Страница:
— Не в том смысле. Девчонки настоящие, дети лет тринадцати. Совершеннейший ужас.
— И ты таскаешь весь этот детский сад за собой по Запределью? Ты совсем рехнулся? Мало тебя дамочка шарахнула по способностям, надо было чем потяжелее по голове твоей бестолковой, проблем было бы меньше.
— Это точно, только это не я их, а они меня по измерениям таскают. Им, видите ли, в Москву по делу срочно.
— Они ж туда за всю жизнь не допрыгают с таким проводником.
— Главное, чтобы выбрались из Ваурии. У них полные карманы палочек, как-нибудь доберутся.
— А могу я узнать, как давно вы здесь гуляете? — с подозрительным ехидством поинтересовался Локи.
— Да уж скоро третьи сутки, — и тут до меня дошло. — О, Великий Мерлин!
— Да уж, стоит поторопиться. На все про все пара часов, а у тебя еще прорва работы.
— Говори, что делать, — взмолился я, — или из стадии хуже не будет мы перепрыгнем в положение хуже некуда.
Глава 23
Глава 24
— И ты таскаешь весь этот детский сад за собой по Запределью? Ты совсем рехнулся? Мало тебя дамочка шарахнула по способностям, надо было чем потяжелее по голове твоей бестолковой, проблем было бы меньше.
— Это точно, только это не я их, а они меня по измерениям таскают. Им, видите ли, в Москву по делу срочно.
— Они ж туда за всю жизнь не допрыгают с таким проводником.
— Главное, чтобы выбрались из Ваурии. У них полные карманы палочек, как-нибудь доберутся.
— А могу я узнать, как давно вы здесь гуляете? — с подозрительным ехидством поинтересовался Локи.
— Да уж скоро третьи сутки, — и тут до меня дошло. — О, Великий Мерлин!
— Да уж, стоит поторопиться. На все про все пара часов, а у тебя еще прорва работы.
— Говори, что делать, — взмолился я, — или из стадии хуже не будет мы перепрыгнем в положение хуже некуда.
Глава 23
Локи отвлек надсмотрщика, устроив средней паршивости бунт на корабле. Я временно остался без партнера и под шумок смылся к Ронни. За Локи я особо не переживал, плевать он хотел на все их наказания, это ему как ласковый шлепок с его уровнем медитации.
Рональд так озаботился работой и собственной персоной, что в первый момент меня даже не признал. Я схватил с земли камень, сорвал с шеи Ронни плетуна и прихлопнул паука изо всех сил.
— Слушай меня внимательно, на повторение времени не будет. Сейчас ты рванешь в лес и изо всех сил будешь бежать против солнца. В той стороне обрыв, где остались девочки. Так, вот тебе мое кольцо-индикатор, на карточке он единственный алого цвета. У тебя будет сдвоенная точка, сине-красная, если ты не потерял свое кольцо. Вот карта, — слава богу, я сунул ее в задний карман джинсов, и вороватым аборигенам она не досталась, — берешь девчонок за руки, ищешь на небе мерцающую голубую точку и прыгаешь в этом направлении с открытыми глазами. Постарайся не упускать ее из вида, это как маяк. Все, беги, больше я ничем не могу тебе помочь. Удачи, пять минут форы у тебя есть.
— А ты? Как же ты без кольца?
— Мне оно уже не понадобится, — сдуру брякнул я и испортил все дело. Произошло то, чего я опасался. Ронни уперся, как ишак и с идиотской решимостью в глазах заявил:
— Без тебя я никуда не пойду.
— Палочки действуют еще три часа. Если ты не поторопишься, мы все сгинем в этом чертовом измерении. Геройствовать будешь потом, а сейчас спасай девчонок. Да, блокнот с маршрутом у Алисы, я ей все объяснил. Для ориентира имей в виду, что мы в Ваурии.
— Я не пойду, — упрямо повторил Ронни. — Они тебя убьют.
— Если ты потеряешь еще хоть секунду, они убьют нас обоих. А ну, дуй отсюда!
Видимо, хоть что-то от Волшебника в моих глазах осталось. Под моим взглядом Ронни стреканул к лесу так, что пятки засверкали. И очень вовремя, надо сказать. Трое кафтанщиков уже бежали к нам, размахивая хлыстами. В пути они разделились. Один бросился за Ронни, двое других направились ко мне.
Я схватил камень и метнул его в погнавшегося за Рональдом надсмотрщика. Слава Мерлину, не давшему мне промахнуться, мужик рухнул, как подкошенный. Ронни скрылся в лесу и больше его судьба никого, исключая меня, не интересовала.
Когда надсмотрщики подбежали ко мне, раздался чуть слышный свист. Паук на моей шее среагировал мгновенно. Цепь на руках взвилась вверх, перепрыгнула через голову и сжалась, как пружина. Браслеты на запястьях срослись друг с другом, сковав мне руки за спиной. Ошейник немедленно ощерился острыми шипами и выплюнул еще одну цепь. Один из надсмотрщиков тут же накрутил ее на руку и поволок меня за собой на золотом поводке, как дрессированного медведя по ярмарке. Второй шел следом и подгонял меня ударами кнута, впрочем, напрасно. Меры усиленной безопасности, предпринятые плетуном, позволяли мне двигаться только мелкими шажками, так как цепь на щиколотках укоротилась. К тому же разбитая утром нога все еще болела, и я ощутимо хромал. Я вообще старался передвигаться по возможности аккуратно, ибо резкий поворот головы был чреват сломанной о шипы шеей, а это в мои планы не входило. Интересно, под какую статью я по их разумению попадаю: попытка побега или подстрекательство к бунту? Я бы предпочел последнее. Перспектив все равно никаких, уж лучше сразу, чем всю жизнь под кнутом. Убивать будут или воспитывать?
Пока я предавался размышлениям о будущем, мы прошли поле, бараки и вышли на узенькую, мощеную булыжниками улицу. Звону от моего передвижения поприбавилось. Под него-то мы и добрались до подобия ратуши.
Во двор, в дом, направо, налево — и тут под ногами я увидел лестницу: бесконечная вереница ступеней, ведущая вниз. Спускаться было очень тяжело, мешала короткая тяжелая цепь на ногах. Одно неловкое движение — и покачусь по ступенькам, как колобок. Ощущение у самого горла острых, как ножи шипов, не придавало мне уверенности, и шел я очень медленно, хотя шедший сзади надсмотрщик так старательно подгонял меня ударами кнута, что спина и плечи болели уже более чем сильно.
Наконец, мы добрались до цели. Маленькая темная каморка. Вместо окна чадящий факел на стене. У стены в кресле кто-то сидит, но во тьме его почти не видно. Кафтанщики удалились, закрыв дверь.
