Страница:
– Господи! – прошептала Синичка, задыхаясь. – Господи! Господи!! Господи!!!
Она рванула раму окна, затем метнулась к балкону, ещё раз взглянула в окно – сын уже побежал к друзьям, а фигура незнакомца удалялась в сторону выхода из сквера.
Женщина кинулась к выходу.
Лёша! – бегом ко мне.
– Что, ма? – моментально оказался возле нее сын.
– Этот… дядя… с которым… ты… сейчас… кто???
– Как кто?
– Кто? Кто-кто-кто, ну?
– Да ты что, ма? Это же дядя Макс! Который меня вылечил!
– Ты… а… он ведь… как ты…
– Да, он вырос. Я тоже вырасту. И где-то сильно ожёгся. Но я его сразу узнал. Я ему сказал…
– Максим! М-а-а-а-а-а-а-кс!!! – пронзительно, словно сама ожёгшись, закричала журналистка, бросившись по скверику.
Она ещё несколько минут металась по тротуару, пугая прохожих своим криком. А вернувшись, села на скамейку и громко, навзрыд разрыдалась.
– Ма, мамочка, ты чего? Ты не плачь. Я тоже хотел…, – начал успокаивать её Алексей, – но он сказал, что вылечится.
– Он – конечно, сквозь слёзы улыбнулась Синичка. – А вот твоя мама…
– А что у тебя? – насторожился сынишка. – Мы попросим, и он вылечит.
– Это вряд ли.
– Ай. Он от всего вылечит!
– Ладно, сынок, успокоил.
Она вернулась в квартиру и набрала Холеру.
– Здравствуй, дорогая! – бодро отозвался тот.
– Какие новости? – сухо спросила журналистка.
– Кое-что есть. Знаешь, я беседовал с одной девушкой… той самой…, которая у церкви. Она же ближе всех видела этого геройского попа. Так вот, на лице – страшный ожог!
– Этого следовало ожидать. Так вот, мой дорогой сыщик! Это Максим! Понял? Максим!
Максим!!! – закричала она, впадая в истерику. – Два козла мы с тобой, понял!
– Ну, ты, пожалуй, больше козочка…
– Не до шуток сейчас. Алёша его узнал! Просто так! На улице, когда он от меня ушёл!
– Он был у нас… у тебя?
– Да, и я его выгнала. А сын… там… в сквере… – она опять вспомнила, как Алексей бросился к одинокому… несчастному… отверженному… и вновь разрыдалась.
– Ребёнок узнал… А я… А мы… Когда он нуждался в помощи, я его под пытки к ментам… Правильно он сказал… А ты говоришь – и там, у церкви – он? Бедный!
Что же у него на душе должно твориться!
– Ну-ну-ну. Хватит самобичеваний! Сваляли дурака, давай что – то делать. Где он?
– Не знаю.
– Ладно. Я выезжаю, а ты пока выплачься и подумай, где его в столице искать. Не просто так же он приехал.
– Я… я сейчас думать ни о чём не могу. Я жить, дышать не могу!
– Успокойся. Тебе истерики не к лицу.
Затем она набрала младшую сестричку и ей тоже всё рассказала. Правда, после её встречи с Холерой, доверительные отношения были утрачены, но по такому вопросу…
– Я тебе только что звонила, – страшным голосом ответила девушка.
– Только что случилось ужасное!
– Нет! Послушай меня! Включи ящик! Оказывается, они все… Сегодня утром…
– Танька, подожди! Врубаю. Ты пока послушай, что я скажу…
– Нет! Это был он! – разрыдалась в телефон младшая сестра. – Я сначала узнала… потом не узнала… Это всё Михаил!
– Ты о чём? Кто "он"?
– Максим, кто же ещё!
Синичка уде смотрела новости. Кто-то из коллег уже давно подсуетился насчёт информатора, и новое чудо недолго оставалось неведомым широкой общественности.
Шёл прямой репортаж из всё того же интерната. Здоровые, начавшие осторожно ходить паралитики, рассматривающие осветившийся мир бывшие слепые детки… И уже счастливые матери. И сияющий, отпевающий благодарственный молебн пастырь.
– Он… он даже не ел и не пил… Всё мучился, исцелял. А результата всё не было… – продолжала по телефону Татьяна. – А вчера мы перестали верить… хотели… хотели… а он исчез… А сегодня…
– Он не исчез. Он пришёл ко мне…
– Не отпускай его! Ради Бога, не отпускай! Я скоро буду!
– Поздно. Я его прогнала. А во дворе его Лёшка узнал. Какая же я дура!
– Господи! Какой же ад у него сейчас в душе!
– Да… Бедный, бедный мальчик, – прошептала Синичка, отключая телефон.
Но она ошиблась. В действительности, Максим, счастливо улыбаясь, рассматривал город из окна такси.
"Нет, ну ты настоящий урод!" – радостно корил он себя. " Нашёл к кому лезть!
Если даже ребёнок узнал, то…". И всё же, когда в дверном проёме показался Белый-старший, сердце Максима забилось быстро – быстро, а потом остановилось.
– Это я, па… – сдавленным, дрожащим голосом произнёс он. – Честное слово… – юноша не успел договорить, как очутился в родных крепких объятиях отца.
" Вот я плыву по извилистой речке Чувствую сильные руки отца" – задохнулся он от счастья.
" И потому мне легко и беспечно И потому плыть могу без конца…" – разревелся бедный мальчишка. На " Аааххх" он вдыхал воздух, а выдыхал уже слезами.
– Наконец-то… Живой… – шептал отец, не выпуская Максима. А тот и не вырывался и не вытирал слёз. Как они нам нужны, наши старики и как поздно это начинаешь осознавать!
– Ну всё. Проходи, – спохватился отец, услышав похожие на всхлипывания звуки. Он не был круче сына, просто боялся, даже не боялся, а просто не хотел показать своей слабости. И даже не то, чтобы не хотел… Ну да ладно.
Они прошли в квартиру. Пока что Максим не замечал ничего, не отрывая взгляда от своего папули. Это же так соскучится! А отец – ничего. Только вот седины здорово прибавилось. И глаза. До чего же уставшие глаза!
– Садись, – потянул Белый-старший сына на просторный диван в зале. Или пошли в твою комнату. Ты вообще посмотри нашу квартиру. Вот это зал, понял, да? Это твоя комната. А это – детская для Насти. Или нет, может, есть хочешь? Конечно, хочешь!
Пойдём на кухню, как в старые добрые. Заодно и расскажешь, где болтался и что это с тобой.
Кухня была большая и светлая. Но неуютная. Ещё точнее – чужая. Только старый родной, видавший виды чайник согревал душу. Отец, не мудрствуя лукаво, начал сооружать яичницу, нарезал колбасы, затем, спохватившись, вытянул из холодильника кастрюлю, поставил на плиту. Электрическую. Максим вздохнул, вспомнив, как в раннем детстве жарил прямо над газовой конфоркой колбасу. Чтобы пригорела и получилась "как шашлык". Все вилки закоптил.
– Сейчас всё будет готово. Я пока позвоню… Пусть всё бросает и бежит сюда.
