Страница:
В конце концов, следует учитывать условия, в которых ставится вопрос о восстановлении основ национальной идентичности России и русских в истории. Это условия кризиса русско-российской идентичности в современной истории, базовой составляющей которого стала постановка большей частью наций бывшего СССР вопроса о своем национальном самоопределении по отношению к русской нации и России в целом. А в ряде отдельных случаев был поставлен даже вопрос и о национально-освободительном движении (надо полагать, "освободительного" от "русского гегемонизма и имперской России"), которое у чеченцев вообще приняло характер вооруженного мятежа. Но дорога не может и не должна быть с односторонним движением. Пора и русским самоопределиться по отношению к тем, кто самоопределился и самоопределяется по отношению к ним, как к русским.
Основа этого самоопределения - восстановление основ подлинной национальной и цивилизационной идентичности русской нации и России. Ведь что значит решить национальный вопрос в России как русский? В конечном счете, это значит восстановить основы национальной идентичности русских как нации и России как российской цивилизации. Опыт истории ХХ столетия доказал, что Россия и в ней русская нация не могут жить в условиях цивилизационного, культурного и духовного промискуитета. Это допустимая позиция отдельной "интеллектуально озабоченной личности", это она может кочевать от одной "кочки зрения" к другой, ломая традиции, приоритеты, основы всякой своей идентичности, войти в пространство любой цивилизации, культуры, духовности, вообще отказаться от них, войти в пространство космополитизма. Все это возможно для отдельно взятой личности, это входит в пространство ее неотъемлемых прав. Но все это не может стать основой бытия и поведения в истории целой нации без того, чтобы она не перестала быть нацией. Мы же сталкиваемся с весьма странной и весьма агрессивной тенденцией, когда часть российской политической и интеллектуальной элиты свой космополитизм и свою неидентичность национальной и исторической России возводит в абсолют и стремится превратить в норму жизни целой нации.
И это несмотря на то, что "космополитизм и философски и жизненно несостоятелен, он есть лишь абстракция или утопия, применение отвлеченных категорий к области, где все конкретно. Космополитизм не оправдывает своего наименования, в нем нет ничего космического, ибо и космос, мир есть конкретная индивидуальность, одна из иерархических ступеней. Образ космоса так же отсутствует в космополитическом сознании, как и образ нации. Чувствовать себя гражданином вселенной совсем не означает потери национального чувства и национального гражданства. К космической, вселенской жизни человек приобщается через жизнь всех индивидуальных ступеней, через жизнь национальную. Космополитизм есть уродливое и неосуществимое выражение мечты о едином, братском и совершенном человечестве, подмена конкретно-живого человечества отвлеченной утопией. Кто не любит своего народа и кому не мил конкретный образ его, тот не может любить и человечество, тому не мил и конкретный образ человечества. Абстракции плодят абстракции"56.
В космополитизме есть и другая, куда более агрессивная составляющая, сразу всплывающая на поверхность, как только ставится вопрос о том, какая конкретно духовность, культура и цивилизация должны лечь в основу преодоления наций и национальных различий, в основу объединенного человечества. Здесь и проявляется доселе скрытая и, по существу, шовинистическая сущность космополитизма, ибо обнаруживается, что за ним стоит не духовность, культура и цивилизация вообще, которых в таком, в неком общечеловеческом виде, естественно, нет и не может быть в принципе. Они существовали и могут существовать лишь в своих этнокультурных формах в форме духовности, культуры, цивилизации определенной этнокультурной части человечества. Им лишь придают статус общечеловеческих и в таком, псевдовсеобщем виде пытаются навязать всему оставшемуся человечеству, разрушая и нивелируя его этнокультурное многообразие. Именно в этой связи стоит более внимательно всмотреться в шовинизм и космополитизм, чтобы заметить, что между ними больше внутреннего родства и единства, чем различия, что это два различных аспекта одного и того же явления.
Шовинист исходит из априорного предположения, что лучшим народом в мире является его собственный. Соответственно, его история, культура и духовность лучше и совершеннее всех остальных. Космополит исходит, казалось бы, из совершенно иного представления: цивилизованное человечество должно быть едино и иметь единую культуру, для чего необходимо преодолеть все национальные различия. Но стоит посмотреть, какое содержание вкладывается в термины "цивилизация" и "цивилизованное человечество". Это та цивилизация и культура, которые были выработаны романскими и германскими народами Европы. Именно это обстоятельство дало все основания Н.С. Трубецкому для связывания шовинизма и космополитизма по их скрытой и истинной сущности. Ибо "та культура, которая, по мнению космополитов, должна господствовать в мире, есть культура такой же определенной этнографически-антропологической единицы, как и та единица, о господстве которой мечтает шовинист.... Разница лишь в том, что шовинист берет более тесную этническую группу, чем космополит..., разница только в степени, а не в принципе"1.
Но в любом случае именно космополитизм навязывает России режим исторического развития, основанного на вненациональных принципах, реализация которых неизбежно выталкивает из истории России его главного субъекта - русскую нацию, приводит к попытке преодоления национально обусловленных форм бытия в культуре и духовности, в целях и смыслах исторического творчества. Вненациональное и космополитическое отрицание России во имя человечества, прогресса, общечеловеческих ценностей - во имя всего, но лежащего по ту сторону подлинно национального бытия есть ограбление и разрушение единственно возможного основания бытия русской нации в истории - исторической и национальной России. А потому если мы хотим быть субъектом истории, то мы можем быть им только в качестве этнокультурной общности, только в качестве нации. Если - нет, то это уже другой вариант исторического развития, никак не связанный с Россией, точнее, связанный с ее преодолением в истории как России.
