Страница:
Все это становится проблемой Кавказа в России с его непомерными претензиями на особое положение и влияние в России, когда и то и другое приобретает мощную экономическую подпитку, и источники которой находятся не где-нибудь, а в самой России, в ее эксплуатации. Кавказ хочет адаптировать не себя к России, а Россию к себе, превратив ее геополитическое пространство для действия сил, одержимых только одной идеей - идеей экономического обогащения за счет России, обогащения любой ценой и любыми средствами. Это не единственная составляющая в структуре ментальности русско-кавказских отношений, но она занимает, увы, далеко не последнее место. И самое печальное: все это осуществляется в условиях, когда в России, вышедшей из коммунистического угара, начисто отсутствуют механизмы защиты и развития базовых структур национальной идентичности, как в государственных структурах, так и в структурах гражданского общества. В России, по существу, некому защищать Россию, ибо то, что в настоящее время понимается под названием "русская нация", находится в руинах. Это население, потерявшее многое из того, что делало его нацией.
Другой вектор особого межнационального напряжения образуют русско-еврейские отношения. Этот вопрос оброс своей мифологией как с той, так и с другой стороны, взаимными претензиями и обидами, часть из которых имеет под собой реальные основания в реальных противоречиях русско-еврейских отношений. При этом ни одна из сторон не является до конца правой или до конца неправой стороной, тем более, что основной рациональный вектор национальной напряженности в русском отношении к евреям, строго говоря, связан не со всем еврейством, а только с его определенным типом, который Л.П. Карсавин назвал "типом ассимилирующегося еврея".
Наряду с тем, что в российском еврействе есть, собственно, национальный тип еврея, целиком и полностью идентифицирующий себя с архетипами еврейской культуры и духовности, заданными иудаизмом, а также тип русифицированного и россиизированного еврея, с достаточной глубиной и искренностью определяющий свое бытие в России русско-российской сущностью ее истории, культуры и духовности, в российском еврействе есть промежуточный тип еврея с маргинальными основами идентичности, и, соответственно, с маргинальным поведением и отношением к России, нередко сочетающий в себе все три вышеуказанных типа идентичности в совершенно умопомрачительных соотношениях.
Этот тип "определяется идеологией абстрактного космополитизма или интернационализма, индивидуалистическими тенденциями в сфере политических и социальных проблем..., активностью, направленною на абстрактные и предельные идеалы и не знающие границ, т.е. утопизмом и революционностью, а потому нигилистическою разрушительностью. Все эти черты, характерные, и даже часто в указанном сочетании характерные не только для еврея, у еврея специфически окрашены и индивидуализированы его "прошлым" - его происхождением и "промежуточностью". Ибо он уже не еврей и еще "не еврей", а некое промежуточное существо, "культурная амфибия", почему его одинаково обижает и то, когда его называют евреем, и то, когда его евреем не считают.... Это тип является врагом всякой национальной органической культуры.... Этот тип не опасен для здоровой культуры и в здоровой культуре не действен. Но лишь только культура начинает заболевать или разлагаться, как он быстро просачивается в образовавшиеся трещины, сливается с продуктами ее распада и ферментами ее разложения, ускоряет темп процесса, специфически его окрашивает и становится уже реальной опасностью"63.
Таким образом, можно говорить, по крайней мере, о трех главенствующих причинах, превращающих отношения между евреями и Россией в проблему евреев в России: она обусловлена тем особым положением в интеллектуально нагруженных сферах человеческой деятельности, которое заняли евреи после Октября 1917-го и, соответственно, тем особым влиянием, которое они на этой основе приобрели в России и на судьбы России; их особой ролью в каждый кризисный период России ХХ века; наконец, и это самое главное, их неидентичностью исторической и национальной России. Только в своем единстве эти действующие причины в русско-еврейских отношениях и образуют то, что рациональным образом можно вычленить в сущности так называемого еврейского вопроса в России, что создает его и как вопрос, и как еврейский.
То есть дело не в самой по себе особой концентрации евреев в интеллектуально нагруженных сферах человеческой деятельности, а в характере и направленности этой деятельности, в том, что она сопряжена с оппозицией национальным основам России, стремлением отождествить ее национальное своеобразие с исторически отсталым, культурно несостоявшимся и духовно неполноценным и на этой основе в актах дискретизации национальной и исторической России преодолеть ее и как историческую, и как национальную.
Таким образом, объективную и результирующую основу еврейского вопроса в России в конечном итоге образует неидентичность существенной и, как правило, всегда радикально настроенной части российского еврейства исторической и национальной России, постоянно воспроизводимая в ее среде позиция, направленная на преодоление в России ее исторических и национально обусловленных форм бытия в истории, на превращение ее геополитического пространства в предельно интернационализированное, в пространство отрицания и преодоления России как России. В таком пространстве легче всего живется как раз тем, кто себя ни с чем не идентифицирует, ни с чем не связывает, и уж тем более с Россией, кто не имеет никаких обязательств перед ней, как перед Россией и для которых она в итоге оказывается просто территорией, средством, а не самоцелью исторического существования.
