Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга третья. Тьма

   Зловещий. Переходящий при приближении в низкое рычание. И, словно осенним вечером, начал погружаться в потёмки и без того тёмный подземный мир. А оттуда – со стороны воя, нет – уже рыка вырвались очумелая мерзкая живность – крысы и почему-то скручивающиеся в гадкие комки черви. Волна этого животного ужаса прокатилась мимо Макса и рванула куда-то в свои схованки.
   – Тьма? Ну давай, иди сюда! – закричал Максим. – Это тебе не эсэса и не Хому растерзать. Ну! Иди сюда, тварь!
   Это был ещё тот удар! Даже вспыхнувший крест смог смягчить его только отчасти.
   "Вставай, вставай и бери мои силы!" – казалось, зашептало оставшееся на руке ожерелье.
   " И бей, давай же, бей! Ты же знаешь, как!" – вторил ему найденный перстень.
   А крест молчал, видимо, приходя в себя от удара злой силы.
   Максим, застонав, поднялся с холодных камней. Тяжело, до позывов рвоты, закашлялся. Вытер слёзы. Сгруппировался, ожидая нового удара. И когда новая волна зла обрушилась на него, полыхнул куда-то в её глубь всей силой своей ненависти. И ведь достал же! А на страшный, тут же раздавшийся вой, ответил своим криком. Ещё один удар врага, вновь вспышка креста и – яростный ответ. На два последующих удара Максим не отвечал – терпел и концентрировал силы. И когда уже раздался низкий торжествующий хохот – ударил. Точнее – выплеснул, словно огнемётом. А перстень уже направил, куда следует. И схватка закончилась. Макс не видел, лишь почувствовал, что посланец зла пытается… ну, уползти что ли? И полыхнул в невидимого врага ещё раз. И ещё. И ещё – в уже съежившееся подвывающее пространство. Потом – в чёрный клубок, потом – в точку. И хлестал, хлестал своими гневом и ненавистью до её исчезновения. А затем сидел, мелко дрожа и собираясь с силами. Да и с мыслями тоже. Это – Тьма? Вряд ли. Чтобы я её вот так просто? Хм, просто. Если бы не эта триада… Да и сам я не простой.
   Ладно. Тьма, не Тьма, но получила. Нет, видимо, какая-то тварюка, типа тех гиен.
   Но в любом случае именно вот она растерзала и эсэса и незадачливого предыдущего хозяина этого креста. Как Хома нарвался? Ещё и за перстнем полез? И как вообще этот крест вытащили при таком-то страже? Может, он, как щит был? Эсэсу этому он просто крестик, а, следующий – сразу на себя одел. Этим и спасся? Может быть.
   Ладно. Потом. Надо идти дальше. И всё равно, посмотреть и на содержимое более земных сокровищниц.
   Ну, в средневековых сундуках всё было попроще – много серебра (даже в слитках) и лишь в одном – золотые монеты. Интересно, что вверху – решил подняться Максим.
   Глубина потайного хранилища оказалась довольно солидной. И находилось оно в том же парке – сейчас Макс выглядывал из мусора, оставшегося на месте давно сгоревшего "летнего театра". Сориентировавшись, он вновь опустился вниз и к месту старта возвращался по уже разведанному подземелью. Идти просто над поверхностью земли было неприятно – гигантские корни старинных деревьев напоминали многоруких кракенов, возле которых извивалась довольно обильная здесь подземная жизнь.
   Выбравшись на свет, Максим глубоко вздохнул прохладный осенний воздух. Нет, человек всё же создан для света! Затем юноша позвонил Николаю, и уже через десять минут одевался.
   – Ну и как? Результативно? – интересовался напарник.
   – Да, удачно. Но пойдём отсюда пока.
   – Там в ресторане всё заказано. Слушай, ты специально меня туда направил?
   – В каком смысле?
   – Ну, я мельком слышал. А сейчас там пусто, до вечера, вот официант и рассказал.
   Как здесь этих отморозков отравили. Очень живописно рассказывает.
   – Поехали отсюда, – тормознул вдруг Максим.
   – Да ты не бойся, чудак. Если не хочешь, он и не будет.
