Страница:
Это отбросило реформы в России в полосу нравственного отчуждения, преодоление которого возможно только через преодоление отчуждения реформ от национального духовного этоса России, только на пути слияния с ним, только через отказ от узости экономоцентричных социальных технологий, навязываемых западной моделью исторической модернизации. Конфронтация с ней неизбежна, не с ее технологичностью, а с ее бездуховностью. И в таком культурном и духовном противостоянии Россия не только может обрести саму себя, актуализировать в себе и для себя свои же собственные духовные архетипы, но и реализовать часть тех исторических смыслов, связанных с ее миссией в мировой истории в качестве особого центра бытия человеческой культуры и духовности в ее русско-российской ипостаси.
Но в такой своей постановке проблема исторической миссии России во всемирной истории достаточно далеко стоит от проектов осчастливливания если не всего, то хотя бы части человечества. В таком виде она стоит в совершенно иной плоскости - в плоскости защиты ценностей идентичности святого в своей душе и их объективированного выражения в национально-государственных интересах самой России. И ничем более историческая миссия России в истории быть больше не может и не должна быть. Ибо все, что находится по ту сторону бытия национально-государственных интересов России в истории, им не принадлежит, а значит, не стоит ни нашего труда, ни, тем более, наших жизней. Пора научиться не только отделять свои национальные интересы от рядом стоящих и не своих, но и просто научиться жалеть собственную страну и нацию, не втягивать их в осуществление исторических проектов, если и не иллюзорных, то способных поставить страну и нацию на грань исторического истощения. Пора просто осознать, что такое национальный интерес России в современном мире. А это понимание может прийти только вместе с пониманием феномена самой России, ее истинной национальной и исторической сущности.
Пора осознать и другое: в своей истории мы слишком часто сражались за то, что Россией не являлось, и, как правило, как раз на острие осуществления своих мессианских комплексов. В итоге Россия оказалась распята грузом своего исторического мессианства. Огромный исторический потенциал был растрачен если и не впустую, в той или иной форме, с тем или иным результатом повлияв на ход мировых процессов, то, бесспорно, не на обустройство самой России. Это справедливо, прежде всего, по отношению к России ХХ века. Став элементом всемирной истории, оказав огромное воздействие почти на все, что было в истории ХХ века, и прежде всего на освоение миром идеи социальной справедливости, Россия в этом процессе не просто растратила, но и, главное, потеряла себя как Россию. В чудовищных масштабах произошло отчуждение России и русских от своих национальных интересов и, самое печальное, от их адекватного понимания, от понимания самой сути России как национального и исторического феномена. Это и привело Россию к аксиологической катастрофе - к катастрофе всей системы ее исторических и национальных ценностей, к слому базовых структур цивилизационной идентичности, к колоссальной исторической дезориентации нации.
В итоге Россия оказалась духовно, а потому и исторически безоружной перед новыми вызовами всемирной и национальной истории, не подготовленной к ним. Ибо оказалась лишенной естественноисторического центра формирования и сохранения основ своей цивилизационной, исторической и национальной идентичности, всех своих национальных ценностей - того центра, который обретается только вместе с центром национально ориентированного исторического развития. Потеря этого центра обрекла Россию на долгое блуждание вокруг базовых структур своей идентичности и подлинных национальных интересов, к тому трагическому непониманию их, которое в настоящее время захлестывает Россию. Оно грозит окончательно обрушить Россию в истории, выдавить из нее, мешает обрести адекватные своей локально цивилизационной сущности основания и цели для исторического бытия и развития, которые при любом раскладе исторических обстоятельств и действующих сил должны стать основаниями и целями ее исторического развития как России.
Вывод из всего этого однозначен и навряд ли может быть оспорен каким-то рациональным образом: никакого мессианства! Россия и в ней русская нация впредь не должны дать увлечь себя новыми формами мессианства, служения чему бы то ни было или кому бы то ни было, кроме как самим себе. Необходимо преодолеть стойкую иллюзию, будто величие нации определяется тем, в скольких местах земного шара она может оказать влияние на мировую историю. Россия должна уйти отовсюду, где нет ее интересов, взять на вооружение идею национального изоляционизма, которая позволила бы ей изолировать себя от каких-то особых форм участия в мировой истории, кроме как в форме своих национальных интересов и при этом еще предварительно правильно понятых. Это призыв к разумному национальному эгоизму, к тому, чтобы в центр основных национальных интересов наконец-таки был вовлечен сам русский народ и союзные ему нации, их реальные и перспективные проблемы исторического бытия.
Основной национальный интерес России впредь должен состоять в том, чтобы сконцентрироваться на нем самом, на его реализации как национального. У нас одна миссия: быть самими собой в истории - Россией, сохранять и развивать себя в качестве России.
Не последнюю роль в становлении мессианских комплексов в русской нации и ее истории сыграла и русская философия, в некоторых случаях доводя принципы всеединства и соборности до масштабов национального самоотречения, до признания того, что "смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве"1 и что, следовательно, "нужно жить не для себя и не для других, а со всеми и для всех"2. Само по себе все это - прекрасный идеал, но страшно далекий от реальностей истории и, самое печальное, отражающий некоторые действительные особенности национальных архетипов, как раз те самые, которые позволяли русской нации быть весьма отзывчивой на мессианские идеи.
