Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга третья. Тьма

   – Да пару, больше не надо. Дальше сам.
   – Тогда… знаешь… пусть долечивается, сколько полагается… Тут такие вот заморочки… Куда его?
   – Как? вы же говорили – сюда.
   – Ну, это если бы лечиться. Уход там и прочее. А так…
   – Понятно…
   – Ничего тебе не понятно. Жить у меня он не будет! И всё!
   – А… Тамара?
   – А что "Тамара"? Это она для умирающего была возлюбленной. После того, ну я тебе читала. А так у неё Серый. Ну, с нами всё время.
   – Ага, а у тебя значит, Игорёк? Всё время тоже с нами.
   – Угу.
   – Ясно. И как он не взревновал? Всё время вот в твоей квартире…
   – К кому? Это к тебе, что ли? – искренне расхохоталась Светлана. – Ой, извини, – спохватилась она. – Ты же гораздо старше. И всё время таким делом занят, – начала неуклюже выкарабкиваться она.
   – Да ладно тебе – отмахнулся Максим. Хотя, конечно резануло по сердцу. И не ножом. Плугом прошлась. – Так что с Николаем?
   – Да всё путём. Долечивается – и в свой интернат. Да он и сам не захотел бы ко мне.
   – Всё понял. Давай, часа через два разбудишь.
   Выздоравливающий лежал в одноместной палате. По всей вероятности – в связи с уникальностью случая. Новые знакомые Максима, видимо, уже пресыщенные его целительством, оставили их одних – всё же надо отметиться и в гимназии. "Общеукрепляющие процедуры" не вызывали такой острой боли, поэтому, во время перерывов они могли и разговаривать.
   – Вообще-то общий принцип ваших действий понятен. Какие-то специфические поля.
   Лучетерапия? Только биологическая, да? – проявил определённые знания в паранормальных явлениях Николя.
   – Да, в общем, видимо, так…
   – А почему я? Нет, я конечно, очень благодарен…
   – Светлана попросила.
   – И вы вот так, по каждой просьбе? Или…
   – Она сказала, что вы талантливый поэт. А их, по-моему, не очень много.
   – Талантливый, – горько улыбнулся Николай. – Это уж для кого как.
   – Да. У меня друг есть – тоже поэт. Вот недавно издался.
   – Издался! Издался… Знаете, у меня, может от этого и началось. На нервной почве. Написал я где-то за год… ну, порядочно по нашим меркам. И то, знаете, как началось? Был у меня день рождения. Пришли друзья- подружки. А в интернате особенно не развернёшься. Всё рядом. Вот и взяла одна из…ну да, Тамара, тетрадку со стихами. Потом сказала, что понравилось. Вот крылья и выросли. На целый сборник. Начал посылать в редакции. Понимаете, вещают со своих сайтов начинающим авторам: " Я обязательно дам вам ответ". Жду. Молчание. Вы не представляете, как оно измучивает. Нет, месяц, словно на иголках, это – ладно. А потом? Каждый день только и живёшь электронной почтой. Два месяца – молчат!
   Затем этот рецензент пишет, типа: " Знаете, решение принимает редактор, но мне он не отвечает, напишите ему сами". А я что, этому рецензенту писал что ли?
   Спрашиваю у него: "А стоит ли? Вы то лично что думаете?". Опять молчание. Бог.
   До смертного не снизошёл. Ладно. Пишу редактору. Молчание. Махнул рукой, послал ещё в несколько редакций. Молчание! Вы понимаете, если бы просто отказали, да ради Бога! Нет, молчат! Через пол-года пригрозил, что расскажу о таком отношении через Интернет. Тут же редактор сообщил, что у него, оказывается, глючит комп. А поэтому – присылайте ещё раз. Ладно, послал. И ещё через два месяца, наконец, дождался. Сборник, оказывается, прочитали и главный редактор и директор издательства. "Стихи неплохие, но не нашей серии". Как вам это нравится? Я просто умиляюсь, представляя такую картину. Подходит главный редактор к директору и говорит: "Вот, посмотри. Я прочёл. Неплохо, но никак не соображу, из нашей серии, или нет. Вот месяц уже мучаюсь! Может, у тебя соображалка лучше варит?" И теперь директор, месяц читая мой опус, чешет репку и думает: " Из нашей серии, или нет?". А потом они вдвоём решают, что неплохо, неплохо, но как- то… Поэтому лучше поберечься. А то опубликуешь, а это не из их серии. Скандал!