Следовательно, вопрос русского самоопределения в истории - это вопрос самосохранения русских в истории и вслед за этим и на этой основе самой Великой России, как высшего результата исторического творчества русской и союзных ей наций. Это вопрос о восстановлении целостности национального бытия и сознания, их единства. Только это дает возможность сохранить и развить собственные ценности и смыслы исторического бытия в себе и для себя, обеспечивая преемственность бытия в истории как национального. Это вопрос о том, чтобы вернуть в Россию в качестве ее главного исторического субъекта русскую нацию, которая для того, чтобы стать таким субъектом, должна развить в себе истинные качества своей русскости, стать нацией, национализировать себя как субъекта истории. Она должна оседлать общественный прогресс, логику мировой истории как нация, на основе локальности собственной цивилизации. Здесь и в этом источник возвышения России, а не в том, чтобы стать НЕ-Россией.
Логика национального возрождения с естественноисторической неотвратимостью требует формирования национального субъекта в России, такого, который, собственно, и станет субъектом национального возрождения. Не может быть национального возрождения в России как национального без национального субъекта, ибо возрождением кого и чего оно в данном случае будет, если не возрождением исторической и национальной России и в ней русской нации как нации. Для национального возрождения, коль скоро оно мыслится как национальное, необходим субъект, который одновременно с этим станет и главным объектом возрождения, так как возрождать надо не просто экономику, политику, социальность, а человека, и не как человека вообще, а как человека русской истории, культуры, духовности, как человека Великой России - субъекта русской нации. И это должно стать основой национального возрождения Великой России. Ее нельзя возродить без возрождения русской и союзных ей наций, без возрождения русско-российской основы этого союза.
5. Есть еще одна особенность, сопровождающая постановку вопроса о русском вопросе в России, весьма парадоксальная, но от этого не перестающая быть фоном самой постановки этого вопроса. Это русофобия и это парадоксально, коль скоро речь идет все-таки о России и о национальном нигилизме по отношению к россияобразующей нации. Такое воистину может быть только в России, чтобы нация, ее образующая, в самой России оказалась в весьма странном положении, в некоторых случаях в положении чуть ли не гонимой нации. Это говорит о глубине национального падения русской нации в истории, и прежде всего ее элитных слоев, часть из которых заняла просто невменяемую позицию по национальному вопросу вообще и по отношению к собственной нации, прежде всего - позицию национального предательства, преодоления русской нации в истории как нации, отстранения ее от принятия решений, касающихся ее собственной исторической судьбы.
Русофобия стала чуть ли не основным признаком свободы слова посткоммунистической России, признаком самой свободы. Основной вектор свободного самоопределения русской нации в истории почему-то стал связываться с бессвязной критикой всей предшествующей ее истории, с отказом от основных результатов исторического развития, с признанием ошибочности самого исторического пути и способа бытия в истории, с извращенностью самих духовных основ истории. Свобода стала интерпретироваться прежде всего как свобода от России, а не для и во имя России, как свобода от самих национально-русских устоев бытия в истории, как свобода их преодоления в истории.
Итогом так понятой и реализуемой свободы становилась практика самоопределения русской нации в истории в стороне от базовых основ ее цивилизационной, исторической и национальной идентичности в истории. Итогом стал кризис идентичности русской нации, принявший масштабы тотального кризиса. Не последнюю роль в его инициировании сыграл укоренившийся принцип поведения вненациональной России в России: очередное недовольство существующим политическим режимом и сложившимися социально-экономическими реальностями превращать в недовольство самой Россией, легко переводить формационный кризис в России в цивилизационный кризис самой России. Естественно, для осуществления всего этого недостаточно критики лишь одной социально-экономической реальности, существующего политического режима, для всего этого необходима критика цивилизационных основ бытия России в истории и национальных основ бытия русской нации в России - необходима русофобия. Так русофобия становится органичной частью теории и практики цивилизационного переворота в России.
Русофобия инициируется и затянувшейся борьбой против России как "тюрьмы народов". Этот лозунг дважды за ХХ столетие актуализировался вненациональной Россией - в начале и конце столетия - и оба раза в условиях актуализации решения задач цивилизационного переворота в России. Он был рассчитан на мобилизацию всей не идентифицирующей себя с исторической и национальной Россией части России для борьбы против существующего строя, неизбежно превращавшейся в борьбу против России, основ локальности ее цивилизации и в ней против национальных устоев бытия русской нации в истории. В таких условиях борьба против России как "тюрьмы народов" превращалась в борьбу против русского народа, основ его идентичности в истории, против его особого места и особой миссии в России, в банальное сведение исторических счетов, разрешение накопленных межэтнических противоречий за счет русской нации. Больше и хуже того, такая борьба не могла не завершиться превращением России в тюрьму, прежде всего, для самого русского народа.
