Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга третья. Тьма

   Поблагодарив хозяйку, Максим пошёл за лесничим. Из кухни – узкий коридор с двумя дверями. Они прошли в зал – тоже не очень просторный. Мягкий угол с двумя креслами, столик к нему, стенка (по цвету – орех), тумба с телевизором, видеоплейером и музыкальным центром. И шикарная медвежья шкура на полу. У Серого тоже была, но белого медведя. Всё. Нет, ещё пару чучел птиц и голова вепря на стене – охотничьи трофеи.
   – Я не знаю, – вытаскивал в это время из шкафа свою одежду Петрович. У меня вообще-то три костюма. Смотри, какой подойдёт. И рубашки, вот… А лучше…
   Мамка, иди сюда. Помоги выбрать!
   "Мамка" даже не задумываясь отложила для гостя тёмный, в коричневую полоску костюм и бежевую рубаху. Цвет рубахи и полосатого, в тон, галстука удачно скрадывали отталкивающую ожоговую окраску лица и рук. Всё было немного коротковато, но в принципе, сидело на этом новом теле терпимо.
   – Вот и хорошо, – одобрила хозяйка свой же выбор, когда Макс, одевшись, зашёл на кухню. – Теперь вот что. Наденьте эти очки, это Соня на югах покупала. Ничего, что дамские, зато большие. На сцене кто в чём – не разберёшь, кто из них кто. И будете идти, слышишь, Володя, зайдите к Кузьмичу, попроси у него шляпу. Будете, Максим, на Боярского похожи.
   Максим надёл очки, посмотрелся. Какой там Боярский! Может, когда шляпа скроет эту жуткую лысину? И вообще, зря он согласился. Ну, да ладно. На улице, напялив шляпу некого Кузьмича, Максим всё-таки почувствовал себя легче, тем более, что уже здорово стемнело. Но в школе ему стало плохо. Тоскливо. Здание было поновее его "родной" школы, и сосем не неё непохоже. И всё же и здесь он ощутил ауру почти беззаботной школьной жизни. Вдруг остро укололо в сердце понимание того, чего он лишился. Нет, не в связи с этим новым обликом. Вообще. Макс прошёл по полутёмному, гулкому сейчас коридору, с тоской посмотрел на расписание занятий.
   Петрович с женой сразу пошли в переоборудованный на вечер под дискотеку спортзал, а Макс направился в кабинет директорши. Стуча в дверь, потянулся снять шляпу – давала себя знать школьная дисциплина. Сдержался. Но войдя, вновь, потянулся к её полям. Вновь сдержался и получился какой то жест, типа "наше вам".
   – Мы не успели познакомиться как следует, – с улыбкой встала из-за стола молодая женщина. Наталья Леокадьевна меня зовут. А Вы Максим…
   – Бе… Чёрный, – изменил свою фамилию Макс.
   – А по отчеству?
   – Рано меня по – отчеству, – смутился Максим, вновь забыв, в каком облике находится.
   – Ну, воля Ваша. Пока можете побыть здесь. Мы с учителями – по классам.
   Пользуясь случаем, родительские собрания проведём. А потом я за Вами зайду. Вот газеты, свежие, журналы кое – какие, если хотите, с компом позанимайтесь. Пароль – "Леокадий". Правда, в Интернет выхода нет, но несколько игр весьма- весьма.
   Директорша вдруг мило покраснела и быстро выскочила из кабинета. А Макс взялся за газеты. Может, какая зацепка?
   Зацепка не зацепка, но сообщение в "толстушке" о том, что Синичка появилась на тусовке с новым мужем и их фотография с Холерой, конечно, привлекло его внимание.
   Журналистка несколько удлинила причёску и, по мнению Макса, выглядела прикольно – словно в шапке с опущенными ушами. А Холера здорово "посолиднел". По крайней мере – на лицо. Чего это о ней вспомнили? "Вновь проявившая себя недавним скандалом журналистка". Что она там учудила? Надо бы спросить у директорши. И ведь можно… Нет, – вздохнул Макс. Не узнает. А если…
   Когда Леокадьевна вернулась, он, прежде всего, поинтересовался, что за скандал устроила "эта журналистка".
