Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга третья. Тьма

   В ожоговом уже и Алёна прочувствовала – задохнулась от сопереживания чужой беды.
   Забинтованные от головы до ног люди стонали и выли, а выглядывающие из-под бинтов глаза, казалось, расплёскивали вокруг боль. Смрад отмирающей кожи смешивался с приторными запахами лекарств и мазей.
   – Откуда же это…столько, – прошептал Максим, озираясь.
   – Ну, это ещё немного. Для двух ЧП – немного, – уточнил заведующий отделением – высокий, худой, как жердь врач с бледным невозмутимым лицом. – И потом, лечатся то здесь месяцами. Вот и… накапливается.
   – Понял. Который самый?
   – Пойдёмте в реанимацию.
   – Командир. В его самолёт въехали перед самым взлётом. Остальные выжили благодаря ему – успел ещё рампу опустить… А сам…
   Но Максим, уже не слушая, протянул над несчастным руки, снимая поначалу боль.
   – Вы можете пока идти, – стала выпроваживать заведующего Алёна.
   – Но я… Я отвечаю за это отделение! За всех больных отвечаю.
   – Идите, занимайтесь другими, – заглянула ему в глаза девушка. И тут же после его ухода, склонилась над вторым пострадавшим…
   – Не успеем. Не успеем, понимаешь?
   Они стояли на узком балкончике, жадно впитывая солнечные лучи. Максим чувствовал, что рядом остро нуждаются в помощи и другие, уже умирающие, что яд распада погибающих клеток вот-вот удушит этих ребят.
   – Вот что! – решил он. – Сейчас пройдём по всем. Я буду их как-то, ну не знаю, чистить, что ли. А ты давай им силы. Чтобы боролись и дождались следующего эээ раунда.
   – Берёшь боль на себя? Может, наоборот?
   – Нет! С некоторых пор я уже не чувствую боли.
   – Врёшь! Просто меня жалеешь… Ну да ладно, не до споров. Пойдём.
   На препирательства с врачами времени не было. Да и видимая часть манипуляций этих чужаков были настолько эффектна, что вскоре врачи и санитарки не вмешивались. Тихонько, чуть ли не на цыпочках передвигаясь за молодыми людьми, они во все глаза наблюдали за тем, как вспыхивают голубые, зелёные и золотые лучи и переливаются из молодых ладоней к больным. И утихают стоны, крики, проклятья. А девушка, подходя к очередному пациенту вдруг начала, хватаясь за койку, медленно оседать на пол.
   – На балкон. На солнце её, – произнес через повязку её напарник. Затем он сам схватил Алёну на руки и вынес на балкон. В их отсутствие врачи вместе с заведующим кинулись к больным. Те спокойно, в кое дни, спали. Определив по пульсу, что никакая опасность от этих лучей спящим не грозит, заведующий решил не тревожить их анализами и прочими исследованиями. Хуже не стало. А лучше – увидим.
   К концу дня Максим прервался для разговора с главврачом.
   – Мне надо знать, где ёщё тяжёлые. Умирающие.
   – Тогда завтра с утра в травматологию.
   – А за ночь?
   – Ну, мы сделали всё возможное…
   – Пойдёмте сейчас. Хотя, нет. Заведующие отделениями?
   – Рабочий день закончился.
   – Это при умирающих-то?
   – Мы сделали всё, что смогли, – повторил толстяк. – И я же не говорю, что они вот-вот. Просто… Есть такое понятие – безнадёжность. А дежурные врачи на местах.
   – Давайте нам дежурных врачей. Пусть проведут.
   – Вам обоим отдохнуть надо. Вы бы утром с новыми силами.
   – Я ещё не умею воскрешать. Ну, почти… Даже с новыми силами. А ты чего молчишь? – спохватился он, глядя на Алёну.
   – Я… ничего.
   – Тогда пойдём, – встал Максим навстречу вошедшим дежурным врачам. – А Вам, Станислав Егорович, спокойной ночи и приятных снов.
   Когда они вышли, толстяк, тяжело вздохнув, позвонил жене, чтобы его не ждала – дела. И пошёл вслед за этими странными визитёрами. Насторожило его это пожелание приятных снов.
