Страница:
Как я уже говорил Вам при встрече [3], Вам следовало бы поглубже и
основательнее овладеть живой и гибкой русской речью. Может быть, для этого
надо было бы пожить в местах, где можно услышать чистый русский говор,
богатый интонациями и словарем. Многое может дать многократное чтение лучших
образцов русской прозы (Герцена "Былое и думы", весь Лесков, проза Пушкина -
включая письма, - Лермонтова).
0 Ваших делах в "Литературной) газете" я посоветуюсь с Г. М. Левиным
[4].
Жму Вашу руку и от души желаю успеха.
С. Маршак
1 С письмом от 14 апреля В. Н. Михановский (Харьков) по просьбе поэта
прислал кн.: Д. Томсон, Предвидимое будущее, М. 1958, и свои новые стихи в
рукописи.
2 В. Михановский, Люблю, Стихи, Харьков, 1958.
3 В. И. Михановскчй был у С. Я. Маршака б апреля 1958 года.
4 Сотрудник газеты. Речь идет о публикации стихов В. Михановского в
"Литературной газете".
Москва, 27 апреля 1959 г.
Уважаемый тов. Васенцович,
В ответ на Ваше любезное письмо [1] считаю долгом сообщить Вам, что
детские стихи "Шалтай-Болтай" являются переводом классической английской
народной песенки.
Думаю, что Вы не напрасно искали какой-то смысл в Этих стихах. Задолго
до меня их перевел Фридрих Энгельс в своем письме Карлу Марксу [2]. Перевел
он эту шутливую песенку на латинский язык ("Humptius-Dumptius"), чтобы
доставить удовольствие своему другу.
В песенке нет прямого указания на то, кто подразумевается под именем
"Шалтая-Болтая" ("Humpty-Dumpty"), но есть основание предполагать, что она
сочинена под влиянием французской революции и говорит о том, что разбитую
вдребезги королевскую власть нельзя вновь собрать и склеить. Так можно
понять строчки:
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая собрать...
Может быть, именно этот скрытый смысл и привлек внимание Энгельса.
Впрочем, как все люди большого ума, он мог попросту оценить юмор
причудливого произведения фольклора.
Нужно ли было издательству приложить к переводу подробные объяснения и
комментарии? Думаю, в этом нет необходимости, - иначе пришлось бы все
популярные детские считалки и народные песенки (Вроде "Шишел-вышел - вон
пошел" или "Гори, гори ясно, чтобы не погасло") сопровождать
глубокомысленными комментариями. Дети в них не нуждаются. Они ценят фольклор
за словесную игру, живость, юмор и умеют отличать его классические образцы
от мусора.
С первомайским приветом.
С. Маршак
1 В письме от 23 апреля 1959 года В. К. Васенцович (Москва), пенсионер,
просил раскрыть смысл стихотворения "Шалтай-Болтай", которого он не смог
объяснить своей внучке четырех лет.
2 С. Я. Маршак запамятовал: см. письмо Ф. Энгельса К. Каутскому от 4
декабря 1893 года (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 39, стр. 153).
Москва, 11 октября 1959 г.
Дорогие товарищи,
Простите, что отвечаю Вам с опозданием [1]. Я ездил в Шотландию на
юбилей Роберта Бернса, а потом болел и находился в больнице.
Постараюсь хотя бы вкратце ответить на Ваш вопрос.
Первая детская книжка, которую я прочел, называлась "Степка-Растрепка".
Это был вольный и довольно неуклюжий перевод с немецкого. И все же эту
книжку я без конца перечитывал. Мне нравились и бойкие, веселые стихи, и
картинки. (До "Степки-Растрепки" я не видел книг с рисунками.)
Читать я научился лет четырех и читал без разбора все, что попадалось
мне под руку. Лет в 6-7 я начал читать Пушкина, Лермонтова, басни Крылова, а
в восемь-девять лет бесконечное число раз перечитывал роман Жюля Верна
"Север против Юга", в котором изображалась война северных штатов против
южных за освобождение негров. Тогда же или немного позднее я прочел
"Робинзона Крузо", "Путешествия Гулливера", "Дон-Кихота".
Родителям было некогда следить за моим чтением. Детской библиотеки в
городе, где я провел детство и юность, в то время не было, и я читал все,
что мог достать у соседей. Лет в десять - в одиннадцать я прочел множество
русских и переводных романов, отнюдь не предназначенных для детей.
С благодарностью вспоминаю книгу Н. А. Рубакина. Кажется, она
называлась "Из мира науки и истории мысли" [2]. Состояла она из отдельных
биографий великих ученых и выдающихся изобретателей. Особенно взволновала
меня биография "Мученика науки, доктора Исаака Джеймса", впервые
применившего при лечении больного переливание крови. Больной выздоровел, а
оба сына врача, у которых он взял кровь для переливания, погибли.
Я обливался слезами, читая эту грустную историю, и впервые понял, что
наука без жертв не обходится.
Мне не очень нравились стихи, которые задавали мне на урок в первых
классах гимназии. Но помню, с каким восторгом читал я стихи Тютчева "Люблю
грозу в начале мая". Это были первые стихи о природе, которые я оценил в
детстве.
Вы просите меня послать юным читателям мои пожелания. Прежде всего я
хочу пожелать им читать хорошие книги, не торопясь и не заглядывая в конец.
Смотреть кино или телевизор гораздо легче, чем читать книги, но книга,
внимательно прочитанная, гораздо больше обогащает нашу речь и нашу мысль. А
еще я желаю им и всем работникам Дома детской книги здоровья и счастья.
С. Маршак
1 В письме от 31 июля 1959 года сотрудники Дома детской книги Детгиза
(Ленинградский филиал) просили поэта написать "о своих любимых писателях и
книгах, о том, какие книги, прочитанные в детстве и юности, дороги Вам до
сих пор".
2 Точное название: Н. А. Рубакин, Из мира науки и из истории мысли.
Сборник популярных статей для юношества, М. 1896.
Москва, 26 октября 1959 г.
Дорогой Арон Моисеевич,
Мне очень жаль, что моя крайняя занятость и болезнь помешали мне
вовремя ответить Вам [1].
Стихи Ваши я давно прочел, а теперь перечитал их заново. Несомненно, у
Вас есть какое-то настоящее поэтическое чувство. Но, очевидно, Ваша жизнь
сложилась так, что у Вас не было времени как следует работать над собой.
В стихах Ваших попадаются очень хорошие строчки и строфы, но почти нет
целого стихотворения, свободного от безвкусицы. Пожалуй, лучше всего стихи
"Я отбилась, отстала от стаи...". Это стихотворение, как видно, вылилось у
Вас из души, и поэтому оно крепче и естественнее других. Уже в самом начале,
в первой строке, чувствуется какая-то энергия. Но и в этих стихах следовало
бы исправить строчку "Иль сожмуся в холодный комок". Эта глагольная форма
устарела, хотя она еще употребительна на Юге. Мы чаще говорим "сожмусь".
