Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга третья. Тьма

   Врач быстро, но более спокойно направился к палате. Он переживал только за состояние здоровья своих подопечных. Всякие там превращения его не особенно волновали. Правда, в палате он невольно ахнул, увидев почти чёрное тело, лежащее на месте его пациента. Щёлкнул включателем. Всё нормально. Вновь выключил свет – чернота.
   – Просто какая-то странная реакция кожи на лунный свет. Какая там кожа – ожог один. Может, специфический вид какой аллергии. Случай очень интересный. Но не такой ужасный, чтобы визжать на всю больницу.
   – Павлович, Вы…Вы…
   – Всё. По местам.
   Успокоенная монашка проводила доктора теперь восхищенным взглядом и вновь заняла свой пост. Но свет больше не выключала. Наверное, её бы не успокоило полностью и разъяснение о том, что тело Макса впитывало сейчас лунные лучи без остатка, не отражая, что и вызвало эффект "почернения" кожи. Но и главврач поначалу согласился с выводом дежурившего Павловича об аллергии на утреннем совещании.
   – Он же на солнце не чернел?
   – Уже закат был.
   – Ладно. Как состояние? Какие показания? Предварительный диагноз?
   – Судя по тому, что нам сообщил…
   – Пожалуйста, судя потому, что вы сами установили, а не вам сообщили.
   – Сами? Пожалуйста! Первое: вчера пульпированием определили минимум шесть переломов! В том числе три – позвоночника! Больше просто не могли. В таком состоянии пульпирование могло вызвать болевой шок. Внутренние органы практически расплющены, а печень – раздроблена. Следы заживления двух пулевых ранений.
   Сквозные. Входные – в области брюшной полости выходные – в тазовой области. Что ещё, не знаю – рентгена нет!
   – То есть как?
   – Да вот так! – показал рентгенолог чёрные снимки.
   – Аппаратура?
   – Вот! – протянул он другой снимок. – На себе проверил.
   – У вас нет паталогических изменений, – автоматически отметил главврач, возвращая снимки. – Далее?
   – Далее – кровь анализу не поддаётся.
   – Да вот так. При попадании любого реактива тут же испаряется без остатка.
   – Да вы что тут все… – поднялся со стула главврач.
   – Но самое странное и не это. -???
   – Сегодня утром он встал и поковылял в другую палату. Сейчас беседует с отцом Афанасием.
   Главврач, потрясённый, сел.
   – Как же вы диагностировали эти переломы? Вы, опытнейший во всей стране травматолог?
   – Да я… Я репутацией своей могу ручаться. Были эти переломы!
   – Ну и как он тогда…
   – Николай Павлович, придётся признать, что это – чудо.
   – Или какой-то дьявольски изощрённый трюк, – не сдавался главврач.
   – Но вы знаете, по чьей рекомендации он здесь. И что произошло…
   – Именно поэтому будем предельно внимательны и осторожны. Лечение – как обычному больному… То есть – спохватился он, конечно, без гипса и операционного вмешательства. Хотя, заманчиво было бы воочию убедиться, что там раздавлено или раздроблено… Шучу. Пойдёмте. Посмотрю на этого феномена.
   Не знавший содержания этого совещания, Максим стойко переносил повышенное внимание и такое всеобщее "пульпирование" с восклицаниями: "Нет, вы посмотрите сами" или "А вот здесь, чувствуете"?
   – Извините, дорогой…
   – Максим.
   – Максим. А я – Николай Павлович. Потерпите. Уж больно эээ аномальный ваш случай.
   Мы, конечно, приложим все силы… но нам надо же знать… что у вас… в полном объёме, – смущенно объяснил главврач. – Мы вас на ноги поставим. Медицина сейчас чудеса творит.
   – Это я знаю, усмехнулся Максим. – Знал я одного врача, Василия Ивановича, так тот действительно чудеса творил. Правда, тот больше по… ну, по мозгам… нейрохирург.
   – Да, эта отрасль развивается быстро. Но и мы, остальные, не особенно-то отстаём.
