Страница:
вседетали «Пилата» описаны в Евангелии настолько подробно?
Чего же тогда не читают, что написано?
Почему Пилат до сих пор подаётся как исчадье ада?
Почему никто из современных писателей, кроме Михаила Булгакова, не подал своего голоса в его защиту?
Почему всё возвращается именно сейчас?
Впрочем, кое-что я знаю: во всяком случае, то, почему это возвращение, «выход из пустыни», происходит именно в России…
глава семнадцатая
глава восемнадцатая
Чего же тогда не читают, что написано?
Почему Пилат до сих пор подаётся как исчадье ада?
Почему никто из современных писателей, кроме Михаила Булгакова, не подал своего голоса в его защиту?
Почему всё возвращается именно сейчас?
Впрочем, кое-что я знаю: во всяком случае, то, почему это возвращение, «выход из пустыни», происходит именно в России…
глава семнадцатая
«Сто первый» аргумент в пользу Пилата
Зачемевреи отвели Иисуса к Пилату?
Для чегоиудеи сразу не побили Его камнями — как то предписывал Закон для наказания богохульников и как чуть позднее поступили со Стефаном?
Какая цель —возможно, неосознанная — оказалась важнее гарантированной возможности Христа убить?
ПочемуБог допустил, чтобы Его Сына не казнили предельно эффектным в глазах толпы образом: побиением камнями — за богохульство? Кроме религиозной эффектности приговора, воскрешение трупа с размозжённой головой куда зрелищнее, чем воскрешение трупа, практически при распятии не повреждённого.
В ста случаях из ста на подобные вопросы разнокалиберные иерархи всех деноминаций отвечают с тем смыслом, что первосвященники повели Иисуса к Пилату потому, что, во-первых, хотели соблюсти видимость законности в глазах толпы-народа, а во-вторых, соблюсти её были попросту вынуждены — из страха перед римскими властями, которые пеклись о законности в подвластных провинциях. Дескать, написано: «…нам не позволено предавать смерти никого»(Иоан. 18:31).
Вот чудеса! Первосвященники Распятием доказали, что говорят и поступают «в интересах» своей субстаи вопреки Истине, а тут вдруг их словампредлагают верить как абсолютной истине.
Выражаясь языком одного булгаковского героя: поздравляю, соврамши! И то, что впоследствии случилось со Стефаном, и не только это, — тому подтверждение.
В самом деле, выяснение истинного положения дел начнём с рассмотрения именно этого самого простого евангельского эпизода: Лука, «Деяния апостолов», глава 7-я, стихи с 54-го по 60-й. Здесь рассказывается о том, как весьма в городе заметного христианина Стефана спустя три с половиной года после Распятия побили камнями при большом стечении народа.
Смертоубийство происходило, согласно иудейским толкованиям Закона Моисея, вне города, следовательно, толпа со Стефаном должна была пройти через ворота — охраняемые. Но профессиональные стражники, обязанные, казалось бы, следить за соблюдением законов, на взвинченную толпу, волокущую из города человека, не прореагировали. А потом столь же профессионально «не заметили» и того, что та же толпа возвратилась уже без приговорённого, и притом в экзальтированном состоянии удовлетворения. Распоряжался во время казни Савл, как написано, официальный представитель синедриона. Но — о, чудо! — никаких неприятностей с властями у него, несмотря на заметность события, не было.
Их и не могло быть — иначе бы Стефана не решились волочь из города. И Савл не преследовал бы христиан по всем восточным провинциям Империи, вплоть до Дамаска.
Так что первосвященников, которые отвели Иисуса к Пилату, гипотетическая ответственность за убийство не пугала по той простой причине, что пугать не могла.
Властей первосвященники могли не бояться ещё и по другим двум причинам, каждой из которых вполне достаточно, чтобы с Иисусом поступить, как впоследствии со Стефаном: с одной стороны, первосвященники в случае осложнений всегда могли спихнуть вину на «неуправляемую» толпу, а с другой, и сами власти не пытались соблюсти юридические формальности. Свои своихне преследуют, а выгораживают: ну ошиблись, с кем не случается, покаялись, можно и простить… А уж если хотят кого из вождей наказать, то повод всегда найдётся.
На то, что власти и в той метанации не беспокоились о соблюдении законности вообще, а по отношению к неугодниками подавно, есть не только косвенные указания в виде их безразличия к убийству Стефана (у власти был всё тот же Пилат: Стефана убили спустя всего три с половиной года после Распятия, а Пилат, считается, был при должности ещё шесть-семь лет; другое дело, что его, скорее всего, в городе не было) или невмешательство в готовящееся убийство женщины, взятой якобы в прелюбодеянии, — кто не знал, что объявленную прелюбодейкой сейчас забьют камнями? — но и прямые указания на действия самих властей.
Примеры можно умножить, но способному понимать и так всё ясно: первосвященники Иисуса привели в преторию к Пилату не из-за любви к законности и не из опасения перед своим народом, который суть управляемая толпа, и не из страха первосвященников понести наказание за расправу над Безвинным.
Тогда зачем?
Даже ответ в рамках суверенитизма — кто что приобрёл от встречи в претории? — даёт недвусмысленные результаты.
Первосвященникам встреча Иисуса с Пилатом была не выгодна вовсе: существовала вероятность, что Пилат оправдает Иисуса и даже даст Ему охрану, первосвященникам же в таком случае оставалось бы только корчиться от унижения. Пилат мог сделать это по нескольким причинам: или из любви к истине, или просто в пику первосвященникам, которых явно недолюбливал, или по той и другой причинам, вместе взятым.