Они с Настюшей гулять пошли. А я… Максим, ты не представляешь, как же ты меня… нас… ну нельзя же так! – потянулся отец к мобильнику.
– Не надо, па. В таком виде…
– Ничего. Ей придётся привыкать. Мне, правда, тоже… Что это вообще такое? Что с тобой вообще твориться? Что, да что же с тобой сделали, сынок?
– Вот именно, па. Давай сначала поговорим. Что творится и что это такое, – собираясь с мыслями, Максим смотрел, как отец, спохватившись, наливает в его любимую с детства глубокую тарелку борщ. Себе не налил, сел напротив, ожидая рассказа.
– Я не знаю, па. После того самого первого случая, ну ещё в больнице, всё вприпрыжку. Знаешь, я даже эмира лечил.
– Я много знаю, сынуля. Не совсем отставший от жизни динозавр. За новостями слежу. Догадывался, к каким сенсациям ты руку приложил. За деток инвалидов – горжусь. Ты у меня просто умница! А вот, что в разборки с криминалом влез – зря.
– Но па! Разве ты забыл… ты видел, как тогда… что они с…
– Ладно, не об этом сейчас. Вот это – что с тобой?
– Папа, папуля, ты только не пугайся, хорошо? Ты веришь тому, что я говорю?
– Приходится верить, – кивнул в его же сторону отец.
– Так вот, па. Я подозреваю… что… мы… – собирался с мужеством Максим, – что мы… вообще не люди! То есть, люди, – но…, поспешно поправился Максим, увидев, как побледнело лицо Белого-старшего, – но другие, понимаешь. Ну, как люди произошли от обезьян, так мы – от людей.
– Людены, – вдруг усмехнулся Максимов отец. – Ничего нового и оригинального.
Стругацких и я в юности до дыр зачитывал. – Только вот не выплясывается, сынок.
– Им, после как ты говоришь, "происхождения от людей" все наши проблемы до фени были. А ты только и делаешь, что болтаешься неизвестно где, лечишь кого ни попадя и разборки с бандюганами устраиваешь…
– Они могли уже делать, что хотели. А меня оттуда сбрасывает назад и – опять в какую-нибудь новую кашу. А последний раз какая- то девчонка так приветила, что вот такой стал.
– Подожди! – потряс головой отец. – Ты ешь, пока я это переварю…
– Каламбурчик, – фыркнул Максим, но послушно взялся за ложку.
– И ты ещё смеёшься?
– А что, плакать? Уже. Когда боялся к тебе прийти таким…
– Ладно-ладно, – ласково погладил отец обгоревшую лысину Максима. – Эк тебя потрепало – от смеха в слёзы… Супермен! Ешь, сказал!
Он замолчал и думал до тех пор, пока Макс не выскреб последнюю капельку борща и не облизал ложку.
– Очень вкусно! Спасибо! Почти как у нас, в военторговской столовой.
– В твоих устах – высшая похвала, – усмехнулся лётчик. – На здоровье. Но не я готовил.
– Догадываюсь.
– Ладно. Давай теперь кратко, по порядку, и самое эээ аномальное.
Рассказ получился недлинный – если самое аномальное, то многое можно и опустить.
Ну, там, про девчат, например…
– Я интересовался этой девушкой. Думал, ты чудишь, – начал обсуждение отец.
– Я?!
– А что? Помнишь, на Новый год девушкой вырядился? Никто и не узнал. Поэтому всё – в компе. Файл " Ведьма". Почитаешь на досуге.
– Папуля, на каком "досуге"? Ты что, не понял?
– Кстати, если помнишь, людены – анаграмма от " нелюди". Я не дам сыну превращаться в чёрт знает что. Пускай другие дальше " происходят от людей".
– Кто… " другие"? Что ты ещё знаешь?
– Не знаю! Это ты сказал!
– Ничего я не говорил такого.
– Сказал! " Мы вообще не люди!" Что? Проболтался?
– Ах, папуля! – успокоено вздохнул юноша. – Ты только не пугайся, но "мы", это – я… и… ты! И ещё Наташа. Я это увидел раньше. Но не хотел говорить, потому что в тебе и ей это пока… ну, не проявилось.
Отец долго " переваривал" вторую порцию новостей.
– А у тебя… тогда… почему… уже? – поинтересовался, наконец, он.
– Я думаю, от потрясения, ну тогда, когда твой самолёт… От дикого желания помочь. Я ведь… так… тебя люблю, папуля! – порывисто обнял он отца. Тот, как прежде, боднул сына головой, улыбнулся, но тотчас вновь задумался.
– В конце концов, что со мной будет – увидим. Хорошо хоть, что предупредил. Что с тобой будем делать? В таком виде в школу…
– Папуля, дорогой, ну о чём ты? Какая школа? Ты что, так и не понял?
– Ага! Будешь суперменом – недоучкой?
– Па, ну давай о главном. Мне надо найти ту девушку. Обязательно. И вот что. Где старый велосипед? Я же просил…
– Да-да. На балконе.
Вскоре Максим держал в руках те самые бусы.
– Ого! Хорошая схованка. Будет, куда заначку прятать, прокомментировал Белый-старший действия сына. – А это что за сокровище?
– Даже так? Уже – заначки? Быстро у вас всё нормализуется.
– Да нет, что ты, – покраснел отец. Мы – душа в душу. Просто офицер без заначки…
– Ладно. А это… не знаю. От одного бандюгана наследство. Надо с собой забрать – цыганка во сне видела.
– Забрать… с собой? Это куда " с собой", позволь тебя спросить?
– Па, но подумай, мне надо её искать. Ну, не дома же под кроватью!
– Не пущу!
– Ай, ну па, ну, как маленький! Я же тебе всё рассказал. Я же неуязвимый!
Непотопляемый! Несгораемый!
– Вижу. Особенно, насчёт несгораемого. Прости.
– Да ладно тебе. Я к этой образине уже привык. Ну не веришь, хочешь вот, сквозь стенку пройду?
– Избавь от такого удовольствия. Собственный сын – как нечисть какая!
– Ну вот. Договорились. Пойду я, па, пока… эта не пришла. Ей то знать не надо, правда.
– У нас нет секретов друг от друга.
– Да, но пока мы обо всём этом точно ничего не знаем, чтобы не волновать…
– Не пущу!!!
– Но па!
– Тогда пойдём вместе. Всё брошу – и пойдём!
– Но па!!! Это моё и только моё! Я знаю, папуля, я… я чувствую. Умоляю, не мешай мне!
– Сынок, но я же… Если что случится, я же этого… просто… Нет! остаёшься и всё!
– Па, я таким не останусь. Не хочу и не могу. Не для этого я…такой.
– Но Макс, ты у меня… Если что…
Максим встал и подойдя к отчаявшемуся отцу крепко его обнял.
– Помнишь, па, ваш штурман Зубов, да? пел:
"Если случится со мною беда
Грустную землю не меряй шагами.
Знай что сердце моё ты отыщешь всегда
Там за облаками Там за облаками…". Это теперь и про нас с тобой.
– Ты хоть звони.