   – А вы что, пропустили? – нашла она слово. – Прошла её передача о коррупции. За несколько дней до этого умер (говорят, застрелился) один из бонз. А потом – пачками отставки, аресты, ну, и всё, что с этим связано. Я подберу подшивки, если Вам интересно.
   "Значит, отважилась. Или Холера подтолкнул? Да нет. Она сама, как тот Черчилль:
   "Мне скучно без войны", – улыбнулся Максим.
   – Спасибо. Скажите… Вы не могли бы… Одну СМС?
   – Ну конечно, пожалуйста.
   Максим, взяв сотовик, задумался. Набрал, было, несколько слов. Передумал.
   – А можно потом?
   – Конечно. А теперь пойдёмте.
   – Если можно, Вы начинайте без меня, а я чуть попозже – потянулся Максим за подшивкой. – Ребятам надо себя показать, а я уже потом, в перерыве.
   – Может, Вы и правы. Там спонсор наш и начальство здешнее хотят на своих посмотреть. Но пойдёмте, я Вас хотя бы представлю.
   – Нет! Извините, нет, не надо. Не стоит к такому вот лишнее вниманием привлекать.
   Да и как представите? Я лучше позже, в антракте.
   – Уговорили. Но, не скучайте здесь. Когда музыканты прервутся, захлопните дверь и – прямо по коридору до лестницы, там вниз – и направо. Да там слышно будет.
   Побегу, а то без меня не начнут.
   Очень скоро вечер начался. Действительно "там было слышно". Ребята "дорвались до бесплатного" и теперь выжимали из инструментария все возможные децибелы. "Ну, это проблемы ушей слушателей", – решил Макс и начал быстро перелистывать газеты.
   И вскоре наткнулся. Да, Синичка сделала это. Точнее – "то". Передачу, которую не очень давно сняли с эфира, компромат для которой передал он. За что и был расстрелян возле ресторана. Что-то изменилось. Что? Вот! Отставка и смерть главного "безопаса". И интервью его преемника " Мы не потерпим в своих рядах…" и так далее. Хм… "Не потерпим". Как говаривал Челленджер в " Затерянном мире" : "А, может быть, потерпите?". А его первый зам, точнее, первый зам того, умершего просто пропал. Разыскивают. Ну-ну. А это… А это она про меня…
   Тёплая волна захлестнула сердце, и вдруг начали расплываться строки.
   "… во многом обязана одному замечательному парнишке. И не только этим материалом. Сейчас он где-то пропал. Хочу быть уверенной, что с ним ничего не может случиться. Но если всё же, не дай Бог, что-то произошло, я переверну небо и землю, но докопаюсь до истины. Кто понял, о чём и о ком я – сообщите в любое время суток…" – Там Вам просили передать, что перерыв, – заглянула в кабинет школьница. И действительно, из коридора раздавался только гул голосов и шарканье многих ног.
   Всё ещё погруженный в свои противоречивые чувства Максим прошёл в спортзал.
   Видимо, первое отделение было чем – то вроде "Огонька" и сейчас парни убирали часть столиков, освобождая больше места для танцев. Синтезатор очень удачно стоял в углу – Максим мог играть спиной к залу. Всё же замирая от волнения, он поднёс пальцы к клавиатуре. Как когда-то к пациентам. И инструмент отозвался! И как отозвался!
   – Эй, мужик, ты куда? Ты что удумал? – кинулся было к нему довольно рослый и мордастый подросток, но другой, поменьше, но понеприятнее тормознул его: " Погодь. Наверно то самое директоршино протеже".
   "Оно" применительно к Максиму не понравилось юноше, тем более, что было видно – сказано намеренно оскорбительно. Но уже через секунду Макс забыл обо всём – он погрузился в волны музыки. Оказывается, чувства, которые испытывает маэстро, когда творит музыку, чем-то подобны чувствам парящей в восходящем потоке птицы.