   – Нет, поехали. Дела есть.
   – Ну так пойдём, я рассчитаюсь. Пропал обед!
   – Так ты пообедай, я пройдусь кое- куда.
   – Но без обид? Понимаешь, и кухня у них очень даже ничего…
   – Хорошо – хорошо. Если минут через сорок?
   – Ну, конечно справлюсь.
   Максим скорым шагом направился к музею. Благо, всё здесь было недалеко. Знакомый ему с раннего детства краеведческий музей влачил сегодня жалкое существование.
   Основные средства были угроханы с переоформление музея Ленина в музей знаменитого земляка. А этот… Старое, политизированное уже выкинули, новое, тоже политизированное, ещё не установили. Правда, кость мамонта всё ещё лежала на запыленной полке. Интересующих Макса разделов военного времени уже не было.
   Но дремлющая смотрительница оказалась славной старушкой, а за небольшую сумму охотно поделилась своими обширными знаниями.
   – Это не к нам, – улыбнулась она, услышав интересующую Максима фамилию.
   Гауптштурмбанфюрер СС. Прославился… нет, не расстрелами. "Историческими изысканиями". В принципе, разграбил весь наш край. Всё, что представляло историческую ценность. А потом пропал. Он был не палач, а грабитель. Поэтому и искали его более тщательно – чтобы вернуть награбленное. Много что говорили. И писали. Вроде бы видели после войны где – то в пампасах. Не знаю… Но думается мне, что нашёл он конец свой где-то здесь. Да нет, партизаны и всякие там диверсанты больше в других постреливали, позначительней, чтобы шуму побольше. А этот… Но вот с церковью задрался зря. На православные никто и не смотрел – грабили и жгли без размышления. А вот католическую… Он прямой запрет имел – если знаете, их фюрер был с ватиканом в очень неплохих отношениях. А наш искусствовед на свой страх и риск лез. До чего – то докапывался. В его бытность и наш ксёнз пропал. Уже ближе к концу оккупации. Потом нашли, закатованного. На партизан списали. А потом и этот деятель пропал. Ну кому тогда какое дело было?
   Думали, вместе с остальными дёру дал. Или попал к кому под горячую руку. Да и кому думать было? Это уже потом, когда о реституции культурных ценностей заговорили, когда оказалось, что наш гауптман ни кем-нибудь, а лично Гиммлером назначен… Но всё равно, где он, что с ним – всё покрыто мраком. А чего он вас заинтересовал, молодой человек?
   – Да не так он, как… Вот вы сказали, что-то он хотел из костёла? Не знаете, что?
   – Э, молодой человек, наш костёл – хранилище ещё тех тайн. Но ключа от этого хранилища теперь нет. Насколько я знаю, все эти секреты передавались от одного ксендза к другому изустно. И последним был этот самый. Замученный. Может, ещё Папа Римский что знает. Или кто возле него. У нас – не докопаетесь.
   Поблагодарив старушку и щедро расплатившись, Максим направился к автомашине.
   – Сможешь тихонько выкопать здесь явку глубиной метров в десять? – поинтересовался он у Николая, когда они возвращались на курорт.
   – А что, есть? – выдохнул тот. – И много? И даже вот такое – показал он взглядом на перстень Максима.
   – Думаю, на своей тачке не увезёшь. Даже положенную долю.
   – Какую это ещё долю? Кому? В закрома? В бюджет? – тут же начал делить шкуру неубитого медведя брат Антонины. – Я лучше со здешними договорюсь. Всё дешевле обойдётся. Ты только место покажи. А этот перстенёк…
   – Нет, Коль. Это – особая песня, – залюбовался находкой её новый владелец. – Но злата – серебра там…
   На ужин Максима всё же уговорили пойти в курортный ресторан. Народу было мало и поэтому все пристально начали рассматривать Максима. Не желая портить другим аппетита, наша компания заняла отдельную кабинку. Хороший заказ тут же расположил к ним официанта. Но когда ребята принялись за десерт, он же, наклонившись прошептал: "Рассчитывайтесь и уходите".