— Вот ты какой, Посланец, — голос был бархатно-насмешливым.
Я поискал глазами, куда бы присесть, ничего не обнаружил и понял, что придется стоять. Что он несет, какой посланец? Или у меня от непривычных нагрузок в голове помутилось, или он что-то перепутал.
— Я тебя совсем другим представлял, — продолжал невидимый собеседник. — Ты пришел, как было предсказано Таррой, мы ждали тебя.
Черная Книга Перемен предсказала, что паршивцу Ронни приспичит скакать по пограничным измерениям, Варвара в злобе заклянет меня человеком, а я сломя голову полезу в авантюру для самоубийц? Никогда не поверю. Да и не та я персона, чтоб меня предсказывала священная Книга Запределья. Ничего не понимаю, но лучше помолчу.
Глаза понемногу привыкли к темноте, и я смог, наконец, разглядеть обладателя загадочного голоса. Что-то очень знакомо мне его лицо. Красивое, холеное, абсолютно безвозрастное, с холодными голубыми глазами. Великолепная седая шевелюра, аккуратно постриженная и ухоженная, не делала его стариком, а придавала какое-то зловещее благородство. Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего от этой встречи ждать не стоит, хоть и говорит он весьма миролюбиво.
— Что ж ты молчишь? — осведомился незнакомец. — Скажи что-нибудь, я хочу слышать твой голос.
И что я ему должен сказать, с его точки зрения? А с моей? Ну, например, я бы не отказался присесть и избавиться от кандалов, пусть и золотых. Это я и высказал своему собеседнику.
Он, мгновение помедлив, щелкнул пальцами. Руки и ноги мои в ту же секунду освободились от цепей, остался только зубастый ошейник и паук-плетун на плече.
— Окажи любезность, — он смотрел на меня колючими глазами-льдинками, и от одного его взгляда неприятный холодок пробежал по моему позвоночнику. — Покажи мне свою спину.
Это еще зачем? Проверяет работу своих подчиненных или сам решил плетью поразмяться? Я молча повернулся. Пусть смотрит, не жаль.
— Все правильно, — пробормотал он, — отлично. Можешь повернуться.
Ничего не понял. Что он там разглядел, кроме синяков? Еще щелчок — и перед креслом, где сидел незнакомец, появился табурет.
— Садись, скоро и эта роскошь будет тебе недоступна.
Ну, насчет роскоши мы еще посмотрим. У меня все-таки третий уровень медитации, а за табуреточку премного благодарны, наработался я сегодня до судорог. Вслух я ограничился простым «спасибо» и плюхнулся на табурет.
— Господин, — без всякого выражения сказал незнакомец.
— Что? — не понял я, видно, состояние покоя плохо действует на мою сообразительность.
— Ты должен называть меня «господин», — терпеливо пояснил он мне. — Все-таки ты говоришь с Магистром.
Силы небесные, сохрани меня, Мерлин, я вспомнил эту рожу. Она во всех книгах по пограничным перемещениям на первых страницах. Это же Таур, Черный Магистр и Властелин Запределья. Вот, значит, с кем пообщаться привалило. Локи же говорил о Ваурии и Магистре, просто тогда я внимания не обратил. А ведь это все. Конец. Таур Волшебников не милует. На легкую смерть можно не рассчитывать. Эх, Локи, почему ты не сказал, что мы провалились в Запределье? Я даже читал чьи-то мемуары о пребывании здесь. Как сейчас помню, называлась книжка «Пленники Запределья». Ну да, героически-мученическая смерть мне гарантирована. Если верить автору, Волшебников здесь казнят сотней золотых стрел или насмерть забивают камнями. Завораживающая перспектива.
— А у тебя красивый голос, — задумчиво сказал Таур. — Ты много моложе, чем я думал. Как ты ухитрился стать Волшебником в таком возрасте?
Я предпочел промолчать, полагая, что требуемое Тауром обращение «господин» просто застрянет у меня в горле.
— Сколько тебе лет? — продолжал допрос магистр. — По-эйрскому исчислению.
— Двадцать пять, — больше молчать было чревато, но «господин» я так из себя и не выдавил.
— Господин, — терпеливо напомнил Таур. — Как твое имя?
— Инсилай.
Магистр пристально посмотрел на меня ледяными глазами, и бич искристого голубого огня хлестнул меня по лицу, взявшись неизвестно откуда и исчезнув неизвестно куда. Грубо, но доходчиво. Я невольно прижал руку к щеке.
— Господин, — в третий раз повторил Таур без малейшего раздражения. — Золотой Илай… все правильно. Ты должен был придти, и ты пришел.
— Что? — растерялся я. Вторая пощечина была куда больнее предыдущей.
— Инс, по старо-эйрски, золото, — любезно объяснил Таур. — Зачем же ты явился, Илай?
Хотел бы и я это знать. Так звезды встали.
Не дождавшись ответа, магистр сказал:
— Ты должен отвечать, когда тебя спрашивают.
— Я не знаю… господин, — выдавил я из себя требуемое обращение. Теперь, похоже, ему не понравился тон. Голубая вспышка не церемонилась Я стер плечом кровь с рассеченной губы.
— Ты должен отвечать правду. Зачем ты помог бежать своему соседу? Ты ведь знал, что за это придется платить собственной болью.
Ну что тут ответишь? Что в лесу остались две беспомощные девчонки с карикусом и драконом, что только лентяй Ронни может вытащить их отсюда, что у него такая аллергия на работу, что при местном распорядке дня он больше недели не протянет? Я снова промолчал. Очередная вспышка хлестнула по лицу. Да пошел ты со своими молниями, господин Таур, мы слабые, но ужасно гордые. Магистр снова уставился на меня своими голубыми глазами. Помолчал немного, встал с кресла и подошел ко мне.
— Тебе придется подождать, — сказал Властелин Запределья. — Не бойся, ты пробудешь здесь недолго. Просто я еще не решил, что делать с тобой. Я должен подумать. Ты слишком упрямый, закон существует много веков, а Тарра предсказала битву.
Он махнул рукой, и черный платок завязал мне глаза. Потом Таур вышел из комнаты, я хорошо слышал, как скрипнула дверь.
Ну, он и наговорил, таинственный и загадочный. Глаза-то зачем завязал, что я увижу в этой клетушке, кроме темноты? Но стоило мне поднять руки, чтоб избавиться от повязки, как неведомая сила швырнула меня к стене. Руки и ноги сами собой раскинулись в стороны и буквально приросли к каменной кладке.
Я дернулся, чтобы избавиться хотя бы от мокрого холода камней у лопаток и немедленно почувствовал, как уперлись в мою шею золотые клыки шипов. Смертельный холод начал медленно заливать тело. Ноги оторвались от пола, и я завис у стены, ослепленный и парализованный.