По всей видимости, быть нацией "Слова" и "Идеи" неизбежно предполагает возникновение еще и комплекса нации-мессии. В этом смысле русский мессианизм - не случайный феномен истории. Он воспроизводит весьма глубокие духовные интенции нации, делающие ее легко доступной для влияния на себя сверхнациональных идей. Отсюда и степень национального самоотречения, неведомая большинству наций, национальное бескорыстие, жертвенность, доходящая до крайних форм национального нигилизма, до отвращения к собственной национальности. Объяснение этому лежит и в плоскости особенностей национальной иерархии ценностей.
Нетрудно заметить, что в традиционной системе ценностей русской нации отвлеченные ценности всегда доминировали над конкретными, внеисторические над историческими, ценности вселенские над земными, ценности единства над ценностями изоляционизма, сверхнациональные над национальными. Национальность вообще представлялась не самоценностью, а чем-то подчиненным отвлеченным ценностям блага-добра, справедливости, братства народов... Именно эта свобода от национального, граничащая с безразличием к национальному, достаточно национальная, самобытная черта русской ментальности. Именно в ней коренится вечная опасность быть в плену у внешнего, приходящего извне в собственный национальный мир, быть покорным тому, что находится вне его - то, что Н. А. Бердяев не без оснований назвал извечно женственным началом в русской национальной стихии, делающей ее беззащитной перед случайностями и агрессией истории и завершающейся невыраженностью и неразвитостью собственной национальной позиции в истории, неспособностью ее осознать и защитить в качестве национальной.
"Мужественное начало всегда ожидается извне, личное начало не раскрывается в самом народе. Отсюда вечная зависимость от инородного. В терминах философских это значит, что Россия всегда чувствует мужественное начало себе трансцендентным, а не имманентным, приходящим извне. С этим связано то, что все мужественное, освобождающее и оформляющее было в России как бы не русским, заграничным, западноевропейским, французским, или немецким, или греческим в старину. Россия как бы бессильна сама себя оформить в бытие свободное, бессильна образовать из себя личность". Россия как бы постоянно "невестится, ждет жениха, который должен прийти к ней из какой-то выси, но приходит не суженый, а немец-чиновник и владеет ею.... Она не училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу или в дикой националистической реакции громила Запад, отрицала культуру". Выход из этого женственного состояния России в овладении мужественным началом истории, что, по Н.А. Бердяеву, неотделимо от поиска и нахождения центра исторического самообразования России в самой России, в ее национальной сущности, в признании того, что Россия и в ней русская нация есть самостоятельные ценности в мире, нерастворимые в других и не заменимые другими.
Мы должны, наконец, признать реальность нации и самоценность национально-исторических задач и, следовательно, реальность собственной нации и самоценность собственных национально-исторических задач, неповторимость, самодостаточность и самоценность своего места в мировой истории. А это предполагает "раскрытие внутри самой России, в ее духовной глубине, мужественного, личного, оформляющего начала, овладение собственной национальной стихией, имманентное пробуждение мужественного, светоносного сознания"1, которое, как его не трактовать, не может стать мужественным, не став национальным.
Вот почему истинным возрождением России может стать только национальное возрождение, только радикальное освобождение от всякой порабощенности внешнему, инородному, от всякой зависимости от извне приходящему подавлению своего национального начала в истории. России необходимо мужественное национальное сознание, помноженное на национальную волю. И это взаимоумножение предполагает огромную национальную работу, предполагает просто нацию, способную осознать саму себя как нацию и реализовать себя в истории в качестве нации. И это насущнейшая задача переживаемого момента истории России. Ее решению будет способствовать преодоление ряда цивилизационных иллюзий, до сих пор отягощающих багаж национального самосознания.
Прежде всего, необходимо преодолеть тот предрассудок национального самосознания, искажающий действительный национальный облик русской нации: будто бы русский человек - не просто человек с вполне определенными конкретными чертами расы и этничности, свойствами национальности, культуры и духовности, а чуть ли не "всечеловек", объемлющий черты и свойства всех наций, благодаря чему в России нет ничего выраженно национального, она "страна стран", не Восток и не Запад, а Востоко-Запад. Больше того, именно на этой основе русские не просто нация, а "народ-богоносец", "народ-Мессия", в котором божеское и вселенское смешалось с истинно русским в одно органическое целое, которое и питает богоносность и богоизбранность России. Отсюда и груз мессианства, неподъемной тяжестью сковавший подлинно национальное развитие русских, подчиняющий его сверхнациональным и сверхгосударственным целям и ценностям истории и главной среди них идее общечеловеческого единения.
Оказывается, именно Россия должна привести человечество к единству, объединить всех со всеми. В этом тайна и конечный смысл русской идеи "всемирное общечеловеческое объединение". В этом высшая историческая миссия России, ее призвание в истории - быть устроителем всечеловеческого счастья. Именно этот мессианский комплекс из архетипических глубин национального сознания подпитывает все объединительные и универсалистские комплексы России и в ней русской нации. Это духовная реальность, достаточно фундаментально проявившая себя и в идее панславизма, и в идее социального освобождения человечества, и в современных попытках войти в лоно "общечеловеческой цивилизации" и жить общечеловеческими ценностями как своими национальными.
Это несколько неожиданно, но это именно так: даже современные ультралиберальные политические силы России, так много сделавшие для разрушения устоев исторической и национальной России, как ни странно, пытаются продолжить специфически национальную традицию поиска особой миссии России в современной мировой истории. Национальное оказывается труднопреодолимым началом истории. Попытка его отрицания в итоге завершается его новым воспроизводством, правда, только во все более и более отчужденных от своей истинной национальной сущности формах. На этот раз особая миссия России в современном мире определяется глобальной миссией "замкнуть Северное Кольцо (Европа - Россия - Япония - Северная Америка). Тем самым Россия призвана внести решающий вклад в создание единого пространства развитых демократических стран, разделяющих ответственность за мировое развитие и мировую безопасность".
