Страница:
Билли Притти присвистнул и поднял брови. Белые волосы мужчины прилипли к голове. Капли свисали с краев шапок Билли и Куойла, как бахрома из лунного камня. Куойл пытался писать в блокноте, согнувшись над ним, чтобы защитить его от дождя. Безрезультатно.
— Обшивка из отборного элитного дуба, два и три шестнадцатых дюйма толщиной, с двойным слоем внизу. Зачем? Затем, что там, где она была построена, воды были мелкими, дно песчаным, с отмелями, переносимыми течениями с места на место. Невероятно. Это залив Зейдер-Зи, отвратительные, ненадежные воды. На мель садишься постоянно. Палуба здесь тоже тонкая. Верите или нет, но вы стоите на тиковых панелях толщиной в дюйм и три четверти, привезенных из Бирмы еще до Второй мировой! Сегодня вы не купите такое дерево, как на этом судне, ни за какие деньги. Его просто больше нет. — Он продолжал свой рассказ. Куойл заметил, как Билли спрятал руки в карманы.
— Ты, урод несчастный, с кем это ты разговариваешь? — раздался резкий высокий голос. Промокший до нитки мужчина продолжал говорить, будто ничего не слышал.
— Так, на лодке находится экипаж из четырех человек. У нее острый рангоут, три тысячи двести метров квадратных поверхность паруса. Чтобы управиться с ним, нужны три очень сильных мужчины, и они постоянно то получают переломы, то страдают грыжей. Они все время сбегают с корабля. Он весит около полутонны. Я имею в виду парус. И судно тихоходное. Потому что тяжелое. Но очень, очень устойчивое. — Без всякой паузы он вдруг закричал: — Я разговариваю с местной прессой о нашей яхте! — Нос у него покрылся поперечными складками, как у рычащей собаки.
— Расскажи им, что случилось во время урагана «Боб»! — эти слова пролились на них как дождь.
Куойл отложил в сторону свой насквозь промокший блокнот и стоял, прикрыв рукой подбородок. Сквозь мокрый шелк рубашки мужчины с белыми волосами серыми пучками проступала растительность на его груди. Казалось, что он не замечал дождя. Куойл заметил красные рубцы на его руках. В кольце он носил рубин размером с небольшой помидор. От него пахло ликером.
— Здесь везде потрясающая резьба, по всему судну. Самые лучшие резчики работали на корабле в течение девяти лет. Среди узоров все известные человечеству животные: зебры, лоси, динозавры, зубры, игуаны, волки. Мы приглашали сюда известных всему миру биологов, чтобы определить изображенные здесь виды. И птицы! Просто удивительно! Яхта была построена для Гитлера, но об этом, я полагаю, вы знаете. Но сам он ни разу на ней не появился. Он все время откладывал свой приезд. У него была удивительная неприязнь к судам. — Слова вылетали вместе с брызгами. Капли отскакивали от палубы.
— Расскажи им, что случилось во время урагана «Боб».
— Мне кажется, что моя дорогаяжена пытается привлечь наше внимание, — сказал мокрый человек. — Зайдите в каюту и взгляните на интерьер. Вам он понравится. Он так же причудлив, как наружная резьба. Тамони действительно дали волю фантазии.
Он раскрыл дверь и втянул в себя живот, чтобы они могли пройти. Куойл споткнулся о пушистый ковер. В кирпичном камине горел огонь. В каюте обшивка из атласного дерева была инкрустирована орхидеями из перламутра, опалов и яшмы. Куойл не мог насмотреться на эту красоту. Медная люстра была покрыта патиной. Все здесь выглядело исключительным и неповторимым. В красоте этой комнаты было что-то отталкивающее, но он никак не мог определить, что именно. Может быть, сказывалось тлетворное влияние морской сырости и соли? На диване сидела женщина в грязном банном халате и с волосами цвета пены на сточных водах. Ее руки были все увешаны кольцами и браслетами. Она вытянула ноги. Стали видны красные отекшие лодыжки. Она держала бокал с гравировкой «М. Селлос» и всхлипывала, добавляя атмосфере драматический оттенок. Куойл заметил на столе чехол от лазерных дисков. «Завтрак на атласных простынях». Женщина поставила свой бокал. Влажные желтые губы.
— Байонет, расскажи им, что случилось во время урагана «Боб», — приказала она мужчине, не глядя на Куойла и Билла.
— Ширина яхты пятьсот пятнадцать сантиметров, — сказал беловолосый, беря с полки бокал с инициалом «Джей». Кубики льда в нем почти растаяли, но он все равно стал из него пить.
— Яхты бывают разных типов, — сказала женщина. — И вздор тоже. Если ты не расскажешь им, что было во время урагана «Боб», я расскажу сама.
Мужчина допил из бокала. С его штанин капало. Билли решил разговорить женщину, чтобы избежать кровопролития.
— Ну же, дорогая, расскажите нам, что же произошло во время урагана. Нам это очень интересно.
Рот женщины открылся, но не послышалось ни звука. Она впилась взглядом в мужчину, он вздохнул и с неохотой заговорил.
— Хорошо. Ладно. Сохраним тепло гребаных семейных отношений. Мы пришвартовались в порту Белого Ворона, к северу от порта Бар. Это в штате Мэн, США. Выше по побережью от Портленда. Вообще-то, существует два Портленда, но второй находится на Западном побережье. В штате Орегон, под Британской Колумбией. Так вот, у «Крепкой Крошки» в разгар шторма, похоже, отвязались швартовы. Океан сошел с ума. Вы же видели, как построена «Крепкая Крошка». Очень массивная, очень тяжелая. Совершенное орудие казни. Так вот. Она раздавила семнадцатьбортов на спички. Семнадцать!