   И даже нет – чувствам самого потока, захватывающего и поднимающего вверх, к прекрасному небу, этих птиц. Как совсем недавно он отдавал свои целительные лучи страждущим телами, сейчас он делился добром, грустью, светлыми воспоминаниями со страждущими духом. А их было, видимо, много, судя по тишине, в которой растворился последний аккорд. Повернув голову, Максим сквозь свои тёмные очки смутно разглядел лица слушателей, молча стоящих в битком набитом зале. Что было на них написано? У большинства – какое-то потрясение. С обращёнными внутрь взглядами. Затем это начало сменяться недоумением: " Что это было?" и "Как? Уже всё? Но почему?". И наконец, порыв, выразившийся в восклицании одной из молодых учительниц: "Ради Бога, ещё!" – Дорогие ребята и гости! – отреагировала директорша. – Наш гость Максим Чёрный показал, какой может быть музыка и к чему следует стремиться нашим музыкантам. А теперь дадим всё же ребятам возможность потанцевать? А эээ Максима попросим выступить, когда он сможет с сольным концертом. Согласны?
   По гулу было ясно – не совсем согласны. Но свой ансамбль уже занимал боевые позиции, и Максим, потирая пальцы, вначале отошёл от синтезатора, затем направился к выходу. И увидел как у школьников и их родителей чувство восхищения сменяется даже не страхом, а какой-то гадливостью, порождаемой нескрываемым вблизи уродством. Юноша через расступившуюся толпу вышел в коридор, затем всё ускоряя шаг, рванулся к выходу из школы.
   Директорша, здорово запыхавшись, нагнала его на полутёмной улице. Ну, в принципе он и не убегал. Что он, дитё малое? Вот, просто иду быстро по делам.
   – Подождите, стойте, дайте отдышаться. Да погодите же!
   – Ну, чего Вам? – совсем по-детски насупившись, остановился – таки Макс.
   – Подождите. Давайте сядем. Давно так не бегала. Прав физрук – надо спортом заниматься. Вы что, обиделись на меня? – заглянула она в странные чёрные глаза маэстро, когда они устроились на более – менее чистой скамейке. – Но Вы же должны понять. Ребятам надо было и самим поиграть и потанцевать. То, что Вы нам…показали, это просто восхитительно. Поверьте, все бы слушали и слушали. Но столько и сразу – я начала бояться за психику наших ребят.
   – Я на Вас не обижен, я на судьбу свою обижен! Я не понимаю, что происходит и за что мне…
   – Да Вы что? Вам дан такой дар Божий, а Вы! Скажите, – она ещё глубже окунулась в глаза маэстро – если бы Вам дали возможность поменять этот дар на смазливую физиономию, Вы бы согласились?
   – Да! Не знаю. Наверное, всё – же, "да". Что этот талант? Людей забавлять?
   – И это говорите Вы? – подхватилась со скамейки директорша. – "Забавлять людей".
   Это я Вас сейчас слушала? Да Вы души исцеляете этой музыкой. Великие музыканты, дирижёры и композиторы для Вас тоже клоуны?
   – Да я же…ну, только про себя, – оробел перед гневом директорши Максим.
   – Ладно, пойдёмте. С Вами хочет поговорить наш спонсор. Владимир Иванович его зовут. Большими делами по части леса занимается. В основном в краевом центре живёт, к нам так…наездами, – замялась вдруг директорша.
   Спонсор Владимир Иванович, несмотря на распространённый типаж – низкий рост, лысина, худоба и узкие губы, не вызвал немедленного неприятия у Макса. Может, из-за того, что выглядел усталым и больным, а может потому, что скромно сидел с краю импровизированного из школьных парт банкетного стола. Может и потому, что один из шестерых присутствующих встал и протянул ему руку.
   – Это не заразно, – громко уколол Макс других, пожимая протянутую ладонь. Правда, ответное пожатие было вялым – так, одолженьице.
   – Выпьешь? – поинтересовался спонсор.
   – Выпью! – косясь на остальных, отводивших глаза, вдруг согласился Максим.
   – Тогда за музыку, да? За вечное и нетленное искусство! За его служителей! – произнёс Владимир Иванович тост и остальные присутствующие согласно, но молча выпили.