Поэтому кажется, что Вы пользуетесь формой "сожмуся" только для того, чтобы
выдержать размер.
Очень хорошо начинается стихотворение "Картуз". Но уже во втором
четверостишье слова слипаются:
...в глубокий, темный трюм свой груз...
Неплохое стихотворение "Песня тайги", но и в нем третья строчка без
надобности отяжелена громоздким словом "близлежащий".
Обратите внимание и на звучание первой строки второго четверостишия
("Привелось с наслаждением услышать"). Да и не очень естественно звучит эта
фраза. Совершенно рассыпается стих:
Не чувство удовлетворения...
Безвкусными кажутся мне стихи "Забеременеть от женщины".
Нельзя рифмовать "гири" и "пассажиры" ("Этот бред, Эти мысли гири...").
Приходится читать либо "гиры", либо "пассажири".
У Вас не раз встречается слово "мещанский". Но как Вы не слышите, что в
классическом стихотворном размере, пригодном для романса, очень нелепо
звучат строки:
И в мещанском моем окружении
Я душой не живу, а сплю.
Читая Ваши стихи, я много думал о том, у каких поэтов, на каких стихах
Вы учились. Иной раз мне казалось, что в Ваших стихах заметно некоторое
влияние Баратынского, Тютчева, Гейне. Но если бы Вы читали этих и других
лучших поэтов достаточно пристально и вдумчиво, Вы должны были настолько
развить свой вкус, чтобы не допускать легковесных строчек, совершенно не
соответствующих своему содержанию, вроде:
И в мещанском моем окружении
Я душой не живу, а сплю.
Пишу я Вам это отнюдь не для того, чтобы огорчить Вас или обидеть. Но
то хорошее, что я почувствовал в Ваших стихах, заставило меня пожалеть о
том, что Вы не избавились от некоторой словесной неряшливости, свойственной
любителям, и не усвоили той высокой культуры стиха, которую Вы можете найти
в лучших образцах русской и мировой поэзии. Но, вероятно, не Вы повинны в
этом> а обстоятельства Вашей жизни.
Не знаю, можете ли Вы в Вашем возрасте стать профессиональным поэтом.
Но стихи пишите, - по всей видимости, Вы и не можете не писать. И побольше
читайте хороших поэтов, от Пушкина и Баратынского до Блока, Маяковского,
Есенина и Твардовского.
Поэт питается из двух источников: один из них -- жизнь, другой -
поэзия.
Не знаю, много ли пользы принесет Вам мое письмо. От всей души желаю
Вам здоровья и поэтических радостей. Жму руку.
Искренне уважающий Вас
С. Маршак
1 А. М. Боярский (Одесса), рабочий завода имени Январского восстания,
прислал на отзыв ряд своих стихотворений.
Москва, 26 октября 1959 г.
Дорогой Валерий Вениаминович!
Очень рад возобновить наше старинное знакомство [1] и познакомиться
хотя бы заочно с Вашей дочерью-первоклассницей.
К сожалению, я не могу порекомендовать Вам русский перевод "Алисы в
стране чудес", хотя бы в какой-то мере передающий поэтическую прелесть
подлинника. Очевидно, "Алису" переводили люди, мало знакомые с тем
фольклором, которым лег в основу "Алисы".
Я перевел несколько стихотворений из этой повести 2 и давно мечтал
перевести всю книгу целиком. Но дела у меня всегда так много, что
осуществить все мои замыслы мне никак не удается.
Посылаю Вам и дочке на память мою книжку английских народных песен
"Плывет, плывет кораблик".
Шлю Вам сердечный привет.
Ваш
С. Маршак
1 В письме от 16 октября 1959 года В. В. Ливанов (Горький) вспоминал,
как тридцать лет тому назад трехлетним мальчиком он познакомился с С. Я.
Маршаком на волжском пароходе; просил рекомендовать хороший перевод книги Л.
Кэрролла "Алиса в стране чудес" для чтения его дочери.
2 См. переводы С. Я. Маршака из Л. Кэрролла в т. 3 наст, изд. В архиве
поэта имеется рукопись его перевода начала книги Кэрролла.
Москва, 15 ноября 1959 г.
Дорогая Берта Самойловна,
Конечно, я сделаю все, зависящее от меня, для того, чтобы издательство
и печать воздали должное такому замечательному поэту, как незабвенный Лев
Моисеевич *. Я был убежден до сих пор, что книги его в Детгизе выходят, но
проверить это я не мог, так как давно уже перестал получать книги, выходящие
в издательстве.
К сожалению, наше издательство да и печать нередко забывает писателей,
которых уже нет в живых. Так случилось, например, и с моим братом М.
Ильиным.
В статьях и докладах о детской литературе о нем не говорится ни слова,
избранные сочинения его Гослитиздат маринует вот уже 6 лет.
Надеюсь все же, что мне удастся, хоть я давно уж не имею прямого,
непосредственного отношения к Детгизу, добиться того, чтобы книги Льва
Квитко занимали достойное место в издательских планах [2].
Поговорю и с Институтом Мировой Литературы, который сейчас выпускает
"Историю советской литературы".
Я хотел бы, чтобы Вы, дорогая Берта Самойловна, достойный друг
чудесного поэта, не сомневались в том, что стихи Льва Моисеевича будут еще
долго жить и радовать настоящих ценителей поэзии.
Очень огорчен тем, что Вы болеете. Не нужно ли помочь Вам чем-нибудь в
отношении лекарств и т. п.?
Шлю самый сердечный привет.
Ваш
С. Маршак
1 В письме от 16 ноября 1959 года Б. С. Квитко (Москва), вдова Л. М.
Квитко, просила содействовать изданию произведений покойного поэта.
2 Стихи Л. Квитко были выпущены в свет Детгизом в следующем году: Л.
Квитко. Моим друзьям, Детгиз, М. 1960.
Москва, 6 декабря 1959 г.
Дорогой Николай Александрович!
Посылаю Вам, как мы условились, два письма. Одно из них - от профессора
Ротстейна по поводу книг Вильяма Морриса (William Morris), по странному
недоразумению исключенных из числа экспонатов книжной выставки [1].
Другое письмо - от известного шекспироведа, профессора Киршбаума [2] из
США, предлагающего прочесть у нас в августе 1960 года цикл лекций о
Шекспире.
На конференции шекспироведов в Стратфорде, на которой я присутствовал
два года тому назад, доклад проф. Киршбаума был одним из самых
содержательных.
Оба письма были получены мною с опозданием и требуют срочного ответа.
Очень прошу Вас сообщить мне, каково будет решение по обоим вопросам,
чтобы я мог ответить на эти письма.
