Страница:
неугодников). Представляю, как они порой друг с другом цапались!..
Истина неприятна сама по себе.
Соответственно, любой текст, и прежде всего подробное Протоевангелие, Петру должно было казаться, так скажем, «недовыраженным» («да, оно обширно, многодельно, глубоко, но…»). А «довыраженным» вождь Пётр принуждал попавших под его власть считать те переложения Протоевангелия, в которых не осталось упоминаний ни о руководящей роли Иуды среди учеников Иисуса, ни о том, что Пётр по психоэнергетическому влиянию на учеников был подобен Иуде и именно поэтому после смерти предателя занял его место руководителя в иерархии, ни упоминаний об оцеплении из римских легионеров во время Ареста, ни эпизода с покушением именно Петра на обезглавливание христианина… Рационализация: субъевангелия оптимальны с точки зрения объёма, стиля и т. п.
Не зря, не зря Иисус, напоследок в очередной раз призывая Петра к покаянию, повторил ему во всеуслышанье: «Паси овец Моих !»(Иоан. 21:16, 17). «Моих!»А не стадо баранов!
Кстати, этот эпизод, всем известный, но, похоже, а литературе никем верно не осмысленный, присутствует только в евангелии от Иоанна, которое, повторимся, было написано спустя десятилетия после смерти Петра.
…Я говорю тебе: ты — Пётр, и на сём камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её…
Матф. 16:18
И привёл его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: ты — Симон, сын Ионин; ты наречёшься ‹будешь наречён позднее. — А.М.› К`ифа, что значит: «камень» ‹ греч. —Пётр›.
Иоан. 1:42
Не может не бросаться в глаза различие стилей — туманный у Матфея, более определённый опять-таки у Иоанна. По Иоанну получается, что звание «Великого кормчего» («Отца народов», «Краеугольного камня» и т. п.) Петру дал не Иисус, а даст некто в будущем. Этот некто на самом деле коллектив, стая, кощунственно называющая себя церковью Божьей.
Подобные «Камню» («Великому кормчему», «Отцу народов») титулы, как мы знаем из истории, обильной аналогичными наречениями, даются льстецами. А поощряют их лишь те, кто сам такой же, как и льстецы, нравственный урод — руководитель, вождь, яркий некрофил, авторитет.
Только у католических иерархобогословов — апологетов самой массовой деноминации — всё однозначно: речь у Матфея идёт о благородной личности Петра, он вовсе не плоть от плоти казарм, а рыбак, могила сего Петра — первого, как они утверждают, папы римского — находится под алтарём главного католического храма (построенного на деньги за проданные лживые индульгенции — этот факт католики даже и не скрывают! ну нет в их душах ничего такого, что бы вызвало нравственное неприятие обмана!), следовательно, повиноваться надо папам римским — прямым наследникам Петра — причём безотказно. Логика ущербна — но для создания массовых организаций логичность и не нужна — принцип прост: начальник знает всё, ему и повинуйся.
А вот более начитанные в Евангелии протестанты заявляют, что переводМатфеем слов Петра (Иисус и ученики говорили на арамейском, а субъевангелия написаны на древнегреческом) многозначен. Многозначен только если рассуждать формально, истинный же смысл может быть только один. Истинная церковь может быть построена не на костях-мощах и даже не на пассах-рукоположениях, а на неподложной вере. Пётр-де, исповедав Иисуса Богом, проявил веру-доверие, вот на этом доверии Богу и зиждется истинная, временами невидимая, церковь. И хотя практика протестантизма, как и католичества, сводится к подавлению воли, подчинению человека человеку (секте), но слова таковы, что ни убавить, ни прибавить.
Есть и ряд других толкований текста Матфея о Петре.
Что и говорить, у Матфея речения Иисуса переведены на древнегреческий таким образом, что совершенно непонятно, о чём идёт речь. Раз автор написал так двусмысленно, то его целью была именно многозначность, известный любому автору способ тайнописи. В конечном счёте, если называть вещи своими именами, такая намеренная неопределённость — всегда поиск одобрения у противоположных начал одновременно: у харизматических вождей (или, что то же самое, у толпы), с одной стороны, и у собственной совести — с другой.
Не буду тратить время на экзегезу текста Матфея, об этом пилатоненавистниками написано множество томов, скажу только, что возможна и ещё одна интерпретация намеренно тёмной фразы Матфея — с позиций теории стаи.
Это толкование возникает немедленно, как только вспоминаешь отличие древнегреческого языка от современных, в частности, в нём не употребляется ныне обязательное слово «якобы». Переведём текст Матфея отчётливей, учитывая контекст:
Ты, который неоднократно предаст Меня и при Моей земной жизни и после, которого подхалимы назовут Петром, Скалой, Краеугольным Камнем, Великим Кормчим, — образуешь из них иерархию, церковь ЯКОБЫ Мою. Я её существование допущу, или, выражаясь языком Священного Писания, создам, и врата ада (смерти-небытия)не одолеют её—но только до времени Третьего Пришествия, когда вместе со всеми формами зла сгорит и эта, да так сгорит, что даже памяти о ней не останется.
И верно, католичество (иерархо «христианство» «от Петра») и доныне не исчезло, как не исчезли ни подхалимы, ни преступные группировки, ни проституция, ни идиотизм исполнителей, ни их вера в суверенитизм.
Я вовсе не утверждаю, что евангелист Матфей был законченным негодяем. Если бы он был таковым, то он написал бы определённо: свят Пётр, и кости-мощи его святы, рукоположение его свято, шмотки его изношенные и нестиранные исцеляют и приближают к Богу, и даже кусочки его высохшей мочи могут сотворить с верующей женщиной чудо, а раз так, то и преемники его в иерархии тем более святы и равноапостольны. А что до авторитетности его собрата Иуды, то он в организации случайность, просто беспричинная ошибка, ну совсем случайная, ну вот совсем-совсем, и вообще помолимся покойному — труп поможет.