Женщина откинула голову назад и издала каркающий звук.
— Но на этом дело не закончилось. Вы видели, какое у нее плоское днище. Она сделана так, чтобы выходить на землю. Когда она закончила с истреблением судоходной элиты Белого Ворона, волны стали гнать ее на берег. Она и обрушилась на него, как огромный таран. Бах!
— Бах! — сказала женщина. У нее распахнулся халат, и Куойл заметил синяки у нее над коленями.
— Она вышла на берег и прошлась по домам на пляже. И это были не ваши домишки мясников да пекарей, а одни из самых красивых строений на побережье, спроектированных известными всему миру архитекторами.
— Правильно! Правильно! — Она подбадривала его, как собаку, готовящуюся к прыжку через горящий обруч.
— Снесла двенадцать домов, причалы и доки. Превратила их в труху. Она выскочила на берег. Бах!
— Бах!
— И спустилась обратно. Измельчила обломки. Уилки Фриц-Чендж тогда пытался уснуть в гостевой комнате одного из этих домов. Он был послом в какой-то маленькой европейской стране и теперь восстанавливался после нервного срыва в пляжном доме Джека и Дафны Джершом. Так вот, он едва успел унести ноги. Позже он рассказывал, что ему показалось, что по нему ведется прицельный артиллерийский огонь. А самое удивительное, что сама лодка не получила решительно никаких повреждений. Небольшая трещина в корпусе. Ни выбоины, ни царапины.
Женщина с полным ртом закрыла глаза и закивала головой. Теперь ей стало скучно. Она устала от этих людей.
Куойл представил себе, как тяжелое судно неслось на другие корабли, крушило дома и доки. Он откашлялся.
— А что привело вас в Якорную Лапу? Отпускной вояж?
Беловолосый с готовностью отозвался.
— Отпуск? Здесь? На самом заброшенном и отвратительном побережье мира? Да я бы сюда ни ногой. Я бы лучше поплыл в Тиерру дель Фуэго на шаланде для перевозки мусора. Нет, у нас идет реконструкция интерьера. Да, дорогая? — Сарказм в его голосе резал острее ножа. — Сильвер, моя дорогая женушка, настаивает на услугах одного конкретного мастера по обивке яхт. Из тысяч известных. Когда-то этот мастер жил на Лонг-Айленде, в каких-нибудь десяти километрах от нашего летнего дома. Теперь мы должны были прибыть за ним сюда, на этот богом забытый каменный берег. Сюда с Багам, для того чтобы перетянуть обеденный салон. Как здесь вообще можно жить? Боже мой, да мы были даже вынуждены везти с собой кожу.
Судя по тому, как он произнес металлическое имя женщины, Куойл решил, что оно произошло от более тяжелого «Алисы» или «Бернис».
— Мастер по интерьерам яхт? Я не знал, что такие существуют.
— Разумеется. Вы только подумайте. На яхтах полно всяких удивительных, странных уголков. Абсолютно необычные и странные скамейки и треугольные столы. Тысячи и тысячи долларов уйдут на то, чтобы переделать интерьер обеденного салона на такой яхте, как эта. Все делается в соответствии с желаниями клиента. И, разумеется, каждое судно индивидуально. У некоторых избранных кожаные стены и потолок. Я видел даже кожаные полы. Помнишь, Сильвер? Яхта «Идеальный Бисквит», да? Напольная плитка из кордовской цветной дубленой кожи. Просто невероятно. Конечно, на нее можно не бояться падать.
— А как его имя? — спросил Куойл. — Нашим читателям будет интересно узнать, что среди них есть известный мастер по интерьерам яхт.
— О, это женщина, — сказала Сильвер. — Ее зовут Агнис. Агнис Хамм. «Интерьеры яхт и перетяжка мебели на заказ». Скучная женщина, но настоящая богиня с иглой. — Она засмеялась.
Билли Притти зашевелился.
— Ну, спасибо вам, Байонет и Сильвер…
— Мелвилл. Как у Германа Мелвилла.
Мужчина налил себе еще. Он дрожал. Возможно, от того, что насквозь вымок. Они пожали ему руку, Билли Притти задержал в руке холодные пальцы женщины. Они вышли из жаркой каюты в дождь. Мокрый чемодан был бесповоротно загублен.
Они слышали, как в каюте громко зазвучали голоса. «Давай, — говорила женщина, — катись отсюда, проваливай на все четыре стороны, мерзкий ублюдок. Стань снова гидом. Давай. Иди. Давай».
14 Уэйви
Субботний полдень. Куойл был весь покрыт бирюзовыми брызгами. Он покрасил комнату девочек и теперь сидел за столом за чашкой чаю, перед тарелкой пончиков с вареньем.
— Ну что, тетушка, — сказал он. — Оказывается, ты занимаешься интерьерами яхт.
— Ты видел мою вывеску? — Тетушка шкурила письменный стол. Терла дерево шипящей бумагой. Плоть на ее предплечье раскачивалась в такт ее движениям.
Саншайн и Банни под столом играли с машинками и картонной дорогой, которая раскладывалась в крутые зигзаги. Банни положила на дорогу кубик.
— Это лось, — сказала она. — А вот едет папа. Р-р-р. Би-би-би! Лось не обращает внимания. — И она сбила кусок дерева своей машинкой.
— Я тоже хочу! — сказала Саншайн, протягивая руку к кубику и машине.
— Найди себе другой. Это мое.
Послышалась возня, звук удара головой о ножку стола и горестный вой Саншайн.
— Плакса! — Банни выбралась из-под стола и бросила кубиком и машиной в Саншайн.
— Тихо! — сказала тетушка.
