МакРоберт Стюарт. Полые холмы

- Я зову ее Звездочкой из-за этой вот белой звезды на лбу. А ты
почему улыбнулся?
- Просто потому, что когда я был такой, как ты, или даже моложе, у
меня была лошадка по имени Астер, а это значит "звезда" по-гречески. И,
как ты, я однажды убежал из дому и поехал на холмы и там повстречал
отшельника - он тоже жил один, правда не в часовне, а в пещере, - и он
угостил меня медовыми лепешками и фруктами.
- Так ты убежал из дому?
- Не насовсем. Только на один день. Мне просто хотелось побыть
одному. Иногда это бывает необходимо.
- Значит, ты меня понимаешь? Потому ты и отправил Ральфа прочь и не
сказал ему, что я здесь? На твоем месте всякий другой сразу сказал бы. Им
все кажется, что мне нужна нянька, - добавил Артур оскорбленно.
Лошадь подняла от воды мокрую морду, фыркнула, разбрызгав во все
стороны холодные капли, и отошла от родника. Мы повели ее обратно. Он
посмотрел мне в лицо.
- Я еще не поблагодарил тебя. Я очень тебе обязан. Ральфу худа не
будет, ты не думай. Я не хвастаю, когда мне удается улизнуть от надзора. А
то мой опекун рассердится, хотя разве это Ральфа вина? Ральф скоро
вернется этой же тропой обратно, и я поеду вместе с ним. И ты сам тоже не
бойся, я не дам тебя ему в обиду. Да он всегда винит только меня одного. -
И снова эта внезапно вспыхивающая улыбка. - Я и в самом деле всегда сам
виноват. Кей старше меня, но зачинщик - я.
Мы подошли к сараю. Он протянул было мне поводья, но опять, как и
прежде, остановился, не донеся руки, сам ввел лошадь и сам привязал к
столбу. Я стоял на пороге и смотрел на него.
- Как твое имя? - спросил я.
- Эмрис. А твое?
- Мирддин. А второе, представь себе, тоже Эмрис. Но это не
удивительно: там, откуда я прибыл, Эмрис - распространенное имя. Кто твой
опекун?
- Граф Эктор. Он - лорд Галавы.
Мальчик повернулся ко мне, и я увидел, что лицо его покраснело. Было
очевидно, что он ждет следующего, напрашивающегося вопроса. Однако я его
не задал. Я сам двенадцать лет должен был всякому встречному и поперечному
отвечать, что я незаконный сын неизвестного отца, и не собирался
принуждать Артура к подобному признанию. Хотя тут имелась все же некоторая
разница. Насколько я мог судить, он был приспособлен к самозащите куда
лучше, чем я в его возрасте и даже в два раза старше. И как приемный сын
лорда Галавы он не должен был жить, как я, на унизительном положении
"бастарда". Впрочем, подумал я, всматриваясь в мальчика, разница между
мной и им гораздо глубже: я довольствовался малым, не подозревая о своей
силе; он же никогда не помирится меньше чем на всем.
- Сколько же тебе лет? - спросил я. - Десять?
Это ему польстило.
- По правде сказать, недавно сравнялось девять, - ответил он.
- Однако ты уже сидишь в седле лучше, чем я сейчас.
- Ну да ведь ты всего лишь... - Он осекся и покраснел.
- Я сделался отшельником только с рождества, - мягко возразил я. - А
до этого немало поездил верхом.
- Да? С какой целью?
- Путешествовал. И даже сражался, когда была нужда.
- Сражался? Где же?
Так, беседуя, я подвел его ко входу в часовню со стороны поляны, и мы
поднялись по старым, замшелым крутым ступеням. Любо было смотреть, как
легко он взбежал по ним впереди меня. Он был рослый мальчик, крепкого
сложения и широкий в кости - обещал вырасти сильным мужчиной. И не только
сильным, а еще, как Утер, и красивым. Но прежде всего Артур производил
впечатление стремительной плавности движений, будто танцор или искусный
фехтовальщик. В этом было что-то от Утеровой подвижности, но в другом
роде: у Артура в основе лежала глубинная, внутренняя гармония. Атлет
увидел бы в нем хорошую реакцию, лучник - верный глаз, скульптор - твердую
руку. В девятилетнем ребенке эти качества уже слились в единую пламенную,
но сдержанную силу.