Силы мои вдруг начали таять, как сахар в горячем чае. Онемели кончики пальцев, закружилась голова, бешеными толчками забилось сердце. Странно, не было никакого видимого воздействия, но мне вдруг показалось, что я умираю. Будто истекаю кровью из смертельной раны, хотя раны никакой не было. Я понял — это и есть Черная Башня. Хотя вернее было бы назвать ее Черным Колодцем, так как она устремляла свою вершину не вверх, а вниз.
Уже через полчаса пребывания в этом богом проклятом месте мне казалось, что в жилах моих течет не кровь, а дистиллированная вода. Еще пару часов в этой холодной темноте — и я умру без посторонней помощи. Просто легкие перестанут дышать, а сердце биться. Мое тело и мой дух существовали вне зависимости друг от друга. Тело медленно умирало, а дух с философским спокойствием взирал на это со стороны. От этой раздвоенности я окончательно потерял спокойствие и задергался в невидимой паутине, что стоило мне последних сил и расцарапанной в кровь шеи. Странно, но боль меня уже не волновала, видно, мой разум спелся с моим блудным духом и наплевал на беспомощное тело. Дух мой рвался на свободу, и я был с ним почти солидарен.
Там в высоте мерцала ярко-синяя точка. Она пульсировала, как маяк, и я сразу понял, что именно о ней говорил Локи. Потом к ней стремительно приблизилась другая, такая же яркая, они слились воедино, вспыхнули и исчезли с горизонта. Я понял, что Ронни все же удалось убраться из этого ада. Теперь я был свободен от всех обязательств и абсолютно волен в желаниях. В отличие от полной неопределенности в состоянии, желания мои были весьма конкретны. Я устал и хотел покоя. Свободу духу и разуму! Как только я пришел к такому выводу, скрипнула дверь. И в тот же момент тело рухнуло на пол. Дух и разум трусливо метнулись в него, и мое растроившееся «я» собралось воедино. Я кое-как поднялся на ноги.
— Можешь снять повязку, — сообщил мне голос Таура.
Я с удовольствием воспользовался его разрешением и стянул с лица платок. В дверях стоял Черный Магистр. Из-за его спины выглядывал невысокий крепыш с хитрющей лисьей физиономией. В темноте коридора, словно чуя жертву, самостоятельно резвилась плетка-семихвостка. Она посвистывала в воздухе, выписывая замысловатые зигзаги.
— Это Арси, — заметив мой взгляд, пояснил Таур. — Правая рука, главный советник. Он будет присутствовать при исполнении приговора, чтобы не было ненужных сплетен. У нас обожают болтать о судейском беспределе. Я не боюсь тебя, Золотой Илай, закон Запределья не будет нарушен даже ради Посланника. Я мог бы сделать так, чтобы ты просто не вышел из этой Башни, но я решил по-другому. Ты получишь только то, что заслужил по закону, — Таур выдержал паузу. Наверно, дал мне время проникнуться чувством страха, но поскольку я мало что понял из его речи, то и испугаться не успел. — Ты будешь наказан за содействие побегу и подстрекательство к бунту. Об этом тебя предупреждал городской совет, так что ничего личного.
Он будто оправдывался передо мной, с таким усилием давалось ему каждое слово.
— Это не я обрекаю тебя на смерть, а твое пренебрежение законами Ваурии. Никто не заставлял тебя делать то, что ты сделал, но за твои действия в Альваре положена смертная казнь. Я не уклоняюсь от Битвы, я готов, но сначала ты выяснишь свои отношения с правосудием. Это справедливо. Я не могу отменить закон, но в моих силах как-то смягчить для тебя приговор. Слишком много говорила о тебе Тарра, для многих несознательных граждан ты задолго до своего появления стал кумиром. Имя твое уже обросло тайной и легендами. Неразумно пороть легенду на городской площади, не так ли? Если прикасаешься к идолу, совсем не обязательно разбивать его на глазах у толпы. Я решил, что народ Запределья не увидит твоего позора. Это небольшое отступление от закона — мой подарок тебе. За попытку побега тебя накажут здесь, но три ночи перед смертью ты проведешь на площади. В клетке перед ратушей без воды и пищи. Страна должна верить в торжество закона. Потом тебя казнят. Это будет красиво и торжественно. Легенда погибнет в ореоле славы, как и положено легенде. Кумиры навечно остаются кумирами, только если умирают вовремя. Сохраним традицию. А теперь, раздевайся, приговор будет приведен в исполнение немедленно.
Он махнул рукой, и ощерившийся острыми клыками ошейник превратился в безобидный золотой обруч. Интересно, как он ухитряется колдовать в этом безэнергетичном мире?
Посреди моей темницы материализовалась широкая неструганная лавка. Я вспомнил слова Локи: «Если бьют в башне — ты почти труп», — и шарахнулся от нее, как от чумы. Таур расхохотался.
— Что с тобой, Илай? Ты ведь знал, на что идешь.
Я прижался к стене. В камеру влетела танцующая в воздухе плеть. Советник Арси бесстрастно наблюдал за происходящим.
— Эй, веревка, — бросил куда-то в темноту коридора Таур, — осужденный сопротивляется приведению приговора в исполнение.
— Впервые вижу приговор без суда, — огрызнулся я, не в силах отвести взгляд от плети, с нетерпением меня ожидавшей. Хоть меня еще и пальцем не тронули, а руки уже похолодели от ощущения близкой опасности, и неприятный холодок пробежал между лопаток.
— Не глупи, Илай, — посоветовал Магистр. — В Ваурии я для тебя — суд высшей инстанции. Вынесенный мной приговор обжалованию не подлежит. Ты пленник, и решать твою участь я могу без суда и следствия. Ты нарушил закон нашей страны и будешь наказан. Согласен ты с этим или нет — значения не имеет.
Теперь рядом с плетью в камере извивалась грубая плетеная веревка. Их дикий танец завораживал, как взгляд змеи.
Запястья, щиколотки и ягодицы заболели авансом, предчувствуя момент расплаты. Я еще крепче прижался к стене, будто она могла защитить меня от расправы.
— Ты волнуешься и делаешь глупости, — спокойно сказал Таур. — Советую успокоиться, раздеться и лечь на лавку. В этом случае тебя только привяжут и выпорют. Если ты продолжишь упорствовать, наказание будет ужесточено.
Не знаю, что на меня нашло. Может, достали туманные — как в плохом рыцарском романе — рассуждения Магистра о нашем будто бы предначертанном сражении, может, это лицемерное — я, мол, ум, честь и совесть местного правосудия.… Собрав остатки сил и гордости, я выпрямился, посмотрел в холодные голубые глаза и усмехнулся:
— Да пошел ты… господин!