Иисусу (во всей полноте человеку) замена побиения камнями на распятие несла только продление мучений: то, что смерть наступит непременно, Он знал. Это следует хотя бы из того, что Он многократно пытался сообщить это своим ученикам, да они, желавшие власти, не могли понять. Поход к Пилату для Него означал только прибавление мучений — бичевание, издевательства speculator'а во дворе претории, мучительное бесполезное хождение к Ироду, несение креста. И если Бог эту замену допустил, то отнюдь не из-за мазохистских потребностей Иисуса, а из соображений спасения — кого-то.
Кого?
Симона Киринеянина?
Но Симон как человек не иерархичный или в иерархии мало значимый, легко доступен, следовательно, Провидению легко было организовать обстоятельства так, что он мог оказаться и на пути к месту побиения камнями. Другое дело Пилат, который днём преторию, видимо, не покидал. Чтобы с ним поговорить, был один путь — прийти к нему в преторию Самому.
Да, на вопрос — ради которого из своих собеседников Иисус допустил Своё умерщвление именно через распятие — остаётся только один ответ: ради того, к которому надо было идти в преторию. Эта встреча была нужна именно Пилату — хотя её инициатором был не он.
Встреча Пилату была необходима: видимо, без соприкосновения с Истиной в беседе с глазу на глаз путь к его спасению удлинялся — затягивался мучительный брак, неестественное прокураторство грозило дальнейшей карьерой, умалялось наслаждение от незамутнённой мысли, отдалялась чистота общения с понимающими.
Мучительное для Иисуса хождение к безнадёжному торчку Ироду, пустопорожнее из-за неспособности тетрарха и его домашних понимать —тоже нужно было только Пилату: ему предоставлялась возможность перевести дух, поразмышлять, понять, осмыслить — чтобы затем перейти к более глубоким уровням общения с Логосом.
Можно сказать так: ни за кого другого Иисус так много не пострадал в последние часы Своей земной жизни, как за Пилата.
Осмыслить это чрезвычайно важно, не случайно именно это знание так тщательно скрывает стая.
Только из одного этого можно прийти к пониманию смысла единственного неразгаданного пророчества патриарха Иакова.
Итак, Иисус шёл на невероятные муки ради Пилата; суд — суждение? судьба? — нужны были Пилату; Иисус шёл Сам, а вот первосвященники в преторию были «отведены».
То, что толпа «водима», говорится, разумеется, и в Ветхом завете. Не прямо, а через внешние обстоятельства, через «характерные детали». Когда мы читаем, что противостоящее народу Божьему войско разбежалось от шороха листа, то лист — причина или повод? Когда стотысячное войско бежит от 300 человек, разве в задних рядах этого войска могли увидеть происходящее впереди и это критически осмыслить? Толпа управляема не критическим мышлением и не природными явлениями, вроде слабого ветерка, а желанием сверхвождя или, при его отсутствии, хотя бы желанием вождя.
Другое дело, что Провидение может это психоэнергетическое воздействие или допустить, или разрушить. Так что, если есть желание понять, чем в действительности водимы были первосвященники и толпа, когда «они» вели Иисуса к Пилату, надо выявить, кто был психоэнергетическим сверхвождём на территории Иудеи и прояснить его психологические обстоятельства. Евангелие — источник для подобных исследований исчерпывающий…
Понятно, что толпа никогда не в состоянии объяснить истинную причину своего поведения, а всё, что толпари говорят, — рационализации. Но и первосвященники вполне искренне могли рационализировать своё «невыгодное», неадекватное поведение при убийстве Христа употреблением слов: «законность», «нам не позволено» и т. п.
Впрочем, существует и другое, по формальным признакам неоисламистское (т. е. также отрицающее божественность Христа) объяснение странного поведения первосвященников. Они-де были заинтересованы именно в распятии Иисуса, а не в Его побиении камнями якобы потому, что они как ростовщики ойкумены желали подчинить себе весь мир, для чего им было необходимо толпы разных национальностей унифицировать, эффективнее же всего это достигается посредством религии, а для её формирования необходимо поражающее воображение «чудо».
Жадность-де насыщения не знает, следовательно, первосвященники были порабощены страстью расширить своё влияние и на территории, где их марионеткам до сих пор давали пинка под зад. Начинать покорение строптивых они должны были с разрушения основ личности — с искажения существующих в этих народах идеологии, мировоззрения, религии (здесь авторы молодцы, верно трактуют. — А.М.). Для сопротивлявшихся гоев необходимо было создать религию терпимости к пороку (во многих народах убивали воров, шлюх, ростовщиков, извращенцев и т. п., или их изгоняли), и эта терпимость позволит с помощью кредитов со временем превратить весь мир в послушное стадо гоев, управляемое представителями «избранного народа».
Действительно, испокон веков религии толп создавались на основании «чуда» — важна не реальность, а убедительность, главное, толпе надо показать привлекательную картинку. Воскресение трупа (сымитированное) для «бульвара» и впрямь — прекраснейший материал. С точки зрения теории стаидобавим: для популярности религии необходимы не только в картинке труп победителя или горы трупов побеждённых, но также и великая вокруг всего этого ложь.
Согласно рассматриваемой концепции исламистов (общество «К Богодержавию»), вытекший из размозжённого камнем черепа мозг обратно не соберёшь, а вот смерть на кресте сымитировать проще простого — можно было самому «Пророку» повисеть несколько часов, это не опасно, а можно было подвесить и подставное лицо (близко к кресту не подпускало оцепление, отсюда и одна из древних антихристианских легенд, что распят был Симон Киринеянин, отличить его на расстоянии было трудно). А на третий после смерти на кресте день, отдохнув, «Пророк», явившись живым, показав «почему-то» не загноившиеся на руках ранки, мог окончательно заморочить голову ученикам, превратив их в возбуждённых сектантов, которые во все века одинаковы и, действительно, если «гуру» прикажет, обойдут хоть весь мир, невзирая ни на какие трудности.