   Ну, это лирика. На что жалуетесь?
   – Пока слабость какая-то. Ходить трудно.
   – А что болит?
   – А! Там, под камнями отболело.
   – А когда мы вас сейчас… совсем не больно было?
   – Да нет, Николай Павлович, норма.
   – А эти твои ранения? Это когда?
   – Там, возле церкви… Вы не знаете?
   – Ну как же, видели. Так это – тогда?! Но они же…
   – Николай Павлович, это такой мой секрет. На мне всё быстро заживает. Мне только свет нужен.
   – Лунный?
   – Откуда вы знаете? Хотя, солнечный даже лучше. И покой. Чтобы не приставали с разными глупостями… Извините, это я не про вас, конечно, – спохватился Максим.
   – Ладно-ладно. Учтём. Но в связи с тяжестью вашего состояния при поступлении, ещё немного попристаём. Договорились?
   – Договорились! А можно мне в другую палату? К Афанасию?
   – "Отцу Афанасию", – строго поправил главврач. – Нет. Пока полежишь здесь. С этой аппаратурой. Потом посмотрим.
   – Но сейчас она мне только мешает. Ладно ночью, когда вам хочется контролировать…
   – Нам хочется? Думаете, прихоть такая? Ведь в любой момент может наступить ухудшение.
   – Но честное слово, ухудшения уже не будет. Я то лучше знаю!
   – Ну что же… До обеда, пожалуйста, полежи, пока мы… определимся, А там посмотрим.
   – Всё-таки готовьте к операции. И, Сергей Петрович, разузнайте, пожалуйста, что это за кудесник такой – нейрохирург Василий Иванович. И вообще – поручаю его Вам.
   Буду к вечеру, если ничего непредвиденного. Чтобы история болезни была заполнена – от года рождения до диагноза. И в любом случае к операции без меня не приступайте.
   – Но Николай Павлович, мы даже группы крови… Какая операция? Как?
   – Поэтому я и сказал: "готовьте" к операции. С остальными всё более – менее ясно. Всё. Я в поликлинике. Будут некоторые випы.
   Когда главврач вышел, назначенный лечащим врачом Сергей Петрович вздохнул и, взяв историю болезни, направился в палату, где его пациент уже беседовал о чём-то с сестрой – монахиней.
   – Это у нас послушание такое… – объясняла сестра, но увидев врача, встала и отошла в сторону, начав стирать несуществующую пыль.
   – Итак Максим, будем заполнять документ. Вчера ни тебе, ни нам было не до этого.
   – Да, конечно, только мне бы на солнышко. Вон, у отца – Афанасия палата на солнечную сторону.
   – Не привередничай.
   – Но это мне просто необходимо! Ну, поставьте мне там хоть раскладушку!
   Начавшиеся препирательства привели к конфликту на повышенных тонах.
   – Что вы мне здесь из себя строите? – сорвался Максим. – Врачи!!! Аппаратуры накупили, а простых вещей диагностировать не можете! Вон, у отца Афанасия уже… а вы… Ай! Имейте в виду – если вы меня к нему не положите, причём сегодня же, его смерть будет на вашей совести!!!
   – А с кем я разговариваю, извольте поинтересоваться? Эскулапом? Авиценной? Или, может, Гиппократом? Ишь, разбухторился! Что перед главврачом хвост не распушал?
   Значит так. Или подчиняемся нашему распорядку и установленному режиму, или…
   – Да?
   – Сообщим тому, кто вас сюда направил, – взвился врач и выскочил из палаты.
   Под причитания монашки Макс посрывал датчики и встал. Надел больничную, но абсолютно новенькую пижаму и уже довольно уверенно пошёл в солнечную палату.
   Посмотрел на находящегося в беспамятстве старичка Афанасия. Затем на двух (свою и Афанасия) сиделок. Так глянул, что они, перекрестившись, замерли. Повернулся лицом к окну и стал впитывать лучи осеннего солнца. Медлить было нельзя. Дело в том, что утром, до прихода врачей макс приходил сюда в поисках "солнечного окна".