— Успокойся, Банни. — Куойл взял Саншайн на руки, осмотрел красную отметину на ее лбу, поцеловал ее и стал качать. Из другого конца комнаты Банни жгла всех троих пронзительным взглядом. Улыбка Куойла свидетельствовала о том, что его не впечатляли ее взгляды. Его беспокоили их крики и стычки. Когда же они станут добрее?
— Мастерская сейчас в разгроме, но у нас уже выставлены швейные машины. Труднее всего найти опытных помощников, но я обучаю двух женщин. Миссис Мэвис Бэнгз и Доун Баджел. Мэвис уже пожилая женщина, вдова, а Доун всего двадцать шесть лет. Училась в университете, получала стипендию, и так далее. Но здесь ей совершенно негде работать. Она работала на заводе по переработке рыбы, когда там была работа, а потом с трудом сводила концы с концами на пособие по безработице.
— Нет, я мастерской не видел. Я брал интервью у двух твоих клиентов. Пишу об их яхте. Мелвиллы. Это стало для меня сюрпризом. Я понятия не имел, что ты занимаешься яхтами.
— Ну да. Я ждала, пока прибудет мое оборудование. Открыла мастерскую около десяти дней назад. Я начала заниматься яхтами после смерти моей подруги. В 1979-м. В те дни такое печальное событие называли утратой «второй половины». Ее звали Уоррен. Это в ее честь я назвала собаку. Она работала в почтовой службе. Не собака, а Уоррен. — Она засмеялась. Ее лицо во время разговора неуловимо менялось. Она не стала говорить Куойлу, что Уоррен на самом деле звали Айрин Уоррен. И что она была самой замечательной женщиной в мире. Разве он сможет ее понять? Нет, не сможет.
— Клянусь, до сегодняшнего дня я и не знал о существовании таких вещей. Я бы меньше удивился, узнав, что ты физик-ядерщик. — Он вдруг понял, что практически ничего не знает о жизни своей тетушки. И не испытывает от этого неудобств.
— Знаешь, для репортера тебя слишком легко удивить. На самом деле все просто и логично. Я выросла возле моря и лодок и кораблей видела больше, чем машин. Хотя, правда, в то время не было яхт. Моим первым местом работы стала фабрика по пошиву верхней одежды. Десять лет, пока мы с Уоррен были вместе, мы жили в плавучем доме, швартуясь у разных причалов по побережью Лонг-Айленда. Лучше всего было у Лонлибрука, там мы стояли дольше всего. Если нам надоедали одни и те же суда, то по воскресеньям мы плавали в другие порты, чтобы поужинать и посмотреть на их корабли. Это было нашим хобби, что-то вроде наблюдения за птицами. Уоррен говорила: «Давай куда-нибудь съездим и посмотрим на корабли?» Мы мечтали о том, что когда-нибудь у нас будет свой кеч 5, и мы сможем больше путешествовать, но это так и не сбылось. Я всегда хотела вернуться сюда, в старый дом, вместе с Уоррен, но мы все время это откладывали. Так что для меня это возвращение стало чем-то вроде дани памяти Уоррен. — На самом деле, это значило для нее гораздо больше.
— Я как-то перетянула старое кресло, которое стояло у нас в плавучем доме. Оно было хорошей формы, только горчичного цвета и с истрепавшимся кантом. Я купила хорошую ткань, темно-синего цвета с красным рисунком, сняла старую обивку и использовала ее в качестве лекала. Дальше я просто шила, примеряла и отглаживала. Получилось идеально. И мне очень понравился сам процесс. Мне всегда нравилось шить, что-то мастерить руками. Уоррен тоже понравилось. Следующее кресло я обила кожей. С кожей оказалось работать не так-то просто. Она была темно-красного цвета, ты бы назвал его винным. Единственное, что мне никак не удавалось — это кайма. Я подтягивала то тут, то там. И мне было очень тяжело простегивать. Мне плохо становилось от того, как на моих глазах пропадала роскошная кожа. Потому что в моем понятии кожа была загублена. Уоррен знала, что мне это нравилось, и сказала: «Почему бы тебе на поучиться работе с кожей? Пойти на курсы?» Именно она заметила рекламное объявление в «Обзоре драпировщика». Подарила мне на Рождество подписку на этот журнал. Она была настоящим читателем. Читала все, что попадалась ей на глаза: тексты на упаковках зубной пасты и этикетки вин. Мы раньше по пятницам покупали к ужину вина. А книги! Весь плавучий дом был заполнен книгами! Так вот, это рекламное объявление было посвящено летнему курсу по современным технологиям драпирования, в училище в Северной Каролине. Уоррен заказала брошюру. Я ужасно боялась побережья и не хотела уезжать одна на целое лето. Курс был рассчитан на восемь недель. Но Уоррен сказала: «Агнис, жизнь — вещь непредсказуемая. Такой шанс может выпасть только раз». В результате я решилась.
Саншайн выскользнула из рук Куойла и взяла кубики. Она положила один из них на дорогу и торжествующе посмотрела на Банни. Та сидела, болтала ногами и по очереди закрывала то один, то второй глаз, заставляя Саншайн, тетку и Куойла прыгать с места на место. Это занимало ее до тех пор, пока она не заметила краем глаза кое-что еще. Из кустов появилась какая-то скользящая тень. Она была белой! Потом она исчезла.
Тетушка была увлечена своей историей. Вернее, ее романтической версией.