Так ли это на самом деле, в этом ли состоит действительная историческая миссия России в переживаемый момент ее истории - это одна сторона проблемы. Другая заключается в весьма показательных совпадениях: в начале XX века Россия взвалила на себя миссию по социальному освобождению всего человечества и вхождения вместе с ним в новую, коммунистическую стадию формационного развития; в начале XXI - вновь вхождение "в цивилизацию" - "замкнуть Северное Кольцо" и на этой основе внести решающий вклад в дело тотальной демократизации человечества. Странная тяга к всемирности и исторической тотальности: в начале века к тотальной коммунизации, в конце - к тотальной демократизации человечества.
Как говорится, можно почувствовать различие, но можно увидеть и сходство, и оно заключается не только в том, что процессы демократизации и социализации социально-экономических и политических основ современного общества ничуть не противоречат друг другу; не только в том, что обе эти задачи в той форме, в какой они ставились и ставятся - задачи с весьма неопределенной локально цивилизационной сущностью, но и в том, что все это вариации на одну и ту же тему - особой исторической миссии России в деле решения общечеловеческих проблем, и прежде всего в объединении человечества.
В данном случае мы не хотим сказать, что всего этого в той или иной форме нет в ментальной и исторической реальности России. Речь о другом, что если это и есть, то есть в качестве стойких системных иллюзий, и далеко не безобидных, поскольку именно они инициируют процессы слома цивилизационной идентичности России и в ней национальной русской нации, на этой основе не позволяя сосредоточиться России на самой себе как России, а русским на самих себе как русских, на базовых структурах своей цивилизационной и национальной идентичности, на их сбережении и развитии в истории.
В самом деле, это весьма завышенная, а потому и неадекватная самооценка считать, что истинно русский человек чуть ли не "всечеловек", лишенный своей национальной "особости". Мало того, что таким представлениям мало что соответствует в действительности, но они, в конечном счете, ведут к утрате собственной национальной специфики и весьма значительной, но лежащей в плоскости русскости, а не всеобъемлющего сочетания в себе черт всех национальностей, своеобразной вселенской смеси. Даже если она и имеет место быть, то она существует на русской этнокультурной основе, на основе воспроизведения базовых архетипов русской национальной идентичности. Равным образом и Россия, хоть это и целая Вселенная, но это русско-российская локально цивилизационная вселенная. Это совершенно ложная цивилизационная идентичность полагать, что Россия в себе и для себя не сосредоточенный феномен, а конгломерат востоко-западных черт, такого сочетания всего, которое завершается ничем, цивилизационной аморфностью.
Хотя в действительности России просто не дают сосредоточиться на себе как на России, и это, между прочим, оказывается результатом форм активности не кого-нибудь, а собственной властной и интеллектуальной элиты, во всяком случае, той и, похоже, большей ее части, которая к концу ХХ столетия окончательно заблудилась в собственной национальной и мировой истории. И это в то время, когда речь должна идти об элементарном и очевидном: Россия, при всех попытках ее преодоления в истории в качестве России, есть не больше, но и не меньше как только Россия - локальная цивилизация с русско-российской цивилизационной основой. Это глубоко национальный феномен, правда, радикально заблудившийся в истории и отчужденный от основ своей подлинной русско-российской идентичности, но от этого не перестававший быть национальным, больше того, как никогда нуждающийся в национальном самоопределении и самососредоточении для того, чтобы наконец-таки стать Россией.
И самое главное, как можно быстрее снять с себя груз мессианства, все, что отчуждает от проживания своего бытия в истории в качестве национального, которое может быть либо национальным, либо мессианским, третьего здесь не дано, ибо национальное бытие становится мессианским как раз в той самой мере, в какой перестает быть национальным, в какой подчиняет свое бытие бытию наднациональных ценностей и смыслов истории, в какой связывает себя решением задач и проблем всемирного развития. Разумеется, мы должны жить во всемирной истории, но не всемирной же историей, а своей собственной, национальной. Иное будет иным переподчинением ценностей и смыслов своего бытия ценностям и смыслам бытия иного.
Соответственно, пора осознать: мы никого и ничего не можем объединить в мире сверх того, что является Россией, что, идентифицирует себя с основами локальности русско-российской цивилизации. В свое время мы не смогли объединить славянство, не смогли сохранить евразийский союз наций, доставшийся нам от Российской империи и Советского Союза, и даже с объединением восточного славянства возникают проблемы. И это несмотря на то, что этнокультурная сущность и границы восточного славянства образуют цивилизационную сущность и границы локальности России-цивилизации. И весь этот объединительный исторический опыт многое говорит о цивилизационных и геополитических пределах России и, следовательно, о пределах исторической миссии России в мировой и региональной истории.
России необходимо дистанцироваться от всех проектов осчастливливания человечества, один из которых - коммунистический - не только надорвал исторические силы нации, но и радикальнейшим образом хаотизировал основы цивилизационной идентичности России и национальные русской нации. Социальное освобождение человечества - это проблема всего человечества, и мы можем участвовать в этом не посредством освобождения человечества как такового, а только через освобождение себя самих. Мы тоже человечество, и только социально освобождая себя, мы освобождаем и человечество.