В конечном счете, русофобия стала местом концентрации всех национальных комплексов и предрассудков нерусских этносов по отношению к России, связанных с неприятием России, ее исторических, культурных и духовных архетипов, манифестацией их неспособности идентифицировать себя с исторической и национальной Россией и желания выйти из союзных отношений с русской нацией. Русофобия стала открытым неприятием сложившихся в России исторических реальностей, в первую очередь советских, как исторически наиболее актуальных, ответственность за которые должна была нести почему-то исключительно только одна русская нация, хотя именно в советском своем варианте они в наибольшей мере стали результатом коллективных усилий всего советского сообщества наций.
Правда, и в этом случае не снимается особая роль русской нации в становлении России-СССР и, следовательно, особая историческая ответственность за результаты исторического творчества в этот период истории. Хотя именно этот период в цивилизационном развитии России, как никакой другой, характеризовался непомерной экспансией влияния именно инонационального элемента на исторические судьбы России. В этой связи русофобия стала удобным способом исторической самореабилитации нерусских этносов за историческое сотворчество с русским, средством дистанцирования от него и поиска своих путей исторического творчества и развития. В крайних своих проявлениях русофобия стала вообще средством национального самоопределения и самосознания в истории.
Национальный нигилизм по отношению к русским и России превратился в своеобразный пьедестал для собственного национального возвышения в истории. Критика русского и российского национальных начал в истории образовала своеобразную негативную основу для поиска ценностей собственной национальной и цивилизационной идентичности, которая стала осмысливаться не в связи, а на основе противопоставления себя России, посредством изживания ее в себе. Так русофобия стала частью национального самоопределения тех, кто решил строить поиск основ своей идентичности в истории на костях своих отношений с русской нацией и Россией. От этого они не перестали быть отношениями, от этого они перестали быть отношениями объединяющего союза.
А раз так, то русской нации пора выйти из гипнотизирующего состояния, навязываемого абстракцией "дружбы народов", и строить свои отношения с другими нациями на почве реальности и конкретности их противоречий, а не иллюзий межнациональных отношений как только отношений национального согласия и мира. Чеченские события 90-х годов ХХ столетия, как никакие другие, хотя, впрочем, были и другие, прокатившиеся по всей периферии расселения русских, увы, и не только периферии, показали чего стоит так называемая "дружба народов". Нет никакой необходимости в том, чтобы доказывать, что все они были отмечены направленно жесткой и неоправданно жестокой антирусскостью и антироссийскостью. Это уже не требует доказательств. Это новая историческая реальность, с которой неожиданно для себя столкнулась русская нация. Потребность есть в другом: в радикальном пересмотре национальной позиции русских на просторах бывшего СССР.
Прежде всего, она должна стать национальной и, следовательно, русской позицией в межнациональных отношениях, а потому строиться исходя из интересов русских и союзных ей наций, интересов России, защиты этих интересов, а не "братской дружбы народов". Пора перестать жить пережитками коммуноинтернациональных иллюзий и, следовательно, пора поставить реальность межнациональных отношений на почву реального национального интереса, в котором национальный интерес русской нации должен занимать подобающее ему место. Пора перестать приносить себя и свои национальные интересы в бессмысленную жертву "дружбе народов" и этой жертвой пытаться покупать эту "дружбу народов".
Так называемая национальная политика впредь не может быть сведена к умению чиновников "умиротворять" за счет русских национальных интересов национальные окраины с их непомерными национальными амбициями и претензиями. Впредь и далее в основу национальной политики России и в России должны быть положены национальные интересы России и в ней русской и союзных ей наций и в последнем случае лишь в той мере, в какой они являются союзными русской нации. Нельзя простой перекачкой средств в национально административные образования сплотить Россию и тем более объединить всех с Россией.
В этом отношении весьма показательным является опыт межнациональных отношений бывшего СССР. Последние десятилетия его существования ежегодно в республики перекачивалось до и свыше 80 млр. полновесных рублей. Жители России на душу населения производили больше всех продукции - на 17,5 тысячи долларов, а потребляли меньше всех - на 11,8 тысячи долларов. Получается так, что мы сами подготавливали развал СССР, подкармливая те силы и структуры, которые просто одурели от дармовых ресурсов, поставляемых из России. Именно они превращались в экономическое основание процессов роста национального самосознания, основной вектор конституирования которых, несмотря на это, принял выраженную антирусскую и антироссийскую направленность.
И это больше всего поражает, так как ни Россия с республиками, ни русская нация с другими нациями не строила своих отношений на колониальных принципах господства и подчинения, вообще на каком-то выраженном ущемлении базовых национальных интересов нерусских наций, разве что за исключением тех, которые входили в противоречие с сохранением единства СССР. И именно это больше всего должно настораживать - социально-экономическая безосновность национальных противоречий, во всяком случае, их существенной части. Но об этом чуть позже и подробнее.
В данном же случае важно понять, что после всех потрясений, после всего сказанного и сделанного против России и русской нации, Россия и русские не могут впредь объединять что угодно и интегрироваться с кем угодно. Основным условием интеграции становится не нечто, что стоит над Россией или, тем более, находящееся вне России, не некие наднациональные ценности, цели и смыслы бытия в истории. Пора перестать объединять то, что нельзя объединить, что разрушает национальное единство самой России. Пора осознать, что основным условием объединения в Россию является сама историческая и национальная Россия, национальные пределы и основы русско-российской цивилизации, то, что способно идентифицировать себя с этими основами, что их не разрушает.
