МакРоберт Стюарт. Полые холмы

он не спеша. Увидев меня, он единым взглядом охватил и старый, изодранный
плащ, и изношенный балахон, но сдернул с головы берет и опустился на одно
колено. Кому предназначался этот поклон: магу или королевскому сыну? -
подумал я.
- Господин мой Мерлин.
- Добро тебе пожаловать. Из Тинтагеля?
- Да, сударь. От королевы. - Вскинул на меня глаза. - Я прибыл тайно.
Без ведома короля.
- Я так и понял. Не то бы у тебя был королевский значок. Встань же.
Трава сырая. Ты ужинал?
Он посмотрел недоуменно. Не так встречают гонцов особы королевской
крови.
- Да нет, сударь, но я заказал себе ужин в деревенской харчевне.
- В таком случае не буду тебя задерживать. Там тебя, бесспорно,
накормят лучше, чем здесь. С какой же ты вестью? Или ты привез мне письмо
от королевы?
- Нет, господин, не привез, а просто на словах должен передать, что
королева желает тебя видеть.
- Немедленно? - встревожился я. - Не случилось ли худа с нею или с
младенцем, которого она носит?
- Ничего не случилось. Лекари и женщины говорят, что все хорошо. Но
только... - он потупил взгляд, - у нее, как видно, что-то на сердце, о чем
ей нужно с тобой побеседовать. Она велела сказать: как только сможешь.
- Понимаю. - И я спросил таким же старательно безразличным, как у
него, тоном: - А где сейчас король?
- Король намерен покинуть Тинтагель во вторую неделю сентября.
- Ага. Вот я как раз после этого и смогу быть у королевы.
Подобная прямота даже испугала его. Он снова вскинул на меня глаза и
тотчас потупился.
- Королева будет рада принять тебя в названное тобою время. Она
повелела мне все подготовить. Ты понимаешь, что открыто явиться в замок
Тинтагель для тебя невозможно. - И тут же, в порыве откровенности: - Ведь
в Корнуолле сейчас все от мала до велика против тебя. Тебе лучше будет
изменить обличье.
- Что до этого, - ответил я и погладил бороду, - то, как видишь, я
уже и так почти неузнаваем. Не тревожься, приятель, я все понимаю. Я буду
осмотрителен. Но тебе придется еще кое-что мне объяснить. Она ни словом не
обмолвилась, зачем я ей нужен?
- Ни словом, сударь.
- И ты ничего не слышал? Женщины ни о чем таком не шептались?
Он покачал головой, потом, прочтя недоверие на моем лице, добавил:
- Сударь, нужда королевы срочная. Она ничего не сказала, но, должно
быть, речь идет о младенце. О чем же еще?
- В таком случае я приеду. - Он как будто изумился и поспешил
опустить глаза. Я резко добавил: - А чего ты ожидал? Я не слуга королеве.
И королю не слуга. Так что нечего и пугаться.
- Чей же ты слуга?
- Свой и божий. Но ты можешь возвратиться к королеве и передать, что
я у нее буду. Какие приготовления ты сделал?
Он с облегчением пустился излагать привычные подробности:
- В пяти милях от Тинтагеля у брода через реку Кэмел стоит небольшая
харчевня. Ее хозяина зовут Кау. Сам он корнуоллец, но жена его, Маэва,
была раньше в услужении у королевы, и он не выдаст. Смело обращайся к ним,
они тебя будут ждать. Оттуда с одним из сыновей Маэвы ты сможешь послать
королеве весть о своем прибытии - до того, как королева призовет тебя,
тебе лучше к замку не приближаться. Теперь как ты будешь добираться?
Погода в сентябре, как правило, стоит еще хорошая, море обычно спокойно,
так что, если...
- Если ты намерен убеждать меня, что морем добираться мне будет
удобнее, то не трудись понапрасну, - прервал его я. - Разве ты не слышал,
что волшебники не могут плавать по морю? Не любят, во всяком случае. Да
меня бы укачало даже на переправе через Северн. Нет, я поеду по суше.