Рональд так озаботился работой и собственной персоной, что в первый момент меня даже не признал. Я схватил с земли камень, сорвал с шеи Ронни плетуна и прихлопнул паука изо всех сил.
— Слушай меня внимательно, на повторение времени не будет. Сейчас ты рванешь в лес и изо всех сил будешь бежать против солнца. В той стороне обрыв, где остались девочки. Так, вот тебе мое кольцо-индикатор, на карточке он единственный алого цвета. У тебя будет сдвоенная точка, сине-красная, если ты не потерял свое кольцо. Вот карта, — слава богу, я сунул ее в задний карман джинсов, и вороватым аборигенам она не досталась, — берешь девчонок за руки, ищешь на небе мерцающую голубую точку и прыгаешь в этом направлении с открытыми глазами. Постарайся не упускать ее из вида, это как маяк. Все, беги, больше я ничем не могу тебе помочь. Удачи, пять минут форы у тебя есть.
— А ты? Как же ты без кольца?
— Мне оно уже не понадобится, — сдуру брякнул я и испортил все дело. Произошло то, чего я опасался. Ронни уперся, как ишак и с идиотской решимостью в глазах заявил:
— Без тебя я никуда не пойду.
— Палочки действуют еще три часа. Если ты не поторопишься, мы все сгинем в этом чертовом измерении. Геройствовать будешь потом, а сейчас спасай девчонок. Да, блокнот с маршрутом у Алисы, я ей все объяснил. Для ориентира имей в виду, что мы в Ваурии.
— Я не пойду, — упрямо повторил Ронни. — Они тебя убьют.
— Если ты потеряешь еще хоть секунду, они убьют нас обоих. А ну, дуй отсюда!
Видимо, хоть что-то от Волшебника в моих глазах осталось. Под моим взглядом Ронни стреканул к лесу так, что пятки засверкали. И очень вовремя, надо сказать. Трое кафтанщиков уже бежали к нам, размахивая хлыстами. В пути они разделились. Один бросился за Ронни, двое других направились ко мне.
Я схватил камень и метнул его в погнавшегося за Рональдом надсмотрщика. Слава Мерлину, не давшему мне промахнуться, мужик рухнул, как подкошенный. Ронни скрылся в лесу и больше его судьба никого, исключая меня, не интересовала.
Когда надсмотрщики подбежали ко мне, раздался чуть слышный свист. Паук на моей шее среагировал мгновенно. Цепь на руках взвилась вверх, перепрыгнула через голову и сжалась, как пружина. Браслеты на запястьях срослись друг с другом, сковав мне руки за спиной. Ошейник немедленно ощерился острыми шипами и выплюнул еще одну цепь. Один из надсмотрщиков тут же накрутил ее на руку и поволок меня за собой на золотом поводке, как дрессированного медведя по ярмарке. Второй шел следом и подгонял меня ударами кнута, впрочем, напрасно. Меры усиленной безопасности, предпринятые плетуном, позволяли мне двигаться только мелкими шажками, так как цепь на щиколотках укоротилась. К тому же разбитая утром нога все еще болела, и я ощутимо хромал. Я вообще старался передвигаться по возможности аккуратно, ибо резкий поворот головы был чреват сломанной о шипы шеей, а это в мои планы не входило. Интересно, под какую статью я по их разумению попадаю: попытка побега или подстрекательство к бунту? Я бы предпочел последнее. Перспектив все равно никаких, уж лучше сразу, чем всю жизнь под кнутом. Убивать будут или воспитывать?
Пока я предавался размышлениям о будущем, мы прошли поле, бараки и вышли на узенькую, мощеную булыжниками улицу. Звону от моего передвижения поприбавилось. Под него-то мы и добрались до подобия ратуши.
Во двор, в дом, направо, налево — и тут под ногами я увидел лестницу: бесконечная вереница ступеней, ведущая вниз. Спускаться было очень тяжело, мешала короткая тяжелая цепь на ногах. Одно неловкое движение — и покачусь по ступенькам, как колобок. Ощущение у самого горла острых, как ножи шипов, не придавало мне уверенности, и шел я очень медленно, хотя шедший сзади надсмотрщик так старательно подгонял меня ударами кнута, что спина и плечи болели уже более чем сильно.
Наконец, мы добрались до цели. Маленькая темная каморка. Вместо окна чадящий факел на стене. У стены в кресле кто-то сидит, но во тьме его почти не видно. Кафтанщики удалились, закрыв дверь.
— Вот ты какой, Посланец, — голос был бархатно-насмешливым.
Я поискал глазами, куда бы присесть, ничего не обнаружил и понял, что придется стоять. Что он несет, какой посланец? Или у меня от непривычных нагрузок в голове помутилось, или он что-то перепутал.
— Я тебя совсем другим представлял, — продолжал невидимый собеседник. — Ты пришел, как было предсказано Таррой, мы ждали тебя.
Черная Книга Перемен предсказала, что паршивцу Ронни приспичит скакать по пограничным измерениям, Варвара в злобе заклянет меня человеком, а я сломя голову полезу в авантюру для самоубийц? Никогда не поверю. Да и не та я персона, чтоб меня предсказывала священная Книга Запределья. Ничего не понимаю, но лучше помолчу.
Глаза понемногу привыкли к темноте, и я смог, наконец, разглядеть обладателя загадочного голоса. Что-то очень знакомо мне его лицо. Красивое, холеное, абсолютно безвозрастное, с холодными голубыми глазами. Великолепная седая шевелюра, аккуратно постриженная и ухоженная, не делала его стариком, а придавала какое-то зловещее благородство. Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего от этой встречи ждать не стоит, хоть и говорит он весьма миролюбиво.
— Что ж ты молчишь? — осведомился незнакомец. — Скажи что-нибудь, я хочу слышать твой голос.
И что я ему должен сказать, с его точки зрения? А с моей? Ну, например, я бы не отказался присесть и избавиться от кандалов, пусть и золотых. Это я и высказал своему собеседнику.
Он, мгновение помедлив, щелкнул пальцами. Руки и ноги мои в ту же секунду освободились от цепей, остался только зубастый ошейник и паук-плетун на плече.
— Окажи любезность, — он смотрел на меня колючими глазами-льдинками, и от одного его взгляда неприятный холодок пробежал по моему позвоночнику. — Покажи мне свою спину.
Это еще зачем? Проверяет работу своих подчиненных или сам решил плетью поразмяться? Я молча повернулся. Пусть смотрит, не жаль.
— Все правильно, — пробормотал он, — отлично. Можешь повернуться.
Ничего не понял. Что он там разглядел, кроме синяков? Еще щелчок — и перед креслом, где сидел незнакомец, появился табурет.