– Я позвоню, а ты скажешь: " Хулиган". Давай какой позывной, а? Какой у тебя был в полётах самый странный?
– Гелла, – усмехнулся отец.
– Гелла? Но это же… это…
– " Служанку мою, Геллу, рекомендую"…
– Да, тот, кто такой позывной придумал, зачитывался Булгаковым.
– Это обозначало, что на борту… служанка Сатаны. Термояд.
– Ну, Гелла, так Гелла. На мой новый номер. Кстати… а как у тебя дела?
– Ну как, готовлюсь. Форсируем. Время-то мало осталось. Правда, дубль начал наступать на пятки. Сам пойми, не мог я заниматься во всю силу, когда…
– Но уже всё, папуля. Всё хорошо. Тебе надо побывать там сейчас, чтобы знать, что ждёт потом. А тебя… из-за моего… моей пропажи не тормознут?
– Наоборот, сочувствуют. Но спрашивают по полной программе. Без скидок.
– Па, ты давай, держи марку. Мы им покажем, на что нелюди способны, а? Выход человека в открытый космос без скафандра! Достижение отечественной лженауки!
Только вот камеру придётся выключить. Когда проходишь через стены, одежда не проходит. Так что такие снимки будут скорее для "Плейбоя".
– Всё больше узнаю. Тебе лишь бы похохмить.
– Но что делать! Ну всё, папуля. Побежал.
– Побыл бы ещё…
– Папа, милый…, – Максим вновь обнял Белого-старшего и заглянул тому в глаза.
– Насколько я понимаю, у нас впереди целая вечность. Ну, половина наверняка.
Потерпим. Я ведь тоже очень скучаю. Но надо…
– Тогда на, возьми – протянул отец деньги.
– Но па, я же вылечил шейха!
– Бери – бери. Вижу, как он тебя отблагодарил. И ещё. Как тебя величать то теперь? Официально?
– Чёрный. Максим Чёрный. Всё. Надо бежать. И вы бросьте это. Тоже додумались:"Твоя комната". Чтобы немедленно была ваша спальная. А нам пока и вместе с Настей будет неплохо. Макс крепко поцеловал отца и кинулся вниз по лестничному маршу. " Если мне ещё придётся здесь жить" – мысленно добавил он. На улице холодный ветер швырял в лицо хлопья мокрого снега. Таким же холодом сквозануло по сердцу:"А всё же отпустил". А Белый-старший смотрел из окна на вышедшую на освещенное место высокую нескладную фигуру. Мысль о том, что он оставил сына в какой-то ужасающей, нечеловеческой беде, была невыносима. Откупился! Денег дал! – от такого укора совести бросило в жар. Оставить всё и идти с ним рядом! Но поможет ли? А если, действительно, только помешаю? Ничего же не понимаю в этих его…ужастиках. И… вот эта новость. Я тоже нелюдь. И в любой момент может проявиться… Но это потом. А сейчас – сын. Если посмотрит вверх, значит, я ему сейчас нужен. Пойду с ним и не прогонит! Отца не прогонит.
Так что Максим был несправедлив, но это было вызвано болью новой разлуки и прежнего одиночества.
Глава 23
Одиночества сразу не получилось. У подъезда, в лёгкой курточке, съёжившись от ветра, стояла Татьяна.
– Ты нас простишь? Нет, ведь ты нас простишь? – умоляюще заглядывала она в глаза, семеня возле быстро идущего Максима.
– Кого " нас"? Вашу неверующую братию? "Пока не вложу персты"!
– Ну, не злись! Ты же добрый! Нас – это меня… с сестрой.
– Твоя сестричка попросила ментов немножко меня попытать. И ещё сегодня жалела, что это не удалось!
– Но… но Максим! Она же очень переживала за тебя. Когда ты исчез, она места себе не находила…
– С Холерой. Видел на фото эти переживания!
– Но это же тусовка! У них там только улыбаться и положено! А так…она даже плакала! И с тобой так потому, что думала, будто ты что – то знаешь о…о тебе.
Всё – чтобы помочь. Ну, Максим, пойдём. Мы все тебя ждём. А сестра сказала ещё, что у неё собрана информация о Седой. Ну пойдём к нам, а?
– Я только что вышел от отца. Отца, понимаешь? Для того, чтобы пойти к вам в гости? Есть дела поважнее.
– Тогда я пойду с тобой.
– Ещё чего! Не знаю, примет ли он меня одного…
– Я не про это! Я вообще!
– А! Ты это уже обещала. И рванула…
– Я пойду с тобой!
– Слушай. Иди-ка домой. Смотри, замёрзла уже! А информация у меня уже есть, вот – он показал флэшку отца.
– Я теперь никуда от тебя не уйду.
Они остановились у стоянки такси.
– Вот что, девочка, – решил Максим грубостью оттолкнуть от себя Татьяну. – Вали-ка ты отсюда, пока я не вернулся и разнёс вашу кормушку заодно с вашим пройдохой- пастырем и вашим унылым божком!
– Ты… ты зачем так говоришь! Ты…ты не можешь так говорить! Ты – посланец Его!
– Может, и Его, но не вашего. А может и вообще – не Его, а, как раз, наоборот.
Подумай, а потом только липни. Всё! – он прыгнул в такси и захлопнул дверку. На душе тут же стало прегадостно. Обидел девчонку. И вот это, что сказанул. Да кто же я, чёрт побери? Ладно, как говорил Бендер, назначим специальное заседание чтобы выяснить ваши взгляды на Макдональда и других буржуазных деятелей.
Архивариус оказался уже расплывающимся "качком" с хитрым крысиным лицом и такими же крысиными бусинами – глазками. Услышав странное слово пароля, он изумился: " Молодой человек, вы что-то напутали", но жестом дал знать о возможности прослушки, затем показал на входную дверь и на часы. Максим послушно вышел в ночную тьму и стал ждать. Вскоре осторожный друг покойного рыцаря плаща и кинжала вышел, и они растворились во вьюге.
– Так лучше, никто не видит и не слышит. Значит, помер мой товарищ?
– Вы уже знаете?
– Мы договорились, что этот пароль – свидетельство о смерти и последняя воля.
Как он умер?
– Самоубийство.
– Не похоже на него. Хотя, всё может быть. Может, и сломали. Слушаю вас, молодой человек.
– Я хотел бы… мне крайне необходимо… что вам известно о деле Максима Белого?
– Это пацана – вундеркинда? Ну, что известно… Оно недавно поступило в архив.
Новый шеф списал. До этого находилось в разработке.
– А… по Седой?
– Они были объединены. Вначале была разработка этой девчушки.
– Вы можете рассказать, что в деле?
– Ну, как всегда – рапорта агентуры, наружки, прослушки, фотографии… Понимаю, что вы хотите узнать. Нет, увы, не помогу. Я работаю и до сих пор живу, поёлику не лезу не в свои дела. Если бы кто застал меня, читающим архивное дело…
Только мельком и мимоходом.
– Ясно. А… как бы мне его почитать?
– Ну это… если попадёте в архив, шестнадцатый сектор, третий стеллаж, дело Љ 666, "Вундеркинд" – шутя рассказал Максимов собеседник.
