составу и содержанию, ибо они оказываются составом и содержанием основ локальной цивилизации и цивилизационной логики истории.
   Прежде всего, что значит генетический код истории как архетипический феномен, как архетипическая основа локальной цивилизации и ее истории? Архетип - это самая глубинная часть основы истории, которая коренится не где-нибудь, а в основах человеческой психики - в коллективном бессознательном. Это глубинная часть психики, которая, в отличие от нашего непосредственного сознания, имеющего полностью личностную природу, имеет универсальную и безличную природу. Это своеобразная "вторая психическая система, имеющая коллективную, универсальную и безличную природу, идентичную у всех индивидов. Это коллективное бессознательное не развивается индивидуально, но наследуется. Оно состоит из предшествующих форм, архетипов, которые лишь вторичным образом становятся осознаваемыми и которые придают определенную форму содержанию психики"4.