   В травматологии умирал один молодой матросик. Где-то перехватив спирта, набрался и на угнанном мотоцикле въехал в толпу стоявших на автобусной остановке.
   – Двое там. В морге. Тоже молодые. А этот после них – в столб. Не жилец, – сообщил врач. Мы, конечно, сделали всё возможное… Но…
   Максим протянул руки. Сосредоточился. Да ничего возможного они и не делали. Вон, печень не ушита. Раздробленная почка кровоточит. Лёгкое размозжено. Может, не умеют? Или не хотели?
   – Пойдём к следующим, – тронула его за плечо Алёна.
   – Подожди. Надо же здесь…
   – Да пойдём же!
   – Нет. Надо же…
   – Не надо! Пускай!
   – Да ты что? – переключил внимание на девушку Максим.
   – Ты что, не слышал? Почему он здесь, не слышал? Я не буду. Понимаешь, не буду!
   С минуту длилась пауза. Алёна аж дрожала от гнева и нетерпения. Пусть только этот… этот… она ему скажет… Всё скажет! Понял это и Максим. Не хватало здесь выяснения отношений.
   – Ладно. Тогда иди к другим. Я скоро, – сказал он и вновь повернулся к умирающему. Максиму удалось сказать это таким обыденным тоном, как… ну как взрослый уступает на время капризному ребёнку. Лишь бы тот не мешал заниматься серьёзным делом. Поэтому девушке оставалось лишь негодующе фыркнуть и развернувшись, вернуться в ожоговое отделение. Здесь тоже умирало двое, в том числе и женщина. Где они облучились и при каких обстоятельствах дежурный врач не знал, а, может, и знал, но распространяться об этом не захотел. Алёна взялась за них, а когда её скрутило от боли, вдруг поняла, от чего её избавил Максим, предложив заниматься восстановлением сил уже избавленных от радиации моряков.
   – Бедный Максимка, – с нежностью прошептала она. – Но всё равно дурак! – вздохнула девушка, начиная борьбу с недугом.
   Когда в эту палату пришёл Максим и остававшийся при нём главврач, Алёна стояла у окна, набираясь лунного света. Дежурный врач сидел возле спящей пациентки, не сводя с Алёны восторженно – изумлённых глаз.
   – Ну, что здесь? – озабоченно поинтересовался юноша.
   – Вот. Женщину почистила. Сейчас и его…
   – Давай вдвоём. Как там, хорошо?
   Хотелось, ах, как хотелось Алёне отправить этого… этого… возиться дальше с пьянью-убийцей, но уж очень болезненным было это исцеление. Да и устала она.
   Скоро сутки. А он? Ну, он парень. Мужчина.
   – Хорошо. Ещё немного луны…
   Они постояли у окна, а врач тем временем что – то шептал своему начальнику.
   – Не только здесь, – ответил на сообщение главврач. – Но имейте в виду – военная тайна.
   А таинственный дуэт вновь взялся за исцеление, ещё больше изумив очевидцев.
   – Ну вот и всё. Мы завтра наведаемся. Чтобы завершить и закрепить.
   – Всё на сегодня? – поинтересовался главврач, поглядывая на звёздное небо в окне.
   – Уже и утро скоро.
   – А у вас – всё? В смысле срочности?
   – Всё. Остальные до утра доживут. Наверняка.
   – А остальные где? – поинтересовался Максим.
   – Какие остальные? – насторожился главврач.
   – Те. Калеки.
   – Ну те же… в отдельном корпусе. Но они же… как прикажете. Завтра посетим.
   Они вышли из палаты и пошли по полутёмным сейчас коридорам и лестничным маршам.
   Длинный коридор привёл в другое дальнее крыло, где их ждали две маленькие, гостиничного типа комнатки. Правда, с телевизорами, телефонами и санузлами в каждом.
   – Это, как бы гостевые. Знаете, приезжают родственники. Некоторым мы разрешаем присматривать. За особо тяжёлыми.
   – Что-то не видел я никого из родственничков, – озлобленно возразил Максим.