   – Ещё чего! – реванул, было, Николай, но гарсон приложил руку к губам.
   – Тем… не понравились вы, но понравилась ваша машина, – вновь прошептал он, а на повышенных тонах добавил: Не верите, пересчитайте сами!
   – Это – страшные люди. За столом – не все. Но уже вызвали, скоро будут.
   – Спасибо, мужик, – поблагодарил Николай, щедро расплачиваясь за обслуживание и информацию.
   – Ну что скажешь? – поинтересовался он у Максима.
   – Думаю, девчат надо отправить. Не их дела. Да и тебе… на всякий случай…
   – Ещё чего!!!
   – Ну, хорошо. Девочки, будто в туалет, потом в номер и сидеть тихо.
   – Мы остаёмся, – переглянувшись, в один голос ответили девушки.
   Продолжить спор не удалось. В кабинку заглянула нахальная щербатая ряха.
   – Мужики, как бы с вашими девками потанцевать?
   – Наши девушки не танцуют, – сухо ответил Николай.
   – Да ну? Такие ципы, и не танцуют? Хлопцы! Тут у нас пару монашек! – нарывался на скандал щербатый. – Во, слыхали? Общество хочет лицезреть.
   – Выйди отсюда, – всё ещё сдерживался Николай.
   – Вась, меня прогоняют, – заныл щербатый.
   Но интермедия закончилась быстро. В кабинку ворвались видимо только приехавшие хмурые личности – по одному на каждого. Без разговоров приставив ножи к горлу, они на мгновенье застыли, давая прочувствовать весомость их аргументов.
   – Кто вякнет или взвизгнет – тут же проткнём. Тихо вниз. Разговор есть, – заявил, видимо, главарь, тыкая ножом в шею Николаю. Конечно, и обе девушки, и Тонин брат верили в возможности Максима. Видели, убедились. Но в возможности целительства.
   А здесь… Даже если потом и вылечит, но сейчас… Бледные, на ватных ногах они вышли их кабинки.
   – Туда, – указал тот же мрачный главарь на чёрный ход. Максима поразило, что бандиты даже не убирали своих ножей. Компания сидела за своим же столиком, не обращая на них внимания (алиби?) и только щербатый осуждающе покачал головой, типа " не надо было обижать". По лестнице, через кухню, где тоже никто якобы не заметил ничего странного, – на улицу, затем – в приктнутый к выходу микроавтобус.
   – Но мы можем узнать, куда и зачем? – подал голос Николай.
   – Скоро узнаешь.
   Максим рассматривал бандитов. Шестеро с водилой. Откуда, ну откуда берутся вот эти отморозки? Нет, внешне… хотя и внешне. Всё те же вязанные шапки с выступающими оттуда челюстями. Холодные равнодушные глаза. Вот только у вон того, справа, когда на девчат косится, глаза разгораются. Потешишься, как же. А девчата молодцы. Держаться. Татьяна в себя ушла, молится, наверное, а Тонька…
   – Да убери эту железку! – оттолкнула она от себя нож. – Что, боишься, шпанюк?
   Тычешь и тычешь.
   – Да я тебя…- оскалился тот.
   – Остынь. Девка права. Никуда она не денется, – согласился главарь. Но от горла Николая свой нож не убрал.
   Ехали быстро и недолго. Окаймлённая огромными елями поляна выходила на озеро.
   Сейчас оно начинало покрываться рваными хлопьями тумана, но Максим его узнал.
   Как оно? Типа карстового. Бездонное.
   – Документы – протянул мрачный руку к Николаю.
   – Что?
   – Документы на машину, ключи.
   – Нет!!!
   – Мои хлопцы умеют убеждать. Это вон сестрица твоя? Похожа. Штык, она тебя в автобусе обидела? Начинай.
   – Не лезь ко мне тварь!
   – Держи, – протянул Николай требуемое.
   – Вот так. А теперь все четверо – вон туда.
   – Дан, я эту…
   – Некогда.
   Их оттолкнули в сторону берега и главарь со Штыком достали автоматы.