Но Матфей написал двусмысленно: ты — Пётр.
Оправдывался Матфей перед своей совестью, видимо, так: исполнителю всё равно никакие аргументы не помогут, а обладатель критического мышления, даже если и будет на время уловлен «философией» для иерархий, то со временем освободится. Для воссоздания в себе Логоса хватит ему таких деталей, как «спира», «факел» и т. п., а приняв талант, и вовсе откроет к Истине непосредственный доступ.
Приведём ещё один пример неопределённости «от Матфея»:
Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.
Марк 8:33
Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана!
ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.
Матф. 16:23
Иисус многократно предупреждал окружающих не только о том, что Ему надлежит претерпеть Казнь (ученики этого так и не поняли), но и многократно указывал на сущность Петра, чего те, хотя бы даже по аналогии с Иудой, понять не смогли.
В описании момента, когда Иисус напрямую назвал Петра сатаною, Марк написал ясно: «взглянув на учеников Своих». Тут всё понятно: Иисус, Который не тратил лишних слов, назвал Петра «сатаной» не для него самого, что бесполезно, а предупреждая лучшую часть считающих себя Его учениками, возможно, одного только Иоанна или нас.
В изложении же Матфея буквальный смысл, то есть смысл без учёта широкого контекста, иной: Иисус, Который не тратит лишних слов, говорит слова обличения Петру, следовательно, слова Его не напрасны, следовательно, Пётр поймёт и примет. Конечно, действительно ищущий истину подумает и всё равно поймёт правильно. Как и в случае с Симоном Киринеянином (см. «КАТАРСИС-2»), неугодникреконструирует ситуацию, вспомнит всехприсутствующих, даже специально не упомянутых, и в контексте всего Евангелия сделает правильный вывод. Но всё-таки: Марк выразился иначе и много точнее, чем Матфей.
Двусмысленности «от Луки» хотя бы имеют «оправдание». Лука никогда своими глазами не видел, как Исцелял Иисус, но он, будучи врачом, многократно видел, как исцеляют «народные целители». И видел как «исцелял» Пётр — не хуже. Даже в точности так же. Иначе Лука, именно как врач, подробно бы описал истинное Исцеление — как то сделал Иоанн в эпизоде при купальне Вифезда, когда из толпы страждущих и готовых ради исцеления «на всё», Иисус выделил только одного (см. «КАТАРСИС-1»).
Другое дело Матфей и Марк. Они-то были свидетелями этих исцелений. Но описали двусмысленно — с одной стороны, чтобы не вызвать возмущения у видевших, как исцеляет Иисус, а с другой, чтобы сам Пётр не возмутился. В двусмысленностях Матфей и Марк преуспели — современные «народные целители», маги и тому подобные указывают и на субъевангелия, и на «Деяния» Луки в подтверждение своего якобы не сатанизма. Они же исцеляют, как Пётр, а Пётр — суперсвятой!
Нет, Матфея осуждать я не берусь, в сущности, так же поступил и Булгаков — такмногослойно-завуалированно написав о Понтии Пилате. Так поступал, возможно, непроизвольно, и Иоанн Креститель. В сущности, так же поступил и Иисус, ради распространения логического «запала» Знания, потрудился увлечь за Собой (чудесами, для неугодниковони не нужны) авторитетов.
К тому же авторы субъевангелий были в худшем положении, чем Булгаков и Креститель.
Пётр управлял церковными функционерами не только с помощью убедительности слов и пряника в виде жалования.
Раз Пётрпринял активнейшее участие в величайшем в истории человечества Преступлении, то, став таким образом вождём, он не мог не управлять апостолами и прочими верующими ещё и с помощью страха и ужаса.
И Лука оставил нам о том весть.
Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, Утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принёс и положил к ногам Апостолов.
Но Пётр сказал: Анания! для чего ты допустил сатане вложить в сердце твоё мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли?
Чем ты владел, не твоё ли было, и приобретённое продажею не в твоей ли власти находилось? для чего ты положил это в сердце твоём? ты солгал не человекам, а Богу.
Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех слышавших это.
И вставши юноши приготовили его к погребению и вынесши похоронили.
Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся.
Пётр же спросил её: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько.
Но Пётр сказал ей: чт`о это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут.
Вдруг она упала у ног его (Петра)и испустила дух; и юноши вошедши нашли её мёртвою и вынесши похоронили подле мужа её.
И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это.
Деян. 5:1 —11
Как всё это не похоже на созидание Христа! У Его ног не падали мёртвыми, не мог Он сказать: умри, не отдавшая нам всехденег!
Мужественный Лука в этом эпизоде показал высокий класс стилистической тайнописи. О том, что к происшедшим убийствам можно притянуть участие Духа Господня, мы узнаём вовсе не от Луки, а со слов самого Петра. Стоит удалить оценки Петра, и перед нами вырисовывается достаточно банальная картина грабежа ярчайшим некрофилом.
Но прежде несколько слов о психологической достоверности некоторых деталей. Убиение мужа несколько отличалось от умерщвления жены. Женщины более гипнабельны: с ней Пётр был достаточно лаконичен — ни одного лишнего слова. А с менее гипнабельным мужчиной, которому сказать просто «умри!» недостаточно, был проведён классический сеанс гипноза.
Принцип прост: сопротивляющийся гипнотизируемый должен несколько раз сказать «да», и тогда он в руках покушающегося на него мерзавца.
— Не твоё ли было, и приобретённое продажею не в твоей ли власти находилось?
— Да…
— Ты солгал не человекам, но Богу.
— Да…
Не сомневаюсь, что и промежуточная фраза была не в форме вопроса, это очередное искажение синодальных переводчиков, а в форме, подразумевающей ответ «Да».
— Но ты доверился сердцу своему.
— Да…
Три «да» — и человек, утратив защиту, на психоэнергетическом уровне принимает приказ умереть. И падает мёртвым.