— Я училась в колледже Памлико Саунд. Со мной вместе на этих курсах учились около пятидесяти человек со всех концов страны. Женщина из Айова-Сити, которая занималась музейной реставрацией с использованием старинной парчи и других редких видов ткани. Мужчина, производивший кукольную мебель. Дизайнер мебели, который говорил, что ему необходим опыт и свежие идеи. Я написала Уоррен, рассказала, как рада, что воспользовалась этой возможностью. Преподавателям я сказала, что у меня нет узкой специальности, что мне просто нравится работать с кожей и я просто хочу научиться делать это хорошо.
Она отложила наждачную бумагу и стала натирать столешницу тряпочкой с воском. Длинными движениями она постепенно собрала пыль. Банни прокралась вдоль стены, чтобы стать поближе к Куойлу. Ей было важно находиться рядом с ним. Она сжала его руку обеими руками.
— Где-то посередине курса преподаватель, который сейчас работает с итальянскими мебельными дизайнерами, сказал: «Агнис, у меня есть для тебя работа. Но это будет трудно». Это было шестиметровое суденышко из стекловолокна, которое принадлежало сторожу этого колледжа. Он только что купил подержанное судно. Моей задачей было привести в порядок старинные диванчики, на которых сидели днем и спали ночью. Еще там был треугольный бар, который он хотел отделать черной кожей с ворсом, чтобы ворс был выложен в форме названия судна. Кажется, это было «Торквемада». Я убедила его в том, что это будет смотреться хуже, чем классический ромбовидный дизайн драпировки с набивным роликом в качестве канта. Я сказала, что он может вытравить название судна на медной пластине и повесить ее за баром. Или сделать хорошую деревянную табличку. Он согласился. Все вышло как надо. Я скруглила некоторые линии, что-то присборила, выложила складки. Вышло шикарно, как раз то, о чем мечтал этот парень. На самом деле это настоящее искусство, и я нашла в нем себя. — Она заглянула в открытую баночку. Воск был желтого цвета. Пахло чем-то домашним и промышленным одновременно.
— Наш преподаватель сказал, что у меня дар к работе с лодками и что за дизайнерские услуги на яхтах хорошо платят. Сказал, что мне повезло, поскольку я увижу множество замечательных кораблей и интересных людей. — Было понятно, что тетушка позволила похвале незнакомца изменить всю свою жизнь.
Куойл возился на полу с дочерьми, строил мост над дорогой, город, наводненный машинами из кубиков и ревом двигателей. Он терпеливо перестраивал мосты после того, как они падали, не выдержав тяжести грузовиков.
— Пап, построй замок. Построй замок на дороге! — Он был готов сделать все, чего бы они у него ни попросили.
— Пока я ехала в автобусе домой в Лонг-Айленд, я все рассчитала. Я поняла, что мне будет нужно для того, чтобы организовать собственное маленькое дело. Даже нарисовала вывеску: «Дизайн интерьеров для яхт от Хамм», а под надписью — парусник с полной оснасткой. Я собиралась арендовать склад рядом с портом, написала список оборудования: промышленная швейная машинка, пресс для пуговиц, пара обитых подмостков, инструменты для снятия старой обивки: гвоздодер и стамеска, а также натяжные устройства и распялки. Я решила начать с малого, закупая кожу только для поступивших заказов, чтобы не вкладывать в материалы слишком много денег.
Вырос замок с башенками и подпорками. Одна из тетушкиных булавок с кусочком ткани стала знаменем. Машины превратились в галопирующих лошадей с разрушительными наклонностями. Банни с Саншайн цокали языками, имитируя стук копыт.
— Вот возвращаюсь я домой со своими восторгами, выплескиваю их на Уоррен, а она сидит передо мной за кухонным столом и кивает головой. Тут я замечаю, как она похудела и что ее кожа стала какой-то сероватой, как у человека, которого мучает головная боль или серьезная болезнь. Я спросила у нее: «Ты плохо себя чувствуешь?» Уоррен, бедная душа, была вся натянута как струна. Потом просто не выдержала и все мне рассказала. Рак. Метастазы по всему телу. Ей оставалось от четырех до шести месяцев. Не хотела меня беспокоить, пока я училась на своих курсах.
Тетушка встала, скрипнув стулом, и пошла к дверям, чтобы глотнуть свежего, без запаха мебельного воска, воздуха.
— Все закончилось через три месяца. Первое, что я сделала, когда смогла взять себя в руки, — это завела собаку и назвала ее этим именем. — Она не стала объяснять свое желание произносить часть имени Айрин Уоррен пятьдесят раз в день, чтобы хоть так приблизиться к счастью, которое когда-то было рядом.
— У нее был спокойный характер, пока она была маленькой. Даже когда выросла, она бросалась только на чужих. Спустя какое-то время я арендовала складское помещение и открыла свою мастерскую. Уоррен, моя Уоррен, ни разу ее не видела.
Куойл лежал на спине на полу. У него на груди были расставлены кубики. Они поднимались и падали, когда он делал вдох.
— Это лодки, — сказала Саншайн. — Папа вода, а это — мои лодки. Пап, ты вода!
— Именно так я себя и чувствую, — сказал Куойл. Банни вернулась к окну. Положила два кубика на подоконник. Она смотрела на кустарник.
— Так вот, я занимаюсь этим последние тринадцать лет. И когда умерли твой отец и мать, хотя я не была знакома с твоей матерью, я решила, что пришло время возвращаться домой. Или остаться на месте и никогда больше не увидеть дома. Наверное, я старею, хотя сама этого не чувствую. Не надо тебе опускаться до их уровня, — сказала она, подразумевая игру Куойла на полу. — Они никогда не будут тебя уважать.
— Тетушка, — сказал Куойл, витая мыслями где-то между яхтами и мастерской. — Ты не помнишь, что изучала твоя помощница по мастерской? — Он всегда играл со своими детьми, с тех пор, как преодолел свой первый стыд из-за удовольствия, которое получал от строительства из кубиков вместе с Банни. Ему были интересны даже песочные куличики.