Примите мой искренний привет.
С. Маршак
Письмо адресовано Н. А. Михайлову, в то время Министру культуры СССР.
1 В конце ноября - начале декабря 1959 года в Государственной
библиотеке имени В. И. Ленина была открыта выставка английских книг и
журналов. Имеется в виду письмо английского профессора З. Ротстейна о книгах
английского порта, художника и общественного деятеля У. Морриса (1834-1896).
2 Л. Киршбаум, профессор Мичиганского университета.
<Москва, 18 декабря 1959 г.>
Дорогой товарищ Федоров,
Как Вы просите меня в своем письме [1], отвечаю Вам вполне откровенно.
В стихах Ваших есть хорошие строчки, но, пожалуй, больше слабых.
Давать оценку стихам в коротком письме - дело трудное. Но все же
попытаюсь. Начнем с лучших строчек.
В стихотворении "Хвастунчик" лучше всего последняя строфа:
Мы нашли его за хатой,
В яме спрятался, лежит
Угловатый,
Ноздреватый,
И не дышит, а сопит...
Но было бы хорошо заменить эпитет "угловатый" каким-нибудь другим.
Может быть, "сероватый"? В этой строфе есть нечто, наблюденное Вами. Но в
том же стихотворении есть очень много недостатков. Слащаво звучит самое
название "Хвастунчик". Куда естественнее слово "хвастунишка".
Невразумительна интонация строчки "Отморожу лальцы вам". Слова слипаются, а
кроме того, получается ненужное ударение на слово "вам". Гораздо
естественнее интонация хотя бы в строчке "Расходитесь но домам". Непонятно,
почему и каким хлыстом сечет весна снег. Плохо рифмуются слова "вдогонку" и
"потихоньку".
В стихах для детей не должно быть ни малейшего оттенка
снисходительности, "сюсюканья".
Каждая строфа, даже каждая строчка должна быть для поэта радостной
находкой.
Хорош замысел второго стихотворения. Но и оно в сущности не вполне
удалось Вам. Размер и ритм, выбранные Вами, по всей видимости, случайно,
придают стихам какую-то унылую монотонность, не соответствующую их
содержанию.
Стихи писать продолжайте, но еще важнее Вам вчитываться и вдумываться в
стихи лучших поэтов, пишущих для взрослых и для детей.
От души желаю Вам успеха.
С. Маршак
Печатается по машинописной копии.
1 С письмом от 15 ноября 1959 года поэт И. Ф. Федоров (хутор Веселый
Багаевского района Ростовской обл.), заместитель редактора районной газеты,
прислал для отзыва два стихотворения для детей; писал, что он уже печатал
свои стихи в центральных газетах и журналах.
Москва, 28 декабря 1959 г.
Дорогая Мария Александровна,
Я был очень рад получить еще одну весточку от Вас. Жаль только, что Вы
болеете и так сокрушаетесь о своем больном сыне.
Надеюсь, что нам еще приведется увидеться с Вами, хоть мы вряд ли друг
друга узнаем. Но старая дружба всегда оставляет в душе глубокий след.
Получили ли Вы книгу, которую я послал Вам?
В этом году будут печататься страницы моих воспоминаний о детстве [1].
Это не хроника, не фотография реальных событий, а нечто вроде повести, где
поэтический вымысел окрашивает действительность.
Имена людей, как и некоторые подробности их быта, изменены. Ведь я пишу
о событиях, которые были около шестидесяти лет тому назад, и то, что утеряла
память, надо было восполнить воображением. Больше всего мне хотелось
правдиво передать время и мир чувств, которыми жил мой лирический герой. Вы
найдете в этой повести и моего милого друга - Вашего брата - Женю, и себя
под вымышленными именами, а иной раз и в придуманных положениях и эпизодах.
Мне нужно было художественное обобщение фактов, а не их буквальная -
мемуарная - точность.
Вы спрашиваете меня о моем брате Моисее Яковлевиче.
Он умер около пятнадцати лет тому назад. Жизнь его сложилась трудно, но
он до последних своих дней остался прямым, честным, верящим в правду и
справедливость человеком - в сущности, таким же юношей, каким знали его Вы.
Диктую я это письмо в постели, еще не совсем оправившись от тяжелого
воспаления легких.
Скоро Новый год. Желаю Вам, милая Мария Александровна, и всей Вашей
семье счастья, здоровья, новых сил.
Крепко жму руку.
Ваш С. Маршак
Письмо к Другу детства М. А. Канцер, которая в это время жила в Киеве,
работала в инженерно-строительном институте. М А. Канцер переписывалась с
портом с 1947 года; в последних письмах приглашала его в Киев.
1 Повесть "В начале жизни" (см. т. 6 наст. изд.).
Москва, 28 декабря 1959 г.
Желаю Вам, товарищ Галахова, счастья и здоровья в наступающем году.
Сердечно благодарю Вас за привет [1].
Полагаю, что заключительные строфы моего стихотворения, посвященного
Шаляпину, Вы неверно поняли. В них звучит хоть и сдержанная, но глубокая
скорбь. Вероятно, Вы почувствуете это, если поглубже вникните в эти строчки.
С искренним уважением.
С. Маршак
1 В письме от 23 декабря 1959 года А. Д. Галахова (деревня Ефремовская
Егорьевского района Московской обл.), учительница-пенсионерка, писала о
своем недовольстве концом стихотворения С. Маршака "Шаляпин" (см. т. 5 наст,
изд.), содержащимися в нем упреками в адрес певца, в конце жизни "отставшего
от века".
Москва, 15 января 1960 г.
Дорогая Мария Александровна,
Очень рад был Вашему письму [1], мой старый друг. Но жаль, что оно
такое грустное. Жизнь трудна на склоне лет, но сдаваться не надо. И у меня
много в жизни печального - столько горьких утрат, столько тяжких и порой
непосильных забот! Но все же держусь кое-как.
В 1-й книжке "Нового мира" за этот год Вы найдете первую часть "В
начале жизни", которая, вероятно, будет интересна Вам. Фамилии людей, о
которых я пишу, и многие имена мною изменены, так как я пишу о временах и
событиях не протокольно, а с той беллетристической свободой, без которой
невозможно художественное обобщение. Мне хотелось передать колорит времени -
и это было главной моей задачей. Отступая от буквальной, фактической
точности, я счел нужным изменить и фамилии. Женя Меньшагин называется Леней
Гришаниным, а Вы остались Марусей, хоть я и Вам приписал черты и факты,
которых, можот быть, в действительности не было. Я пишу о том, что было
шестьдесят лет тому назад, и за это время реальное перемешалось в памяти с
воображаемым. Все же люди, читавшие мои страницы, находят Марусю Гришанину
очень привлекательной, а Леню Гришанина интересным и трогательным. Большого
мне и не надо.