- Но большая дорога по суше идет мимо лагеря под Каэрлеоном. Тебя
узнают. А мост у Глевума охраняют люди короля.
- Хорошо. Я переправлюсь через реку ниже, кратчайшим путем. - Я знал,
что он прав. Ехать по большой дороге через Каэрлеон, а потом по
Глевумскому мосту значило не только подвергать себя опасности быть
узнанным воинами Утера, но притом еще добавляло несколько лишних дней
пути. - Я буду держаться в стороне от военной дороги. Есть отличная тропа,
которая идет над берегом через Нидум; я поеду по ней, если в моем
распоряжении будет лодка для переправы в устье Эли.
- Хорошо, сударь.
И мы условились, что я перееду на лодке от Эли до устья Укзеллы в
земле думнонцев и оттуда тропами буду пробираться на юго-запад, не выезжая
на дороги, где есть опасность встретиться с ратниками короля или герцога
Кадора.
- А знаешь ли ты путь? - спросил он меня. - Конечно, ближе к
Тинтагелю Ральф сможет быть твоим проводником.
- Ральфа со мной не будет. Но я найду дорогу. Я уже бывал в тех
краях. Да и спросить язык не отвалится.
- Я могу устроить конные подставы...
- Лучше не надо. Мы ведь условились, что я буду продвигаться скрытно,
чтобы никто меня не узнал. Я приму вид странствующего глазного лекаря,
этот способ уже был мною испробован. А лекарь - не такая фигура, чтобы его
ждали свежие подставы по всему пути. Ты не бойся, я останусь невредим и
буду на месте, когда королева пожелает меня видеть.
Этим он удовлетворился и побыл со мною еще некоторое время, отвечая
на мои вопросы и пересказывая последние новости. Краткий карательный поход
короля против наглых грабителей побережья окончился успешно, захватчики
были отогнаны обратно в пределы союзных западных саксов. На юге наступила
передышка. Но с севера приходили вести о трудных схватках с англами,
переплывшими море и высадившимися в устье реки Алаунуса, что в стране
вотадинов. Мы в Южном Уэльсе зовем этот край Манау Гуотодин. Оттуда
столетие назад прибыл к нам великий король Кунедда, приглашенный
императором Максимом, дабы изгнать из Северного Уэльса ирландцев и
поселиться на их землях союзником имперских орлов. Кунедда и его соратники
и стали первыми нашими федератами. Ирландцев они изгнали и навсегда осели
в Северном Уэльсе, который на своем наречии назвали Гвинедд. Там и сейчас
правил потомок Кунедды король Маэлгон, твердый властитель и искусный воин,
каким и должен быть вождь, ведущий народ свой по пути великого Магнуса
Максимуса.
Другой потомок Кунедды оставался править над вотадинами - молодой
король Лот, воитель столь же искусный и бесстрашный, как и Маэлгон, его
замок стоял недалеко от моря к югу от Каэр Эйдина, в самом сердце его
королевства Лотиана. Вот он и отбивал теперь набеги англов. Возглавлять
защиту северных и восточных берегов поручил ему еще Амброзии, который
надеялся, что в союзе с ним властители севера: Гвалог Элметский, Уриен
Горский, вассалы Стрэтклайда, король Коэль Регедский - станут надежной
стеной. Однако Лот, по слухам, оказался драчлив и заносчив, Стрэтклайд
наплодил уже девять сыновей и, пока они дрались между собой, точно молодые
самцы-тюлени, каждый - за свой клочок земли, преспокойно продолжал плодить
новых. Уриен Горский взял в жены Логову сестру и стоял бы крепко, да
слишком уж зависел от Лота. Самым сильным из них всех, как и во времена
моего отца, оставался Коэль Регедский: он легкой рукой правил своими
вассалами, но выводил их дружно на битву, как только возникала угроза
верховному королевству.
И вот теперь, рассказал мне гонец королевы, король Регедский, а с ним
Эктор Галавский и Бан Бенойкский объединились с Лотом и Уриеном и решили
вместе избавить север от бедствий. Пока что им сопутствовала удача.