Не следует связывать себя с проектами осчастливливания человечества в масштабах, разрушительных для самих основ национального бытия, никак не считающихся с национальными интересами, всякий раз завершающихся насилием над основами национальной идентичности в истории и исторической в нации. Нет никакой необходимости входить и в лоно "общечеловеческой цивилизации", хотя бы потому, что мы оттуда и не выходили, на постоянной основе участвуя в решении общеевропейских и, в меньшей степени, общеазиатских проблем. Да и трудно войти в то, чего нет, ибо так называемая "общечеловеческая цивилизация" - это совокупность в той или иной мере связанных локальных цивилизаций, а не некая самостоятельная, сама по себе существующая цивилизация.
Следовательно, вопрос должен быть правильно поставлен: о вхождении России не в общечеловеческую, а в локальность иной цивилизации, неизбежным следствием которого станет изменение основ собственной, русско-российской, вплоть до их преодоления в принципе. А это больше, чем утопия в истории, это уже преступление против нации, ее истории и цивилизации. Нельзя иначе квалифицировать и попытку подменить национальные ценности общечеловеческими, признать примат последних над первыми и на этой основе чуть ли не обязать нацию вновь, как и с коммунистическими ценностями, жить по-новому понятыми общечеловеческими, жить тем, что отлучает ее от собственных национальных ценностей и интересов и в этом отлучении вновь находить особую миссию России и конечный смысл Русской идеи.
Не следует продолжать борьбу с очевидностью: мы не "народ-Мессия", "народ-богоносец" - мы абсолютно нормальный народ, вся ненормальность которого определяется только глубиной слома базовых структур цивилизационной, исторической и национальной идентичности, которая и создает условия для ложных форм идентичности в истории и для напяливания на себя мессианских комплексов, отчуждающих страну и нацию от обустройства себя во всемирной истории в качестве России-цивилизации. Нет у нас никакой особой миссии в человечестве по его осчастливливанию и объединению, хотя бы потому, что в течение последнего столетия мы оказались не в состоянии объединить и осчастливить даже самих себя в пространстве собственной истории и как раз потому, что превратили его в пространство слома основ своей цивилизационной и национальной идентичности, в пространство осуществления вненациональных целей, ценностей и смыслов бытия в истории.
Пора отказаться от иллюзии, что Россия выполняет в мировой истории какую-то особую миссию, отличную от той, чтобы быть просто Россией, в конце концов, Великой Россией. А поскольку это именно так, то конечный смысл Русской идеи, как национальной идеи России, не может быть иным, как только русским и российским, как только таким, который позволяет и стране, и нации сосредоточиться на самих себе и, следовательно, на таком бытии и развитии в истории, которое становится бытием и развитием на основе саморазвития ценностей собственной цивилизационной, исторической и национальной идентичности, их русско-российской сущности.
Но в чем в итоге должен заключаться конечный смысл сосредоточения России на саморазвитии русско-российской сущности локальности своей цивилизации, который и должен определить ее действительное место и историческую миссию в современной истории? Что есть Россия, чем она должна и действительно может стать в общем потоке цивилизационного прогресса всемирной истории?
Поиск ответа на эти вопросы восходит к представлениям об основном векторе цивилизационного прогресса, отличающего его от формационного, к общим представлениям о его содержании. Оно и позволяет понять то главное, ради чего приходит в историю любая локальная цивилизация, во имя чего она совершает восхождение по ступеням цивилизационного прогресса, понять, в чем его конечный смысл. Ведь если формационный прогресс есть, по преимуществу, социально-экономический и политический, то цивилизационный не только включает в себя формационный, подчиняя его целям и задачам социокультурного - экономическому и политическому обеспечению саморазвития основ локальности цивилизации, но и определяется тем, с какой широтой и глубиной синтезирует в себе все многообразие форм цивилизационного творчества в истории. На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание.
Основной вектор и связанное с ним основное содержание цивилизационного прогресса - это вектор и содержание исторического синтеза всего многообразия форм цивилизационного творчества в истории на базе саморазвития одного и того же генетического кода истории. Чем больше он обнаруживает способности к равновеликому развитию всех форм исторического творчества, чем больше через них развивается человеческая сущность, тем более развитой оказывается локальная цивилизация. В отличие от формационного, цивилизационный прогресс имеет выраженное человеческое измерение и воплощение, ищет и находит конечный свой исторический смысл в человеке, в изменении духовных основ истории в основах его души.
В этом смысле конечный итог цивилизационного прогресса заключается не в прогрессе экономики или политики, хотя он вмещает в себя и эти измерения. Он в прогрессе самого человека, его души и человечности, в социокультурном и духовном освоении мира, в тех ценностях и смыслах бытия, которые делают бытие соразмерным человеку, накладывают на него печать человечности, наполняя его особыми гуманистическими смыслами, раскрепощающими дремлющий не только в человеке, но и в самом бытии неисчерпаемый потенциал человеческой сущности, реализуя его в новых измерениях, в новых свойствах, связях и отношениях.
Иными словами, более развитой будет та локальная цивилизация, которая не только опирается на более развитые формационные качества общества, преуспела в формационном прогрессе, в создании условий для его продолжения и подчинения целям и задачам своего цивилизационного развития, в частности, сохранению и развитию основ локальности своей цивилизации. В конечном счете, более развитой станет та локальная цивилизация, которая на острие формационного прогресса сумеет достичь большей многосторонности соединения в себе всего многообразия форм цивилизационного творчества, сумеет превратить их в средство развития и раскрытия сущности человека в ее новых, ранее нереализуемых измерениях. Соответственно, локальная цивилизация существует до тех пор, пока является способом саморазвития сущности человека в своих локальных этнокультурных, цивилизационно обусловленных формах. Именно с опорой на достижение большой многосторонности соединения в одной и той же локальной цивилизации разных форм цивилизационной деятельности строит свою классификацию цивилизаций по степени цивилизационного прогресса Н. Я. Данилевский.