- В каких сражениях принимал ты участие? Ты ведь, наверное, слишком
молод даже для Великой войны. Мой опекун говорит, что я должен дожидаться,
пока мне исполнится четырнадцать лет, чтобы попасть на войну. А это
несправедливо, потому что Кей на три года старше, а я его побеждаю три
раза из четырех... ну ладно, пусть хотя бы и два... Ой!
Мы вошли в часовню, и солнце, сиявшее нам в спину, отбросило внутрь
наши тени, так что поначалу, со свету, он алтаря не заметил. Но вот он
сделал еще шаг, яркий утренний луч упал на каменную плиту, высветив по
странной случайности резное изображение, и меч, четкий, блистающий, словно
выступил из камня. Не успел я промолвить слова, как мальчик устремился
вперед, протянул к рукояти пальцы. Я увидел, как он вздрогнул, наткнувшись
на камень. Постоял так мгновенье, будто зачарованный, потом уронил руку и
сделал шаг назад, не отводя глаз от алтаря.
Не глядя на меня, он проговорил:
- Надо же, как чудно. Я подумал, он настоящий. Подумал, вот самый
прекрасный и самый грозный меч на свете, и он предназначен для меня. А
это, оказывается, не настоящий меч.
- Он настоящий, - сказал я. Мальчик обернулся ко мне в солнечном луче
среди танцующих пылинок. Алтарь у него за спиной светился, как зыбкое
белое льдистое пламя. - Самый настоящий. Настанет день, когда он будет
лежать вот на этом алтаре, и все люди его увидят. Тогда тот, кто отважится
взять его с камня и поднять, должен...
- Что? Что он должен, Мирддин?
Я потряс головой, похлопал глазами на солнце и пришел в себя. Одно
дело - видеть то, что совершается сейчас где-нибудь на другом краю земли,
и совсем другое - лицезреть то, что еще вообще не сошло с небес. Это
искусство, которое люди называют пророческим и за которое почитают меня,
приходит, пронизывая, будто удар бича божия, как мы зовем молнию. Но,
корчась от боли, я в то же время радостно принимал его - так радуется
женщина последней муке родов. Вспышка ясновидения нарисовала мне, как это
все будет происходить на этом самом месте: и меч, и пламя, и юного короля.
После всего, что было: после моего плаванья по Срединному морю, и
нелегкого путешествия в Сегонтиум, и принятия мною после смерти Проспера
его обязанностей, и поездки на Каэр Банног, где я спрятал меч, - я теперь
убедился наверняка: я верно прочел волю бога. Отныне оставалось только
ждать.
- Что я должен? - настаивал требовательный молодой голос.
Я не знаю, заметил ли Артур перемену в своем вопросе. Он смотрел на
меня трепетно, серьезно, выжидающе. Бич божий задел и его. Но еще не
подошел срок. Медленно, отбрасывая ненужные слова, я поведал ему то, что
было ему сейчас доступно.
Я сказал:
- Меч переходит от отца к сыну. Ты еще должен искать. Когда же
подойдет твой срок, твой меч будет лежать перед тобой и ты возьмешь его в
руку на глазах у всех людей.
И Потусторонний мир отступил, и я вновь очутился на поляне, залитой
апрельским солнцем. Отерев пот с лица, я полной грудью вдохнул благодатный
весенний воздух. И было это как первый вздох младенца. Я отбросил со лба
взмокшие волосы и встряхнул головой.
- Они не дают мне покоя, - проговорил я.
- Кто?
- Да эти, кто здесь обитает. - Его глаза следили за мной напряженно,
готовые к чуду. Медленно, ступень за ступенью, он спустился от алтаря.
Камень у него за спиной был просто камень, с грубо высеченным изображением
меча на боковой поверхности. Я улыбнулся ему. - Я обладаю, Эмрис, одним
ценным и полезным даром, но жить с ним иногда не очень-то удобно и всегда
дьявольски трудно.