Вот такая концепция, созданная исламистами, чтобы объяснить происходящие вокруг странностис народами, принявшими «христианство».
Если воскресение Христа — фальшивка, то становится понятно, зачем первосвященники повели Иисуса к Пилату (глупому и подкупленному): чтобы не повреждать камнями тело долженствующего совершить «чудо» воскресения. Тогда всё целостно: Христос не Бог, «верующие» народы «торчат» и счастливы, в выигрыше один раввинат. Сторонники «раввинского» происхождения христианства отталкиваются от нынешней реальности — именно в так называемых «христианских» странах евреи (авторы концепции всё валят на раввинат, полагая остальных евреев жертвами-марионетками своих вождей) полнее всего достигли своих целей.
Итак, если рассматривать оба объяснения загадочного по смыслу конвоирования Иисуса к Пилату, то мы оказываемся перед альтернативой: или Пилат — человек, способный к покаянию, и Иисус шёл к нему в преторию, заплатив за ускорение спасения наместника дополнительными страданиями, или Пилат — человек погибший, а все верующие во Христа поголовно — бессознательные раввинские прихвостни. (Получается, христиан нет вообще, а есть одни только иерархо «христиане».)
Но наблюдательные сторонники концепции ложного распятия не учли ещё одной возможности, при которой раввинат (а вернее, психоэнергетическая вождистская часть еврейской иерархии, в те времена она совпадала с первосвященнической) мог достичь своей цели не менее эффективно. Нужны труп, великая ложь, великое чудо. Если есть труп и чудо, и если то и другое — Истина, то всего-то навсего нужно ввести великую ложь.
Распятие и Воскресение могли быть истинными, но для подчинения народов достаточно им внушить великую ложь об обстоятельствах этих событий. Сердцевина этой лжи в том, что Пилат — скверный человек, не спасённый, не Собеседник, но всего лишь жестокий пятый прокуратор Иудеи, убийца. А его жена — напротив, святая и праведная.
Воспринявший внушение о Пилате-садисте и его жене-праведнице автоматически становится иерархо «христианином» в квадрате в силу одного из базовых свойств человека — способности «догадываться». «Догадываются» люди не только сознательно, скажем, при решении кроссвордов, но и бессознательно — и это их свойство специалисты по управлению массами с помощью обманов всегда активно используют. Если женщина сообщает, что она честная и мужу не изменит никогда, но при этом сопровождает свои слова определёнными интонацией и мимикой, то всякий опытный мужчина даже не будет рассуждать о достоверности произносимых слов — он догадается, чего от него хотят на самом деле, на словах выводя на тему адюльтера. Сообразно догадке, побеждающей прямой смысл слов «верной жены», он и действует.
Так же и в случае с Пилатом: ложь становится на первое место, становится принципом жизни.
Так уж устроен человек: «своей» догадке, следующей в русле некрополя толпы и её вождей и незаметно спровоцированной иерархией, он доверяет больше, чем прямому тексту(официальных лозунгов той же иерархии или прямому тексту Евангелий).
Знание о «догадке», как говорится, не бог весть какое, и использовали его на протяжении веков не только жена Пилата и раввинат не только той эпохи.
Требуемый плод подсознательной догадки в веках всплывал в виде различных логических учений.
Примерам несть числа.
Можно вспомнить манихеев (последователей Мани, гностиков, в своё время ещё более популярных, чем сейчас) — они утверждали, что Христос был фантомом, не имеющим плоти, и потому убит на кресте быть не мог. Всем только казалось, что на кресте человек.
Можно вспомнить Коран (слова его вполне могут не принадлежать Махаммаду), в котором утверждается, что апостолам казнь всего лишь привиделась — Христос убит не был. «Они не убили его(Иисуса) и не распяли, но это только представилось им; и поистине, те, которые разногласят об этом(т. е. не согласные с кораническим свидетельством) , — в сомнении о нём; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предположением. Они не убили его — наверное(в переводе Саблукова „это верно известно”) , нет, Бог вознёс его к Себе: ведь Бог могущественен, мудр!»(Коран, Сура 4:156, 157). Дескать, апостолам всё происшедшее после несостоявшейся молитвы в Гефсимании привиделось, потому что исполнилось предсказание Иисуса, что они впадут в искушение, если не будут с Ним бодрствовать и молиться (Матф. 26). И «впадение» было именно в этом.
Можно вспомнить и ныне самый читаемый на планете роман «Мастер и Маргарита» (самый извращённо понимаемый, потому и читаемый) — всю последнюю, заключительную его страницу.
После укола всё меняется перед спящим. От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идёт какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чём-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чём-то договориться.
— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?
— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось.
— И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще.
— Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
— Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается всё выше к луне, увлекая своего спутника…
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог Прежде чем продолжить цитату, надо остановиться и попытаться осмыслить: кто видит эту картинку, и кому она на самом деле принадлежит. Ивану Николаевичу Поныреву (Бездомному)? Да. Но которому? Ведь у него в эпилоге две ипостаси —Иванушка и Иван — они по разные стороны одной важной в жизни границы.
Понырев в мечте о себе самом — Иванушка, мечта может ожить в нём в любой из 364 дней в году. Сам Понырев — историк, то есть может получать жалование только при извращении событий, но в ипостаси Иванушки Понырев становится аналитиком, счастливым обладателем критического мышления; он если и не видит Солнце, то пытается его угадать. Второй Иван Николаевич — Иван, он до конца побеждает Иванушку лишь раз в году, весной, в полнолуние, в день Великого шабаша.