Есть в этом эпизоде ещё один слой. Интересно даже не то, что, используя определение Христа, «сатана» Пётр убивал одним только своим желанием (иначе и быть не могло после того, что Пётр сделал в Гефсимании), интересно, что жена была убита лаконичней мужа. Эта деталь открывает большой опыт Петра в подобных делах.
Итак, воцерковлённые иерусалимляне пребывали в страхе и ужасе ещё прежде описанного Лукой случая с Ананией и Сапфирою. Другое дело, что этот случай чем-то из целого ряда подобных выдавался. Может, тем, что утаили-то супруги сущую безделицу, может, хотели умершему своему ребёнку могилку поправить или матери больной помочь… Не удивительно, что таких мерзавцев-конкурентов первосвященники вытурили из города.
Так что можно ли осуждать за двусмысленности субъевангелистов, работу которых контролировал не один Пётр, но и упомянутые выше многочисленные «юноши», специалисты по немедленному захоронению?
Перед субъевангелистами был следующий выбор: или ты открыто сопротивляешься «суперсвятому» и тебя быстро закапывают, и даже рукописи после тебя не останется, а Протоевангелие всё равно поручат переделывать какому-нибудь церковному задолизу, или ты пишешь тайнописью, сохраняя хоть что-то от так необходимого людям Протоевангелия. Тебя не только не хоронят, но ещё и жалование от Церкви-Петра идёт.
Есть и надежда: сторчится, наконец, и этот Великий Кормчий и Просветлённый Цензор, вот тогда-то и скажу всё…
Пётр, однако, их всех пережил — кроме Иоанна. А Иоанн-то уж не поскупился бы ещё больше, если бы на него не было узды и после смерти Петра…
Вообще говоря, апостол Пётр, одержимый гордостью и самолюбованием, не мог не хотеть думать, что на самом деле это он автор Евангелия (таки подсказывал субъевангелистам, как «довыразить»!). Это желание должно было металлом психотравм пронизывать души адептов. Так что нет ровным счётом ничего неожиданного в том, что мы слышим от католических иерархобогословов, будто первым было написано евангелие от Марка, причём со слов самого Петра. А уж на основе его — все остальные. (Но откуда тогда идентичные места у Луки и Матфея, которых нет у Марка?)
Знание об убийственных некрофилических возможностях Петра помогает разобраться во многих «странностях» мировой истории (см. главу «Зверь был, и нет его, и явится»).
И даже в причине самоубийства Иуды.
Когда в предыдущих томах была предпринята попытка понять мотив самоубийства Иуды, в объяснениях, как теперь понимаю, была допущена слабина. Да, в представлении Иуды у него порушилась карьера, некоторые по этому поводу вешаются, но не все, и даже лишь небольшая часть. Должна быть некая дополнительная причина, я и тогда это чувствовал, но выразить не смог. Но после того, как была написана глава «Зверь…», всё стало ясно.
На самом деле Иуда, совершив свою часть Преступления, стал ещё б`ольшим авторитетом, но одновременно и существенно более гипнабельным. Послушным более яркому некрофилу. Стоило Иуде получить от такового психоэнергетический приказ на самоликвидацию… и он бы повесился.
Иуда был ненужным свидетелем для первосвященников — и те могли хотеть его смерти.
Но это ещё не всё.
Иуда мешал прежде всего Петру, был его конкурентом на власть в Церкви, они друг друга ненавидели. Но до Ареста и Казни они были психоэнергетически относительно независимы: Иуда был «внутренником», а Пётр—«внешником». Но после Ареста Пётр стал «сыном»; изменился и Иуда, может, и он стал «сыном», но, как бы то ни было, они уже больше не были психоэнергетически независимы…
Если бы преступление Иуды в Гефсимании было более значительным, чем у Петра, то повесился бы Пётр.
Что и говорить, карьера апостола Петра описана подробно. Подходов к этому тайному знанию много, «неправильная» спира —лишь один из них.
А может, я оправдываю Марка, Матфея и Луку потому, что и сам порой пишу двусмысленно? Да и стиль подбираю такой, чтобы он нравился способной читать публике. Образы из Евангелия тоже привлекаю не без разбора, а с «перчинкой», хотя, как мне кажется, ценно в Новом завете почти всё. (Но только «почти»: Второе послание Петра написано во второй трети II века, и Петру никак не может принадлежать, это даже современные католики не могут отрицать, относительно Первого послания Петра тоже есть серьёзные сомнения.)
Оправдываю выбор «популярных» стиля и образов так: козлы приходят и уходят, а кушать хочется всегда. Да и несправедливо по отношению к жене, чтобы она месила снег сапогами с драными подмётками. Субъевангелистам (Матфею-то в первую очередь) помогала иерархия церкви, а мне может помочь только увеличение тиража. А возможно это увеличение только за счёт «внешних», поскольку предуготованных ко спасению не так уж много, да и что-то не торопятся они поддержать работу над «КАТАРСИСом» материально.
Не подумайте, что прошу. Монтаж локальных компьютерных сетей и время от времени ремонт квартир худо-бедно кормят, до сих пор сколько уже лет обходился и дальше обойдусь — просто показываю, что и в этом отношении в нашем мире за последние две тысячи лет не изменилось ничего: в разные субиерархии пилатоненавистников деньги текут рекой, в некоторых деноминациях, кроме индульгенций-пожертвований, несут ещё и обязательную десятину (десятую часть всех доходов), — и прямо-таки любуются собой по этому поводу, полагая себя орудиями якобы Божьими, а вот на хорошее дело у этих «верующих» нет ни денег, ни времени, ни сил.
Бывает, мне помогают. Раз года в три. И имя того, кто сделал это бескорыстней прочих, внука сербского партизана весны 1941-го, я ещё прославлю (пока рано, а то будут у него неприятности).
Одни обстоятельства знакомства чего стоят.