   – Это сегодня. В связи с вашими эээ вашей деятельностью, мы попросили их сегодня… отдохнуть. Вам же не нужны свидетели?
   – Ну, это другое дело, – согласился Макс. Они распрощались и вскоре подростки остались одни, пока в номере Алёны.
   – Я никакая. Просто никакая, – констатировала девушка, расстилая постель. – Как ты всё это терпишь?
   – Я же говорил, что у меня боль прошла. Ты мне скажи вот что… Я с твоими бусами мог бы их всех за ночь. Почему они у тебя не так…эээ… ну, эффективны, что ли?
   – Я не знаю… Может… не научилась ещё?
   – Время дорого. Некогда учиться. Боюсь, не такие лохи наши Крокодил с Кашалотом.
   Чувствую, не так просто мы от них…
   – Я тоже чувствую. Не тем мы занимаемся. Мне надо братишек… Аж сердце почему-то холодит, как о них вспомню.
   – Слушай… дай мне эти бусы. Ну, на сутки какие. Я всё равно не смогу пока ничем другим… А ты…
   – А я тогда с братишками…
   – Холера наверняка добудет адрес!
   – Тогда на, держи. Теперь – вон! Буду раздеваться и спать.
   Максим вышел и в своем номере привычно намотал бусы на правое предплечье. Камни нежно прижались к коже, передавая ещё сохранившееся тепло девушки.
   А главврач, озадаченно покачивая головой, вернулся в кабинет. Собираясь с мыслями, попробовал, как эта молодёжь попить лунного света. Ничего, кроме сонливости не почувствовав, пошёл по отделениям, в которых проводили свои странные опыты эти визитёры. Оказалось, что Станислав Егорович плохо думал о своих подчинённых. Ночной госпиталь подспудно бурлил. Не только заведующие отделениями, но и большинство врачей оказались в ординаторских, обсуждая происходящее. В принципе, это были профессионалы, знающие и любящие своё дело.
   Догадки высказывались самые невероятные. Но факт оставался фактом – состояние всех, абсолютно всех пациентов, которых "лечила" эта странная парочка, резко улучшилось. У отдельных – вплоть до полного выздоровления. У остальных – можно ожидать этого же в ближайшее время.
   – До исхода эксперимента молчать абсолютно! – приказал главврач. – Считайте происходящее военной тайной со всеми последствиями её разглашения! И предупредите подчинённых.
   В эту ночь не спали ещё двое упомянутых здесь персонажа.
   – Значит, они? – полуутвердительно переспросил именуемых нашей молодежью Крокодилом начальник.
   – Безусловно, – ответил тяжело сопящий Кашалот. – О девушке были некоторые сомнения. К нашему вундеркинду липнут всякие. От мала до велика. Но… не в океане же! И потом – они ушли оба. Только одежда и осталась.
   – Кого же мы тогда… Ну да ладно. Зато опыт получили.
   – Есть все основания полагать, что это, всё-таки…
   – Я помню ваш доклад. Не о ней речь. Вы беседовали с ними. Мы можем как-то повлиять на их поведение?
   – На него – вряд ли. Ничего не боится мальчишка. Как я понял – даже за отца.
   – Оторва. Жаль. Как жаль! Как он штатовцев, а? В штаны от ужаса понакладывали! – захохотал шеф. Затем, резко его оборвав, зло бросил – балбес! С такими возможностями – и такие мелкие пакости. Ведь мог их заставить своими же ракетами – и по своим же долбаным штатам! А мог бы… Ладно… А она?
   – Ну, на мякине её теперь не проведёшь. Вундеркинд-то уже её наверняка убедил, что её братья живы.
   – Вот что… Их немедленно – подальше. Куда-нибудь в глушь. Чтобы выманить и рвануть. Мне надо ещё хотя бы месяц. Чем хотите, хоть атомной бомбой. Но чтобы не мешались.
   – Они сейчас в госпитале заняты. Пока не исцелят, не… И у нас же есть…
   – Да, конечно. Но с этой её детворой – запасной вариант. Занимаетесь вы. Лично.
   Операцией здесь руковожу я. А вы – немедленно за этими её недоносками.