Мысль о Пилате беспокоит именно Ивана, Иванушку же, напротив, мысль о Пилате, как станет понятно из дальнейшего, ободряет.
В полнолуние Ивану Николаевичу вводят наркотик шприцем, то есть приёмом ныне более модным, чем тот, которым пользовались менады и ведьмы (через влагалище с поверхности фаллоимитатора). Вводит Ивану Николаевичу наркотик достаточно случайная в жизни Иванушки женщина (жена, но не половинка). Таким образом, и она соучаствует в шабаше, впрочем, как и абсолютное большинство женщин, не осознавая себя и происходящее вокруг.
В результате луна поглощает Ивана полностью, и он начинает галлюцинировать — невысказанными мечтами главного некрофила стаи! Ибо поглощает на самом деле не луна, а некрофилическая воля королевы стаи, усиленная самой стаей, полная луна — лишь своеобразный «знак могущества».
Вожак не всегда в состоянии высказать своё сокровенное — и потому всякого его озвучившего награждает. Если вожак — Королева красоты, то, кроме смерти и транса, — ещё и поцелуем. В её поцелуе — небытие, смерть, забвение; ложная вечность.
…Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны. Луна властвует и играет, луна танцует и шалит. Тогда в потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнаёт его. Это — тот номер сто восемнадцатый, его ночной гость. Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:
— Так, стало быть, этим и кончилось?
— Этим и кончилось, мой ученик, — отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану ‹не Иванушке!!! — А.М.› и говорит:
— Конечно, этим. Всё кончилось и всё кончается… И я вас поцелую в лоб, и всё у вас будет так, как надо.
Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в её глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне.
Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом.
Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто. Ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтийский Пилат.
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог Всё это видит не Иванушка, и даже не Иван в Иване Николаевиче, а целовавшая его в лоб королева стаи.
— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?
— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось.
— И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще.
— Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
— Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается всё выше к луне, увлекая своего спутника.
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог Это не Пилат говорит — о нём чуть раньше сказано, что он прощён (понимающий смысл Евангелия знает, что хронологически он прощён ещё прежде дня Распятия). «Казнь… ведь её не было!» — это внушение от Царицы лупанария, великой блудницы, которая, как говорится о ней в «Апокалипсисе», напоит все народы. Распятия, а значит, и Воскресения не было, даже «Пилат» мастера в него не верит — вот вера для всякого причастного Великому шабашу.
Жажда небытия величайшего из преступлений неизбывна — гностики, исламисты, ведьмы, евреи, — и это не случайно.
Пилат оклеветан (ведь Христос воскрес! воистину воскрес!), и плоды этой лжи не абстрактны, в порабощении участвуют конкретные люди. Нас вовлекают в иерархию. А в перспективе — и в предречённую всепланетную стаю.
Знание истины о Пилате важно настолько, что древние пророки предсказывали: Спаситель примет смерть на древе. Пророчествовал и патриарх Иаков, и его пророчество о Пилате — центральное (см. главу «Тайна неразгаданного пророчества патриарха Иакова»).
Предсказание о «древе» многогранно — оно не только предсказание способа смерти Спасителя, а ещё и указание на то, что Провидение создаст условия человеку-писателю, мантису, власти чуждому, ради спасения которого Провидение допустило ослепление иудейских первосвященников настолько, что они вопреки своей выгоде повели Царя в преторию.
Истина о Пилате очень важна, не случайно наше подсознание его выделяет — у столь многих в России одно только упоминание имени пятого прокуратора Иудеи заставляет учащённо биться сердце!
Подобно тому как учащённо начинает биться сердце от Великой Истины: Христос — воскрес!
Для чегоиудеи сразу не побили Его камнями — как то предписывал Закон для наказания богохульников и как чуть позднее поступили со Стефаном?
Какая цель —возможно, неосознанная — оказалась важнее гарантированной возможности Христа убить?
ПочемуБог допустил, чтобы Его Сына не казнили предельно эффектным в глазах толпы образом: побиением камнями — за богохульство? Кроме религиозной эффектности приговора, воскрешение трупа с размозжённой головой куда зрелищнее, чем воскрешение трупа, практически при распятии не повреждённого.
В ста случаях из ста на подобные вопросы разнокалиберные иерархи всех деноминаций отвечают с тем смыслом, что первосвященники повели Иисуса к Пилату потому, что, во-первых, хотели соблюсти видимость законности в глазах толпы-народа, а во-вторых, соблюсти её были попросту вынуждены — из страха перед римскими властями, которые пеклись о законности в подвластных провинциях. Дескать, написано: «…нам не позволено предавать смерти никого»(Иоан. 18:31).
Вот чудеса! Первосвященники Распятием доказали, что говорят и поступают «в интересах» своей субстаи вопреки Истине, а тут вдруг их словампредлагают верить как абсолютной истине.
Выражаясь языком одного булгаковского героя: поздравляю, соврамши! И то, что впоследствии случилось со Стефаном, и не только это, — тому подтверждение.
В самом деле, выяснение истинного положения дел начнём с рассмотрения именно этого самого простого евангельского эпизода: Лука, «Деяния апостолов», глава 7-я, стихи с 54-го по 60-й. Здесь рассказывается о том, как весьма в городе заметного христианина Стефана спустя три с половиной года после Распятия побили камнями при большом стечении народа.