— Обшивка из отборного элитного дуба, два и три шестнадцатых дюйма толщиной, с двойным слоем внизу. Зачем? Затем, что там, где она была построена, воды были мелкими, дно песчаным, с отмелями, переносимыми течениями с места на место. Невероятно. Это залив Зейдер-Зи, отвратительные, ненадежные воды. На мель садишься постоянно. Палуба здесь тоже тонкая. Верите или нет, но вы стоите на тиковых панелях толщиной в дюйм и три четверти, привезенных из Бирмы еще до Второй мировой! Сегодня вы не купите такое дерево, как на этом судне, ни за какие деньги. Его просто больше нет. — Он продолжал свой рассказ. Куойл заметил, как Билли спрятал руки в карманы.
— Ты, урод несчастный, с кем это ты разговариваешь? — раздался резкий высокий голос. Промокший до нитки мужчина продолжал говорить, будто ничего не слышал.
— Так, на лодке находится экипаж из четырех человек. У нее острый рангоут, три тысячи двести метров квадратных поверхность паруса. Чтобы управиться с ним, нужны три очень сильных мужчины, и они постоянно то получают переломы, то страдают грыжей. Они все время сбегают с корабля. Он весит около полутонны. Я имею в виду парус. И судно тихоходное. Потому что тяжелое. Но очень, очень устойчивое. — Без всякой паузы он вдруг закричал: — Я разговариваю с местной прессой о нашей яхте! — Нос у него покрылся поперечными складками, как у рычащей собаки.
— Расскажи им, что случилось во время урагана «Боб»! — эти слова пролились на них как дождь.
Куойл отложил в сторону свой насквозь промокший блокнот и стоял, прикрыв рукой подбородок. Сквозь мокрый шелк рубашки мужчины с белыми волосами серыми пучками проступала растительность на его груди. Казалось, что он не замечал дождя. Куойл заметил красные рубцы на его руках. В кольце он носил рубин размером с небольшой помидор. От него пахло ликером.
— Здесь везде потрясающая резьба, по всему судну. Самые лучшие резчики работали на корабле в течение девяти лет. Среди узоров все известные человечеству животные: зебры, лоси, динозавры, зубры, игуаны, волки. Мы приглашали сюда известных всему миру биологов, чтобы определить изображенные здесь виды. И птицы! Просто удивительно! Яхта была построена для Гитлера, но об этом, я полагаю, вы знаете. Но сам он ни разу на ней не появился. Он все время откладывал свой приезд. У него была удивительная неприязнь к судам. — Слова вылетали вместе с брызгами. Капли отскакивали от палубы.
— Расскажи им, что случилось во время урагана «Боб».
— Мне кажется, что моя дорогаяжена пытается привлечь наше внимание, — сказал мокрый человек. — Зайдите в каюту и взгляните на интерьер. Вам он понравится. Он так же причудлив, как наружная резьба. Тамони действительно дали волю фантазии.
Он раскрыл дверь и втянул в себя живот, чтобы они могли пройти. Куойл споткнулся о пушистый ковер. В кирпичном камине горел огонь. В каюте обшивка из атласного дерева была инкрустирована орхидеями из перламутра, опалов и яшмы. Куойл не мог насмотреться на эту красоту. Медная люстра была покрыта патиной. Все здесь выглядело исключительным и неповторимым. В красоте этой комнаты было что-то отталкивающее, но он никак не мог определить, что именно. Может быть, сказывалось тлетворное влияние морской сырости и соли? На диване сидела женщина в грязном банном халате и с волосами цвета пены на сточных водах. Ее руки были все увешаны кольцами и браслетами. Она вытянула ноги. Стали видны красные отекшие лодыжки. Она держала бокал с гравировкой «М. Селлос» и всхлипывала, добавляя атмосфере драматический оттенок. Куойл заметил на столе чехол от лазерных дисков. «Завтрак на атласных простынях». Женщина поставила свой бокал. Влажные желтые губы.
— Байонет, расскажи им, что случилось во время урагана «Боб», — приказала она мужчине, не глядя на Куойла и Билла.
— Ширина яхты пятьсот пятнадцать сантиметров, — сказал беловолосый, беря с полки бокал с инициалом «Джей». Кубики льда в нем почти растаяли, но он все равно стал из него пить.
— Яхты бывают разных типов, — сказала женщина. — И вздор тоже. Если ты не расскажешь им, что было во время урагана «Боб», я расскажу сама.
Мужчина допил из бокала. С его штанин капало. Билли решил разговорить женщину, чтобы избежать кровопролития.
— Ну же, дорогая, расскажите нам, что же произошло во время урагана. Нам это очень интересно.
Рот женщины открылся, но не послышалось ни звука. Она впилась взглядом в мужчину, он вздохнул и с неохотой заговорил.
— Хорошо. Ладно. Сохраним тепло гребаных семейных отношений. Мы пришвартовались в порту Белого Ворона, к северу от порта Бар. Это в штате Мэн, США. Выше по побережью от Портленда. Вообще-то, существует два Портленда, но второй находится на Западном побережье. В штате Орегон, под Британской Колумбией. Так вот, у «Крепкой Крошки» в разгар шторма, похоже, отвязались швартовы. Океан сошел с ума. Вы же видели, как построена «Крепкая Крошка». Очень массивная, очень тяжелая. Совершенное орудие казни. Так вот. Она раздавила семнадцатьбортов на спички. Семнадцать!
Женщина откинула голову назад и издала каркающий звук.