Очень грустно, что милая Маруся, которую я когда-то знал таким
поэтичным существом, теперь не любит стихов. Впрочем, стихи надо и можно
любить только самые лучшие.
Мне очень хотелось бы достать для Вас мои четыре тома. В них, кроме
моих стихов и сказок для детей, есть и лирические стихи, пьесы и переводы
лучших стихов (Шекспира, Мильтона, Байрона, Шелли, Роберта Браунинга, Гейне,
Петефи и других). Но так как это издание подписное, найти его в продаже
невозможно. А издательство, выпустившее его тиражом в 300.000 экземпляров,
дало автору только десять, которые у меня мгновенно разошлись. Все же
попытаюсь достать.
Будьте здоровы и бодры, милая Мария Александровна. Желаю Вам и Вашей
семье счастья.
Ваш С. Маршак
1 Письмо М. А. Канцер от 3 января 1960 г.
Москва, (январь I960 г.)
Уважаемый Герхарт Либнер!
Ваше письмо [1] глубоко тронуло меня. Я был рад услышать из уст
немецкого шахтера искреннее и непосредственное выражение любви к Роберту
Бернсу - поэту чужой страны и другого времени, но до сих пор близкому
простым людям во всем мире.
Мне кажется убедительным и справедливым высказанное Вами пожелание,
чтобы память шотландского народного поэта была увековечена в родном Вам
городе Веймаре, где жил и работал великий Гете, так высоко ценивший Бернса,
и где уже воздвигнуты памятники Шекспиру и нашему Пушкину,
Но, конечно, решать вопрос о сооружении памятника Бернсу в немецком
городе Веймаре может только то государство, в пределах которого находится
этот славный город.
Однако, независимо от того, будет ли осуществлено Ваше предложение,
оно, несомненно, вызовет живой отклик в сердцах множества людей, которым
дорога поэзия Бернса, певца дружбы, любви, честного труда и свободы.
Примите мой сердечный привет,
Искренне уважающий Вас
С. Маршак
Печатается по тексту "Литературной газеты", 1960, Э 10, 23 января.
1 В начале ноября 1959 года С. Я. Маршак получил письмо от шахтера
Герхарта Либнера (Вальтроп-Реклингхаузен, ФРГ). Г. Либнер предлагал
воздвигнуть в Веймаре памятник шотландскому поэту Роберту Вернсу (письмо
опубликовано в "Литературной газете", 1960, Э 10, 23 января).
Москва, 19 февраля 1960 г.
Дорогой Юрий Сергеевич,
Я убежден, что ВТО и книгоиздательство "Искусство" окажут большую
услугу нашему искусству, если выпустят сборник статей и воспоминаний,
посвященных замечательному актеру - Дмитрию Николаевичу Орлову.
В декабре этого года исполняется пять лет со дня его смерти, и хорошо
бы приурочить выпуск сборника к этому времени.
Нет сомнения в том, что многие наши актеры, писатели, театроведы и
критики сочтут для себя честью принять участие в этом сборнике.
Д. Н. Орлов был народным артистом в самом буквальном и подлинном
значении этих слов.
Нам, людям, причастным к литературе, особенно дорого его глубокое
ощущение русского слова, тончайшее знание тех разнообразных интонаций,
которыми так богат народный русский язык. Навсегда останутся в памяти у нас
"Кому на Руси жить хорошо" Некрасова, "Страна Муравия" и "Василий Теркин"
Твардовского, проза Шолохова в исполнении Д. Н. Орлова.
Когда умирает писатель, после него остаются его книги. А что остается
от актера, кроме нескольких пластинок, запечатлевших его голос, да
фотографий, в какой-то мере сохраняющих его внешний облик? Память актера
должна быть увековечена воспоминаниями людей, которым посчастливилось видеть
и слышать его.
Я не сомневаюсь, что Вы сделаете все от Вас зависящее, чтобы сборник
памяти Орлова поскорее вышел в свет.
Крепко жму руку.
С. Маршак
Печатается по машинописной копии.
Письмо адресовано Ю. С. Калашникову - автору вступительной статьи к
сборнику "Дмитрий Николаевич Орлов. Книга о творчестве", вышедшего в
издательстве "Искусство" в 1962 году.
(Москва), 23 марта 1960 г.
Уважаемый Алексей Иванович,
Очень многие мои читатели спрашивали меня, не изобразил ли я в своем
"Рассеянном" профессора И. А. Каблукова [1]. Тот же вопрос задал моему брату
- писателю М. Ильину - и сам И. А. Каблуков. Когда же брат ответил ему, что
мой "Рассеянный" представляет собой собирательный образ, профессор лукаво
погрозил ему пальцем и сказал:
- Э, нет, батенька, Ваш брат, конечно, метил в меня!
В этом была доля правды. Когда я писал свою шутливую поэму, я отчасти
имел в виду обаятельного и - неподражаемого в своей рассеянности -
замечательного ученого и превосходного человека - И. А. Каблукова.
Вот все, что я могу Вам сообщить по этому вопросу.
С искренним уважением
С. Маршак
1 В письме от 20 марта 1960 года А. И. Кузнецов (Москва), преподаватель
Тимирязевской академии, спрашивал, нет ли связи между образом Рассеянного
("Вот человек рассеянный") и профессором И. А. Каблуковым.
289. ШКОЛЕ СЛЕПЫХ ДЕТЕЙ ст. БОЛШЕВО, МОСКОВСКОЙ ОБЛ.
(Москва), 29 марта 1960 г.
Дорогие ребята!
Я был очень рад вашему умному и милому письму [1]. Мне было приятно
узнать, что вы не только выучили мои стихи наизусть, но даже собираетесь
ставить "Петрушку-иностранца". Очень жалею о том, что я болен и должен
уехать на месяц лечиться, - иначе я бы обязательно приехал к вам, чтобы
увидеть вашу постановку.
Спасибо вам, мои дорогие, за то, что вы прислали мне свою азбуку [2].
Очень хорошо, что вы объявили войну всем словам-"паразитам", которые
засоряют наш язык.
Вы спрашиваете, что я написал нового.
Недавно в журнале "Новый мир" вышла моя повесть, в которой я пишу о
своем детстве. Сейчас я много работаю над новыми книжками для ребят.
Ну, вот и все, мои дорогие.
Передайте мой сердечный привет вашим учителям. Крепко всех вас целую
Ваш С. Маршак
1 Письмо членов литературного кружка школы слепых детей (ст. Болшево
Московской области) от 23 марта 1960 года.
2 Азбука для слепых.
Москва, 10 мая 1960 г.
Мой дорогой Корней Иванович,
Спасибо за доброе письмо, в котором я слышу то лучшее, что есть в Вашем
голосе и сердце [1].
