Девушка удивлённо взглянула на Максима, но перечить не стала. Вскоре она уже нежилась под струями горячей воды, а Максим разлегшись на кровати, казалось, задремал.
   – Думаю, сейчас – самая пора, – тихо прошептал Максим под шум льющёйся из душа воды. – Новых скандалов они сегодня уже не захотят и лазить к нам не будут.
   Алёна согласно кивнула. Сейчас, так сейчас. Ей тоже не хотелось сидеть в этой странной тюрьме – гостинице.
   – Ну, мойся, я пока посмотрю повнимательнее наш новый шалаш, – сообщил он, действительно включая своё второе (или третье?) зрение. Без труда обнаружил по парочке микрофонов в каждой из комнат, и по одному в душе и даже туалете. За зеркалами, правда, была обыкновенная стена. Видимо, устроители считали, что ничем "этаким" постояльцы заниматься не будут. Другое дело – лишнее слово может вырваться. Но, конечно, это зря. А если языком глухонемых? Или ещё какими жестами? Ага, вот оно что! В люстрах маленькие зрачки видеокамер. В туалете – в вентиляционном окне. Но какая техника! Все – с булавочную головку! Нет, какую там "головку"! С зёрнышко. Ещё не маковое, но… Так запросто и не обнаружишь.
   И в душе, наверняка… О том, что кто-то из мордоворотов глазеет на моющуюся девушку, Максу стало неприятно и он выключил в душевой свет.
   – Что случилось? – встревожилась Алёна.
   – Выходи. Хватит! С ног валюсь. Помыться – и в люлю.
   – Какой же ты всё- таки хам! – гневно воскликнула девушка, и Макс улыбнулся – ссора получалась натурально.
   – От такой слышу! Выбирайся!
   А когда разобиженная и озадаченная Алёна, завернувшись в полотенце, вырвалась из темноты, чтобы выдать хаму всё, что тот заслужил, Максим подмигнул ей и уже знакомым жестом показал " Глаза и уши!".
   – После такого… такого… я с тобой не разговариваю. Всё! Плещись, хоть лопни!
   А я спать пошла!
   Девушка хлопнула дверью в свою комнатку и вскоре выключила свет.
   " Ну что за молодец!" – похвалил мысленно Макс притвору и, тоже взяв полотенце, закрылся в душевой. Смывая пот со своего (своего!!! хоть и повзрослевшего – вновь порадовался он) тела, юноша обдумывал дальнейшие шаги. Нет, как отсюда, сомнений не вызывало. Куда? И всё же, почему? Почему так не хочется встречаться сегодня с этим Крокодилом. Ведь можно из него всё вытянуть. Можно? А если нет?
   Ведь опознали меня. Этот Кашалот и не скрывал. А Алёну, видимо, нет? Она здорово изменилась, повзрослев, а седая прядка… Ну, мода такая. Нет, тут что – то другое. Но Крокодила пока не трогать. Ладно. "На волю волн". Он выключил воду, через дверь пожелал спокойной ночи, зашёл к себе и тоже выключил свет. Затем бочком протиснулся сквозь стену и оказался в постели девушки. В темноте поймал её руку и потянул за собой вниз – через пружинную сетку кровати и бетонный пол.
   В каком-то тёмном подвале под их изолятором они остановились, и Алёна влепила юноше смачную пощёчину.
   – Только ещё посмей! Голый ко мне в постель! Долго думал?
   – Но я же… Надо было очень тихо. А одежда…ай, ты же всё понимаешь.
   – Я то всё понимаю! Все вы… Лишь бы повод!
   – Всё! Тихо! – рассердился Максим. – Мы ещё не знаем, где мы. Во! Накричалась! – услышал он шаги. – Быстро вниз! – начал он ввинчиваться в следующий пол.
   Когда они попали обширный гараж, Максим решил, что ниже не надо и направился к боковой стене. Алёна теперь молча следовала за ним. И парочка вскоре оказалась в подземном царстве. В отличие от сказочных, подземелье мегаполиса не вызывает приятных эмоций. Трубы, канализация, опять трубы, мощные кабели, фундаменты, многоярусные подземные гаражи, огромное количество всевозможного мусора, и жалкое мерцание отдельных огоньков жизни. Всё это не мешало нашим героям, но было настолько непривычно и неприятно. Да и вообще, куда идти-то? Вскоре, по большому количеству корней понял – парк или сквер. Они поднялись на свет Божий вдоль огромного корня и оказались у ствола соответствующего каштана.