   И этот старичок вдруг сев на кровати, перекрестив его, прошептал: "Дождался! Иди сюда, сын мой, вот что я тебе скажу…" Но сказать ничего не успел – потерял сознание. Проведя над ним ладонями, юноша сразу увидел огромный чёрный сгусток, пожирающий розовые, ещё здоровые клетки могучего некогда мозга.
   – Умнейший человек, – вздохнул Максим. – Кто это?
   – Отец Афанасий, – ответила сиделка, озадаченная поведением новенького. – А откуда не знаю. Но у нас здесь все… братья по вере.
   – А что он такое сейчас сказал? Это что, ритуал какой, приветствие особенное?
   – Как я поняла, он вас знает и ждал, чтобы что-то сказать.
   – Да не знает он меня. И я его – наверняка. Странно…
   Но в это время пришлось отправиться в палату – начинался обход. Он ещё спросил у своей сиделки, может, она знает что про отца – Афанасия. Та, всё ещё под впечатлением ночных превращений подопечного только и сказала, что он у них с месяц, и что это "святой человек".
   И вот теперь Максим набирался сил и мужества. Он чувствовал, что тело ещё не оправилось от всех этих травм. Что надо бы ещё денёк. Даже сутки. Вот сюда кровать, и спать под солнечным и лунным светом. Но было некогда. Дальнейший рост опухоли повлечёт… как это говорят эти эскулапы… да, необратимые последствия.
   Нет, он смог бы начать и завтра. Всё равно спас бы. Но этот мозг, эта махина станет ущербной. Надо начинать. Немедленно. Не откладывая. Ну! Ты же сутки отдохнул от боли! Тебе же не привыкать! И разве не интересно, что хочет сказать этот странный старик?
   Настроившись, Максим подошёл к больному, подвинул стул. Сел.
   – Закройте двери. Никого не пускать. Когда упаду – подтянуть к окну, к солнечному свету, – скомандовал он, заглянув в глаза вновь закрестившимся монашкам. Затем, держа ладони над висками старика, начал новую борьбу.
   В это время заведенный строптивым пациентом врач решил пока выполнить указание главного и установить этого нейрохирурга. Что-то вроде было… Он подключился к Интернету и погрузился в океан информации.
   Монахини с ужасом смотрели, как вдруг засветились пальцы у этого страшного обожженного мужчины. Затем голубое свечение охватило ладони и, расширяясь, двумя яркими лучами проникло в праведника. Поскольку молитвы о защите "от лукавого" не помогали, они прекратили шептать и креститься и невольно подошли ближе. Отец Афанасий лежал умиротворённо, лицо выражало какое-то светлое спокойствие. Не потерпел бы он, даже в таком состоянии не потерпел бы, если бы к нему подобрался нечистый. А вот этот, новенький… Было видно, что он с трудом сдерживает… нет, вот уже и не сдержал – застонал. Затем таинственные лучи начали блекнуть и мужчина откинулся на спинку стула. Переглянувшись, сиделки оттащили его к окну, как и просил – под солнечные лучи.
   – Что скажешь, сестра? – шёпотом поинтересовалась сиделка монаха у своей товарки.
   – Посторонних сюда не направляют. И, знаешь, его вчера никаким привезли. А сегодня – видишь…
   – Да, и отец Афанасий сказал, вот, мол, дождался.
   – Так и сказал?
   – Буквально. Ещё что-то сказать хотел…
   – Значит…
   – Значит, будем помогать.
   К этому времени Максим пришёл в себя и уже открытыми глазами уставился на солнце.
   Монашки опять перекрестились, но смиренно ждали дальнейшего развития событий.
   Вскоре он встал и всё повторилось снова. И странное дело – с каждым разом, теряя до беспамятства силы, Макс, тем не менее, чувствовал, как вновь расправляет кружева лучей его вторая, таинственная сущность.
   Ближе к обеду он понял – хватит. Даже не ему – его пациенту. Возраст и болезнь подточили организм, и теперь надо было его укрепить. Теми самыми золотыми лучами.