Известия эти обнадеживали. Жатва повсюду в тот год была обильной, и можно
было не опасаться, что голод опять пригонит грабителей-саксов к нашим
берегам, пока зима не перекрыла морские пути. На какое-то время нас ожидал
мир - Утер как раз успеет успокоить брожение в Корнуолле после своей ссоры
с герцогом Горлойсом и новой женитьбы, подтвердить союзнические договоры,
заключенные Амброзием, и укрепить линии обороны.
Наконец посланец королевы простился со мной. Я не стал писать писем,
только просил сказать бабке Ральфа, что внук ее благополучен и кланяется,
да передать поклон королеве и благодарить за деньги, присланные мне с
гонцом на дорогу. И молодой человек весело ускакал вниз по оврагу,
торопясь в харчевню, где его ждали вкусный ужин и веселое общество. Мне же
теперь предстоял разговор с Ральфом.
Разговор этот оказался еще труднее, чем я ожидал. Услышав о прибытии
гонца, Ральф просиял, рванулся было повидаться с ним и очень расстроился,
когда узнал, что гонец уже отбыл. От бабкиных приветов и наказов едва ли
не отмахнулся с досадой, зато засыпал меня вопросами про боевые действия к
югу от Виндокладии и с жадностью выслушал все, что я мог рассказать ему об
этом и об остальном, что происходило на свете, - сразу видно было, как
тяготит его в глубине души вынужденное бездействие среди холмов
Маридунума. А когда я дошел в своем рассказе до королевина призыва, он
весь загорелся - таким оживленным я его еще ни разу здесь не видел.
- Когда мы выезжаем?
- Я ведь не сказал, что мы выезжаем. Я поеду один.
- Один? - Можно было подумать, что я его ударил. Под нежную кожу
прилила кровь, подбородок отвис, глаза вытаращились. Наконец он выговорил
приглушенным голосом: - Не может быть. Ты не уедешь без меня.
- Это не самодурство, поверь мне. Я бы хотел взять тебя с собой, но
ты сам должен понять, что это невозможно.
- Но почему? Ты же знаешь: здесь никто ничего не тронет, и потом,
раньше-то ты оставлял все без присмотра. А в пути я тебе понадоблюсь. Как
можно, чтобы ты путешествовал один?
- Мой милый Ральф, мне уже случалось путешествовать в одиночку.
- Пусть так. Но ты не станешь отрицать, что я был тебе все это время
хорошим слугой, отчего же тебе не взять меня? Выходит, сам ты вернешься в
Тинтагель, в гущу важных событий, а меня оставишь здесь? Предупреждаю
тебя... - Он набрал в грудь воздуху и сверкнул глазами, от всей его
нарочитой учтивости не осталось и следа. - Предупреждаю, господин, если ты
уедешь без меня, то клянусь, не найдешь меня здесь, когда возвратишься.
Я встретил его взгляд и выждал, покуда он не потупился снова, а тогда
мягко сказал:
- Ну подумай сам, мальчик. Неужели ты не понимаешь, отчего мне
невозможно взять тебя с собой? С тех пор, как ты оставил Корнуолл, там
мало что изменилось. Ты отлично знаешь, что будет, если тебя узнает
кто-нибудь из людей Кадора. А ведь в окрестностях Тинтагеля твое лицо
знакомо каждому. Слух о твоем возвращении пройдет повсюду.
- Знаю. Ну и что? Значит, ты все-таки думаешь, что я боюсь Кадора?
Или короля?
- Нет, не думаю. Но просто глупо лезть на рожон, когда нету к тому
нужды. Гонец, во всяком случае, говорил, что там опасно.
- А как же ты тогда? Ведь и тебе там опасно?
- Возможно. Я отправляюсь в путь, изменив обличье. Ты думал, я зачем
отпускал все это время бороду?
- Не знаю. Я об этом не задумывался. Ты, что же, знал, что королева
тебя позовет?
- Что она пришлет за мною, этого я, признаюсь, не ожидал. Но я знал,
что к рождеству, когда родится ее дитя, я должен быть там.
Он поглядел на меня недоуменно.