   – Но…
   Шеф изумлённо уставился на Кашалота. Тот посмел пискнуть?
   – Я в смысле, рядовое поручение… И мне?
   – В этом деле не бывает мелочей. Тем более – организация ядерного взрыва – мелочь?
   – Но… я полагаю, это – образно?
   – Через двадцать четыре часа вы мне докладываете, что объект, и мне плевать какой – на ваш выбор – к взрыву готов. И эта родня Седой – там же. И вы, понимаете – вы! нажмёте на кнопку, когда они там появятся.
   – Но…
   – Как уцелеть самому – ваша забота. Тут вам – карт-бланш.
   – А… а остальные?
   – Выполнять!
   Отпустив подчинённого, Крокодил ещё раз изучил шифрограмму с подводного ракетоносца и злобно выругался. Ну, конечно же этот… Киндер чёртов! Всё сорвал.
   А как хорошо было задумано! Даже приснилось ему, что затонула уже лодка, и что…
   Или же не снилось? Шеф рыцарей плаща и кинжала потряс головой, отгоняя яркие воспоминания восхитительного сна.
   – Ничего. Уже вот-вот. Он набрал какой- то номер по внутреннему и коротко бросил : "Приступайте!" Утром на стук Алёны из номера Максима никто не ответил. Он, конечно же, был уже там, среди страждущих его целительных возможностей. Судя по всему, он уже заканчивал здесь, намериваясь перебираться в корпус инвалидов.
   – Максим, нам надо прорваться в город, – улучила она минутку, когда юноша в очередной раз заряжался энергией.
   – Какой там город! Я с твоими бусами здесь горы сверну!
   – Макс, но я так не смогу! Ты мужчина, тебе до лампочки может быть. А у меня, стыдно сказать, даже… нижнего белья нет!
   – Да, действительно…, – возвращался к реальности юноша. Ну так одна съезди. И мне заодно…
   – Ещё чего! Ты кто мне, чтобы я тебе…
   – Ну так не надо. Я главврачу скажу, чтобы тебя туда – назад крутанули.
   – Сама скажу.
   – Хорошо. И не задерживайся. Мы же вчера решили. Вот только сведений дождёмся…
   – Максим, не договорив, направился вновь к больным.
   А девушка уже через какой-то час рассекала по славному граду Петра.
   " Не задерживайся" – вздохнула она, и оторвав взор от золотого купола Исакия, вошла в ближайший бутик. Реквизированных у незадачливых охранников денег хватило лишь на самые необходимые женские принадлежности. Грабить кого-нибудь не хотелось. Даже вон того мордастого, выбирающегося из "Мерса". В раздумье Алёна прошлась по набережной, постояла на одном из мостиков. Ага! – остановился её взгляд на вывеске " Игральные автоматы".
   В помещении в связи с довольно ранним временем было свободно. Только пару явно сдвинутых пыталась по какой-то очередной системе переиграть " одноруких бандитов".
   – А какой у вас максимальный выигрыш? – поинтересовалась Алёна, покупая жетон.
   – Мало не покажется, – улыбнулся смотритель, бледная фигура в истёртой джинсовой паре.
   – Но всё же?
   – Вообще – то, вон на том, двадцать тысяч. Но и игра самая дорогая.
   – Это что, меньше тысячи баксов? – поморщилась Алёна.
   – Девочка, это не казино. Это так, баловство.
   – Ладно. Попробую.
   – Удачи. Будешь первой.
   Вообще-то Алёна не знала, как работает автоматика этих железных пройдох. Вот про казино она видела. Там бы с шариком… А здесь…
   – Надо, чтобы во всех окошечках появились одинаковые рисунки. На максимум – вот эти, – подсказал один из прервавшихся перекурить игроков. – Когда решишь, что они вот – вот выпадут, тяни вот это на себя.
   – Хорошо, спасибо.
   Когда подсказчик вместе со смотрителем вышли перекурить, Алёна попробовала вникнуть в работу соседнего аппарата, с которым сражался ещё один несдающийся.