   А бороться дальше – ночью.
   Монахини заботливо поддерживали его под руки, когда опустошённый юноша возвращался в свою палату. Они уже уверовали.
   – Идите к отцу Афанасию. Понадобитесь. Скажите, вечером… то есть, ночью продолжим.
   Убедившись, что чудотворец спит, сиделки быстро прошмыгнули к Афанасию – ждать.
   И ждать пришлось недолго. Вскоре тот открыл глаза и порывисто сел на своей койке.
   – Где он, сестра Ольга?
   – Отдыхает. Спит то есть.
   – Немедленно разбудите и позовите ко мне. Боюсь, что это просветление и облегчение от страданий даровал мне Господь для исполнения последнего моего долга…
   – Но, отец Афанасий, он только от вас вышел. Он вас… не знаю, исцелял.
   – Как?!
   – Лучами. Пресветлые лучи лились из его перст на ваше чело. Поначалу голубые, а затем – и золотые… Не смотрите на меня так! Сестра Регина подтвердит.
   Вторая монахиня утвердительно закивала головой.
   – Вот видите! И сказал он, что мы понадобимся вам, а он придёт в ночи.
   – Верю, только слог этот торжественный оставьте!
   – А как же ещё о чуде возвещать? – закрестилась монашка, вдруг упав на колени.
   – Слава тебе господи! Послал избавителя нашему святому отцу!
   Отец Афанасий и вторая монашка тоже перекрестились, почитали молитву, но без такого же восторга.
   – Помогите мне пройти в нужное место, – попросил монах, вставая.
   – Но вам же…
   – Никто мне не запрещал! Просто, сам уже не мог. А теперь – могу.
   А лечащий врач Сергей Петрович уже узнал, кто таков кудесник – нейрохирург Василий Иванович. Да, строптивый пациент не соврал. Были там случаи. Но короткое время. И этот… Максим там лежал? Ну что же… если теперь и у нас… Он рвался к старику. Значит… И врач почти не удивился, увидев в палате бодрствующего и довольно оживлённого монаха.
   – Уже? – только и проронил он, кинувшись в поликлинику, туда где сегодня принимал неких "випов" главврач. Лечащему врачу отца Афанасия он ничего не сказал. Добрые вести надо спешить приносить начальству лично. А врачу санитарка сама должна. Сейчас спохватится.
   Главврач выслушал Сергея Петровича очень серьёзно.
   – К сожалению, мы нечего не можем уже уточнить у пославшего его к нам митрополита… Вчера же и умер. Но, наверняка, этот наш эээ пациент был с ним в той церкви. Внимательно посмотрите информацию и по ней. Отца Афанасия осмотрю лично. Вскорости. Шума не поднимать. С вашими выводами попрошу пока ни с кем не делиться. Подготовку к операции прошу продолжать.
   – Какая уже операция? Он уже сам…
   – Вы поняли мои указания? Вот и исполняйте! Идите, я скоро буду.
   В палате старого монаха пока что ажиотажа не наблюдалось. Случаи прояснения сознания и кратковременного улучшения самочувствия бывали нередки – перед самым финалом. Правда, здесь эта "кратковременность" подзатянулась, но разве об этом кто сожалеет? Да, лечащий врач отметил резкое улучшение абсолютно всех показателей. Но пока не удивлялся. А Сергей Петрович отозвал к себе обоих монашек и передал приказ главврача об абсолютном молчании.
   – Отец Афанасий нам тоже такой наказ дал. Поэтому не беспокойтесь, – несколько огорчённо сообщила сестра Ольга.
   Распоряжение о подготовке к операции вызвало в ординаторской недоумение. Но авторитет главного здесь был непререкаем и в правильности его приказов все давно убедились. Поэтому операционная была приведена в полную готовность. Ждали. Вот только чего? А лечащий врач Максима вчитывался в информацию о терракте в известном храме.
   – Николай Павлович, я узнал и готов доложить, – встретил он главврача.
   – Хорошо, идёмте ко мне в кабинет.