Смертоубийство происходило, согласно иудейским толкованиям Закона Моисея, вне города, следовательно, толпа со Стефаном должна была пройти через ворота — охраняемые. Но профессиональные стражники, обязанные, казалось бы, следить за соблюдением законов, на взвинченную толпу, волокущую из города человека, не прореагировали. А потом столь же профессионально «не заметили» и того, что та же толпа возвратилась уже без приговорённого, и притом в экзальтированном состоянии удовлетворения. Распоряжался во время казни Савл, как написано, официальный представитель синедриона. Но — о, чудо! — никаких неприятностей с властями у него, несмотря на заметность события, не было.
Их и не могло быть — иначе бы Стефана не решились волочь из города. И Савл не преследовал бы христиан по всем восточным провинциям Империи, вплоть до Дамаска.
Так что первосвященников, которые отвели Иисуса к Пилату, гипотетическая ответственность за убийство не пугала по той простой причине, что пугать не могла.
Властей первосвященники могли не бояться ещё и по другим двум причинам, каждой из которых вполне достаточно, чтобы с Иисусом поступить, как впоследствии со Стефаном: с одной стороны, первосвященники в случае осложнений всегда могли спихнуть вину на «неуправляемую» толпу, а с другой, и сами власти не пытались соблюсти юридические формальности. Свои своихне преследуют, а выгораживают: ну ошиблись, с кем не случается, покаялись, можно и простить… А уж если хотят кого из вождей наказать, то повод всегда найдётся.
На то, что власти и в той метанации не беспокоились о соблюдении законности вообще, а по отношению к неугодниками подавно, есть не только косвенные указания в виде их безразличия к убийству Стефана (у власти был всё тот же Пилат: Стефана убили спустя всего три с половиной года после Распятия, а Пилат, считается, был при должности ещё шесть-семь лет; другое дело, что его, скорее всего, в городе не было) или невмешательство в готовящееся убийство женщины, взятой якобы в прелюбодеянии, — кто не знал, что объявленную прелюбодейкой сейчас забьют камнями? — но и прямые указания на действия самих властей.
Примеры можно умножить, но способному понимать и так всё ясно: первосвященники Иисуса привели в преторию к Пилату не из-за любви к законности и не из опасения перед своим народом, который суть управляемая толпа, и не из страха первосвященников понести наказание за расправу над Безвинным.
Тогда зачем?
Даже ответ в рамках суверенитизма — кто что приобрёл от встречи в претории? — даёт недвусмысленные результаты.
Первосвященникам встреча Иисуса с Пилатом была не выгодна вовсе: существовала вероятность, что Пилат оправдает Иисуса и даже даст Ему охрану, первосвященникам же в таком случае оставалось бы только корчиться от унижения. Пилат мог сделать это по нескольким причинам: или из любви к истине, или просто в пику первосвященникам, которых явно недолюбливал, или по той и другой причинам, вместе взятым.
Иисусу (во всей полноте человеку) замена побиения камнями на распятие несла только продление мучений: то, что смерть наступит непременно, Он знал. Это следует хотя бы из того, что Он многократно пытался сообщить это своим ученикам, да они, желавшие власти, не могли понять. Поход к Пилату для Него означал только прибавление мучений — бичевание, издевательства speculator'а во дворе претории, мучительное бесполезное хождение к Ироду, несение креста. И если Бог эту замену допустил, то отнюдь не из-за мазохистских потребностей Иисуса, а из соображений спасения — кого-то.
Кого?
Симона Киринеянина?
Но Симон как человек не иерархичный или в иерархии мало значимый, легко доступен, следовательно, Провидению легко было организовать обстоятельства так, что он мог оказаться и на пути к месту побиения камнями. Другое дело Пилат, который днём преторию, видимо, не покидал. Чтобы с ним поговорить, был один путь — прийти к нему в преторию Самому.
Да, на вопрос — ради которого из своих собеседников Иисус допустил Своё умерщвление именно через распятие — остаётся только один ответ: ради того, к которому надо было идти в преторию. Эта встреча была нужна именно Пилату — хотя её инициатором был не он.
Встреча Пилату была необходима: видимо, без соприкосновения с Истиной в беседе с глазу на глаз путь к его спасению удлинялся — затягивался мучительный брак, неестественное прокураторство грозило дальнейшей карьерой, умалялось наслаждение от незамутнённой мысли, отдалялась чистота общения с понимающими.
Мучительное для Иисуса хождение к безнадёжному торчку Ироду, пустопорожнее из-за неспособности тетрарха и его домашних понимать —тоже нужно было только Пилату: ему предоставлялась возможность перевести дух, поразмышлять, понять, осмыслить — чтобы затем перейти к более глубоким уровням общения с Логосом.
Можно сказать так: ни за кого другого Иисус так много не пострадал в последние часы Своей земной жизни, как за Пилата.
Осмыслить это чрезвычайно важно, не случайно именно это знание так тщательно скрывает стая.
Только из одного этого можно прийти к пониманию смысла единственного неразгаданного пророчества патриарха Иакова.
Итак, Иисус шёл на невероятные муки ради Пилата; суд — суждение? судьба? — нужны были Пилату; Иисус шёл Сам, а вот первосвященники в преторию были «отведены».
То, что толпа «водима», говорится, разумеется, и в Ветхом завете. Не прямо, а через внешние обстоятельства, через «характерные детали». Когда мы читаем, что противостоящее народу Божьему войско разбежалось от шороха листа, то лист — причина или повод? Когда стотысячное войско бежит от 300 человек, разве в задних рядах этого войска могли увидеть происходящее впереди и это критически осмыслить? Толпа управляема не критическим мышлением и не природными явлениями, вроде слабого ветерка, а желанием сверхвождя или, при его отсутствии, хотя бы желанием вождя.
