Страница:
Когда Макс выходил со двора, компания уже издавала взволнованные обезьяньи визги.
Ещё бы – ноги слушаются плохо, руки почти земли касаются, и вот вместо слов какие-то повизгивания. Говорили же Барсуку – не надо "самопала". Вот, допились.
Не до этого урода теперь.
А на вокзале… Да, на вокзале его вновь ждала Татьяна. Судя по всему, ей было очень плохо. И если в первый раз (как, кажется, давно это было!) в её взгляде было восторженно – настороженное почитание, то теперь – покорность провинившегося щенка.
– Я же не смогу теперь жить. Понимаешь? Я не смогу с этим жить!
– Хорошо, – опустился на пластмассовое сиденье Максим. – Чего ты от меня хочешь?
– Ну прости, прости ты меня. И возьми с собой.
– Да куда я тебя с собой возьму? У меня сейчас… ай, что тебе объяснять?
– Я не дурочка, я всё пойму. Ты только не гони меня. Поехали к нам. Сестра тоже места себе не находит.
– Конечно, мечется по кухне. Или на студии.
– Да нет, она в аэропорту. И Холера тоже. И ещё… наши друзья. На других вокзалах.
– Облаву устроили?
– Ну, не надо так. Поехали, а?
– Танюша, но мне действительно некогда. Спасибо, но надо ехать…
– Никуда ты не поедешь! – прервал их беседу грубый, присущий только "новым русским" голос. – Точнее, поедешь, но как бы со мной.
Максим с удивлением уставился на нового собеседника.
– Я тебя давно ищу. И тут одна пташка чирикнула, что журналисты сегодня посты на какого же обгоревшего выставили. Ну я и усёк – не может быть двух таких одинаковых, – объяснял своё появление кадр из недалёкого прошлого – обритый, в коже, с цепью и видом типа: "А не пошли бы вы все!".
– Вы кто такой? – поинтересовался Максим.
– Ты меня не знаешь. Мою сестрёнку знаешь. Тоньку.
– Вы… ошибаетесь, – начал вспоминать девушек с такими именами Макс. Не припомнил. Разве что из исцелённых детей?
– Не. Не ошибаюсь. Церковь помнишь?
– Монастырь?
– Какой ещё к лешему монастырь? Хотя, может, его и так кличут. Ну, где эти уроды заложников брали.
– А… она была там?
– Да нет. Ты что, на самом деле такой тупой или пургу гонишь? Её ещё подстрелили!
– А! – заулыбался Максим. – Вы извините, просто тогда мы как-то не представились…
– Во! А она мне – найди да найди. Только и примета, что обгоревший.
– Подождите, – встряла Татьяна. Вы хотите сказать, что в той истории с заложниками… что тот эээ священник… – действительно он?
– Да деваха, да! Сеструха мне рассказала, что он там вытворял. Молоток!
– Да ладно вам. Как… Тоня поживает?
– Плохо. Ты думаешь, я тебя чего ищу? Её капризы выполняю? Спасать её надо. Вот в чём фишка-то.
– Да, но я тогда… Не может быть.
– Не тогда. После. Она же сумасбродка. Когда узнала, что ты умер…
– Умер?
– Ну да, там, в церковной больнице (я тебя дотуда вычислил!), она из окна сиганула.
– Сумасбродка! – ахнула Татьяна.
– Не тебе судить, соплячка! – зыкнул на неё брат. – Хотя, конечно… Теперь лежит, не шевелится. Поэтому…
– Поехали! – подхватился Максим.
– Молоток! – одобрил решение новый русский. – Меня, кстати, Миколой кличут. А ты?
– Максим.
– Двинули, Макс. У меня здесь как бы тачка. За час доберёмся.
– Постойте. Она что, у вас?
– Ну ты тоже, ты что, того? Оставил бы я её в больнице.
– Но Максим, а мы…А я? – увязалась за идущими к выходу Татьяна.
– Хошь, давай с нами, – добродушно предложил Микола.
– Нет! Ей домой надо.
– Ааа, малолетка? – по-своему понял Тонин брат. – Тогда вот что. Вот тебе адрес, завтра приедешь, ежели чё.
Татьяна дошла с ними до "как бы тачки" – здоровенного "лендровера".
– Как авторитет, сверху на всех этих малявок смотришь, – прокомментировал Микола свой выбор автомобиля. – Да и вообще – пусть меня боятся, а не я их!
Ездил он лихо, действительно по принципу " пусть меня боятся".
– А если какой из ментов тормознёт?
– А! Пока у меня в бумажнике хруста больше, чем у них той совести.
Небольшой коттедж в престижной зоне указывал на то, что "хруста" у нового знакомого Макса хватало.
– Ну вот мои скромные хоромы, – сделал Николай широкий жест рукой, когда они поднялись из гаража в жилые помещения. По тому, что Максим не ахнул и не принялся оспаривать понятие "скромности", хозяин понял – незнакомец бывал в "хоромах" и покруче.
– Ведите к ней, – взял быка за рога юноша.
– Лады. Только погодь минутку, я её подготовлю.
Брат вошёл в спальню, включил свет.
– Давай, просыпайся, девочка. Сейчас будет приятный сюрприз.
Максим поразился тому, насколько изменился тон Николая. Нормальная человеческая речь, без всех этих новорусских извращений.
– Ты даже не представляешь, кого я привёз!
– Но Коля, они меня уже достали, эти твои эскулапы!
– Ну, этот не достал. Этого ты будешь рада видеть.
– Ай, ты же знаешь!
– Знаю, поэтому и говорю.
– Не может быть! – прошептала девушка. – Не может быть!
– Ещё как может! Для твоего братика невозможного нет!
– Так чего ты… нет, не может быть!
– Ну здравствуй, Тонь! – решил завершить прелюдию Максим, входя в комнату.
– Он! Ты! Да это же ты! – закричала девушка, протягивая к вошедшему руки.
– Я же сказал, – пробормотал брат.
– Ну иди, иди же сюда! Я же видишь…, – и она разрыдалась.
– Ну вот… Ну Тонька, ты же у меня… Она после того… ни слезинки… А тут… – объяснял брат, неловко гладя плачущую по пышной шевелюре.
– Уйди, Коль, ради Бога, уйди, – всхлипывая, попросила девушка.
– Его Макс зовут. Садись, вот, рядом, а я пошёл, что на ужин сооружу.
Когда Максим сел рядом, больная тонкими пальчиками коснулась его руки.
– Наклонись, – попросила она и затем погладила его по обгоревшему лицу.
– А мне сказали, что ты умер. На операции. И я, как дура, поверила. Из окна выскочила. Теперь вот. Только руки и шевелятся. Да и то… Знаешь, пальцы немеют. Вот, не чувствую тебя. А вчера проснулась – рука не движется. Кисть.
Страшно так. Хочу пошевелить, а она – ни в какую.
– Зачем же ты так?
– Просто дура, – улыбнулась девушка. – Что-то в голову стукнуло, типа: " Если такие люди умирают…" – Но все умирают. И это не повод.
– Потом поняла: "Дура".
– Ну если поняла, значит, дело поправимое, – улыбнулся Максим.
– Ты о чём?
– Да вылечу я тебя! Как сказал бы твой брат: " Без базаров".
– Сначала поцелуешь, а?