   – Привет, дружище! – погладил грубую кору Максим.
   – Как хорошо! – вдохнула воздух девушка. Знаешь, там… со всех сторон давит. И эти кости… Скелеты…
   – Это мы с тобой ещё на какое кладбище не впёрлись! Там бы насмотрелась!
   – Ты меня извини за…
   – Ладно, – потёр щёку Максим. – Только давай договоримся… Знаешь, пока всё эта карусель крутится, ничего личного, а? Вот, к примеру, мы опять голые…
   Девушка ахнула и спряталась за стволом.
   – Ты что, уже готов голым передо мной щеголять? – возмутилась она.
   – Нет, конечно… Но… не строить из этого всякий раз трагедии.
   – Я и не строю. Но сейчас нам надо подумать, как добыть одежду, а потом – что делать дальше. Мы далеко ушли?
   – Кажется, нет. До рассвета ещё далеко. Значит, и шли недолго.
   – Думаешь, нас до утра не хватятся?
   – Камеры там, вроде, без ИК.
   – Чего?
   – Ну, не видят в темноте. Поэтому, пока будить не придут. Или с обходом… Не знаю.
   – Значит, до утра нам надо… Но куда мы?
   – У меня сейчас совсем никаких мыслей. Точнее, много что надо бы и здесь… Но когда эти твои Крокодил с Кашалотом облавы устраивать начнут… Что предложишь?
   – Тогда в Питер, а?
   – Надо бы мне одного полковника найти… Ладно, быстрее отсюда. Потом придётся только под землёй. А это – долго.
   – Я там просто не смогу.
   – Клаустрофобия? Закрытого пространства боишься?
   Вместо ответа Алёна вдруг взвизгнула.
   – Ты что? – выглянул к ней из- за ствола Максим. И тут же обернулся на грозное рычание. И возле него, и возле девушки стояли, оскалив жуткие клыки, здоровенные сторожевые псы.
   – Не, ты только посмотри на парочку! – мощным фонарём осветили их два знакомых Максиму, да и нашим читателям типажа – охранника. Из тех, упивающихся своим могуществом на отдельно взятом участке в отдельно взятое время.
   – Вы что, обкурились, ребятушки? В частных владениях, да ещё голышом? – Ну, что будем делать?
   – Что босс сказал, то и будем делать, – ответил второй мрачный голос.
   – Не, давай доложим, – потянулся за мобильником первый, стоящий возле Максима.
   – Я не дам будить босса. Мне же и отвалит! Справимся сами. "Стеречь" – скомандовал он псам, и те с рычанием приблизила клыки к самому горлу Макса.
   – А ты девка, смотри, начнёшь ломаться, разорвут твоего воздыхателя, – пригрозил, расстегивая брюки, угрюмый.
   – Да я что… Только… разденьтесь пожалуйста… совсем. Или хотя бы… ещё и куртку с майкой. У меня нежная кожа… поцарапаете ещё чем.
   – Поцарапаю… – хмыкнул бычила, тем не менее, снимая означенные предметы одежды.
   – А вы… что? Не участвуете? – поинтересовалась Алёна у второго, и тот также послушно начал раздеваться.
   "Одежда" – понял Максим. "Но зачем так извращённо? Со стриптизом?". Когда же оба раздевшихся охранника вдруг захрипели, и схватившись за горла, упали на землю, Максим уже привычным способом полыхнул псам под хвосты воображаемым огнём и они, повизгивая рванулись куда – то во тьму.
   – Зачем стриптиз? – поинтересовался-таки Максим, примеривая куртку.
   – Буду я ещё сама с них снимать. Ты… ты что? Убил? – наклонился над одним их них девушка.
   – А ты что думала? Помучить сначала? Крысу в штаны?
   – Так это тыделал, а не я!