Такая позиция не может не вызывать возражений, как не может не вызывать возражений всякое ущемление национальных прав любого народа, будь то малого или большого и их основного права - права на то, чтобы быть просто нацией и творить историю в национально обусловленных формах бытия в истории. Ведь что значит в данном случае интернационализировать историческое пространство России? Это значит, прежде всего, превратить его из пространства Родины и, следовательно, национального пространства просто в пространство, во вненациональное - в пространство без народа-нации, без тех основ его идентичности, благодаря которым оно становится пространством Родины. Это значит лишить это пространство всех смыслов бытия, кроме тех, которые задаются актами купли и продажи, придать всякому бытию в этом пространстве национально анонимный характер, сведя его в лучшем случае только к одному измерению жизни - экономическому.
В этой связи вполне очевидно, что есть право малой нации на равноправие с большой - экономическое, социальное, политическое, но у ней нет и не может быть никаких прав на слом основ и принципов ее идентичности в истории. Любая нация сохраняет за собой право на сохранение базовых структур своей идентичности в истории.
Тем удивительнее, что евреи умудрились дважды за одно столетие достаточно солидарно принять самое активное участие и даже быть во главе самых радикальных переворотов в истории России: в начале века - в революции и коммунизации России, в конце столетия - демонтаже коммунизма, капитализации и западнизации России. И дело не в самом участии и даже не в его масштабах, а в его характере и направленности - и в том и в другом случае доминировало стремление формационные изменения в России превратить в цивилизационные изменения самой России.
В итоге обнаруживается, что в еврейском отношении к России главным и доминирующим оказывается нечто более глубокое и принципиально иное, чем только недовольство сложившимися формационными социально-экономическими реальностями - тотальный нигилизм по отношению к самим основам локальности русско-российской цивилизации. Вот где истинный корень, подпитывающий остроту русско-еврейских отношений в России: в неидентичности евреев исторической и национальной России и в стремлении эту свою неидентичность сделать нормой для всей остальной России.
Неспособность евреев идентифицировать себя с Россией, протест против идентификационных и связанных с ними ассимиляционных процессов приобретает форму протеста против России. Отсюда и поиск инаковых форм идентичности, лежащих по ту сторону собственно российской национальной реальности: в мировой революции, пролетарско-классовом интернационализме, Европе и Америке - западной системе ценностей, космополитизме, Израиле, абстракциях общечеловеческих ценностей и смыслов бытия, просто в хороших условиях жизни..., но в любом случае не в России, не в вечных основах ее бытия в истории.
В конце концов, и это не главное, в конце концов - это частное дело этноса, с чем себя идентифицировать, тем более такого, как еврейского, отмеченного печатью всемирности. Но если евреи не могут себя идентифицировать с Россией, то почему это должно стать проблемой русских, и, тем более, источником слома основ их цивилизационной и национальной идентичности? Зачем им создавать проблемы с их идентичностью в истории, отчуждать Россию от русских, а русских от России, лишать саму Россию ее русско-российской сущности?
Итак, проблема национальной идентичности, ее обретение Россией становится главной и самой насущной проблемой переживаемого момента современной истории России. И она актуализируется не только по векторам национальных отношений: Россия - Кавказ, Россия - еврейство, но с разной степенью выраженности и по всем остальным, включая сюда, собственно, и сам русский, занимающий отнюдь не самое последнее место в идентификационных процессах, идущих на евразийских просторах России. Сами русские прежде всего и нуждаются в восстановлении и всемерном развитии основ своей русскости, ибо большая часть проблем России в ХХ веке имеет своим истоком процессы разрушения русской национальной идентичности, попытки самих русских организовать свое бытие в истории на вненациональных принципах, на принципах хаотизации и преодоления основ своей цивилизационной, исторической и национальной идентичности.
История доказывает: именно там и именно тогда, где и когда Россия начинает действовать как Россия, реализовывать свое бытие в истории на базе генетического кода собственной истории в соответствии со своими архетипами социальности, культуры, духовности - Россия прогрессирует. В принципе, иначе и не может быть - Россия может прогрессировать только как Россия, как НЕ Россия она может только деградировать, деградировать до состояния НЕ России.
В этой связи можно говорить о реальности следующих основных идентификационных аспектов национального бытия в России. Первый и базовый русский. Он базовый и потому, что он русский, и потому, что проблема идентичности в современной России стоит совершенно иначе, чем в СССР. Хотя бы потому, что речь уже идет только о России, в которой уже не только совершенно иные количественные соотношения между массой русского и нерусского населения, но и принципиально иные основы идентичности подчеркнуто национальные - не советские, а российские и, следовательно, русско-российские.
На последнее сочетание стоит обратить особое внимание, так как именно русская этнонациональная идентичность образует основу исторической и цивилизационной идентичности России, в которой, и с этим навряд ли можно спорить, российская составляющая только потому является российской, что она сопряжена с русской и определяется ею как русской. В России не дано другого для того, чтобы стать Россией, как только стать ею на русской этнокультурной основе. При этом она остается принципиально открытой для присоединения к ней любой другой нации и ровно настолько, насколько претендует на цивилизационный масштаб идентичности. О чем речь?
О том, что благодаря своей цивилизационной составляющей, русский идентификационный аспект бытия является базовым для России, ибо наиболее полно и последовательно объединяет в себе все три уровня идентичности: этнически русский, национально русский и цивилизационно русско-российский. В самом деле, если этнически русская идентичность, в конечном счете, определяется этнически русской природой и происхождением ближайших предков, национально русское - русскими социокультурными и духовными основами идентичности, то цивилизационная - это та, которая придает русским национальным основам идентичности статус и масштаб цивилизационных, когда с ними, как национальными, могут идентифицировать себя и нерусские этносы, для которых существенная часть русских национальных основ идентичности становится не просто близкой, но даже и родной и настолько, что воспринимается как часть собственных, национальных основ бытия в истории.