– Такой страх? Но Тонь, это уже извращение, – решил отшутиться поражённый юноша.
– Не хочешь калеку целовать, да? – вновь навернулись слёзы у девушки.
– Да ты что? Ты что? Это я, понимаешь – я! – урод.
– Ну вот и парочка. Урод и калека. Ну?
Максим осторожно коснулся бледненьких девушкиных губ.
– Ну вот, начало положено, – улыбнулась та. – Думаю, со временем ты привыкнешь и будешь посмелее. – А сейчас… иди отсюда и позови Колю, – скорчила гримаску Тоня.
" Боль" – понял Максим и тут же простёр над несчастной руки.
Затем, когда Антонина уснула, Макс с хозяином устроились на кухне за ужином.
– Что это ты с ней сделал? Она давно так не спала. И вообще вся эта светомузыка…
Это неопасно?
– Пока я снял боль. Потом будем лечить. Сегодня не могу. Нет сил. Много ушло на ребят.
– Каких ребят?
– Да так. Детей.
– Детей? Так это ты? Вот это пруха! А я уже думал туда Тоньку везти. Сегодня в новостях. Да вот, смотри! – включил он панасоника. – И ешь, ешь, не стесняйся.
Так значит, это ты? Вот это – про тебя?
– Ну, вообще-то, это про детей, – улыбнулся Максим. Действительно, в новостях сообщили, что в интернате для детей – инвалидов вновь произошло таинственное исцеление маленьких пациентов. Интервью нескольких счастливых родителей, доверивших своих чад интернату. Торжественное богослужение в церкви. Счастливый, вновь начинающий пыжиться пастырь, разглагольствующий о "явлении чуда истинной веры". Да-а, теперь он неприкасаемый. В смысле, непотопляемый. Попробуй, товарищ подполковник, попробуй! На мелкие кусочки разорвут верующие. И исцелённые и жаждущие новых чудес исцеления.
– Зря я не спалил его вертеп! – помрачнел Максим.
– Не спалил? Послушай, а там… монастырь гомиков… ты? Ну, молоток! Я бы если бы смог, тоже… Нет, да ты ешь! Ты что?
– Там… там люди погибли. Не слышал разве?
– Ну так нашли же отравителя. Этот главный их гей и отравил.
– Не может быть!
– Всё может быть в нашем мире. Да ты ешь! Скажи честно, а Тоньку сможешь вылечить?
– Смогу. Конечно смогу! И посложнее случаи бывали.
– Я выпью, брат! Ты как, нет? А я выпью! Да я даже нажрусь! А если ты её поставишь на ноги… одна она у меня. Или я у неё? Родители-то сгинули. Как? Да вот так. Поехали в выходные по грибы и не вернулись. Я в армию пошёл, а Тонька – с тёткой. Избаловалась. Потом вернулся, вот, за дело взялся. Ну, будь здоров! А что, "за дело взялся"? Только и было, что права " АБС". Вот и рулил. Потом небольшую нишу нашёл, – свою мебель. Спрос был. За счёт дешевизны. И директором и водилой был. Спал по два часа в сутки. Да ты ешь, ешь, сейчас ещё дорежу.
Потом, конечно, сожрали. Оставил Тоньку опять тётке на попечение – и сюда.
Подфартило – сорвал куш в казино. Солидный куш. Вложил в дело. Не, дело чистое.
Газовое. Ну, не газпром, но дивиденты порядочные. Так что… Но и сам не сижу, некоторые дела проворачиваю. Кое-какое оборудование на газопроводах устанавливаем. Теперь вот – могу себе позволить и вот это жильё и тачку, и… Да, много чего. Вон, только прослышал, что наши писаки облаву на тебя по вокзалам устроили – тут же свою организовал. Эти ребята тебя вычислили ещё до той детки.
А чего им от тебя нужно?
– Да так… Скажи, а вот этот прикид? Ты же сейчас, ну, вполне нормальный, без этих понтов.
– А, как это называется, мимикрия. На людях так безопаснее. Ворон у ворона…
Та ты точно Тоньку вылечишь? А то я думал… Представляешь, если всю жизнь так! – пьяно всхлипнул Микола.
– А у тебя семьи нет?
– А на кой? Не-е-е, ты скажи мне, на кой?
– Ну, не знаю, всё же семья, дети…
– Знаешь, пока мне хватает пока из семьи Тоньки, а дети – пока только процесс интересует. Возможностей для здорового и нездорового секса – в избытке и без женитьбы. И не пожимай плечами. Я тебе как-нибудь расскажу про свои… свою… женитьбу несостоявшуюся. Ладно, пойдём устраиваться. Будить тебя во сколько? К Тоньке врачиха утром в шесть приходит колоть… Говорили – оставляйте в больнице. Что я, гад какой? Вот здесь и располагайся. Это – гостевая. Туалет, ванная, – вон та дверь. Отдыхай. Значит, Тоньку мою вылечишь?
Оставшись один, Максим быстро разделся и, нырнув в просторную кровать, приказал себе уснуть. Всё – потом. Даже так – всё- всё -всё потом. Сейчас спать. Ведь действительно – на пределе.
Но, толи много было требующих осмысления событий, толи он переел с голодухи, спалось плохо. Снился отец с большим чемоданом, предлагавший присесть на дорожку.
" А как же Светлана Афанасьевна?" – спрашивал Максим. " Да что с ней сделается?" – отмахивался отец, " Главное сейчас – твоя свадьба!". " Но па, я же не хочу! И невесты нет. И… да вообще, в шестнадцать лет!" – отпирался Максим. " Поехали – поехали. Время терять нельзя! И вообще, ты, как честный человек, просто обязан теперь жениться", – настаивал Белый-старший. А потом он, опять пробравшись в архив, встретил там Татьяну, целующуюся с пастырем. "Вот как? А на меня сваливаете?" – отчитывал он грешную парочку. А потом вдруг появилось грустное лицо Стервозы. " Это не она, это я жду ребёнка" – вздохнула она. " Тогда женитесь скорее, а то мне пора его убить!" – закричала очень похожая на Тоньку Седая и обожгла своим страшным ударом Хому, ворующего у Макса из кармана бусы.
Юноша проснулся в прескверном настроении. Пошёл к куртке, нащупал во внутреннем кармане бусы. Действительно, надо с ними что – то делать. Посмотрел на часы. Да.
Поздняя осень. Шесть часов, а тьма. Но надо подниматься. Врачиха должна прийти?
Спровадим так, что ничего не заметит. Не впервой. Макс стал умываться, присматриваясь к джакузи. Надо будет полежать. Отдохнуть… Внезапно он поймал себя на какой – то лени. Рядом мучается молодая девчонка. А он? Ночь продрых и сейчас о чём думает? Устал. Просто устал. "Ладно, вот вылечу – потом…" – пообещал себе Максим. Обнаружив на одной из полочек пластырь, вернулся за бусами.
Намотал спиралью на левое предплечье. Ничего. Полированные камушки не кололись, приятно холодили обожженную кожу. Закрепил пластырем. Усмехнулся: "Бриллиантовая рука", после чего оделся и вышел. Хозяин уже ждал на кухне с вполне европейским завтраком – варёными яйцами, соком, кофе и тостами.