   – Но я тогда… – опустился на землю Макс. – Это было, как психическая атака в войне. Понимаешь, чтобы другие…
   – Здесь не было других? Ладно, всё. Одевайся. Сам как этот… нудист светишься.
   – Девушка уже приоделась в прикид более низенького охранника. Покойного охранника. – А ты тоже ещё тот… максималист.
   – Но, Алёна, они же хотели… тебя… Да я таких тварей – не задумываясь! Хотя, можно было бы…
   – Ну? Искалечить? Там, руки – ноги поотнимать? Одевайся, потом доспорим!
   Максим подчинился. Вскоре они нашли калитку. Видимо, полностью доверяясь живой охране, хозяин не выставлял сигнализацию, и калитку в воротах удалось открыть без проблем.
   Выйдя, они быстро двинулись по обсаженному кустиками тротуарчику.
   – В камерах отразиться, как охранники куда-то ломанулись с дежурства, – прокомментировал Максим. – Но, пока будет тихо, оператор их сдавать не будет.
   Если ещё и сам не дремлет. Но всё равно – ходу! На вокзал надо!
   Обнаруженные в куртках деньги позволили беспрепятственно домчаться до вокзала и закупить купе на ближайший поезд до Питера без гипнотических упражнений.
   Уже в вагоне, не дожидаясь отправления, Макс набрал номер на трофейном мобильнике.
   – Здравствуйте. Да, я. Узнали? Спасибо. Всё нормально. Вы… вам там дают связь с отцом? Где я? Подождите, долгая история. Потом. Школа??? Послушайте и не перебивайте. Когда будет очередной сеанс, надо передать, что у Геллы всё нормально. Да, это обязательно. И очень важно. Обо мне? Догадались? Спасибо.
   – Григорий Григорьевич! Это я! Узнал? Ну, наконец-то. Вот, смотри фото – он включил камеру и передачу.
   – Да, как и был. Ну, повзрослел, да. Время-то идёт! Теперь есть просьба. В одном городке кто-то наехал трактором на ребят. Когда? Ну, уже года два. Что вы говорите? Да, наверное, прошумело. Да, и виновный… Да… девушка… да… Так это здорово, что владеете! Вопрос не в этом. Где родственники? А именно – сыновья. Срочно. А как там, с Зинаидой Иосифовной? Уже? И теперь без вас? Уже поедете? Спасибо. Проводница принесла чай. Взяли ещё печенья. Молча перекусили.
   Расстелили постели. И Максим вновь взялся за сотовик. Улыбнулся, когда услышал смачный бас "Да, слушаю" спецназовца. Теперь этот воспринял новый образ юноши с настороженностью. Но напоминание Максом о паре мелочей, известных только им двоим, растопили недоверие старого служаки.
   – Значит, добился своего? И что теперь? Слушай, тут у нас такое дело намечается!
   Не по телефону, конечно…
   – Нет, всё. Я ещё своё обещание выполню, вот в Питер еду. Но другие дела – извините. Нет времени.
   – Если выполнишь… если поможешь ребятам…В общем, удачи, дорогой. Нет! Я обязательно загляну. Потолкуем.
   – Зря вообще звонил. По мобиле могут вычислить, – проворчал Максим, вытягивая и выкидывая в окно сим-карту. Разговор ему не совсем понравился. Вот так – ни намёка хоть на какую благодарность – а сразу – впрячь. Впрочем – военный.
   – А кто такая Гелла? – поинтересовалась Алёна.
   – Классиков надо читать.
   – Ай, не держи за дурочку. У Сатаны служанка. Я про ту, от которой привет. Ты ничего такого не рассказывал.
   – А это – тоже самое. Только ещё – тупая и яростная. Бомба термоядерная. Чем-то на тебя похожа.
   – Но зачем ты так, Максим? – вдруг разревелась девушка. – Давай, отругай лучше.
   Ну? Всю жизнь будешь теперь немым укором? И будешь тыкать, колоть, покусывать, при каждом случае? А мне – всю жизнь вымаливать прощение? Я понимаю, что я сотворила. И с кем – тоже… начинаю, – всхлипывала она. – Ты мне показался таким… таким… великодушным там, на море… И я… я… А ты… на самом деле… Ну что, что мне теперь делать? Чтобы ты простил? – всхлипывала она.