Так русская история, культура, духовность приобретают общероссийский статус, возникает сам феномен российскости - сплав русских и нерусских ценностей и смыслов бытия в истории, превращающийся в основу русско-российской цивилизационной идентичности и общности - общности исторической судьбы, архетипов социальности, культуры, духовности, способа их проживания в истории и самой истории, общности самого цивилизационного типа исторического развития. И всему этому на уровне цивилизационного сознания и идентичности придается еще одно и принципиально важное измерение.
Россия осознается как абсолютно исключительный феномен во всей иерархии национальных ценностей, как абсолютный максимум истории, который, входя в сознание в таком статусе, способен объединить всех и каждого в России именно Россией, своей русско-российской исторической, цивилизационной, национальной, культурной и духовной сущностью. Это то, что как именно абсолютная ценность, способно объединить всех самым святым, что должно быть в сердце каждого - духовными основами Великой России в душе каждого, кто идентифицирует себя с Россией.
Именно на такой идентификационной основе русское национальное самосознание дорастает до цивилизационного, до сознания того, что русский, в сущности, это тот, для кого независимо от его этнического происхождения и национальной идентичности, Россия есть абсолютный максимум истории и, следовательно, его собственного существования. Такое отношение к России, как к высшей ценности - общей Родине, общей исторической судьбе, общей геополитической и цивилизационной основе существования в истории обладает огромным цивилизационно объединительным потенциалом.
На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание, так как кроме русского в России есть и другой - нерусский идентификационный аспект национального бытия. Но, будучи нерусским, он вместе с тем является российским, так как полностью и органично идентифицирует себя с Россией. В России не стоит и, в сущности, никогда не стояла проблема тотальной русификации всех российских наций. Проблема русско-российской идентичности шире проблемы национально-русской идентичности. Для того чтобы идентифицировать себя с Россией, отнюдь не обязательно стать русским. Русско-российская идентичность не требует такой национальной жертвы. А потому в России органично существует идентификационный аспект национального бытия, связывающий индивида с его нацией и национальной формой бытия в истории, но, несмотря на это связывающий его одновременно с этим и с Россией. Опасность некоторых идущих в современной России национально-идентификационных процессов как раз в том и заключается, что они в ряде случаев приводят к дистанцированию от России и даже к противопоставлению себя России. Осознать себя татарином, даргинцем, евреем... - это прекрасно и закономерно, но если одновременно с этим не осознавать себя еще и россиянином - это исторический тупик.
При этом быть россиянином - это не вненациональный, а глубоко национальный признак идентичности. Он является цивилизационным и уже только поэтому национальным, ибо Россия - это не вненациональный феномен, а такой, который конституирует себя в мировой истории не на какой-нибудь, а именно на российской национальной основе, в которой русская составляющая является неотъемлемой, органической и базовой, россияобразующей частью. А потому быть россиянином неизбежно оказывается быть отчасти и русским в самом существенном своем национальном измерении. В этом суть одного из парадоксов всякого национального бытия в России: чем больше оно связано и определяется Россией, тем больше оно становится объективно русским.
В этом смысле может существовать и существует своя национальная специфика в отношении к России - татарская, чувашская, мордовская, аварская, осетинская..., но, очевидно, она, как национальная, не может стать доминирующей. Ибо тотчас же перестанет быть российской. Любое национальное отношение к России становится и сохраняет себя в качестве российского только в связи и на основе русского отношения к России. База всякого отношения к России может быть только русской, иначе она перестает быть российской и, следовательно, отношением к ней как к России. Иное отношение к России на иной национальной базе станет иным - отношением слома основ исторической и национальной идентичности России.
Это стоит подчеркнуть особо перед множащимися призывами к национальному возрождению, и неважно к какому - русскому или не русскому. Каждое из них имеет право стать реальностью, но, во-первых, не за счет ущемления прав и интересов какой бы то ни было нации. Все они равноправны в своем стремлении быть нациями, в своем стремлении к национальному возрождению. Во-вторых, и это главное, у всех наций России есть только один путь в национальном возрождении: вместе с русской нацией и на основе возрождения русских как нации. Сказанное не означает, что всякое национальное возрождение в России сводится к русскому. Сказанное означает другое - нельзя достичь национального возрождения в России помимо русского и, следовательно, помимо возрождения России. База всякого национального возрождения в России руссоцентрична. И если это парадоксально, то, несмотря на это, это именно так.
Наконец, существуют еще два идентификационных аспекта в России, один из которых, являясь подчеркнуто национальным, несмотря на это, не имеет к России никакого отношения, больше того, вообще является антироссийским. Это тот, который не просто не идентифицирует себя с Россией и, следовательно, с русской нацией, а настроен принципиально против и того и другого. Он является национальным, но только в себе и для себя, только для своего национального начала и антинациональным во всех остальных отношениях, и прежде всего по отношению к русским и России. В таком своем качестве, такой идентификационный аспект национального бытия в России к России, собственно, не имеет никакого отношения и в той самой мере, в какой не идентифицирует себя с ней.