- То есть ты видишь то, что не видно?
- Иногда.
- Так ты волшебник? Или прорицатель?
- И того и другого понемножку, скажем так. Но это моя тайна, Эмрис. Я
твою тайну не выдал.
- И я никому не скажу. - Он ограничился этим - ни клятв, ни обещаний,
но я знал, что он сдержит слово. - Значит, ты прорицал будущее? Что же
значило твое пророчество?
- Это не всегда бывает ясно. Даже мне самому. Но в одном не
сомневайся: когда-нибудь, когда ты будешь готов, мы найдем меч, для тебя
предназначенный, и это будет самый прекрасный и самый грозный меч на
свете. А сейчас, пока суд да дело, не подашь ли мне воды напиться? Там у
родника стоит чашка.
Он бегом принес мне воды. Я поблагодарил, выпил и отдал ему чашку.
- Так как же насчет сушеных фиг? Ты еще хочешь есть?
- Я всегда хочу есть.
- Тогда в следующий раз, как приедешь, захвати с собой пищу. А то
можешь попасть в неудачный день.
- Я и тебе привезу еду, если хочешь. Ты ведь очень беден, да? А по
виду непохоже. - Он разглядывал меня, склонив голову набок. - То есть по
виду еще может быть, а вот по разговору совсем нет. Скажи мне, чего тебе
хочется, и я постараюсь достать.
- Не стоит труда, - ответил я. - Сейчас у меня есть все.

3

В назначенный срок объявился Ральф, во взгляде - вопросы, на языке же
- ни одного, сверх тех, что можно задать незнакомому человеку.
На мой взгляд, он вернулся слишком рано - мне надо было наверстать
целых девять лет и о многом составить суждение. И на взгляд Артура, как я
заметил, тоже, хотя он встретил Ральфа любезно и безмолвно выстоял под
бичом его горячих упреков. По виду мальчика я заключил, что, не будь здесь
меня, наказание могло бы стать не только словесным. Я понял, что он
получал суровое воспитание. Он слышал, конечно, что королей воспитывают
строже, чем простых смертных; едва ли только он относил это правило к
себе. Кею, подумал я, наверно, не так достается - интересно, как
истолковывал Артур такое различие? Но сейчас он держался кротко и, когда в
знак примирения я предложил Ральфу вина, покорно принял на себя роль
виночерпия.
Когда наконец он вышел привести лошадей, я торопливо сказал Ральфу:
- Передай графу Эктору, что я предпочел бы не появляться в замке. Он
поймет. Это слишком опасно. Он лучше моего сможет выбрать для нас удобное
место встречи, и пусть сообщит мне. Бывало ли, что он наезжал сюда? Или же
это вызовет у людей ненужный интерес?
- При Проспере он здесь ни разу не был.
- Тогда я спущусь вниз, пусть он даст мне знать. А теперь, Ральф, у
нас очень мало времени, но скажи мне вот что. Ты не замечал, чтобы
кто-нибудь заподозрил о мальчике правду? Никакой слежки? Ничего
подозрительного?
- Ничего.
Я проговорил раздельно:
- А я видел кое-что, когда ты его привез из Бретани. Вы переходили
через перевал, и на ваш отряд напали. Кто это был? Ты разглядел их?
Ральф посмотрел на меня с недоумением.
- Это ты про тот случай в горах на полпути между Галавой и
Медиобогдумом? Я его помню. Но тебе откуда о нем известно?
- Я видел в пламени. Я тогда все время смотрел за вами. Что с тобой,
Ральф? Почему ты так на меня смотришь?
- Странный был случай, - медленно ответил он. - Никогда не забуду. В
ту ночь, когда произошло нападение, мне почудилось, будто ты произнес мое
имя. Это было предостережение, отчетливое, как звук рога или как лай
собаки. И вот теперь ты говоришь, что все видел. - Он поежился, словно от
внезапного сквозняка. Потом ухмыльнулся. - Я совсем отвык от тебя,
господин. Но теперь, надеюсь, снова привыкну. Ты и теперь смотришь за
нами? Сознавать это не всегда приятно.