Работала наша бригада в тот вечер в одном банке, меня послали в подвал, свет в дальней комнатке ещё не провели, стою на коленях, кручу провода на ощупь. Параллельно с нами, сетевиками-компьютерщиками, в банке работали отделочники из Югославии. Приехал исполнительный директор их фирмы, стал обходить объект. Забрался даже в подвал. Увидел меня в полутьме, остановился, — не знаю, во мне ли что разглядел, в ситуации ли, в том и другом вместе, — но не поленился подняться наверх и принести фонарик посветить. Ну, скажите, обычный стандартный начальник-исполнитель до этого допёр бы? Тем более ради человека из другой фирмы, рабочего? Видетьмогут только обладатели Тайного Знания, хотя оно может и не быть выведено на логический уровень.
Понятно, все живы: и сербские партизаны весны 1941-го, и двадцать восемь панфиловцев, и тот партизанский отряд из научных работников, и даже Пилат жив, причём, судя по всему, не в одном экземпляре.
Определённей всех авторов Нового Завета писали лишь двое — Павел и Иоанн.
Причём Иоанн, похоже, ненамного обогнал остальных субъевангелистов.
Иоанн высказался, лишь когда обрёл экономическую и пространственную независимость от Петра. Всю жизнь Иоанн помалкивал, не переча порядкам, установленным Петром, и пользовался деньгами от иерархии, а высказаться отважился лишь в старости — да и то в полузашифрованном виде.
Павел, единственный, наверное, из апостолов, который не поленился материально от Петра не зависеть — шил палатки — и тем обходился. Павел, хотя его порой и гнали «христиане» (о дружбе Петра с Павлом мы узнаём из того самого фальшивого Второго послания Петра), ходил по общинам Церкви, стараясь держаться подальше от Петра, только раз пути их пересеклись в Антиохии. По понятным причинам безопасности Павел в своих Посланиях умалчивал об инициаторах гонений на него в Церкви — и продолжал ходить по общинам.
А Пилат не стал мараться в церковных дрязгах, плюнул (слюной) и, руководствуясь Тайным Знанием, выбрал для себя самое лучшее.
глава девятнадцатая
Истина неприятна сама по себе.
Соответственно, любой текст, и прежде всего подробное Протоевангелие, Петру должно было казаться, так скажем, «недовыраженным» («да, оно обширно, многодельно, глубоко, но…»). А «довыраженным» вождь Пётр принуждал попавших под его власть считать те переложения Протоевангелия, в которых не осталось упоминаний ни о руководящей роли Иуды среди учеников Иисуса, ни о том, что Пётр по психоэнергетическому влиянию на учеников был подобен Иуде и именно поэтому после смерти предателя занял его место руководителя в иерархии, ни упоминаний об оцеплении из римских легионеров во время Ареста, ни эпизода с покушением именно Петра на обезглавливание христианина… Рационализация: субъевангелия оптимальны с точки зрения объёма, стиля и т. п.
Не зря, не зря Иисус, напоследок в очередной раз призывая Петра к покаянию, повторил ему во всеуслышанье: «Паси овец Моих !»(Иоан. 21:16, 17). «Моих!»А не стадо баранов!
Кстати, этот эпизод, всем известный, но, похоже, а литературе никем верно не осмысленный, присутствует только в евангелии от Иоанна, которое, повторимся, было написано спустя десятилетия после смерти Петра.
…Я говорю тебе: ты — Пётр, и на сём камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её…
Матф. 16:18
И привёл его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: ты — Симон, сын Ионин; ты наречёшься ‹будешь наречён позднее. — А.М.› К`ифа, что значит: «камень» ‹ греч. —Пётр›.
Иоан. 1:42
Не может не бросаться в глаза различие стилей — туманный у Матфея, более определённый опять-таки у Иоанна. По Иоанну получается, что звание «Великого кормчего» («Отца народов», «Краеугольного камня» и т. п.) Петру дал не Иисус, а даст некто в будущем. Этот некто на самом деле коллектив, стая, кощунственно называющая себя церковью Божьей.
Подобные «Камню» («Великому кормчему», «Отцу народов») титулы, как мы знаем из истории, обильной аналогичными наречениями, даются льстецами. А поощряют их лишь те, кто сам такой же, как и льстецы, нравственный урод — руководитель, вождь, яркий некрофил, авторитет.
Только у католических иерархобогословов — апологетов самой массовой деноминации — всё однозначно: речь у Матфея идёт о благородной личности Петра, он вовсе не плоть от плоти казарм, а рыбак, могила сего Петра — первого, как они утверждают, папы римского — находится под алтарём главного католического храма (построенного на деньги за проданные лживые индульгенции — этот факт католики даже и не скрывают! ну нет в их душах ничего такого, что бы вызвало нравственное неприятие обмана!), следовательно, повиноваться надо папам римским — прямым наследникам Петра — причём безотказно. Логика ущербна — но для создания массовых организаций логичность и не нужна — принцип прост: начальник знает всё, ему и повинуйся.
А вот более начитанные в Евангелии протестанты заявляют, что переводМатфеем слов Петра (Иисус и ученики говорили на арамейском, а субъевангелия написаны на древнегреческом) многозначен. Многозначен только если рассуждать формально, истинный же смысл может быть только один. Истинная церковь может быть построена не на костях-мощах и даже не на пассах-рукоположениях, а на неподложной вере. Пётр-де, исповедав Иисуса Богом, проявил веру-доверие, вот на этом доверии Богу и зиждется истинная, временами невидимая, церковь. И хотя практика протестантизма, как и католичества, сводится к подавлению воли, подчинению человека человеку (секте), но слова таковы, что ни убавить, ни прибавить.
Есть и ряд других толкований текста Матфея о Петре.
Что и говорить, у Матфея речения Иисуса переведены на древнегреческий таким образом, что совершенно непонятно, о чём идёт речь. Раз автор написал так двусмысленно, то его целью была именно многозначность, известный любому автору способ тайнописи. В конечном счёте, если называть вещи своими именами, такая намеренная неопределённость — всегда поиск одобрения у противоположных начал одновременно: у харизматических вождей (или, что то же самое, у толпы), с одной стороны, и у собственной совести — с другой.