Все, что написано Тамарой Григорьевной (а она написала замечательные
вещи), должно быть дополнено страницами, посвященными ей самой, ее личности,
основательнее овладеть живой и гибкой русской речью. Может быть, для этого
надо было бы пожить в местах, где можно услышать чистый русский говор,
богатый интонациями и словарем. Многое может дать многократное чтение лучших
образцов русской прозы (Герцена "Былое и думы", весь Лесков, проза Пушкина -
включая письма, - Лермонтова).
0 Ваших делах в "Литературной) газете" я посоветуюсь с Г. М. Левиным
[4].
Жму Вашу руку и от души желаю успеха.
С. Маршак
1 С письмом от 14 апреля В. Н. Михановский (Харьков) по просьбе поэта
прислал кн.: Д. Томсон, Предвидимое будущее, М. 1958, и свои новые стихи в
рукописи.
2 В. Михановский, Люблю, Стихи, Харьков, 1958.
3 В. И. Михановскчй был у С. Я. Маршака б апреля 1958 года.
4 Сотрудник газеты. Речь идет о публикации стихов В. Михановского в
"Литературной газете".
Москва, 27 апреля 1959 г.
Уважаемый тов. Васенцович,
В ответ на Ваше любезное письмо [1] считаю долгом сообщить Вам, что
детские стихи "Шалтай-Болтай" являются переводом классической английской
народной песенки.
Думаю, что Вы не напрасно искали какой-то смысл в Этих стихах. Задолго
до меня их перевел Фридрих Энгельс в своем письме Карлу Марксу [2]. Перевел
он эту шутливую песенку на латинский язык ("Humptius-Dumptius"), чтобы
доставить удовольствие своему другу.
В песенке нет прямого указания на то, кто подразумевается под именем
"Шалтая-Болтая" ("Humpty-Dumpty"), но есть основание предполагать, что она
сочинена под влиянием французской революции и говорит о том, что разбитую
вдребезги королевскую власть нельзя вновь собрать и склеить. Так можно
понять строчки:
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая собрать...
Может быть, именно этот скрытый смысл и привлек внимание Энгельса.
Впрочем, как все люди большого ума, он мог попросту оценить юмор
причудливого произведения фольклора.
Нужно ли было издательству приложить к переводу подробные объяснения и
комментарии? Думаю, в этом нет необходимости, - иначе пришлось бы все
популярные детские считалки и народные песенки (Вроде "Шишел-вышел - вон
пошел" или "Гори, гори ясно, чтобы не погасло") сопровождать
глубокомысленными комментариями. Дети в них не нуждаются. Они ценят фольклор
за словесную игру, живость, юмор и умеют отличать его классические образцы
от мусора.
С первомайским приветом.
С. Маршак
1 В письме от 23 апреля 1959 года В. К. Васенцович (Москва), пенсионер,
просил раскрыть смысл стихотворения "Шалтай-Болтай", которого он не смог
объяснить своей внучке четырех лет.
2 С. Я. Маршак запамятовал: см. письмо Ф. Энгельса К. Каутскому от 4
декабря 1893 года (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 39, стр. 153).
Москва, 11 октября 1959 г.
Дорогие товарищи,
Простите, что отвечаю Вам с опозданием [1]. Я ездил в Шотландию на
юбилей Роберта Бернса, а потом болел и находился в больнице.
Постараюсь хотя бы вкратце ответить на Ваш вопрос.
Первая детская книжка, которую я прочел, называлась "Степка-Растрепка".
Это был вольный и довольно неуклюжий перевод с немецкого. И все же эту
книжку я без конца перечитывал. Мне нравились и бойкие, веселые стихи, и
картинки. (До "Степки-Растрепки" я не видел книг с рисунками.)
Читать я научился лет четырех и читал без разбора все, что попадалось
мне под руку. Лет в 6-7 я начал читать Пушкина, Лермонтова, басни Крылова, а
в восемь-девять лет бесконечное число раз перечитывал роман Жюля Верна
"Север против Юга", в котором изображалась война северных штатов против
южных за освобождение негров. Тогда же или немного позднее я прочел
"Робинзона Крузо", "Путешествия Гулливера", "Дон-Кихота".
Родителям было некогда следить за моим чтением. Детской библиотеки в
городе, где я провел детство и юность, в то время не было, и я читал все,
что мог достать у соседей. Лет в десять - в одиннадцать я прочел множество
русских и переводных романов, отнюдь не предназначенных для детей.
С благодарностью вспоминаю книгу Н. А. Рубакина. Кажется, она
называлась "Из мира науки и истории мысли" [2]. Состояла она из отдельных
биографий великих ученых и выдающихся изобретателей. Особенно взволновала
меня биография "Мученика науки, доктора Исаака Джеймса", впервые
применившего при лечении больного переливание крови. Больной выздоровел, а
оба сына врача, у которых он взял кровь для переливания, погибли.
Я обливался слезами, читая эту грустную историю, и впервые понял, что
наука без жертв не обходится.
Мне не очень нравились стихи, которые задавали мне на урок в первых
классах гимназии. Но помню, с каким восторгом читал я стихи Тютчева "Люблю
грозу в начале мая". Это были первые стихи о природе, которые я оценил в
детстве.
Вы просите меня послать юным читателям мои пожелания. Прежде всего я
хочу пожелать им читать хорошие книги, не торопясь и не заглядывая в конец.
Смотреть кино или телевизор гораздо легче, чем читать книги, но книга,
внимательно прочитанная, гораздо больше обогащает нашу речь и нашу мысль. А
еще я желаю им и всем работникам Дома детской книги здоровья и счастья.
С. Маршак
1 В письме от 31 июля 1959 года сотрудники Дома детской книги Детгиза
(Ленинградский филиал) просили поэта написать "о своих любимых писателях и
книгах, о том, какие книги, прочитанные в детстве и юности, дороги Вам до
сих пор".
2 Точное название: Н. А. Рубакин, Из мира науки и из истории мысли.
Сборник популярных статей для юношества, М. 1896.
Москва, 26 октября 1959 г.
Дорогой Арон Моисеевич,
Мне очень жаль, что моя крайняя занятость и болезнь помешали мне
вовремя ответить Вам [1].
Стихи Ваши я давно прочел, а теперь перечитал их заново. Несомненно, у
Вас есть какое-то настоящее поэтическое чувство. Но, очевидно, Ваша жизнь
сложилась так, что у Вас не было времени как следует работать над собой.
В стихах Ваших попадаются очень хорошие строчки и строфы, но почти нет
целого стихотворения, свободного от безвкусицы. Пожалуй, лучше всего стихи
"Я отбилась, отстала от стаи...". Это стихотворение, как видно, вылилось у
Вас из души, и поэтому оно крепче и естественнее других. Уже в самом начале,
в первой строке, чувствуется какая-то энергия. Но и в этих стихах следовало
бы исправить строчку "Иль сожмуся в холодный комок". Эта глагольная форма
устарела, хотя она еще употребительна на Юге. Мы чаще говорим "сожмусь".