   Всё, их время вышло. Через мгновенье пятеро корчились, захлёбываясь в бурлящей в них боли, а Дан – главарь сидел на земле, с изумлением разглядывая онемевший конечности. Водитель остался в автобусе и участи подельников пока не разделил.
   – Ну, наконец-то, – вздохнул Николай. – Что-то ты слегка заволокитил решение этого вопроса. Ты смотри! – поднял он валяющийся возле Штыка автомат. "Узи", что ли? Нет, поновее. Хороша игрушка. Ну, девчата, всё нормально, – начинал он тормошить всё ещё неподвижно стоявших девушек. Первой пришла в себя Тоня. Она подскочила к лежащему Штыку и с криком "Мразь" изо всей силы заехала тому ногой куда-то в бок. Затем присмотрелась. Присела, заглянула в лицо.
   – Что с ним… С ними? – испуганно спросила она у Максима, увидев перекошенное ужасом и болью лицо.
   – Искупают грехи, – хмуро ответил Максим, поворачиваясь к Дану.
   – Кто послал? – поинтересовался он.
   – Да пошёл ты, – выругался ещё не всё понявший главарь.
   – Кто послал? – повторил Максим. По продолжительному стону стало ясно, что вопрос Максим подкрепил неким болевым аргументом.
   – Ясень.
   – Красивое имя. Где он сейчас?
   – Ждёт там же за столом. Ты же видел. Бородатый.
   – Кто он?
   – Да пошёл ты… А-а-ммм.
   – Максим, прекрати сейчас же! – метнулась вдруг к нему Татьяна. – Ты же… как ты можешь! Его… и… и тех…
   – Да ты понимаешь, что они собирались сделать? Ты что, спала? Вот видишь – верёвки, блоки. Вон лодка. Мы бы все уже были там. Там!!! На дне! И ты!!! И Тонька!!! Ты это понимаешь!
   – Я понимаю, Максим, но это они! А это – ты!
   – Не понимаешь! Сколько там уже? Ну, сколько? Быстро, мразь! – хлестнул он болью
 

главаря.

 
   – Девять…
   – А девчат?
   – Четверо… Но это всё Ясень!!!
   – Это здесь! А всего? Сколько всего?
   – Шестнадцать… семнадцать… не знаю! Но это всё…
   – Ты слышала? Слышала?
   – Слышала. Но на него есть суд… земной и суд Божий.
   – Божий? – ещё больше взъярился Максим. – Эти твари убивают людей. Вот так, просто, делишки у них такие. Где-то так шестнадцать – семнадцать. Вот так, как нас! Как вас. И ещё, может и не так. "Времени нет!" – слышала? А когда время было? Ну, мразь, насиловали?
   – Это вон, Штык! Он ненормальный!
   – Слышала? А ты – суд Божий? Где он был, твой Бог, когда они… они… Всё! Ну, какой смерти боишься? – заглянул он своим страшным взглядом в душу главарю. – Идите отсюда! – это уже своим.
   От увиденной казни главаря вдруг стало плохо Тоне. Николай взял её под руку и пока посадил на какой-то пенёк. Сам, подхватив автомат, рванулся к микроавтобусу.
   А Татьяна, закрыв глаза, стояла рядом с умирающим блатнарём и шептала молитву.
   Вначале сорочий стрекот автомата не насторожил – Николай свою разборку устроил.
   Но потом пули хлестнули по Максиму, в который раз продырявив одежду. И ещё – тонко и жалобно мяукнув, начала оседать стоявшая рядом Татьяна.
   От яростного ответа Максима стрелявший водитель, казалось, выгорел изнутри.
   – Беги, посмотри, что с братом, – отправил юноша рванувшуюся к нему Антонину, сам осторожно опуская на землю Татьяну. С ней было плохо. Очень плохо. Пуля попала в висок, разворотила мозг и вышла, вырвав глаз. В один момент красивая милая девушка превратилась в ужасный труп.
   – Нет… Нет… да нет же… – шептал Максим, пытаясь удержать стремящееся куда-то … поле? душу? Парню было не до определений. Удержать. Удержать рядом. Пока он…
   А что он? Сможет?