   Оказалось, что вся эта система валов- шестерёнок ей и не нужна. Только вот призовые совпадения порождали ощутимый для девушки импульс. Значит, когда вот такая вспышка…
   – Давай! – крикнула Алёна при очередном таком сигнале. Испуганный неожиданным криком игрок дёрнул за ручку, затем возмущённо повернулся к девушке. Но высказать свои соображение не успел, – в поддоне зазвенели те самые заветные выигрышные жетоны.
   – О, наконец-то, хоть что-то! – обрадовался вернувшийся на звон коллега.
   – Да, немного, но всё же… – согласился выигравший.
   "Немного. Не те картинки. Интересно, а вот эти сигналы, они разные?" – всё ещё зондировала систему девушка. Выяснила, что разные. Запустила свой аппарат.
   Пропустила несколько импульсов, затем, на самый сильный рванула ручку.
   – Ну ты, деваха, даешь! С первого раза! – потянулись на звон игроки. – Впрочем, новичкам везёт. – Дашь копеечку на счастье!
   – Но у меня нет сейчас таких денег! – начал упираться бледный. – Рано ещё!
   – А ведь врёшь! – возмутилась Алёна.
   – Что ты себе позволяешь! Я сейчас, – потянулся за мобильником смотритель. Но вдруг ещё больше побледнел и быстро- быстро отсчитал девушке выигрыш.
   – Вот так. Молодец. Сейчас пройдёт. А могло быть и хуже, – успокоила его девушка, выходя из игрального зала.
   А трое оставшихся, оставив свои занятия, сквозь стеклянную дверь смотрели вслед удаляющейся фигурке.
   – Фффу. Отпустило. Как огнём прожгло, – сообщил жадный смотритель.
   – Думаешь, Седая объявилась? – поинтересовался сорвавший куш игрок.
   – Не знаю. Старовата для той. Этой как, лет двадцать? Много их тут было наплодилось. Потом, сам знаешь, мода на убыль пошла. Потом даже наоборот – братва осмелела и крашенных дурочек того… учить уму разуму начала. А эта…
   Вроде и не выкаблучивалась до поры до времени. И если бы этот жмот…
   – Но-но! – прервал жмот. Всякий тут будет… Вообще-то надо предупредить. Седая не Седая, а вон как может, – он вновь потянулся к мобильнику.
   А виновница этого переполоха докупила нужного шмотья, переоделась. Краснея, выполнила – таки и заказ Максима. "В конце концов, если сам о себе позаботится не в состоянии…" Купила и два мобильника. Два нормальных чемоданчика. Кое-каких сладостей. И с лёгким сердцем направилась назад. Так что оповещённые незадачливым смотрителем "одноруких бандитов" его сотоварищи зря настороженно ожидали неприятных событий. "Седая" себя больше ничем не проявила. Пока.
   – Вот, переодевайся! Не может же быть "командированный из центра" так одет.
   Просто бандюган какой-то, – тормошила девушка Максима. Она, дождавшись в очередного перерыва в его целительстве, чуть ли не силком затащила юношу на нижний этаж в его же номер.
   – Хорошо, спасибо, – начал расстёгивать рубашку Макс.
   – Да-а, парнишка, ты уже совсем! – возмутилась Алёна.
   – Извини, – спохватился парень, вновь застёгиваясь. – Отупел. Знаешь, эти ожоги…
   И этот парнишка. Пришлось наращивать… А это всё-же много сил забирает…
   – " Этот парнишка". Зачем ты его вытягиваешь? Он убийца! Ты разве не слышал?
   – Но это автодорожное ведь… Знаешь, я сам однажды так въехал! Не на машине.
   Когда монастырь громил…
   – Но он был пьян! А это – убийство!!!
   – Не кричи, пожалуйста. И так голова раскалывается. Всё-таки ожоги, наверное, самое…эээ трудоёмкое…
   – Не виляй, не виляй! Мы не об этом сейчас.
   – Ты выйди. Я переоденусь быстренько. Надо туда. Понимаешь, там родственники бунтуют. Их не пускают. То есть до нас пускали, а сейчас – нет. Думают самое плохое. До утра мне надо бы поработать с инвалидами, а?