– А почему номер такой? – вздрогнул Максим.
– Просто совпадение. Хотя, наш прежний был баальшим оригиналом.
– Хорошо. А где ваш архив и этот сектор?
– Молодой человек, вы что, не понимаете шуток? Вам туда не добраться. Наверное, к термоядерной ракете добраться легче. Прежде всего – охрана. Наружная и внутренняя. Камеры слежения – тоже наружная и внутренняя. Посты в коридорах на каждом этаже. Сигнализация – даже на локальные изменения температуры. На движения. На влажность.
– Но вы всё же расскажите поподробнее.
– Хорошо. Пойдёмте назад. Холодно. Как раз и время хватит. Только, уговор – не грабьте наш архив завтра. Моё дежурство. А то вдруг вам удастся? Потом головы не сносить. Вот через месячишко пойду в отпуск – милости прошу, – шутил архивариус.
Но рассказал всё подробно.
– Так обещаете? – уже прощаясь и протягивая руку уточнил он.
– Обещаю! – твёрдо заявил Максим. Он решил влезть в эту сокровищницу тайн уже сегодня.
Найдя такси, юноша назвал адрес и, глядя в окно на разгулявшуюся вьюгу, задумался о предстоящей операции. Напролом идти нельзя, не время. Сначала девушка – потом разборки. Чтобы не мешали. Значит, опять голяком? А одежду куда?
Потом же придётся возвращаться. Засыпанные снегом автомашины подсказали ему решение. Расплатившись с таксистом, Максим вошёл в один из уставленных автомобилями дворов. "Вон та" – выбрал он явно поставленный на прикол микроавтобус с заляпанными снегом стёклами. Просканировал сигнализацию. Только на дверки. Хорошо. Вот так отключаем. Сигнал не пропускаем. Быстренько внутрь. И опять работаем. Максим потянулся в просторном, сравнительно тёплом салоне, снял и аккуратно сложил на одном из сидений одежду. Сосредоточился и, словно нырнув, прошёл днище и углубился в подземное царство. Паутина, да куда там паутине! – хаотическое переплетение подземных коммуникаций вынуждали опуститься ниже. Ладно, вперёд. Опять какой-то фундамент. И аххх! – в подземный паркинг. Две морды охранников с выпученными глазами. Ещё ниже!
– Нет, но ты тоже видел? – ещё услышал он вдогонку. Ещё бы не хватало в метро, в вагон. Или на эскалатор в таком виде. Ладно, будем осторожнее.
Блуждание между всеми этими трубами и кабелями удовольствия не вызывало, поэтому, завидев своим теперешним зрением громадину фундамента, Максим мысленно облегчённо вздохнул: "Прибыли". Архивариус рассказал, что вниз, под землю – шесть этажей. Его этаж – третий снизу. Ну, так не определишь. Надо выглянуть.
Хотя бы на мгновение… Или нет, подожди, – спохватился юноша. Я вот вижу здесь, под землёй, да? Земля не мешает? Почему должна мешать стена? Он вновь сосредоточился (наморщил воображаемый лоб) и действительно увидел!
"Ну вот и молодчага!" – похвалил он себя, всматриваясь в открывшуюся картину. В самих "секторах" уже безлюдно, но освещение – включено. На этажах за пультами сидели дежурные – наблюдали за мониторами, которые высвечивали картину между стеллажами.
" Круто!" – решил Максим, поднимая взгляд выше. А вон там ещё и центральный пост.
Контроль за контролем. А вот это – датчики сигнализации. Но ничего, опыт есть.
Только вот было бы неплохо, чтобы особого шума не поднимать. Чтобы все спокойно сидели и смотрели. Но ничего не видели. Ну, эти датчики… если их вот так перемкнуть, нет… вот ещё датчик о выходе из строя датчика. Надо сосредоточиться. Прочувствовать систему. Должна же быть какая-то ахиллесова пята.
Или вот, как в "Скорости" – крутить им запись вместо прямой трансляции, и пусть радуются… А почему бы и нет? Если разобраться… Значит, сигнал идёт на монитор и на запись, так? Если мы сейчас пошлём сигнал с записи, а с камеры его тормознём… Но получилось же! А на центральный? Нет, туда только с поста.
Теперь датчики. А теперь вперёд! И на всякий случай, побыстрее.
Проинструктированный архивариусом, Максим недолго искал нужный сектор и нужное дело. Здесь же раскрыл серую папку и начал быстро читать – благо, феноменальная память осталась. Затем также быстро перелистал отдельный том приложения. Обвёл взглядом стеллажи таких же папок. Сколько же мерзости здесь скрыто? Взял пару рядом стоящих. И ещё пару. И ещё. Спохватившись, поставил всё по порядочку и вновь вошёл в стену. Снял блокировку с датчиков и с камеры. Пусть визит останется незамеченным. Чтобы не пересекать подземные лабиринты коммуникаций, опустился довольно глубоко и быстро направился назад, к машине. Поглощённый своими мыслями сбился с пути, нарвался на какие-то старинные скелеты. Пришлось подниматься, выглядывать. Уже одеваясь, решил немедленно ехать. В прочитанное не совсем укладывались Хома с крестом и вся эта возня с бусами. А к девушке, ( теперь он знал – к Алёне) вела совсем тонкая нить. Надо к ней на родину. Но после.
Поглощённый этими мыслями, Максим потерял осторожность и немедленно нарвался.
– Э, мужик, ты чё там делал?
– Где? – не понял юноша, возвращаясь в реальность.
– Где- где…, – выругался собеседник, подходя вплотную. Тотчас на Макса дохнуло гадостной смесью водки и табака. Носителем "аромата" оказался высокий худой мужик во всём темном – куртке брюках и вязаной шапке. Максим не любил таких шапок – чулков. Нивелируя и без того низкие лбы, они выпячивали челюсти и шнобели владельцев. Что-то первобытное, дикое и неприятное получалось. Но диким и первобытным сейчас быть модно – этакий показатель павианьей мужественности.
– Что ты делал в машине? – прервал размышления юноши павиан.
– Да тебе какое дело?
– Это как…? Во даёт! Братаны, вали сюда! Цирк наклёвывается! – павиан схватил Максима за ворот куртки и потянул к компании, занявшей очищенную от снега скамейку.
– Этот мужик вылазит из моей машины, и говорит мне, бля, какое мне дело! Ты понял, урод? Это как бы моя машина!
– Как бы?
– Издевается. Ладно. Гони за постой бабки и проваливай. Я убогих не забижаю.
Взгромоздившаяся на скамейку шобла радостно заржала. Они были здоровые, красномордые, все в таких же "чулках", ниже которых выглядывали уже "залитые" глазки.
– Девчата, а вам с такой компанией как? – обратился Максим к двум юным девицам?
– А тебе чё, дядя? По ушам хош? Шшшас сделают! – прошипела одна.
– Не, вы видали? Ещё к нашим девахам клеится. Гоня бабки, бля! – замахнулся на наглеца хозяин автомобиля.
– Да ну вас! Живите! Хотите так, пусть так и будет! Пока людьми не станете, – вспомнил он незадачливого сержанта на вокзале.