Таким типом отношения страдает и последний идентификационный аспект бытия в России - вненациональный, идентифицирующий себя с чем угодно, но только не с тем, что имеет хоть какое-то отношение к каким бы то ни было национальным формам бытия в истории. Вненациональный, космополитический идентификационный аспект бытия, быть может, внешне не так агрессивен, как антироссийский, но от этого не менее разрушителен по отношению к России, к ее национальным устоям бытия в истории, ибо находит свою основную цель и задачу в их преодолении, в преодолении любых национально обусловленных форм бытия в истории, и в первую очередь русско-российских.
Таким образом, на статус базовых могут претендовать два аспекта национальной идентичности в России: национальный и при этом неважно, какой национальности (к примеру, я - татарин) и цивилизационный (я - россиянин), но имеющие отношение к России только при условии своего единства, то есть, если всякая национальная идентификация в России связывает себя еще и с Россией. При этом последний аспект идентичности - цивилизационный, также является национальным, объединяющим всех и каждого именно в Россию-цивилизацию, а не в нечто иное, и объединяющим на русской национальной основе. Только такая идентификационная основа связывает всех между собой, всех с собой и вслед за этим всех в Россию. Все связывается со всем в Россию посредством русского национального начала в истории. Это реальность, которую можно преодолеть, но только вместе с преодолением самой России.
Вот почему тот, кто отделяет себя от русской нации, отделяет себя и от России, а кто отделяет себя от России, тот отделяет себя и от русской нации. Другого в России не дано, ибо нам дана Россия, в которой русское национальное начало является государство-цивилизационно-россияобразующим началом. Принципиальное равенство всех наций между собой не снимает их неравенства в россияобразующих основаниях бытия России. В этом все нации России не равны русской. И это никого не должно настораживать. Настораживать должно другое - попытка преодолеть не только объективно особое положение русского национального начала в России, но и национальное начало в России вообще, организовать ее бытие и направить ее историческое развитие в принципиально вненациональное русло или такое, которое не является российским.
В данном случае речь идет о группах и общностях людей, которые не могут или не хотят идентифицировать себя с русскими и Россией и именно поэтому не хотят допустить этого и в самих русских, а потому в национальном отношении стремятся опустить всех русских до уровня и характера своих отношений к России - свою неидентичность к России сделать нормой отношения всех к России. Эта ситуация актуализирует новый аспект неравенства и даже национальной нетерпимости в России, ибо ситуация навязывания России самой идеи и, тем более, процессов слома национальной и исторической идентичности является далее принципиально нетерпимой, так как она навязывает стране и нации логику исторического бытия, основанную на самых тягчайших исторических потрясениях - цивилизационных, провоцирующих раскол в святая святых всякой нации и национальной истории - в основах человеческой души. Недопущение такого раскола предполагает, что все, кто не идентифицирует себя с Россией и в ней с русской нацией, должны уйти от всех форм активного участия в историческом творчестве на евразийских просторах России, как не идентичных исторической и национальной России.
Это будет нравственным выбором, ибо безнравственным будет продолжать насиловать страну и нацию своей неидентичностью стране и нации. В конечном счете, Россия - это Родина только тех, кто себя идентифицирует с Россией. А потому все равны перед Россией, все нации, но это равенство остается равенством только при одном обязательном условии: если все они идентифицируют себя с Россией. Во всех остальных случаях оно превращается в неравенство принципиального характера - в неравенство между национальной и вненациональной Россией в правах на Россию. И их будет всегда больше у той России, которая ближе к национальной России и у которой, следовательно, больше национальных прав на Россию. Всякая попытка вненациональной России вывести всякое отношение к России из-под юрисдикции национального отношения, придать ему и по сущности и по форме вненациональный характер будет новой большевизацией России, новым преступлением против России.
Таким образом, вопрос о вненациональной России - это вопрос о субъекте, который несет особую ответственность за многое, что происходило и происходит в России и с Россией на протяжении всего ХХ столетия. Несмотря на то, и это парадоксально, что он постоянно и весьма спокойно меняет свою политическую, экономическую и идеологическую ориентацию на прямо противоположные цвета политического спектра - от крайне левого до крайне правого, что однозначно свидетельствует о его специфической цивилизационной сущности и происхождении, связанных не только с политикой и экономикой, не столько с формационной, сколько с цивилизационной исторической реальностью и ее противоречиями - неизменным остается главное в нем, что и определяет его сущность и сущность его отношения к России: это отношение преодоления России как России на базе тотальной неидентичности исторической и национальной России.
В России существует огромная масса исторических, культурных и духовных маргиналов, по-настоящему не укорененных в русской истории, культуре и духовности, балансирующих между "своим" и "чужим" в истории, культуре и духовности и именно поэтому провоцирующих кризис исторической и национальной идентичности на постоянной основе. Только вдуматься: нации навязывают вненациональные основы идентичности - русской нации навязывают не русские и не российские основы идентичности, начиная от идей мировой революции и социального освобождения всего человечества и кончая вхождением в западную цивилизацию и приоритетом ее ценностей над всеми остальными, и прежде всего над выстраданными собственной историей.