– Ты как сегодня? Потому, что мне всё же придётся… бизнес. Если тебе что надо – я ведь сиделку нанимаю. Хорошая такая деваха… Не, ты даже не думай, я только констатирую.
– Дай ей пару выходных. Не надо лишних глаз.
– Ты такой скромняга? Другой бы на твоём месте…
– Не в том дело. Просто, когда становится известно… У всех есть больные родственники, знакомые, друзья. Я не могу заниматься своими проблемами – только лечу, лечу и лечу. Или убиваю-убиваю-убиваю.
– Ну, извини, что оторвал от таких личных дел! – начал обижаться хозяин.
– Нет, Коля, не так! Не про тебя, не про Тоню речь. Но прознают – не отобьёшься.
Да и не смогу я. Поэтому, давай без рекламы, а?
Николай согласился, оставил ключи от дома и от машины.
– Это от второй, в которой твой этот… патриарх… ну плохо тогда ему стало. Мы тогда как раз о тебе говорили.
– Что-нибудь важное?
– Так, печки – лавочки. Уже когда в больницу занесли, пришёл в себя, сказал – "Всё у нас" и что-то типа " Кто ищет, тот обретёт". Это, чтобы я тебя у них искал. Я уже было и нашёл, а ты там умер. Ладно, поехал. Сиделке я звякну, чтобы не приходила.
Максим пошёл в комнату к девушке. Та ещё спала. Вернулся, включил телевизор, послушал новости. Поулыбался растерянным комментариям врачей по поводу выздоровления детей. Да, эта новость была пока ещё сенсацией. Но так как это была добрая сенсация, она была обречена на скорое забвение СМИ. Пока что где-нибудь не взорвётся, не разобьётся, не сгорит. Или, хотя бы пока кто из тусовки опять не поменяет партнёра. Но а пока – да. Вспоминали предыдущее чудо. Даже показали детей, исцелённых в "первом потоке". Теперь Максим заулыбался искренне. "Не зря живу!" – решил он и решительно направился к нынешней пациентке.
Глава 24
Антонина встретила целителя радостной улыбкой.
– Я очень давно так хорошо не спала! – сообщила она. – И никакой боли не чувствую. Ну, поцелуй, – вытянула она сложенныё дудочкой губки. Макс, конечно, повиновался. А затем, попросив девушку молчать, вновь принялся за свой труд. Это со стороны он казался чудом, восхитительной чередой волн света и искрящихся лучей. И Тоня смотрела на волшебника и на всё происходящее огромными восхищёнными глазами.
– Когда ты там, на площади меня спас, я думала…, начала девушка, когда лучи погасли, – Тебе что, плохо? – спохватилась она, когда увидела, как Макс, пошатываясь, медленно пробирается к креслу у окна.
– Да нет. Просто надо отдохнуть, набраться сил. Вот солнышка нет. Не везёт! – огорчился Максим пасмурной погоде.
– Вот я и говорю. Тогда я подумала, что ты явно поп. Сам раненный, а меня спасает. А потом – опять туда, на смерть. Потом, когда оказалось, что у меня эти прострелы уже и закрылись, поняла – ты не просто поп, а этот… чудотворец, да?
Они ведь тоже все были такие страшные!
– Да с чего ты взяла?
– Посмотри на всех этих гравюрах. И потом, я была в лавре, видела их мумии…
Ой, да ты извини! – спохватилась девушка. – Я же говорю – "думала". А потом я с больницы сбежала. А чего там лежать, если всё на глазах заживало, а врачи только сидели и таращились. Вот. А там церковь, ну, эти развалины расчищали. И этот главный, архиерей, да? ну, путь митрополит сидел. Он даже пообещал тебя в больницу ко мне положить. Соврал. А потом братец мой прибыл. Я его и озадачила.
Да, тебя ещё полковник искал. Ну, тот, заглавный. А потом брат узнал, что ты…
А я к тому времени уже так настроилась… Поэтому и сразу в окно. А что? Вон, полковник тот, и то плакал. Но ты вообще-то не очень раздувайся. Это… хоть и из-за тебя… но… Ладно, проедем, хорошо?
– Хорошо – хорошо. Теперь молчим, – вновь взялся за дело Максим. Он был приятно взволнован этой болтовнёй. Всё же переживали за него, и не только эта сумасбродка. А он… Хотя, лучше же было, чтобы считали мёртвым! Врёшь, врёшь!
Просто, черстветь начинаешь. Пообщался и забыл. Пообщался! Всем что-то от меня было надо! Тоже неправда. Много куда сам лез. Даже с той же церковью. Кстати, всё же так оставлять Шакала нельзя. Нет, надо будет найти полковника. Может, хотя-бы номерок телефона Шакалиного даст?
Затем всякие размышления пришлось прервать – дело есть дело.
Спохватился Максим когда уже начало темнеть. Правда, и темнело-то рано, но всё равно – так долго, и без " подзарядки"?
– Теперь обедать…или ужинать и – отдыхать. Продолжим ночью, если будет луна.
Чем тебя кормить?
– А! Знаешь, совсем не хочу есть. То есть – не хотела. А что можно?
– Думаю – всё. Только пока – понемногу.
– Тогда принеси мне… Хотя – нет, скоро Коля приедет. Он у меня заботливый братишка. Он и приготовит. А ты – давай, бери, что есть. Или, давай, пиццу закажем? Пятнадцать минут – и готово, – девушка взяла телефон.
– Я пока… отойду, – сообщил Максим.
– Да-да, конечно, отдохни. Когда позвонят, – откроешь.
Справившись с некоторыми личными делами, юноша сел на кожаном диване в зале.
Включил телевизор – на пятичасовые новости. Так, ничего особенного. Полистал программы. Поглядел в окно – осенние сумерки. Вчерашний мокрый снег растаял.
Черный асфальт, черная земля со съёжившимися сейчас кустами. Черные тучи вновь заволокли небо. Нет, луны не будет. А если завтра – и солнца? Ох, застряну! А ведь здесь не детские косточки – всё же девушка уже. Хотя, вот, почему так много удалось сегодня? Может, что не так? Да нет же, нет! Результаты же видны. Надо всё же вечером продолжить. Некогда.
Николай приехал почти одновременно с доставкой пиццы. Поморщился на запах.
– Невтерпёж? Я бы сам приготовил! – укорил он сестру.
– Но Коль, ты же знаешь, мне иногда так хочется…
– Ну ладно – ладно. Я тогда тоже присоединюсь. Кстати, ты уже порозовела. И глаза заблестели! Явно на поправку. Да, кстати, завтра врачиха прибудет. Что говорить?
– Да ничего. Пусть посмотрит, – пожал плечами Максим.
Они уплели пиццу и у девушки начали слипаться глаза.
– Теперь тебе действительно надо поспать! – улыбнулся Макс, глядя, как Антонина мужественно сражается с Морфеем.
– И тебе тоже. Тогда всем спокойной ночи. Хотя… в семь часов… – сдалась таки больная.
– Ну и как успехи? – уже на кухне, разбавляя мартини лимонным соком, поинтересовался Николай. – Да, тебе соорудить? – спохватился он.
– Нет, спасибо. Успехи? Думаю, неплохо.
– Неплохо, это как? Ты давай начистоту. Не потому, что я тебе… Просто вердикт врачей однозначный. Какие я деньги не всучивал – "жить будет, но вот так".