Я засмеялся.
- Да нет. Если возникнет опасность, мне, наверно, и так станет о ней
известно. А в остальном, думается, я могу положиться на тебя. Но ты до сих
пор не ответил, ты узнал, кто были те люди, что напали на вас в ту ночь?
- Нет. На них не было никаких знаков. Мы убили двоих, но при них не
нашлось ничего, что указывало бы, кому они служат. Граф Эктор думает, что
это, наверно, разбойники, грабители. Я тоже. Во всяком случае, с тех пор
ничего такого больше не было. Ничего даже похожего.
- Я так и думал. Но теперь не должно быть ничего, что могло бы
связать отшельника Мирддина с волшебником Мерлином. Что говорят люди про
нового блюстителя часовни?
- Только, что Проспер умер и что бог, как всегда, когда пробил час,
послал на смену нового человека. Что новый отшельник молод и с виду тих,
но не так тих, как кажется.
- А это как надо понимать?
- Так, как говорится. Ты не всегда держишься как простой и скромный
отшельник, господин.
- Разве? Ума не приложу, почему бы это. Ведь я и есть простой и
скромный отшельник. Надо мне будет проследить за собой.
- Ты не шутишь, я знаю, - улыбаясь, сказал Ральф. - Но беспокоиться
тебе, по-моему, не о чем, они просто считают тебя более святым, чем другие
отшельники. Здесь вокруг часовни всегда водились духи, и сейчас не без
того, надо понимать. Рассказывают, например, про духа в обличье огромной
белой птицы, которая летит человеку в лицо, если он отважится слишком
далеко подняться по тропе, или вот... да обычные россказни про всякую
нечисть, глупые деревенские басни, кто в них поверит? Но вот две недели
назад... ты не слышал? Тут проезжал отряд откуда-то из-под Алауны, и
поперек тропы упало дерево, а ветра не было - просто так, ни с того ни с
сего.
- Я об этом не знал. Были пострадавшие?
- Нет. Есть другая тропа. Поехали по ней.
- Понятно.
Он вопросительно посмотрел на меня.
- Твои боги, господин?
- Можно сказать, что так. Не думал, что их покровительство будет
действовать столь неотступно.
- Значит, ты знал, что это могло случиться?
- Пока ты не рассказал, мне в голову не приходило. Но чьих это рук
дело - знаю.
Ральф озабоченно нахмурился.
- Если это не случай... И если я еще раз привезу сюда Эмриса этой
тропой...
- С ним ничего не может случиться. И тебе он тоже послужит вместо
охранной грамоты. Ты их не бойся, Ральф.
При последних словах брови его сошлись было к переносице, но он тут
же опомнился и кивнул. Вид у него был озабоченный, даже взволнованный. Он
спросил:
- Как долго думаешь ты тут пробыть?
- Трудно сказать. Это во многом зависит от здоровья верховного
короля. Если Утер поправится совсем, то, может быть, мы продержим здесь
мальчика до четырнадцати лет, прежде чем покажем отцу. А что, Ральф?
Неужто тебе так обидно еще несколько лет прожить в этом медвежьем углу?
Или гоняться верхом за таким шустрым господином стало невмоготу?
- Нет... то есть да. Но... дело не в этом, - забормотал он,
покраснев.
Я, улыбаясь, спросил:
- Кто же она?
Его насупленный взгляд стал мне понятен только тогда, когда он,
помолчав, произнес:
- Много ли ты еще подсмотрел, когда следил в пламени за Артуром?
- Мой милый Ральф! - Не стоило ему объяснять, что звезды отражают
только судьбу королей и волю богов. Я мягко сказал: - Мой провидческий дар
не открывает мне того, что свершается за дверью спальни. Я просто
догадался. Твое лицо прозрачнее кисеи. И пожалуйста, даже в сердцах не
забывай звать его Эмрисом.