   – Теперь прикуси и разговор есть, – взял быка за рога спонсор. Максим послушно "прикусил" бутербродом перехвативший дыхание спирт и вышел за спонсором в коридор.
   – Ты на них не зыркай. Они и так боятся, что настучит кто о пьянке в школе. А ещё с подозрительным типом… Ты же подозрительный тип, правда?
   – Пока да, – согласился Макс, собираясь с разбегающимися от спирта мыслями.
   – Ладно. К делу. Меня Леокадьевна просила помочь. Но я не подаю. Понимаешь? Из принципа. А удочку дам. Завтра у одного моего ну, скажем так, коллеги, свадьба.
   А с музыкой здесь, сам можешь догадаться, как. Попадешь в эээ, как это у вас, в аккорд или унисон с настроем хозяина, он рассчитается по-царски.
   – А если нет?
   – Ну, с твоим-то талантом! Впрочем, в любом случае – рассчитается. Ну как?
   – Мне надо здесь быть до того, как милиция приедет.
   – Это мы утрясём. Сразу после юбилея заявишься в ментовку. Они ещё и на командировочных сэкономят. Согласен?
   А что было делать. В принципе Максим оставался без одежды, без денег, ну, вообще без ничего. И сейчас, придя в дом к Петровичу, следовало переодеться в тоже, презентованное добрым хозяином старьё.
   – Мне не в чем ехать. Это – так, на сегодняшний вечер.
   – Я бы тебя на юбилей в таком виде и не повёз. Не переживай, это я устрою.
   – И ещё…
   – Ну? – начинал уже терять терпение спонсор.
   – Если бы на Ваше имя прислали деньги? Вы могли бы их получить для меня.
   – Без проблем. В райцентр, до востребования, Вершаловскому Владимиру Ивановичу.
   Ну, до завтра. Забирать тебя от Петровича?
   На выходе его вновь поймала Леокадьевна.
   – Договорились? Ну и прекрасно. Извините, что вот так всё. Но… к Вам ещё не привыкли.
   – Да понимаю я всё! Вы обещали одну смс.
   Набрав несколько слов, он отправил сообщение Холере, распрощался с директоршей и вышел на улицу. Школьный вечер закончился в спортзале и продолжился на воле. Из миниатюрного скверика слышался смех, тренькание гитары. Портить ребятам настроение своим видом Максу не хотелось и он пошёл к дому Петровича параллельной улицей. Как и везде, такие улицы освещены хуже или вообще не освещены. Эта освещалась только выглядывающей иногда луной и светом из зашторенных окон одноэтажных домов. Да-а, на таких улицах только…
   Макс не успел додумать, когда услышал приближающийся топот ног. Кто-то сделал подсечку сзади и упавшего юношу стали избивать ногами. Били неумело и в основном не зло. Он начал уже подниматься, когда удар носком кроссовки в челюсть вновь отбросил его плашмя на землю.
   – Это ты зачем, в голову?
   – Будет знать, урод. Слышь, ты, урод! Убирайся отсюда. Понял?
   Это был тот самый школьник, низенький заводила ансамбля. И с ним – остальные.
   – Ты по-о-ял? – довольно ощутимо ударил он ногой в бок Максима.
   – Да ладно тебе. Хватит! – мордастый клавишный оттянул его от Макса.
   – Ладно, пошли. И только вякни, падаль!
   Максим потихоньку встал. Гнев уже сконцентрировался мощным зарядом и прямо сейчас можно было бы ударить им в удаляющие спины местной шпаны. Ох, сейчас он им устроит! В штаны от страха и боли наложат! Но вспомнив что-то, Максим подавил гнев и занялся собой. Вроде всё и ничего, обошлось. Но вот челюсть, челюсть. И действительно, до правой скулы не притронуться. И рот невозможно раскрыть. И кажется, зубы. Да, и два зуба явно шатаются. Макс вытянув шею, чтобы не замазать чужую одежду, выплюнул заполнившую рот кровь. Хорошо, что хоть сухо. Костюм не вымазали. Так, в пыли. А то перед хозяевами совсем неудобняк.