Понимаешь? Такое девахе – и "вот так".
Братец явно уже где-то хватанул раньше и теперь от добавки начинал пьянеть.
– Не, ты не думай, что не верю. Но одно дело, там, детишкам… А здесь – позвоночник и спинной мозг!
– С детками тоже было непросто.
– Да ты не обижайся! Я что, не ценю? Ценю и восхищаюсь. Но своя рубашка, ты поверь, брат – она своя рубашка!
– Тогда я-то чего здесь? У меня тоже своих дел…
– Ну бывают и вот такие, как ты. Вас ценят, вами восхищаются, но сами-то мы…
– Но ты же забрал к себе Тоню, а? В больнице не оставил. Или там, в дом инвалидов.
– Не-е. Не тот пример. Это – сеструха. Это та же своя рубашка. А вот ты… Да, я же тебя не просил, только рассказал, да? И не обещал ничего. Но это – ты. Я это к чему? – сбился с мысли Микола. – Да, вылечишь – проси, что хочешь. Только обязательно, усёк? Иначе оскорбишь. И… и всё- же сколько тебе надо для этого?
– Знаешь, я сейчас пойду посмотрю. Потом скажу, – поднялся Максим.
– Да что ты? Что ты? Я тебя не подгоняю. Я же понимаю, надо отдыхать и всё такое…
– Я уже раньше об этом подумал.
– Мне с тобой можно?
– Как хочешь. Хотя…
Максиму было крайне неприятно присутствие пьяного братца. Но и обижать отказом не хотелось.
– Хотя навкалывался сегодня. А? Вымотался. Устал. Вижу – с ног валишься. Э-э-э, как тебя сморило! Ну ничего, часика два поспишь здесь, потом переберёшься в свою кроватку. Спи, бэби!
И целитель пошёл к своей пациентке один. Он окутал спящую своим полем и присмотрелся. Результаты были ошеломляющие. Даже для него – ошеломляющие.
– Что же это такое, Господи? – прошептал Макс, но времени терять не стал.
Оставалось восстановить совсем немного. И поправить кое- что вон там, в мозге.
Вот это тёмное пятно – знаю. И вот это. А эти – не совсем, но всё что тёмное – нездоровое. И ещё вот здесь… да, и тут поправить…
И вновь Максим спохватился только к утру. Да и то, не потому, что начало тускнеть свечение его поля – где-то в доме противно загундосил что-то варварское будильник.
– Всё, – сообщил он выбравшемуся в одних трусах на кухню Николаю.
– Доброе утро! Я вчера как- то быстро вырубился… Что "всё"? – переварил он слова Максима.
– Всё "всё". Приедет эта врачиха… Нет, звони сам, пусть везут в больницу, снимают, все эти гипсы и… как его… лангеты? Или… лорнеты…
Максим вдруг зашатался и опёрся о стену.
– Ты… Тоню… уже? – подхватывая юношу, уточнил Никола.
– Да. Всё. Помоги добраться. Надо отдохнуть.
Когда юноша вновь пришёл в себя, был день. Поздней осени серая мгла. А рядом сидела Антонина. Да-да, сидела! Хотя, чему тут удивляться? И всё же…
– Всё же не надо было вот так сразу… Хотя бы пару дней… Привыкнуть…
– Так сразу? Да ты вторые сутки уже… не то дрыхнешь, не то без сознания, – ворчливо возразила девушка. – Слава Богу, очнулся, наконец! – тут же радостно взвизгнула она и крепко чмокнула Макса. Правда, уже не в губы. В щёку.
– Вот теперь я тебя буду выхаживать!
– Ещё чего, – проворчал Максим, приподнимаясь. Вроде всё было нормально.
– Ты выйди, я оденусь.
– " Всё же не надо так сразу", – передразнила его девушка, но легко, словно пёрышко, подхватившись со стула, тут же выскочила из комнаты.
Наш герой сел в кровати. Подождал – от слабости закружилась голова. Раздетый.
Наверняка – Николай. Спохватившись, схватился за бусы. На месте. Постой-постой.
А может, всё из-за них? И та сила исцеления и теперешняя слабость. Отклеив пластырь, отмотал и снял с себя загадочное украшение. Сразу стало легче.
Одеваясь, Максим пытался более тщательно продумать всю эту историю. Значит, тогда, когда было солнце, я подзаряжался, и всё шло своим путём. Потом… потом солнца не стало, а я продолжал. И ничего. И вечером. И ночью. А когда закончилось – вырубился. Это что, конденсатор какой-то? Вот так мощно отдаёт энергию, пока не закончишь, а потом вот так забирает? Ну и бусики, однако! Ладно, жрите. Надо терпеть. Он вновь обернул их вокруг руки, и показалось, что камешки прижались к коже, но не как пиявки, а как какие голодные зверюшки к своей маме.
– Я же сказал, " берите", – улыбнулся Максим, одеваясь. – Но только и меру знайте. Оставляйте немного и кормильцу.
Вроде, договорились, и Максим вышел в столовую довольно бойко. И тут же попал в мощные, до борцовских, объятия Николая.
– Ну, ты молоток! Всё! За стол! За стол! Тебе сейчас что можно? Я тут и салатиков сообразил, и бульончика. Хотя, помню, ты там, говорил, сколько? Дней десять не ел, а потом наворачивал? Вот, рыбец исключительно полезный! И давай-таки коньячку ради такого случая. Нет? А я вот терпел. Один. Вон, Тонька раньше хоть пивко за компанию. А теперь – ни выпить, ни покурить…
– Не в тему, Коля. Каждому- своё, – покраснела Антонина.
– Это да. Просто… Не верил. До последнего – не верил. Врачи тоже смотрят типа "обкурился?". Никак не хотели всю эту мерзость снимать. Пока главврачу не сунул.
Ну тот тогда и сказал, чтобы как бы моим прихотям навстречу пошли. Снять, аккуратно обследовать и новое всё это наложить. Как же. Ты бы посмотрел, что было, когда Тоня встала и так сла-а-а-денько потянулась! Ну, начала она одеваться, а эта вся хевра за неё – "обследовать!". Я говорю: "Отвалите, а то в суд обращусь, что здоровую девушку в гипс заковали"! Главврач просёк быстро – отпустил. Только и выпросил, чтобы рентген провели и так, внешне осмотрели. А чё, не повредит. Прибыли мы не радостях, а тут новая забота – ты в бессознанке.
Думали, теперь тебя в больницу. Но решили подождать. Ну, а теперь можно отвязаться по полной программе!
Не ожидая никаких возражений счастливый брат выпил солидную рюмаху коньяка, занюхал лимоном.
– Ты давай, ешь, не смотри на него – улыбалась, накладывая салатов в тарелку юноши, Тоня. Да и бусинки на руке, казалось, шептали " Ешь!". Впрочем, а чего уговаривать – то? Голодный ведь на самом деле!
Насытившись, все трое перебрались в "каминный зал" – довольно просторную комнату с телевизором, креслами, обширным диваном, ковром на полу и, действительно, камином.
– Ну, теперь о деле, – начал разговор хозяин, затягиваясь сигарой. Именно так, не "смакуя мелкими глоточками", а затягиваясь, словно какой лёгенькой сигареткой.