— Но на этом дело не закончилось. Вы видели, какое у нее плоское днище. Она сделана так, чтобы выходить на землю. Когда она закончила с истреблением судоходной элиты Белого Ворона, волны стали гнать ее на берег. Она и обрушилась на него, как огромный таран. Бах!
— Бах! — сказала женщина. У нее распахнулся халат, и Куойл заметил синяки у нее над коленями.
— Она вышла на берег и прошлась по домам на пляже. И это были не ваши домишки мясников да пекарей, а одни из самых красивых строений на побережье, спроектированных известными всему миру архитекторами.
— Правильно! Правильно! — Она подбадривала его, как собаку, готовящуюся к прыжку через горящий обруч.
— Снесла двенадцать домов, причалы и доки. Превратила их в труху. Она выскочила на берег. Бах!
— Бах!
— И спустилась обратно. Измельчила обломки. Уилки Фриц-Чендж тогда пытался уснуть в гостевой комнате одного из этих домов. Он был послом в какой-то маленькой европейской стране и теперь восстанавливался после нервного срыва в пляжном доме Джека и Дафны Джершом. Так вот, он едва успел унести ноги. Позже он рассказывал, что ему показалось, что по нему ведется прицельный артиллерийский огонь. А самое удивительное, что сама лодка не получила решительно никаких повреждений. Небольшая трещина в корпусе. Ни выбоины, ни царапины.
Женщина с полным ртом закрыла глаза и закивала головой. Теперь ей стало скучно. Она устала от этих людей.
Куойл представил себе, как тяжелое судно неслось на другие корабли, крушило дома и доки. Он откашлялся.
— А что привело вас в Якорную Лапу? Отпускной вояж?
Беловолосый с готовностью отозвался.
— Отпуск? Здесь? На самом заброшенном и отвратительном побережье мира? Да я бы сюда ни ногой. Я бы лучше поплыл в Тиерру дель Фуэго на шаланде для перевозки мусора. Нет, у нас идет реконструкция интерьера. Да, дорогая? — Сарказм в его голосе резал острее ножа. — Сильвер, моя дорогая женушка, настаивает на услугах одного конкретного мастера по обивке яхт. Из тысяч известных. Когда-то этот мастер жил на Лонг-Айленде, в каких-нибудь десяти километрах от нашего летнего дома. Теперь мы должны были прибыть за ним сюда, на этот богом забытый каменный берег. Сюда с Багам, для того чтобы перетянуть обеденный салон. Как здесь вообще можно жить? Боже мой, да мы были даже вынуждены везти с собой кожу.
Судя по тому, как он произнес металлическое имя женщины, Куойл решил, что оно произошло от более тяжелого «Алисы» или «Бернис».
— Мастер по интерьерам яхт? Я не знал, что такие существуют.
— Разумеется. Вы только подумайте. На яхтах полно всяких удивительных, странных уголков. Абсолютно необычные и странные скамейки и треугольные столы. Тысячи и тысячи долларов уйдут на то, чтобы переделать интерьер обеденного салона на такой яхте, как эта. Все делается в соответствии с желаниями клиента. И, разумеется, каждое судно индивидуально. У некоторых избранных кожаные стены и потолок. Я видел даже кожаные полы. Помнишь, Сильвер? Яхта «Идеальный Бисквит», да? Напольная плитка из кордовской цветной дубленой кожи. Просто невероятно. Конечно, на нее можно не бояться падать.
— А как его имя? — спросил Куойл. — Нашим читателям будет интересно узнать, что среди них есть известный мастер по интерьерам яхт.
— О, это женщина, — сказала Сильвер. — Ее зовут Агнис. Агнис Хамм. «Интерьеры яхт и перетяжка мебели на заказ». Скучная женщина, но настоящая богиня с иглой. — Она засмеялась.
Билли Притти зашевелился.
— Ну, спасибо вам, Байонет и Сильвер…
— Мелвилл. Как у Германа Мелвилла.
Мужчина налил себе еще. Он дрожал. Возможно, от того, что насквозь вымок. Они пожали ему руку, Билли Притти задержал в руке холодные пальцы женщины. Они вышли из жаркой каюты в дождь. Мокрый чемодан был бесповоротно загублен.
Они слышали, как в каюте громко зазвучали голоса. «Давай, — говорила женщина, — катись отсюда, проваливай на все четыре стороны, мерзкий ублюдок. Стань снова гидом. Давай. Иди. Давай».
14 Уэйви
В Вайоминге девочек называют Скайи 3на Ньюфаундленде — Уэйви 4.
Субботний полдень. Куойл был весь покрыт бирюзовыми брызгами. Он покрасил комнату девочек и теперь сидел за столом за чашкой чаю, перед тарелкой пончиков с вареньем.
— Ну что, тетушка, — сказал он. — Оказывается, ты занимаешься интерьерами яхт.
— Ты видел мою вывеску? — Тетушка шкурила письменный стол. Терла дерево шипящей бумагой. Плоть на ее предплечье раскачивалась в такт ее движениям.
Саншайн и Банни под столом играли с машинками и картонной дорогой, которая раскладывалась в крутые зигзаги. Банни положила на дорогу кубик.
— Это лось, — сказала она. — А вот едет папа. Р-р-р. Би-би-би! Лось не обращает внимания. — И она сбила кусок дерева своей машинкой.
— Я тоже хочу! — сказала Саншайн, протягивая руку к кубику и машине.
— Найди себе другой. Это мое.
Послышалась возня, звук удара головой о ножку стола и горестный вой Саншайн.
— Плакса! — Банни выбралась из-под стола и бросила кубиком и машиной в Саншайн.
— Тихо! — сказала тетушка.