   Раздумывая таким образом, Максим, время от времени отдыхая, опершись на заборы, и выплёвывая кровь, двигался к дому Петровича. Возле калитки он вдруг почувствовал, что его совсем развезло. Толи от выпитого спирта, толи от полученной травмы, но стало плохо. Просто плохо. И света в доме не было. И на стук никто не открывал. Лишь выбрался из будки и потянулся к нему искалеченный Артур.
   – Ну что, псина, пойду-ка я на ваш сеновал. Пойдём, полежим, поболтаем. Правда, собеседник я сейчас никакой – видишь что творится. Но уж как – нибудь.
   Максим пошёл в хлев, нащупал так и оставшуюся вчерашнюю постель. Аккуратно снял свой наряд, отложил подальше. А псина действительно притащилась за ним и улеглась рядом.
   – Ну ладно. Только тут вчера ещё одни постоялец был. Ты смотри, не шуми, если он заявиться.
   Пёс послушно постучал хвостом.
   – Если хвостом машешь, значит – поправишься. Значит, позвоночник цел. Это не то, что я, дружок. Он погладил пса и вдруг почувствовал, что покрывается чем-то липким. Отёр лицо, протянул ладонь к лунному свету, пробивающемуся через щель.
   Тёмный. Точнее, красный пот. Выходит спирт. Было уже такое. Значит… Значит, ещё не всё потеряно? Или что – то уже возвращается? Счастливый, он обнял безропотного Артура и уснул.
 

Глава 2

 
   Разбудил Максима дикий женский визг. Ещё просыпаясь, он вскочил со своего ароматного ложа, озираясь вокруг. И тут же визг повторился. Это в открытых дверях хлева визжала, глядя на него хозяйка.
   – Что случилось? – поинтересовался юноша. Затем, вообразив, что хозяйка кричит от его уродства, быстренько замотался в простыню.
   – Ну, слава Богу, живы. Но что, что с вами? – переведя дух, поинтересовалась Петровичева жена.
   – А что? А… это, – понял он, оглядывая свои руки, покрытые тем самым кроваво – красным потом. – Ерунда.
   – Весь в крови – и ерунда? Что случилось – то?
   – Да нет, это так. Это… нестрашно. – Максим пощупал скулу и убедился, что и это " нестрашно". Место контакта челюсти с кроссовкой ещё ныло, но так себе.
   Терпимо и ненавязчиво.
   – Я вчера там… упал. Костюм немного того. Но я вычищу.
   – Вам прежде всего, помыться надо. Идите, муж сейчас колонку включит, горячая вода будет. Но с вами точно – ничего? А то мы вчера пришли, думали Вы там, с "випами" засиделись. Или ещё кто пригласил. А сегодня смотрю – Артура нет. Вот сюда и заглянула. Ну, что вы здесь пристроились, бездельники? – обратилась она уже к сладко, во всю длину потягивающимся Артуру и большому рыжему котище.
   – Вы знаете, они с детства дружат. Но чтобы оба к неизвестному человеку…, – она озадаченно покачала головой и вышла, давая возможность закутавшемуся в простынь юноше проскочить в ванную. Там Макс смыл свой странный пот и как мог, быстренько постирал вымазанное в этот же красный цвет бельё. Подопухший и неразговорчивый пока Петрович принёс перемену, спортивный костюм и позвал завтракать.
   – Задал ты вчера жару, – начал он уже за столом. Я пол ночи уснуть не мог. Всё вспоминал, вспоминал, что – то хорошее. Давно такого не было.
   – Да уж, давненько, – двусмысленно улыбнулась хозяйка.
   – Понимаешь, твоя музыка, она такое всё, ну самое светлое пробуждает. И это говорю тебе я, взрослый мужик. Давай за тебя!
   – Нет! Мне ехать сегодня.
   – Ещё куда?
   – В райцентр. С Вершаловским. На юбилее каком-то сыграю. Всё- же деньги нужны.
   – Жаль. Мы уже планы на сегодня… суббота всё же. Уже для взрослых. Ну, как вчера. На часок какой.