   – Хорошо. Но мы об этом ещё поговорим! – выскочила из комнаты Алёна. А когда она вошла, уже переодевшийся юноша спал у окна, под лучами весеннего солнца. И тотчас пропала злость. Парнишка выглядел таким измученным, что девушка всхлипнула от жалости. Тихонько погладила его по волосам, дотронулась до нежной кожи щеки с пробивающимся бархатистым уже почти мужским пушком. Покраснела и отдёрнула руку, когда Максим открыл глаза.
   – Наверное, нам пора, – объяснила она свои действия.
   – Да, конечно, – вскочил Макс. Он распахнул форточку и во все глаза уставился на дневное светило. Снял рубаху, повернул к солнцу руку с бусами. – Вот адрес, – он отошёл от окна и написал несколько строк на подвернувшемся листке бумаги. Я в твоё отсутствие связывался с Холерой. Главврач на звонок по сотовику расщедрился.
   Он своё дело знает. Да не "гав-врач", а Холера. Отсюда – три часа лёту. На поезде, сама понимаешь, дольше.
   – Полечу.
   – Без документов тебя не пустят в самолёт.
   – Меня!?? Не пустят!!?
   – Прости. Отупел.
   – Ты давай, не разрывайся здесь, всё-таки. Я как только смогу, сразу… Да, вот, возьми, – протянула она новый сотовик. Запомни мой номер. Ну… знаешь… пожалуй, я помчусь… Прости…, – она порывисто обняла Максима, чмокнула в щёку и кинулась к выходу.
   – Скажи главврачу, что срочно вызывают, – уже вдогонку посоветовал юноша.
   "Без тебя бы не додумалась. Лучше бы что-нибудь тёплое на прощание. Сухарь" – обиделась Алёна, согласно покивав головой.
   А "сухарь" вновь направился принимать чужую боль и отдавать свои силы. " Если бы у меня были такие… способности, я бы только и лечил. Разве это не счастье?" – вспомнил Макс слова отца. Ах, папа, папа…
   Мысленный спор продолжить не удалось. В отделения всё-же прорвались родственники.
   А поскольку больных-то не удосужились предупредить о неразглашении новых методов лечения, юношу встретила волна удивлённых, восторженных и благодарных взглядов.
   Им было пока всё равно, кто он, этот молоденький кудесник. Они видели, что произошло за это недолгое время с их отцами, мужьями и братьями и услышали, кто спаситель.
   "А ведь прав папуля. Разве не счастье?" – думал Максим, видя посветлевшие лица и первые, сквозь слёзы, улыбки исстрадавшихся родственников.
   – Может, вечером? Или вот… сиделкой на ночь. Раньше же можно было? – косясь на Максима, спрашивали у врача присмиревшие женщины. Юноша чуть заметно отрицательно покачал головой.
   – Завтра в это же время, пожалуйста. А там посмотрим. Отдыхайте пока. Вам тоже досталось, – распорядился доктор.
   А Максим с главврачом направился в отдельный корпус. Оказывается, ни бусы, не перстни, ни кресты не защищают от чувства сострадания к чужой беде и отчаянию.
   Только уродливая совесть или полное её отсутствие – достаточная броня от этого.
   Господи! И мы спокойно живём, едим, целуемся, сладко спим, зная, что… Что это вот, рядом! И делаем вид, что не знаем, об этих покалеченных ребятах! И это – не умирающие от голода где-то в Африке! Это вот, здесь, рядом! Очерствели. Или многочисленные войны с революциями истребили генофонд сострадательности? " Не я их туда посылал". Ладно, допустим " туда" – не ты. А вот эти, старые калеки – дети Великой Отечественной? А эти – покалеченные просто "при исполнении"?