Другое дело, что Провидение может это психоэнергетическое воздействие или допустить, или разрушить. Так что, если есть желание понять, чем в действительности водимы были первосвященники и толпа, когда «они» вели Иисуса к Пилату, надо выявить, кто был психоэнергетическим сверхвождём на территории Иудеи и прояснить его психологические обстоятельства. Евангелие — источник для подобных исследований исчерпывающий…
Понятно, что толпа никогда не в состоянии объяснить истинную причину своего поведения, а всё, что толпари говорят, — рационализации. Но и первосвященники вполне искренне могли рационализировать своё «невыгодное», неадекватное поведение при убийстве Христа употреблением слов: «законность», «нам не позволено» и т. п.
Впрочем, существует и другое, по формальным признакам неоисламистское (т. е. также отрицающее божественность Христа) объяснение странного поведения первосвященников. Они-де были заинтересованы именно в распятии Иисуса, а не в Его побиении камнями якобы потому, что они как ростовщики ойкумены желали подчинить себе весь мир, для чего им было необходимо толпы разных национальностей унифицировать, эффективнее же всего это достигается посредством религии, а для её формирования необходимо поражающее воображение «чудо».
Жадность-де насыщения не знает, следовательно, первосвященники были порабощены страстью расширить своё влияние и на территории, где их марионеткам до сих пор давали пинка под зад. Начинать покорение строптивых они должны были с разрушения основ личности — с искажения существующих в этих народах идеологии, мировоззрения, религии (здесь авторы молодцы, верно трактуют. — А.М.). Для сопротивлявшихся гоев необходимо было создать религию терпимости к пороку (во многих народах убивали воров, шлюх, ростовщиков, извращенцев и т. п., или их изгоняли), и эта терпимость позволит с помощью кредитов со временем превратить весь мир в послушное стадо гоев, управляемое представителями «избранного народа».
Действительно, испокон веков религии толп создавались на основании «чуда» — важна не реальность, а убедительность, главное, толпе надо показать привлекательную картинку. Воскресение трупа (сымитированное) для «бульвара» и впрямь — прекраснейший материал. С точки зрения теории стаидобавим: для популярности религии необходимы не только в картинке труп победителя или горы трупов побеждённых, но также и великая вокруг всего этого ложь.
Согласно рассматриваемой концепции исламистов (общество «К Богодержавию»), вытекший из размозжённого камнем черепа мозг обратно не соберёшь, а вот смерть на кресте сымитировать проще простого — можно было самому «Пророку» повисеть несколько часов, это не опасно, а можно было подвесить и подставное лицо (близко к кресту не подпускало оцепление, отсюда и одна из древних антихристианских легенд, что распят был Симон Киринеянин, отличить его на расстоянии было трудно). А на третий после смерти на кресте день, отдохнув, «Пророк», явившись живым, показав «почему-то» не загноившиеся на руках ранки, мог окончательно заморочить голову ученикам, превратив их в возбуждённых сектантов, которые во все века одинаковы и, действительно, если «гуру» прикажет, обойдут хоть весь мир, невзирая ни на какие трудности.
Вот такая концепция, созданная исламистами, чтобы объяснить происходящие вокруг странностис народами, принявшими «христианство».
Если воскресение Христа — фальшивка, то становится понятно, зачем первосвященники повели Иисуса к Пилату (глупому и подкупленному): чтобы не повреждать камнями тело долженствующего совершить «чудо» воскресения. Тогда всё целостно: Христос не Бог, «верующие» народы «торчат» и счастливы, в выигрыше один раввинат. Сторонники «раввинского» происхождения христианства отталкиваются от нынешней реальности — именно в так называемых «христианских» странах евреи (авторы концепции всё валят на раввинат, полагая остальных евреев жертвами-марионетками своих вождей) полнее всего достигли своих целей.
Итак, если рассматривать оба объяснения загадочного по смыслу конвоирования Иисуса к Пилату, то мы оказываемся перед альтернативой: или Пилат — человек, способный к покаянию, и Иисус шёл к нему в преторию, заплатив за ускорение спасения наместника дополнительными страданиями, или Пилат — человек погибший, а все верующие во Христа поголовно — бессознательные раввинские прихвостни. (Получается, христиан нет вообще, а есть одни только иерархо «христиане».)
Но наблюдательные сторонники концепции ложного распятия не учли ещё одной возможности, при которой раввинат (а вернее, психоэнергетическая вождистская часть еврейской иерархии, в те времена она совпадала с первосвященнической) мог достичь своей цели не менее эффективно. Нужны труп, великая ложь, великое чудо. Если есть труп и чудо, и если то и другое — Истина, то всего-то навсего нужно ввести великую ложь.
Распятие и Воскресение могли быть истинными, но для подчинения народов достаточно им внушить великую ложь об обстоятельствах этих событий. Сердцевина этой лжи в том, что Пилат — скверный человек, не спасённый, не Собеседник, но всего лишь жестокий пятый прокуратор Иудеи, убийца. А его жена — напротив, святая и праведная.
Воспринявший внушение о Пилате-садисте и его жене-праведнице автоматически становится иерархо «христианином» в квадрате в силу одного из базовых свойств человека — способности «догадываться». «Догадываются» люди не только сознательно, скажем, при решении кроссвордов, но и бессознательно — и это их свойство специалисты по управлению массами с помощью обманов всегда активно используют. Если женщина сообщает, что она честная и мужу не изменит никогда, но при этом сопровождает свои слова определёнными интонацией и мимикой, то всякий опытный мужчина даже не будет рассуждать о достоверности произносимых слов — он догадается, чего от него хотят на самом деле, на словах выводя на тему адюльтера. Сообразно догадке, побеждающей прямой смысл слов «верной жены», он и действует.