Поэтому кажется, что Вы пользуетесь формой "сожмуся" только для того, чтобы
выдержать размер.
Очень хорошо начинается стихотворение "Картуз". Но уже во втором
четверостишье слова слипаются:
...в глубокий, темный трюм свой груз...
Неплохое стихотворение "Песня тайги", но и в нем третья строчка без
надобности отяжелена громоздким словом "близлежащий".
Обратите внимание и на звучание первой строки второго четверостишия
("Привелось с наслаждением услышать"). Да и не очень естественно звучит эта
фраза. Совершенно рассыпается стих:
Не чувство удовлетворения...
Безвкусными кажутся мне стихи "Забеременеть от женщины".
Нельзя рифмовать "гири" и "пассажиры" ("Этот бред, Эти мысли гири...").
Приходится читать либо "гиры", либо "пассажири".
У Вас не раз встречается слово "мещанский". Но как Вы не слышите, что в
классическом стихотворном размере, пригодном для романса, очень нелепо
звучат строки:
И в мещанском моем окружении
Я душой не живу, а сплю.
Читая Ваши стихи, я много думал о том, у каких поэтов, на каких стихах
Вы учились. Иной раз мне казалось, что в Ваших стихах заметно некоторое
влияние Баратынского, Тютчева, Гейне. Но если бы Вы читали этих и других
лучших поэтов достаточно пристально и вдумчиво, Вы должны были настолько
развить свой вкус, чтобы не допускать легковесных строчек, совершенно не
соответствующих своему содержанию, вроде:
И в мещанском моем окружении
Я душой не живу, а сплю.
Пишу я Вам это отнюдь не для того, чтобы огорчить Вас или обидеть. Но
то хорошее, что я почувствовал в Ваших стихах, заставило меня пожалеть о
том, что Вы не избавились от некоторой словесной неряшливости, свойственной
любителям, и не усвоили той высокой культуры стиха, которую Вы можете найти
в лучших образцах русской и мировой поэзии. Но, вероятно, не Вы повинны в
этом> а обстоятельства Вашей жизни.
Не знаю, можете ли Вы в Вашем возрасте стать профессиональным поэтом.
Но стихи пишите, - по всей видимости, Вы и не можете не писать. И побольше
читайте хороших поэтов, от Пушкина и Баратынского до Блока, Маяковского,
Есенина и Твардовского.
Поэт питается из двух источников: один из них -- жизнь, другой -
поэзия.
Не знаю, много ли пользы принесет Вам мое письмо. От всей души желаю
Вам здоровья и поэтических радостей. Жму руку.
Искренне уважающий Вас
С. Маршак
1 А. М. Боярский (Одесса), рабочий завода имени Январского восстания,
прислал на отзыв ряд своих стихотворений.
Москва, 26 октября 1959 г.
Дорогой Валерий Вениаминович!
Очень рад возобновить наше старинное знакомство [1] и познакомиться
хотя бы заочно с Вашей дочерью-первоклассницей.
К сожалению, я не могу порекомендовать Вам русский перевод "Алисы в
стране чудес", хотя бы в какой-то мере передающий поэтическую прелесть
подлинника. Очевидно, "Алису" переводили люди, мало знакомые с тем
фольклором, которым лег в основу "Алисы".
Я перевел несколько стихотворений из этой повести 2 и давно мечтал
перевести всю книгу целиком. Но дела у меня всегда так много, что
осуществить все мои замыслы мне никак не удается.
Посылаю Вам и дочке на память мою книжку английских народных песен
"Плывет, плывет кораблик".
Шлю Вам сердечный привет.
Ваш
С. Маршак
1 В письме от 16 октября 1959 года В. В. Ливанов (Горький) вспоминал,
как тридцать лет тому назад трехлетним мальчиком он познакомился с С. Я.
Маршаком на волжском пароходе; просил рекомендовать хороший перевод книги Л.
Кэрролла "Алиса в стране чудес" для чтения его дочери.
2 См. переводы С. Я. Маршака из Л. Кэрролла в т. 3 наст, изд. В архиве
поэта имеется рукопись его перевода начала книги Кэрролла.
Москва, 15 ноября 1959 г.
Дорогая Берта Самойловна,
Конечно, я сделаю все, зависящее от меня, для того, чтобы издательство
и печать воздали должное такому замечательному поэту, как незабвенный Лев
Моисеевич *. Я был убежден до сих пор, что книги его в Детгизе выходят, но
проверить это я не мог, так как давно уже перестал получать книги, выходящие
в издательстве.
К сожалению, наше издательство да и печать нередко забывает писателей,
которых уже нет в живых. Так случилось, например, и с моим братом М.
Ильиным.
В статьях и докладах о детской литературе о нем не говорится ни слова,
избранные сочинения его Гослитиздат маринует вот уже 6 лет.
Надеюсь все же, что мне удастся, хоть я давно уж не имею прямого,
непосредственного отношения к Детгизу, добиться того, чтобы книги Льва
Квитко занимали достойное место в издательских планах [2].
Поговорю и с Институтом Мировой Литературы, который сейчас выпускает
"Историю советской литературы".
Я хотел бы, чтобы Вы, дорогая Берта Самойловна, достойный друг
чудесного поэта, не сомневались в том, что стихи Льва Моисеевича будут еще
долго жить и радовать настоящих ценителей поэзии.
Очень огорчен тем, что Вы болеете. Не нужно ли помочь Вам чем-нибудь в
отношении лекарств и т. п.?
Шлю самый сердечный привет.
Ваш
С. Маршак
1 В письме от 16 ноября 1959 года Б. С. Квитко (Москва), вдова Л. М.
Квитко, просила содействовать изданию произведений покойного поэта.
2 Стихи Л. Квитко были выпущены в свет Детгизом в следующем году: Л.
Квитко. Моим друзьям, Детгиз, М. 1960.
Москва, 6 декабря 1959 г.
Дорогой Николай Александрович!
Посылаю Вам, как мы условились, два письма. Одно из них - от профессора
Ротстейна по поводу книг Вильяма Морриса (William Morris), по странному
недоразумению исключенных из числа экспонатов книжной выставки [1].
Другое письмо - от известного шекспироведа, профессора Киршбаума [2] из
США, предлагающего прочесть у нас в августе 1960 года цикл лекций о
Шекспире.
На конференции шекспироведов в Стратфорде, на которой я присутствовал
два года тому назад, доклад проф. Киршбаума был одним из самых
содержательных.
Оба письма были получены мною с опозданием и требуют срочного ответа.
Очень прошу Вас сообщить мне, каково будет решение по обоим вопросам,
чтобы я мог ответить на эти письма.
Примите мой искренний привет.