Не буду тратить время на экзегезу текста Матфея, об этом пилатоненавистниками написано множество томов, скажу только, что возможна и ещё одна интерпретация намеренно тёмной фразы Матфея — с позиций теории стаи.
Это толкование возникает немедленно, как только вспоминаешь отличие древнегреческого языка от современных, в частности, в нём не употребляется ныне обязательное слово «якобы». Переведём текст Матфея отчётливей, учитывая контекст:
Ты, который неоднократно предаст Меня и при Моей земной жизни и после, которого подхалимы назовут Петром, Скалой, Краеугольным Камнем, Великим Кормчим, — образуешь из них иерархию, церковь ЯКОБЫ Мою. Я её существование допущу, или, выражаясь языком Священного Писания, создам, и врата ада (смерти-небытия)не одолеют её—но только до времени Третьего Пришествия, когда вместе со всеми формами зла сгорит и эта, да так сгорит, что даже памяти о ней не останется.
И верно, католичество (иерархо «христианство» «от Петра») и доныне не исчезло, как не исчезли ни подхалимы, ни преступные группировки, ни проституция, ни идиотизм исполнителей, ни их вера в суверенитизм.
Я вовсе не утверждаю, что евангелист Матфей был законченным негодяем. Если бы он был таковым, то он написал бы определённо: свят Пётр, и кости-мощи его святы, рукоположение его свято, шмотки его изношенные и нестиранные исцеляют и приближают к Богу, и даже кусочки его высохшей мочи могут сотворить с верующей женщиной чудо, а раз так, то и преемники его в иерархии тем более святы и равноапостольны. А что до авторитетности его собрата Иуды, то он в организации случайность, просто беспричинная ошибка, ну совсем случайная, ну вот совсем-совсем, и вообще помолимся покойному — труп поможет.
Но Матфей написал двусмысленно: ты — Пётр.
Оправдывался Матфей перед своей совестью, видимо, так: исполнителю всё равно никакие аргументы не помогут, а обладатель критического мышления, даже если и будет на время уловлен «философией» для иерархий, то со временем освободится. Для воссоздания в себе Логоса хватит ему таких деталей, как «спира», «факел» и т. п., а приняв талант, и вовсе откроет к Истине непосредственный доступ.
Приведём ещё один пример неопределённости «от Матфея»:
Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.
Марк 8:33
Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана!
ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.
Матф. 16:23
Иисус многократно предупреждал окружающих не только о том, что Ему надлежит претерпеть Казнь (ученики этого так и не поняли), но и многократно указывал на сущность Петра, чего те, хотя бы даже по аналогии с Иудой, понять не смогли.
В описании момента, когда Иисус напрямую назвал Петра сатаною, Марк написал ясно: «взглянув на учеников Своих». Тут всё понятно: Иисус, Который не тратил лишних слов, назвал Петра «сатаной» не для него самого, что бесполезно, а предупреждая лучшую часть считающих себя Его учениками, возможно, одного только Иоанна или нас.
В изложении же Матфея буквальный смысл, то есть смысл без учёта широкого контекста, иной: Иисус, Который не тратит лишних слов, говорит слова обличения Петру, следовательно, слова Его не напрасны, следовательно, Пётр поймёт и примет. Конечно, действительно ищущий истину подумает и всё равно поймёт правильно. Как и в случае с Симоном Киринеянином (см. «КАТАРСИС-2»), неугодникреконструирует ситуацию, вспомнит всехприсутствующих, даже специально не упомянутых, и в контексте всего Евангелия сделает правильный вывод. Но всё-таки: Марк выразился иначе и много точнее, чем Матфей.
Двусмысленности «от Луки» хотя бы имеют «оправдание». Лука никогда своими глазами не видел, как Исцелял Иисус, но он, будучи врачом, многократно видел, как исцеляют «народные целители». И видел как «исцелял» Пётр — не хуже. Даже в точности так же. Иначе Лука, именно как врач, подробно бы описал истинное Исцеление — как то сделал Иоанн в эпизоде при купальне Вифезда, когда из толпы страждущих и готовых ради исцеления «на всё», Иисус выделил только одного (см. «КАТАРСИС-1»).
Другое дело Матфей и Марк. Они-то были свидетелями этих исцелений. Но описали двусмысленно — с одной стороны, чтобы не вызвать возмущения у видевших, как исцеляет Иисус, а с другой, чтобы сам Пётр не возмутился. В двусмысленностях Матфей и Марк преуспели — современные «народные целители», маги и тому подобные указывают и на субъевангелия, и на «Деяния» Луки в подтверждение своего якобы не сатанизма. Они же исцеляют, как Пётр, а Пётр — суперсвятой!
Нет, Матфея осуждать я не берусь, в сущности, так же поступил и Булгаков — такмногослойно-завуалированно написав о Понтии Пилате. Так поступал, возможно, непроизвольно, и Иоанн Креститель. В сущности, так же поступил и Иисус, ради распространения логического «запала» Знания, потрудился увлечь за Собой (чудесами, для неугодниковони не нужны) авторитетов.
К тому же авторы субъевангелий были в худшем положении, чем Булгаков и Креститель.
Пётр управлял церковными функционерами не только с помощью убедительности слов и пряника в виде жалования.
Раз Пётрпринял активнейшее участие в величайшем в истории человечества Преступлении, то, став таким образом вождём, он не мог не управлять апостолами и прочими верующими ещё и с помощью страха и ужаса.
И Лука оставил нам о том весть.
Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, Утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принёс и положил к ногам Апостолов.
Но Пётр сказал: Анания! для чего ты допустил сатане вложить в сердце твоё мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли?
Чем ты владел, не твоё ли было, и приобретённое продажею не в твоей ли власти находилось? для чего ты положил это в сердце твоём? ты солгал не человекам, а Богу.
Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех слышавших это.
И вставши юноши приготовили его к погребению и вынесши похоронили.
Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся.
Пётр же спросил её: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько.
Но Пётр сказал ей: чт`о это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут.
Вдруг она упала у ног его (Петра)и испустила дух; и юноши вошедши нашли её мёртвою и вынесши похоронили подле мужа её.
И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это.
Деян. 5:1 —11
Как всё это не похоже на созидание Христа! У Его ног не падали мёртвыми, не мог Он сказать: умри, не отдавшая нам всехденег!
Мужественный Лука в этом эпизоде показал высокий класс стилистической тайнописи. О том, что к происшедшим убийствам можно притянуть участие Духа Господня, мы узнаём вовсе не от Луки, а со слов самого Петра. Стоит удалить оценки Петра, и перед нами вырисовывается достаточно банальная картина грабежа ярчайшим некрофилом.
Но прежде несколько слов о психологической достоверности некоторых деталей. Убиение мужа несколько отличалось от умерщвления жены. Женщины более гипнабельны: с ней Пётр был достаточно лаконичен — ни одного лишнего слова. А с менее гипнабельным мужчиной, которому сказать просто «умри!» недостаточно, был проведён классический сеанс гипноза.
Принцип прост: сопротивляющийся гипнотизируемый должен несколько раз сказать «да», и тогда он в руках покушающегося на него мерзавца.
— Не твоё ли было, и приобретённое продажею не в твоей ли власти находилось?
— Да…
— Ты солгал не человекам, но Богу.
— Да…
Не сомневаюсь, что и промежуточная фраза была не в форме вопроса, это очередное искажение синодальных переводчиков, а в форме, подразумевающей ответ «Да».
— Но ты доверился сердцу своему.
— Да…
Три «да» — и человек, утратив защиту, на психоэнергетическом уровне принимает приказ умереть. И падает мёртвым.
Есть в этом эпизоде ещё один слой. Интересно даже не то, что, используя определение Христа, «сатана» Пётр убивал одним только своим желанием (иначе и быть не могло после того, что Пётр сделал в Гефсимании), интересно, что жена была убита лаконичней мужа. Эта деталь открывает большой опыт Петра в подобных делах.
Итак, воцерковлённые иерусалимляне пребывали в страхе и ужасе ещё прежде описанного Лукой случая с Ананией и Сапфирою. Другое дело, что этот случай чем-то из целого ряда подобных выдавался. Может, тем, что утаили-то супруги сущую безделицу, может, хотели умершему своему ребёнку могилку поправить или матери больной помочь… Не удивительно, что таких мерзавцев-конкурентов первосвященники вытурили из города.
Так что можно ли осуждать за двусмысленности субъевангелистов, работу которых контролировал не один Пётр, но и упомянутые выше многочисленные «юноши», специалисты по немедленному захоронению?
Перед субъевангелистами был следующий выбор: или ты открыто сопротивляешься «суперсвятому» и тебя быстро закапывают, и даже рукописи после тебя не останется, а Протоевангелие всё равно поручат переделывать какому-нибудь церковному задолизу, или ты пишешь тайнописью, сохраняя хоть что-то от так необходимого людям Протоевангелия. Тебя не только не хоронят, но ещё и жалование от Церкви-Петра идёт.
Есть и надежда: сторчится, наконец, и этот Великий Кормчий и Просветлённый Цензор, вот тогда-то и скажу всё…
Пётр, однако, их всех пережил — кроме Иоанна. А Иоанн-то уж не поскупился бы ещё больше, если бы на него не было узды и после смерти Петра…
Вообще говоря, апостол Пётр, одержимый гордостью и самолюбованием, не мог не хотеть думать, что на самом деле это он автор Евангелия (таки подсказывал субъевангелистам, как «довыразить»!). Это желание должно было металлом психотравм пронизывать души адептов. Так что нет ровным счётом ничего неожиданного в том, что мы слышим от католических иерархобогословов, будто первым было написано евангелие от Марка, причём со слов самого Петра. А уж на основе его — все остальные. (Но откуда тогда идентичные места у Луки и Матфея, которых нет у Марка?)
Знание об убийственных некрофилических возможностях Петра помогает разобраться во многих «странностях» мировой истории (см. главу «Зверь был, и нет его, и явится»).
И даже в причине самоубийства Иуды.
Когда в предыдущих томах была предпринята попытка понять мотив самоубийства Иуды, в объяснениях, как теперь понимаю, была допущена слабина. Да, в представлении Иуды у него порушилась карьера, некоторые по этому поводу вешаются, но не все, и даже лишь небольшая часть. Должна быть некая дополнительная причина, я и тогда это чувствовал, но выразить не смог. Но после того, как была написана глава «Зверь…», всё стало ясно.
На самом деле Иуда, совершив свою часть Преступления, стал ещё б`ольшим авторитетом, но одновременно и существенно более гипнабельным. Послушным более яркому некрофилу. Стоило Иуде получить от такового психоэнергетический приказ на самоликвидацию… и он бы повесился.
Иуда был ненужным свидетелем для первосвященников — и те могли хотеть его смерти.
Но это ещё не всё.
Иуда мешал прежде всего Петру, был его конкурентом на власть в Церкви, они друг друга ненавидели. Но до Ареста и Казни они были психоэнергетически относительно независимы: Иуда был «внутренником», а Пётр—«внешником». Но после Ареста Пётр стал «сыном»; изменился и Иуда, может, и он стал «сыном», но, как бы то ни было, они уже больше не были психоэнергетически независимы…
Если бы преступление Иуды в Гефсимании было более значительным, чем у Петра, то повесился бы Пётр.
Что и говорить, карьера апостола Петра описана подробно. Подходов к этому тайному знанию много, «неправильная» спира —лишь один из них.