   Пристыженный и растроганный Максим присел рядом, осторожно обнял девушку за плечи.
   – Да я не про себя…- начал выкручиваться он. – Я… да не надо мне ничего…
   Хотя… одно из твоих предложений мне понравилось. Я бы действительно хотел при каждом удобном случае… Покусывать! Вот так! – и он шутливо куснул аппетитную розовенькую мочку уха Алёны.
   – Да ну тебя! – уже улыбаясь оттолкнула проказника девушка.
   – Во, это другое дело. А то – мелодрама. Теперь, как говорят наши оппоненты – ничего личного. Давай вернёмся к нашим баранам. Ты не задумывалась, почему так: лечить – больно, а убивать – даже не покривиться? Ведь сначала было не так?
   – Да. Действительно. Знаешь, я даже крыс просто выпроводила. В кварталы к богатым. А они по шоссе… И мне было больно, когда их там…
   – А теперь? Почему? Почему мы людей вот так, походя?
   – Наверное потому, что все эти существа, они… ну как тебе сказать, – наморщила в раздумье свой лобик под чёлкой девушка… они…ну, безвредные, что ли. Нет, вернее, ну… безгрешные, наверное. Даже вредители. Они же не знают, что они вредители. Живут себе и живут зачем-то. Не специально вредят. Это мы так решили.
   А они…
   – Понял-понял твою мысль. Я в самом начале тоже… убил… бешенного пса.
   Девчонку одну защищал. А она же не знала, что она бешенная. Не Кнопка, конечно, а собака. Нет, обе не знали…
   – Это уже другое, милый защитник. Ты уничтожил зло. Уже абсолютное и неизлечимое.
   Это уже – как с этими. Сегодняшними. Это неизлечимое зло. Ну, как раковые клетки, а? Ты же их уничтожаешь. А они тоже живые. Даже вечные, говорят.
   – То клетки…
   – Максимка, да что с тобой? Я же видела – эти твари неизлечимы. Я же не сразу их…
   И тогда… ну не косила я косой. Ты думаешь, если я тебя, то и других, не разобравшись? Ни одного, понимаешь, ни одного…
   – Но я слышал…
   – Всё! Я не собираюсь оправдываться. Запомни только: добро, чтобы теперь выжить, должно быть с не только с зубами. Может, даже с той же ядерной бомбой. А может… может, уже и… и не надо. Может – и всё уже… Поздно. И я просто мстила этой торжествующей мерзости. А ты…
   – А что я? Я понять хочу, зачем я? Я порой боялся, что пропадёт этот дар – всю оставшуюся жизнь жалеть буду. Не о том, что мало убил, а что мало вылечил! И я уже передал это дар двоим людям… Но не обо мне речь. Всё-таки, давай так сразу ну… не убивать. Знаешь, когда я был, в том теле, меня однажды избила пацанва. Так, из зависти.
   – Зависти?
   – Я у них на вечере лучше их сыграл. Вот они и… Подло, как они умеют. Скопом, и ногами лежачего. А потом: "Вали отсюда, урод". Я было уже повернулся… А потом вдруг вспомнил… Я вот также с одной девчонкой ехал в поезде. Она мне Библию дала почитать. Так вот там был пророк один, Елисей. Лысый, как я понял. И однажды на свою беду дети его, видимо, достали: "Плешивый, плешивый!" Знаешь, что произошло: "Он оглянулся, и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса, и растерзали из них сорок два ребёнка…" – Но это уж…
   – А мы можем скатиться. И я однажды… Когда тебя искал. Там, один монастырь голубые заняли. Так, как повсюду – потихоньку, без шума, глядишь, а кругом уже геи. Ну, я его и уничтожил. Предупредил сначала через священника одного…
   – Так им и надо.
   – Но там остались и другие… Вот… Потом детей лечил, потом монахинь…
   Боюсь, не отмажусь. А ты – вот так, походя.
   – Неправда. "Походя!". Я такого хватанула, что… Ненавижу! Ненавижу этих подлых тварей! Чем больше я их уничтожу, тем легче будет дышаться добрым, светлым людям! Хоть напоследок! Неужели ты, гуманист, не можешь понять, что они неисправимы, что это – те же самые метастазы!