Так же и в случае с Пилатом: ложь становится на первое место, становится принципом жизни.
Так уж устроен человек: «своей» догадке, следующей в русле некрополя толпы и её вождей и незаметно спровоцированной иерархией, он доверяет больше, чем прямому тексту(официальных лозунгов той же иерархии или прямому тексту Евангелий).
Знание о «догадке», как говорится, не бог весть какое, и использовали его на протяжении веков не только жена Пилата и раввинат не только той эпохи.
Требуемый плод подсознательной догадки в веках всплывал в виде различных логических учений.
Примерам несть числа.
Можно вспомнить манихеев (последователей Мани, гностиков, в своё время ещё более популярных, чем сейчас) — они утверждали, что Христос был фантомом, не имеющим плоти, и потому убит на кресте быть не мог. Всем только казалось, что на кресте человек.
Можно вспомнить Коран (слова его вполне могут не принадлежать Махаммаду), в котором утверждается, что апостолам казнь всего лишь привиделась — Христос убит не был. «Они не убили его(Иисуса) и не распяли, но это только представилось им; и поистине, те, которые разногласят об этом(т. е. не согласные с кораническим свидетельством) , — в сомнении о нём; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предположением. Они не убили его — наверное(в переводе Саблукова „это верно известно”) , нет, Бог вознёс его к Себе: ведь Бог могущественен, мудр!»(Коран, Сура 4:156, 157). Дескать, апостолам всё происшедшее после несостоявшейся молитвы в Гефсимании привиделось, потому что исполнилось предсказание Иисуса, что они впадут в искушение, если не будут с Ним бодрствовать и молиться (Матф. 26). И «впадение» было именно в этом.
Можно вспомнить и ныне самый читаемый на планете роман «Мастер и Маргарита» (самый извращённо понимаемый, потому и читаемый) — всю последнюю, заключительную его страницу.
После укола всё меняется перед спящим. От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идёт какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чём-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чём-то договориться.
— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?
— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось.
— И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще.
— Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
— Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается всё выше к луне, увлекая своего спутника…
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог Прежде чем продолжить цитату, надо остановиться и попытаться осмыслить: кто видит эту картинку, и кому она на самом деле принадлежит. Ивану Николаевичу Поныреву (Бездомному)? Да. Но которому? Ведь у него в эпилоге две ипостаси —Иванушка и Иван — они по разные стороны одной важной в жизни границы.
Понырев в мечте о себе самом — Иванушка, мечта может ожить в нём в любой из 364 дней в году. Сам Понырев — историк, то есть может получать жалование только при извращении событий, но в ипостаси Иванушки Понырев становится аналитиком, счастливым обладателем критического мышления; он если и не видит Солнце, то пытается его угадать. Второй Иван Николаевич — Иван, он до конца побеждает Иванушку лишь раз в году, весной, в полнолуние, в день Великого шабаша.
Мысль о Пилате беспокоит именно Ивана, Иванушку же, напротив, мысль о Пилате, как станет понятно из дальнейшего, ободряет.
В полнолуние Ивану Николаевичу вводят наркотик шприцем, то есть приёмом ныне более модным, чем тот, которым пользовались менады и ведьмы (через влагалище с поверхности фаллоимитатора). Вводит Ивану Николаевичу наркотик достаточно случайная в жизни Иванушки женщина (жена, но не половинка). Таким образом, и она соучаствует в шабаше, впрочем, как и абсолютное большинство женщин, не осознавая себя и происходящее вокруг.
В результате луна поглощает Ивана полностью, и он начинает галлюцинировать — невысказанными мечтами главного некрофила стаи! Ибо поглощает на самом деле не луна, а некрофилическая воля королевы стаи, усиленная самой стаей, полная луна — лишь своеобразный «знак могущества».
Вожак не всегда в состоянии высказать своё сокровенное — и потому всякого его озвучившего награждает. Если вожак — Королева красоты, то, кроме смерти и транса, — ещё и поцелуем. В её поцелуе — небытие, смерть, забвение; ложная вечность.
…Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны. Луна властвует и играет, луна танцует и шалит. Тогда в потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнаёт его. Это — тот номер сто восемнадцатый, его ночной гость. Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:
— Так, стало быть, этим и кончилось?
— Этим и кончилось, мой ученик, — отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану ‹не Иванушке!!! — А.М.› и говорит:
— Конечно, этим. Всё кончилось и всё кончается… И я вас поцелую в лоб, и всё у вас будет так, как надо.
Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в её глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне.
Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом.
Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто. Ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтийский Пилат.
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог Всё это видит не Иванушка, и даже не Иван в Иване Николаевиче, а целовавшая его в лоб королева стаи.
— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?
— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось.
— И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще.
— Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
— Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается всё выше к луне, увлекая своего спутника.
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог Это не Пилат говорит — о нём чуть раньше сказано, что он прощён (понимающий смысл Евангелия знает, что хронологически он прощён ещё прежде дня Распятия). «Казнь… ведь её не было!» — это внушение от Царицы лупанария, великой блудницы, которая, как говорится о ней в «Апокалипсисе», напоит все народы. Распятия, а значит, и Воскресения не было, даже «Пилат» мастера в него не верит — вот вера для всякого причастного Великому шабашу.
Жажда небытия величайшего из преступлений неизбывна — гностики, исламисты, ведьмы, евреи, — и это не случайно.
Пилат оклеветан (ведь Христос воскрес! воистину воскрес!), и плоды этой лжи не абстрактны, в порабощении участвуют конкретные люди. Нас вовлекают в иерархию. А в перспективе — и в предречённую всепланетную стаю.