Но в такой своей постановке проблема исторической миссии России во всемирной истории достаточно далеко стоит от проектов осчастливливания если не всего, то хотя бы части человечества. В таком виде она стоит в совершенно иной плоскости - в плоскости защиты ценностей идентичности святого в своей душе и их объективированного выражения в национально-государственных интересах самой России. И ничем более историческая миссия России в истории быть больше не может и не должна быть. Ибо все, что находится по ту сторону бытия национально-государственных интересов России в истории, им не принадлежит, а значит, не стоит ни нашего труда, ни, тем более, наших жизней. Пора научиться не только отделять свои национальные интересы от рядом стоящих и не своих, но и просто научиться жалеть собственную страну и нацию, не втягивать их в осуществление исторических проектов, если и не иллюзорных, то способных поставить страну и нацию на грань исторического истощения. Пора просто осознать, что такое национальный интерес России в современном мире. А это понимание может прийти только вместе с пониманием феномена самой России, ее истинной национальной и исторической сущности.
Пора осознать и другое: в своей истории мы слишком часто сражались за то, что Россией не являлось, и, как правило, как раз на острие осуществления своих мессианских комплексов. В итоге Россия оказалась распята грузом своего исторического мессианства. Огромный исторический потенциал был растрачен если и не впустую, в той или иной форме, с тем или иным результатом повлияв на ход мировых процессов, то, бесспорно, не на обустройство самой России. Это справедливо, прежде всего, по отношению к России ХХ века. Став элементом всемирной истории, оказав огромное воздействие почти на все, что было в истории ХХ века, и прежде всего на освоение миром идеи социальной справедливости, Россия в этом процессе не просто растратила, но и, главное, потеряла себя как Россию. В чудовищных масштабах произошло отчуждение России и русских от своих национальных интересов и, самое печальное, от их адекватного понимания, от понимания самой сути России как национального и исторического феномена. Это и привело Россию к аксиологической катастрофе - к катастрофе всей системы ее исторических и национальных ценностей, к слому базовых структур цивилизационной идентичности, к колоссальной исторической дезориентации нации.
В итоге Россия оказалась духовно, а потому и исторически безоружной перед новыми вызовами всемирной и национальной истории, не подготовленной к ним. Ибо оказалась лишенной естественноисторического центра формирования и сохранения основ своей цивилизационной, исторической и национальной идентичности, всех своих национальных ценностей - того центра, который обретается только вместе с центром национально ориентированного исторического развития. Потеря этого центра обрекла Россию на долгое блуждание вокруг базовых структур своей идентичности и подлинных национальных интересов, к тому трагическому непониманию их, которое в настоящее время захлестывает Россию. Оно грозит окончательно обрушить Россию в истории, выдавить из нее, мешает обрести адекватные своей локально цивилизационной сущности основания и цели для исторического бытия и развития, которые при любом раскладе исторических обстоятельств и действующих сил должны стать основаниями и целями ее исторического развития как России.
Вывод из всего этого однозначен и навряд ли может быть оспорен каким-то рациональным образом: никакого мессианства! Россия и в ней русская нация впредь не должны дать увлечь себя новыми формами мессианства, служения чему бы то ни было или кому бы то ни было, кроме как самим себе. Необходимо преодолеть стойкую иллюзию, будто величие нации определяется тем, в скольких местах земного шара она может оказать влияние на мировую историю. Россия должна уйти отовсюду, где нет ее интересов, взять на вооружение идею национального изоляционизма, которая позволила бы ей изолировать себя от каких-то особых форм участия в мировой истории, кроме как в форме своих национальных интересов и при этом еще предварительно правильно понятых. Это призыв к разумному национальному эгоизму, к тому, чтобы в центр основных национальных интересов наконец-таки был вовлечен сам русский народ и союзные ему нации, их реальные и перспективные проблемы исторического бытия.
Основной национальный интерес России впредь должен состоять в том, чтобы сконцентрироваться на нем самом, на его реализации как национального. У нас одна миссия: быть самими собой в истории - Россией, сохранять и развивать себя в качестве России.
Не последнюю роль в становлении мессианских комплексов в русской нации и ее истории сыграла и русская философия, в некоторых случаях доводя принципы всеединства и соборности до масштабов национального самоотречения, до признания того, что "смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве"1 и что, следовательно, "нужно жить не для себя и не для других, а со всеми и для всех"2. Само по себе все это - прекрасный идеал, но страшно далекий от реальностей истории и, самое печальное, отражающий некоторые действительные особенности национальных архетипов, как раз те самые, которые позволяли русской нации быть весьма отзывчивой на мессианские идеи.
По всей видимости, быть нацией "Слова" и "Идеи" неизбежно предполагает возникновение еще и комплекса нации-мессии. В этом смысле русский мессианизм - не случайный феномен истории. Он воспроизводит весьма глубокие духовные интенции нации, делающие ее легко доступной для влияния на себя сверхнациональных идей. Отсюда и степень национального самоотречения, неведомая большинству наций, национальное бескорыстие, жертвенность, доходящая до крайних форм национального нигилизма, до отвращения к собственной национальности. Объяснение этому лежит и в плоскости особенностей национальной иерархии ценностей.