- Зачем?
Мгновение я молча смотрел на него. Рисуясь темным силуэтом на фоне
заката в отверстии пещеры, он как вернулся от пастуха за холмом, так и
стоял, держа в руке корзинку, в которой носил мази. Теперь в ней лежал
сверток в чистой льняной тряпице. Жена пастуха, жившая в соседней долине,
каждую неделю присылала мужу хлеб, и Абба отправлял часть его мне. Я
видел, как побелели пальцы Ральфа, сжимавшие ручку корзины. Он весь
напрягся от ярости, как боевой пес перед схваткой. В этом явно было что-то
большее, чем простая тоска по дому или обида из-за недоступного
приключения.
- Поставь-ка, сделай милость, корзинку, - сказал я ему, - и подойди
сюда. Вот так-то лучше. Садись. Настало время нам с тобой потолковать.
Когда я принял тебя к себе в услужение, то сделал это не затем, чтобы было
кому чистить мне посуду и приносить краюшки в дни, когда жена Аббы печет
хлеб. Хотя сам я вполне доволен здешней жизнью, но легко могу понять, что
тебе она не по вкусу и долго ты не вытерпишь. Мы с тобой выжидаем, Ральф,
только и всего. Скрылись здесь оба от опасностей, залечили свои раны, и
теперь нам ничего иного не остается, как ждать.
- Чего? Королевиных родин? Но зачем?
- Затем, что сын королевы, едва только увидев свет, будет перепоручен
моей заботе.
Он помолчал, что-то прикидывая, потом растерянно спросил:
- И моя бабка об этом знает?
- Я думаю, догадывается, что будущее младенца связано со мной. Когда
я в Тинтагеле говорил последний раз с королем, он сказал, что не признает
младенца, если королева родит после той ночи. Верно, потому-то королева и
послала за мной.
- Но... не признать собственного первородного сына? Он что же,
отошлет его от своего двора? А королева, она неужто согласится? И потом,
младенец... зачем они станут отдавать его тебе? Разве ты сможешь его
выпестовать? Да и откуда ты знаешь, что родится мальчик?
- Знаю, Ральф, потому что в ту ночь в Тинтагеле мне было видение.
После того как ты впустил нас через задние ворота и король уже был с
Игрейной, Ульфин стоял на страже у их двери, а ты играл в кости с
привратником. Помнишь?
- Еще бы мне не помнить! Я не мог дождаться, когда она кончится, та
ночь.
Я не стал объяснять ему, что она так до сих пор и не кончилась.
- И мне тоже было тягостно ожидание в помещении для стражи. И вот
тогда-то я понял - получил объяснение, - зачем бог потребовал от меня
поступить так, как я поступил. И мне был дан верный знак, что пророчества
мои сбудутся. Я услышал шаги на лестнице и вышел на площадку. Сверху по
ступеням ко мне спускалась Марсия, твоя бабка, неся на руках запеленутое
дитя. Стоял март, но я ощутил стужу, как в разгар зимы, и, различив сквозь
тело Марсии каменные ступени, понял, что это видение. Она передала дитя
мне на руки и сказала: "Позаботься о нем". По лицу ее струились слезы.
Потом она исчезла, исчез и младенец, а с ним ушла и зимняя стужа. То была
правдивая картина, Ральф. К рождеству я буду там, и Марсия передаст мне на
руки королевина сына.
Ральф долго молчал, как видно устрашенный моим видением. Потом он
спросил деловито:
- А я? Какая роль предназначена мне? Об этом и пеклась моя бабка,
когда отсылала меня к тебе в услужение?
- Да. Она не видела для тебя будущего при короле. И потому
позаботилась, чтобы ты был при его сыне.
- При младенце? - переспросил он недоверчиво и хмуро. Он вовсе не
почувствовал себя польщенным. - То есть, если король его не признает,
воспитывать его придется тебе? Я понимаю, почему это так заботит мою
бабку, понимаю даже и твою заботу. Но при чем тут я, зачем она меня
втянула, не могу уразуметь. Вот так будущее для меня - нянчить
королевского пащенка, которого отец не желает узаконить!