   – Что? Это я вчера час играл? Тогда понятно, почему пацаны…
   – Уже столкнулся? Ну, это, наверняка, Никита. Начальника станции сыночек. Мелкий пакостник и заводила остальных эээ неустойчивых.
   – Раньше я бы его отучил!
   – Оппа! Вспоминается что-то?
   – Да так, смутно, – спохватился Максим.
   – А вот и наша невеста. Очень хотела с тобой познакомится, – представил вошедшую в кухню девушку Петрович. – Она у нас меломанка, поэтому после твоего концерта места себе не находила, хотела пообщаться. Успокоил только тем, что ты у нас остановился. Вот, Соньчик, знакомься, этот самый маэстро.
   Максим встал и протянул руку. И по тому, как исказилось вдруг худенькое, в маму, лицо девушки, понял – вчерашний наряд здорово скрашивал уродство и Соня, наверняка, представляла его не таким страшным.
   – Давай, доча, садись с нами завтракать, – прервала затянувшуюся паузу хозяйка.
   – А-а-а, нет. Я… у меня… я к Вальке, – запинаясь чирикнула девушка и исчезла.
   – Засмущалась, – прокомментировал Петрович. – Она у нас скромница. Незнакомых людей поначалу дичится.
   " Ну да, дичится. И накраситься и намазаться успела. И пуп выставила. "Засмущалась".
   Побрезговала – более правильное здесь слово" – про себя решил Максим. Да-а, нельзя забывать, что за страшидло я сейчас из себя представляю. Но когда Петрович маханул рюмку спирта, юноша вспомнил о том самом "кровавом поте", настроение его улучшилось и он с аппетитом принялся за яичницу с прожаренным до хруста салом. Вскоре на крутом внедорожнике подкатил спонсор Владимир Иванович.
   В дом он войти не мог по причине свирепого лая Артура, поэтому к машине рванулась хозяйка.
   – Они там с Леокадьевной спешат. Я думала… всё-таки в центр. Но Иванович говорит, там вас и приоденет и принарядит. Так что… До свидания. Если вернётесь – милости просим. Если нет – не забывайте.
   – Конечно, конечно, спасибо – заторопился Макс.
   – А ты своего зверюгу, давай, опять в клетку запирай. Смотри, за что опять взялся, – показала она уже на выходе из дома лежащих на пороге задушенных кур.
   – Это что же ты, Арт, выздоровел что ли? – с радостным изумлением нагнулся Петрович к мчавшейся к нему на всех порах собаке.
   – Почему в клетку? – поинтересовался Максим.
   – Кур давил и своих и соседских. А на цепи держать – нюх потеряет, – объяснил Петрович, гладя действительно по всем признакам здоровую псину.
   "Значит, могу? Но, убей меня, не помню, как я это сделал" – радостно подумал Макс, уже прощаясь с хозяевами.
   Директорша сидела рядом со своим спонсором и Максим устроился на заднем кожаном сидении.
   – Вот, решила воспользоваться оказией, – начала она почему-то объяснять Максиму цель своей поездки. – Так редко когда выберешься, а Володя подрядился и туда и обратно. Так что в кои годы в управление прорвусь.
   "Ох, не в управление ты собралась", – подумал Максим, глядя на преобразившуюся женщину. Что всё- таки делает нормальная причёха и макияж! И уже не получалось называть её "директоршей", даже мысленно. Подумав, он окрестил её "Лео".
   Сокращённое от Леокадия и действительно что-то в ней теперь было от этой… леопардицы, да?
   – Короткий инструктаж, – коротко обернулся к Максу Вершаловский – юбиляру пятьдесят. А потому он обожает музыку своей юности. И друзья его в большинстве своём – ровесники. Я надеюсь, ты можешь эту музычку, но как вчера? Вот, слушай, – и он врубил на все четыре колонки записи тридцати – сорокалетней давности.
   Максим с удовольствием слушал, разглядывая красочный пейзаж окружающего дорогу леса. Сможет? Он был уверен, что сможет. А ещё укреплялась и уверенность, что вскоре сможет не только " эту музычку".