Пора перестать жить национальными иллюзиями, разрушающими историческое и геополитическое пространство России, материальное тело русской нации, плодить национальные мифы, разрушающие и духовное тело русской нации, ее сознание, дезориентирующие нацию в пространстве межнациональных отношений и противоречий, делающие ее беззащитной перед новыми вызовами истории по отношению к ней как к русской нации. Пора вооружить себя национальным сознанием, твердо стоящим на почве осознания своих подлинных национальных интересов - своих, России и союзных себе и России наций. Для достижения всего этого, прежде всего, необходима тотальная демифологизация национального сознания, преодоление в нем всех фобий, комплексов и мифов, накопленных за предшествующий советский период истории России-СССР.
Действительно, ни одна сфера человеческих отношений не мифологизирована до такой степени, как сфера национальных отношений. Просто задействован слишком сложный и принципиальный параллелограмм сил, затрагивающих и выражающих святая святых всякого исторического бытия коренные интересы коренного субъекта истории - нации. И это еще не последнее: сама природа межнациональных отношений и противоречий такова, что в ней почти при любом раскладе сил и интересов, как правило, нет неправой стороны. В этом один из парадоксов национальных противоречий - в них каждая сторона имеет свою правду, свое право на часть истины. Перед напором такого рода сил и интересов, естественно, чрезвычайно трудно устоять любому объективному анализу.
Поэтому неудивительно, что перед ним не устояла и сама наука и особенно российская, которая до самого последнего времени была буквально затабуирована различного рода национальными комплексами и идеологическими императивами - типа, что есть только дружба народов, а что сверх того, то это, естественно, все от лукавого. Оказалось, однако, что это далеко не так, что есть не только дружба народов, но и, мягко говоря, недружба народов и что это не от лукавого, а от самих народов, от истории их отношений друг с другом, от их культуры и духовности. Понять, что от чего и почему именно так, а не иначе складываются отношения между нациями не только на просторах СНГ, но уже и России, нельзя, не преодолев ряд мифов, сопутствующих этому пониманию.
Миф первый. Он имеет многослойную структуру, но вся она концентрируется вокруг попыток решать проблемы общественной жизни и развития вне связи с фактом реальности такого субъекта истории, как нация, представить нации и национальные отношения в лучшем случае в качестве нечто принципиально несущественного для истории, для современной - это уж точно. В сущности, это марксистский идейно-теоретический комплекс, связанный с представлениями о скором отмирании наций, отголосок марксистского пренебрежения к национальному вопросу, где проблемы социально-классовые полностью заслоняют и выражают собой национальные, которые вообще низводятся до формы инобытия социально-классовых проблем и противоречий.
В этой связи безразличие к идее нации, к национальным отношениям и противоречиям, стремление не считаться с их реальностью нельзя интерпретировать иначе, как попытку воспроизвести теперь уже в геополитических границах России и в новых исторических условиях, созданных распадом СССР, логику понимания и решения национального вопроса в СССР. Ничем хорошим для России, как и в свое время для СССР, это закончиться не может. Но есть и новые, не менее радикальные, но уже либеральные интеллектуальные потуги изгнать из истории национальное начало на острие определенным образом понятого общественного прогресса.
В этом случае прогресс однозначно связывается, прежде всего, с процессами глобализации, а те, в свою очередь, с процессами тотальной интернационализации всех сторон жизни. В итоге прогресс отождествляется с преодолением национального начала в истории, всякой национальной субъектности и субъективности, с углублением в систему неких вненациональных и единых для всего человечества ценностей. В этой логической связке национальное начинает даже восприниматься как одна из сил фундаментализма, в качестве негативной реакции на процессы глобализации. Оказывается, "прогресс цивилизации не поспевает за тенденциями, которые изменяют нашу планету и бросают вызов традиционным политическим структурам. Более того, силы фундаментализма - частично представляя собой реакцию на глобализацию - наращивают мощь"57. И они неизбежно будут наращивать свою мощь и при этом как раз в той самой мере, в какой проблемы глобализации истории современного человечества будут связываться с его цивилизационной нивелировкой.
Но в том-то и дело, что она неосуществима в принципе, ибо одно дело глобализация, интернационализация и нивелировка экономики и политики, а другое - культуры и духовности. Одно не заменяемо другим, так как выражает феномены разных сторон и пластов исторической реальности, соответственно, формационной и цивилизационной. И если формационная историческая реальность поддается глобализации, интернационализации и нивелировке, то цивилизационная остается в своей основной массе и, тем более, в сущности безразличной, а в ряде случаев и просто враждебной по отношению к ним. Вот почему, если есть единые формационные ступени развития для всего человечества, то нет и не может быть в принципе единой цивилизации, единого типа и стадий цивилизационного развития для всего человечества. Хотя бы потому, что локально цивилизационное разнообразие мира отвергает возможность единых для всего человечества вненациональных ценностей, способных объединить всех и всё поверх их национального, культурного и духовного многообразия.