   После рассказа, прерывавшегося несколькими звонками, главврач довольно быстро принял решение.
   – Насчёт церкви, похоже на правду. А по поводу всех этих исцелений – слухи. Ну, сделал профессор несколько удачных операций, вот и все чудеса. А сейчас, извините, Сергей Петрович, мне пора. Вашего подопечного уже оперируют.
   – К-к-к-ак? – начал заикаться от неожиданности врач.
   – Да вот так. Резкое ухудшение. Можно было предположить. Если его извлекли из завалов…, – разъяснял главврач происходящее, уже выпроваживая из кабинета онемевшего подчинённого. – Кстати, и с отцом Афанасием ваши выводы не подтвердились. Резкое ухудшение. По просьбе Патриарха мы выписали его – умирать в своём монастыре. Так что… увы, чудес не бывает.
   Сергей Петрович, не будучи хирургом, в операционную допущен не был. Заглянув в обе палаты, он убедился, что оба пациента отсутствуют. Отсутствовали и монахини – медсёстры. Так что и расспросить… Разве что у дежурного. Да, отвезли.
   Одного в операционную, второго, отца Афанасия – на выписку. А жаль, казалось, оживает старик.
   Недоумевающий врач остался в опустевшей ординаторской ожидать исхода операции.
   Прошёл час. И второй. И третий. В ожидании врач даже немного придремнул и вздрогнул от требовательного звонка внутреннего телефона.
   – Умер ваш подопечный. Прямо на операционном столе…
   – Разрешите к Вам?
   – Да, конечно. Все остальные уже в сборе.
   "Все остальные" – врачи, которые утром обсуждали состояние нового пациента, сидели, понурив головы.
   – В принципе, диагноз подтвердился, – рассказывал главврач. А вот с аппаратурой и с анализами… Вот, вам, пожалуйста и рентген, вот и анализы, – он небрежно подвинул по столу бумаги и снимки.
   – Но почему операцию делали не наши?
   – По моей настоятельной просьбе. Чтобы не было никаких разговоров. Привозят пострадавшего Бог знает откуда, а вы не в состоянии даже диагноз поставить! Не можете обеспечить его покой! Привязать надо было, если беспокойный, а не бегать здесь жаловаться!
   – Но… но… Господи Иисусе! – вскричал рентгенолог, всматриваясь в снимок. – Этого не может быть. То есть, не может быть, чтобы с такими повреждениями он…
   – Вы действительно видели, что он ходил? – обратился он к Сергею Петровичу.
   – Ну да… Позвольте…
   – Всё! Хватит! – забрал документы главврач. – Тело отвезли на паталогию. И тоже не в нашу. Все документы придётся доставить туда же. Мне. Лично… Ладно.
   Успокойтесь. По всем документам и мнению хирургов, повреждения изначально, ещё при доставке были несовместимы с жизнью. Так что…
   – Скажите, а отец- Афанасий? – поинтересовался всё тот же Сергей Петрович.
   – Всё согласовано с лечащим врачом. И повторюсь – это личная просьба не последнего для нас человека. Всё. Все свободны. И… посмотрите на всякий случай аппаратуру. Нехорошо как-то получилось. Оскандалились.
   Всё это было сказано как-то неубедительно. И "изначальные несовместимые с жизнью" как-то не выплясывали в виде "смягчающих обстоятельств". И за меньшие недочёты распекал главврач своих подчинённых. А тут: "Посмотрите на всякий случай".
   – Ты что-нибудь понял? – поинтересовался рентгенолог у теперь уже бывшего лечащего врача скончавшегося пациента.
   – Вообще-то, нет.
   – А я понял. Кому-то была очень выгодна смерть этого мужичка. Зарезали. А на нас спихнуть сложно. Вот и всё это представление.
   – Ну а отец Афанасий здесь причём?
   – Может, совпадение. А может, свидетелем чего был? Вот и его…
   – Нет, Николай Николаевич. Это уж чересчур. Наш бы на такое не пошёл. Здесь что-то другое.