Она рванула раму окна, затем метнулась к балкону, ещё раз взглянула в окно – сын уже побежал к друзьям, а фигура незнакомца удалялась в сторону выхода из сквера.
Женщина кинулась к выходу.
Лёша! – бегом ко мне.
– Что, ма? – моментально оказался возле нее сын.
– Этот… дядя… с которым… ты… сейчас… кто???
– Как кто?
– Кто? Кто-кто-кто, ну?
– Да ты что, ма? Это же дядя Макс! Который меня вылечил!
– Ты… а… он ведь… как ты…
– Да, он вырос. Я тоже вырасту. И где-то сильно ожёгся. Но я его сразу узнал. Я ему сказал…
– Максим! М-а-а-а-а-а-а-кс!!! – пронзительно, словно сама ожёгшись, закричала журналистка, бросившись по скверику.
Она ещё несколько минут металась по тротуару, пугая прохожих своим криком. А вернувшись, села на скамейку и громко, навзрыд разрыдалась.
– Ма, мамочка, ты чего? Ты не плачь. Я тоже хотел…, – начал успокаивать её Алексей, – но он сказал, что вылечится.
– Он – конечно, сквозь слёзы улыбнулась Синичка. – А вот твоя мама…
– А что у тебя? – насторожился сынишка. – Мы попросим, и он вылечит.
– Это вряд ли.
– Ай. Он от всего вылечит!
– Ладно, сынок, успокоил.
Она вернулась в квартиру и набрала Холеру.
– Здравствуй, дорогая! – бодро отозвался тот.
– Какие новости? – сухо спросила журналистка.
– Кое-что есть. Знаешь, я беседовал с одной девушкой… той самой…, которая у церкви. Она же ближе всех видела этого геройского попа. Так вот, на лице – страшный ожог!
– Этого следовало ожидать. Так вот, мой дорогой сыщик! Это Максим! Понял? Максим!
Максим!!! – закричала она, впадая в истерику. – Два козла мы с тобой, понял!
– Ну, ты, пожалуй, больше козочка…
– Не до шуток сейчас. Алёша его узнал! Просто так! На улице, когда он от меня ушёл!
– Он был у нас… у тебя?
– Да, и я его выгнала. А сын… там… в сквере… – она опять вспомнила, как Алексей бросился к одинокому… несчастному… отверженному… и вновь разрыдалась.
– Ребёнок узнал… А я… А мы… Когда он нуждался в помощи, я его под пытки к ментам… Правильно он сказал… А ты говоришь – и там, у церкви – он? Бедный!
Что же у него на душе должно твориться!
– Ну-ну-ну. Хватит самобичеваний! Сваляли дурака, давай что – то делать. Где он?
– Не знаю.
– Ладно. Я выезжаю, а ты пока выплачься и подумай, где его в столице искать. Не просто так же он приехал.
– Я… я сейчас думать ни о чём не могу. Я жить, дышать не могу!
– Успокойся. Тебе истерики не к лицу.
Затем она набрала младшую сестричку и ей тоже всё рассказала. Правда, после её встречи с Холерой, доверительные отношения были утрачены, но по такому вопросу…
– Я тебе только что звонила, – страшным голосом ответила девушка.
– Только что случилось ужасное!
– Нет! Послушай меня! Включи ящик! Оказывается, они все… Сегодня утром…
– Танька, подожди! Врубаю. Ты пока послушай, что я скажу…
– Нет! Это был он! – разрыдалась в телефон младшая сестра. – Я сначала узнала… потом не узнала… Это всё Михаил!
– Ты о чём? Кто "он"?
– Максим, кто же ещё!
Синичка уде смотрела новости. Кто-то из коллег уже давно подсуетился насчёт информатора, и новое чудо недолго оставалось неведомым широкой общественности.
Шёл прямой репортаж из всё того же интерната. Здоровые, начавшие осторожно ходить паралитики, рассматривающие осветившийся мир бывшие слепые детки… И уже счастливые матери. И сияющий, отпевающий благодарственный молебн пастырь.
– Он… он даже не ел и не пил… Всё мучился, исцелял. А результата всё не было… – продолжала по телефону Татьяна. – А вчера мы перестали верить… хотели… хотели… а он исчез… А сегодня…
– Он не исчез. Он пришёл ко мне…
– Не отпускай его! Ради Бога, не отпускай! Я скоро буду!
– Поздно. Я его прогнала. А во дворе его Лёшка узнал. Какая же я дура!
– Господи! Какой же ад у него сейчас в душе!
– Да… Бедный, бедный мальчик, – прошептала Синичка, отключая телефон.
Но она ошиблась. В действительности, Максим, счастливо улыбаясь, рассматривал город из окна такси.
"Нет, ну ты настоящий урод!" – радостно корил он себя. " Нашёл к кому лезть!
Если даже ребёнок узнал, то…". И всё же, когда в дверном проёме показался Белый-старший, сердце Максима забилось быстро – быстро, а потом остановилось.
– Это я, па… – сдавленным, дрожащим голосом произнёс он. – Честное слово… – юноша не успел договорить, как очутился в родных крепких объятиях отца.
" Вот я плыву по извилистой речке Чувствую сильные руки отца" – задохнулся он от счастья.
" И потому мне легко и беспечно И потому плыть могу без конца…" – разревелся бедный мальчишка. На " Аааххх" он вдыхал воздух, а выдыхал уже слезами.
– Наконец-то… Живой… – шептал отец, не выпуская Максима. А тот и не вырывался и не вытирал слёз. Как они нам нужны, наши старики и как поздно это начинаешь осознавать!
– Ну всё. Проходи, – спохватился отец, услышав похожие на всхлипывания звуки. Он не был круче сына, просто боялся, даже не боялся, а просто не хотел показать своей слабости. И даже не то, чтобы не хотел… Ну да ладно.
Они прошли в квартиру. Пока что Максим не замечал ничего, не отрывая взгляда от своего папули. Это же так соскучится! А отец – ничего. Только вот седины здорово прибавилось. И глаза. До чего же уставшие глаза!
– Садись, – потянул Белый-старший сына на просторный диван в зале. Или пошли в твою комнату. Ты вообще посмотри нашу квартиру. Вот это зал, понял, да? Это твоя комната. А это – детская для Насти. Или нет, может, есть хочешь? Конечно, хочешь!
Пойдём на кухню, как в старые добрые. Заодно и расскажешь, где болтался и что это с тобой.
Кухня была большая и светлая. Но неуютная. Ещё точнее – чужая. Только старый родной, видавший виды чайник согревал душу. Отец, не мудрствуя лукаво, начал сооружать яичницу, нарезал колбасы, затем, спохватившись, вытянул из холодильника кастрюлю, поставил на плиту. Электрическую. Максим вздохнул, вспомнив, как в раннем детстве жарил прямо над газовой конфоркой колбасу. Чтобы пригорела и получилась "как шашлык". Все вилки закоптил.
– Сейчас всё будет готово. Я пока позвоню… Пусть всё бросает и бежит сюда.