- Не королевского пащенка, - возразил я. - Короля.
Стало тихо, только потрескивало пламя в очаге. Я произнес это слово
без нажима, но с полной убежденностью. Он смотрел на меня, потрясенный,
забыв закрыть рот.
- Ральф, - сказал я, - ты прибыл ко мне во гневе и оставался при мне
по долгу, но служил мне со всей преданностью и усердием, на какие
способен. Тебя не было в моем видении, и я не знаю, по божьему ли
произволению явился ты сюда и получил раны, тебя здесь задержавшие; мои
боги молчат с тех пор, как пал герцог Горлойс. Знаю я только после этих
прожитых вместе с тобою недель, что изо всех людей на свете я своим
помощником охотнее всего избрал бы тебя. И понадобится от тебя не та
служба, что теперь: с приходом зимы мне нужен станет не слуга, но воин,
муж бесстрашный и преданный, и даже не мне, и не королеве, а будущему
верховному королю.
- Я не знал... я... я думал... - побледнев, забормотал Ральф.
- Ты думал, что оказался в изгнании? Мы оба с тобой в некотором
смысле изгнанники. Я же сказал тебе, что сейчас для нас - пора ожидания. -
Я опустил глаза и поглядел на свои ладони. Снаружи быстро темнело; солнце
закатилось, и приближалась ночь. - Что там впереди, не могу сказать точно,
знаю только, что опасности, потери и измены и в конце концов - немного
славы.
Он сидел молча, недвижно, покуда я не стряхнул с себя задумчивость и
не сказал ему с улыбкой:
- Теперь ты веришь, что я не сомневаюсь в твоей храбрости?
- Верю. Я сожалею, что говорил так. Я не понимал. - Он нерешительно
прикусил губу, но потом все же отважился и спросил: - Господин, ты в самом
деле не знаешь, зачем послала за тобой королева?
- В самом деле не знаю.
Он подался ко мне, упершись ладонями в колени.
- Но, зная, что видение твое было истинным, веришь, что съездишь в
Корнуолл и вернешься невредимым?
- Пожалуй что так.
- Но если пророчество твое должно, как всегда, сбыться и твое
путешествие - пройти благополучно, может быть, и надо для этого, чтобы я
поехал с тобой.
Я рассмеялся.
- Воину, я думаю, так и следует - не признавать себя побежденным. Но
ведь ты понимаешь, взяв с собой тебя, я только удвою опасность. Про себя я
костями чувствую, что опасности избегну, но отсюда не следует, что и тебе
нечего опасаться.
- Раз ты можешь изменить обличье, значит, и я тоже могу. Пусть даже
нам придется нищенствовать в пути и спать в канавах, все равно... что бы
ни грозило... - Он сглотнул. Голос его вдруг зазвучал жалобно и совсем
по-детски. - Ну пусть даже я и подвергнусь опасности. Что из того? Ты-то
останешься невредим, ведь ты сам сказал? От того, что ты возьмешь с собой
меня, тебе хуже не будет, а остальное не имеет значения. Позволь же мне
поехать на свой страх и риск. Ну пожалуйста!..
Он смолк, и снова стало слышно, как потрескивает огонь. Было время,
не без горечи подумал я, когда мне стоило только посидеть, глядя в пламя,
и верные ответы приходили сами. Доедет ли Ральф благополучно? Или же еще
одна смерть ляжет на мою совесть? Но в свете очага я видел только
мальчика, который стремится обрести мужество. Утер отказал ему в этом;
неужто и я должен поступить с ним так же?
Наконец я тяжело вздохнул и проговорил:
- Когда-то я говорил тебе, что мужчина должен уметь отвечать за свои
поступки. По-видимому, я не вправе удерживать тебя. Ну что ж. Хорошо.
Можешь ехать... Нет, не благодари. Ты еще проклянешь меня, прежде чем
завершится наше путешествие. Оно будет далеко не из приятных, и тебе
придется исполнять работу совсем не в твоем вкусе.