— Садись, скоро и эта роскошь будет тебе недоступна.
Ну, насчет роскоши мы еще посмотрим. У меня все-таки третий уровень медитации, а за табуреточку премного благодарны, наработался я сегодня до судорог. Вслух я ограничился простым «спасибо» и плюхнулся на табурет.
— Господин, — без всякого выражения сказал незнакомец.
— Что? — не понял я, видно, состояние покоя плохо действует на мою сообразительность.
— Ты должен называть меня «господин», — терпеливо пояснил он мне. — Все-таки ты говоришь с Магистром.
Силы небесные, сохрани меня, Мерлин, я вспомнил эту рожу. Она во всех книгах по пограничным перемещениям на первых страницах. Это же Таур, Черный Магистр и Властелин Запределья. Вот, значит, с кем пообщаться привалило. Локи же говорил о Ваурии и Магистре, просто тогда я внимания не обратил. А ведь это все. Конец. Таур Волшебников не милует. На легкую смерть можно не рассчитывать. Эх, Локи, почему ты не сказал, что мы провалились в Запределье? Я даже читал чьи-то мемуары о пребывании здесь. Как сейчас помню, называлась книжка «Пленники Запределья». Ну да, героически-мученическая смерть мне гарантирована. Если верить автору, Волшебников здесь казнят сотней золотых стрел или насмерть забивают камнями. Завораживающая перспектива.
— А у тебя красивый голос, — задумчиво сказал Таур. — Ты много моложе, чем я думал. Как ты ухитрился стать Волшебником в таком возрасте?
Я предпочел промолчать, полагая, что требуемое Тауром обращение «господин» просто застрянет у меня в горле.
— Сколько тебе лет? — продолжал допрос магистр. — По-эйрскому исчислению.
— Двадцать пять, — больше молчать было чревато, но «господин» я так из себя и не выдавил.
— Господин, — терпеливо напомнил Таур. — Как твое имя?
— Инсилай.
Магистр пристально посмотрел на меня ледяными глазами, и бич искристого голубого огня хлестнул меня по лицу, взявшись неизвестно откуда и исчезнув неизвестно куда. Грубо, но доходчиво. Я невольно прижал руку к щеке.
— Господин, — в третий раз повторил Таур без малейшего раздражения. — Золотой Илай… все правильно. Ты должен был придти, и ты пришел.
— Что? — растерялся я. Вторая пощечина была куда больнее предыдущей.
— Инс, по старо-эйрски, золото, — любезно объяснил Таур. — Зачем же ты явился, Илай?
Хотел бы и я это знать. Так звезды встали.
Не дождавшись ответа, магистр сказал:
— Ты должен отвечать, когда тебя спрашивают.
— Я не знаю… господин, — выдавил я из себя требуемое обращение. Теперь, похоже, ему не понравился тон. Голубая вспышка не церемонилась Я стер плечом кровь с рассеченной губы.
— Ты должен отвечать правду. Зачем ты помог бежать своему соседу? Ты ведь знал, что за это придется платить собственной болью.
Ну что тут ответишь? Что в лесу остались две беспомощные девчонки с карикусом и драконом, что только лентяй Ронни может вытащить их отсюда, что у него такая аллергия на работу, что при местном распорядке дня он больше недели не протянет? Я снова промолчал. Очередная вспышка хлестнула по лицу. Да пошел ты со своими молниями, господин Таур, мы слабые, но ужасно гордые. Магистр снова уставился на меня своими голубыми глазами. Помолчал немного, встал с кресла и подошел ко мне.
— Тебе придется подождать, — сказал Властелин Запределья. — Не бойся, ты пробудешь здесь недолго. Просто я еще не решил, что делать с тобой. Я должен подумать. Ты слишком упрямый, закон существует много веков, а Тарра предсказала битву.
Он махнул рукой, и черный платок завязал мне глаза. Потом Таур вышел из комнаты, я хорошо слышал, как скрипнула дверь.
Ну, он и наговорил, таинственный и загадочный. Глаза-то зачем завязал, что я увижу в этой клетушке, кроме темноты? Но стоило мне поднять руки, чтоб избавиться от повязки, как неведомая сила швырнула меня к стене. Руки и ноги сами собой раскинулись в стороны и буквально приросли к каменной кладке.
Я дернулся, чтобы избавиться хотя бы от мокрого холода камней у лопаток и немедленно почувствовал, как уперлись в мою шею золотые клыки шипов. Смертельный холод начал медленно заливать тело. Ноги оторвались от пола, и я завис у стены, ослепленный и парализованный.
Силы мои вдруг начали таять, как сахар в горячем чае. Онемели кончики пальцев, закружилась голова, бешеными толчками забилось сердце. Странно, не было никакого видимого воздействия, но мне вдруг показалось, что я умираю. Будто истекаю кровью из смертельной раны, хотя раны никакой не было. Я понял — это и есть Черная Башня. Хотя вернее было бы назвать ее Черным Колодцем, так как она устремляла свою вершину не вверх, а вниз.
Уже через полчаса пребывания в этом богом проклятом месте мне казалось, что в жилах моих течет не кровь, а дистиллированная вода. Еще пару часов в этой холодной темноте — и я умру без посторонней помощи. Просто легкие перестанут дышать, а сердце биться. Мое тело и мой дух существовали вне зависимости друг от друга. Тело медленно умирало, а дух с философским спокойствием взирал на это со стороны. От этой раздвоенности я окончательно потерял спокойствие и задергался в невидимой паутине, что стоило мне последних сил и расцарапанной в кровь шеи. Странно, но боль меня уже не волновала, видно, мой разум спелся с моим блудным духом и наплевал на беспомощное тело. Дух мой рвался на свободу, и я был с ним почти солидарен.
Там в высоте мерцала ярко-синяя точка. Она пульсировала, как маяк, и я сразу понял, что именно о ней говорил Локи. Потом к ней стремительно приблизилась другая, такая же яркая, они слились воедино, вспыхнули и исчезли с горизонта. Я понял, что Ронни все же удалось убраться из этого ада. Теперь я был свободен от всех обязательств и абсолютно волен в желаниях. В отличие от полной неопределенности в состоянии, желания мои были весьма конкретны. Я устал и хотел покоя. Свободу духу и разуму! Как только я пришел к такому выводу, скрипнула дверь. И в тот же момент тело рухнуло на пол. Дух и разум трусливо метнулись в него, и мое растроившееся «я» собралось воедино. Я кое-как поднялся на ноги.
— Можешь снять повязку, — сообщил мне голос Таура.