– Я обещал по исходу гм… лечения… В общем, чего желаешь?
Ещё бы – ноги слушаются плохо, руки почти земли касаются, и вот вместо слов какие-то повизгивания. Говорили же Барсуку – не надо "самопала". Вот, допились.
Не до этого урода теперь.
А на вокзале… Да, на вокзале его вновь ждала Татьяна. Судя по всему, ей было очень плохо. И если в первый раз (как, кажется, давно это было!) в её взгляде было восторженно – настороженное почитание, то теперь – покорность провинившегося щенка.
– Я же не смогу теперь жить. Понимаешь? Я не смогу с этим жить!
– Хорошо, – опустился на пластмассовое сиденье Максим. – Чего ты от меня хочешь?
– Ну прости, прости ты меня. И возьми с собой.
– Да куда я тебя с собой возьму? У меня сейчас… ай, что тебе объяснять?
– Я не дурочка, я всё пойму. Ты только не гони меня. Поехали к нам. Сестра тоже места себе не находит.
– Конечно, мечется по кухне. Или на студии.
– Да нет, она в аэропорту. И Холера тоже. И ещё… наши друзья. На других вокзалах.
– Облаву устроили?
– Ну, не надо так. Поехали, а?
– Танюша, но мне действительно некогда. Спасибо, но надо ехать…
– Никуда ты не поедешь! – прервал их беседу грубый, присущий только "новым русским" голос. – Точнее, поедешь, но как бы со мной.
Максим с удивлением уставился на нового собеседника.
– Я тебя давно ищу. И тут одна пташка чирикнула, что журналисты сегодня посты на какого же обгоревшего выставили. Ну я и усёк – не может быть двух таких одинаковых, – объяснял своё появление кадр из недалёкого прошлого – обритый, в коже, с цепью и видом типа: "А не пошли бы вы все!".
– Вы кто такой? – поинтересовался Максим.
– Ты меня не знаешь. Мою сестрёнку знаешь. Тоньку.
– Вы… ошибаетесь, – начал вспоминать девушек с такими именами Макс. Не припомнил. Разве что из исцелённых детей?
– Не. Не ошибаюсь. Церковь помнишь?
– Монастырь?
– Какой ещё к лешему монастырь? Хотя, может, его и так кличут. Ну, где эти уроды заложников брали.
– А… она была там?
– Да нет. Ты что, на самом деле такой тупой или пургу гонишь? Её ещё подстрелили!
– А! – заулыбался Максим. – Вы извините, просто тогда мы как-то не представились…
– Во! А она мне – найди да найди. Только и примета, что обгоревший.
– Подождите, – встряла Татьяна. Вы хотите сказать, что в той истории с заложниками… что тот эээ священник… – действительно он?
– Да деваха, да! Сеструха мне рассказала, что он там вытворял. Молоток!
– Да ладно вам. Как… Тоня поживает?
– Плохо. Ты думаешь, я тебя чего ищу? Её капризы выполняю? Спасать её надо. Вот в чём фишка-то.
– Да, но я тогда… Не может быть.
– Не тогда. После. Она же сумасбродка. Когда узнала, что ты умер…
– Умер?
– Ну да, там, в церковной больнице (я тебя дотуда вычислил!), она из окна сиганула.
– Сумасбродка! – ахнула Татьяна.
– Не тебе судить, соплячка! – зыкнул на неё брат. – Хотя, конечно… Теперь лежит, не шевелится. Поэтому…
– Поехали! – подхватился Максим.
– Молоток! – одобрил решение новый русский. – Меня, кстати, Миколой кличут. А ты?
– Максим.
– Двинули, Макс. У меня здесь как бы тачка. За час доберёмся.
– Постойте. Она что, у вас?
– Ну ты тоже, ты что, того? Оставил бы я её в больнице.
– Но Максим, а мы…А я? – увязалась за идущими к выходу Татьяна.
– Хошь, давай с нами, – добродушно предложил Микола.
– Нет! Ей домой надо.
– Ааа, малолетка? – по-своему понял Тонин брат. – Тогда вот что. Вот тебе адрес, завтра приедешь, ежели чё.
Татьяна дошла с ними до "как бы тачки" – здоровенного "лендровера".
– Как авторитет, сверху на всех этих малявок смотришь, – прокомментировал Микола свой выбор автомобиля. – Да и вообще – пусть меня боятся, а не я их!
Ездил он лихо, действительно по принципу " пусть меня боятся".
– А если какой из ментов тормознёт?
– А! Пока у меня в бумажнике хруста больше, чем у них той совести.
Небольшой коттедж в престижной зоне указывал на то, что "хруста" у нового знакомого Макса хватало.
– Ну вот мои скромные хоромы, – сделал Николай широкий жест рукой, когда они поднялись из гаража в жилые помещения. По тому, что Максим не ахнул и не принялся оспаривать понятие "скромности", хозяин понял – незнакомец бывал в "хоромах" и покруче.
– Ведите к ней, – взял быка за рога юноша.
– Лады. Только погодь минутку, я её подготовлю.
Брат вошёл в спальню, включил свет.
– Давай, просыпайся, девочка. Сейчас будет приятный сюрприз.
Максим поразился тому, насколько изменился тон Николая. Нормальная человеческая речь, без всех этих новорусских извращений.
– Ты даже не представляешь, кого я привёз!
– Но Коля, они меня уже достали, эти твои эскулапы!
– Ну, этот не достал. Этого ты будешь рада видеть.
– Ай, ты же знаешь!
– Знаю, поэтому и говорю.
– Не может быть! – прошептала девушка. – Не может быть!
– Ещё как может! Для твоего братика невозможного нет!
– Так чего ты… нет, не может быть!
– Ну здравствуй, Тонь! – решил завершить прелюдию Максим, входя в комнату.
– Он! Ты! Да это же ты! – закричала девушка, протягивая к вошедшему руки.
– Я же сказал, – пробормотал брат.
– Ну иди, иди же сюда! Я же видишь…, – и она разрыдалась.
– Ну вот… Ну Тонька, ты же у меня… Она после того… ни слезинки… А тут… – объяснял брат, неловко гладя плачущую по пышной шевелюре.
– Уйди, Коль, ради Бога, уйди, – всхлипывая, попросила девушка.
– Его Макс зовут. Садись, вот, рядом, а я пошёл, что на ужин сооружу.
Когда Максим сел рядом, больная тонкими пальчиками коснулась его руки.
– Наклонись, – попросила она и затем погладила его по обгоревшему лицу.
– А мне сказали, что ты умер. На операции. И я, как дура, поверила. Из окна выскочила. Теперь вот. Только руки и шевелятся. Да и то… Знаешь, пальцы немеют. Вот, не чувствую тебя. А вчера проснулась – рука не движется. Кисть.
Страшно так. Хочу пошевелить, а она – ни в какую.
– Зачем же ты так?
– Просто дура, – улыбнулась девушка. – Что-то в голову стукнуло, типа: " Если такие люди умирают…" – Но все умирают. И это не повод.
– Потом поняла: "Дура".
– Ну если поняла, значит, дело поправимое, – улыбнулся Максим.
– Ты о чём?
– Да вылечу я тебя! Как сказал бы твой брат: " Без базаров".
– Сначала поцелуешь, а?