- К этому я привык, - засмеялся он, вскакивая на ноги. Он весь сиял
воодушевлением, к нему вернулась прежняя резвость. - Но может быть, ты
намерен обучить меня магии?
- Нет, не намерен. А вот медицине тебе - хочешь не хочешь - придется
немного поучиться. Я буду странствующим глазным врачом; это ремесло лучше
всякого пропуска, и им всегда можно будет заработать на стол и кров, не
пуская в ход золота королевы и не возбуждая тем лишнего любопытства. Вот
тебе и придется стать моим помощником, научиться смешивать целебные мази.
- Придется так придется. Только не завидую я твоим больным, я ведь
одну траву от другой не отличу в жизни!
- Ничего, к сбору трав я тебя близко не подпущу. Это ты предоставь
мне. А твоя обязанность будет готовить лекарства.
- И если кто-нибудь из людей Кадора нас ненароком признает, полечим
его моим лекарством, и дело с концом, - ликующе заключил он. - Другой
магии и не надо: искусный помощник глазного лекаря в два счета ослепит
врага.

6

До харчевни у брода через Кэмел мы добрались в середине сентября.
Долина реки Кэмел извилиста, склоны ее круты и поросли лесом. В
последний день пути мы ехали по тропе, которая тянулась у самой воды.
Деревья стояли плотной стеной, тропу густо покрыли мхи и ярко-зеленые
плауны, и мы двигались бесшумно, как тени. Рядом бежала река, прокладывая
себе путь по темным лоснящимся гранитным глыбам. Осень уже тронула ветви
дубов и буков вокруг и над головой; под копытами коней в палой листве то и
дело похрустывали раздавленные желуди. Зрели орехи, плакучие ивы полоскали
золотые косы в речных заводях; и солнечные лучи, прорываясь сквозь
древесную чашу, повсюду натыкались на осенние паучьи тенета, провисшие под
тяжестью рос, и зажигали в них разноцветные искры.
Наше путешествие протекало гладко. Оставив за спиной Северн, а с ним
и опасность быть узнанными первым же встречным, мы поехали не спеша, с
передышками. Погода, как это часто бывает в сентябре, стояла теплая,
солнечная, но в воздухе чувствовался холодок, от которого верховая езда
становится особенно приятной. Ральф всю дорогу был весел, как птица,
нисколько не тяготясь ни бедной одеждой и крестьянской лошадью (купленной
на королевины деньги), ни тем, что должен был готовить промывания и мази,
которыми мы зарабатывали себе в пути хлеб и ночлег. За все время мы только
один раз имели дело с людьми короля. Это было за Геркулесовым мысом. Там в
старой римской крепости Утер держал гарнизон, и мы по чистой случайности
прямо нос к носу столкнулись с дозорным отрядом, возвращавшимся к себе в
лагерь по той же тропе, какой ехали мы. Нас доставили в лагерь и
допросили, но, по-видимому, то была лишь пустая формальность - в
правдивости моих ответов не усомнились, мельком осмотрели нашу поклажу и
отпустили подобру-поздорову, наполнив нам фляги королевским вином. Да еще
один солдат, сменившись с караула, нагнал меня за лагерной оградой и купил
глазной мази на медный грош.
Бдительность этого гарнизона меня заинтересовала, мне захотелось
подробнее узнать о событиях на севере, но с этим пришлось потерпеть.
Расспрашивать солдат значило привлечь к себе нежелательное любопытство. Ну
что ж, узнаю позже, от самой королевы.
- Ты никого знакомого не заметил? - спросил я Ральфа, когда мы
выехали за ворота лагеря и затрусили рысцой через болотистую равнину.
- Нет. А ты?
- Их командира я встречал когда-то, тому уже несколько лет. Его зовут
Приск. Но он как будто бы меня не узнал.
- Я бы и сам тебя не узнал нипочем, - сказал Ральф. - И не только
из-за бороды. У тебя и походка, и голос - все изменилось. Как в ту ночь в
Тинтагеле, когда ты принял обличье начальника герцогской стражи. Я знал
его, сколько себя помню, и мог бы поклясться, что это он и есть. Не диво,
что люди толкуют про волшебство. Я тоже думал, ты навел на нас чары.