- Прости. Я не хотел... Да и не было ничего такого, что ты мог бы
подсмотреть... Я ни разу не побывал у нее в спальне... Я хочу сказать, она
не... Вот проклятье! Мне следовало знать, что тебе все будет известно! Я
не хотел дерзить тебе. Я забыл, что ты все понимаешь не так, как
остальные. Растерялся. Слишком давно с тобой не разговаривал... А вот и
лошади. Он, кажется, и твою оседлал. Я не знал, что ты собираешься ехать
вниз.
- Не собирался. Это, видно, Эмрисова затея.
Я не ошибся. Едва увидев нас на пороге, Артур крикнул:
- Я привел твою лошадь тоже, господин. Не проводишь ли нас немного?
- Если мы поедем моим ходом, а не твоим.
- Можно хоть шагом, если пожелаешь.
- Ну, на такую муку я тебя не обреку. Но пустим Ральфа вперед,
хорошо?
Тропа вначале круто уходит под гору. Ральф ехал первым, Артур - за
ним, и, видно, его вороная и впрямь была тверда на ногу, потому что Артур
ехал, все время отвернув голову, занятый разговором со мной. Можно было
подумать, не зная обстоятельств, что это мальчик, а не я, должен был
наверстывать девять лет; я почти не задавал вопросов; все события его
жизни, крупные и мелкие, сыпались у него с языка, и вскоре я уже знал о
доме и домочадцах графа Эктора и о положении Артура среди них не меньше,
чем знал сам мальчик. А кое-что и сверх того.
Потом мы выехали из сосняка на более отлогий склон, поросший дубами и
каштанами, а еще через полмили уже трусили по ровной дороге над берегом
озера. Каэр Банног в лучах солнца колыхался на воде, скрывая в глубине под
утесами свою тайну. Долина впереди нас раздалась вширь, и вскоре, одетые
туманом, показались зеленые ряды ив, росших вдоль реки.
В том месте, где река вытекает из озера, я натянул поводья. Когда мы
прощались, мальчик живо спросил:
- А можно мне скоро опять приехать?
- Приезжай, когда захочешь - когда сможешь. Но обещай мне одно.
Он насторожился - это означало, что его обещания, раз данные,
неукоснительно исполняются.
- Что же?
- Не приезжай без Ральфа, или кто там тебя должен сопровождать. В
следующий раз не удирай. Эта местность зовется Диким лесом, недаром.
- О, я знаю, он считается заколдованным, но я не боюсь его
обитателей, особенно теперь, когда я видел... - Он осекся и закончил фразу
иначе, чем начал: - Когда там - ты. А что до волков, то у меня есть
кинжал, и волки не нападают днем. К тому же нет такого волка, который мог
бы догнать мою Звездочку.
- Я имею в виду другие породы зверей.
- Медведей? Кабанов?
- Нет. Людей.
- О! - произнес он, как пожал плечами. Это была, конечно, отвага -
здешний лес, как и любой другой, служил убежищем для разбойников, рассказы
о которых он не мог не слышать, - но кроме отваги, еще и неведение. Так
воспитал мальчика граф Эктор, что он, над чьей головой нависла постоянная
угроза, чьи недруги рыщут по всем королевствам, он тем не менее об
опасности знает только понаслышке!
- Ну хорошо, - сказал он. - Обещаю.
Я был удовлетворен. Лесные хранители будут, конечно, на страже, но
тут нужна еще и другая охрана и забота - графа Эктора и моя.
- Мой поклон графу Эктору, - сказал я Ральфу и увидел по его лицу,
что он понял мои мысли. На том мы расстались. Я сидел в седле и смотрел им
вслед - они ехали по травянистому берегу реки, вороная рвалась в галоп и
закусывала удила, большая каурая Ральфа мерно трусила рядом, и мальчик
что-то говорил, страстно жестикулируя. В конце концов он, как видно,
добился своего, Ральф пустил в ход каблуки, и каурая ударилась в галоп.
Вороная, отпущенная мгновением позже, устремилась вслед за ней. Когда
двоих мчащихся всадников уже должна была скрыть от меня молодая березовая
роща, меньший всадник обернулся в седле и махнул мне рукой. Началось.