– Такой страх? Но Тонь, это уже извращение, – решил отшутиться поражённый юноша.
– Не хочешь калеку целовать, да? – вновь навернулись слёзы у девушки.
– Да ты что? Ты что? Это я, понимаешь – я! – урод.
– Ну вот и парочка. Урод и калека. Ну?
Максим осторожно коснулся бледненьких девушкиных губ.
– Ну вот, начало положено, – улыбнулась та. – Думаю, со временем ты привыкнешь и будешь посмелее. – А сейчас… иди отсюда и позови Колю, – скорчила гримаску Тоня.
" Боль" – понял Максим и тут же простёр над несчастной руки.
Затем, когда Антонина уснула, Макс с хозяином устроились на кухне за ужином.
– Что это ты с ней сделал? Она давно так не спала. И вообще вся эта светомузыка…
Это неопасно?
– Пока я снял боль. Потом будем лечить. Сегодня не могу. Нет сил. Много ушло на ребят.
– Каких ребят?
– Да так. Детей.
– Детей? Так это ты? Вот это пруха! А я уже думал туда Тоньку везти. Сегодня в новостях. Да вот, смотри! – включил он панасоника. – И ешь, ешь, не стесняйся.
Так значит, это ты? Вот это – про тебя?
– Ну, вообще-то, это про детей, – улыбнулся Максим. Действительно, в новостях сообщили, что в интернате для детей – инвалидов вновь произошло таинственное исцеление маленьких пациентов. Интервью нескольких счастливых родителей, доверивших своих чад интернату. Торжественное богослужение в церкви. Счастливый, вновь начинающий пыжиться пастырь, разглагольствующий о "явлении чуда истинной веры". Да-а, теперь он неприкасаемый. В смысле, непотопляемый. Попробуй, товарищ подполковник, попробуй! На мелкие кусочки разорвут верующие. И исцелённые и жаждущие новых чудес исцеления.
– Зря я не спалил его вертеп! – помрачнел Максим.
– Не спалил? Послушай, а там… монастырь гомиков… ты? Ну, молоток! Я бы если бы смог, тоже… Нет, да ты ешь! Ты что?
– Там… там люди погибли. Не слышал разве?
– Ну так нашли же отравителя. Этот главный их гей и отравил.
– Не может быть!
– Всё может быть в нашем мире. Да ты ешь! Скажи честно, а Тоньку сможешь вылечить?
– Смогу. Конечно смогу! И посложнее случаи бывали.
– Я выпью, брат! Ты как, нет? А я выпью! Да я даже нажрусь! А если ты её поставишь на ноги… одна она у меня. Или я у неё? Родители-то сгинули. Как? Да вот так. Поехали в выходные по грибы и не вернулись. Я в армию пошёл, а Тонька – с тёткой. Избаловалась. Потом вернулся, вот, за дело взялся. Ну, будь здоров! А что, "за дело взялся"? Только и было, что права " АБС". Вот и рулил. Потом небольшую нишу нашёл, – свою мебель. Спрос был. За счёт дешевизны. И директором и водилой был. Спал по два часа в сутки. Да ты ешь, ешь, сейчас ещё дорежу.
Потом, конечно, сожрали. Оставил Тоньку опять тётке на попечение – и сюда.
Подфартило – сорвал куш в казино. Солидный куш. Вложил в дело. Не, дело чистое.
Газовое. Ну, не газпром, но дивиденты порядочные. Так что… Но и сам не сижу, некоторые дела проворачиваю. Кое-какое оборудование на газопроводах устанавливаем. Теперь вот – могу себе позволить и вот это жильё и тачку, и… Да, много чего. Вон, только прослышал, что наши писаки облаву на тебя по вокзалам устроили – тут же свою организовал. Эти ребята тебя вычислили ещё до той детки.
А чего им от тебя нужно?
– Да так… Скажи, а вот этот прикид? Ты же сейчас, ну, вполне нормальный, без этих понтов.
– А, как это называется, мимикрия. На людях так безопаснее. Ворон у ворона…
Та ты точно Тоньку вылечишь? А то я думал… Представляешь, если всю жизнь так! – пьяно всхлипнул Микола.
– А у тебя семьи нет?
– А на кой? Не-е-е, ты скажи мне, на кой?
– Ну, не знаю, всё же семья, дети…
– Знаешь, пока мне хватает пока из семьи Тоньки, а дети – пока только процесс интересует. Возможностей для здорового и нездорового секса – в избытке и без женитьбы. И не пожимай плечами. Я тебе как-нибудь расскажу про свои… свою… женитьбу несостоявшуюся. Ладно, пойдём устраиваться. Будить тебя во сколько? К Тоньке врачиха утром в шесть приходит колоть… Говорили – оставляйте в больнице. Что я, гад какой? Вот здесь и располагайся. Это – гостевая. Туалет, ванная, – вон та дверь. Отдыхай. Значит, Тоньку мою вылечишь?
Оставшись один, Максим быстро разделся и, нырнув в просторную кровать, приказал себе уснуть. Всё – потом. Даже так – всё- всё -всё потом. Сейчас спать. Ведь действительно – на пределе.
Но, толи много было требующих осмысления событий, толи он переел с голодухи, спалось плохо. Снился отец с большим чемоданом, предлагавший присесть на дорожку.
" А как же Светлана Афанасьевна?" – спрашивал Максим. " Да что с ней сделается?" – отмахивался отец, " Главное сейчас – твоя свадьба!". " Но па, я же не хочу! И невесты нет. И… да вообще, в шестнадцать лет!" – отпирался Максим. " Поехали – поехали. Время терять нельзя! И вообще, ты, как честный человек, просто обязан теперь жениться", – настаивал Белый-старший. А потом он, опять пробравшись в архив, встретил там Татьяну, целующуюся с пастырем. "Вот как? А на меня сваливаете?" – отчитывал он грешную парочку. А потом вдруг появилось грустное лицо Стервозы. " Это не она, это я жду ребёнка" – вздохнула она. " Тогда женитесь скорее, а то мне пора его убить!" – закричала очень похожая на Тоньку Седая и обожгла своим страшным ударом Хому, ворующего у Макса из кармана бусы.
Юноша проснулся в прескверном настроении. Пошёл к куртке, нащупал во внутреннем кармане бусы. Действительно, надо с ними что – то делать. Посмотрел на часы. Да.
Поздняя осень. Шесть часов, а тьма. Но надо подниматься. Врачиха должна прийти?
Спровадим так, что ничего не заметит. Не впервой. Макс стал умываться, присматриваясь к джакузи. Надо будет полежать. Отдохнуть… Внезапно он поймал себя на какой – то лени. Рядом мучается молодая девчонка. А он? Ночь продрых и сейчас о чём думает? Устал. Просто устал. "Ладно, вот вылечу – потом…" – пообещал себе Максим. Обнаружив на одной из полочек пластырь, вернулся за бусами.
Намотал спиралью на левое предплечье. Ничего. Полированные камушки не кололись, приятно холодили обожженную кожу. Закрепил пластырем. Усмехнулся: "Бриллиантовая рука", после чего оделся и вышел. Хозяин уже ждал на кухне с вполне европейским завтраком – варёными яйцами, соком, кофе и тостами.
– Ты как сегодня? Потому, что мне всё же придётся… бизнес. Если тебе что надо – я ведь сиделку нанимаю. Хорошая такая деваха… Не, ты даже не думай, я только констатирую.