   И даже когда пришло заключение паталогоанатома, подтвердившее рассказ главврача, оно не убедило этих двух эскулапов. А то обстоятельство, что ввиду неустановления родственников тело с разрешения прокуратуры кремировали, тоже вызывало какие-то сомнения.
   И правильно вызывало. Максим ещё спал, когда события вновь рванулись с места в карьер. Несмотря на все возражения, юношу положили на каталку и повезли "готовить к операции". Завезя по пути к отцу Афанасию.
   – Мужайся, сын мой! – напутствовал Максима священник, безвольно откинувшись на подушки. – Я вот тоже сейчас буду прощаться с этой юдолью скорби и предам свою судьбу в руки Господни. К себе, к себе в монастырь. И ежели Господь возжелает… то лучше уж в доме Господнем.
   – Да что вы говорите, отец Афанасий! – ахнул Максим. – Вы же… Я же…
   – Всё сын мой, всё. Прощай! – священник потянулся поцеловать Макса и прямо в ухо прошептал совсем другим голосом: " Подчинись. Так надо. И ничему не удивляйся".
   Ладно. Опять какая-то авантюра. Решив подождать, Максим затих и позволил тем же монашкам завезти его за дверь, отделяющую операционное крыло. Но отсюда бойкие сиделки чуть ли не в припрыжку кинулись к лифту и вскоре Максим оказался в каком – то коридорчике, где ему предложили встать и переодеться в монашескую одежду. А ещё через некоторое время те же монашки и он присоединились к свите, сопровождающей выписанного из больницы отца Афанасия. Его поместили в машину Скорой, туда же сел солидный, как оказалось, отец – настоятель, туда же монахини ненавязчиво подтолкнули и Максима.
   Уже из автомобиля юноша с изумлением рассматривал больницу, которую покинул.
   Монастырь? А в этой странной больнице специальная бригада хирургов, вызванных из областного центра, оперировала безнадёжного бедолагу – очередную жертву автоаварии. Но об этом Максиму тогда не было известно. Как и не должно было стать известно тем, кто по мельчайшим следам уже двигался за странным, очень уж напоминающим кое- какие прежние события, человечком.
 

Глава 15

 
   – Ты, отец Афанасий, зря всё это затеял, – укорял больного в дороге настоятель.
   – Всё понимаю, но зачем вот так… Всё в руках Божьих…
   – Да, конечно. Но я не потому. Я излечился. И возвращаюсь жить, а не помирать!
   Чудо исцеления свершилось.
   – Вот это правильно. Это, конечно…, – без большого ликования и даже убеждения согласился настоятель.
   – Не веришь… А ведь раньше в каждое слово…
   – Нет, верую, верую в чудеса Господни. И если это так…
   – Вот, взгляни на посланца Господня! Сей муж и есть тот, кого я ждал. Но он пришёл не только за моими словами, но и с исцелением!
   – Хорошо – хорошо. Давай уж дома договорим, – опасаясь, что отец Афанасий бредит, соглашался со всем настоятель. – Ты бы отдыхал, набирался сил.
   В монастыре Максиму отвели гостевую келью, отвели за общий трапезный стол. Пока вроде никто и не сомневался, что он – их брат. Ели растительную пищу, но исключительно вкусно приготовленную.
   "Вообще-то пост должен быть испытанием. А здесь – одно удовольствие", подумалось Максиму.
   Но настроение вдруг испортилось. Он вновь обвел взглядом трапезную. Прикрыл глаза, а открыв увидел…
   В полутёмной трапезной с перевёрнутыми столами было темно, только пара факелов освещала центр. В этом освящённом круге стояла на коленях массивная фигура в монашеской одежде. А над ней – низенький, худой человечек в кожанке потрясал революционным маузером. Два угрюмых бойца в будёновках держали факелы, а дальше в темноте также можно было угадать коленопреклонённых монахов.
   – Значит, страдания этого человека тебя не убеждают? Товарищ Егоров, посвети ещё разок!