— Успокойся, Банни. — Куойл взял Саншайн на руки, осмотрел красную отметину на ее лбу, поцеловал ее и стал качать. Из другого конца комнаты Банни жгла всех троих пронзительным взглядом. Улыбка Куойла свидетельствовала о том, что его не впечатляли ее взгляды. Его беспокоили их крики и стычки. Когда же они станут добрее?
— Мастерская сейчас в разгроме, но у нас уже выставлены швейные машины. Труднее всего найти опытных помощников, но я обучаю двух женщин. Миссис Мэвис Бэнгз и Доун Баджел. Мэвис уже пожилая женщина, вдова, а Доун всего двадцать шесть лет. Училась в университете, получала стипендию, и так далее. Но здесь ей совершенно негде работать. Она работала на заводе по переработке рыбы, когда там была работа, а потом с трудом сводила концы с концами на пособие по безработице.
— Нет, я мастерской не видел. Я брал интервью у двух твоих клиентов. Пишу об их яхте. Мелвиллы. Это стало для меня сюрпризом. Я понятия не имел, что ты занимаешься яхтами.
— Ну да. Я ждала, пока прибудет мое оборудование. Открыла мастерскую около десяти дней назад. Я начала заниматься яхтами после смерти моей подруги. В 1979-м. В те дни такое печальное событие называли утратой «второй половины». Ее звали Уоррен. Это в ее честь я назвала собаку. Она работала в почтовой службе. Не собака, а Уоррен. — Она засмеялась. Ее лицо во время разговора неуловимо менялось. Она не стала говорить Куойлу, что Уоррен на самом деле звали Айрин Уоррен. И что она была самой замечательной женщиной в мире. Разве он сможет ее понять? Нет, не сможет.
— Клянусь, до сегодняшнего дня я и не знал о существовании таких вещей. Я бы меньше удивился, узнав, что ты физик-ядерщик. — Он вдруг понял, что практически ничего не знает о жизни своей тетушки. И не испытывает от этого неудобств.
— Знаешь, для репортера тебя слишком легко удивить. На самом деле все просто и логично. Я выросла возле моря и лодок и кораблей видела больше, чем машин. Хотя, правда, в то время не было яхт. Моим первым местом работы стала фабрика по пошиву верхней одежды. Десять лет, пока мы с Уоррен были вместе, мы жили в плавучем доме, швартуясь у разных причалов по побережью Лонг-Айленда. Лучше всего было у Лонлибрука, там мы стояли дольше всего. Если нам надоедали одни и те же суда, то по воскресеньям мы плавали в другие порты, чтобы поужинать и посмотреть на их корабли. Это было нашим хобби, что-то вроде наблюдения за птицами. Уоррен говорила: «Давай куда-нибудь съездим и посмотрим на корабли?» Мы мечтали о том, что когда-нибудь у нас будет свой кеч 5, и мы сможем больше путешествовать, но это так и не сбылось. Я всегда хотела вернуться сюда, в старый дом, вместе с Уоррен, но мы все время это откладывали. Так что для меня это возвращение стало чем-то вроде дани памяти Уоррен. — На самом деле, это значило для нее гораздо больше.
— Я как-то перетянула старое кресло, которое стояло у нас в плавучем доме. Оно было хорошей формы, только горчичного цвета и с истрепавшимся кантом. Я купила хорошую ткань, темно-синего цвета с красным рисунком, сняла старую обивку и использовала ее в качестве лекала. Дальше я просто шила, примеряла и отглаживала. Получилось идеально. И мне очень понравился сам процесс. Мне всегда нравилось шить, что-то мастерить руками. Уоррен тоже понравилось. Следующее кресло я обила кожей. С кожей оказалось работать не так-то просто. Она была темно-красного цвета, ты бы назвал его винным. Единственное, что мне никак не удавалось — это кайма. Я подтягивала то тут, то там. И мне было очень тяжело простегивать. Мне плохо становилось от того, как на моих глазах пропадала роскошная кожа. Потому что в моем понятии кожа была загублена. Уоррен знала, что мне это нравилось, и сказала: «Почему бы тебе на поучиться работе с кожей? Пойти на курсы?» Именно она заметила рекламное объявление в «Обзоре драпировщика». Подарила мне на Рождество подписку на этот журнал. Она была настоящим читателем. Читала все, что попадалась ей на глаза: тексты на упаковках зубной пасты и этикетки вин. Мы раньше по пятницам покупали к ужину вина. А книги! Весь плавучий дом был заполнен книгами! Так вот, это рекламное объявление было посвящено летнему курсу по современным технологиям драпирования, в училище в Северной Каролине. Уоррен заказала брошюру. Я ужасно боялась побережья и не хотела уезжать одна на целое лето. Курс был рассчитан на восемь недель. Но Уоррен сказала: «Агнис, жизнь — вещь непредсказуемая. Такой шанс может выпасть только раз». В результате я решилась.
Саншайн выскользнула из рук Куойла и взяла кубики. Она положила один из них на дорогу и торжествующе посмотрела на Банни. Та сидела, болтала ногами и по очереди закрывала то один, то второй глаз, заставляя Саншайн, тетку и Куойла прыгать с места на место. Это занимало ее до тех пор, пока она не заметила краем глаза кое-что еще. Из кустов появилась какая-то скользящая тень. Она была белой! Потом она исчезла.
Тетушка была увлечена своей историей. Вернее, ее романтической версией.
— Я училась в колледже Памлико Саунд. Со мной вместе на этих курсах учились около пятидесяти человек со всех концов страны. Женщина из Айова-Сити, которая занималась музейной реставрацией с использованием старинной парчи и других редких видов ткани. Мужчина, производивший кукольную мебель. Дизайнер мебели, который говорил, что ему необходим опыт и свежие идеи. Я написала Уоррен, рассказала, как рада, что воспользовалась этой возможностью. Преподавателям я сказала, что у меня нет узкой специальности, что мне просто нравится работать с кожей и я просто хочу научиться делать это хорошо.