Отсюда многое становится понятным в России, в частности, и то, почему в России так тяжело идут модернизационные процессы. Потому что в России они совмещаются с попытками изменения типа ее цивилизации и цивилизационного развития. В России существует массовый вненациональный субъект, который на постоянной основе недовольства социально-экономической, формационной реальностью переводит в цивилизационную плоскость, придает ему цивилизационный масштаб, направленность и специфику, превращает его в недовольство самой локальностью русско-российской цивилизации. Отсюда и стремление не столько изменить что-то в самой России, сколько изменить саму Россию, превратить ее в нечто, что дистанцирует ее от основ локальности своей цивилизации и типа ее цивилизационного развития в истории. Последний вообще признается тупиковым и бесперспективным и под основание этого подводится специфическая мотивационная база, густо замешанная на русофобии, на признании в качестве несостоявшейся всей истории, культуры и духовности, национальной полноценности самой русской нации как русской.
Другой вектор особого межнационального напряжения образуют русско-еврейские отношения. Этот вопрос оброс своей мифологией как с той, так и с другой стороны, взаимными претензиями и обидами, часть из которых имеет под собой реальные основания в реальных противоречиях русско-еврейских отношений. При этом ни одна из сторон не является до конца правой или до конца неправой стороной, тем более, что основной рациональный вектор национальной напряженности в русском отношении к евреям, строго говоря, связан не со всем еврейством, а только с его определенным типом, который Л.П. Карсавин назвал "типом ассимилирующегося еврея".
Наряду с тем, что в российском еврействе есть, собственно, национальный тип еврея, целиком и полностью идентифицирующий себя с архетипами еврейской культуры и духовности, заданными иудаизмом, а также тип русифицированного и россиизированного еврея, с достаточной глубиной и искренностью определяющий свое бытие в России русско-российской сущностью ее истории, культуры и духовности, в российском еврействе есть промежуточный тип еврея с маргинальными основами идентичности, и, соответственно, с маргинальным поведением и отношением к России, нередко сочетающий в себе все три вышеуказанных типа идентичности в совершенно умопомрачительных соотношениях.
Этот тип "определяется идеологией абстрактного космополитизма или интернационализма, индивидуалистическими тенденциями в сфере политических и социальных проблем..., активностью, направленною на абстрактные и предельные идеалы и не знающие границ, т.е. утопизмом и революционностью, а потому нигилистическою разрушительностью. Все эти черты, характерные, и даже часто в указанном сочетании характерные не только для еврея, у еврея специфически окрашены и индивидуализированы его "прошлым" - его происхождением и "промежуточностью". Ибо он уже не еврей и еще "не еврей", а некое промежуточное существо, "культурная амфибия", почему его одинаково обижает и то, когда его называют евреем, и то, когда его евреем не считают.... Это тип является врагом всякой национальной органической культуры.... Этот тип не опасен для здоровой культуры и в здоровой культуре не действен. Но лишь только культура начинает заболевать или разлагаться, как он быстро просачивается в образовавшиеся трещины, сливается с продуктами ее распада и ферментами ее разложения, ускоряет темп процесса, специфически его окрашивает и становится уже реальной опасностью"63.
Таким образом, можно говорить, по крайней мере, о трех главенствующих причинах, превращающих отношения между евреями и Россией в проблему евреев в России: она обусловлена тем особым положением в интеллектуально нагруженных сферах человеческой деятельности, которое заняли евреи после Октября 1917-го и, соответственно, тем особым влиянием, которое они на этой основе приобрели в России и на судьбы России; их особой ролью в каждый кризисный период России ХХ века; наконец, и это самое главное, их неидентичностью исторической и национальной России. Только в своем единстве эти действующие причины в русско-еврейских отношениях и образуют то, что рациональным образом можно вычленить в сущности так называемого еврейского вопроса в России, что создает его и как вопрос, и как еврейский.
То есть дело не в самой по себе особой концентрации евреев в интеллектуально нагруженных сферах человеческой деятельности, а в характере и направленности этой деятельности, в том, что она сопряжена с оппозицией национальным основам России, стремлением отождествить ее национальное своеобразие с исторически отсталым, культурно несостоявшимся и духовно неполноценным и на этой основе в актах дискретизации национальной и исторической России преодолеть ее и как историческую, и как национальную.
Таким образом, объективную и результирующую основу еврейского вопроса в России в конечном итоге образует неидентичность существенной и, как правило, всегда радикально настроенной части российского еврейства исторической и национальной России, постоянно воспроизводимая в ее среде позиция, направленная на преодоление в России ее исторических и национально обусловленных форм бытия в истории, на превращение ее геополитического пространства в предельно интернационализированное, в пространство отрицания и преодоления России как России. В таком пространстве легче всего живется как раз тем, кто себя ни с чем не идентифицирует, ни с чем не связывает, и уж тем более с Россией, кто не имеет никаких обязательств перед ней, как перед Россией и для которых она в итоге оказывается просто территорией, средством, а не самоцелью исторического существования.
Такая позиция не может не вызывать возражений, как не может не вызывать возражений всякое ущемление национальных прав любого народа, будь то малого или большого и их основного права - права на то, чтобы быть просто нацией и творить историю в национально обусловленных формах бытия в истории. Ведь что значит в данном случае интернационализировать историческое пространство России? Это значит, прежде всего, превратить его из пространства Родины и, следовательно, национального пространства просто в пространство, во вненациональное - в пространство без народа-нации, без тех основ его идентичности, благодаря которым оно становится пространством Родины. Это значит лишить это пространство всех смыслов бытия, кроме тех, которые задаются актами купли и продажи, придать всякому бытию в этом пространстве национально анонимный характер, сведя его в лучшем случае только к одному измерению жизни - экономическому.