Между прочим, преодолеть это многообразие отнюдь не означало бы объединить человечество, единство которого живет как раз единством многообразного, а не единообразного. Напротив, оно означало бы нечто самое худшее - подрыв самих основ существования человечества, стабильность которого, как и всего сущего, обеспечивается за счет сохранения и роста богатства многообразия, а не его сокращения. В данном случае в обществе и истории оно осуществляется на основе сохранения и роста богатства многообразия, прежде всего, цивилизационной исторической реальности и ее субъектных носителей - наций. Последнее обстоятельство до сих пор не получило адекватной оценки.
Основа этого самоопределения - восстановление основ подлинной национальной и цивилизационной идентичности русской нации и России. Ведь что значит решить национальный вопрос в России как русский? В конечном счете, это значит восстановить основы национальной идентичности русских как нации и России как российской цивилизации. Опыт истории ХХ столетия доказал, что Россия и в ней русская нация не могут жить в условиях цивилизационного, культурного и духовного промискуитета. Это допустимая позиция отдельной "интеллектуально озабоченной личности", это она может кочевать от одной "кочки зрения" к другой, ломая традиции, приоритеты, основы всякой своей идентичности, войти в пространство любой цивилизации, культуры, духовности, вообще отказаться от них, войти в пространство космополитизма. Все это возможно для отдельно взятой личности, это входит в пространство ее неотъемлемых прав. Но все это не может стать основой бытия и поведения в истории целой нации без того, чтобы она не перестала быть нацией. Мы же сталкиваемся с весьма странной и весьма агрессивной тенденцией, когда часть российской политической и интеллектуальной элиты свой космополитизм и свою неидентичность национальной и исторической России возводит в абсолют и стремится превратить в норму жизни целой нации.
И это несмотря на то, что "космополитизм и философски и жизненно несостоятелен, он есть лишь абстракция или утопия, применение отвлеченных категорий к области, где все конкретно. Космополитизм не оправдывает своего наименования, в нем нет ничего космического, ибо и космос, мир есть конкретная индивидуальность, одна из иерархических ступеней. Образ космоса так же отсутствует в космополитическом сознании, как и образ нации. Чувствовать себя гражданином вселенной совсем не означает потери национального чувства и национального гражданства. К космической, вселенской жизни человек приобщается через жизнь всех индивидуальных ступеней, через жизнь национальную. Космополитизм есть уродливое и неосуществимое выражение мечты о едином, братском и совершенном человечестве, подмена конкретно-живого человечества отвлеченной утопией. Кто не любит своего народа и кому не мил конкретный образ его, тот не может любить и человечество, тому не мил и конкретный образ человечества. Абстракции плодят абстракции"56.
В космополитизме есть и другая, куда более агрессивная составляющая, сразу всплывающая на поверхность, как только ставится вопрос о том, какая конкретно духовность, культура и цивилизация должны лечь в основу преодоления наций и национальных различий, в основу объединенного человечества. Здесь и проявляется доселе скрытая и, по существу, шовинистическая сущность космополитизма, ибо обнаруживается, что за ним стоит не духовность, культура и цивилизация вообще, которых в таком, в неком общечеловеческом виде, естественно, нет и не может быть в принципе. Они существовали и могут существовать лишь в своих этнокультурных формах в форме духовности, культуры, цивилизации определенной этнокультурной части человечества. Им лишь придают статус общечеловеческих и в таком, псевдовсеобщем виде пытаются навязать всему оставшемуся человечеству, разрушая и нивелируя его этнокультурное многообразие. Именно в этой связи стоит более внимательно всмотреться в шовинизм и космополитизм, чтобы заметить, что между ними больше внутреннего родства и единства, чем различия, что это два различных аспекта одного и того же явления.
Шовинист исходит из априорного предположения, что лучшим народом в мире является его собственный. Соответственно, его история, культура и духовность лучше и совершеннее всех остальных. Космополит исходит, казалось бы, из совершенно иного представления: цивилизованное человечество должно быть едино и иметь единую культуру, для чего необходимо преодолеть все национальные различия. Но стоит посмотреть, какое содержание вкладывается в термины "цивилизация" и "цивилизованное человечество". Это та цивилизация и культура, которые были выработаны романскими и германскими народами Европы. Именно это обстоятельство дало все основания Н.С. Трубецкому для связывания шовинизма и космополитизма по их скрытой и истинной сущности. Ибо "та культура, которая, по мнению космополитов, должна господствовать в мире, есть культура такой же определенной этнографически-антропологической единицы, как и та единица, о господстве которой мечтает шовинист.... Разница лишь в том, что шовинист берет более тесную этническую группу, чем космополит..., разница только в степени, а не в принципе"1.
Но в любом случае именно космополитизм навязывает России режим исторического развития, основанного на вненациональных принципах, реализация которых неизбежно выталкивает из истории России его главного субъекта - русскую нацию, приводит к попытке преодоления национально обусловленных форм бытия в культуре и духовности, в целях и смыслах исторического творчества. Вненациональное и космополитическое отрицание России во имя человечества, прогресса, общечеловеческих ценностей - во имя всего, но лежащего по ту сторону подлинно национального бытия есть ограбление и разрушение единственно возможного основания бытия русской нации в истории - исторической и национальной России. А потому если мы хотим быть субъектом истории, то мы можем быть им только в качестве этнокультурной общности, только в качестве нации. Если - нет, то это уже другой вариант исторического развития, никак не связанный с Россией, точнее, связанный с ее преодолением в истории как России.