   – Один монах назвал тебя " Девой- воительницей с мечом Божьим в руце".
   – Вот видишь, меч-то Божий! И я… я же не только воительница. Я ведь и раньше лечила и с тобой… Ну, Максим… Ну, хорошо. Обещаю никого эээ не наказывать без твоего согласия. Пусть я буду мечом Божьим, но в твоей руке. Держи! – она, улыбаясь, протянула руку.
   Всё ещё продолжая мысленный спор, юноша взял эту тёплую мягкую ручку в свои ладони.
   – Ну, мир? – улыбалась Алёна.
   – Мир! – не выдержав, заулыбался и Макс.
   – А как закончился ваш спор с другой девушкой в купе?
   – Она сбежала. На одной из станций пересела на встречный поезд.
   – Но почему?
   – Знаешь… они все… наверное… чувствуют… что… я уже…ну, не их…, – пытался сам себе объяснить поведение девчат Максим.
   – Ну и правильно! Ты, действительно, "не их"! Так ты говоришь, – улыбаясь и якобы равнодушно потягиваясь поинтересовалась девушка, "там" есть любовь?
   – Ты хоть видела кто мы там есть?
   – А что? Ты очень миленькая такая паутинка. Нет, не паутинка, а кружево…
   Светлое такое, нежное… А в телескоп нас можно увидеть?
   – Ннне знаю…
   – А как я тебе… там?
   – Нет, ну ты даешь! Ещё спроси, что сегодня там носят.
   – Но Максимка, нам же, как я поняла, там потом жить? Или что-то в этом роде. Ну, существовать. Что там творится? И чем там заниматься? Ты что, не задумывался?
   – Вообще-то нет. Так много забот здесь, что… И ещё не факт, что мы будем "существовать" там.
   – Ай, ты сам знаешь! Просто не хочешь думать!
   – Не хочу загадывать. И потом, вдруг мы опять попадём "туда", а вернуться уже не сможем? Сколько здесь ещё можно успеть!
   Под эти слова Макс притянул к себе девушку и крепко поцеловал. Она ответила, но потом легонько оттолкнула Максима.
   – Всё-всё. Если ты имеешь в виду это под словами " сколько мы ещё можем успеть!" то я против. Не вообще… но… я к тебе ещё не привыкла. Марш на верхнюю полку!
   Максим ни на чем и не настаивал. Вполне довольный первой и явно положительной реакцией на такое приставание, он покорно взобрался на полку и, словно ничего не произошло, продолжил свои прерванные какими-то неуместностями мысли:
   – Да и вообще, всё как-то недорешено. А время… Скажи… Ты сама не чувствуешь?
   Что мы на пороге чего-то? Что всё, что раньше с нами произошло – это вот для какого-то самого главного… Что какая-то сила ведёт нас, всё время испытывая, к чему-то решающему?
   Алёна, глядя снизу вверх в глаза юноши, молча кивнула.
   – И ещё я слышу вой. Злобный такой, – добавила она.
   – Это Тьма. Мне отец Афанасий растолковывал.
   – Значит…
   – Значит, надо набираться сил для борьбы.
   – Нет, значит, нельзя терять времени. Мне всё равно надо устроить братишек. И разобраться с теми, кто… А у тебя?
   – Ну, отец… не знаю. Он тоже… Но у него пока не проявилось. И дочка. Эээ удочерённая. У неё тоже…
   – О, да нас целый выводок!
   – Слово нашла!
   – А что? Если бы ещё и мои братики! Ты представляешь, что мы сможем!?
   – Пока нет.
   – Всё- таки трудно быть богом, правда?
   – Кроме романа Стругацких был очень интересный роман "Загадка Прометея"…
   Сев на любимого конька, Максим начал рассказывать девушке содержание романа Лайоша Мештерхази.
   – Вот, кто такой Прометей – всем известно. Бог, укравший огонь и отдавший его людям. За это был прикован к скале, и орёл клевал ему ежедневно печень. А потом его освободил Геракл. Всё. А дальше? Ведь что – то с ним дальше было? И почему Прометею не досталось не только созвездия – даже звёздочки? Даже Орёл, который клевал ему печень – получил созвездие. Даже стрела, которой Геракл убил этого орла – удостоилась созвездия. Почему ни одного храма? Почему про него так старались забыть греки?