   Но лучше всё-же уточнить. Поэтому написали, чтобы послал им номер телефона, мол позвонят. Угадайте с одного раза, позвонили?
   – Да не переживай ты так! У них, наверное, таких тысячи! Ну, не таких, конечно, – спохватился Макс. – И потом, немодно это сейчас. Мне один издатель говорил.
   – Но этот ваш знакомый издался же!
   – Вот именно, издался. Сам. При спонсорской поддержке.
   – Но я так не хочу! Не хочу, чтобы мои книги валялись среди блатных и приблатнённых! Меня уже просветили – там всё забито блатнотой. Как влезли в этот ряд, так уже туда не протиснешься. Из другой редакции главный редактор юродствует "В публикации, к сожалению, отказано". Представляете картинку – главному редактору отказали. К его сожалению! Вот хотел опубликовать, но какой-то дядя отказал! И главный редактор, давясь рыданиями, мне об этом сообщает! Это, может, и правила хорошего тона – посочувствовать неудачнику, но сожалеть о собственном отказе! А самое смешное, через три дня пишет: – "Мы вашего сборника вообще не получали!". Нормально, да? И тоже, сообщают – "на рецензию". Потом: "На повторную рецензию". А потом – на три месяца молчок. А когда и этим пригрозил – обиделись. " Мы старались, даже две рецензии, а они денег стоят". То есть я им ещё и чуть ли не доплачивать должен!
   – Талант пробьётся!
   – Я не об этом, Максим. Бог им судья. Перед тем, как лечь в больницу, я всё скинул в самиздат. Пускай читают. Я о чёрствости, о вот этом новом барстве.
   Знаете, я вот думал – ранее на Руси были дворяне. Из века в век из поколения в поколение и с пелёнок воспитывались, как хозяева. Владыки над холопами. И этим уже особо не чванились. А теперь? Вылезет, почует власть, – и всё, тут же начинает изголяться. И во власти, и в бизнесе, и вот, в культуре тоже. Баре.
   Когда умирал, уже было примирился. А сейчас опять прожгло. Низко как-то всё это.
   Как милостыню просишь, а тебе не только не подают, но ещё и плюют в твою шапку.
   А потом в книжном вдруг… Нет, внаглую не передирают. Так, в зеркальном отражении. Вместо света вставят тьму, вместо прихода – уход, вместо первого – последнего, вместо Дьявола – Бога. А в остальном – и рифмы и идеи. Ну что им скажешь? Что о них всех думать?
   – С таким настроением… Знаешь, это какая-то надуманная проблема. Что, ни к чему другому душа не лежит? Только стихи теперь писать всю жизнь и по редакциям бегать?
   – Нет, конечно нет! Теперь я… напишу роман.
   " Неисправимый" – вздохнул Максим. Он, правда, встретился только со вторым писателем в этой жизни и не знал, какая это отрава, какой это наркотик – творчество. Зачастую, да где там зачастую, – в подавляющем большинстве – это чёрный чёрствый хлеб будней. Шумный успех – только исключение, подтверждающее правило. Но по ночам, когда в твою комнату заглядывает нескромная луна, когда уже угомонились и грудные дети за стеной, и пьяные соседи сверху, ты уходишь в другой мир. Где тоже смеются и страдают, любят и ненавидят. Но там добро, если не торжествует, то на равных со злом. Но там секс всё ещё не заменил любовь. Но там есть такие понятия, как честь и совесть. Да, там ты – творец. До поры до времени. А затем, если ты, действительно, творец, даешь право выбора своим героям. И когда они совсем повзрослеют, уходишь создавать новый юный мир. А всё остальное – тиражи, рейтинги, гонорары – суета. Порой приятная, порой – болезненная, но всё – же, суета.
   – Я напишу роман про вас! – осенило поэта. – Кто вы?
   – Нормально, да? Я напишу про вас, только кто вы? – возмутился Максим. – Пиши про тех, кого знаешь.