Они с Настюшей гулять пошли. А я… Максим, ты не представляешь, как же ты меня… нас… ну нельзя же так! – потянулся отец к мобильнику.
– Не надо, па. В таком виде…
– Ничего. Ей придётся привыкать. Мне, правда, тоже… Что это вообще такое? Что с тобой вообще твориться? Что, да что же с тобой сделали, сынок?
– Вот именно, па. Давай сначала поговорим. Что творится и что это такое, – собираясь с мыслями, Максим смотрел, как отец, спохватившись, наливает в его любимую с детства глубокую тарелку борщ. Себе не налил, сел напротив, ожидая рассказа.
– Я не знаю, па. После того самого первого случая, ну ещё в больнице, всё вприпрыжку. Знаешь, я даже эмира лечил.
– Я много знаю, сынуля. Не совсем отставший от жизни динозавр. За новостями слежу. Догадывался, к каким сенсациям ты руку приложил. За деток инвалидов – горжусь. Ты у меня просто умница! А вот, что в разборки с криминалом влез – зря.
– Но па! Разве ты забыл… ты видел, как тогда… что они с…
– Ладно, не об этом сейчас. Вот это – что с тобой?
– Папа, папуля, ты только не пугайся, хорошо? Ты веришь тому, что я говорю?
– Приходится верить, – кивнул в его же сторону отец.
– Так вот, па. Я подозреваю… что… мы… – собирался с мужеством Максим, – что мы… вообще не люди! То есть, люди, – но…, поспешно поправился Максим, увидев, как побледнело лицо Белого-старшего, – но другие, понимаешь. Ну, как люди произошли от обезьян, так мы – от людей.
– Людены, – вдруг усмехнулся Максимов отец. – Ничего нового и оригинального.
Стругацких и я в юности до дыр зачитывал. – Только вот не выплясывается, сынок.
– Им, после как ты говоришь, "происхождения от людей" все наши проблемы до фени были. А ты только и делаешь, что болтаешься неизвестно где, лечишь кого ни попадя и разборки с бандюганами устраиваешь…
– Они могли уже делать, что хотели. А меня оттуда сбрасывает назад и – опять в какую-нибудь новую кашу. А последний раз какая- то девчонка так приветила, что вот такой стал.
– Подожди! – потряс головой отец. – Ты ешь, пока я это переварю…
– Каламбурчик, – фыркнул Максим, но послушно взялся за ложку.
– И ты ещё смеёшься?
– А что, плакать? Уже. Когда боялся к тебе прийти таким…
– Ладно-ладно, – ласково погладил отец обгоревшую лысину Максима. – Эк тебя потрепало – от смеха в слёзы… Супермен! Ешь, сказал!
Он замолчал и думал до тех пор, пока Макс не выскреб последнюю капельку борща и не облизал ложку.
– Очень вкусно! Спасибо! Почти как у нас, в военторговской столовой.
– В твоих устах – высшая похвала, – усмехнулся лётчик. – На здоровье. Но не я готовил.
– Догадываюсь.
– Ладно. Давай теперь кратко, по порядку, и самое эээ аномальное.
Рассказ получился недлинный – если самое аномальное, то многое можно и опустить.
Ну, там, про девчат, например…
– Я интересовался этой девушкой. Думал, ты чудишь, – начал обсуждение отец.
– Я?!
– А что? Помнишь, на Новый год девушкой вырядился? Никто и не узнал. Поэтому всё – в компе. Файл " Ведьма". Почитаешь на досуге.
– Папуля, на каком "досуге"? Ты что, не понял?
– Кстати, если помнишь, людены – анаграмма от " нелюди". Я не дам сыну превращаться в чёрт знает что. Пускай другие дальше " происходят от людей".
– Кто… " другие"? Что ты ещё знаешь?
– Не знаю! Это ты сказал!
– Ничего я не говорил такого.
– Сказал! " Мы вообще не люди!" Что? Проболтался?
– Ах, папуля! – успокоено вздохнул юноша. – Ты только не пугайся, но "мы", это – я… и… ты! И ещё Наташа. Я это увидел раньше. Но не хотел говорить, потому что в тебе и ей это пока… ну, не проявилось.
Отец долго " переваривал" вторую порцию новостей.
– А у тебя… тогда… почему… уже? – поинтересовался, наконец, он.
– Я думаю, от потрясения, ну тогда, когда твой самолёт… От дикого желания помочь. Я ведь… так… тебя люблю, папуля! – порывисто обнял он отца. Тот, как прежде, боднул сына головой, улыбнулся, но тотчас вновь задумался.
– В конце концов, что со мной будет – увидим. Хорошо хоть, что предупредил. Что с тобой будем делать? В таком виде в школу…
– Папуля, дорогой, ну о чём ты? Какая школа? Ты что, так и не понял?
– Ага! Будешь суперменом – недоучкой?
– Па, ну давай о главном. Мне надо найти ту девушку. Обязательно. И вот что. Где старый велосипед? Я же просил…
– Да-да. На балконе.
Вскоре Максим держал в руках те самые бусы.
– Ого! Хорошая схованка. Будет, куда заначку прятать, прокомментировал Белый-старший действия сына. – А это что за сокровище?
– Даже так? Уже – заначки? Быстро у вас всё нормализуется.
– Да нет, что ты, – покраснел отец. Мы – душа в душу. Просто офицер без заначки…
– Ладно. А это… не знаю. От одного бандюгана наследство. Надо с собой забрать – цыганка во сне видела.
– Забрать… с собой? Это куда " с собой", позволь тебя спросить?
– Па, но подумай, мне надо её искать. Ну, не дома же под кроватью!
– Не пущу!
– Ай, ну па, ну, как маленький! Я же тебе всё рассказал. Я же неуязвимый!
Непотопляемый! Несгораемый!
– Вижу. Особенно, насчёт несгораемого. Прости.
– Да ладно тебе. Я к этой образине уже привык. Ну не веришь, хочешь вот, сквозь стенку пройду?
– Избавь от такого удовольствия. Собственный сын – как нечисть какая!
– Ну вот. Договорились. Пойду я, па, пока… эта не пришла. Ей то знать не надо, правда.
– У нас нет секретов друг от друга.
– Да, но пока мы обо всём этом точно ничего не знаем, чтобы не волновать…
– Не пущу!!!
– Но па!
– Тогда пойдём вместе. Всё брошу – и пойдём!
– Но па!!! Это моё и только моё! Я знаю, папуля, я… я чувствую. Умоляю, не мешай мне!
– Сынок, но я же… Если что случится, я же этого… просто… Нет! остаёшься и всё!
– Па, я таким не останусь. Не хочу и не могу. Не для этого я…такой.
– Но Макс, ты у меня… Если что…
Максим встал и подойдя к отчаявшемуся отцу крепко его обнял.
– Помнишь, па, ваш штурман Зубов, да? пел:
"Если случится со мною беда
Грустную землю не меряй шагами.
Знай что сердце моё ты отыщешь всегда
Там за облаками Там за облаками…". Это теперь и про нас с тобой.
– Ты хоть звони.
– Я позвоню, а ты скажешь: " Хулиган". Давай какой позывной, а? Какой у тебя был в полётах самый странный?