– Дай ей пару выходных. Не надо лишних глаз.
– Ты такой скромняга? Другой бы на твоём месте…
– Не в том дело. Просто, когда становится известно… У всех есть больные родственники, знакомые, друзья. Я не могу заниматься своими проблемами – только лечу, лечу и лечу. Или убиваю-убиваю-убиваю.
– Ну, извини, что оторвал от таких личных дел! – начал обижаться хозяин.
– Нет, Коля, не так! Не про тебя, не про Тоню речь. Но прознают – не отобьёшься.
Да и не смогу я. Поэтому, давай без рекламы, а?
Николай согласился, оставил ключи от дома и от машины.
– Это от второй, в которой твой этот… патриарх… ну плохо тогда ему стало. Мы тогда как раз о тебе говорили.
– Что-нибудь важное?
– Так, печки – лавочки. Уже когда в больницу занесли, пришёл в себя, сказал – "Всё у нас" и что-то типа " Кто ищет, тот обретёт". Это, чтобы я тебя у них искал. Я уже было и нашёл, а ты там умер. Ладно, поехал. Сиделке я звякну, чтобы не приходила.
Максим пошёл в комнату к девушке. Та ещё спала. Вернулся, включил телевизор, послушал новости. Поулыбался растерянным комментариям врачей по поводу выздоровления детей. Да, эта новость была пока ещё сенсацией. Но так как это была добрая сенсация, она была обречена на скорое забвение СМИ. Пока что где-нибудь не взорвётся, не разобьётся, не сгорит. Или, хотя бы пока кто из тусовки опять не поменяет партнёра. Но а пока – да. Вспоминали предыдущее чудо. Даже показали детей, исцелённых в "первом потоке". Теперь Максим заулыбался искренне. "Не зря живу!" – решил он и решительно направился к нынешней пациентке.
Глава 24
Антонина встретила целителя радостной улыбкой.
– Я очень давно так хорошо не спала! – сообщила она. – И никакой боли не чувствую. Ну, поцелуй, – вытянула она сложенныё дудочкой губки. Макс, конечно, повиновался. А затем, попросив девушку молчать, вновь принялся за свой труд. Это со стороны он казался чудом, восхитительной чередой волн света и искрящихся лучей. И Тоня смотрела на волшебника и на всё происходящее огромными восхищёнными глазами.
– Когда ты там, на площади меня спас, я думала…, начала девушка, когда лучи погасли, – Тебе что, плохо? – спохватилась она, когда увидела, как Макс, пошатываясь, медленно пробирается к креслу у окна.
– Да нет. Просто надо отдохнуть, набраться сил. Вот солнышка нет. Не везёт! – огорчился Максим пасмурной погоде.
– Вот я и говорю. Тогда я подумала, что ты явно поп. Сам раненный, а меня спасает. А потом – опять туда, на смерть. Потом, когда оказалось, что у меня эти прострелы уже и закрылись, поняла – ты не просто поп, а этот… чудотворец, да?
Они ведь тоже все были такие страшные!
– Да с чего ты взяла?
– Посмотри на всех этих гравюрах. И потом, я была в лавре, видела их мумии…
Ой, да ты извини! – спохватилась девушка. – Я же говорю – "думала". А потом я с больницы сбежала. А чего там лежать, если всё на глазах заживало, а врачи только сидели и таращились. Вот. А там церковь, ну, эти развалины расчищали. И этот главный, архиерей, да? ну, путь митрополит сидел. Он даже пообещал тебя в больницу ко мне положить. Соврал. А потом братец мой прибыл. Я его и озадачила.
Да, тебя ещё полковник искал. Ну, тот, заглавный. А потом брат узнал, что ты…
А я к тому времени уже так настроилась… Поэтому и сразу в окно. А что? Вон, полковник тот, и то плакал. Но ты вообще-то не очень раздувайся. Это… хоть и из-за тебя… но… Ладно, проедем, хорошо?
– Хорошо – хорошо. Теперь молчим, – вновь взялся за дело Максим. Он был приятно взволнован этой болтовнёй. Всё же переживали за него, и не только эта сумасбродка. А он… Хотя, лучше же было, чтобы считали мёртвым! Врёшь, врёшь!
Просто, черстветь начинаешь. Пообщался и забыл. Пообщался! Всем что-то от меня было надо! Тоже неправда. Много куда сам лез. Даже с той же церковью. Кстати, всё же так оставлять Шакала нельзя. Нет, надо будет найти полковника. Может, хотя-бы номерок телефона Шакалиного даст?
Затем всякие размышления пришлось прервать – дело есть дело.
Спохватился Максим когда уже начало темнеть. Правда, и темнело-то рано, но всё равно – так долго, и без " подзарядки"?
– Теперь обедать…или ужинать и – отдыхать. Продолжим ночью, если будет луна.
Чем тебя кормить?
– А! Знаешь, совсем не хочу есть. То есть – не хотела. А что можно?
– Думаю – всё. Только пока – понемногу.
– Тогда принеси мне… Хотя – нет, скоро Коля приедет. Он у меня заботливый братишка. Он и приготовит. А ты – давай, бери, что есть. Или, давай, пиццу закажем? Пятнадцать минут – и готово, – девушка взяла телефон.
– Я пока… отойду, – сообщил Максим.
– Да-да, конечно, отдохни. Когда позвонят, – откроешь.
Справившись с некоторыми личными делами, юноша сел на кожаном диване в зале.
Включил телевизор – на пятичасовые новости. Так, ничего особенного. Полистал программы. Поглядел в окно – осенние сумерки. Вчерашний мокрый снег растаял.
Черный асфальт, черная земля со съёжившимися сейчас кустами. Черные тучи вновь заволокли небо. Нет, луны не будет. А если завтра – и солнца? Ох, застряну! А ведь здесь не детские косточки – всё же девушка уже. Хотя, вот, почему так много удалось сегодня? Может, что не так? Да нет же, нет! Результаты же видны. Надо всё же вечером продолжить. Некогда.
Николай приехал почти одновременно с доставкой пиццы. Поморщился на запах.
– Невтерпёж? Я бы сам приготовил! – укорил он сестру.
– Но Коль, ты же знаешь, мне иногда так хочется…
– Ну ладно – ладно. Я тогда тоже присоединюсь. Кстати, ты уже порозовела. И глаза заблестели! Явно на поправку. Да, кстати, завтра врачиха прибудет. Что говорить?
– Да ничего. Пусть посмотрит, – пожал плечами Максим.
Они уплели пиццу и у девушки начали слипаться глаза.
– Теперь тебе действительно надо поспать! – улыбнулся Макс, глядя, как Антонина мужественно сражается с Морфеем.
– И тебе тоже. Тогда всем спокойной ночи. Хотя… в семь часов… – сдалась таки больная.
– Ну и как успехи? – уже на кухне, разбавляя мартини лимонным соком, поинтересовался Николай. – Да, тебе соорудить? – спохватился он.
– Нет, спасибо. Успехи? Думаю, неплохо.
– Неплохо, это как? Ты давай начистоту. Не потому, что я тебе… Просто вердикт врачей однозначный. Какие я деньги не всучивал – "жить будет, но вот так".