   – Сможешь. Ты должен. Слышишь, должен! – прихромал, поддерживаемый сестрой Николай. Он был ранен двумя пулями в живот. Но, узнав, что попали и в Татьяну, заставил Тоню приволочь его сюда.
   – Да начинай же! Ну! – неосознанно и глупо грозил он Максиму автоматом.
   – Не могу. Мозг разрушен. И это… это… это…уже не в моей… власти… – сдался Максим. – Это тебя надо срочно в больницу. У самого скоро…
   – Да ты что? Ты что! Ты её вот так оставишь? Она же из-за тебя! – отшатнулся раненный.
   – Из-за меня? А кто меня уговаривал взять её с собой?
   – Ну и что? А сегодня? Что мешало их всех ещё в автобусе грохнуть? Или в ресторане даже?
   – Надо было узнать…
   – Да они и так всё бы тебе сказали! Острых ощущений захотелось? Опять… спасителем… себя… лечи Таньку, сказал! – он ещё клацнул затвором, затем начал оседать возле умершей.
   – Ты что, девонька? – прижал парень её к себе. – Ты что? – погладил он совсем ещё детскую чёлочку на лбу. – Танюш, а как же мы? Не. А как же я? Я ведь… Я ведь… Смешно да? Старый козёл для тебя? Но на самом деле… Но я люблю тебя! Я же всю жизнь искал такую. Светлую. Милую. И вдруг вот так… Да не выживу я. Я… я уже думал… – оберегать буду… в твою эту секту пошёл бы… Или вот, свою открыли бы, а? С твоим пастырем разберёмся и… К этому монаху Афанасию… Ну сделай же что нибудь! – рыдающим голосом обратился он к Максиму. Сестра осторожно уложила его, и сев рядом тихонько, горько и безнадёжно как-то заплакала. А Максим с ужасом понял, что сейчас умрёт и Николай. А он будет сидеть и смотреть? И плакать вместе с Тоней? А ведь если бы вчера не передал эту способность… да что же это такое? Если бы вчера! Да если бы ещё сегодня!
   – Не оставляй её… – прохрипел ещё Николай. – А нас… вместе, – протянул он руку и коснулся уже застывшей кисти Татьяны.
   И когда он замер, когда тоненько и теперь – протяжно завыла Антонина, Максим вскочил и начал грозить кулаками самому небу.
   – Верни их! Верни их или будь ты проклят! – кричал несчастный юноша куда-то в глубины Космоса. А бесконечность заглядывала в его бездонные глаза и отражалась в этих страшных сейчас черных колодцах боли и отчаяния искрами света первых звёзд.
 

Глава 27

 
   Когда он пришёл в себя, была уже поздняя ночь. В номере было тихо. Осмотревшись, Максим понял, что здесь он один. Судя по отсутствию вещей, попутчики – помощники куда-то съехали. Юноша встал и, пошатываясь, подошёл к журнальному столику к белеющему листку бумаги.
   " Макс, я их увожу. Пока к таким разборкам девчата не готовы. Звони, если что.
   Буду нужен – немедленно примчусь." Рядом лежал мобильник и несколько солидных купюр.
   – Вот так… – прошептал Максим. – Вот так…
   Он прошёл назад к креслу. Тяжело опустился, вновь обратив лицо к лунному свету.
   Тоска. " К таким разборкам". Наверное, он и сам бы предложил увезти девчат, если бы был в сознании. Максим встал, снял с себя верхнюю одежду и майку, подставив под лучи свой изуродованный торс.
   Микола тогда, в своих упрёках был прав. Специально допустил развитие событий до крайнего предела. Но не для того, чтобы пофорсить. Нет. Правда страшнее – для того, чтобы убить. Убить эту мразь. Без зазрения совести. А раньше? Смог бы и раньше, но не так просто и не в присутствии девчат. А так – как бы при самообороне. Вот именно " как бы". Дело в том… Дело в том, что я знаю – те, кого я убил, не имеют права на жизнь. Но убедить в этом других я могу только таким способом. А они, эти другие… Вот так – бросили одного в бессознательном состоянии. Это та, которая хотела как там… голой и босой, что ли? следовать за мной? И та, которая из-за меня выбросилась из окна? Но почему? Не знали меня вот таким? А каким? Каким я им нужен?