Я с удовольствием воспользовался его разрешением и стянул с лица платок. В дверях стоял Черный Магистр. Из-за его спины выглядывал невысокий крепыш с хитрющей лисьей физиономией. В темноте коридора, словно чуя жертву, самостоятельно резвилась плетка-семихвостка. Она посвистывала в воздухе, выписывая замысловатые зигзаги.
— Это Арси, — заметив мой взгляд, пояснил Таур. — Правая рука, главный советник. Он будет присутствовать при исполнении приговора, чтобы не было ненужных сплетен. У нас обожают болтать о судейском беспределе. Я не боюсь тебя, Золотой Илай, закон Запределья не будет нарушен даже ради Посланника. Я мог бы сделать так, чтобы ты просто не вышел из этой Башни, но я решил по-другому. Ты получишь только то, что заслужил по закону, — Таур выдержал паузу. Наверно, дал мне время проникнуться чувством страха, но поскольку я мало что понял из его речи, то и испугаться не успел. — Ты будешь наказан за содействие побегу и подстрекательство к бунту. Об этом тебя предупреждал городской совет, так что ничего личного.
Он будто оправдывался передо мной, с таким усилием давалось ему каждое слово.
— Это не я обрекаю тебя на смерть, а твое пренебрежение законами Ваурии. Никто не заставлял тебя делать то, что ты сделал, но за твои действия в Альваре положена смертная казнь. Я не уклоняюсь от Битвы, я готов, но сначала ты выяснишь свои отношения с правосудием. Это справедливо. Я не могу отменить закон, но в моих силах как-то смягчить для тебя приговор. Слишком много говорила о тебе Тарра, для многих несознательных граждан ты задолго до своего появления стал кумиром. Имя твое уже обросло тайной и легендами. Неразумно пороть легенду на городской площади, не так ли? Если прикасаешься к идолу, совсем не обязательно разбивать его на глазах у толпы. Я решил, что народ Запределья не увидит твоего позора. Это небольшое отступление от закона — мой подарок тебе. За попытку побега тебя накажут здесь, но три ночи перед смертью ты проведешь на площади. В клетке перед ратушей без воды и пищи. Страна должна верить в торжество закона. Потом тебя казнят. Это будет красиво и торжественно. Легенда погибнет в ореоле славы, как и положено легенде. Кумиры навечно остаются кумирами, только если умирают вовремя. Сохраним традицию. А теперь, раздевайся, приговор будет приведен в исполнение немедленно.
Он махнул рукой, и ощерившийся острыми клыками ошейник превратился в безобидный золотой обруч. Интересно, как он ухитряется колдовать в этом безэнергетичном мире?
Посреди моей темницы материализовалась широкая неструганная лавка. Я вспомнил слова Локи: «Если бьют в башне — ты почти труп», — и шарахнулся от нее, как от чумы. Таур расхохотался.
— Что с тобой, Илай? Ты ведь знал, на что идешь.
Я прижался к стене. В камеру влетела танцующая в воздухе плеть. Советник Арси бесстрастно наблюдал за происходящим.
— Эй, веревка, — бросил куда-то в темноту коридора Таур, — осужденный сопротивляется приведению приговора в исполнение.
— Впервые вижу приговор без суда, — огрызнулся я, не в силах отвести взгляд от плети, с нетерпением меня ожидавшей. Хоть меня еще и пальцем не тронули, а руки уже похолодели от ощущения близкой опасности, и неприятный холодок пробежал между лопаток.
— Не глупи, Илай, — посоветовал Магистр. — В Ваурии я для тебя — суд высшей инстанции. Вынесенный мной приговор обжалованию не подлежит. Ты пленник, и решать твою участь я могу без суда и следствия. Ты нарушил закон нашей страны и будешь наказан. Согласен ты с этим или нет — значения не имеет.
Теперь рядом с плетью в камере извивалась грубая плетеная веревка. Их дикий танец завораживал, как взгляд змеи.
Запястья, щиколотки и ягодицы заболели авансом, предчувствуя момент расплаты. Я еще крепче прижался к стене, будто она могла защитить меня от расправы.
— Ты волнуешься и делаешь глупости, — спокойно сказал Таур. — Советую успокоиться, раздеться и лечь на лавку. В этом случае тебя только привяжут и выпорют. Если ты продолжишь упорствовать, наказание будет ужесточено.
Не знаю, что на меня нашло. Может, достали туманные — как в плохом рыцарском романе — рассуждения Магистра о нашем будто бы предначертанном сражении, может, это лицемерное — я, мол, ум, честь и совесть местного правосудия.… Собрав остатки сил и гордости, я выпрямился, посмотрел в холодные голубые глаза и усмехнулся:
— Да пошел ты… господин!
Глава 24
То, что я вступил в бой с волшебством наказания, можно объяснить только моим послеколодезным одурением и страхом. Рассчитывать на победу не приходилось. Я просто оттягивал исполнение приговора ценой его ужесточения. Спрашивается, ну не идиот ли?
В мгновение ока с меня слетело все до нитки. Не успел я осмыслить потерю штанов, как меня подбросило в воздух и швырнуло на лавку, а веревка немедленно намертво прикрутила меня к ней. Пара ведер ледяной воды выплеснулись мне на спину прямо из высоты, и семихвостка, дорвавшись до работы, приступила к исполнению приговора.
После первого же удара я изогнулся от боли, насколько позволяли веревки, и утвердился в мысли, что не уйду отсюда на своих ногах. Черный Магистр был страшнее, чем его репутация. Истинная правда, зрителей не было, зато была Черная Башня, полностью парализовавшая мою волю и начисто лишившая меня возможности отражать удары. Я был не в состоянии сопротивляться боли, и, что хуже всего, не мог справиться со своим сознанием. Мозг отказывался подчиняться приказам, разум цепко держался за реальность. Сознание, вместо того, чтоб отключиться, фиксировало каждый удар, отдаляя завершение экзекуции на неопределенное время. Кроме традиционного объекта порки, плеть хлестала по спине, по ногам и рукам. Прав был Таур в своих предсказаниях. Сесть для меня будет до конца дней роскошь недоступная, как, впрочем, и лечь, и встать, и просто шевельнуться.
Сколько нужно времени, чтобы забить до потери сознания сильного здорового человека? Часа два? Это человека, а Волшебника? Хотя это как бить. Можно и за полчаса управиться, если постараться, а можно и на всю ночь растянуть. Тело, как чужое, бьется на лавке, будто рыба, выброшенная на берег. Не хотелось бы доставлять Магистру столько удовольствия, но сегодня победил он. Извиваюсь при каждом ударе, в кровь обдирая связанные руки и ноги, хотя изо всех сил пытаюсь сохранить неподвижность. Не получается, одурел от боли, разум рассорился с телом, они теперь каждый сам за себя. С трудом, но могу еще сдержать крик, с Таура и немого кино предостаточно. Соленый вкус крови во рту… Видно, прокусил губу в неравной борьбе со стонами.