Нетрудно заметить, что в традиционной системе ценностей русской нации отвлеченные ценности всегда доминировали над конкретными, внеисторические над историческими, ценности вселенские над земными, ценности единства над ценностями изоляционизма, сверхнациональные над национальными. Национальность вообще представлялась не самоценностью, а чем-то подчиненным отвлеченным ценностям блага-добра, справедливости, братства народов... Именно эта свобода от национального, граничащая с безразличием к национальному, достаточно национальная, самобытная черта русской ментальности. Именно в ней коренится вечная опасность быть в плену у внешнего, приходящего извне в собственный национальный мир, быть покорным тому, что находится вне его - то, что Н. А. Бердяев не без оснований назвал извечно женственным началом в русской национальной стихии, делающей ее беззащитной перед случайностями и агрессией истории и завершающейся невыраженностью и неразвитостью собственной национальной позиции в истории, неспособностью ее осознать и защитить в качестве национальной.
"Мужественное начало всегда ожидается извне, личное начало не раскрывается в самом народе. Отсюда вечная зависимость от инородного. В терминах философских это значит, что Россия всегда чувствует мужественное начало себе трансцендентным, а не имманентным, приходящим извне. С этим связано то, что все мужественное, освобождающее и оформляющее было в России как бы не русским, заграничным, западноевропейским, французским, или немецким, или греческим в старину. Россия как бы бессильна сама себя оформить в бытие свободное, бессильна образовать из себя личность". Россия как бы постоянно "невестится, ждет жениха, который должен прийти к ней из какой-то выси, но приходит не суженый, а немец-чиновник и владеет ею.... Она не училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу или в дикой националистической реакции громила Запад, отрицала культуру". Выход из этого женственного состояния России в овладении мужественным началом истории, что, по Н.А. Бердяеву, неотделимо от поиска и нахождения центра исторического самообразования России в самой России, в ее национальной сущности, в признании того, что Россия и в ней русская нация есть самостоятельные ценности в мире, нерастворимые в других и не заменимые другими.
Мы должны, наконец, признать реальность нации и самоценность национально-исторических задач и, следовательно, реальность собственной нации и самоценность собственных национально-исторических задач, неповторимость, самодостаточность и самоценность своего места в мировой истории. А это предполагает "раскрытие внутри самой России, в ее духовной глубине, мужественного, личного, оформляющего начала, овладение собственной национальной стихией, имманентное пробуждение мужественного, светоносного сознания"1, которое, как его не трактовать, не может стать мужественным, не став национальным.
Вот почему истинным возрождением России может стать только национальное возрождение, только радикальное освобождение от всякой порабощенности внешнему, инородному, от всякой зависимости от извне приходящему подавлению своего национального начала в истории. России необходимо мужественное национальное сознание, помноженное на национальную волю. И это взаимоумножение предполагает огромную национальную работу, предполагает просто нацию, способную осознать саму себя как нацию и реализовать себя в истории в качестве нации. И это насущнейшая задача переживаемого момента истории России. Ее решению будет способствовать преодоление ряда цивилизационных иллюзий, до сих пор отягощающих багаж национального самосознания.
Прежде всего, необходимо преодолеть тот предрассудок национального самосознания, искажающий действительный национальный облик русской нации: будто бы русский человек - не просто человек с вполне определенными конкретными чертами расы и этничности, свойствами национальности, культуры и духовности, а чуть ли не "всечеловек", объемлющий черты и свойства всех наций, благодаря чему в России нет ничего выраженно национального, она "страна стран", не Восток и не Запад, а Востоко-Запад. Больше того, именно на этой основе русские не просто нация, а "народ-богоносец", "народ-Мессия", в котором божеское и вселенское смешалось с истинно русским в одно органическое целое, которое и питает богоносность и богоизбранность России. Отсюда и груз мессианства, неподъемной тяжестью сковавший подлинно национальное развитие русских, подчиняющий его сверхнациональным и сверхгосударственным целям и ценностям истории и главной среди них идее общечеловеческого единения.
Оказывается, именно Россия должна привести человечество к единству, объединить всех со всеми. В этом тайна и конечный смысл русской идеи "всемирное общечеловеческое объединение". В этом высшая историческая миссия России, ее призвание в истории - быть устроителем всечеловеческого счастья. Именно этот мессианский комплекс из архетипических глубин национального сознания подпитывает все объединительные и универсалистские комплексы России и в ней русской нации. Это духовная реальность, достаточно фундаментально проявившая себя и в идее панславизма, и в идее социального освобождения человечества, и в современных попытках войти в лоно "общечеловеческой цивилизации" и жить общечеловеческими ценностями как своими национальными.
Это несколько неожиданно, но это именно так: даже современные ультралиберальные политические силы России, так много сделавшие для разрушения устоев исторической и национальной России, как ни странно, пытаются продолжить специфически национальную традицию поиска особой миссии России в современной мировой истории. Национальное оказывается труднопреодолимым началом истории. Попытка его отрицания в итоге завершается его новым воспроизводством, правда, только во все более и более отчужденных от своей истинной национальной сущности формах. На этот раз особая миссия России в современном мире определяется глобальной миссией "замкнуть Северное Кольцо (Европа - Россия - Япония - Северная Америка). Тем самым Россия призвана внести решающий вклад в создание единого пространства развитых демократических стран, разделяющих ответственность за мировое развитие и мировую безопасность".