В этой связи вполне очевидно, что есть право малой нации на равноправие с большой - экономическое, социальное, политическое, но у ней нет и не может быть никаких прав на слом основ и принципов ее идентичности в истории. Любая нация сохраняет за собой право на сохранение базовых структур своей идентичности в истории.
Тем удивительнее, что евреи умудрились дважды за одно столетие достаточно солидарно принять самое активное участие и даже быть во главе самых радикальных переворотов в истории России: в начале века - в революции и коммунизации России, в конце столетия - демонтаже коммунизма, капитализации и западнизации России. И дело не в самом участии и даже не в его масштабах, а в его характере и направленности - и в том и в другом случае доминировало стремление формационные изменения в России превратить в цивилизационные изменения самой России.
В итоге обнаруживается, что в еврейском отношении к России главным и доминирующим оказывается нечто более глубокое и принципиально иное, чем только недовольство сложившимися формационными социально-экономическими реальностями - тотальный нигилизм по отношению к самим основам локальности русско-российской цивилизации. Вот где истинный корень, подпитывающий остроту русско-еврейских отношений в России: в неидентичности евреев исторической и национальной России и в стремлении эту свою неидентичность сделать нормой для всей остальной России.
Неспособность евреев идентифицировать себя с Россией, протест против идентификационных и связанных с ними ассимиляционных процессов приобретает форму протеста против России. Отсюда и поиск инаковых форм идентичности, лежащих по ту сторону собственно российской национальной реальности: в мировой революции, пролетарско-классовом интернационализме, Европе и Америке - западной системе ценностей, космополитизме, Израиле, абстракциях общечеловеческих ценностей и смыслов бытия, просто в хороших условиях жизни..., но в любом случае не в России, не в вечных основах ее бытия в истории.
В конце концов, и это не главное, в конце концов - это частное дело этноса, с чем себя идентифицировать, тем более такого, как еврейского, отмеченного печатью всемирности. Но если евреи не могут себя идентифицировать с Россией, то почему это должно стать проблемой русских, и, тем более, источником слома основ их цивилизационной и национальной идентичности? Зачем им создавать проблемы с их идентичностью в истории, отчуждать Россию от русских, а русских от России, лишать саму Россию ее русско-российской сущности?
Итак, проблема национальной идентичности, ее обретение Россией становится главной и самой насущной проблемой переживаемого момента современной истории России. И она актуализируется не только по векторам национальных отношений: Россия - Кавказ, Россия - еврейство, но с разной степенью выраженности и по всем остальным, включая сюда, собственно, и сам русский, занимающий отнюдь не самое последнее место в идентификационных процессах, идущих на евразийских просторах России. Сами русские прежде всего и нуждаются в восстановлении и всемерном развитии основ своей русскости, ибо большая часть проблем России в ХХ веке имеет своим истоком процессы разрушения русской национальной идентичности, попытки самих русских организовать свое бытие в истории на вненациональных принципах, на принципах хаотизации и преодоления основ своей цивилизационной, исторической и национальной идентичности.
История доказывает: именно там и именно тогда, где и когда Россия начинает действовать как Россия, реализовывать свое бытие в истории на базе генетического кода собственной истории в соответствии со своими архетипами социальности, культуры, духовности - Россия прогрессирует. В принципе, иначе и не может быть - Россия может прогрессировать только как Россия, как НЕ Россия она может только деградировать, деградировать до состояния НЕ России.
В этой связи можно говорить о реальности следующих основных идентификационных аспектов национального бытия в России. Первый и базовый русский. Он базовый и потому, что он русский, и потому, что проблема идентичности в современной России стоит совершенно иначе, чем в СССР. Хотя бы потому, что речь уже идет только о России, в которой уже не только совершенно иные количественные соотношения между массой русского и нерусского населения, но и принципиально иные основы идентичности подчеркнуто национальные - не советские, а российские и, следовательно, русско-российские.
На последнее сочетание стоит обратить особое внимание, так как именно русская этнонациональная идентичность образует основу исторической и цивилизационной идентичности России, в которой, и с этим навряд ли можно спорить, российская составляющая только потому является российской, что она сопряжена с русской и определяется ею как русской. В России не дано другого для того, чтобы стать Россией, как только стать ею на русской этнокультурной основе. При этом она остается принципиально открытой для присоединения к ней любой другой нации и ровно настолько, насколько претендует на цивилизационный масштаб идентичности. О чем речь?
О том, что благодаря своей цивилизационной составляющей, русский идентификационный аспект бытия является базовым для России, ибо наиболее полно и последовательно объединяет в себе все три уровня идентичности: этнически русский, национально русский и цивилизационно русско-российский. В самом деле, если этнически русская идентичность, в конечном счете, определяется этнически русской природой и происхождением ближайших предков, национально русское - русскими социокультурными и духовными основами идентичности, то цивилизационная - это та, которая придает русским национальным основам идентичности статус и масштаб цивилизационных, когда с ними, как национальными, могут идентифицировать себя и нерусские этносы, для которых существенная часть русских национальных основ идентичности становится не просто близкой, но даже и родной и настолько, что воспринимается как часть собственных, национальных основ бытия в истории.
Так русская история, культура, духовность приобретают общероссийский статус, возникает сам феномен российскости - сплав русских и нерусских ценностей и смыслов бытия в истории, превращающийся в основу русско-российской цивилизационной идентичности и общности - общности исторической судьбы, архетипов социальности, культуры, духовности, способа их проживания в истории и самой истории, общности самого цивилизационного типа исторического развития. И всему этому на уровне цивилизационного сознания и идентичности придается еще одно и принципиально важное измерение.