Следовательно, вопрос русского самоопределения в истории - это вопрос самосохранения русских в истории и вслед за этим и на этой основе самой Великой России, как высшего результата исторического творчества русской и союзных ей наций. Это вопрос о восстановлении целостности национального бытия и сознания, их единства. Только это дает возможность сохранить и развить собственные ценности и смыслы исторического бытия в себе и для себя, обеспечивая преемственность бытия в истории как национального. Это вопрос о том, чтобы вернуть в Россию в качестве ее главного исторического субъекта русскую нацию, которая для того, чтобы стать таким субъектом, должна развить в себе истинные качества своей русскости, стать нацией, национализировать себя как субъекта истории. Она должна оседлать общественный прогресс, логику мировой истории как нация, на основе локальности собственной цивилизации. Здесь и в этом источник возвышения России, а не в том, чтобы стать НЕ-Россией.
Логика национального возрождения с естественноисторической неотвратимостью требует формирования национального субъекта в России, такого, который, собственно, и станет субъектом национального возрождения. Не может быть национального возрождения в России как национального без национального субъекта, ибо возрождением кого и чего оно в данном случае будет, если не возрождением исторической и национальной России и в ней русской нации как нации. Для национального возрождения, коль скоро оно мыслится как национальное, необходим субъект, который одновременно с этим станет и главным объектом возрождения, так как возрождать надо не просто экономику, политику, социальность, а человека, и не как человека вообще, а как человека русской истории, культуры, духовности, как человека Великой России - субъекта русской нации. И это должно стать основой национального возрождения Великой России. Ее нельзя возродить без возрождения русской и союзных ей наций, без возрождения русско-российской основы этого союза.
5. Есть еще одна особенность, сопровождающая постановку вопроса о русском вопросе в России, весьма парадоксальная, но от этого не перестающая быть фоном самой постановки этого вопроса. Это русофобия и это парадоксально, коль скоро речь идет все-таки о России и о национальном нигилизме по отношению к россияобразующей нации. Такое воистину может быть только в России, чтобы нация, ее образующая, в самой России оказалась в весьма странном положении, в некоторых случаях в положении чуть ли не гонимой нации. Это говорит о глубине национального падения русской нации в истории, и прежде всего ее элитных слоев, часть из которых заняла просто невменяемую позицию по национальному вопросу вообще и по отношению к собственной нации, прежде всего - позицию национального предательства, преодоления русской нации в истории как нации, отстранения ее от принятия решений, касающихся ее собственной исторической судьбы.
Русофобия стала чуть ли не основным признаком свободы слова посткоммунистической России, признаком самой свободы. Основной вектор свободного самоопределения русской нации в истории почему-то стал связываться с бессвязной критикой всей предшествующей ее истории, с отказом от основных результатов исторического развития, с признанием ошибочности самого исторического пути и способа бытия в истории, с извращенностью самих духовных основ истории. Свобода стала интерпретироваться прежде всего как свобода от России, а не для и во имя России, как свобода от самих национально-русских устоев бытия в истории, как свобода их преодоления в истории.
Итогом так понятой и реализуемой свободы становилась практика самоопределения русской нации в истории в стороне от базовых основ ее цивилизационной, исторической и национальной идентичности в истории. Итогом стал кризис идентичности русской нации, принявший масштабы тотального кризиса. Не последнюю роль в его инициировании сыграл укоренившийся принцип поведения вненациональной России в России: очередное недовольство существующим политическим режимом и сложившимися социально-экономическими реальностями превращать в недовольство самой Россией, легко переводить формационный кризис в России в цивилизационный кризис самой России. Естественно, для осуществления всего этого недостаточно критики лишь одной социально-экономической реальности, существующего политического режима, для всего этого необходима критика цивилизационных основ бытия России в истории и национальных основ бытия русской нации в России - необходима русофобия. Так русофобия становится органичной частью теории и практики цивилизационного переворота в России.
Русофобия инициируется и затянувшейся борьбой против России как "тюрьмы народов". Этот лозунг дважды за ХХ столетие актуализировался вненациональной Россией - в начале и конце столетия - и оба раза в условиях актуализации решения задач цивилизационного переворота в России. Он был рассчитан на мобилизацию всей не идентифицирующей себя с исторической и национальной Россией части России для борьбы против существующего строя, неизбежно превращавшейся в борьбу против России, основ локальности ее цивилизации и в ней против национальных устоев бытия русской нации в истории. В таких условиях борьба против России как "тюрьмы народов" превращалась в борьбу против русского народа, основ его идентичности в истории, против его особого места и особой миссии в России, в банальное сведение исторических счетов, разрешение накопленных межэтнических противоречий за счет русской нации. Больше и хуже того, такая борьба не могла не завершиться превращением России в тюрьму, прежде всего, для самого русского народа.
В конечном счете, русофобия стала местом концентрации всех национальных комплексов и предрассудков нерусских этносов по отношению к России, связанных с неприятием России, ее исторических, культурных и духовных архетипов, манифестацией их неспособности идентифицировать себя с исторической и национальной Россией и желания выйти из союзных отношений с русской нацией. Русофобия стала открытым неприятием сложившихся в России исторических реальностей, в первую очередь советских, как исторически наиболее актуальных, ответственность за которые должна была нести почему-то исключительно только одна русская нация, хотя именно в советском своем варианте они в наибольшей мере стали результатом коллективных усилий всего советского сообщества наций.