– Гелла, – усмехнулся отец.
– Гелла? Но это же… это…
– " Служанку мою, Геллу, рекомендую"…
– Да, тот, кто такой позывной придумал, зачитывался Булгаковым.
– Это обозначало, что на борту… служанка Сатаны. Термояд.
– Ну, Гелла, так Гелла. На мой новый номер. Кстати… а как у тебя дела?
– Ну как, готовлюсь. Форсируем. Время-то мало осталось. Правда, дубль начал наступать на пятки. Сам пойми, не мог я заниматься во всю силу, когда…
– Но уже всё, папуля. Всё хорошо. Тебе надо побывать там сейчас, чтобы знать, что ждёт потом. А тебя… из-за моего… моей пропажи не тормознут?
– Наоборот, сочувствуют. Но спрашивают по полной программе. Без скидок.
– Па, ты давай, держи марку. Мы им покажем, на что нелюди способны, а? Выход человека в открытый космос без скафандра! Достижение отечественной лженауки!
Только вот камеру придётся выключить. Когда проходишь через стены, одежда не проходит. Так что такие снимки будут скорее для "Плейбоя".
– Всё больше узнаю. Тебе лишь бы похохмить.
– Но что делать! Ну всё, папуля. Побежал.
– Побыл бы ещё…
– Папа, милый…, – Максим вновь обнял Белого-старшего и заглянул тому в глаза.
– Насколько я понимаю, у нас впереди целая вечность. Ну, половина наверняка.
Потерпим. Я ведь тоже очень скучаю. Но надо…
– Тогда на, возьми – протянул отец деньги.
– Но па, я же вылечил шейха!
– Бери – бери. Вижу, как он тебя отблагодарил. И ещё. Как тебя величать то теперь? Официально?
– Чёрный. Максим Чёрный. Всё. Надо бежать. И вы бросьте это. Тоже додумались:"Твоя комната". Чтобы немедленно была ваша спальная. А нам пока и вместе с Настей будет неплохо. Макс крепко поцеловал отца и кинулся вниз по лестничному маршу. " Если мне ещё придётся здесь жить" – мысленно добавил он. На улице холодный ветер швырял в лицо хлопья мокрого снега. Таким же холодом сквозануло по сердцу:"А всё же отпустил". А Белый-старший смотрел из окна на вышедшую на освещенное место высокую нескладную фигуру. Мысль о том, что он оставил сына в какой-то ужасающей, нечеловеческой беде, была невыносима. Откупился! Денег дал! – от такого укора совести бросило в жар. Оставить всё и идти с ним рядом! Но поможет ли? А если, действительно, только помешаю? Ничего же не понимаю в этих его…ужастиках. И… вот эта новость. Я тоже нелюдь. И в любой момент может проявиться… Но это потом. А сейчас – сын. Если посмотрит вверх, значит, я ему сейчас нужен. Пойду с ним и не прогонит! Отца не прогонит.
Так что Максим был несправедлив, но это было вызвано болью новой разлуки и прежнего одиночества.
Глава 23
Одиночества сразу не получилось. У подъезда, в лёгкой курточке, съёжившись от ветра, стояла Татьяна.
– Ты нас простишь? Нет, ведь ты нас простишь? – умоляюще заглядывала она в глаза, семеня возле быстро идущего Максима.
– Кого " нас"? Вашу неверующую братию? "Пока не вложу персты"!
– Ну, не злись! Ты же добрый! Нас – это меня… с сестрой.
– Твоя сестричка попросила ментов немножко меня попытать. И ещё сегодня жалела, что это не удалось!
– Но… но Максим! Она же очень переживала за тебя. Когда ты исчез, она места себе не находила…
– С Холерой. Видел на фото эти переживания!
– Но это же тусовка! У них там только улыбаться и положено! А так…она даже плакала! И с тобой так потому, что думала, будто ты что – то знаешь о…о тебе.
Всё – чтобы помочь. Ну, Максим, пойдём. Мы все тебя ждём. А сестра сказала ещё, что у неё собрана информация о Седой. Ну пойдём к нам, а?
– Я только что вышел от отца. Отца, понимаешь? Для того, чтобы пойти к вам в гости? Есть дела поважнее.
– Тогда я пойду с тобой.
– Ещё чего! Не знаю, примет ли он меня одного…
– Я не про это! Я вообще!
– А! Ты это уже обещала. И рванула…
– Я пойду с тобой!
– Слушай. Иди-ка домой. Смотри, замёрзла уже! А информация у меня уже есть, вот – он показал флэшку отца.
– Я теперь никуда от тебя не уйду.
Они остановились у стоянки такси.
– Вот что, девочка, – решил Максим грубостью оттолкнуть от себя Татьяну. – Вали-ка ты отсюда, пока я не вернулся и разнёс вашу кормушку заодно с вашим пройдохой- пастырем и вашим унылым божком!
– Ты… ты зачем так говоришь! Ты…ты не можешь так говорить! Ты – посланец Его!
– Может, и Его, но не вашего. А может и вообще – не Его, а, как раз, наоборот.
Подумай, а потом только липни. Всё! – он прыгнул в такси и захлопнул дверку. На душе тут же стало прегадостно. Обидел девчонку. И вот это, что сказанул. Да кто же я, чёрт побери? Ладно, как говорил Бендер, назначим специальное заседание чтобы выяснить ваши взгляды на Макдональда и других буржуазных деятелей.
Архивариус оказался уже расплывающимся "качком" с хитрым крысиным лицом и такими же крысиными бусинами – глазками. Услышав странное слово пароля, он изумился: " Молодой человек, вы что-то напутали", но жестом дал знать о возможности прослушки, затем показал на входную дверь и на часы. Максим послушно вышел в ночную тьму и стал ждать. Вскоре осторожный друг покойного рыцаря плаща и кинжала вышел, и они растворились во вьюге.
– Так лучше, никто не видит и не слышит. Значит, помер мой товарищ?
– Вы уже знаете?
– Мы договорились, что этот пароль – свидетельство о смерти и последняя воля.
Как он умер?
– Самоубийство.
– Не похоже на него. Хотя, всё может быть. Может, и сломали. Слушаю вас, молодой человек.
– Я хотел бы… мне крайне необходимо… что вам известно о деле Максима Белого?
– Это пацана – вундеркинда? Ну, что известно… Оно недавно поступило в архив.
Новый шеф списал. До этого находилось в разработке.
– А… по Седой?
– Они были объединены. Вначале была разработка этой девчушки.
– Вы можете рассказать, что в деле?
– Ну, как всегда – рапорта агентуры, наружки, прослушки, фотографии… Понимаю, что вы хотите узнать. Нет, увы, не помогу. Я работаю и до сих пор живу, поёлику не лезу не в свои дела. Если бы кто застал меня, читающим архивное дело…
Только мельком и мимоходом.
– Ясно. А… как бы мне его почитать?
– Ну это… если попадёте в архив, шестнадцатый сектор, третий стеллаж, дело Љ 666, "Вундеркинд" – шутя рассказал Максимов собеседник.