С. Маршак
Письмо адресовано Н. А. Михайлову, в то время Министру культуры СССР.
1 В конце ноября - начале декабря 1959 года в Государственной
библиотеке имени В. И. Ленина была открыта выставка английских книг и
журналов. Имеется в виду письмо английского профессора З. Ротстейна о книгах
английского порта, художника и общественного деятеля У. Морриса (1834-1896).
2 Л. Киршбаум, профессор Мичиганского университета.
<Москва, 18 декабря 1959 г.>
Дорогой товарищ Федоров,
Как Вы просите меня в своем письме [1], отвечаю Вам вполне откровенно.
В стихах Ваших есть хорошие строчки, но, пожалуй, больше слабых.
Давать оценку стихам в коротком письме - дело трудное. Но все же
попытаюсь. Начнем с лучших строчек.
В стихотворении "Хвастунчик" лучше всего последняя строфа:
Мы нашли его за хатой,
В яме спрятался, лежит
Угловатый,
Ноздреватый,
И не дышит, а сопит...
Но было бы хорошо заменить эпитет "угловатый" каким-нибудь другим.
Может быть, "сероватый"? В этой строфе есть нечто, наблюденное Вами. Но в
том же стихотворении есть очень много недостатков. Слащаво звучит самое
название "Хвастунчик". Куда естественнее слово "хвастунишка".
Невразумительна интонация строчки "Отморожу лальцы вам". Слова слипаются, а
кроме того, получается ненужное ударение на слово "вам". Гораздо
естественнее интонация хотя бы в строчке "Расходитесь но домам". Непонятно,
почему и каким хлыстом сечет весна снег. Плохо рифмуются слова "вдогонку" и
"потихоньку".
В стихах для детей не должно быть ни малейшего оттенка
снисходительности, "сюсюканья".
Каждая строфа, даже каждая строчка должна быть для поэта радостной
находкой.
Хорош замысел второго стихотворения. Но и оно в сущности не вполне
удалось Вам. Размер и ритм, выбранные Вами, по всей видимости, случайно,
придают стихам какую-то унылую монотонность, не соответствующую их
содержанию.
Стихи писать продолжайте, но еще важнее Вам вчитываться и вдумываться в
стихи лучших поэтов, пишущих для взрослых и для детей.
От души желаю Вам успеха.
С. Маршак
Печатается по машинописной копии.
1 С письмом от 15 ноября 1959 года поэт И. Ф. Федоров (хутор Веселый
Багаевского района Ростовской обл.), заместитель редактора районной газеты,
прислал для отзыва два стихотворения для детей; писал, что он уже печатал
свои стихи в центральных газетах и журналах.
Москва, 28 декабря 1959 г.
Дорогая Мария Александровна,
Я был очень рад получить еще одну весточку от Вас. Жаль только, что Вы
болеете и так сокрушаетесь о своем больном сыне.
Надеюсь, что нам еще приведется увидеться с Вами, хоть мы вряд ли друг
друга узнаем. Но старая дружба всегда оставляет в душе глубокий след.
Получили ли Вы книгу, которую я послал Вам?
В этом году будут печататься страницы моих воспоминаний о детстве [1].
Это не хроника, не фотография реальных событий, а нечто вроде повести, где
поэтический вымысел окрашивает действительность.
Имена людей, как и некоторые подробности их быта, изменены. Ведь я пишу
о событиях, которые были около шестидесяти лет тому назад, и то, что утеряла
память, надо было восполнить воображением. Больше всего мне хотелось
правдиво передать время и мир чувств, которыми жил мой лирический герой. Вы
найдете в этой повести и моего милого друга - Вашего брата - Женю, и себя
под вымышленными именами, а иной раз и в придуманных положениях и эпизодах.
Мне нужно было художественное обобщение фактов, а не их буквальная -
мемуарная - точность.
Вы спрашиваете меня о моем брате Моисее Яковлевиче.
Он умер около пятнадцати лет тому назад. Жизнь его сложилась трудно, но
он до последних своих дней остался прямым, честным, верящим в правду и
справедливость человеком - в сущности, таким же юношей, каким знали его Вы.
Диктую я это письмо в постели, еще не совсем оправившись от тяжелого
воспаления легких.
Скоро Новый год. Желаю Вам, милая Мария Александровна, и всей Вашей
семье счастья, здоровья, новых сил.
Крепко жму руку.
Ваш С. Маршак
Письмо к Другу детства М. А. Канцер, которая в это время жила в Киеве,
работала в инженерно-строительном институте. М А. Канцер переписывалась с
портом с 1947 года; в последних письмах приглашала его в Киев.
1 Повесть "В начале жизни" (см. т. 6 наст. изд.).
Москва, 28 декабря 1959 г.
Желаю Вам, товарищ Галахова, счастья и здоровья в наступающем году.
Сердечно благодарю Вас за привет [1].
Полагаю, что заключительные строфы моего стихотворения, посвященного
Шаляпину, Вы неверно поняли. В них звучит хоть и сдержанная, но глубокая
скорбь. Вероятно, Вы почувствуете это, если поглубже вникните в эти строчки.
С искренним уважением.
С. Маршак
1 В письме от 23 декабря 1959 года А. Д. Галахова (деревня Ефремовская
Егорьевского района Московской обл.), учительница-пенсионерка, писала о
своем недовольстве концом стихотворения С. Маршака "Шаляпин" (см. т. 5 наст,
изд.), содержащимися в нем упреками в адрес певца, в конце жизни "отставшего
от века".
Москва, 15 января 1960 г.
Дорогая Мария Александровна,
Очень рад был Вашему письму [1], мой старый друг. Но жаль, что оно
такое грустное. Жизнь трудна на склоне лет, но сдаваться не надо. И у меня
много в жизни печального - столько горьких утрат, столько тяжких и порой
непосильных забот! Но все же держусь кое-как.
В 1-й книжке "Нового мира" за этот год Вы найдете первую часть "В
начале жизни", которая, вероятно, будет интересна Вам. Фамилии людей, о
которых я пишу, и многие имена мною изменены, так как я пишу о временах и
событиях не протокольно, а с той беллетристической свободой, без которой
невозможно художественное обобщение. Мне хотелось передать колорит времени -
и это было главной моей задачей. Отступая от буквальной, фактической
точности, я счел нужным изменить и фамилии. Женя Меньшагин называется Леней
Гришаниным, а Вы остались Марусей, хоть я и Вам приписал черты и факты,
которых, можот быть, в действительности не было. Я пишу о том, что было
шестьдесят лет тому назад, и за это время реальное перемешалось в памяти с
воображаемым. Все же люди, читавшие мои страницы, находят Марусю Гришанину
очень привлекательной, а Леню Гришанина интересным и трогательным. Большого
мне и не надо.