Он вновь появился у меня на следующий же день, умеренным - напоказ -
аллюром выехал на поляну, а сзади, отставая на полкорпуса, следовал Ральф.
Артур привез мне в подарок яйца и медовые пироги, а также известие, что
граф Эктор еще не вернулся, но графиня возлагает надежды на благое влияние
святого отшельника и с радостью отпускает мальчика ко мне. А граф сразу же
по возвращении повидается со мной.
Это сообщение передал мне не Ральф, а сам Артур, он явно не усмотрел
тут ничего сверх обычной строгой заботливости своего опекуна, которой,
должно быть, втайне давно уже тяготился. Четыре яйца оказались разбиты.
- Только Эмрис, - съязвил Ральф, - мог вообразить, что сможет довезти
яйца на своем бешеном коньке.
- Согласись, что всего четыре битых яйца - это неплохо.
- О да, только Эмрис мог так отличиться. Так спокойно я не ездил с
тех пор, как вчера сопровождал тебя домой.
Потом он под каким-то предлогом оставил нас вдвоем. Артур вымыл
яичный желток из гривы своей лошадки, а потом уселся со мной есть пирожки,
а заодно засыпал меня вопросами о мире за пределами Дикого леса.
Через несколько дней Эктор возвратился в Галаву и сообщил мне через
Ральфа, где и когда состоится наша встреча.
К этому времени по окрестным селениям, уж конечно, прошла молва о
том, что юный Эмрис два или три раза ездил в лесную часовню, и никто бы не
удивился, узнав, что граф Эктор или его хозяйка пожелали увидеть нового
отшельника. Мы условились встретиться как бы случайно в усадьбе Федора...
На самого Федора и его жену, мне сказали, вполне можно было положиться;
остальные же люди увидят только, что отшельник, как всегда, заехал за
провизией, а граф проезжал в это время мимо и воспользовался случаем
потолковать с ним.
Нас проводили в небольшую задымленную комнатку, хозяин принес вино и
ушел.
Эктор совсем не переменился, разве только в волосах и бороде
прибавилось серебра. Я сказал ему это, когда мы поздоровались, и он
рассмеялся:
- А чего же тут удивляться? Ты подбрасываешь в мое тихое гнездо
золоченое кукушкино яйцо и ждешь, что я останусь таким же беззаботным, как
прежде? Ну, ну, я пошутил. Ни я, ни Друзилла не согласились бы расстаться
с нашим мальчиком. Чем дело ни кончится, а минувшие годы были для нас
счастливыми, и если работа наша оказалась успешной, то ведь и материал для
работы мы получили самый добротный.
И он стал рассказывать мне о годах своего опекунства. Пять лет - срок
немалый, и ему было что рассказать. Я почти ничего не говорил и жадно
слушал. Кое-что из того, о чем он вел речь, было мне уже известно - из
картин в пламени или со слов самого мальчика. Но если я и знал кое-что о
жизни Артура в Галаве, если о плодах его воспитания мог судить сам, зато
из рассказа Эктора я составил себе представление о той горячей
привязанности, какую питали он и его жена к своему воспитаннику. И не
только они, но и все домочадцы Эктора, ничего не ведавшие о том, кто такой
Артур, относились к нему с неизменной сердечностью. Я не ошибся в своем
первом впечатлении: ему действительно свойственна была отвага, и быстрый
ум, и горячая жажда совершенства. Недоставало, пожалуй, хладнокровия и
осторожности, как и у его отца, но:
- Кому, черт возьми, нужна осторожность в юноше? Этой премудростью он
легко овладеет, когда получит первую рану или - что куда хуже - встретит
человека, который обманет его доверие! - сердито воскликнул Эктор, как
видно раздираемый между гордостью за мальчика и верой в свое
воспитательское искусство.
Но когда я заговорил о воспитании и хотел выразить свою
благодарность, он меня решительно остановил.
- Ну, а ты, я слышал, неплохо здесь устроился. Счастливый случай
привел тебя в Зеленую часовню как раз ко времени, чтобы заступить на место
старика Проспера.