   Неинтересно. Не просто помочь, не просто прочитать, не просто подумать – даже знать неинтересно. Скучно. Вот, поумирали родители, позабыли невесты, наплевало государство, отвернулись от них близкие, не повернулись к ним далёкие. И живут в общем и в собственном аду одновременно калеки, возненавидевшие этот несправедливый мир и ненавидимые обслуживающим персоналом. Ходил, ходил упорный слух, что сразу после войны недолго "даром угощались инвалиды". Быстро очистили от них города, а потом… и… вообще. Но следующие поколения вождей на такое уже не решались. Они не были гуманистами – просто были трусами. И вот, был при этом госпитале такой корпус. Что – то среднее между приютом и больницей для малоо… нищих, короче говоря. Да ещё и он был поделен на два крыла. Для тех, кого ещё навещали и для… "одиноких". Сегодня Максим провёл ночь, исцеляя " брошенных" и к утру завалился в свой номер абсолютно опустошенным. Откуда, из каких времён пришёл мой герой, всё ещё способный к восприятию этой боли, этой несправедливости? Почему не скурвился, не осатанел до сих пор? Неужели, только потому, что принадлежал он уже к новому виду человека? И среди простых смертных такое поведение – аномалия?
   Но Макса это сейчас не заботило. Он тупо посмотрел на появившийся на столе букет цветов, упал на койку. Он очень устал, но уснуть сразу не мог. От того, что он увидел, наворачивались слёзы. Как же так? У государства трещит по швам стабилизационный фонд. " Нельзя трогать! Инфляция начнётся!" Из – за того, что вот этих калек накормят досыта? Да простынь поменяют каждый день? или стены покрасят. Или… Или… перед глазами стоял, точнее, лежал "обрубок" без рук и ног с красивым лицом и какими-то пронзительно-васильковыми глазами. Или повернувшегося к стене, ушедшего в себя огарка. Или…нет! я же помогу! Я им всем помогу. Я уже… Благодаря бусам, я вас свех быстро… Эх, Алёна, Алёна.
   Вот так всё бросить и… Хотя, толку с неё… А почему эти бусы у неё не действуют? Или они у неё не для этого? Как, к примеру, мои крест и перстень? И всё равно, вот так уйти… Ладно. Буду отдуваться один. Опять один. В конце концов усталость взяла своё и Максим уснул.
   Стука в дверь он не услышал. Но почувствовав чей-то взгляд, приоткрыл глаза. В номере белела женская фигурка в обычном здесь медицинском халате.
   – Что, плохо с кем? – окончательно проснулся юноша.
   – Нет-нет, вы извините… вы отдыхайте… – зазвучал смущённый женский голосок.
   – Какое там, – вздохнул Макс, подходя к окну. – Пора. Да кто вы и что вы здесь…?
   – Я… чтобы… Но дверь была открыта… Я подумала, что никого нет… Вот, мы решили с другими… – она начала что-то выкладывать на стол. – Всё домашнее.
   Нашим-то ещё нельзя. А вы… Ну, надо же и вам…
   – Да что вы! Перестаньте! – кинулся Максим к столу, пытаясь перехватить руку с очередным пакетом. И замер. Где он видел такие глаза? Или не видел вообще? И такое лицо? Нет, и это лицо!
   – Вы… – начал было он.
   – Да, я, – улыбнулась молодая женщина, – узнали?
   – Не в тундре живу. Хотя, и "тундра" вас знает.
   – Тундра? – изумилась девушка.
   – Неважно. Вы так ворвались… Знаете, все мои друзья в вас влюблены. Ну, платонически, конечно. А на ваш концерт всем классом ездили. В областной центр.
   – Всем классом? Это когда же? Ну да ладно. Вы меня знаете. А вы? Кто вы?
   – Я… я просто… Максим. А что вы здесь делаете?
   – Так просто – "Максим"? И это исчерпывающий ответ? Ладно. Я здесь потому, что мой младший братишка разбился на мотоцикле.
   – А… мотоциклист. Но с ним ведь уже всё… Постойте, как это "младший"? – спохватился Максим.
   Но гламурная певица, побледнев, тоже схватилась за недосказанную Максимом фразу.
   – Что "всё"? Что "всё"? – в испуге схватила она юношу за плечи и заглянула в глаза. От близости этих глаз, тонкого аромата духов и коснувшегося лица шёлка волос у Максима захватило дух.
   – "Всё", это значит, что он поправляется. Что больше ему ничего не грозит, – успокоил он новую знакомую.
   – Но врач говорил, что печень… и почки… что останется инвалидом, – всё также, глаза в глаза прошептала дива.