И вдруг я словно увидел происходящее чужими глазами: обнаженное, покрытое опухшими багровыми рубцами тело судорожно вздрагивает под ударами плети. Прилипшие к покрывшемуся испариной лбу волосы, бессознательно сжатые кулаки, содранные в кровь, опухшие запястья и щиколотки. Я понимаю, что вижу себя глазами Таура, и что для него я на данный момент физическая субстанция, при каждом новом ударе дающая мощный энергетический импульс, так необходимый Магистру. Горячая волна чужой боли и отчаяния, придающая ему силы.
Кто-то ухватил меня за волосы, поднял мою голову, плеснул в лицо водой. Грохот ведер, поток ледяной воды по телу. Сознание, померкшее было, немедленно отвоевывает потерянные позиции. Я с ума сойду, все сначала. Ногти до крови вонзились в ладони, чугунно-тяжелая голова, ни одной мысли, только барабанные удары пульса в висках. Свист плети, удар, резкая боль, очередной рывок связанного, разбитого тела и опять свист плети… Сознание все же смилостивилось надо мной и погасло — не по приказу духа, а по мольбе изломанного болью тела.
— Какая экзотика, Элрой, — ухмыльнулся председатель, вертя в руках папку. — У них сейчас это модно?
— Как у них, не знаю, а местный следователь — весьма экстравагантный мужик. Часок провел в его шкуре — море ощущений.
— Ты не арестовал их, хотя имел на руках магистральный ордер. Почему?
— Они не отделимы от физической оболочки земного ребенка. Если б я извлек их, ребенок бы умер. Их ментальность поддерживает материальное тело. Велес постарался.
— А где сущность ребенка?
— Гуляет по Запределью.
— Что с Илаем?
— Не знаю, сгинул где-то во владениях Таура.
— Если он умрет, они обе будут осуждены за убийство. И ты должен будешь произвести их арест вне зависимости от земных раскладов.
— Он не умрет, — спокойно сказал Элрой.
— Ты уже стал соавтором Книги Судеб? — иронично приподнял бровь председатель.
— Книга Перемен, Тарра, предсказывает его победу.
— Черная Книга Перемен, — уточнил председатель. — Неужели ты веришь в предсказания лжепророков?
— Я верю в справедливость.
— Ладно, об этом после. Как вел себя Илай до того, как попал в Запределье?
— Нормально. В соответствии с положением.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Он вел себя как Волшебник или как человек?
— Я не вижу разницы между действиями относительно честного человека и среднестатистического Волшебника.
— Пик честности, надо полагать, пришелся как раз на тот момент, когда Илай согласился пойти в ученики к Маше.
— Тогда он был Волшебник, а сейчас — человек. Ты спрашивал о человеке.
— Да уж, самое время сразиться с Черным Магистром.
— Так упали карты.
— Таура или Илая?
— Обоих. Они должны были встретиться, и они встретились. Книга Перемен не лжет. Будет битва.
— И кто победит? — поинтересовался председатель.
— Сильнейший, — пожал плечами Элрой.
Вспомнились холодные, как арктические льды, глаза Таура. «Трое суток в клетке на площади без еды и питья, потом тебя казнят». А можно казнить меня сегодня? Я вполне готов. Солнце жарит так, будто я уже в аду, клетка раскалилась, как сковорода. Проклятое Запределье! Нельзя убить дважды, а, как Волшебник, я один раз уже умер. Если это чертово солнце не зайдет в ближайшие пару часов, я сэкономлю Ваурии оплату стрел, лучников и аренду клетки: самостоятельно умру от жары и жажды.
Нечеловеческим усилием мне удалось подняться на колени. Звякнули цепи. Идиотская фантазия заковывать полутруп в кандалы. Я осмотрелся. Народу на площади почти не было, внимания на меня никто не обращал. Нелюбопытная в Запределье публика. Если б подобное представление происходило в Мерлин-Лэнде, сбежался бы весь город. Как же меня тауровская плетка отделала! Малейшее движение причиняет одуряющую боль. А я-то еще обижался на Ронни с его молниями, подумаешь, ладошки обжег. Какие мы нежные были, с ума сойти. Зато теперь все по-взрослому. Полжизни за глоток воды! Впрочем, если верить Тауру, мне осталось так мало, что даже на глоток не наберется, особенно если ополовинить. Посмотрел, и хватит. Стараясь не делать резких движений, я осторожно лег на пол. Судя по ощущениям, присесть мне теперь суждено только в следующей жизни. Ну, попал… в страшном сне не приснится. Жара, жажда…, и не болят у меня на данный момент только джинсы. Зато в золоте, как в шоколаде, клетка — и та из чистого золота.
А ты, собственно, чего хотел? Локи предупреждал, что придется остаться на расправу. Я ее сполна и получил. Какие претензии? Меня кто-то принуждал? Нет, даже отговаривали. И какого черта меня понесло на подвиги? Нашел кому сопротивляться, расколдовавшемуся Магистру. Лег бы на их проклятую лавку добровольно, минимум втрое сократил бы количество полученных синяков. Хотя вряд ли. Таур пил мои жизненные силы с наслаждением, как хорошее вино. Не думаю, что он согласился бы не допить бокал до дна из-за того, что мне в голову пришла вдруг идея смирения. Ему нужна была моя боль, он ее и получил. Я тоже.
В мгновение ока с меня слетело все до нитки. Не успел я осмыслить потерю штанов, как меня подбросило в воздух и швырнуло на лавку, а веревка немедленно намертво прикрутила меня к ней. Пара ведер ледяной воды выплеснулись мне на спину прямо из высоты, и семихвостка, дорвавшись до работы, приступила к исполнению приговора.
После первого же удара я изогнулся от боли, насколько позволяли веревки, и утвердился в мысли, что не уйду отсюда на своих ногах. Черный Магистр был страшнее, чем его репутация. Истинная правда, зрителей не было, зато была Черная Башня, полностью парализовавшая мою волю и начисто лишившая меня возможности отражать удары. Я был не в состоянии сопротивляться боли, и, что хуже всего, не мог справиться со своим сознанием. Мозг отказывался подчиняться приказам, разум цепко держался за реальность. Сознание, вместо того, чтоб отключиться, фиксировало каждый удар, отдаляя завершение экзекуции на неопределенное время. Кроме традиционного объекта порки, плеть хлестала по спине, по ногам и рукам. Прав был Таур в своих предсказаниях. Сесть для меня будет до конца дней роскошь недоступная, как, впрочем, и лечь, и встать, и просто шевельнуться.