- Все гораздо проще, - объяснил я. - Если при тебе товар или ремесло,
люди только на это и обращают внимание, а к тебе не приглядываются.
Я и вправду не слишком-то постарался изменить свой облик. Купил
только новый коричневый плащ с капюшоном, скрывающим лицо. По-кельтски я
говорил с бретонским выговором, это наречие очень близко корнуолльскому и
понятно местным жителям. Только и всего. Вместе же с длинной бородой и
скромной рабочей повадкой это делало меня неузнаваемым для всякого, кроме
самых близких. Я ни за что на свете не расстался бы с фибулой, подаренной
мне отцом, на ней был королевский знак - красный дракон на золотом поле,
но я приколол ее к плащу изнутри и пригрозил Ральфу всеми проклятиями
Девяти Книг черной магии, если он даже с глазу на глаз хоть раз,
обмолвясь, назовет меня "господином".
В Кэмелфорд мы приехали под вечер. Харчевня помещалась в низеньком
каменном строении, поставленном там, где большая дорога сворачивала к
броду, на самом крутояре, куда не достигало половодье. Мы с Ральфом
подъехали к харчевне тропой, по задам. Домик показался нам приветливым,
чистым. Кто-то позаботился выкрасить стены густой охрой - цвет здешних
плодородных красноземов. По выметенному двору бродили раскормленные куры и
рылись у подножия аккуратных стожков сена. В тени осыпанного ягодами
тутового дерева дремал цепной пес. К стене хлева прислонилась ровно
уложенная поленница, а мусорная куча отстояла от кухонной двери на добрых
двадцать шагов.
И как раз случилось так, что жена хозяина харчевни вышла со служанкой
во двор снять белье, сушившееся под солнцем на кустах. Пес рванулся нам
навстречу и, натянув цепь, залился лаем. Женщина распрямила спину и
посмотрела на нас против солнца, из-под руки.
Она была молода, дебела, свежа, румяна, со светло-голубыми навыкате
глазами и веселым, озорным выражением лица. Гнилые зубы и крутые бока
выдавали сладкоежку, а игривый взгляд голубых глаз еще красноречивей
свидетельствовал о пристрастиях к лакомствам иного рода. Эти глаза она
устремила теперь на Ральфа, ехавшего впереди, нашла, что он подходит, но
уж больно молоденький; потом с надеждой посмотрела на меня, но сразу
определила, что со мной каши не сваришь, да и что с нищего взять? С горя
опять перевела взгляд на Ральфа - и тут я увидел, что она его узнала.
Вздрогнула, взглянула на меня, разинула рот, и я уж думал, сейчас она мне
поклонится, но она успела овладеть собой. Одно слово, и служанка с охапкой
белья отправлена в дом; пронзительный окрик, и пес, поджав уши и хвост,
убрался восвояси под раскидистый тутовник; и вот хозяйка уже приветствует
нас широкой улыбкой и любопытством, заговорщицким взглядом.
- Ты, стало быть, будешь глазной лекарь?
Мы заехали во двор.
- Твоя правда, хозяйка. Мое имя Эмрис. А это Бан, мой слуга.
- Мы вас ожидали. Вам приготовлен ночлег. - И, подойдя вплотную к
моему коню, вполголоса добавила: - Добро тебе пожаловать, господин. И
Ральфу тоже. Ну и возмужал же он с тех пор, как я видела его последний
раз, право слово! Милости просим в дом.
Я слез с седла и бросил поводья Ральфу.
- Благодарю тебя. Хорошо, что мы наконец добрались, мы оба порядком
устали. Ральф сам присмотрит за лошадьми. А теперь, прежде чем мы войдем,
Маэва, расскажи мне, какие вести из Тинтагеля. Все ли благополучно у
королевы?
- О да, сударь, слава всем феям и святым. Даже и не сомневайся.
- А король? Он по-прежнему в Тинтагеле?
- Да, сударь, но, по слухам, не сегодня-завтра должен уехать. Долго