   Заинтриговав слушательницу, Максим выложил ей содержание когда-то взахлёб прочитанного романа. Про Египет и первое в истории государств великое перемирие, про тогда ещё цветущую Трою и пропавшие в глубине веков Микены, про амазонок, про полубога Геракла, его печальную судьбу и печальную судьбу Прометея.
   – Поэтому трудно быть не просто богом. Трудно быть добрым богом. Труднее, чем размахивать… мечом, – закончил он свой рассказ.
   – Да-а. Бедный… Ладно. Ты мне скажи лучше, почему мы так вдруг постарели?
   – Ну, не постарели, а… Наверное, из-за того, что с подлодкой сделали.
   Понимаешь, даже просто призадуматься, сколько людей мы вообще вернули назад… нет, это я сам ещё не переварил. Ведь если лодка шла на спасение, ну, которая нас подобрала, значит, и её мы тоже… или… не знаю. И тех, кто дал приказ этой лодке? Не знаю. А это, значит, плата. И вообще со временем чёрт знает что.
   Знаешь, твой Крокодил в меня такой галушкой долбанул! Я вот подумал, зачем? Ну, не дурак же он! Но, оказывается, пока я там за одной гадостью гонялся – два месяца и прошло. И я ему не мешал. Вот и президент умер в этот период. Понимаешь?
   Убить нельзя, а вот тормознуть. Может, и Сам для этого пытался?
   – То есть, если мы с тобой слетаем к какой Венере и назад, здесь сто лет пройдёт?
   А мы сами?
   – Ну, Венера… Вот к Марсу бы! К другим звёздам! Знаешь, я вот думаю, что, может, там жители давно перешли в такое состояние, как и мы… и в остальных системах тоже. Может, потому и молчит Вселенная, что разумная жизнь уже стала лучистой, а? И ей уже совсем не до нас. На каком-то этапе все разумные существа планеты… нет, сначала единицы, потом всё больше и больше, а потом – все до единого, а? И остаётся пустая планета. И её некому и незачем защищать от всяческих там катаклизмов. Вот остальная жизнь на ней и прекращается. Хотя, что, и вот всякие там злобные уроды и козлы – тоже туда, к нам? Может, они и превращаются в этих… служителей тьмы и других космических тварей, а?
   Не дождавшись ответа, Максим посмотрел на нижнюю полку. Алёну уже сморил сон.
   Юноша замолчал и обиженно повернулся носом к стене. Ведь такие интересные догадки! Может, и правда весь этот спор добра и зла закономерно переносится туда, в космос? И чёрные дыры – сгустки зла? А сверхновые, выжигающие всё вокруг, значит, добро? Но они смертельны для нашей жизни, а для полевой – наоборот. Я же сам уже чувствовал… ладно. Он ещё почти машинально поправил какой-то язычок у храпуна в соседнем купе, и под проявившийся теперь в тишине перестук колёс тоже уснул.
 

Глава 35

 
   Госпиталь, как любая воинская часть, был огорожен добротным забором с КПП, на котором дежурили матросы. Не доходя до проходной, Максим вдруг побледнел и сел на зелёную скамейку.
   – Ты чувствуешь, что там? – прошептал он девушке.
   – Нет… А что? – забеспокоилась Алёна.
   – Не может быть. Эта боль. Эта безнадёга. И ненависть. Ко всем и всему. Неужели не чувствуешь?
   – Нет… – вслушивалась в себя девушка. – Нет… Может, тебе кажется?
   – Какое там… Просто обжигает. Даже в хосписе…Ладно. Пойдём.
   Воспользовавшись своими возможностями, они прошли мимо дежурных и оказались в парке с выложенными плитками дорожками. Он ещё держался, но по краям, ближе к забору, начинал зарастать каким- то чертополохом. Было пустынно и просто неуютно.
   Всё ещё бледный Максим быстрым шагом, почти бегом направился к бледнеющему среди деревьев четырёхэтажному зданию. Оно тоже ещё "держалось". Фасад был недавно покрашен новой краской, но уж очень это походило на макияж старой поп-звезды.