Очень грустно, что милая Маруся, которую я когда-то знал таким
поэтичным существом, теперь не любит стихов. Впрочем, стихи надо и можно
любить только самые лучшие.
Мне очень хотелось бы достать для Вас мои четыре тома. В них, кроме
моих стихов и сказок для детей, есть и лирические стихи, пьесы и переводы
лучших стихов (Шекспира, Мильтона, Байрона, Шелли, Роберта Браунинга, Гейне,
Петефи и других). Но так как это издание подписное, найти его в продаже
невозможно. А издательство, выпустившее его тиражом в 300.000 экземпляров,
дало автору только десять, которые у меня мгновенно разошлись. Все же
попытаюсь достать.
Будьте здоровы и бодры, милая Мария Александровна. Желаю Вам и Вашей
семье счастья.
Ваш С. Маршак
1 Письмо М. А. Канцер от 3 января 1960 г.
Москва, (январь I960 г.)
Уважаемый Герхарт Либнер!
Ваше письмо [1] глубоко тронуло меня. Я был рад услышать из уст
немецкого шахтера искреннее и непосредственное выражение любви к Роберту
Бернсу - поэту чужой страны и другого времени, но до сих пор близкому
простым людям во всем мире.
Мне кажется убедительным и справедливым высказанное Вами пожелание,
чтобы память шотландского народного поэта была увековечена в родном Вам
городе Веймаре, где жил и работал великий Гете, так высоко ценивший Бернса,
и где уже воздвигнуты памятники Шекспиру и нашему Пушкину,
Но, конечно, решать вопрос о сооружении памятника Бернсу в немецком
городе Веймаре может только то государство, в пределах которого находится
этот славный город.
Однако, независимо от того, будет ли осуществлено Ваше предложение,
оно, несомненно, вызовет живой отклик в сердцах множества людей, которым
дорога поэзия Бернса, певца дружбы, любви, честного труда и свободы.
Примите мой сердечный привет,
Искренне уважающий Вас
С. Маршак
Печатается по тексту "Литературной газеты", 1960, Э 10, 23 января.
1 В начале ноября 1959 года С. Я. Маршак получил письмо от шахтера
Герхарта Либнера (Вальтроп-Реклингхаузен, ФРГ). Г. Либнер предлагал
воздвигнуть в Веймаре памятник шотландскому поэту Роберту Вернсу (письмо
опубликовано в "Литературной газете", 1960, Э 10, 23 января).
Москва, 19 февраля 1960 г.
Дорогой Юрий Сергеевич,
Я убежден, что ВТО и книгоиздательство "Искусство" окажут большую
услугу нашему искусству, если выпустят сборник статей и воспоминаний,
посвященных замечательному актеру - Дмитрию Николаевичу Орлову.
В декабре этого года исполняется пять лет со дня его смерти, и хорошо
бы приурочить выпуск сборника к этому времени.
Нет сомнения в том, что многие наши актеры, писатели, театроведы и
критики сочтут для себя честью принять участие в этом сборнике.
Д. Н. Орлов был народным артистом в самом буквальном и подлинном
значении этих слов.
Нам, людям, причастным к литературе, особенно дорого его глубокое
ощущение русского слова, тончайшее знание тех разнообразных интонаций,
которыми так богат народный русский язык. Навсегда останутся в памяти у нас
"Кому на Руси жить хорошо" Некрасова, "Страна Муравия" и "Василий Теркин"
Твардовского, проза Шолохова в исполнении Д. Н. Орлова.
Когда умирает писатель, после него остаются его книги. А что остается
от актера, кроме нескольких пластинок, запечатлевших его голос, да
фотографий, в какой-то мере сохраняющих его внешний облик? Память актера
должна быть увековечена воспоминаниями людей, которым посчастливилось видеть
и слышать его.
Я не сомневаюсь, что Вы сделаете все от Вас зависящее, чтобы сборник
памяти Орлова поскорее вышел в свет.
Крепко жму руку.
С. Маршак
Печатается по машинописной копии.
Письмо адресовано Ю. С. Калашникову - автору вступительной статьи к
сборнику "Дмитрий Николаевич Орлов. Книга о творчестве", вышедшего в
издательстве "Искусство" в 1962 году.
(Москва), 23 марта 1960 г.
Уважаемый Алексей Иванович,
Очень многие мои читатели спрашивали меня, не изобразил ли я в своем
"Рассеянном" профессора И. А. Каблукова [1]. Тот же вопрос задал моему брату
- писателю М. Ильину - и сам И. А. Каблуков. Когда же брат ответил ему, что
мой "Рассеянный" представляет собой собирательный образ, профессор лукаво
погрозил ему пальцем и сказал:
- Э, нет, батенька, Ваш брат, конечно, метил в меня!
В этом была доля правды. Когда я писал свою шутливую поэму, я отчасти
имел в виду обаятельного и - неподражаемого в своей рассеянности -
замечательного ученого и превосходного человека - И. А. Каблукова.
Вот все, что я могу Вам сообщить по этому вопросу.
С искренним уважением
С. Маршак
1 В письме от 20 марта 1960 года А. И. Кузнецов (Москва), преподаватель
Тимирязевской академии, спрашивал, нет ли связи между образом Рассеянного
("Вот человек рассеянный") и профессором И. А. Каблуковым.
289. ШКОЛЕ СЛЕПЫХ ДЕТЕЙ ст. БОЛШЕВО, МОСКОВСКОЙ ОБЛ.
(Москва), 29 марта 1960 г.
Дорогие ребята!
Я был очень рад вашему умному и милому письму [1]. Мне было приятно
узнать, что вы не только выучили мои стихи наизусть, но даже собираетесь
ставить "Петрушку-иностранца". Очень жалею о том, что я болен и должен
уехать на месяц лечиться, - иначе я бы обязательно приехал к вам, чтобы
увидеть вашу постановку.
Спасибо вам, мои дорогие, за то, что вы прислали мне свою азбуку [2].
Очень хорошо, что вы объявили войну всем словам-"паразитам", которые
засоряют наш язык.
Вы спрашиваете, что я написал нового.
Недавно в журнале "Новый мир" вышла моя повесть, в которой я пишу о
своем детстве. Сейчас я много работаю над новыми книжками для ребят.
Ну, вот и все, мои дорогие.
Передайте мой сердечный привет вашим учителям. Крепко всех вас целую
Ваш С. Маршак
1 Письмо членов литературного кружка школы слепых детей (ст. Болшево
Московской области) от 23 марта 1960 года.
2 Азбука для слепых.
Москва, 10 мая 1960 г.
Мой дорогой Корней Иванович,
Спасибо за доброе письмо, в котором я слышу то лучшее, что есть в Вашем
голосе и сердце [1].
Все, что написано Тамарой Григорьевной (а она написала замечательные
вещи), должно быть дополнено страницами, посвященными ей самой, ее личности,