   – Нет. Извините. Просто… И всё же, кто вы?
   – Вот. Народный целитель. Кашперовский – младший.
   – Я бы слышал. У нас… ну, у "онко" обо всех знают.
   – Я начинающий, – усмехнулся Максим.
   – А вы… всё можете… исцелять?
   – Наверное. А что? – насторожился наш Кашперовский, ожидая очередную просьбу.
   – Тогда… может это нескромно… но всё- таки… а себя?
   – Чего ж тут нескромного? Странно, что твои друзья не заинтересовались.
   – Да нет. Думали. Просто спросить…
   – Понятно. Если честно – не знаю. Всякие там… повреждения, раны, переломы, да всё что угодно – запросто. А вот это… не знаю, – вздохнул Максим.
   – Но кто вы?
   – Не знаю. Теперь – вообще не знаю. Но это не мешает помогать талантливым поэтам, правда? Кстати, мы закончили. Отдыхай. Насчёт врачей – будут любопытствовать стой на своём: " Ничего не знаю, просто выздоровел".
   – Но мы не прощаемся? Вы сейчас у Светланы остановились.
   – " Остановился!" Здорово даже тормознул.
   – Да. Из-за меня. Извините. Но всё равно, не прощаемся, я пока надумаю, как благодарить.
   – Оду похвальную напишешь.
   – Идея! – принял всёрьёз парнишка шутку Максима.
   " Надо будет помочь. Пусть напечатают. А то у него ещё впереди разочарование с Тамарой… Ну а что он хочет? Чтобы рядом сидела и вздыхала, когда он будет "любовь – кровь" рифмовать? Или там, по вечерам сюжеты развивать. Прям как Патрик, один в один. Но, наверное, хорошо, что кроме всяких оболдуевых или закрученных есть и такие".
   Во время второго сеанса в хосписе старик уже открыл глаза и попытался улыбнуться бескровными губами. Но Максу было не до улыбок. Да и вообще не был он расположен к этому пациенту. Да, советь, да, жалость, но это не приносит ни уважения, ни любви. Да и отвлекаться Макс не хотел – надо было скорее заканчивать дела в этом городе. И так задержался. Ближе к утру больной заговорил.
   – Спасибо, молодой человек. Теперь выслушайте меня. Вы же можете отдыхать и слушать?
   – Да, слушаю, – рассеянно подтвердил Максим, привычно смакуя лунные лучи.
   – Вот вы думаете, я… Нет, не об этом. Я был в некоторой степени причастен к гибели одного из ваших.
   – " Наших"? Это каких? – начал собираться с мыслями Максим.
   – Был один парнишка. Вот также лечил. Правда, не только лечил. А вы?
   – Что я? – Максим оторвался он лунного света и присел рядом со стариком.
   – Тоже, небось, не только лечите? Нет, опять не о том… Это всё наркота.
   Сажают на иглу конкретно. Мысли путаются… Так вот, этот парнишка… Ну, вы должны знать о ком я. Вы же наверняка знаете друг о друге… Белый. Да, Белый.
   Знаете?
   – Знаю, – хрипло подтвердил Максим.
   – Что он пропал, тоже знаете. Так вот. Он не пропал. Он погиб. Уничтожен.
   Спецоперация.
   – Но я думал…
   – Что вы все неуязвимы? Нет. Нашёл, нашёл наш бывший управу. Абсолютное оружие нашёл. Год готовил, а потом ударил.
   – Но я… насколько я знаю, он… Белый… меньше года…
   – Да. Как наш мог это предвидеть – не знаю, но девушку эту припас заранее.
   – Девушку?!
   – "Седая", слышали о такой? Вот она и есть это самое абсолютное оружие. И берегитесь. Говорят, она вместе с ним… растворилась или взорвалась. Неправда.
   Опять припрятали до поры, до времени. Может, для вас.
   – Но где!!??
   – Не знаю. Шеф много тайн унёс с собой в могилу.
   – Откуда вы всё это знаете?