Правда, и в этом случае не снимается особая роль русской нации в становлении России-СССР и, следовательно, особая историческая ответственность за результаты исторического творчества в этот период истории. Хотя именно этот период в цивилизационном развитии России, как никакой другой, характеризовался непомерной экспансией влияния именно инонационального элемента на исторические судьбы России. В этой связи русофобия стала удобным способом исторической самореабилитации нерусских этносов за историческое сотворчество с русским, средством дистанцирования от него и поиска своих путей исторического творчества и развития. В крайних своих проявлениях русофобия стала вообще средством национального самоопределения и самосознания в истории.
Национальный нигилизм по отношению к русским и России превратился в своеобразный пьедестал для собственного национального возвышения в истории. Критика русского и российского национальных начал в истории образовала своеобразную негативную основу для поиска ценностей собственной национальной и цивилизационной идентичности, которая стала осмысливаться не в связи, а на основе противопоставления себя России, посредством изживания ее в себе. Так русофобия стала частью национального самоопределения тех, кто решил строить поиск основ своей идентичности в истории на костях своих отношений с русской нацией и Россией. От этого они не перестали быть отношениями, от этого они перестали быть отношениями объединяющего союза.
А раз так, то русской нации пора выйти из гипнотизирующего состояния, навязываемого абстракцией "дружбы народов", и строить свои отношения с другими нациями на почве реальности и конкретности их противоречий, а не иллюзий межнациональных отношений как только отношений национального согласия и мира. Чеченские события 90-х годов ХХ столетия, как никакие другие, хотя, впрочем, были и другие, прокатившиеся по всей периферии расселения русских, увы, и не только периферии, показали чего стоит так называемая "дружба народов". Нет никакой необходимости в том, чтобы доказывать, что все они были отмечены направленно жесткой и неоправданно жестокой антирусскостью и антироссийскостью. Это уже не требует доказательств. Это новая историческая реальность, с которой неожиданно для себя столкнулась русская нация. Потребность есть в другом: в радикальном пересмотре национальной позиции русских на просторах бывшего СССР.
Прежде всего, она должна стать национальной и, следовательно, русской позицией в межнациональных отношениях, а потому строиться исходя из интересов русских и союзных ей наций, интересов России, защиты этих интересов, а не "братской дружбы народов". Пора перестать жить пережитками коммуноинтернациональных иллюзий и, следовательно, пора поставить реальность межнациональных отношений на почву реального национального интереса, в котором национальный интерес русской нации должен занимать подобающее ему место. Пора перестать приносить себя и свои национальные интересы в бессмысленную жертву "дружбе народов" и этой жертвой пытаться покупать эту "дружбу народов".
Так называемая национальная политика впредь не может быть сведена к умению чиновников "умиротворять" за счет русских национальных интересов национальные окраины с их непомерными национальными амбициями и претензиями. Впредь и далее в основу национальной политики России и в России должны быть положены национальные интересы России и в ней русской и союзных ей наций и в последнем случае лишь в той мере, в какой они являются союзными русской нации. Нельзя простой перекачкой средств в национально административные образования сплотить Россию и тем более объединить всех с Россией.
В этом отношении весьма показательным является опыт межнациональных отношений бывшего СССР. Последние десятилетия его существования ежегодно в республики перекачивалось до и свыше 80 млр. полновесных рублей. Жители России на душу населения производили больше всех продукции - на 17,5 тысячи долларов, а потребляли меньше всех - на 11,8 тысячи долларов. Получается так, что мы сами подготавливали развал СССР, подкармливая те силы и структуры, которые просто одурели от дармовых ресурсов, поставляемых из России. Именно они превращались в экономическое основание процессов роста национального самосознания, основной вектор конституирования которых, несмотря на это, принял выраженную антирусскую и антироссийскую направленность.
И это больше всего поражает, так как ни Россия с республиками, ни русская нация с другими нациями не строила своих отношений на колониальных принципах господства и подчинения, вообще на каком-то выраженном ущемлении базовых национальных интересов нерусских наций, разве что за исключением тех, которые входили в противоречие с сохранением единства СССР. И именно это больше всего должно настораживать - социально-экономическая безосновность национальных противоречий, во всяком случае, их существенной части. Но об этом чуть позже и подробнее.
В данном же случае важно понять, что после всех потрясений, после всего сказанного и сделанного против России и русской нации, Россия и русские не могут впредь объединять что угодно и интегрироваться с кем угодно. Основным условием интеграции становится не нечто, что стоит над Россией или, тем более, находящееся вне России, не некие наднациональные ценности, цели и смыслы бытия в истории. Пора перестать объединять то, что нельзя объединить, что разрушает национальное единство самой России. Пора осознать, что основным условием объединения в Россию является сама историческая и национальная Россия, национальные пределы и основы русско-российской цивилизации, то, что способно идентифицировать себя с этими основами, что их не разрушает.