Она отложила наждачную бумагу и стала натирать столешницу тряпочкой с воском. Длинными движениями она постепенно собрала пыль. Банни прокралась вдоль стены, чтобы стать поближе к Куойлу. Ей было важно находиться рядом с ним. Она сжала его руку обеими руками.
— Где-то посередине курса преподаватель, который сейчас работает с итальянскими мебельными дизайнерами, сказал: «Агнис, у меня есть для тебя работа. Но это будет трудно». Это было шестиметровое суденышко из стекловолокна, которое принадлежало сторожу этого колледжа. Он только что купил подержанное судно. Моей задачей было привести в порядок старинные диванчики, на которых сидели днем и спали ночью. Еще там был треугольный бар, который он хотел отделать черной кожей с ворсом, чтобы ворс был выложен в форме названия судна. Кажется, это было «Торквемада». Я убедила его в том, что это будет смотреться хуже, чем классический ромбовидный дизайн драпировки с набивным роликом в качестве канта. Я сказала, что он может вытравить название судна на медной пластине и повесить ее за баром. Или сделать хорошую деревянную табличку. Он согласился. Все вышло как надо. Я скруглила некоторые линии, что-то присборила, выложила складки. Вышло шикарно, как раз то, о чем мечтал этот парень. На самом деле это настоящее искусство, и я нашла в нем себя. — Она заглянула в открытую баночку. Воск был желтого цвета. Пахло чем-то домашним и промышленным одновременно.
— Наш преподаватель сказал, что у меня дар к работе с лодками и что за дизайнерские услуги на яхтах хорошо платят. Сказал, что мне повезло, поскольку я увижу множество замечательных кораблей и интересных людей. — Было понятно, что тетушка позволила похвале незнакомца изменить всю свою жизнь.
Куойл возился на полу с дочерьми, строил мост над дорогой, город, наводненный машинами из кубиков и ревом двигателей. Он терпеливо перестраивал мосты после того, как они падали, не выдержав тяжести грузовиков.
— Пап, построй замок. Построй замок на дороге! — Он был готов сделать все, чего бы они у него ни попросили.
— Пока я ехала в автобусе домой в Лонг-Айленд, я все рассчитала. Я поняла, что мне будет нужно для того, чтобы организовать собственное маленькое дело. Даже нарисовала вывеску: «Дизайн интерьеров для яхт от Хамм», а под надписью — парусник с полной оснасткой. Я собиралась арендовать склад рядом с портом, написала список оборудования: промышленная швейная машинка, пресс для пуговиц, пара обитых подмостков, инструменты для снятия старой обивки: гвоздодер и стамеска, а также натяжные устройства и распялки. Я решила начать с малого, закупая кожу только для поступивших заказов, чтобы не вкладывать в материалы слишком много денег.
Вырос замок с башенками и подпорками. Одна из тетушкиных булавок с кусочком ткани стала знаменем. Машины превратились в галопирующих лошадей с разрушительными наклонностями. Банни с Саншайн цокали языками, имитируя стук копыт.
— Вот возвращаюсь я домой со своими восторгами, выплескиваю их на Уоррен, а она сидит передо мной за кухонным столом и кивает головой. Тут я замечаю, как она похудела и что ее кожа стала какой-то сероватой, как у человека, которого мучает головная боль или серьезная болезнь. Я спросила у нее: «Ты плохо себя чувствуешь?» Уоррен, бедная душа, была вся натянута как струна. Потом просто не выдержала и все мне рассказала. Рак. Метастазы по всему телу. Ей оставалось от четырех до шести месяцев. Не хотела меня беспокоить, пока я училась на своих курсах.
Тетушка встала, скрипнув стулом, и пошла к дверям, чтобы глотнуть свежего, без запаха мебельного воска, воздуха.
— Все закончилось через три месяца. Первое, что я сделала, когда смогла взять себя в руки, — это завела собаку и назвала ее этим именем. — Она не стала объяснять свое желание произносить часть имени Айрин Уоррен пятьдесят раз в день, чтобы хоть так приблизиться к счастью, которое когда-то было рядом.
— У нее был спокойный характер, пока она была маленькой. Даже когда выросла, она бросалась только на чужих. Спустя какое-то время я арендовала складское помещение и открыла свою мастерскую. Уоррен, моя Уоррен, ни разу ее не видела.
Куойл лежал на спине на полу. У него на груди были расставлены кубики. Они поднимались и падали, когда он делал вдох.
— Это лодки, — сказала Саншайн. — Папа вода, а это — мои лодки. Пап, ты вода!
— Именно так я себя и чувствую, — сказал Куойл. Банни вернулась к окну. Положила два кубика на подоконник. Она смотрела на кустарник.
— Так вот, я занимаюсь этим последние тринадцать лет. И когда умерли твой отец и мать, хотя я не была знакома с твоей матерью, я решила, что пришло время возвращаться домой. Или остаться на месте и никогда больше не увидеть дома. Наверное, я старею, хотя сама этого не чувствую. Не надо тебе опускаться до их уровня, — сказала она, подразумевая игру Куойла на полу. — Они никогда не будут тебя уважать.
— Тетушка, — сказал Куойл, витая мыслями где-то между яхтами и мастерской. — Ты не помнишь, что изучала твоя помощница по мастерской? — Он всегда играл со своими детьми, с тех пор, как преодолел свой первый стыд из-за удовольствия, которое получал от строительства из кубиков вместе с Банни. Ему были интересны даже песочные куличики.