   Факел полыхнул прямо в глаза и Максим увидел себя, прикованного к стене. Себя?
   Нет, какой же это я? Вон, руки ноги без ожогов. Но и это ведь – не мои. А исполосано всё как! Что же с ним… со мной делали, а? Кнутом, что ли били?
   – Мы с ним ещё продолжим. Есть ещё за что поквитаться, правда, господин поручик?
   Поручик???
   – Молчите-молчите. Попозже и вам язык развяжем. Пока – со святым отцом беседа.
   Факел вновь удалился туда, к центру событий.
   – А вот посмотрим, во что ты ставишь жизнь своих подопечных… Давай сюда.
   В круг втолкнули какого-то толстого монаха.
   – Это твой келейник? Может, и ещё кто? нет, теперь смотри сюда! – кожаный схватил монаха за бороду, дёрнул вверх. – Вот так. Ну! идо трёх считать не буду!
   Где она? – он приставил маузер к затылку келейника.
   – Прощая, брат Мефодий!
   – Прощай, отче.
   Грохот выстрела.
   – Отходите чуть подальше, товарищ комиссар. Во, забрызгались весь! – подала голос одна из будёновок.
   – Ничего! В крови рождается новый мир! Уберите падаль… Таак. Значит, шлюшка голубых кровей тебе дороже? Ладно. А как насчёт вот этого?
   В круг втолкнули совсем молоденького монашка. Кем он был несчастному настоятелю,
   – Бог весть. Но вскочил священник, сгрёб мальчика в свои объятия, закрыл собой.
   – Вот это ближе к истине. Вот это выбор, правда? Отнять!
   В начавшейся возне силы были неравны, и вскоре настоятель с залитым кровью лицом и вывернутыми руками вновь стоял на коленях, а напротив, также на коленях стоял монашек.
   – Прости, сын мой. Но…я… я обет дал…
   – Да, святой отец… прошептал подросток.
   – Ты не посмеешь! Ты же не Ирод, чтобы убивать невинных детей! – это уже комиссару.
   – Ещё как! И у нас с Иродом даже где-то идентичные цели. Государственные.
   Понимаешь? Ну? Здесь уже до трёх посчитаю. Посмотри, посмотри на слёзы этого невинного детёнка, а? Раз! Поднимите ему образину! Пусть сморит! Отец Афанасий, это ещё только начало. Если будет надо, одного за другим – всех. У тебя на глазах. Два! Ну! А её мы всё равно найдём! И кто она тебе? Стоит ли она этой обители и братьев твоих?
   Страшно, мучительно застонал, а затем в голос разрыдался несчастный настоятель.
   – Два с половиной, – осклабился комиссар. Стало ясно – сейчас выстрелит.
   Сломался настоятель. Расскажет. А пацана – для убедительности.
   Понял это и монашек. И на лице его застыла маска напряжённого ожидания – когда?
   Всё! Накатила поручика волна ярости. Даже особенно не напрягаясь, он вырвал вмурованные в стены железные кольца и размахивая цепями кинулся к комиссару. Тот успел только оглянуться на лягз и повести в сторону своей смерти маузером…
   Максим потряс головой, посмотрел на сидящих рядом монахов. Встал, подошёл к стене. Да, вот тут были вмурованы кольца. Значит, если смотреть отсюда, то они были вон там. Хорошенький прыжок! Но что это? Раздвоение личности – первый признак шизофрении. А может и не первый, но основной.
   – Что, брат, тоже наслышан? – улыбнулся толстый добродушный монах.
   – Смутно…
   – А конкретно никто и не знает. В гражданскую здесь настоятеля пытали. А потом ворвался сюда ангел – воитель и растерзал мучителей.
   – Ангел и растерзал?
   – Растерзал. Весь отряд. А отец настоятель за ту ночь поседел.
   – Отец Афанасий?
   – Точно.
   – А нынешний отец Афанасий, он…
   – Да, в прямом родстве. Только это… сам понимаешь. Все люди грешны – перекрестился монах. Только грехи одних от плоти человеческой, других – от духа их неправедного.