Так ли это на самом деле, в этом ли состоит действительная историческая миссия России в переживаемый момент ее истории - это одна сторона проблемы. Другая заключается в весьма показательных совпадениях: в начале XX века Россия взвалила на себя миссию по социальному освобождению всего человечества и вхождения вместе с ним в новую, коммунистическую стадию формационного развития; в начале XXI - вновь вхождение "в цивилизацию" - "замкнуть Северное Кольцо" и на этой основе внести решающий вклад в дело тотальной демократизации человечества. Странная тяга к всемирности и исторической тотальности: в начале века к тотальной коммунизации, в конце - к тотальной демократизации человечества.
Как говорится, можно почувствовать различие, но можно увидеть и сходство, и оно заключается не только в том, что процессы демократизации и социализации социально-экономических и политических основ современного общества ничуть не противоречат друг другу; не только в том, что обе эти задачи в той форме, в какой они ставились и ставятся - задачи с весьма неопределенной локально цивилизационной сущностью, но и в том, что все это вариации на одну и ту же тему - особой исторической миссии России в деле решения общечеловеческих проблем, и прежде всего в объединении человечества.
В данном случае мы не хотим сказать, что всего этого в той или иной форме нет в ментальной и исторической реальности России. Речь о другом, что если это и есть, то есть в качестве стойких системных иллюзий, и далеко не безобидных, поскольку именно они инициируют процессы слома цивилизационной идентичности России и в ней национальной русской нации, на этой основе не позволяя сосредоточиться России на самой себе как России, а русским на самих себе как русских, на базовых структурах своей цивилизационной и национальной идентичности, на их сбережении и развитии в истории.
В самом деле, это весьма завышенная, а потому и неадекватная самооценка считать, что истинно русский человек чуть ли не "всечеловек", лишенный своей национальной "особости". Мало того, что таким представлениям мало что соответствует в действительности, но они, в конечном счете, ведут к утрате собственной национальной специфики и весьма значительной, но лежащей в плоскости русскости, а не всеобъемлющего сочетания в себе черт всех национальностей, своеобразной вселенской смеси. Даже если она и имеет место быть, то она существует на русской этнокультурной основе, на основе воспроизведения базовых архетипов русской национальной идентичности. Равным образом и Россия, хоть это и целая Вселенная, но это русско-российская локально цивилизационная вселенная. Это совершенно ложная цивилизационная идентичность полагать, что Россия в себе и для себя не сосредоточенный феномен, а конгломерат востоко-западных черт, такого сочетания всего, которое завершается ничем, цивилизационной аморфностью.
Хотя в действительности России просто не дают сосредоточиться на себе как на России, и это, между прочим, оказывается результатом форм активности не кого-нибудь, а собственной властной и интеллектуальной элиты, во всяком случае, той и, похоже, большей ее части, которая к концу ХХ столетия окончательно заблудилась в собственной национальной и мировой истории. И это в то время, когда речь должна идти об элементарном и очевидном: Россия, при всех попытках ее преодоления в истории в качестве России, есть не больше, но и не меньше как только Россия - локальная цивилизация с русско-российской цивилизационной основой. Это глубоко национальный феномен, правда, радикально заблудившийся в истории и отчужденный от основ своей подлинной русско-российской идентичности, но от этого не перестававший быть национальным, больше того, как никогда нуждающийся в национальном самоопределении и самососредоточении для того, чтобы наконец-таки стать Россией.
И самое главное, как можно быстрее снять с себя груз мессианства, все, что отчуждает от проживания своего бытия в истории в качестве национального, которое может быть либо национальным, либо мессианским, третьего здесь не дано, ибо национальное бытие становится мессианским как раз в той самой мере, в какой перестает быть национальным, в какой подчиняет свое бытие бытию наднациональных ценностей и смыслов истории, в какой связывает себя решением задач и проблем всемирного развития. Разумеется, мы должны жить во всемирной истории, но не всемирной же историей, а своей собственной, национальной. Иное будет иным переподчинением ценностей и смыслов своего бытия ценностям и смыслам бытия иного.
Соответственно, пора осознать: мы никого и ничего не можем объединить в мире сверх того, что является Россией, что, идентифицирует себя с основами локальности русско-российской цивилизации. В свое время мы не смогли объединить славянство, не смогли сохранить евразийский союз наций, доставшийся нам от Российской империи и Советского Союза, и даже с объединением восточного славянства возникают проблемы. И это несмотря на то, что этнокультурная сущность и границы восточного славянства образуют цивилизационную сущность и границы локальности России-цивилизации. И весь этот объединительный исторический опыт многое говорит о цивилизационных и геополитических пределах России и, следовательно, о пределах исторической миссии России в мировой и региональной истории.
России необходимо дистанцироваться от всех проектов осчастливливания человечества, один из которых - коммунистический - не только надорвал исторические силы нации, но и радикальнейшим образом хаотизировал основы цивилизационной идентичности России и национальные русской нации. Социальное освобождение человечества - это проблема всего человечества, и мы можем участвовать в этом не посредством освобождения человечества как такового, а только через освобождение себя самих. Мы тоже человечество, и только социально освобождая себя, мы освобождаем и человечество.
Не следует связывать себя с проектами осчастливливания человечества в масштабах, разрушительных для самих основ национального бытия, никак не считающихся с национальными интересами, всякий раз завершающихся насилием над основами национальной идентичности в истории и исторической в нации. Нет никакой необходимости входить и в лоно "общечеловеческой цивилизации", хотя бы потому, что мы оттуда и не выходили, на постоянной основе участвуя в решении общеевропейских и, в меньшей степени, общеазиатских проблем. Да и трудно войти в то, чего нет, ибо так называемая "общечеловеческая цивилизация" - это совокупность в той или иной мере связанных локальных цивилизаций, а не некая самостоятельная, сама по себе существующая цивилизация.