   Вообще-то он знал, "каким". Закрывающим от пуль, и идущим на смерть к террористам ради других супером – Тоньке? Исцеляющим детей, страдающим непризнанным странником, этаким Иисусиком – Татьяне?
   – Но не бывает… то есть не должно быть… То есть, добро должно быть с когтями и клыками, – уже в слух начал спорить он с воображаемыми оппонентами. – Вот те же крысы или там мухи с тараканами. Травим же их, не переживая. А эти – эти гораздо хуже. Люди? Они не люди! Убивший человека не может, не должен считаться и даже сам себя считать человеком!
   " А ты? Ты??" – ударила его мысль.
   – А я и не человек. И таковым себя уже не считаю! – в запале кинул он воображаемым спорщикам.
   " Так чего же ты от нас, людей, хочешь, нечеловек?".
   – Ничего. Уже ничего. Всё правильно. Спасибо.
   Максим застыл в кресле. Всё правильно. И, может, поэтому вот так, неожиданно порвала с ним Лариска. Тоже почувствовала, светлая девочка. И Мышка. И Косточка.
   И даже Стервоза сбежала за тридевять земель. Одна только Элен что-то поняв, его использовала. Ну, эта и Сатаны бы не испугалась. Видимо, простой человек чувствует… И инстинктивно даже шарахается. Значит – опять один? И навсегда – один? Тем более – после вчерашнего… Что же это было? Он вернулся к пережитому вчера.
   – Верни их! Верни их или будь проклят! – кричал он грозя кулаками бесконечности.
   А Тоня, подняв на него взгляд, увидела, как блеснул голубой лучик на перстне юноши. А затем ещё. И ещё. И словно каждая звезда, появляющаяся на небе, протягивала тоненькую неоновую нить к этому перстню. Их становилось всё больше и больше, лучики сливались в струи, а потом и в потоки света, устремившиеся к перстню. Максим скинул с себя верхнюю одежду и ярким золотым огнём блеснул крест на груди, изумрудным светом зажглись бусы на руке. Ещё миг – и старой шелухой сползла с него обожжённая кожа. Максим ещё услышал (или осознал?) крик Антонины.
   Увидел или почувствовал её переходящий в ужас от невероятности постигнутого восторг. А затем на него обрушилась непереносимая тяжесть, когда-то изведанная лишь Атлантами – словно небо прогнулось и легло на его лучистые сейчас плечи.
   Огромный перевёрнутый светящийся конус расширил свою вершину до пределов поляны.
   А затем страшным толчком повернулась Вселенная, и дрогнула земля, и невероятными спиралями прочертили небо звёздные лучи. Где-то внизу Николай прижимал к себе Татьяну. Ещё один страшный толчок – и вот он, Максим, держит умирающую девушку в руках. Мир рывками возвращался назад, в прошлое. Но как же тяжело держать эту вселенскую воронку! Ещё рывок – и вот водитель навёл автомат на него. Всё! Можно отпускать! Нет! Нет!!! Вон, у машины – уже простреленный Николай. Держать! Ведь сдюжу же! Ну! Ну скорее же!!! Вот! Уже мучится а в агонии главарь, вон – живая Танюша шепчет молитву, а Николай отвёл Тоню и, перехватив автомат, повернулся в сторону оставленного автомобиля. Здесь!!! Хватит!!! Максим опустил воображаемые руки и скинул груз с плеч. Тяжело просела, а затем вернулась на своё место земля под ногами. Погас свет, исходивший от Максима и он вновь принял облик, казавшийся теперь ещё более отталкивающим.
   – Стой! – закричал Максим воскресшему Николаю. – Не иди туда. Я сейчас!
   Одним раскалённым гневным импульсом мысли он выжег бандита изнутри. Как и в прошлый раз. Ну и всё. Он ещё видел, как схватившись за голову, застонал, зашатался Николай, как бросились к нему сестра. Ну ещё бы. С ним-то, кудесником, разве что может случиться? И вот теперь он один. " Пока не готовы". Да я и сам к таким разборкам не готов. Что же это было, а? Это я повернул время вспять? Круто!