   – Я только в общих чертах. Был причастен. Меня после последнего ранения – на кабинетную работу. Дело одно мы состряпали. А потом все – вот так. Быстротекущая онкология. Про Кеннеди слышал? Убили которого в прошлом веке. Так там тоже главных свидетелей вот такой формой рака быстренько успокоили. Но я дам вам ниточку…
   – Зачем вы это делаете?
   – Я двадцать лет проработал в органах! Щит и меч держал в руках. Четырежды ранен!
   Семьи из- за этой службы не завёл. А меня – вот так! Вначале в спецбольнице держали, чтобы не проболтался, а потом, когда и говорить не смог – сюда подыхать.
   Теперь я им… Когда увидел вас – понял – судьба. Опять отвлёкся. Так вот. Есть в столице один маленький микроб. Серенькая мышка. Поэтому всё ещё и "есть".
   Запомните адрес. Он знает больше. Скажете: " Маринер". Ради меня всё расскажет.
   Мы с ним когда-то такую операцию… – заулыбался старик, вновь впадая в беспамятство.
   " Мы с ним. В прошлом году. Старики – разбойники", – вздохнул Максим, вновь начиная своё целительство. Пока получалось плохо. переваривая новую информацию, юноша не мог успокоится. Хотя, новое было только то, что девушку натравили на него эти – с горячим сердцем и холодными руками. И чистыми мозгами. Но за что? И ещё эта Седая больше года ими готовилась. Это что, такие прогнозы у них? Ладно, заглянем и к микробу. А пока… Нет, всё же, что за операции такие деды могут прокручивать? Ладно, сосредоточился!
   – Ну вот, боли больше не будет. После обхода продолжим. А там, ну через пару суток будете как новенький, – обещал утром пришедшему в сознание пациенту Максим.
   – Какой уже в сорок пять " новенький". Да и вообще…
   – Сорок пять? Вы сказали сорок пять? – прервал его потрясённый юноша.
   – Да, молодой человек. Эта зараза никого не красит. Но я не об этом. Немедленно уезжайте. Узнайте всё. Чтобы найти… противоядие. А не то наши ребята…
   – Но я же никому…
   – Вы так думаете? Езжайте же! Действуйте.
   – Я ещё не закончил ваше лечение.
   – Вы думаете, молодой человек, я тогда у вас жизнь вымаливал? На коленях? У нас такие долго не задерживаются. Только если наверху. А так большинство – как я.
   Верят и жизни за свои идеалы не пожалеют. Пока вот так… Я только и просил, чтобы вернули силы сказать… Поэтому – езжайте.
   – Но… А давайте так. Ещё через дня два – три вы окрепнете, и мы вместе, а?
   – Один раз предал. Хватит.
   – Это вы о чём?
   – Тебе же рассказал, вот и предал. Езжай, сказал, – уже жёстко скомандовал больной.
   – Ну, не вам пока командовать. Пока не вылечу, никуда не поеду. А потом, как хотите.
   Выйдя из хосписа, Максим поёжился от холодного осеннего ветра. Сел на скамейку в пустынном сейчас скверике. Посмотрел на вперевалку вышагивающих по жухлой травке ворон. Вздохнул. Идти к Светлане не хотелось – вспомнился её смех. Хотя, на что, он, урод, рассчитывал? Но действительно, почему? Ну ладно, почему в этом теле, почему обожжено – разговор отдельный. Но почему не заживает? Ерунда какая-то.
   Вон, после церкви от пуль дыры были – и следов не осталось! А это…
   Повреждение на уровне матрицы? Вот тогда, вверху? И теперь всю жизнь вот так? " Всю жизнь?". Какую же теперь "всю жизнь"? Господи, да с кем же посоветоваться?
   Отец. Папа. Как же мне к тебе… как убедить тебя, что это – твой непутёвый Максим? Не пойду к ним! – решил Максим и направился в ближайшую кафешку. Денег, полученных от благодарной жены Ивана Павловича, пока хватало.
   По поводу утреннего времени, Максим думал было ограничится кофе с каким – нибудь пирожным, но увидев в меню бифштекс с яйцом, не удержался, заказал. Была у него такая слабость.
   "Надо основательно подкрепиться. Теперь – сутки не вылезая. Буду форсировать" – оправдался он перед самим собой.