А может, я оправдываю Марка, Матфея и Луку потому, что и сам порой пишу двусмысленно? Да и стиль подбираю такой, чтобы он нравился способной читать публике. Образы из Евангелия тоже привлекаю не без разбора, а с «перчинкой», хотя, как мне кажется, ценно в Новом завете почти всё. (Но только «почти»: Второе послание Петра написано во второй трети II века, и Петру никак не может принадлежать, это даже современные католики не могут отрицать, относительно Первого послания Петра тоже есть серьёзные сомнения.)
Оправдываю выбор «популярных» стиля и образов так: козлы приходят и уходят, а кушать хочется всегда. Да и несправедливо по отношению к жене, чтобы она месила снег сапогами с драными подмётками. Субъевангелистам (Матфею-то в первую очередь) помогала иерархия церкви, а мне может помочь только увеличение тиража. А возможно это увеличение только за счёт «внешних», поскольку предуготованных ко спасению не так уж много, да и что-то не торопятся они поддержать работу над «КАТАРСИСом» материально.
Не подумайте, что прошу. Монтаж локальных компьютерных сетей и время от времени ремонт квартир худо-бедно кормят, до сих пор сколько уже лет обходился и дальше обойдусь — просто показываю, что и в этом отношении в нашем мире за последние две тысячи лет не изменилось ничего: в разные субиерархии пилатоненавистников деньги текут рекой, в некоторых деноминациях, кроме индульгенций-пожертвований, несут ещё и обязательную десятину (десятую часть всех доходов), — и прямо-таки любуются собой по этому поводу, полагая себя орудиями якобы Божьими, а вот на хорошее дело у этих «верующих» нет ни денег, ни времени, ни сил.
Бывает, мне помогают. Раз года в три. И имя того, кто сделал это бескорыстней прочих, внука сербского партизана весны 1941-го, я ещё прославлю (пока рано, а то будут у него неприятности).
Одни обстоятельства знакомства чего стоят.
Работала наша бригада в тот вечер в одном банке, меня послали в подвал, свет в дальней комнатке ещё не провели, стою на коленях, кручу провода на ощупь. Параллельно с нами, сетевиками-компьютерщиками, в банке работали отделочники из Югославии. Приехал исполнительный директор их фирмы, стал обходить объект. Забрался даже в подвал. Увидел меня в полутьме, остановился, — не знаю, во мне ли что разглядел, в ситуации ли, в том и другом вместе, — но не поленился подняться наверх и принести фонарик посветить. Ну, скажите, обычный стандартный начальник-исполнитель до этого допёр бы? Тем более ради человека из другой фирмы, рабочего? Видетьмогут только обладатели Тайного Знания, хотя оно может и не быть выведено на логический уровень.
Понятно, все живы: и сербские партизаны весны 1941-го, и двадцать восемь панфиловцев, и тот партизанский отряд из научных работников, и даже Пилат жив, причём, судя по всему, не в одном экземпляре.
Определённей всех авторов Нового Завета писали лишь двое — Павел и Иоанн.
Причём Иоанн, похоже, ненамного обогнал остальных субъевангелистов.
Иоанн высказался, лишь когда обрёл экономическую и пространственную независимость от Петра. Всю жизнь Иоанн помалкивал, не переча порядкам, установленным Петром, и пользовался деньгами от иерархии, а высказаться отважился лишь в старости — да и то в полузашифрованном виде.
Павел, единственный, наверное, из апостолов, который не поленился материально от Петра не зависеть — шил палатки — и тем обходился. Павел, хотя его порой и гнали «христиане» (о дружбе Петра с Павлом мы узнаём из того самого фальшивого Второго послания Петра), ходил по общинам Церкви, стараясь держаться подальше от Петра, только раз пути их пересеклись в Антиохии. По понятным причинам безопасности Павел в своих Посланиях умалчивал об инициаторах гонений на него в Церкви — и продолжал ходить по общинам.
А Пилат не стал мараться в церковных дрязгах, плюнул (слюной) и, руководствуясь Тайным Знанием, выбрал для себя самое лучшее.
глава девятнадцатая
Парадоксы самоощущений в семье префекта-прокуратора
Эта глава «Комментариев» написана исключительно по настоянию редактора. Он полагает, что недоброжелатели того взгляда на жизнь, который привёл к появлению «КАТАРСИСов», не имея логического основания опровергнуть базовые духовно-психологические идеи «Понтия Пилата» по существу, попытаются их опорочить или умалить косвенно, эмоционально—«защитой» «исторических» деталей. В частности, могут взяться опровергать то, что Понтий Пилат был
настоящим наместником —ведь в целом ряде справочников говорится, что Иудеей
всегдауправляли прокураторы (в большинстве провинций Римской империи эта должность была узко экономической и потому на неё назначали выходцев из всаднического сословия). Нападки хулителей, убедительных психоэнергетически, возможно, как опасается редактор, могут запутать даже некоторых избранных, если не будет специального с моей стороны разъяснения причины, по которой Пилат в романе, вопреки многим справочникам, назван не прокуратором, не префектом, а именно наместником.
В самом деле, существует несколько смысловых уровней слова «наместник». В котором из них оно употребляется в «Понтии Пилате»?
О Пилате мы знаем, в сущности, лишь из четырёх письменных источников:
— Нового завета (автор Протоевангелия — современник и свидетель Распятия);
— Иосифа Флавия (автор — еврей, отделённый от Распятия несколькими поколениями);
— Филона Александрийского (еврей, современник, но жил далеко от Палестины и лично Пилата не видел);
— Евсевия (официальный церковный историк, 360–440, то есть родился он спустя несколько десятилетий после того, как некрещёный жрец Всепобеждающего Солнца Константин насильственно ввёл христианство как государственную религию Рима; иными словами, вполне и непременно толпарь-исполнитель).
Главный для современных иерархобогословов авторитет — Иосиф Флавий — был непосредственным участником Иудейской войны 66–70 гг. — сначала на стороне соплеменников, а после ряда их поражений — на стороне римлян.
Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, — есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Глава 1 («Никогда не разговаривайте с неизвестными»)
В общем-то, нет ровным счётом ничего удивительного в том, что не только текст Евангелия дошёл до нас в испорченных переписчиками копиях, но и «исторические свидетельства» тоже. Разница в том, что списков Евангелия много, тип вносимых повреждений можно установить — переписчики не только пропускали строки и даже целые абзацы, но и вставляли собственные комментарии, порой загоняли в текст даже чьи-то (начальника?) на полях заметки — и, пользуясь методом экстраполяции, можно порассуждать, какие слова в первоначальных рукописях были возможны, а какие нет.
В случае же с книгами Иосифа Флавия всё много хуже.
Иосиф Флавий не только стал материалом для нужд государственной «христианской» религии, что неминуемо вело к искажению его текстов, но и путался сам. В частности, путался в определении того, которое из событий важно, а которое малозначительно. С одной стороны, Иосиф Флавий не заметил такого события, как Распятие, с другой — римские историки, перечисляя войны, только в данный год для Рима значимые, не заметили Иудейскую войну, которую он представляет так:
Иудейская война с римлянами, превосходящая не только нами пережитые, но почти все известные в истории войны…
И.Флавий. Иудейская война. Предисловие.
Издеваться над образом мышления Иосифа Флавия можно было бы долго, но мы исследуем не образ мыслей еврея-предателя, обычного конъюнктурщика-подхалима, инструмент для формирования воззрений иерархохристиан, а особенности обстоятельств внутренней жизни Понтия Пилата. Иосифа же Флавия вспомнили только по той причине, что он среди исказителей смысла Евангелия считается важным «источником» ещё и потому, что в его тексте достаточно много говорится о Понтии Пилате.
Подобные исправления вносили во все времена, во всех культурах, при каждом правителе-реформаторе, а в той или иной степени реформаторы онивсе. Различия разве в материале: во времена Аменхотепа IV имена срубали с гранитных плит и на освободившемся месте вырубали новые, а во времена Сталина — лица на архивных фотографиях зачерняли или весь документ полностью уничтожали. Но те и другие исправляли прежде всего имена.
Единственный значимый для евангельского повествования персонаж, упоминаемый в подправленной рукописи Иосифа Флавия, — Понтий Пилат. Он для иерархического ума не простой персонаж, при котором произошло Распятие, а точка приложения ненависти. Именно поэтому он, а не император Тиберий, вошёл в основополагающий документ — Никейско-Константинопольский символ веры: «пострадал при Понтии Пилате»…
В самом деле, существует несколько смысловых уровней слова «наместник». В котором из них оно употребляется в «Понтии Пилате»?
О Пилате мы знаем, в сущности, лишь из четырёх письменных источников:
— Нового завета (автор Протоевангелия — современник и свидетель Распятия);
— Иосифа Флавия (автор — еврей, отделённый от Распятия несколькими поколениями);
— Филона Александрийского (еврей, современник, но жил далеко от Палестины и лично Пилата не видел);
— Евсевия (официальный церковный историк, 360–440, то есть родился он спустя несколько десятилетий после того, как некрещёный жрец Всепобеждающего Солнца Константин насильственно ввёл христианство как государственную религию Рима; иными словами, вполне и непременно толпарь-исполнитель).
Главный для современных иерархобогословов авторитет — Иосиф Флавий — был непосредственным участником Иудейской войны 66–70 гг. — сначала на стороне соплеменников, а после ряда их поражений — на стороне римлян.
Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, — есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Глава 1 («Никогда не разговаривайте с неизвестными»)
В общем-то, нет ровным счётом ничего удивительного в том, что не только текст Евангелия дошёл до нас в испорченных переписчиками копиях, но и «исторические свидетельства» тоже. Разница в том, что списков Евангелия много, тип вносимых повреждений можно установить — переписчики не только пропускали строки и даже целые абзацы, но и вставляли собственные комментарии, порой загоняли в текст даже чьи-то (начальника?) на полях заметки — и, пользуясь методом экстраполяции, можно порассуждать, какие слова в первоначальных рукописях были возможны, а какие нет.
В случае же с книгами Иосифа Флавия всё много хуже.
Иосиф Флавий не только стал материалом для нужд государственной «христианской» религии, что неминуемо вело к искажению его текстов, но и путался сам. В частности, путался в определении того, которое из событий важно, а которое малозначительно. С одной стороны, Иосиф Флавий не заметил такого события, как Распятие, с другой — римские историки, перечисляя войны, только в данный год для Рима значимые, не заметили Иудейскую войну, которую он представляет так:
Иудейская война с римлянами, превосходящая не только нами пережитые, но почти все известные в истории войны…
И.Флавий. Иудейская война. Предисловие.
Издеваться над образом мышления Иосифа Флавия можно было бы долго, но мы исследуем не образ мыслей еврея-предателя, обычного конъюнктурщика-подхалима, инструмент для формирования воззрений иерархохристиан, а особенности обстоятельств внутренней жизни Понтия Пилата. Иосифа же Флавия вспомнили только по той причине, что он среди исказителей смысла Евангелия считается важным «источником» ещё и потому, что в его тексте достаточно много говорится о Понтии Пилате.
Подобные исправления вносили во все времена, во всех культурах, при каждом правителе-реформаторе, а в той или иной степени реформаторы онивсе. Различия разве в материале: во времена Аменхотепа IV имена срубали с гранитных плит и на освободившемся месте вырубали новые, а во времена Сталина — лица на архивных фотографиях зачерняли или весь документ полностью уничтожали. Но те и другие исправляли прежде всего имена.
Единственный значимый для евангельского повествования персонаж, упоминаемый в подправленной рукописи Иосифа Флавия, — Понтий Пилат. Он для иерархического ума не простой персонаж, при котором произошло Распятие, а точка приложения ненависти. Именно поэтому он, а не император Тиберий, вошёл в основополагающий документ — Никейско-Константинопольский символ веры: «пострадал при Понтии Пилате»…