Россия осознается как абсолютно исключительный феномен во всей иерархии национальных ценностей, как абсолютный максимум истории, который, входя в сознание в таком статусе, способен объединить всех и каждого в России именно Россией, своей русско-российской исторической, цивилизационной, национальной, культурной и духовной сущностью. Это то, что как именно абсолютная ценность, способно объединить всех самым святым, что должно быть в сердце каждого - духовными основами Великой России в душе каждого, кто идентифицирует себя с Россией.
Именно на такой идентификационной основе русское национальное самосознание дорастает до цивилизационного, до сознания того, что русский, в сущности, это тот, для кого независимо от его этнического происхождения и национальной идентичности, Россия есть абсолютный максимум истории и, следовательно, его собственного существования. Такое отношение к России, как к высшей ценности - общей Родине, общей исторической судьбе, общей геополитической и цивилизационной основе существования в истории обладает огромным цивилизационно объединительным потенциалом.
На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание, так как кроме русского в России есть и другой - нерусский идентификационный аспект национального бытия. Но, будучи нерусским, он вместе с тем является российским, так как полностью и органично идентифицирует себя с Россией. В России не стоит и, в сущности, никогда не стояла проблема тотальной русификации всех российских наций. Проблема русско-российской идентичности шире проблемы национально-русской идентичности. Для того чтобы идентифицировать себя с Россией, отнюдь не обязательно стать русским. Русско-российская идентичность не требует такой национальной жертвы. А потому в России органично существует идентификационный аспект национального бытия, связывающий индивида с его нацией и национальной формой бытия в истории, но, несмотря на это связывающий его одновременно с этим и с Россией. Опасность некоторых идущих в современной России национально-идентификационных процессов как раз в том и заключается, что они в ряде случаев приводят к дистанцированию от России и даже к противопоставлению себя России. Осознать себя татарином, даргинцем, евреем... - это прекрасно и закономерно, но если одновременно с этим не осознавать себя еще и россиянином - это исторический тупик.
При этом быть россиянином - это не вненациональный, а глубоко национальный признак идентичности. Он является цивилизационным и уже только поэтому национальным, ибо Россия - это не вненациональный феномен, а такой, который конституирует себя в мировой истории не на какой-нибудь, а именно на российской национальной основе, в которой русская составляющая является неотъемлемой, органической и базовой, россияобразующей частью. А потому быть россиянином неизбежно оказывается быть отчасти и русским в самом существенном своем национальном измерении. В этом суть одного из парадоксов всякого национального бытия в России: чем больше оно связано и определяется Россией, тем больше оно становится объективно русским.
В этом смысле может существовать и существует своя национальная специфика в отношении к России - татарская, чувашская, мордовская, аварская, осетинская..., но, очевидно, она, как национальная, не может стать доминирующей. Ибо тотчас же перестанет быть российской. Любое национальное отношение к России становится и сохраняет себя в качестве российского только в связи и на основе русского отношения к России. База всякого отношения к России может быть только русской, иначе она перестает быть российской и, следовательно, отношением к ней как к России. Иное отношение к России на иной национальной базе станет иным - отношением слома основ исторической и национальной идентичности России.
Это стоит подчеркнуть особо перед множащимися призывами к национальному возрождению, и неважно к какому - русскому или не русскому. Каждое из них имеет право стать реальностью, но, во-первых, не за счет ущемления прав и интересов какой бы то ни было нации. Все они равноправны в своем стремлении быть нациями, в своем стремлении к национальному возрождению. Во-вторых, и это главное, у всех наций России есть только один путь в национальном возрождении: вместе с русской нацией и на основе возрождения русских как нации. Сказанное не означает, что всякое национальное возрождение в России сводится к русскому. Сказанное означает другое - нельзя достичь национального возрождения в России помимо русского и, следовательно, помимо возрождения России. База всякого национального возрождения в России руссоцентрична. И если это парадоксально, то, несмотря на это, это именно так.
Наконец, существуют еще два идентификационных аспекта в России, один из которых, являясь подчеркнуто национальным, несмотря на это, не имеет к России никакого отношения, больше того, вообще является антироссийским. Это тот, который не просто не идентифицирует себя с Россией и, следовательно, с русской нацией, а настроен принципиально против и того и другого. Он является национальным, но только в себе и для себя, только для своего национального начала и антинациональным во всех остальных отношениях, и прежде всего по отношению к русским и России. В таком своем качестве, такой идентификационный аспект национального бытия в России к России, собственно, не имеет никакого отношения и в той самой мере, в какой не идентифицирует себя с ней.
Таким типом отношения страдает и последний идентификационный аспект бытия в России - вненациональный, идентифицирующий себя с чем угодно, но только не с тем, что имеет хоть какое-то отношение к каким бы то ни было национальным формам бытия в истории. Вненациональный, космополитический идентификационный аспект бытия, быть может, внешне не так агрессивен, как антироссийский, но от этого не менее разрушителен по отношению к России, к ее национальным устоям бытия в истории, ибо находит свою основную цель и задачу в их преодолении, в преодолении любых национально обусловленных форм бытия в истории, и в первую очередь русско-российских.