   Правда, основательно подкрепиться не удалось. Видимо, в этом кафе яйцо предназначалось для маскировки миниатюрных размеров самого бифштекса. Жаль, не было соуса "Пикан". Который, по Стругацким, "подаётся к мааленьким бифштексам".
   Ну да ладно. Хватит. Бывало и хуже. А с этим рачком и так справимся. Странный он какой-то. "Быстротекущий". Да-а-а. Совсем другим мужик-то оказался. Или так, цену набивает? Время ещё оставалось и Макс направился в интернет – кафе попытаться вытащить дополнительную информацию об услышанном. Узнал, когда и как помер бывший шеф пациента. Покачал головой – действительно, вскоре после рандеву Макса с Седой. Но эта "Седая", её то где искать? Эх, Синичку бы подключить!
   Ничего, вот встречусь с этим "микробом", может он, действительно, что знает конкретное. Ладно. Пора. Оказывается, засиделся.
   В хосписе юноша недоумённо рассмотрел пустую койку с панцерной сеткой, затем вышел в коридор к медсестре.
   – А где пациент из четвёртой?
   – Два дня, как выписали.
   – Да нет. Второй. Сегодняшний.
   – А вам зачем? – вскинула взгляд женщина, но, встретившись со взглядом странных чёрных глаз шёпотом ответила: " Умер. Уже отвезли".
   – Как умер? Нне может быть! – оторопел Максим. – Этого быть не может!
   – Может. У нас здесь своя специфика.
   – Да когда же?
   – Ну, где – то с час, полтора.
   – Да не может этого быть! Говорите же! – вновь ударил он медсестру своим страшным взглядом.
   – Самоубийство, – прошептала медсестра. – Раздобыл где-то нож… ну, у нас нашим больным не запрещается… и сам себе, сразу после обхода… Когда спохватились…
   – Но я слышал, что если вены, то не так быстро…
   – Я про вены ничего не говорила.
   – А как…
   – Не знаю… Честное слово. Сразу заперли палату от всех, потом прокуратура, милиция, забрали и увезли. В городском морге теперь.
   – Ясно. Спасибо. Извините.
   Максим вышел и вновь устроился в том же скверике. Вот так. Значит, действительно, просился только ради этого? И вот так доказал? Сильный мужик. Или освободил меня от забот о нём? Всё равно сильный мужик. Был. Ехать, пытаться воскресить? Нет.
   Он решил сам. Пусть так и будет. Ехать к ребятам? Зачем? Максим поднял взгляд на шум какой- то возни. Вокруг ствола дерева резвились две юные рыжие белочки.
   – Ну, идите сюда! – улыбаясь, позвал их юноша. Те прекратили свои забавы, настороженно вытянув в его сторону свои мордочки.
   – Сюда – сюда, – постучал по скамейке юноша, подкрепив приглашение мысленным повелением. Рыжая парочка словно с горки съехала с дерева и вприпрыжку, потешно вихляя пушистыми хвостиками, примчались к лавке. Остановились они неподалёку от Максима, готовые в любую секунду брызнуть в разные стороны.
   – Ну, ну, ну, расслабьтесь. Ничего плохого. Вот только поглажу, – протянул руку Макс. Бельчата напряглись, словно две маленькие пружинки. Вспоминая первые опыты со своим хомяком, Максим вначале прикоснулся к ним мысленно – теплом и любовью.
   Как ещё недавно согревала их бельчиха- мама. Помогло. Два рыжих чертёнка запрыгнули к нему на колени и затихли, давая теперь гладить себя и наяву.
   " Я бы мог так сейчас и… с другими. Мог бы внушить… Уже не посмеялась бы.
   Но это всё равно… всё равно обман. Нет, надо ехать. Может, для того и морда теперь вот такая, чтобы от дел не отвлекался?" – Ну ладно, Рыжики, спасибо, дуйте по своим делам, – отпустил он своих новых знакомых, и пошёл ловить такси.
   Уже по пути к вокзалу он спохватился, что не совсем хорошо получается с одеждой.
   Но, может он её отработал? Судя по благодарности Светланиной мамы, отработал.