   Около часа ехали молча. Лео явно дремала, а её спонсор думал о чём – то своём.
   Максиму же лезть с разговорами как-то не пристало. Затем молодая женщина сдалась – попросила остановиться, пройтись, а не то она "совсем уснёт".
   – Ну и поспала бы. Давай на заднее сидение, – предложил Владимир Иванович, останавливая свой лендровер.
   – По поводу внешнего вида – не переживай, сделаем всё возможное. Кстати, – схватился за мобильник спонсор и попросил какого – то Аркадия Аркадьевича быть готовым завтра " поколдовать". Нет, не над ним, над его протеже.
   – Мой визажист. Просто волшебник, – объяснил Вершаловский.
   – Да что Вы, спасибо, – поблагодарил Максим, со вздохом подумав, что не видал его нынешний благодетель настоящих волшебников.
   Далее ехали молча – не хотели тревожить сладко посапывающую пассажирку.
   Краевой центр не то по причине осени, не то в соответствии с настроением показался Максиму унылым и грязным. По случаю субботы по тротуарам не спеша болтались прохожие. Не снижая скорости, спонсор проехал в центр и затормозил у гостиницы.
   – Устроим тебя здесь. Переночуешь.
   – Без документов?
   – Ай, ты откуда такой? Пошли.
   Администратор безропотно и без всякого оформления протянула ключи Вершаловскому, ловко выхватив и спрятав протянутые в ответ деньги.
   – Здесь тебя никто беспокоить не будет. Отдыхай. Вечером заскочу за деньгами, а утром передам. Ужин закажи в номер. Помимаю. Вот, возьми. Не кривись. Не подаю.
   Из полученных вычту. Часам к десяти заеду.
   Вечер Максим провёл за телевизором, жадно высматривая новости по всем каналам.
   Увы, полезного для себя он ничего не узнал, и, прогнав со зла тараканов в другие номера (тоже мне гостиница краевого уровня), завалился спать.
   Визажист Владимира Ивановича оказался довольно пожилым парикмахером с явно семитскими чертами. Всплеснув руками при виде привезенного к нему страшилища, он поинтересовался: " Где же это Вас так угораздило, молодой человек?", затем засуетился, поворачивая кресло и укутывая Максима в традиционную белую простыню.
   – Куда молодому человеку? – поинтересовался визажист. Услышав, что на юбилей к "самому" протянул многозначительно: "О-о-о!". Несколько разочарованно вздохнул, узнав, в качестве кого.
   – Хотя, это даже к лучшему. Мы из Вас сделаем этакого поэтичного служителя муз.
   Легче будет снивелировать ваши эээ неприятности.
   Вскоре на голове красовался каштановый парик, длинные волосы которого скрывали и лоб и уши. Затем была наклеена бородка и усы. Последними мастер прикрепил брови и ресницы.
   – Ну вот, молодой человек, что-то и вырисовывается. Теперь – последние штрихи, – сообщил визажист, берясь за какие-то мази и кремы.
   Максим с удивлением смотрел на своё очередное преображение. Действительно, служитель муз в классическом понимании этого образа. Для юноши, привыкшего к мелькавшим в последнее время вокруг него обстриженным быкам или их хозяевам, волос было многовато. Но, слава Богу, хоть не под Чайковского или Мусоргского.
   – А очки лучше вот такие – надел мастер на уже зашпаклёванный нос клиента солидные очки с дымчатыми стёклами. – В таком виде, молодой человек, Вы смогли бы играть даже в Большом! Желаю успеха.
   – А-а-а это… надолго? – поинтересовался Макс, уже вставая с кресла.
   – До первого дождичка или душа. Парик и всё прочее удержатся, а вот мазь, кремы… должны понимать. Но ничего, сразу ко мне – и поправим. К этому образу подойдут нейтральные джинсы и что – нибудь тёмно – коричневое со стоячим воротником, – сообщил он Вершаловскому.
   – Теперь, пока Натали у своего мастера, крутанёмся за подходящим прикидом, – предложил тот, садясь в автомобиль.
   Из бутика Макс вышел уже не привлекающим особого внимания человеком.