Пора перестать жить национальными иллюзиями, разрушающими историческое и геополитическое пространство России, материальное тело русской нации, плодить национальные мифы, разрушающие и духовное тело русской нации, ее сознание, дезориентирующие нацию в пространстве межнациональных отношений и противоречий, делающие ее беззащитной перед новыми вызовами истории по отношению к ней как к русской нации. Пора вооружить себя национальным сознанием, твердо стоящим на почве осознания своих подлинных национальных интересов - своих, России и союзных себе и России наций. Для достижения всего этого, прежде всего, необходима тотальная демифологизация национального сознания, преодоление в нем всех фобий, комплексов и мифов, накопленных за предшествующий советский период истории России-СССР.
Действительно, ни одна сфера человеческих отношений не мифологизирована до такой степени, как сфера национальных отношений. Просто задействован слишком сложный и принципиальный параллелограмм сил, затрагивающих и выражающих святая святых всякого исторического бытия коренные интересы коренного субъекта истории - нации. И это еще не последнее: сама природа межнациональных отношений и противоречий такова, что в ней почти при любом раскладе сил и интересов, как правило, нет неправой стороны. В этом один из парадоксов национальных противоречий - в них каждая сторона имеет свою правду, свое право на часть истины. Перед напором такого рода сил и интересов, естественно, чрезвычайно трудно устоять любому объективному анализу.
Поэтому неудивительно, что перед ним не устояла и сама наука и особенно российская, которая до самого последнего времени была буквально затабуирована различного рода национальными комплексами и идеологическими императивами - типа, что есть только дружба народов, а что сверх того, то это, естественно, все от лукавого. Оказалось, однако, что это далеко не так, что есть не только дружба народов, но и, мягко говоря, недружба народов и что это не от лукавого, а от самих народов, от истории их отношений друг с другом, от их культуры и духовности. Понять, что от чего и почему именно так, а не иначе складываются отношения между нациями не только на просторах СНГ, но уже и России, нельзя, не преодолев ряд мифов, сопутствующих этому пониманию.
Миф первый. Он имеет многослойную структуру, но вся она концентрируется вокруг попыток решать проблемы общественной жизни и развития вне связи с фактом реальности такого субъекта истории, как нация, представить нации и национальные отношения в лучшем случае в качестве нечто принципиально несущественного для истории, для современной - это уж точно. В сущности, это марксистский идейно-теоретический комплекс, связанный с представлениями о скором отмирании наций, отголосок марксистского пренебрежения к национальному вопросу, где проблемы социально-классовые полностью заслоняют и выражают собой национальные, которые вообще низводятся до формы инобытия социально-классовых проблем и противоречий.
В этой связи безразличие к идее нации, к национальным отношениям и противоречиям, стремление не считаться с их реальностью нельзя интерпретировать иначе, как попытку воспроизвести теперь уже в геополитических границах России и в новых исторических условиях, созданных распадом СССР, логику понимания и решения национального вопроса в СССР. Ничем хорошим для России, как и в свое время для СССР, это закончиться не может. Но есть и новые, не менее радикальные, но уже либеральные интеллектуальные потуги изгнать из истории национальное начало на острие определенным образом понятого общественного прогресса.
В этом случае прогресс однозначно связывается, прежде всего, с процессами глобализации, а те, в свою очередь, с процессами тотальной интернационализации всех сторон жизни. В итоге прогресс отождествляется с преодолением национального начала в истории, всякой национальной субъектности и субъективности, с углублением в систему неких вненациональных и единых для всего человечества ценностей. В этой логической связке национальное начинает даже восприниматься как одна из сил фундаментализма, в качестве негативной реакции на процессы глобализации. Оказывается, "прогресс цивилизации не поспевает за тенденциями, которые изменяют нашу планету и бросают вызов традиционным политическим структурам. Более того, силы фундаментализма - частично представляя собой реакцию на глобализацию - наращивают мощь"57. И они неизбежно будут наращивать свою мощь и при этом как раз в той самой мере, в какой проблемы глобализации истории современного человечества будут связываться с его цивилизационной нивелировкой.
Но в том-то и дело, что она неосуществима в принципе, ибо одно дело глобализация, интернационализация и нивелировка экономики и политики, а другое - культуры и духовности. Одно не заменяемо другим, так как выражает феномены разных сторон и пластов исторической реальности, соответственно, формационной и цивилизационной. И если формационная историческая реальность поддается глобализации, интернационализации и нивелировке, то цивилизационная остается в своей основной массе и, тем более, в сущности безразличной, а в ряде случаев и просто враждебной по отношению к ним. Вот почему, если есть единые формационные ступени развития для всего человечества, то нет и не может быть в принципе единой цивилизации, единого типа и стадий цивилизационного развития для всего человечества. Хотя бы потому, что локально цивилизационное разнообразие мира отвергает возможность единых для всего человечества вненациональных ценностей, способных объединить всех и всё поверх их национального, культурного и духовного многообразия.
Между прочим, преодолеть это многообразие отнюдь не означало бы объединить человечество, единство которого живет как раз единством многообразного, а не единообразного. Напротив, оно означало бы нечто самое худшее - подрыв самих основ существования человечества, стабильность которого, как и всего сущего, обеспечивается за счет сохранения и роста богатства многообразия, а не его сокращения. В данном случае в обществе и истории оно осуществляется на основе сохранения и роста богатства многообразия, прежде всего, цивилизационной исторической реальности и ее субъектных носителей - наций. Последнее обстоятельство до сих пор не получило адекватной оценки.