   Вскоре Максим был уже на знакомом ему вокзале. Старую гориллу заменила новая, но эта к юноше не прицепилась. Другой прикид – другой и расклад.
 

Глава 19

 
   И опять что-то было не так. В купе начали пьянствовать, и Максим вышел в коридор.
   Он мог бы сейчас, как минимум, усыпить эту компанию. Мог бы. Он мог бы… Вот, что скребёт по душе. Срочные дела. Да, конечно. Но вот попросила девчонка, и ты вернулся, попросился мужик – и ты… опять же. А те, кто не просил? Кто уже не может или не знает? Вот и получается, что… Что? Вернуться надо, вот что.
   Максим поселился в местной гостинице. К молодёжи возвращаться не хотелось – у них своя жизнь, свои заботы. И с утра он вновь был в хосписе. А здесь за это время умер ещё один пациент. И сейчас лежал в коридоре, с умиротворённой улыбкой на лице, ожидая путешествия в морг и затем, через трубу крематория – в вечность.
   Такие "ничейные дедушки" уходили в небытие именно так. Максим остановился у каталки. А ведь он мог. Мог! Проспал. На что, на чистую простынь купился? Ведь если бы он был здесь, он почувствовал бы… Почувствовал… Он сосредоточился и послал свой зов уходящему. И тот отозвался. Тихим добрым эхом. Так надо.
   Просто пора. Всё правильно. Прощай, добрый внучек.
   Санитарки уже повезли, было, тело на выход, когда Максим рванулся в кабинет заведующей этим скорбным учреждением.
   – Не смейте его сжигать!
   – Здравствуйте, молодой человек. Присаживайтесь. И более спокойно – о ваших проблемах.
   Наш герой согласился, присел на стул возле стола заведующей, мельком осмотрелся.
   Кабинетик, как кабинетик. И заведующая, как заведующая. Молодящаяся тётка руководящего состава. Лет сорок, да? Ай, поймёшь этих женщин!
   – Здравствуйте. Здесь у вас умер ваш… пациент.
   – Да, Никонорович. Славный был старик. Ветеран.
   – Скажите, а… тем более ветеран… может, его по-людски похоронить?
   – Я тоже не сторонница огненного погребения…, – заведующая, взглянув на ожоги посетителя, поперхнулась, отвела глаза. – Но вы знаете, сколько стоит сейчас просто похоронить человека? И за счёт бюджета это уже не проходит. А вы родственник?
   – Нет, но я готов заплатить! Сколько? А кому? А нельзя так – я оставлю, а вы уже эту проплату утрясёте? Тогда я сейчас же за деньгами! Вы пока тормозните всё это, пожалуйста!
   Максим выскочил из кабинета и кинулся к троллейбусной остановке. Деньги оставались в гостинице. Паспорт тоже. Выписаться и теперь не выходить из хосписа, пока всех не поставит на ноги! Никаких гостей! Никаких ванн! Всё – потом. Такой славный дед! Расстроенный, погружённый в свои мысли юноша долго не обращал внимания на трясущего его за рукав контролёра. Наконец, Максим оторвался от самобичевания и вернулся к реальности. Он вопросительно взглянул на пристающего к нему человека. Честное слово, юноша не хотел ничего такого, просто был недоволен тем, что его отвлекают. Но с лица мытаря мгновенно сполз охотничий азарт. Словно увидев некое откровение, он перекрестился, бросил на пол сумку, отцепил свой беджик, пнул всё это ногой и шепча: "Верить надо людям, верить…" побрёл выходу. Уже в дверях пассажиры силком впихнули ему сумку с собранными штрафами.
   Столь неожиданный съезд с катушек представителя нелюбимого народом ведомства породил весёлое оживление в троллейбусе.
   – Эй, мужик, как это ты его убедил, что людям верить надо? – поинтересовался у Максима кто-то из них.
   – Он сам додумался, – ответил юноша. Спохватившись, он тоже начал пробираться к выходу.
   Денег хватило в обрез. Но Макс, не задумываясь, выложил всё.
   – Но зачем это вам? – поинтересовалась заведующая. – И вы это к нему приходили?
   Я видела вас мельком. Нет… вроде к тому пареньку, который… к поэту, правильно?