– А почему номер такой? – вздрогнул Максим.
– Просто совпадение. Хотя, наш прежний был баальшим оригиналом.
– Хорошо. А где ваш архив и этот сектор?
– Молодой человек, вы что, не понимаете шуток? Вам туда не добраться. Наверное, к термоядерной ракете добраться легче. Прежде всего – охрана. Наружная и внутренняя. Камеры слежения – тоже наружная и внутренняя. Посты в коридорах на каждом этаже. Сигнализация – даже на локальные изменения температуры. На движения. На влажность.
– Но вы всё же расскажите поподробнее.
– Хорошо. Пойдёмте назад. Холодно. Как раз и время хватит. Только, уговор – не грабьте наш архив завтра. Моё дежурство. А то вдруг вам удастся? Потом головы не сносить. Вот через месячишко пойду в отпуск – милости прошу, – шутил архивариус.
Но рассказал всё подробно.
– Так обещаете? – уже прощаясь и протягивая руку уточнил он.
– Обещаю! – твёрдо заявил Максим. Он решил влезть в эту сокровищницу тайн уже сегодня.
Найдя такси, юноша назвал адрес и, глядя в окно на разгулявшуюся вьюгу, задумался о предстоящей операции. Напролом идти нельзя, не время. Сначала девушка – потом разборки. Чтобы не мешали. Значит, опять голяком? А одежду куда?
Потом же придётся возвращаться. Засыпанные снегом автомашины подсказали ему решение. Расплатившись с таксистом, Максим вошёл в один из уставленных автомобилями дворов. "Вон та" – выбрал он явно поставленный на прикол микроавтобус с заляпанными снегом стёклами. Просканировал сигнализацию. Только на дверки. Хорошо. Вот так отключаем. Сигнал не пропускаем. Быстренько внутрь. И опять работаем. Максим потянулся в просторном, сравнительно тёплом салоне, снял и аккуратно сложил на одном из сидений одежду. Сосредоточился и, словно нырнув, прошёл днище и углубился в подземное царство. Паутина, да куда там паутине! – хаотическое переплетение подземных коммуникаций вынуждали опуститься ниже. Ладно, вперёд. Опять какой-то фундамент. И аххх! – в подземный паркинг. Две морды охранников с выпученными глазами. Ещё ниже!
– Нет, но ты тоже видел? – ещё услышал он вдогонку. Ещё бы не хватало в метро, в вагон. Или на эскалатор в таком виде. Ладно, будем осторожнее.
Блуждание между всеми этими трубами и кабелями удовольствия не вызывало, поэтому, завидев своим теперешним зрением громадину фундамента, Максим мысленно облегчённо вздохнул: "Прибыли". Архивариус рассказал, что вниз, под землю – шесть этажей. Его этаж – третий снизу. Ну, так не определишь. Надо выглянуть.
Хотя бы на мгновение… Или нет, подожди, – спохватился юноша. Я вот вижу здесь, под землёй, да? Земля не мешает? Почему должна мешать стена? Он вновь сосредоточился (наморщил воображаемый лоб) и действительно увидел!
"Ну вот и молодчага!" – похвалил он себя, всматриваясь в открывшуюся картину. В самих "секторах" уже безлюдно, но освещение – включено. На этажах за пультами сидели дежурные – наблюдали за мониторами, которые высвечивали картину между стеллажами.
" Круто!" – решил Максим, поднимая взгляд выше. А вон там ещё и центральный пост.
Контроль за контролем. А вот это – датчики сигнализации. Но ничего, опыт есть.
Только вот было бы неплохо, чтобы особого шума не поднимать. Чтобы все спокойно сидели и смотрели. Но ничего не видели. Ну, эти датчики… если их вот так перемкнуть, нет… вот ещё датчик о выходе из строя датчика. Надо сосредоточиться. Прочувствовать систему. Должна же быть какая-то ахиллесова пята.
Или вот, как в "Скорости" – крутить им запись вместо прямой трансляции, и пусть радуются… А почему бы и нет? Если разобраться… Значит, сигнал идёт на монитор и на запись, так? Если мы сейчас пошлём сигнал с записи, а с камеры его тормознём… Но получилось же! А на центральный? Нет, туда только с поста.
Теперь датчики. А теперь вперёд! И на всякий случай, побыстрее.
Проинструктированный архивариусом, Максим недолго искал нужный сектор и нужное дело. Здесь же раскрыл серую папку и начал быстро читать – благо, феноменальная память осталась. Затем также быстро перелистал отдельный том приложения. Обвёл взглядом стеллажи таких же папок. Сколько же мерзости здесь скрыто? Взял пару рядом стоящих. И ещё пару. И ещё. Спохватившись, поставил всё по порядочку и вновь вошёл в стену. Снял блокировку с датчиков и с камеры. Пусть визит останется незамеченным. Чтобы не пересекать подземные лабиринты коммуникаций, опустился довольно глубоко и быстро направился назад, к машине. Поглощённый своими мыслями сбился с пути, нарвался на какие-то старинные скелеты. Пришлось подниматься, выглядывать. Уже одеваясь, решил немедленно ехать. В прочитанное не совсем укладывались Хома с крестом и вся эта возня с бусами. А к девушке, ( теперь он знал – к Алёне) вела совсем тонкая нить. Надо к ней на родину. Но после.
Поглощённый этими мыслями, Максим потерял осторожность и немедленно нарвался.
– Э, мужик, ты чё там делал?
– Где? – не понял юноша, возвращаясь в реальность.
– Где- где…, – выругался собеседник, подходя вплотную. Тотчас на Макса дохнуло гадостной смесью водки и табака. Носителем "аромата" оказался высокий худой мужик во всём темном – куртке брюках и вязаной шапке. Максим не любил таких шапок – чулков. Нивелируя и без того низкие лбы, они выпячивали челюсти и шнобели владельцев. Что-то первобытное, дикое и неприятное получалось. Но диким и первобытным сейчас быть модно – этакий показатель павианьей мужественности.
– Что ты делал в машине? – прервал размышления юноши павиан.
– Да тебе какое дело?
– Это как…? Во даёт! Братаны, вали сюда! Цирк наклёвывается! – павиан схватил Максима за ворот куртки и потянул к компании, занявшей очищенную от снега скамейку.
– Этот мужик вылазит из моей машины, и говорит мне, бля, какое мне дело! Ты понял, урод? Это как бы моя машина!
– Как бы?
– Издевается. Ладно. Гони за постой бабки и проваливай. Я убогих не забижаю.
Взгромоздившаяся на скамейку шобла радостно заржала. Они были здоровые, красномордые, все в таких же "чулках", ниже которых выглядывали уже "залитые" глазки.
– Девчата, а вам с такой компанией как? – обратился Максим к двум юным девицам?
– А тебе чё, дядя? По ушам хош? Шшшас сделают! – прошипела одна.
– Не, вы видали? Ещё к нашим девахам клеится. Гоня бабки, бля! – замахнулся на наглеца хозяин автомобиля.
– Да ну вас! Живите! Хотите так, пусть так и будет! Пока людьми не станете, – вспомнил он незадачливого сержанта на вокзале.