   Да нет, не может быть! Время оно вроде как… как там правильно? Движется в одном направлении, что ли? Тогда что? Вернул всех нас на несколько минут назад?
   Перстень? Или вся эта триада? Ну, с такими причиндалами… нет, с такими союзниками никакая Тьма не страшна! Да и я сам ничего… Да кто же я? И он опять уснул всё на том же вопросе.
   Когда раздался громкий – кулаком – стук в дверь, Максим понял, что проспал долго.
   И, хотя силы ещё не совсем восстановились, открывать незваному гостю он пошёл довольно бодро. Точнее – гостям, поскольку их было трое – мрачный мент – капитан и с ним – двое таких-же мрачных в гражданке.
   – Фамилия? – вместо приветствия задал вопрос капитан. Двое других, аккуратно оттерев Макса от входа, затопали по номеру.
   – Чёрный. А в чём вообще-то дело?
   – Дело в том, господин Чёрный, что всем вам придётся проехать…
   – Нам? Но я один.
   – А где остальные?
   – А… это кто " остальные"?
   – Из твоей кампании? Что в ресторане были вчера?
   – Да это попутчики, господин капитан. Поужинали, переночевали и уехали.
   – Ладно. Пусть сами разбираются. Наше дело – доставить. Одевайся, поехали.
   – Но на каком основании?
   – Я сейчас объясню "основания". Но тогда поедешь вот так – в трусах, да ещё и в наручниках… Слушай, Чёрный, у меня приказ – доставить компанию, бывшую вчера в ресторане с обгоревшим типом. И я его выполню. Зачем сложняки? Ну что там? – это уже он коллегам.
   – Да, судя по вещам – съехали.
   – Чёрт, что теперь, "перехват" объявлять?
   – Пусть начальство решает. Едем.
   Одевшись, Максим потянулся за сотовиком и замер – на столе не оказалось денег.
   Сдерживая себя, он обратился к уже стоящим в коридоре серостям.
   – Там… Если кто нашёл обронённые деньги, так это – мои.
   В ответ картинно – изумлённый взгляд кэпа и две кривые ухмылки.
   – Уж не хотите ли вы сказать… – уже на "Вы" начал мент.
   – Я хочу сказать, что того, кто взял совесть может прожечь. Насквозь.
   – Да, это точно, – согласился капитан. К счастью мы…
   Он не успел ещё закончить фразу о честности и неподкупности милиции, как один из его коллег заорал и упал, засучив ногами.
   – И только, когда, тот, полный раскаяния, вернёт украденное или просто… поднятое чужое, совесть отпустит беднягу, – наставительно рассказывал Максим.
   – Вот… возьмите… на полу… аж за шторой… думал, от прежних постояльцев… на пост… чтобы оформить – хрипел воришка, протягивая Максиму деньги.
   – И сразу отпускает, словно ничего и не было, правда? – поинтересовался юноша, принимая оставленные Николаем банкноты.
   – Действительно… а так было скрутило, думал – кранты, – согласилась вороватая серость.
   – Вы просто совестливый человек. Думаю, и впредь будет так, если будете совершать что-либо… ну, вообще недостойное.
   – Цирк какой-то. Ты чего цирк устроил? – озадаченно спросил кэп у совестливого.
   – Но честное слово, Жень, так скрутило…
   – Ладно. Разберёмся и с этим. Поехали.
   Как уже немного разбирался Максим, это не было камерой – какой- то кабинет для первоначального допроса. Конечно, сейчас зайдёт хмурый следак типа Холеры. Ну, чего они все такие хмурые? Но Максим на этот раз ошибся. Вошла женщина в форме милицейского старлея. Крупноватая, плотненькая, но довольно симпатичная. По прежним возрастным меркам Макса – подростка старовата. По нынешним – очень даже ничего. И форма ей шла – вон какая фигура получается. И лицо. Ну, просто симпатичное лицо. Не похабное, не мужиковатое, как бывает у женщин в форме. Не испитое и не затасканное. А губки – то, ах! – Максим вздохнул и отвёл глаза.