   – Я всё- таки виноват перед ним. Не успел… Пусть хоть так помогу.
   – Ему уже никто не смог бы помочь. Когда человек устал жить…
   – Устал? – поднял глаза на заведующую Максим.
   А женщина, глядя не него серьёзным, всё понимающим взглядом, кивнула и продолжала.
   – Вот тот парнишка. Поэт. Да, ему жить и жить. И к нему пришло чудо. И рядом с ним лежавший. Со спецслужб. Видимо, не всё ещё сделал. Цеплялся за жизнь. И чудо пришло к нему. Вскрытие показало. И что он затем… Значит – свою задачу выполнил. А вот теперь… Слушайте, молодой человек, слушайте! Вот- вот умрут ещё две женщины. Одна из них – беспробудная пьяница. В своё время у неё судом отобрали детей – погибли бы. Да, а один едва и не погиб – бросила новорожденного в мусорный контейнер. Зимой. За это отсидела. Потом – за уклонение от оплаты алиментов. Потом – за мелкие кражи. Потом – убила по пьянке сожителя. В общем до старости. И потом в приюте – вечные проблемы с её пьянством. Вторая – артистка районного масштаба. Бездарь. Но ещё в юности была… любовницей здешнего руководителя. Сейчас он ого-го где. Поэтому и держалась. Знали бы вы, скольких она молодых артисток сожрала. Потом… прогрессирующий склероз. Запиралась в квартире, никуда не выходила, только смотрела сериалы, а в перерывах якобы что-то репетировала… Вот – и у неё улучшение.
   – Зачем вы всё это рассказываете мне?
   – Теперь Никанорович. Славный добрый старик. Девяносто лет, представляете? И почти до последнего ещё ходил… Только куда? Склероз жутчайший. Уже не находил слов для простейших предметов – тарелка, вилка стул, – всё называл "это". Имён не запоминал вообще. Меня, кстати Марина Алексеевна зовут. А вас?
   – Максим. Скажите, а…
   – Подождите! – как-то мягко повела рукой заведующая, и Макс невольно обратил внимание на узкую ладонь с длинными пальчиками. " С такими пальцами на скрипке хорошо… или рояле…," – подумалось ему.
   – Так вот, вы говорили, что не успели чем-то помочь ветерану. Не терзайтесь.
   Такое у нас заведение. Вот, к примеру, я с болью смотрю, как угасает ещё один талантливый мужчина. Конструктор чего-то. Только на лоб посмотреть! Или женщина из восьмой… Тоже долгая история. И вот я думаю, почему? Почему чудеса обходят их и касаются тех, кто или недостоин жить дальше, или уже отжил своё?
   – А вы сможете рассудить, кому жить, а кому умирать? – прищурил глаза Максим.
   – Если надо будет – смогу! – твёрдо ответила женщина. – Если поможет – на колени стану вымаливать жизнь для достойных.
   – Значит, для недостойных…
   – Да. Ещё Христос сказал как-то: "Мои чудеса не для собак!" – Ну почему же? – улыбнулся он, вспомнив вдруг рыжего Кузьму и отважного Артура.
   – Порой и собаки нуждаются. И, кроме того, Христос только сказал, а что сделал потом?
   – И всё же… Пойдёмте, я покажу вам, за кого бы я просила.
   – Откуда вы знаете? – уже напрямик спросил Максим.
   – Исцеление у нас здесь – не такой уж обычный случай. И хотя многие из персонала почему- то ничего не слышали и не видели, но… Наверное, время на всех не хватало? Да и молодёжь сейчас болтливая. Пойдёмте? – она встала из-за стола. Да-а.
   Конечно, если ещё не прятать это всё в такой одежде… Но хоспис же!
   – Я бы сама пришла к вам сегодня. Просить за других. Жаль, если не дождутся.
   Пойдёмте, покажу.
   – Но я ещё вчера уехал!
   – Но вы сегодня и вернулись! Вы бы и не смогли бросить этих несчастных правда?
   Максим пожал плечами. Почти ведь смог.
   Конструктор ещё не смирился, и в периоды прояснения сознания, глядя в окно, тихонько всхлипывал. Женщина сейчас была без сознания.