Понимаешь? Такое девахе – и "вот так".
Братец явно уже где-то хватанул раньше и теперь от добавки начинал пьянеть.
– Не, ты не думай, что не верю. Но одно дело, там, детишкам… А здесь – позвоночник и спинной мозг!
– С детками тоже было непросто.
– Да ты не обижайся! Я что, не ценю? Ценю и восхищаюсь. Но своя рубашка, ты поверь, брат – она своя рубашка!
– Тогда я-то чего здесь? У меня тоже своих дел…
– Ну бывают и вот такие, как ты. Вас ценят, вами восхищаются, но сами-то мы…
– Но ты же забрал к себе Тоню, а? В больнице не оставил. Или там, в дом инвалидов.
– Не-е. Не тот пример. Это – сеструха. Это та же своя рубашка. А вот ты… Да, я же тебя не просил, только рассказал, да? И не обещал ничего. Но это – ты. Я это к чему? – сбился с мысли Микола. – Да, вылечишь – проси, что хочешь. Только обязательно, усёк? Иначе оскорбишь. И… и всё- же сколько тебе надо для этого?
– Знаешь, я сейчас пойду посмотрю. Потом скажу, – поднялся Максим.
– Да что ты? Что ты? Я тебя не подгоняю. Я же понимаю, надо отдыхать и всё такое…
– Я уже раньше об этом подумал.
– Мне с тобой можно?
– Как хочешь. Хотя…
Максиму было крайне неприятно присутствие пьяного братца. Но и обижать отказом не хотелось.
– Хотя навкалывался сегодня. А? Вымотался. Устал. Вижу – с ног валишься. Э-э-э, как тебя сморило! Ну ничего, часика два поспишь здесь, потом переберёшься в свою кроватку. Спи, бэби!
И целитель пошёл к своей пациентке один. Он окутал спящую своим полем и присмотрелся. Результаты были ошеломляющие. Даже для него – ошеломляющие.
– Что же это такое, Господи? – прошептал Макс, но времени терять не стал.
Оставалось восстановить совсем немного. И поправить кое- что вон там, в мозге.
Вот это тёмное пятно – знаю. И вот это. А эти – не совсем, но всё что тёмное – нездоровое. И ещё вот здесь… да, и тут поправить…
И вновь Максим спохватился только к утру. Да и то, не потому, что начало тускнеть свечение его поля – где-то в доме противно загундосил что-то варварское будильник.
– Всё, – сообщил он выбравшемуся в одних трусах на кухню Николаю.
– Доброе утро! Я вчера как- то быстро вырубился… Что "всё"? – переварил он слова Максима.
– Всё "всё". Приедет эта врачиха… Нет, звони сам, пусть везут в больницу, снимают, все эти гипсы и… как его… лангеты? Или… лорнеты…
Максим вдруг зашатался и опёрся о стену.
– Ты… Тоню… уже? – подхватывая юношу, уточнил Никола.
– Да. Всё. Помоги добраться. Надо отдохнуть.
Когда юноша вновь пришёл в себя, был день. Поздней осени серая мгла. А рядом сидела Антонина. Да-да, сидела! Хотя, чему тут удивляться? И всё же…
– Всё же не надо было вот так сразу… Хотя бы пару дней… Привыкнуть…
– Так сразу? Да ты вторые сутки уже… не то дрыхнешь, не то без сознания, – ворчливо возразила девушка. – Слава Богу, очнулся, наконец! – тут же радостно взвизгнула она и крепко чмокнула Макса. Правда, уже не в губы. В щёку.
– Вот теперь я тебя буду выхаживать!
– Ещё чего, – проворчал Максим, приподнимаясь. Вроде всё было нормально.
– Ты выйди, я оденусь.
– " Всё же не надо так сразу", – передразнила его девушка, но легко, словно пёрышко, подхватившись со стула, тут же выскочила из комнаты.
Наш герой сел в кровати. Подождал – от слабости закружилась голова. Раздетый.
Наверняка – Николай. Спохватившись, схватился за бусы. На месте. Постой-постой.
А может, всё из-за них? И та сила исцеления и теперешняя слабость. Отклеив пластырь, отмотал и снял с себя загадочное украшение. Сразу стало легче.
Одеваясь, Максим пытался более тщательно продумать всю эту историю. Значит, тогда, когда было солнце, я подзаряжался, и всё шло своим путём. Потом… потом солнца не стало, а я продолжал. И ничего. И вечером. И ночью. А когда закончилось – вырубился. Это что, конденсатор какой-то? Вот так мощно отдаёт энергию, пока не закончишь, а потом вот так забирает? Ну и бусики, однако! Ладно, жрите. Надо терпеть. Он вновь обернул их вокруг руки, и показалось, что камешки прижались к коже, но не как пиявки, а как какие голодные зверюшки к своей маме.
– Я же сказал, " берите", – улыбнулся Максим, одеваясь. – Но только и меру знайте. Оставляйте немного и кормильцу.
Вроде, договорились, и Максим вышел в столовую довольно бойко. И тут же попал в мощные, до борцовских, объятия Николая.
– Ну, ты молоток! Всё! За стол! За стол! Тебе сейчас что можно? Я тут и салатиков сообразил, и бульончика. Хотя, помню, ты там, говорил, сколько? Дней десять не ел, а потом наворачивал? Вот, рыбец исключительно полезный! И давай-таки коньячку ради такого случая. Нет? А я вот терпел. Один. Вон, Тонька раньше хоть пивко за компанию. А теперь – ни выпить, ни покурить…
– Не в тему, Коля. Каждому- своё, – покраснела Антонина.
– Это да. Просто… Не верил. До последнего – не верил. Врачи тоже смотрят типа "обкурился?". Никак не хотели всю эту мерзость снимать. Пока главврачу не сунул.
Ну тот тогда и сказал, чтобы как бы моим прихотям навстречу пошли. Снять, аккуратно обследовать и новое всё это наложить. Как же. Ты бы посмотрел, что было, когда Тоня встала и так сла-а-а-денько потянулась! Ну, начала она одеваться, а эта вся хевра за неё – "обследовать!". Я говорю: "Отвалите, а то в суд обращусь, что здоровую девушку в гипс заковали"! Главврач просёк быстро – отпустил. Только и выпросил, чтобы рентген провели и так, внешне осмотрели. А чё, не повредит. Прибыли мы не радостях, а тут новая забота – ты в бессознанке.
Думали, теперь тебя в больницу. Но решили подождать. Ну, а теперь можно отвязаться по полной программе!
Не ожидая никаких возражений счастливый брат выпил солидную рюмаху коньяка, занюхал лимоном.
– Ты давай, ешь, не смотри на него – улыбалась, накладывая салатов в тарелку юноши, Тоня. Да и бусинки на руке, казалось, шептали " Ешь!". Впрочем, а чего уговаривать – то? Голодный ведь на самом деле!
Насытившись, все трое перебрались в "каминный зал" – довольно просторную комнату с телевизором, креслами, обширным диваном, ковром на полу и, действительно, камином.
– Ну, теперь о деле, – начал разговор хозяин, затягиваясь сигарой. Именно так, не "смакуя мелкими глоточками", а затягиваясь, словно какой лёгенькой сигареткой.
– Я обещал по исходу гм… лечения… В общем, чего желаешь?