Следовательно, вопрос должен быть правильно поставлен: о вхождении России не в общечеловеческую, а в локальность иной цивилизации, неизбежным следствием которого станет изменение основ собственной, русско-российской, вплоть до их преодоления в принципе. А это больше, чем утопия в истории, это уже преступление против нации, ее истории и цивилизации. Нельзя иначе квалифицировать и попытку подменить национальные ценности общечеловеческими, признать примат последних над первыми и на этой основе чуть ли не обязать нацию вновь, как и с коммунистическими ценностями, жить по-новому понятыми общечеловеческими, жить тем, что отлучает ее от собственных национальных ценностей и интересов и в этом отлучении вновь находить особую миссию России и конечный смысл Русской идеи.
Не следует продолжать борьбу с очевидностью: мы не "народ-Мессия", "народ-богоносец" - мы абсолютно нормальный народ, вся ненормальность которого определяется только глубиной слома базовых структур цивилизационной, исторической и национальной идентичности, которая и создает условия для ложных форм идентичности в истории и для напяливания на себя мессианских комплексов, отчуждающих страну и нацию от обустройства себя во всемирной истории в качестве России-цивилизации. Нет у нас никакой особой миссии в человечестве по его осчастливливанию и объединению, хотя бы потому, что в течение последнего столетия мы оказались не в состоянии объединить и осчастливить даже самих себя в пространстве собственной истории и как раз потому, что превратили его в пространство слома основ своей цивилизационной и национальной идентичности, в пространство осуществления вненациональных целей, ценностей и смыслов бытия в истории.
Пора отказаться от иллюзии, что Россия выполняет в мировой истории какую-то особую миссию, отличную от той, чтобы быть просто Россией, в конце концов, Великой Россией. А поскольку это именно так, то конечный смысл Русской идеи, как национальной идеи России, не может быть иным, как только русским и российским, как только таким, который позволяет и стране, и нации сосредоточиться на самих себе и, следовательно, на таком бытии и развитии в истории, которое становится бытием и развитием на основе саморазвития ценностей собственной цивилизационной, исторической и национальной идентичности, их русско-российской сущности.
Но в чем в итоге должен заключаться конечный смысл сосредоточения России на саморазвитии русско-российской сущности локальности своей цивилизации, который и должен определить ее действительное место и историческую миссию в современной истории? Что есть Россия, чем она должна и действительно может стать в общем потоке цивилизационного прогресса всемирной истории?
Поиск ответа на эти вопросы восходит к представлениям об основном векторе цивилизационного прогресса, отличающего его от формационного, к общим представлениям о его содержании. Оно и позволяет понять то главное, ради чего приходит в историю любая локальная цивилизация, во имя чего она совершает восхождение по ступеням цивилизационного прогресса, понять, в чем его конечный смысл. Ведь если формационный прогресс есть, по преимуществу, социально-экономический и политический, то цивилизационный не только включает в себя формационный, подчиняя его целям и задачам социокультурного - экономическому и политическому обеспечению саморазвития основ локальности цивилизации, но и определяется тем, с какой широтой и глубиной синтезирует в себе все многообразие форм цивилизационного творчества в истории. На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание.
Основной вектор и связанное с ним основное содержание цивилизационного прогресса - это вектор и содержание исторического синтеза всего многообразия форм цивилизационного творчества в истории на базе саморазвития одного и того же генетического кода истории. Чем больше он обнаруживает способности к равновеликому развитию всех форм исторического творчества, чем больше через них развивается человеческая сущность, тем более развитой оказывается локальная цивилизация. В отличие от формационного, цивилизационный прогресс имеет выраженное человеческое измерение и воплощение, ищет и находит конечный свой исторический смысл в человеке, в изменении духовных основ истории в основах его души.
В этом смысле конечный итог цивилизационного прогресса заключается не в прогрессе экономики или политики, хотя он вмещает в себя и эти измерения. Он в прогрессе самого человека, его души и человечности, в социокультурном и духовном освоении мира, в тех ценностях и смыслах бытия, которые делают бытие соразмерным человеку, накладывают на него печать человечности, наполняя его особыми гуманистическими смыслами, раскрепощающими дремлющий не только в человеке, но и в самом бытии неисчерпаемый потенциал человеческой сущности, реализуя его в новых измерениях, в новых свойствах, связях и отношениях.
Иными словами, более развитой будет та локальная цивилизация, которая не только опирается на более развитые формационные качества общества, преуспела в формационном прогрессе, в создании условий для его продолжения и подчинения целям и задачам своего цивилизационного развития, в частности, сохранению и развитию основ локальности своей цивилизации. В конечном счете, более развитой станет та локальная цивилизация, которая на острие формационного прогресса сумеет достичь большей многосторонности соединения в себе всего многообразия форм цивилизационного творчества, сумеет превратить их в средство развития и раскрытия сущности человека в ее новых, ранее нереализуемых измерениях. Соответственно, локальная цивилизация существует до тех пор, пока является способом саморазвития сущности человека в своих локальных этнокультурных, цивилизационно обусловленных формах. Именно с опорой на достижение большой многосторонности соединения в одной и той же локальной цивилизации разных форм цивилизационной деятельности строит свою классификацию цивилизаций по степени цивилизационного прогресса Н. Я. Данилевский.