Сколько нужно времени, чтобы забить до потери сознания сильного здорового человека? Часа два? Это человека, а Волшебника? Хотя это как бить. Можно и за полчаса управиться, если постараться, а можно и на всю ночь растянуть. Тело, как чужое, бьется на лавке, будто рыба, выброшенная на берег. Не хотелось бы доставлять Магистру столько удовольствия, но сегодня победил он. Извиваюсь при каждом ударе, в кровь обдирая связанные руки и ноги, хотя изо всех сил пытаюсь сохранить неподвижность. Не получается, одурел от боли, разум рассорился с телом, они теперь каждый сам за себя. С трудом, но могу еще сдержать крик, с Таура и немого кино предостаточно. Соленый вкус крови во рту… Видно, прокусил губу в неравной борьбе со стонами.
И вдруг я словно увидел происходящее чужими глазами: обнаженное, покрытое опухшими багровыми рубцами тело судорожно вздрагивает под ударами плети. Прилипшие к покрывшемуся испариной лбу волосы, бессознательно сжатые кулаки, содранные в кровь, опухшие запястья и щиколотки. Я понимаю, что вижу себя глазами Таура, и что для него я на данный момент физическая субстанция, при каждом новом ударе дающая мощный энергетический импульс, так необходимый Магистру. Горячая волна чужой боли и отчаяния, придающая ему силы.
Кто-то ухватил меня за волосы, поднял мою голову, плеснул в лицо водой. Грохот ведер, поток ледяной воды по телу. Сознание, померкшее было, немедленно отвоевывает потерянные позиции. Я с ума сойду, все сначала. Ногти до крови вонзились в ладони, чугунно-тяжелая голова, ни одной мысли, только барабанные удары пульса в висках. Свист плети, удар, резкая боль, очередной рывок связанного, разбитого тела и опять свист плети… Сознание все же смилостивилось надо мной и погасло — не по приказу духа, а по мольбе изломанного болью тела.
* * *
— Они обе на Земле в единой сущности, — белый маг Элрой, дознаватель комиссии по магической этике, протянул председателю тонкую кожаную папку рыжего цвета. — Здесь все изложено.— Какая экзотика, Элрой, — ухмыльнулся председатель, вертя в руках папку. — У них сейчас это модно?
— Как у них, не знаю, а местный следователь — весьма экстравагантный мужик. Часок провел в его шкуре — море ощущений.
— Ты не арестовал их, хотя имел на руках магистральный ордер. Почему?
— Они не отделимы от физической оболочки земного ребенка. Если б я извлек их, ребенок бы умер. Их ментальность поддерживает материальное тело. Велес постарался.
— А где сущность ребенка?
— Гуляет по Запределью.
— Что с Илаем?
— Не знаю, сгинул где-то во владениях Таура.
— Если он умрет, они обе будут осуждены за убийство. И ты должен будешь произвести их арест вне зависимости от земных раскладов.
— Он не умрет, — спокойно сказал Элрой.
— Ты уже стал соавтором Книги Судеб? — иронично приподнял бровь председатель.
— Книга Перемен, Тарра, предсказывает его победу.
— Черная Книга Перемен, — уточнил председатель. — Неужели ты веришь в предсказания лжепророков?
— Я верю в справедливость.
— Ладно, об этом после. Как вел себя Илай до того, как попал в Запределье?
— Нормально. В соответствии с положением.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Он вел себя как Волшебник или как человек?
— Я не вижу разницы между действиями относительно честного человека и среднестатистического Волшебника.
— Пик честности, надо полагать, пришелся как раз на тот момент, когда Илай согласился пойти в ученики к Маше.
— Тогда он был Волшебник, а сейчас — человек. Ты спрашивал о человеке.
— Да уж, самое время сразиться с Черным Магистром.
— Так упали карты.
— Таура или Илая?
— Обоих. Они должны были встретиться, и они встретились. Книга Перемен не лжет. Будет битва.
— И кто победит? — поинтересовался председатель.
— Сильнейший, — пожал плечами Элрой.
* * *
Я открыл глаза и увидел прямо перед собой отполированную до зеркальности золотую поверхность. Все тело болело так, будто стадо единорогов станцевало на нем брачный танец. Мучительно хотелось пить. Я попытался приподняться на локтях, и с третьей попытки мне это удалось, правда, реальность закачалась перед глазами. Солнце, ратуша, площадь, уходящие в небо золотые прутья клетки. Силы небесные, никогда я не ощущал такой беспомощности.Вспомнились холодные, как арктические льды, глаза Таура. «Трое суток в клетке на площади без еды и питья, потом тебя казнят». А можно казнить меня сегодня? Я вполне готов. Солнце жарит так, будто я уже в аду, клетка раскалилась, как сковорода. Проклятое Запределье! Нельзя убить дважды, а, как Волшебник, я один раз уже умер. Если это чертово солнце не зайдет в ближайшие пару часов, я сэкономлю Ваурии оплату стрел, лучников и аренду клетки: самостоятельно умру от жары и жажды.
Нечеловеческим усилием мне удалось подняться на колени. Звякнули цепи. Идиотская фантазия заковывать полутруп в кандалы. Я осмотрелся. Народу на площади почти не было, внимания на меня никто не обращал. Нелюбопытная в Запределье публика. Если б подобное представление происходило в Мерлин-Лэнде, сбежался бы весь город. Как же меня тауровская плетка отделала! Малейшее движение причиняет одуряющую боль. А я-то еще обижался на Ронни с его молниями, подумаешь, ладошки обжег. Какие мы нежные были, с ума сойти. Зато теперь все по-взрослому. Полжизни за глоток воды! Впрочем, если верить Тауру, мне осталось так мало, что даже на глоток не наберется, особенно если ополовинить. Посмотрел, и хватит. Стараясь не делать резких движений, я осторожно лег на пол. Судя по ощущениям, присесть мне теперь суждено только в следующей жизни. Ну, попал… в страшном сне не приснится. Жара, жажда…, и не болят у меня на данный момент только джинсы. Зато в золоте, как в шоколаде, клетка — и та из чистого золота.
А ты, собственно, чего хотел? Локи предупреждал, что придется остаться на расправу. Я ее сполна и получил. Какие претензии? Меня кто-то принуждал? Нет, даже отговаривали. И какого черта меня понесло на подвиги? Нашел кому сопротивляться, расколдовавшемуся Магистру. Лег бы на их проклятую лавку добровольно, минимум втрое сократил бы количество полученных синяков. Хотя вряд ли. Таур пил мои жизненные силы с наслаждением, как хорошее вино. Не думаю, что он согласился бы не допить бокал до дна из-за того, что мне в голову пришла вдруг идея смирения. Ему нужна была моя боль, он ее и получил. Я тоже.