Таким образом, на статус базовых могут претендовать два аспекта национальной идентичности в России: национальный и при этом неважно, какой национальности (к примеру, я - татарин) и цивилизационный (я - россиянин), но имеющие отношение к России только при условии своего единства, то есть, если всякая национальная идентификация в России связывает себя еще и с Россией. При этом последний аспект идентичности - цивилизационный, также является национальным, объединяющим всех и каждого именно в Россию-цивилизацию, а не в нечто иное, и объединяющим на русской национальной основе. Только такая идентификационная основа связывает всех между собой, всех с собой и вслед за этим всех в Россию. Все связывается со всем в Россию посредством русского национального начала в истории. Это реальность, которую можно преодолеть, но только вместе с преодолением самой России.
Вот почему тот, кто отделяет себя от русской нации, отделяет себя и от России, а кто отделяет себя от России, тот отделяет себя и от русской нации. Другого в России не дано, ибо нам дана Россия, в которой русское национальное начало является государство-цивилизационно-россияобразующим началом. Принципиальное равенство всех наций между собой не снимает их неравенства в россияобразующих основаниях бытия России. В этом все нации России не равны русской. И это никого не должно настораживать. Настораживать должно другое - попытка преодолеть не только объективно особое положение русского национального начала в России, но и национальное начало в России вообще, организовать ее бытие и направить ее историческое развитие в принципиально вненациональное русло или такое, которое не является российским.
В данном случае речь идет о группах и общностях людей, которые не могут или не хотят идентифицировать себя с русскими и Россией и именно поэтому не хотят допустить этого и в самих русских, а потому в национальном отношении стремятся опустить всех русских до уровня и характера своих отношений к России - свою неидентичность к России сделать нормой отношения всех к России. Эта ситуация актуализирует новый аспект неравенства и даже национальной нетерпимости в России, ибо ситуация навязывания России самой идеи и, тем более, процессов слома национальной и исторической идентичности является далее принципиально нетерпимой, так как она навязывает стране и нации логику исторического бытия, основанную на самых тягчайших исторических потрясениях - цивилизационных, провоцирующих раскол в святая святых всякой нации и национальной истории - в основах человеческой души. Недопущение такого раскола предполагает, что все, кто не идентифицирует себя с Россией и в ней с русской нацией, должны уйти от всех форм активного участия в историческом творчестве на евразийских просторах России, как не идентичных исторической и национальной России.
Это будет нравственным выбором, ибо безнравственным будет продолжать насиловать страну и нацию своей неидентичностью стране и нации. В конечном счете, Россия - это Родина только тех, кто себя идентифицирует с Россией. А потому все равны перед Россией, все нации, но это равенство остается равенством только при одном обязательном условии: если все они идентифицируют себя с Россией. Во всех остальных случаях оно превращается в неравенство принципиального характера - в неравенство между национальной и вненациональной Россией в правах на Россию. И их будет всегда больше у той России, которая ближе к национальной России и у которой, следовательно, больше национальных прав на Россию. Всякая попытка вненациональной России вывести всякое отношение к России из-под юрисдикции национального отношения, придать ему и по сущности и по форме вненациональный характер будет новой большевизацией России, новым преступлением против России.
Таким образом, вопрос о вненациональной России - это вопрос о субъекте, который несет особую ответственность за многое, что происходило и происходит в России и с Россией на протяжении всего ХХ столетия. Несмотря на то, и это парадоксально, что он постоянно и весьма спокойно меняет свою политическую, экономическую и идеологическую ориентацию на прямо противоположные цвета политического спектра - от крайне левого до крайне правого, что однозначно свидетельствует о его специфической цивилизационной сущности и происхождении, связанных не только с политикой и экономикой, не столько с формационной, сколько с цивилизационной исторической реальностью и ее противоречиями - неизменным остается главное в нем, что и определяет его сущность и сущность его отношения к России: это отношение преодоления России как России на базе тотальной неидентичности исторической и национальной России.
В России существует огромная масса исторических, культурных и духовных маргиналов, по-настоящему не укорененных в русской истории, культуре и духовности, балансирующих между "своим" и "чужим" в истории, культуре и духовности и именно поэтому провоцирующих кризис исторической и национальной идентичности на постоянной основе. Только вдуматься: нации навязывают вненациональные основы идентичности - русской нации навязывают не русские и не российские основы идентичности, начиная от идей мировой революции и социального освобождения всего человечества и кончая вхождением в западную цивилизацию и приоритетом ее ценностей над всеми остальными, и прежде всего над выстраданными собственной историей.
Отсюда многое становится понятным в России, в частности, и то, почему в России так тяжело идут модернизационные процессы. Потому что в России они совмещаются с попытками изменения типа ее цивилизации и цивилизационного развития. В России существует массовый вненациональный субъект, который на постоянной основе недовольства социально-экономической, формационной реальностью переводит в цивилизационную плоскость, придает ему цивилизационный масштаб, направленность и специфику, превращает его в недовольство самой локальностью русско-российской цивилизации. Отсюда и стремление не столько изменить что-то в самой России, сколько изменить саму Россию, превратить ее в нечто, что дистанцирует ее от основ локальности своей цивилизации и типа ее цивилизационного развития в истории. Последний вообще признается тупиковым и бесперспективным и под основание этого подводится специфическая мотивационная база, густо замешанная на русофобии, на признании в качестве несостоявшейся всей истории, культуры и духовности, национальной полноценности самой русской нации как русской.