Знание истины о Пилате важно настолько, что древние пророки предсказывали: Спаситель примет смерть на древе. Пророчествовал и патриарх Иаков, и его пророчество о Пилате — центральное (см. главу «Тайна неразгаданного пророчества патриарха Иакова»).
Предсказание о «древе» многогранно — оно не только предсказание способа смерти Спасителя, а ещё и указание на то, что Провидение создаст условия человеку-писателю, мантису, власти чуждому, ради спасения которого Провидение допустило ослепление иудейских первосвященников настолько, что они вопреки своей выгоде повели Царя в преторию.
Истина о Пилате очень важна, не случайно наше подсознание его выделяет — у столь многих в России одно только упоминание имени пятого прокуратора Иудеи заставляет учащённо биться сердце!
Подобно тому как учащённо начинает биться сердце от Великой Истины: Христос — воскрес!
глава восемнадцатая
Тайное Знание, открываемое через спиру
Кроме того, арест осуществлял отряд римских солдат, который Иоанн называет
спирою, с трибуном или капитаном во главе (Иоан. 18:3).
«Взял когорту Иуда и повёл её туда, в Гефсиманию». Это кажется совершенно неправдоподобным. Кто мог дать Иуде полтысячи римских солдат? Ведь их надо было снять с охраны Антониевой крепости! Конечно, не Пилат, — он сам узнал об этом аресте на другой день. А если не он, то кто ещё? Не синедрион же — он такой власти никогда не имел.
Поэтому, по-моему, прав Мережковский, «римских воинов здесь нет и в помине, есть лишь толпа черни, „охлос” с Гановой и Каиафовой челядью, вооружённой кой-какими мечами, главное же, вероятно, дубьём и кольём». Вообще же в распоряжении прокуратора находилось шесть когорт — одна когорта на праздники располагалась в Антонии (когорта — одна десятая легиона, то есть 500–600 солдат).
Ю.Домбровский. Суд и казнь Иисуса Что же это за загадочная спира?
Почему одно только знание о её присутствии в Гефсимании для стаи настолько опасно, что авторитеты (а Мережковский одно время был бешено популярен, понятно, на «бульваре») даже готовы признать евангелие от Иоанна ошибочным? Уже из одного этого очевидно, что выявление цели и обстоятельств присутствие спирыоткрывает перед неугодникомзначительный пласт освобождающего Тайного Знания.
Согласно словарям, спира —когорта, воинское соединение, по-современному — батальон. Силища! Громада! Любое её передвижение — обсуждаемое заметное событие.
Тем более интересно, почему иерархо «христиане» так боятся правды по столь, казалось бы, малозначительной детали.
Итак Иуда, взяв спиру ‹в синодальном переводе — затуманивающее «отряд воинов». — А.М.› и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием.
Иоан. 18:3
Но, может быть, слово «спира»Иоанн использовал в переносном смысле? Может, Иоанн описание первого, нравственно наиболее затруднительного, этапа Убийства решил начать с юморной ноты, используя облегчённый язык фельетонов — дескать, во имя более лёгкого восприятия центрального драматического, ха-ха, события мировой истории. Почему бы-де и нет? Ведь у каждого есть свои слабости, а у Иоанна вот страсть к облегчённому языку в самый неподходящий момент. Нигде эта слабость в его субъевангелии больше не проявлялась, а здесь вот возьми да и проявись!
«Взял когорту Иуда и повёл её туда, в Гефсиманию». Это кажется совершенно неправдоподобным. Кто мог дать Иуде полтысячи римских солдат? Ведь их надо было снять с охраны Антониевой крепости! Конечно, не Пилат, — он сам узнал об этом аресте на другой день. А если не он, то кто ещё? Не синедрион же — он такой власти никогда не имел.
Поэтому, по-моему, прав Мережковский, «римских воинов здесь нет и в помине, есть лишь толпа черни, „охлос” с Гановой и Каиафовой челядью, вооружённой кой-какими мечами, главное же, вероятно, дубьём и кольём». Вообще же в распоряжении прокуратора находилось шесть когорт — одна когорта на праздники располагалась в Антонии (когорта — одна десятая легиона, то есть 500–600 солдат).
Ю.Домбровский. Суд и казнь Иисуса Что же это за загадочная спира?
Почему одно только знание о её присутствии в Гефсимании для стаи настолько опасно, что авторитеты (а Мережковский одно время был бешено популярен, понятно, на «бульваре») даже готовы признать евангелие от Иоанна ошибочным? Уже из одного этого очевидно, что выявление цели и обстоятельств присутствие спирыоткрывает перед неугодникомзначительный пласт освобождающего Тайного Знания.
Согласно словарям, спира —когорта, воинское соединение, по-современному — батальон. Силища! Громада! Любое её передвижение — обсуждаемое заметное событие.
Тем более интересно, почему иерархо «христиане» так боятся правды по столь, казалось бы, малозначительной детали.
Итак Иуда, взяв спиру ‹в синодальном переводе — затуманивающее «отряд воинов». — А.М.› и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием.
Иоан. 18:3
Но, может быть, слово «спира»Иоанн использовал в переносном смысле? Может, Иоанн описание первого, нравственно наиболее затруднительного, этапа Убийства решил начать с юморной ноты, используя облегчённый язык фельетонов — дескать, во имя более лёгкого восприятия центрального драматического, ха-ха, события мировой истории. Почему бы-де и нет? Ведь у каждого есть свои слабости, а у Иоанна вот страсть к облегчённому языку в самый неподходящий момент. Нигде эта слабость в его субъевангелии больше не проявлялась, а здесь вот возьми да и проявись!