   Издали и ничего, а вблизи всё равно отовсюду проглядывает дряхлость. Вот, даже двери. Или этот коридор. Вытоптанный паркет. Выкрашенные в гадкий зелёный цвет стены. Оббитые когда-то двери. Вот эта – к главврачу. Максим, не стучась, вошёл.
   Конечно, приёмная. Секретарша – прапорщик. На подлодке мичман и здесь – "мичманиха".
   Только разные обязанности. И толстый главврач – подполковник. Капитан второго ранга! Как командир подлодки.
   – В чём дело? Почему без рапорта? Почему гражданские? Кто пропустил? – взвился хозяин кабинета. – Светлана Евгеньевна! Как это понимать?
   – Не кричите, пожалуйста, – поморщился Максим. – Мы сейчас всё объясним.
   – Ещё командовать здесь будете? Марш отсюда!
   – Товарищ капитан…
   – Я вам не товарищ. И не капитан! Сказано – убирайтесь! Сейчас наряд вызову! – потянулся к внутреннему телефону толстяк. Но схватившись, за сердце (ребята пока ничего такого с ним не делали!) сел в кресло.
   – Ладно. Чем могу?
   – Я… мы можем помочь. Вашим пациентам.
   – Вот как? – усмехнулся главврач. – Помочь?
   – Да, именно так, – подтвердил Максим.
   – Так вы хоть представьтесь, новые светила. А то мы тут приотстали, в глуши.
   – Да хватит вам здесь изголяться – потеряла терпение и девушка. Ведите к больным.
   Ну!
   – Да подожди ты, Алёна. Понимаете, мы действительно кое-что можем. То, чего пока не может никто. Давайте попробуем. Убедитесь.
   – И кто вас прислал сюда экспериментировать? Вот что, молодые люди. Здесь вам делать нечего. Поэтому, лучше без скандала, по добру – по здорову.
   – Ты права. Действуй, – сдался Максим.
   Алёна рванулась к столу, схватила главврача за лацканы и притянула толстую, налитую кровью физиономию к себе.
   – Пошли к больным, – тихо сказала она, глядя в глаза своему оппоненту. – Ты будешь выполнять все наши приказания.
   – Приказы – поправил Максим.
   – Приказания, приказы, повеления, пожелания и просьбы. Мы здесь от…
   – Министра обороны, – подсказал Максим.
   – Министра обороны. Ты читал приказ.
   Перемена в поведении хозяина кабинета была разительной. Он даже попытался втянуть свой живот и вытянуться по стойке смирно.
   – Виноват, товарищи… не знаю, как обращаться. В приказе не указано. Надо было сразу его и предъявить. Вы должны сами понимать, что здесь никаких… А приказ…
   Всё, что от меня требуется. Разместить, конечно, найдём где. С питанием тоже проблем не будет. Кстати, чай, кофе? Светлана Евгеньевна! Кофе товарищам из Министерства! Я правда, так и не понял. Это что, типа инспекции? Я только в смысле, что…
   Пока пили кофе, главврач (Станислав Егорович) поделился соответствующей информацией. Больных – сто двадцать. Из них тяжёлых пятьдесят четыре. В том числе очень тяжёлых – сорок два. На сегодняшний день. Но… всё стабильно. Кроме вновь поступающих. Иногда, в экстренных случаях. А так… инвалиды.
   – Пойдёмте к вашим "очень тяжелым". Самым – встал Максим. – Только нам халаты.
   Мы, как видите эээ инкогнито. Вечером крутанёмся за вещами.
   – Конечно – конечно, – согласился главврач, с новым подозрением приглядываясь к прикиду этих юнцов.
   – Ты звонил в Министерство. Тебе подтвердили, – угадав его намерение, вновь заглянула в глаза толстяку Алёна.
   – Они у нас по разным палатам. Поэтому я соберу врачей в ординаторской. Как вас представить?
   – Не надо. Потом, с каждым. Где больше всего?
   – Сегодня – в ожоговом отделении.
   – А которые с облучением?
   – Там и есть. Безнадёжно. Но хоть не так мучительно, как при обычных ожогах.