- Случай? - переспросил я.
- А-а, чуть не позабыл, с кем разговариваю. Давно не было волшебника
в наших краях. Ну, для такого наипростого смертного, как я, это выглядит
как случай. Но случай или нет, а вышло очень удачно; в замке ты поселиться
не мог бы, у нас есть один человек, который, оказывается, хорошо тебя
знает - Марцелл, тот, что женился на сестре Валерия. Он у меня учитель
фехтования. Может быть, я не должен был его брать на службу, зная, что
рано или поздно ты сюда вернешься, но он - один из лучших воинов в
королевстве, а нам тут на севере, видит бог, хорошие бойцы ой как нужны. К
тому же он лучший в стране фехтовальщик. Ради мальчика я не мог упустить
такой случай. - Он бросил на меня взгляд из-под насупленных бровей. - Чего
ты смеешься? Или это тоже был не случай?
- Нет, - сказал я. - Это был Утер. - Я передал ему свой разговор с
королем о воспитании Артура. - Как похоже на Утера послать человека,
который знает меня! Он никогда не умел думать сразу о нескольких вещах...
Ну да ладно, я там не покажусь. Можешь ты найти подходящий предлог, чтобы
мальчику ездить ко мне?
Он кивнул.
- Я представил дело так, что-де давно слышал о тебе, что ты - человек
ученый, много ездил по свету и можешь обучить мальчиков тому, чего они не
узнают от аббата Мартина и святых братьев. Им будет позволено ездить к
тебе, когда бы они ни пожелали.
- Они? Разве Кей не вырос из учеников, даже при необыкновенном
учителе?
- Да он ради учения и не поедет, - сокрушенно, но не без гордости
сказал отец. - Он вроде меня, мой Кей, ничего знать не желает, кроме
искусства боя, так можно сказать, хотя, конечно, с юным Артуром ему,
похоже никогда не сравниться, этот обещает вырасти редким рубакой, но и
Кей, он у меня упорный и старается изо всех сил. Ради книжной науки он
сюда не зачастит, но ведь, знаешь, они какие, мальчишки, - что у одного
есть, то и другому непременно подавай. Разве его удержишь дома, когда
Артур ему столько всего понарассказывал. Малыш ни о чем другом не говорит,
он даже Друзилле сказал, что его святой долг - каждый день ездить к тебе и
смотреть за тем, чтобы у тебя вдоволь было еды. Хорошо тебе смеяться. Ты,
может, заколдовал его?
- Разве что ненароком. Я буду рад снова повидать Кея. Он был славный
малыш.
- Ему нелегко приходится, - сказал Эктор. - Меньшой, можно сказать,
уже теперь ни в чем ему не уступает, даром что между ними разница в три
года, а в будущем, глядишь, и превзойдет. А когда они были малышами, мой
то и дело слышал: "Смотри, чтобы Эмрису досталось не меньше, чем тебе, -
он приемный сын и гость". Может, не будь он у нас единственным, все было
бы проще. Друзилла уж так старалась и Кею показать, что он родной сын, и
того приголубить, чтобы не чувствовал себя посторонним. Кей молодцом
держится с Артуром, хотя и ревнует иной раз, не без этого, но за будущее
можно не беспокоиться, поверь. Покажи ему, куда принести свою верность, и
никакая сила его не собьет. В папашу пошел, неповоротливый пес, но уж
вцепится - не отпустит.
Он говорил и говорил, а я сидел и слушал, вспоминая, как я сам при
другом дворе рос, не то что Артур, на положении чужака и бастарда. Я был
тих нравом и лишен талантов, которым мог бы позавидовать юноша или муж,
тогда как Артур, по самой природе своей, должен выделяться среди
сверстников в замке, точно большая стрекоза среди болотной мошкары.
Наконец Эктор вздохнул, допил вино и поставил кружку.
- Ну да это все теперь детские сказки и дела давно прошедшие. Кей
сейчас все больше бывает со мною и с моими людьми, и спутником Артура
будет Бедуир. Говоря "они", я подразумевал не Кея. У нас теперь есть еще